Из всех атаманов, выдвинувшихся на арене Гражданской войны в Сибири, атаман Анненков был, пожалуй, наиболее характерной фигурой.
Происходя из потомственных дворян Новгородской губернии, Анненков избрал себе с юных лет военную карьеру. В 1908 году он окончил военное училище и до 1914 года находился на военной службе в одном из Сибирских казачьих полков, расположенных в Русском Туркестане.
В 1914 году он оказался уже на Русско-германском фронте мировой войны. Здесь он проявил себя исключительно храбрым и мужественным офицером, получил ряд боевых отличий, не только русских, но и иностранных, в частности французский орден Почетного легиона и английскую Золотую медаль за храбрость. Когда фронт закопался в Пинских болотах, был создан партизанский отряд для действий на фронте и в тылу неприятеля, и командиром этого отряда был назначен Анненков с общего одобрения командиров полков Сибирской казачьей дивизии, где Анненков состоял офицером. В качестве командира этого партизанского отряда Анненков оставался на Германском фронте войны вплоть до революции и за это время опять выдвинулся как лихой кавалерийский офицер выдающейся храбрости.
Когда в 1917 году, после Октябрьского переворота, началась своевольная демобилизация армии, анненковский партизанский отряд, представлявший собой боевую единицу в несколько сот человек, отправился в полном вооружении в Омск, чтобы поступить в распоряжение войскового правительства Сибирского казачьего войска.
Можно думать, что уже в это время Анненков был убежденным противником коммунистов и перевел свой партизанский отряд в Сибирь, чтобы здесь, опершись на него, начать борьбу с теми, кого он считал злейшими врагами России.
На пути его следования в Омск, ни в Орше, где ему впервые было предъявлено советами требование о разоружении, ни в Пензе и Самаре, где эти требования были повторены, анненковский партизанский отряд не подчинился местным советам. [228]
В Омске же под давлением революционной обстановки Анненков, не сдав оружия, вынужден был временно скрываться, а потом с частью своих партизан ушел из города в ближайшие казачьи станицы, намереваясь начать вооруженную борьбу с большевиками. За эти свои активные действия против них Анненков уже в начале 1918 года был объявлен большевиками вне закона. Вскоре после своего перехода на нелегальное положение он начал формировать добровольческий антибольшевистский отряд. Добровольцы пошли к нему, руководимые разными побуждениями: кто шел по идейным соображениям, считая необходимой борьбу с большевиками-поработителями России, кто по мотивам мести большевикам, кто — просто ради любви к приключениям и сильным ощущениям.
При выступлении чехословаков в Западной Сибири отряд атамана Анненкова уже принимал участие во взятии Омска. К этому времени в составе отряда было до тысячи человек.
По взятии Омска Анненков был командирован на Верхнеуральский фронт, где пробыл около двух месяцев. Затем отряд был отозван в тыл для подавления крестьянского восстания в Славгородском уезде Томской губернии. Отсюда анненковцы были передвинуты в район города Семипалатинска, где оставались сравнительно продолжительное время. Отряд непрестанно пополнялся добровольцами, отчасти мобилизованными солдатами и казаками. Многих привлекало теперь в отряд личное обаяние атамана Анненкова, его отвага и храбрость, а также его усиленные заботы о том, чтобы отряд был хорошо одет, экипирован и обеспечен всем, что необходимо солдату. Для пополнения средств отряда Анненков не стеснялся иногда прибегать и к таким мерам, как принудительное обложение местных купцов.
В конце 1918 года в его отряде было уже не менее 10 000 человек{80}.
В середине 1919 года отряд Анненкова передвинулся на восточную окраину Русского Туркестана, где на Семиреченском фронте одержал ряд побед над местными красными [229] войсками. Здесь же, в Семиречье, застала Анненкова та разруха на фронте белой борьбы с большевиками, которая началась после падения Омска, столицы антибольшевистской Сибири, и которая вынудила Анненкова перейти весной 1920 года китайскую границу.
Приблизительно в марте 1920 года отряд атамана Анненкова, покинув Семиречье, стал уходить в горы Алатау. Продвижение туда заняло почти две недели времени. В горах Алатау, на значительной высоте, недалеко от русско-китайской границы отряд расположился лагерем на стоянку, которая и продолжалась около двух месяцев. Местность, где стоял отряд, получила у партизан отряда название «Орлиное гнездо».
Пребывание отряда Анненкова в горах Алатау ознаменовалось рядом ненужных и ничем не оправдываемых жестокостей, которые были учинены некоторыми лицами из числа близких соратников атамана по отношению к отдельным партизанам и частным беженцам, попадавшим иногда в район расположения отряда...
Численность отряда в «Орлином гнезде» весьма заметно уменьшилась. Еще во время продвижения к горам Алатау было объявлено по отряду, что не желающие идти далее и переходить китайскую границу могут отправиться домой, т.е. вернуться в Советскую Россию. Этим разрешением воспользовалось свыше полутора тысяч человек. Кроме того, многим было разрешено передвинуться в Китай в частном порядке.
В «Орлином гнезде» от Анненкова отделился целый полк, состоявший из оренбургских казаков, который ушел за границу к атаману Дутову, ставшему со своим отрядом лагерем вблизи китайского города Суйдина.
Так постепенно убывал в своей численности отряд атамана Анненкова.
Страшный урон затем нанесли отряду болезни и голод. Тиф вырывал из среды партизан одну жертву за другою. Во время стоянки в «Орлином гнезде» погибло от болезней несколько сот человек.
Питались в лагере плохо, почти голодали: на каждого партизана выдавалась ежедневно только горсть пшеничного [230] зерна. Кто имел вещи и ценности, мог выменивать их на некоторые продукты у киргизов, подъезжавших иногда к лагерю. Погода также не очень благоприятствовала партизанам: часто шел снег, перемежавшийся по временам с дождем. Нередко приходилось по утрам выгребать больных из-под выпадавшего за ночь снега...
Праздник Пасхи 1920 года партизаны отряда Анненкова встретили и провели еще в «Орлином гнезде». В Святую ночь люди не спали и сидели у разведенных, ярко горевших костров, в свете которых кружились падающие снежинки. Ровно в полночь все встали около костров и дружным хором пропели пасхальное песнопение:
— Христос Воскресе!
Для многих, если не для всех, это было последнее пасхальное песнопение, пропетое на родине...
— Христос Воскресе! — послышались приветствия; дружно звучали ответные возгласы:
— Воистину Воскресе!
И партизаны братски целовались друг с другом, стряхивая с себя непрерывно падавший снег.
В конце мая 1920 года Анненков покинул «Орлиное гнездо» и двинулся на восток, чтобы перейти китайскую границу. В назначенный день в лагере с утра началась суматоха, загрохотали брички и двуколки, запряженные лошадьми, к весне уже успевшими немного поправиться на подножном корму.
На лицах партизан можно было прочесть и радость, и сожаление. Впереди лежала «обетованная земля» — Китай, где удастся, быть может, найти хлеб и мирные условия жизни; позади оставалась любимая родина и близкие люди, которых едва ли вскоре придется еще увидеть.
К 3 часам дня уже готовые в путь партизаны поднялись на последний горный перевал, чтобы проститься с исчезавшими вдали русскими пределами. В этот момент многие горько плакали, некоторые целовали покидаемый ими последний кусок родной земли; были даже обмороки с наиболее слабыми, не выдержавшими тяжелой сцены прощания с родиной — прощания, быть может, навсегда...
При переходе границы анненковцы сдали свое оружие китайцам, которые пообещали за это кормить за свой счет [231] интернированных партизан. Часть оружия анненковцами была все же припрятана для себя, на всякий случай. Отряд затем расположился лагерем по реке Бартале.
Этот лагерь был прозван анненковскими партизанами «Веселым». Здесь партизаны устроили себе жилища в шалашах, землянках, войлочных юртах и небольших военных палатках. Всего в отряде в это время числилось уже не более 600 человек. Это были преданные своему атаману лейб-атаманцы, кирасиры; личные конвойцы, артиллеристы, а также музыканты — целый оркестр — и трубачи.
В лагере «Веселом» партизаны простояли конец мая, июнь, июль и часть августа; за это время все хорошо отдохнули и поправились.
В середине августа 1920 года с разрешения генерал-губернатора Китайского Туркестана генерала Яна, отряд атамана Анненкова начал поэшелонно, тремя группами, передвигаться к городу Урумчи, столице Синцзяна. Первый эшелон анненковцев вступил в Урумчи с оркестром музыки впереди и с пением русских песен. В Урумчах партизаны разместились и бывших русских казачьих казармах. Генерал Ян устроил в честь Анненкова торжественный банкет.
Русская колония не встречала анненковцев при их вступлении в город, памятуя о тех прискорбных пограничных инцидентах, что разыгрались в районе «Орлиного гнезда». Партизанам же отряда без особого на то разрешения запрещено были появляться в городе и иметь какое-либо общение с местной русской колонией.
В Урумчах отряд Анненкова простоял около трех месяцев и поздней осенью начал свое дальнейшее продвижение на восток, к городу Гучену. Движение совершалось также поэшелонно.
Добравшись до Гучена в конце октября отряд сделал остановку. Партизаны расположились здесь за городской стеною, в предместье, разместившись по китайским постоялым дворам. Еще в пути по мере продвижения отряда на восток настроение партизан все повышалось; теперь же, сидя в Гучене, они стали уже мечтать о том, как хорошо было бы, сохранив у себя то оружие, что было ранее припрятано ими, пробраться во Внешнюю Монголию, а оттуда в Маньчжурию и Русское Приморье, чтобы вновь принять участие в антибольшевистской борьбе на русской территории. Большие [232] опасения и тревогу внушал партизанам только вопрос о продовольствовании отряда во время предполагавшегося продвижения его на восток.
В Гучене совершенно неожиданно китайцы заявили однажды анненковцам, что они отказываются далее снабжать отряд продовольствием. Это заявление вызвало сильное волнение среди анненковских партизан. Они схватились за оружие и предъявили китайским властям Гучена требование о дальнейшей выдаче продовольствия. Произошла небольшая перестрелка с китайскими солдатами. Последние затем спешно укрылись в городе и заперли городские ворота.
В течение трех дней анненковские партизаны держали Гучен в почти осадном положении. В то же время шли усиленные переговоры между атаманом Анненковым и китайскими властями. Китайцы, наконец, согласились выдавать продовольствие партизанам по-прежнему, при условии, однако, что отряд окончательно сдаст им оружие. Волей-неволей, это условие было принято Анненковым. Вновь состоялась сдача оружия китайцам, но и на этот раз партизанам удалось кое-что закопать в землю.
От Гучена отряд начал свое дальнейшее продвижение на восток. Было намечено произвести это передвижение четырьмя эшелонами в таком порядке: в первом эшелоне должен был следовать лейб-атаманский полк; во втором — кирасирский полк; третий эшелон должны были составить личный конвой атамана, его оркестр, хор трубачей, и последний эшелон, четвертый — батарейцы, первая запасная сотня.
Отправился благополучно первый эшелон. Он должен был следовать на Ланчжоу, столицу провинции Ганьсу, и далее на Калган и Пекин. Через некоторое время выступил в поход и второй эшелон. При проводах второго эшелона присутствовал атаман Анненков и весь персонал третьего и четвертого эшелонов, а также отряды китайских солдат.
Когда второй эшелон скрылся из виду, присутствовавшие на проводах китайские солдаты по приказу свыше окружили анненковцев и объявили их задержанными. Атаману Анненкову было предложено китайцами поехать в город и посетить губернатора Гучена для объяснений по поводу создавшегося положения дел.
Анненков с двумя конвойцами отправился в город. [233]
Вскоре партизаны узнали, что их атаман арестован в Гучене и находится под стражей. Они хотели было броситься на выручку, но получили приказание сохранять спокойствие и оставаться в Гучене. Через два дня после ареста атаман Анненков был под конвоем препровожден в Урумчи.
Партизаны вернулись в Гучен и здесь стали на продолжительную стоянку, ожидая участи атамана. Так прошло три месяца, и китайцы, наконец, заявили анненковцам, что они не освободят атамана из-под ареста, если отряд будет все еще оставаться в Гучене.
После такого предостережения анненковцы решили продвигаться на восток по примеру первого и второго эшелонов. Часть же их, человек тридцать, пошла на запад с целью вернуться в Советскую Россию.
В своем заключении в Урумчах атаман Анненков пробыл около двух лет и был освобожден только в 1923 году.
Видя, какие результаты имело для атамана его миролюбие, переговоры с китайцами и последовавшая за ними сдача оружия многие из анненковских партизан говорили потом:
— Неладно мы поступили. Надо было с боем перейти китайскую границу, а отсюда пойти на Кашгар и далее к границам Индии, где и сдаться на милость англичан...{81}
Как было сказано ранее, первыми вышли из Гучена на восток лейб-атаманцы. Двигались они в походном порядке, верхом на лошадях. Первый участок пути прошли благополучно, перевалили через хребет Тянь-Шань и достигли города Хами. Здесь остановились, так как были получены сведения об аресте атамана Анненкова в Гучене.
Это известие весьма обеспокоило партизан, и они начали обсуждать меры, которые могли бы повести к освобождению атамана. Встревожились и китайские власти Хами; ухаживая за лейб-атаманцами, китайцы стали усиленно предлагать им отправиться далее на восток.
Подошел к Хами и кирасирский полк. С прибытием сюда кирасир, был поставлен на обсуждение партизан вопрос о том, как быть далее. Лейб-атаманцы настаивали на возвращении в Урумчи, чтобы попытаться силой освободить атамана. Кирасиры были против этого, считая, что подобное выступление сможет только ухудшить положение Анненкова. [234] В результате всех этих переговоров выступление обратно в Урумчи все же не состоялось.
Партизаны прожили в Хами около двух месяцев, и затем все вместе, в походном порядке, двинулись по направлению к городу Аньсичжоу, в провинцию Ганьсу. В этом городе ввиду заминки с продовольствием пришлось остановиться на некоторое время. По предложению китайских властей партизаны Анненкова отошли в сторону от города, на юго-запад, в местность Дунхуан, и тут были расквартированы около ламаистского монастыря Ченьфодун, известного своими пещерными буддистскими храмами. В этой местности анненковцы простояли около месяца, и затем китайские власти разрешили им дальнейшее продвижение, но только отдельными небольшими группами.
Партизаны продали своих лошадей, на вырученные деньги купили запас продовольствия и начали группами человек по 20–30 выезжать на китайских арбах на восток. Двигались по направлению к городу Ланчжоу, столице Ганьсу, и далее к городам Гуйхуачену и Баотоу, откуда уже по железной дороге можно было проехать в Пекин и Тяньцзинь.
Так произошло рассеяние по Китаю двух полков отряда атамана Анненкова. Несколько позже приблизительно в том же порядке рассеялись по Китаю и другие части этого отряда.
По освобождении из-под ареста в Урумчах атаман Анненков со своим начальником штаба генералом Денисовым выехал на восток и остановился на житье в горах недалеко от города Ланчжоу, столицы провинции Ганьсу. Он привел с собою в этот город несколько своих кровных лошадей, намереваясь устроить на новом месте конный завод.
Хотел ли он двинуться из Ланчжоу куда-нибудь дальше, трудно теперь сказать. Имеются указания, будто он собирался проехать в Канаду. Его ближайший сподвижник, генерал Денисов, выезжал из Ланчжоу в Китай, где побывал в городах Пекине, Тяньцзине и Шанхае. Кажется, эта поездка генерала Денисова была совершена в начале 1925 года. Это было время, когда Китай был раздираем внутренними войнами и борьбой за власть и влияние различных китайских маршалов и генералов. На службе у маршала Чжанцзучана, сподвижника знаменитого маршала Чжанцзолина, находились [235] уже в то время русские войска, с главной своей квартирой в городе Цинани, столице провинции Шаньдун.
Возможно, в своей поездке в Китай генерал Денисов зондировал почву в окружении указанных двух маршалов, в смысле выяснения вопроса о том, не могли ли быть использованы ими военный опыт и знания атамана Анненкова, и может ли быть ему разрешено продвинуться в портовые города Китая.
В развитии гражданской войны в Китае ко второй половине 1925 года провинция Ганьсу и ее главный город Ланчжоу оказались занятыми войсками прославленного китайского «христианского» генерала Фын-Ю-Сяна, державшего в то время тесный контакт с русскими коммунистами.
Совершенно неожиданно для себя атаман Анненков оказался в сфере влияния маршала Фын-Ю-Сяна. По проискам большевиков маршал вызвал Анненкова к себе. Если не ошибаюсь, главная квартира Фын-Ю-Сяна находилась тогда в провинции Шэньси. Сюда и выехал из Ланчжоу атаман Анненков, не подозревая о злых умыслах против себя со стороны маршала.
Атамана сопровождал в этой поездке генерал Денисов. По приезде в ставку Фын-Ю-Сяна атаман Анненков и ген. Денисов были командированы им в Калган, куда и прибыли совершенно свободно по железной дороге. Отсюда же на автомобиле они были увезены в Ургу и далее на север, в Кяхту, где поступили в распоряжение советских властей.
Обстоятельства ареста атамана Анненкова и выдачи его русским большевикам долгое время оставались неизвестными русской эмиграции в Китае. В советской прессе вскоре появились «покаянные письма» Анненкова. Некоторые из русских эмигрантов, живших в Китае, сочли эти письма подлинными и говорили, что атаман добровольно перешел к большевикам. Другие горячо опровергали это, сомневаясь в подлинности писем, и заявили, что атаман Анненков никогда не мог помириться со своими злейшими врагами, русскими коммунистами.
Так или иначе, в начале 1926 года атаман Анненков и генерал Денисов были в Сибири и находились под стражей в Семипалатинской тюрьме. Большевики организовали «следствие» над деятельностью атамана; есть сведения, что временно они увозили его зачем-то в Москву. [236]
Судебный процесс, вернее, судебное издевательство над атаманом Анненковым и генералом Денисовым состоялось в Семипалатинске в 1927 году и продолжалось почти двадцать дней, с 25 июля по 12 августа этого года. Оба подсудимых были, конечно, приговорены к высшей мере «социальной защиты» — к расстрелу.
Смерть оба встретили достойно и мужественно.
Рассказывают, что перед расстрелом атаман Анненков сказал большевикам:
— Желаю, чтобы вы еще раз встретились в боях с моими партизанами...