4. Военное течение политической мысли.

Однако не все наши сановники были согласны с этой уступчивостью.

На ход политики нашей в Средней Азии искони имели влияние, кроме Министерства Иностранных [15] дел, еще и наши высшие военные деятели на этой окраине в силу обширных своих полномочий.

Закаспийский край в это время составлял область, подчиненную Генерал-Губернатору и Командующему войсками на Кавказе. Должность эту занимал во время разграничения, разбираемого нами, с Афганистаном — Генерал-Адъютант Князь Александра Михайлович Дондуков-Корсаков, а начальником области и Командующим ее войсками, как я уже сказал, был генерал-лейтенант Александр Виссарионович Комаров.

Искони генералы наши, занимавшее подобные посты на Азиатской границе, вырабатывали свой самостоятельный взгляд на тамошнюю политику, с которым серьезно приходилось считаться правительству. Политические взгляды большинства генералов всегда почти носили характер большой смелости, решительности и прямоты. Это зависело, надо полагать, как от самого характера военного воспитания, так и от большего проникновения в обстановку, бывшую к ним ближе, чем к Петербургу.

Подтверждение сказанного мы найдем как по пути нашего исследования, так и в следующем характерном обобщении в книге «Внешняя политика России:{3} «Наша Средне-азиатская политика, переходя в руки генерал-губернаторов, становилась все более и более решительной и основанною исключительно на интересах края и целой России».

Вывод этот, справедливый для Туркестана, подтверждается историей событий в Закаспийском крае. Следующие слова генерала Дондукова-Корсакова еще ярче оттеняют отношения двух течений этой [16] политики к государственным вопросам и друг к другу: «Колебания вообще в нашей политике, страх перед каждым осложнением — есть явление слишком обыденное в традициях Министерства Иностранных Дел. Но то же самое министерство с признательностью часто принимает совершившиеся факты (разумеется, осторожные и благоразумные), когда они не вызваны по инициативе бюрократических колебаний его канцелярии».

Но из слов этих было бы ошибочно заключить, что генералы являлись в те времена плохими исполнителями предначертаний министерства; критическое отношение к шагам нашей дипломатии обусловливалось только возложенной на них долей участия в политике — военные люди, как уже сказано, старались проводить в жизнь свои взгляды на эту политику, но отнюдь не «бунтовать». Так, после вышеприведенного порицания, г. Дондуков продолжает генералу Комарову: «Разумеется, все ваши действия будут согласованы как с указаниями министерства, так и с моими разъяснениями; при этом вы не можете сомневаться в содействии и опоре, которые вы всегда найдете во мне во всем, что будет касаться до достоинства Правительства и пользы Государства во вверенном вам крае».

И это были не закулисные отзывы генерала о направлении нашей политики:

« — В этом смысле», — добавляет он: «я постоянно писал в Министерство Иностранных Дел, не стесняясь высказывать и т. п.».

Все это мы говорим потому, что в разбираемых событиях разграничения с Афганистаном оба течения нашей Средне-Азиатской политики сыграли большия роли. Прикосновенность же к политике генералов сильно [17] отразилась и на их военных поступках, т.е. на их стратегии и даже на тактике.

Уступчивость, проявленная Министерством по отношению к Англии, вызвала целый поток возражений со стороны местного военного начальства и настойчивые усилия поправить дело.

Генерал Шепелев, состоявший при князе Дондукове, удивлялся, что мы, толкуя о подробностях разграничения, оставляем в тени коренной вопрос — на сколько полезно для нас вмешательство Англии, при полном игнорировании Афганистана, как полусвободного государства. Он указывал на интересный факт, показывавший истинное, довольно мизерное, влияние англичан в этой стране. Английская печать горячо обсуждала вопрос, каким путем отправить из [18] Индии на с. Афганистана конвой пограничной комиссии, силою в 1 тысячу человек (200 пехоты, 200 конницы, и 600 человек вооруженной прислуги). Эмир снимал с себя всякую ответственность (!){4} за безопасность конвоя от разбоев афганских племен и требовал, чтобы конвой не показывался в Герате. Ввиду таких обстоятельств, англичане полагали, что если бы не британская гордость, то следовало конвой направить из Индии, через Суэц и русская владения; что если бы не пустынность Южной Персии — то нужно бы направить конвой через нее. Наконец решили пробираться от Кветты почти по самой границе Персии, через Сеистан, обходя Герат и расположившись главным лагерем в Тирпуле, в двух шагах от Персидской границы, на торной дороге из Герата в Мешед. Мы очень рисковали, ставя Англию на первое место, сравнительно с Афганистаном, в затеваемом разграничении.

Генерал Дондуков высказывался еще решительнее. «Я не понимаю, говорил он, «белых перчаток», употребляемых нами в отношениях по второстепенному вопросу о предстоящем разграничении. Я твердо убежден, что каково-бы ни было соглашение между Россией и Англией по вопросам о политическом влиянии или границах в Средней Азии, оно может быть при настоящих обстоятельствах, выгодным только Лондонскому кабинету... Теперь наше положение в Туркмении как нельзя более удобно: мы вправе пользоваться там полной свободой действий для упрочения нашего влияния, и убеждение в том со стороны соседних азиатских владетелей (Афганистана, Персии) заставило бы их быть уступчивее, подчиняться нашим требованиям для обеспечения спокойствия и интересов [19] наших новых подданных. С установлением же известного соглашения с Англией... мы не только утратили бы политическое значение, которым пользуемся в Средней Азии, допустив — (на глазах всех) — вмешательство в наши действия посторонней державы, но создадим себе массу поводов к разным недоразумениям, который несомненно возникнут со стороны соседних с Туркменией азиатских государств, коль скоро они убедятся в том, что английское правительство лишило нас прежнего значения и свободы действий... положением своего «veto» в вопросах чисто домашних — при определении нашей границы». Поэтому г. Дондуков смотрел на все дело Афганского разграничения с участием Англии как на столь для нас вредное, что от него стоило немедленно отказаться.

Генерал Зеленый отказывался ехать делегатом, если до посылки комиссии оба правительства не столкуются по всем основным пунктам. Он требовал, чтобы оба делегата имели право «искать» границу, которая была при Шир-Али, исследуя широкую полосу местности, захватывавшую окраины Туркмении и Афганистана.

Он справедливо полагал, что если целый английский кабинет малейшим намеком на возможность уступки нам Пенде и на приближение нашей границы к Гератским горам — боится возбудить общественное негодование Англии, то невероятно, чтобы единый английский делегат рискнул это сделать. Отсутствие заранее определенной зоны исследования, по словам Зеленого, приведет к тому, что английский делегат не пустит с помощью афганцев нашего делегата туда, где ему будут казаться бесспорными владения Афганистана. Тогда нам предстояла-бы дилемма — или [20] подчиниться, отказавшись от единственно практического результата комиссии, или приступить к исследованию насильственному, рискуя кровавым столкновением с афганцами. С другой стороны, без определенной зоны исследования, при беззастенчивости и предприимчивости англичан, их делегат может, при невозможности столковаться с нашими единолично, пройти намеченную англичанами границу, чтобы отодвинуть наш рубеж возможно дальше от Герата, указать ее местному населению и побудить афганцев занять ее и отстаивать.

5. Ход дела во время переговоров о разграничении.

Все опасения военных сбылись, как по писаному.

При первых попытках дипломатов наших ввести поправки, рекомендованный военными, — хотя бы в механизм разграничения — Англия проявила необычайную поспешность, чтобы использовать выгодные условия, на которые мы сначала так опрометчиво согласились.

Еще наш делегат, (осенью 1884 года) не возвращался из отпуска, должен был знакомиться с делом в Тифлисе, ехать затем в С.-Петербург за инструкциями, рассчитывая попасть на границу месяцев через пять, по климатическим условиям — а уж английская комиссия выехала из Лондона на Одессу, Батум, Тифлис, Баку, Тегеран и Серахс прямо в Герат.

Еще вопрос о составе нашей комиссии, об организации ее транспорта, о величине ее конвоя, о маршруте следования — только намечался и тормозился перепиской о необходимости придать комиссии хор военной музыки, «столь любимой азиатами, «для воздействия на них... А конвой и транспорт английской комиссии [21] форсированными переходами маршировал из Кветты на границу Туркмении и занял лагерем южное дебуше на лучший перевал через Гератский хребет.

«Еще мы не заняли ни войсками, ни своими правительственными чиновниками новых своих владений Иолотани и Серахса, а уж афганцы ввели в Пенде (летом 1884 года) отряд в 200 солдат и двинули свои посты с гребня Гератских гор вниз по системе Теджена и Мургаба на земли солор и сарыков. Оскорбляя нашу дипломатии в самых возвышенных ее намерениях и чувствах, английские газеты, с «Times» во главе, открыто толковали, что Афганистану не столько нужна технически определенная граничная черта с Россией, сколько обладание некоторыми стратегическими пунктами по Теджену и Мургабу, вроде Пенде и Зюльфагара, что цель разграничения — лучше оградить эмира на случай нападения со стороны России. Беззастенчиво была опубликована английским правительством переписка лорда Риппона с Абдуррахманом, где шла речь об увеличении эмирской субсидии на 10 т. ф. стерл., специально на содержание войск и усиление защиты с. з. границы против России. А в палате требовали еще большего увеличения английского конвоя комиссии для большего впечатления на туркмен и афганцев.

В то же время был обнаружен ряд новых английских интриг против нас в Персии, обнаружены происки англичан среди наших туркмен в Мерве и в Бухаре, куда явились из Герата два эмиссара Саид-Дост-Аким и Канариз. А начальник афганского отрядца в Пенде Вали-Мухамед-Хан оказался стоящим во главе хорошо организованного шпионства в Закаспийском крае, сносясь с английским агентом в Герате, Мир-Таки-Ханом.

Лемсден при проезде через Тифлис (5 сентября [22] 1884 года) в беседе своей с генералами Дондуковым и Зеленым поразил их безмерной наглостью английских притязаний, уверяя, что Теджен только ниже Серахса выходит из Гератской провинции, и что сарыки Пенде больше 60-ти лет состоят данниками эмира. Особенно поразил генералов категоричностью своих заключений спутник Лемсдена — Стивен.

Проезжая по персидскому берегу мимо Серахса, Лемсден послал Стивена к генералу Комарову, случившемуся здесь, с объяснениями — «кто смел выставить казачий пост у Пули-Хатума».

Явившим в Герат, Лемсден перекинул значительную часть английского отряда через Гератские горы и занял Гюрлен, узел путей из Туркмении на лучшие перевалы в этих горах, добился перевода из Герата сюда до 1 1/2 т. войск и побудил двух афганских ханов занять сильными постами проход Зюльфагарский и важнейший узел путей в этих краях — Акрабат. Затем он со свитой и частью конвоя обосновался в Бала-Мургабе и Пенде, побудил афганцев захватить передовыми постами долину Мургаба до Иолотани, выставить посты в долине Кушки и усилить пендинский отряд у Ак-Тепе. Не теряя золотого времени, Лемсден широко организовал съемку и исследование всей страны между Серахсом, Пенде и Гератом. Из опубликованных впоследствии отчетов видно, с какой полнотой и старательностью было произведено это исследование наших бесспорных земель, даже не стесняясь это делать в тылу наших постов, выдвинутых вскоре в соприкосновение с афганскими до рубежа, давно намеченного нами своей границей в этих краях.

И это в то время, когда английское правительство проявляло необычайное упорство и несговорчивость с [23] нашим, а британские газеты трубили о пышном свидании эмира с вице-королем Индии и о формировании корпуса войск у Равалпинди.

6. Крутой поворот русской политики.

Тогда Государь Император, выведенный из терпения этими действиями англо-афганцев, повелел: «ни в чем им не уступать, наметить самим желательную для нас границу, занять ее войсками и подготовить все на случай разрыва нашего с Афганистаном и Англиею. Судите сами, насколько права была наша политика, приказав вооруженной силе выдвинуться на театр разграничения, где уже стояли передовые части противника.

Но задача, данная вооруженной силе, не удержалась в чистоте. К ней тотчас были добавлены оговорки, значительно связавшие руки и стратегии и тактики. Было приказано всеми силами избегать столкновения, запрещалось употреблять оружие без особого на то приказания, даже если противник откроет огонь первым. А при занятии войсками намеченной границы, пока не занимать Пенде, разве если пендинцы сами не прогонят афганцев или афганцы учинят в Пенде резню.

Дело в том, что относительно Пенде у нас в это время было принято важное решение. Считая его особенно желательным для эмира, мы справедливо полагали, что кровавое столкновение из-за него бросит Афганистан еще теснее в объятия Англии и еще шире раздвинет пропасть в наших добрососедских отношениях с ним. В таком случае, конечно, Пенде не стоило потери афганской дружбы. Но мысль эта убивала в корне предрассудок о том, что при разграничении — Афганистан должен считаться несамостоятельным. [24]

Англию наша дипломатия поэтому осаживала на задний план, обращая из лица ответственного за всякое происшествие во время разграничения в благородного свидетеля этого разграничения, приглашенного афганцами. Нашим начальникам было приказано сноситься непосредственно с афганскими, игнорируя присутствие англичан. Вот почему, начав разграничение с Англией, мы очутились наедине лицом к лицу «на узкой дорожке» с вооруженной силой Афганистана, при чем не без удивления узнали от афганских начальников, что эмир приказал им лишь советоваться с англичанами. Как не похожи оказались афганцы на тех экспертов, без права голоса, которыми их приказало полагать на время разграничения наше Министерство Иностранных дел, тогда как на самом деле экспертами являлись англичане, самозванно себе присвоившие титул повелителей Афганистана.

Англичанам Государь приказал написать: «Афганцы не имеют никакого права не только на Зюльфагаре Акрабад, и Сараязы, но и на Пенде. Предпринимаемое нами наступление к пунктам этим вызвано захватом их афганцами. Занятых нами пунктов мы ни в каком случае не очистим, и если последуют со стороны Афганистана попытки враждебных действий, хотя-бы против наших сторожевых постов — мы будем их отражать силою».

Итак, Англия выставила афганские мишени, сама-же отошла в сторону ждать, что будет.