16. Ультиматум наш афганцам.

Письмо генерала Комарова Наиб-Салару звучало весьма решительно:

«Требую, чтобы сегодня (17 марта) до вечера все подчиненные вам военные чины до одного возвратились в прежние стоянки свои, на правый берег Кушки и чтобы посты ваши на правом берегу Мургаба не спускались ниже соединения этих рек. Переговоров и объяснений по этому вопросу не будет. Вы обладаете умом и проницательностью и, вероятно, не допустите, чтобы я свое требование привел в исполнение сам».

Нужно было, поистине, немного ума и проницательности, чтобы понять, как из-за письма этого выглядывал — боевой рожон. Но вслед за этим воинским актом «иду на вас», вопреки угрозе не вести более переговоров, г. Комаров послал еще частное увещевание, ослабившее угрозу.

Наиб Салар на первое письмо отвечал, титулуя Комарова, как зовут старших начальников в Индии: Его превосходительству Генералу Бехадуру, храброму отважному». Он уверял, что не может исполнить нашего требования, вопреки приказаний эмира и советов Йета, обязательных, для него. Но обещал, если нужно, исправить то или другое маловажное расположение своих постов.

В тот же день поздно вечером (в 10 час), [57] отдавая приказ о бое на 18 марта, генерал Комаров послал еще письмо Наиб Салару, но более мягкое («уважаемому, отважному и благодарному!»), говоря, что самое маловажное из перемен в афганских силах он считает очищение левого берега Кушки и правого Мургаба, ниже Кушки, и что если это не исполнят, то хороших последствий от того не произойдет и вина ляжет на афганцев, которых он еще раз предупреждает в видах охранения дружественно-соседских отношений, причем уверял, что советники афганцев, англичане, видимо, стараются разорвать дружественные наши отношения. «Да поможет вам Господь!» заканчивает он: «в разрешении этого дела и установлении вместо вражды — дружественных соседских отношений, дабы не пришлось раскаиваться в том, что вы слушались бесполезных советов посторонних лиц»... — «Выбор между дружбой и враждой зависит от вас самих!»

У Наиб-Саляра собрался военный Совет. Мнения разделились. Корнель и молодой афганец, английский агент, не советовали вступать в бой — указывая на превосходство русского огнестрельного оружия и обучения русских войск. Большинство же видело успех в многочисленности афганцев, особенно в превосходстве у них в числе конницы. «Русская конница», говорили они, «точно муха против нашей»... Афганцы уже давно решили рано или поздно напасть на Мургабский отряд и рассчитывали, что их конница «посеет смятение в рядах русской пехоты»... Англичане, участвовавшие в совете, убеждали Наиб-Саляра быть твердым в своих решениях, уверяя, что русские только стращают и что инструкции генерала Комарова запрещают ему нападать.{16} [58]

17. Распоряжения для боя.

Обе стороны стали готовиться к столкновению на утро.

И в русском лагере собирались начальники 17-го вечером, часов в 8. Генерал Комаров изложил им наше положение, задачу сформирования отряда и отдал последние приказания для боевого выполнения ее с рассветом 18-го марта.

Приказания, отданные Мургабскому отряду, устные и письменные, для боя, тем любопытны, что они писаны одновременно и стратегией и политикой. Стратегия говорила: получив от высшего начальства задачу занять прочно Таш-Кепри Мургабским отрядом: «истощив все средства мирно уладить это дело с помощью влияния на афганцев англичан, я решил удалить афганцев из этого урочища силой. Для чего предписываю: завтра в 4 часа утра Мургабскому отряду выступить к Таш-Кепри. Во время движения, до рассвета соблюдать полную тишину, не курить, не разговаривать, приказания отдавать вполголоса. Особенное внимание обращаю на то, чтобы не было допускаемо ни малейшей суеты, спокойствие чтобы было полнейшее. В лагере для его охранения оставить 50 человек нестроевых и караульных под командой подпоручика Соснина.

«Полковнику Казанцеву с его 3 Туркестанским линейным батальоном и горн. орудиями и подполковнику Алиханову со всей конницей (4 1/2 сотнями конницы): 1, 2 и 3 Кавказского полка, Мервская милиционная сотня, группа туземных ханов, и свита конвой г. Комарова){17}, идя песками западнее бугров Кизил-тепе [59] и Казачьего на оконечность левого фланга афганской позиции правого берега Кушки для его охвата, сбить афганские войска с этого бугра, а полковнику Никшичу с его сводным Закаспийским стрелковым батальоном, идя от Кизил-тепе, удерживать афганцев от движения из Закушкинского лагеря на помощь войскам на бугру. Никшич должен был сообразоваться с охватом, выждав действие его у Кизил-тепе. Для наблюдения за флангами был выслан джигитский разъезд в пески, и на левый из трех казаков к Ярым-тепе. Пост с правого берега Мургаба был снят, паром тоже, аванпосты же, как бы прикрывая наш фланговый марш, должны были затем присоединиться к своим частям. Генерального штаба капитан Прасалов должен был объехать утром все свои посты из лагеря через Ярым-тепе до казачьего бугра и присоединиться к штабу Комарова, который следовал при конной колонне.

Политика же прибавила к этому: «строгое запрещение первым начинать действовать оружием», даже больше — «не отвечать на неприятельский огонь без приказания, в надежде на мирный исход удалением афганцев за Кушку одним маневрированием».

Густой туман, окутавший окрестности ранним утром 18 марта, как нельзя лучше способствовал внезапности появления русских у Таш-кепри, но помянутая оговорка политики в боевой диспозиции сводила влияние внезапности «на нет», лучшего на свете средства подготовки боевого успеха.

Но туман мешал правильности движения и наших войск, расстраивая согласование их действий. И еще можно поставить на счет туману: афганцы, если бы туман не скрывал от них наших первоначальных движений, вероятно, очень рано начали бы против нас [60] действовать, может быть сорвались бы для этого с позиции, так как были с раннего утра в боевом строю и большом напряжении{18}.

К рассвету их аванпосты были сняты, на правом берегу Мургаба возле тамошних укреплений находилось 200–300 человек пеших и конных. Большая часть конницы (1200 коней), значительная часть пехоты (около 2 батальонов) и 7 орудий (4 полевых и 2 горных) были расположены на позиции левого берега р. Кушки. Около батальона с одним горным орудием в афганском лагере, за Кушкой, при чем орудие стояло на Ак-тепе. В тылу лагеря был выставлен конный заслон на случай враждебных действий пендинцев. Всего было 4 т. при 8 орудиях. Общее командование принадлежало Наиб-Салару. Джарнель Коусуддин-хан командовал войсками левого берега Кушки. Начальником артиллерии был Дуст-Магомет-хан. Конницей предводили: Рисальдар (полковник) Каландар-хан и Читанмир-ага, а тыловым заслоном Ялантуш-хан-джемшиди. Батальонами командовали; Али-магомет, Худайнур-хан, Карней-шамрат-хан и при пехоте был сартип Гуль-Магомет-хан. У Коусудин-хана был большой бунчук, у войск правой и левой половины левобережной Кушкинской позиции было по большому знамени и множество значков.

У нас было в отряде: 1840 человек, 600 лошадей и 4 горных пушки.

18. Наступление наше и развертывание афганцев.

В 4 часа утра еще в темноте, густом тумане и легкой измороси войска наши тронулись из лагеря в наступление; окружающие предметы едва были видны. [61]

Труднее и дальше всех пришлось идти Туркестанцам — верст 7 до встречи с противником, версты две по вспаханным полям с размокшей землей, изрезанной в разных направлениях арыками{19}, версты три по окраине песчаных бугров, причем проводник, сбившись, взял западнее и попал в полосу более рыхлых песков, чем предполагалось; потом спустился на твердое плато окрепших песков и ими с версту двигался до позиции противника.

На средине пути по пескам полковник Казанцев различил влево Кизил-тепе, ориентировался, а спустя 1/2 часа увидал и колонну подполковника Алиханова, находившегося уже близ оконечности афганской позиции, и завел с ней сношения через посылку джигитов, указав и место выхода своего из песков. До выхода из песков туркестанцы шли в походной колонне, имея 1 роту в авангарде. Спускаясь на плато туркестанцы развернулись поротно в две линии, и 1 и 2 роты выслали цепь, направляясь правее Алиханова. В начале спуска на плато, в 1 вер., от неприятеля, Туркестанцы были свидетелями начавшегося в других колоннах боя. Против казаков и колонны Никшича послышалась живая стрельба и раздались выстрелы афганских орудий с обоих берегов Кушки.

Кавалерия наша в составе 11 офицеров, 518 всадников казаков и милиционеров (1, 2 и 3 сот. Кавказцев, сотня временной Мервской милиции; 7 ахалтекинских милиционеров и 30–40 почетных лиц Али-элинцев, Мервцев, Саларов и Иолотанцев) пошла, за туманом, более прямой дорогой, обойдя с запада [62] Кизил-тепе, опередила Туркестанцев и очутилась вместо крайней правой — средней колонной, в центре нашего боевого порядка. В начале 6 часа, кавалерия наша стала выходить на плато Таш-кепринского бугра и, развернувшись остановилась шагах в 400–500 от афганской конницы, бывшей вдвое большей ее и построенной в глубокие массы, до 2 т. коней против Алиханова и около 200 против туркестанцев. Около роты пехоты тотчас вышло и залегло на левом фланге большей конной массы.

Туркестанцы были в версте еще. А Закаспийские стрелки{20} уже наступали, развернувшись. В 4 часа они вышли из лагеря. Еще в темноте достигли подошвы Кизил-тепе. Около 6 часов, когда уже рассвело, батальон обошел с запада Кизил-тепе, а потом развернулся поротно в две линии, передовые роты выслали цепи, и началось наступление. Роты 3 Закаспийского стрелкового батальона составляли правую половину боевого порядка, а 6-го — левую. Впереди были 2 рота 3 батальона и 3 рота 6 батальона.