7. Работа стратегии и тактики.

Касаясь этого боя, обыкновенно выражают удивление, отчего мы не заняли Герат, отчего генерал Комаров на плечах бежавших афганцев не ворвался в этот пункт. [25]

Объяснение легко может быть найдено в том плане, который был начертан тогда для наших военных действий, одинаково обязательном как для крупных столкновений, так и для мелких стычек.

Он заключался в следующем:

1. Цель и направление действий. Наступление на Афганистан (и далее), в частности поход на Герат, потребует очень больших средств всякого рода; успех создаст не меньше нам затруднений, чем неудача, связав нам руки для действия в Европе. Напротив, если выждать, чтобы англичане сами выдвинулись к нам в наши новые владения, ослабив себя побольше длинными и трудными сообщениями и долгими маршами — и затем напасть на них, это считали тогда соединенным с меньшим напряжением, которое мы могли и дольше выдерживать, сохраняя свободу действий в Европе.

А главное, план этой активной обороны нравился тем, что позволял постепенно к нему готовиться, развертывая в Средней Азии боевые силы и средства, глядя по действиям врага. Тем более, что план войны с англо-афганцами не был у нас тогда еще разработан в деталях.

План противника мы себе представляли в такой форме: ослабление нашего положения в Средней Азии не только защитой Афганистана, но и вторжением к нам для оттеснения нас к С. и для урезки наших Средне-Азиатских владений. Наступление англо-афганцев ожидалось по двум направлениям — от Пешавара и Кабула через Бамиан к Бухаре и из Кветты через Герат к Мерву.

II. Силы противников в Средней Азии мы ожидали в таком виде:

а) Из Индии, как точно мы узнали в Симле, могло [26] двинуться 50 т. бойцов (15 т. англичан, 35 т. сипаев), ибо по расчетам особой секретной английской комиссии, по опыту войны Англо-афганской 1878–80 годов, для внутреннего покоя Индии требовалось 96 т., 160 полевых орудий; 19.175 чел. уже было собрано у Равалпинди для внешнего похода.

б) Афганистан мог выставить всего 30 т. регулярных сил, не считая ополчения (68 батал. 16 к. пол. 300 ор.).

Мы решили им противопоставить «для активной обороны» в одной только средней Азии (не считая Кавказского, Одесского, Виленского, Петербургского, Финляндского и Дальнего Востока){5}:

1) В Закаспийском крае 30.270 ч. 7484 лош., не считая на поддержание покоя в самой области (2 т. и еще в Туркестане на средней Аму-Дарье, против Мазар-и-Шерифа 12 батал. 15 сот. 24 оруд.). Из них в области было налицо 7291 чел. (6 бат. Закасп. стрелк.; 1 ж. дор. б.; Александр. местн. ком.; 4-я бат. 19-й и 6-я 21-й артил. Бригады — 16 ор.; Асхабадская крепостная артиллерия; 12 сот. каз.: 6 «таманских», 4 «кавказских» и 2 «лабинских){6}. Так как серьезных военных действий от англо-афганцев мы ожидали тогда лишь через полгода, к осени, то и расчленяли сосредоточение Закаспийских войск на следующие фазисы:

1) Усилить немедленно войска Закаспийской области: [27] задержать сменных казаков, запасных нижних чинов, укомплектовать 1-й батал. до 84 р. в роте, сформировать три местных команды (Асхабад, Красноводск и Чекишляр) и еще сотню (Мервской) милиции.

2) Передвинуть из Туркестана 17-й и 3-й Туркестанский линейные батальоны и остальные две сотни Кавказского каз. полка с Кавказа, всего налицо до 10700 или 12500 чел. с 3526 л. и 16 полевыми орудиями,

Из этих сил тотчас выделить два отряда, Мургабский и Серахский, каждый силою до 2 батал. пехоты, 3–4 сотен конницы при 4 орудиях...

Этого считалось достаточно для обуздания враждебных выходок 4–6 т. англо-афганских{7} войск, выдвинувшихся на край Южной Туркмении (считая и гарнизон Герата).

3) Командование этими войсками оставалось в руках начальника области, ему-же предоставлено право потребовать, по собственному своему усмотрению, с Кавказа отряд в 5300 человек с 1129 лошадьми, 8 орудий (4 стрелковых батальона, Грузинская пешая дружина, 3-я батар. 19 арт. бриг. и Кизляро-Гребенской казач. полк).

Что, в общем, дало-бы области: 16 т. л., 4655 лош., 24 пол. и гор. ор.

Первый эшелон «резерва» (батальон, каз. полк и 8 ор.) должен быть готов до 1/2 февраля, прочих к 1/2 марта, наконец, в случай полного разрыва с англо-афганцами, решено добавить дивизию пехоты с артиллерией, 12 кон. сотен, 6 эскадронов с конной батареей и собрать в области 10 т. туркмен (для которых высылалось уже скорострельное оружие в Асхабад).

Красноводскую местную команду развернуть в 4 резервных батальона, а Чикишлярскую и Асхабадскую удвоить, всего 26270 чел., 6484 лошади и 54 орудия. [28]

А всего собралось бы в области: 52 тыс. ч. 24 т. коней. В то же время образовывался и вышеупомянутый действующий отряд в Туркестане.

III. Вместе с тем нами были приняты меры для подготовки театра военных действий в инженерном отношении.

Был отпущен кредит на постройку двух укреплений на 1/2 батальона на р. Теджене и на р. Мургаб, примерно у Серахса и Имам-Баба, или Таш-Кепри (их не начали строить до боя 18-го Марта) и на улучшение путей сообщения и сношений (телеграф!) по области и последней с внешним миром.

Железная дорога продолжалась от Кизил-Арвата до Асхабада и имелось ввиду вести ее через Мерв в Туркестан для большей связи боевых сил и средств обеих половине Средней Азии.

Телеграф, доходивший до Асхабада от Красноводска, спешно продолжался до Серахса и по дороге на Мерв, и к 27 марта достиг несколько дальше Гяурса. Не лишнее бросить взгляд на сообщения области того времени. Из Имам-Баба, например, телеграмма достигла в С.-Петербург на 8-й день, следуя до Асхабада с конными гонцами неделю{8}. Донесение генерала Комарова о Ташкепринском бое, посланное в день боя (18/III), дошло в С.-Петербург 26 марта. В то время, как депеши г. Лемсдена достигали до Лондона скорее, ибо конная почта англичан на Мешед была организована из очень дорогих лошадей туркмен-наездников. Так впоследствии, когда пограничная комиссия достигла Аму-Дарьи, на доставку одной депеши лорда Солсбери туркмены наездники от Мешеда (500 миль) употребили всего 5 дней. [29]

Между Асхабадом и Кизил-Арватом ходили 4 казенных и «вольные» фургоны; пассажир следовал 5–8 суток. Охотников открыть почтовый тракт, ввиду ожидания железной дороги, не находилось. Ж. дорога 350 вер. была очень малой провозоспособности. Поезда ходили только днем, полотно извилисто, большие подъемы, песчаные выемки ползут на рельсы, поезд не более 20 вагонов; много вагонов служило жилыми помещениями. Ж. дорога оканчивалась у залива Михайловского. Сюда, в зависимости от морской погоды, подвозили мелкие пароходы груз от 1 до 2 суток, так что весь путь Красноводск Кизил-Арват равнялся, при удаче, 1–3 суток. В бурную погоду грузы шли между Красноводском и ж. дорогой верблюдами. Путь по Каспию затруднялся бурями при судах мало надежных. Иногда из-за ветра пароход не выходил из порта неделю. Из Красноводска мелкие пароходы к ж. дороге отходили через 12 часов по приходе большого парохода. Каспийская флотилия могла перевозить лишь малые эшелоны. В бурную погоду, везя конницу, нередко они возвращались обратно в Петровск, боясь аварии.

От Мерва до Пенде, по настоянию полковника Алиханова и распоряжению Комарова дорога, еще до появления афганских разъездов, была обращена в колесную.

В этом плане военных действий были два недочета:

1) Оборона, толкуемая всюду как слабость, не отвечала достоинству России в Ср. Азии, где впечатление — первое дело.

2) Отряд от Кавказа, отданный в распоряжение г. Комарова, должен был быть у него всегда под рукой, по крайней мере в Асхабаде. С присылки [30] его и нужно было начать раньше всего, особенно принимая в расчет дурные сообщения. Как увидим, это сильно затруднило Комарова, и дело сладилось бы без боя, если бы резерв был близко. Боя 18 марта не было-бы, ибо левый берег Кушки мы заняли-бы раньше своей пехотой, чем афганцы, как это увидим дальше.

В конце ноября наш топограф Клементьев, подходя от Мерва к Сары-Язам, был остановлен афганским разъездом, который не пустил его дальше. Позже разъезд наш, посланный в том же направлении, также был остановлен у Сары-Язы, но уже афганским постом, при чем афганский капитан Магомет-эмин объяснил, что земли вниз по Мургабу до самой Иолотани принадлежат афганцам и будут скоро ими заняты, причем им приказано всеми средствами удержать эти места.

После долгого обсуждения нами побочных случаев, было решено начать приводить в исполнение наш военный план.

6 января 1885 года генералу Комарову Высочайше было повелено безотлагательно занять отрядами Таш-Кепри и прочие пункты намеченной нами границы, причем говорилось, что желательно избегать столкновений с афганцами.

Генерал Комаров отвечал:

«Столкновений с афганцами постараюсь избежать, но за это не ручаюсь».

К этому времени наши силы за Каспием были расположены таким образом:

В Мерве стоял 17 Туркестанский линейный батальон, 1 и 2 сотни Кавказцев, а 3 сотня в Имам-Бабе на Таш-Кепринской дороге (138 в. от Мерва и 70 в. от Таш-Кепри), в Мерве ожидался из Самарканда [31] 3-й Туркестанский линейный батальон к 23 февраля, т.е. через 1 1/2 месяца{9}.

В Серахсе стояли 1 и 2 роты 5-го Закаспийского стрелкового батальона, отделенные от Имам-Бабы и Мерва 120-верстными песками, в Пуль-и-Хатуме (в 70 верст, от Серахса и 40 верстах от Зюльфагара) стояла 6 сотня Кавказцев.

В Асхабаде, в 300 верстах слишком от Мерва и Серахса, стояли 2 1/2 закаспийских стрелковых батальона (3, 6 и половина 5-го) и управление бригады; горная (6–21-й) и легкая (4–19) батареи, рота крепостной артиллерии, 1, 2 и 4-я сотня Таманцев. Через месяц должна была сформироваться Асхабадская местная команда.

В Геок-Тепе 2-й Закаспийский стрелковый батальон. 1 и 2 сотни Таманцев от Анау до Геок-Тепе на постах. 6-я сотня в Гермабе, 3-я в Атреке при русском комиссарстве. 5-я на постах к западу от Геок-Тепе до Кизил-Арвата.

Железнодорожный батальон в Кизил-Арвате и по ж. дор. линии до Каспия. В Кизил-Арвате и Бами по роте 1-го Закаспийского стрелкового батальона, а 2-я в Красноводске, где постепенно формируется резервный Закаспийский батальон. 1-й батальон, слабого состава, по укомплектовании, должен к 1/2 марта изготовиться к походу.

4-й батальон и 2 сотни Лабинцев на Атрекской линии. В Чикишляре формируется местная команда. Кроме того — небольшой гарнизон в форт Александровском{10}. [32]

Решено было сформировать 2 отряда, «Мургабский» и «Серахский», каждый батальона в 2 пехоты, 3–4 сотни конницы и 1/2–1 батарею. При этом приказано прочно удерживать в руках и недавно покоренный Закаспийский край.

Поэтому, когда из Петербурга предлагали генералу Комарову, не ожидая 3 Туркестанского линейного батальона из Туркестана, сформировать Мургабский отряд из частей Мервского, Серахского и Асхабадского гарнизонов, он не признал это возможным{11} и решил дожидаться батальона из Туркестана (5 и 6 Кавказск. сотен из-за Каспия и составить Мургабский отряд из него, сводного батальона (2 и 3 роты 3 и 6 батал.), саперной команды (1 офиц. 10 чел.) и 4-х горных орудий из Асхабада; 3 сотни из Имам-Баба, 1 и 2 казач. сотен и одной милиционной из Мерва.

Серахский же отряд решено пока усилить лишь командой туркмен-текинцев в 31 чел. при поручике Лопатинском для занятия Зюльфагара и Акрабада.

Рассчитывали, собрав Мургабский отряд, занять Таш-Кепри 15 февраля, для чего из Асхабада направили части 22 января сделать 472 версты до Таш-Кепри в 19 переходов (при 5 дневках), т.е. делая до 25 верст в сутки.

Но Туркестанский батальон легко мог опоздать при переправе чрез Аму-Дарью, на марше по пескам от нее к Мерву, и от других случайностей на своем долгом и трудном пути. Так и случилось. И поневоле думается, что можно было-бы рискнуть собрать из войск области Мургабский отряд в более короткий срок к Таш-Кепри. Тогда, может быть, пункт, этот нами был занят без боя, так как до 20 февраля афганцы имели у Таш-Кепри слабый [33] отряд в 250–300 ч. кон. и без пушек; он стоял у Ак-тепе за Кушкой. Но с 20 февраля, в 3–4 ч. дня, силы афганцев выросли за 4 тысячи, подвезли орудия и стали подготовлять позиции и впереди Теш-Кепри.

К задержке в сосредоточении Мургабского отряда присоединились задержки хозяйственные (закладки базы в Имам-Баба, формирование транспортов) и даже политические.

Несмотря на категорическое Высочайшее повеление — «ни в чем не уступать англо-афганцам и безотлагательно занять Таш-Кепри», дипломатия наша и присяжная и военная не переставала внушать г. Комарову о необходимости действовать исподволь, дабы не раздражить афганцев и тем предотвратить столкновение. Надо себе вообразить положение г. Комарова, когда успехи его конного авангарда и очевидность действовать быстрей (пока афганцы, натравливаемые англичанами, не усилились у Таш-Кепри) зовут его вперед, а соображения тыла и политики тянут назад.

В письме своем в штаб области г. Комаров так характеризирует свое состояние: «Положение глупое, точно натравливание собак, причем сильнейшую держать за хвост».

Вместо двух дней главные силы Мургабского отряда простояли в Мерве неделю, вместо дневки в Имам-баба — 18 дней. Наконец в Имам-баба 5 марта прибыл 3-й Туркестанский батальон; 7 марта отряд двинулся вперед и подошел к Таш-Кепри 13 марта, т.е. на месяц позже первоначального срока.

8. Авангард Мургабского отряда.

Период от 2 февраля до 5 марта не был однако полным боевым бездействием отряда, а наполнен [34] был действиями его конного авангарда, которым командовал подполковник Алиханов, начальник Мервского округа.

Подполковник Алиханов-Аварский, кавказец родом и мусульманин, был бесспорно выдающийся человек. Он кончил Тифлисскую гимназию, Константиновское воен. училище, с первых шагов службы отмечен был, как выдающийся. Но за покушение на убийство офицера в запальчивости и раздражении был предан суду и разжалован в рядовые; однако по ходатайству Великого Князя Михаила Николаевича — Государь приказал не считать ему штрафа препятствием к наградам.

И вот, в наградном порядке, к 46 годам мы видим его штаб-офицером на труднейшей военно-административной должности в области с 5 декабря 84 года и командующим полком конницы в Мургабском отряде.

Двинув из Асхабада часть сил Мургабского отряда, генерал Комаров дал Алиханову сложное поручение — безостановочно ехать из Асхабада в Мерв; сформировать там сотню Мервской милиции; организовать посылку разведчиков вплоть до Герата, для добычи верных сведений, и, выступив с 2 сотнями (казачьей и милиционной); в Имам-Баба и соединившись там с 3-й сотней кавказцев — разъездами оттеснить афганцев до Таш-Кепри и поставить там наш пост, избегая столкновения с афганцами; загадывать вопросом о движении в нашу пользу сарыков, содействовать, по гражданской части, к облегченно снабжения Мургабского отряда необходимым; командовать всею конницей отряда при нахождении ее в сборе. Все это им было выполнено крайне энергично и умело.

Вернувшись в Мерв из Асхабада 29 января, [35] Алиханов в два дня, 30–31 января, сформировал сотню милиции из 111 всадников, 4-х урядников при двух прапорщиках милиции — Баба и Коушут Ханах. 31 января уже послал 2-ю сотню кавказцев в Имам-Баба, 1 февраля двинулся туда же сам с милицией.

Подходя к Имам-Баба, он получил письмо от английского полковника Риджвея (3 февраля), который от имени г. Лемсдена предлагал нам не двигаться из Имам-Баба, за что он обещал удержать наступление афганцев, стращал возможностью вооруженного сопротивления афганцев и звал Алиханова на свидание самого или просил прислать другого офицера для переговоров. Алиханов не отвечал. В Имам-Баба ему доложили о назойливости афганских разъездов, будто уверенных, что мы все снесем.

6-го февраля Алиханов с тремя сотнями пошел дальше, в Аймак-джар, донося г. Комарову, что делает это «на свой риск», не будучи в состоянии прогнать афганцев одними разъездами.

Афганский капитан поспешно отступил со своими постами к Таш-Кепри, оставив Алиханову дерзкое письмо, грозя остановить его движение «силою сабли пушки и ружья», если бы он дерзнул идти в Таш-Кепри. Алиханов доносил, что «афганцы щедры на угрозы даже в такие дни, как сегодня, когда они трясутся от трусости», — и шел все вперед. В Аймак-джаре на хорошей позиции оставил казачью сотню и с сотней туркмен, гоня перед собой афганские передовые посты и разъезды, 8 февраля пришел к Таш-Кепри и выставил на бугре Кизил-тепе пост из 30 милиционеров под командой Иолатанского сарыка Аман-Клыча. Это был лихой человек; стоя далеко от своих, лицом к лицу с афганцами, он [36] доставал все нужное себе из Пенде{12} и не склонялся ни на ласки, ни на угрозы афганцев. Когда афганский джернель Коусуддин-хан прислал сказать, чтобы он удалился, то Аман-Клыч отвечал: «не только не уйду, но если баяр, который меня поставил, прикажет, перенесу пост к самой палатке джернеля». Мусульманин этот так был проникнут ревностью к русским интересам, что на упреки афганского генерала, напоминавшего о необходимости каждому истинному мусульманину умереть за веру, отвечал: «иди в Аймак-джар со своими оборвышами и тебя там тотчас сделают пострадавшим за веру».

Алиханов вернулся в Аймак-джар. Трогаясь от Таш-Кепри, он получил письмо Лемсдена со строгим выговором, угрозами и требованиями объяснений, и все это с крайней напыщенностью.

Алиханов отвечал великолепно: «Уважаемому г-ну Лемсдену, делегату Англии. На Ваше письмо, полученное сию минуту, отвечу коротко: мне приказано занять Таш-Кепри и не пропускать к с. афганцев, и это будет сделано, как бы Вы на это не взглянули. Вражды мы не желаем, но если кто начнет ее, мы готовы. Я не больше, как солдат — исполнитель приказаний, в политике же ничего не смыслю. Больше ничего не имею доложить. Начальник Мервского округа, подполковник Алиханов».

Занятие нами Мургабской долины велось до самого средоточия Пенде; афганские разъезды стали наблюдать за ними, двигаясь к северу песками. Вместе с тем, увеличение афганского отряда в Пенде и все росшая у сарыков неприязнь к афганцам — повлияли на необычайное вздорожание в Пенде продовольствия, и [37] корыстные люди Мерва, Иолотани и Пенде пустились на тайную доставку продовольствия из наших пределов в афганский лагерь. Тогда Алиханов выдвинул в пески от Мургаба конные посты и объявил, что будет отбирать в казну всякий пойманный с контрабандой караван. Посты эти с первых, же дней перехватили и афганский разъезд. Алиханов припугнул пленных афганцев и отпустил.

Благодаря хорошо поставленным Алихановым разведкам, сведения об усиления афганцев в Пенде, о качествах их войск, о деятельности англичан и настроении сарыков к нам поступали аккуратно, без задержек и в изобилии.

Но прежде обзора этих сведений, посмотрим, что делалось в Серахском отряде за это время.

9. Приключения разъездной команды поруч. Лопатинского.

14 января из Асхабада был послан заведующий первой милиционной сотней текинцев, поручик Лопатинский с 31 всадником, «занять урочища Зюльфагар и Акрабат, выяснить расположение афганцев впереди Серахского отряда и по возможности не давать афганцам утвердиться в пространствах, прилегающих к этим урочищам (например, Кяриз-Ильяс, Кяриз-Сюме... и «сколь возможно к востоку»; «всеми силами избегать столкновения и употребления оружия».

До Серахса Лопатинский шел без дневок. Передохнув в этом пункте (дневка), без дневок же пришел 23 января в Зюльфагар, ночуя в горах и будучи захвачен снежными метелями. Это было очень смелое, даже дерзкое движение отрядца.

Зюльфагар оказался уже занятым афганцами — 30 ч. [38] конных с Гуссейн-кули-ханом, посты и разъезды которого доходили до окрестностей Пуль-и-Хатума. Афганский начальник оказался очень дерзким и потребовал, чтобы наша команда уходила с афганской земли. При этом весь афганский отряд угрожающе изготовился к бою.

Лопатинский спокойно разбил свой лагерь впереди, в 300 шагах от афганского строя, объявил, что афганцы в гостях у русских, так как эта земля солорская, и что он надеется, что хан не наделает больше глупостей. В донесении г. Комарову он писал, что довольно было бы одной угрозы оружием, чтобы прогнать, афганцев, но что инструкция связывает ему руки.

29 января он с половиной команды двинулся в тыл афганскому посту, в Кяриз-Ильяс. Хан и грозил, и молил не ходить, даже схватил под уздцы лошадь Лопатинского и окружил его отрядик своими людьми.

Лопатинский, весь дрожа от гнева, должен был вместо «воинского» поступка употребить «дипломатический». Все же он резким движением коня отбросил хана.

Из Кериз-Ильяса он проехал через Акрабад и Кариз-Сюме до Ислим-чешме, почти до Кушки, вернулся к Акрабаду 3 февраля и занял здесь пост, опередив — у этого важнейшего из здешних узлов путей — афганцев, стоявших в Ислим-чешме. Из Ислим-чешме он послал для связи разъезд в Имам-Баба.

В Ак-Рабате он получил донесение, что 3 февраля 150 афганцев обошли наш Зюльфагарский пост и стали на его пути к Серахскому отряду. Тогда он выехал в Зюльфагар, где нашел свой пост, усиленный 20 казаками из Пуль-и-хатума. Довольствие [39] получал Лопатинский из Персии, откуда кормились и афганцы.