После длительных переговоров власти Маньчжурии дали разрешение на перевозку вышедшей из Забайкалья Дальневосточной армии по Китайской Восточной жел. дороге в Русское Приморье{64}. В железнодорожные эшелоны стали грузиться сдавшие свое оружие китайцам каппелевцы, а также семеновские части.
Конечно, переброска целой армии по железной дороге, на расстояние почти 1400 верст, была делом нелегким и причинила много затруднений как командованию армии, так и китайским властям. Предполагалось, что общая численность перебрасываемой армии составит, с семьями, до 25 000 человек, и при ней предстоит перебросить до 10 000 лошадей; перевозка эшелонов, каковых потребуется не менее 60, должна была занять самое меньшее месяц времени. Нужно было снабдить эшелоны продовольствием на дорогу, а также организовать выдачу продовольствия и фуража в нескольких пунктах по самой дороге. Необходимо было поддерживать и порядок во время следования эшелонов в пути и на местах остановок поездов, ибо почти всюду в станционных поселках можно было в изобилии доставать спиртные напитки. Утомившись от долгих походов и тяжкой военной жизни, люди были не прочь теперь хлебнуть спиртного и побушевать...
Во время следования эшелонов красные в Маньчжурии вели агитацию среди каппелевцев за реэвакуацию их и возвращение в Россию. Агитация эта, однако, не дала сколько-нибудь заметных результатов. Некоторому количеству бойцов [197] удалось рассеяться по Маньчжурии, при проезде через Харбин и другие крупные населенные пункты железной дорога; это сделали те, кого уже слишком утомила боевая страда, или те, у кого были по линии дороги родные, знакомые и друзья, у которых можно было найти кров и убежище на первое время.
Значительное число забайкальских казаков покинуло эшелоны на станции Хайлар и ушли в Баргу, в район так называемого Трехречья; там они присоединились к своим землякам, которые, двумя-тремя годами ранее перейдя китайскую границу, осели здесь на землю, покинув, таким образом, пределы родной страны, потрясаемой ужасами длительной Гражданской войны.
Огромное большинство бойцов перебрасываемой в Приморье Дальневосточной армии были родом из Приуралья, с берегов Волги и Камы. Это были знаменитые ижевцы и воткинцы — бывшие рабочие известных уральских заводов — уфимцы, а также камцы, волжане, уральцы, покрывшие себя славой еще в боях за обладание Уралом. Значительно менее бойцов было из Западной Сибири, и совсем немного — уроженцев Средней Сибири.
Неизвестно было, как примет незваных белых пришельцев Русское Приморье, где было еще много японских войск и где в то же время существовала полукрасная власть социалистическо-коммунистического характера. Долгое время не разрешался вопрос о пропуске эшелонов белых войск с Китайской Восточной жел. дороги на Уссурийскую дорогу. И нужно заметить, что этот вопрос так и не получил своего разрешения. С ним своеобразно покончили сами белые эшелоны: со станции Пограничной, последней станции Китайской Восточной жел. дороги на востоке, белые части пешим порядком направились сначала в Гродеково и город Никольск-Уссурийск, а затем — в Раздольное, где явочным порядком заняли для себя пустые казармы...
Штаб Дальневосточной армии долго простоял на ст. Пограничной и только в середине января 1921 года перешел в Никольск-Уссурийск. Вскоре проследовали за ним в Приморье и последние эшелоны армии. Таким образом, армия в своем проезде через Маньчжурию провела в вагонах Китайской Восточной жел. дороги почти два месяца. [198]
«Вчера наш санитарный поезд двинулся дальше, — записывает П. А. Савинцев в своем дневнике под датой 27 декабря: — И сегодня утром мы прибыли на станцию Никольск-Уссурийск. Завтра нас переведут в местный военный госпиталь. Говорят, что в этом госпитале лежит много раненых красных партизан. Интересно, какие будут у нас взаимоотношения...
В городе уже разместились кое-какие наши части. Здесь будут стоять части второго корпуса. Конечно, добром нас не пустили бы. Но в городе стоит японский гарнизон, и, следовательно, красным властям разговаривать много не приходится...»
А под датой 29 декабря 1920 года П. А. Савинцев записывает следующее: «В нашей госпитальной палате лежат два каппелевца, я и капитан Калегин, трое семеновцев, а остальные — красноармейцы. Последние поголовно жертвы апрельского выступления японцев. Говорят, здорово тогда японцы растрепали красных... Госпиталь находится на юго-западной окраине, в районе военного городка. В этом районе бойня была особенно кровавою. Под обстрелом был и госпиталь, при исполнении служебных обязанностей был убит госпитальный врач, жена которого служит теперь в этом же госпитале сестрой милосердия.
Среди красноармейцев есть интеллигентные люди. Особенно хорошее впечатление производит один из них, молодой человек с интеллигентным лицом. У него тяжелое ранение в ноги. Разговорились с ним так просто, словно мы и не враги... И вообще взаимоотношения наши с лежащими в палате красноармейцами — хорошие...»
В Приморье, с приходом сюда белых, образовались две группы войск. Одна группа, небольшая по своему численному составу, включала в себя семеновцев, сторонников атамана Семенова, и была расположена в селе Гродекове. Другая группа, состоявшая из каппелевцев, подчинялась командующему армией, генералу Вержбицкому, и была расположена в г. Никольск-Уссурийске и военном городке Раздольном. Атаман Семенов, находясь в Порт-Артуре, поддерживал материально Гродековскую группу войск. Каппелевцы, с генералом Вержбицким во главе, были предоставлены своим собственным силам и средствам. [199]
Официально белая армия, приобретшая теперь добровольческий характер, представляла в данный момент сборище людей, которые искали для себя только пристанища и работы. Неофициально, однако, воинская организация у них сохранялась, и нужны были большие средства, чтобы кормить до 20 000 человек (с семьями) и около 4000 лошадей.
Уже в марте положение армии стало критическим. Люди доедали те остатки запасов, которые каждая воинская часть обыкновенно припрятывает на черный день. По расчету командования выходило, что при использовании всех ресурсов армия может дотянуть свое существование только до 1 мая.
Нужно было искать какой-то выход из создавшегося тяжелого положения, и таким выходом представлялся только белый переворот.
В марте месяце во Владивостоке собрался съезд представителей различных несоциалистических организаций Владивостока и Харбина. Несмотря на явно противобольшевистский характер съезда, красные власти, под давлением японцев, должны были допустить его. Съезд наметил программу работ будущего белого правительства Русского Приморья и избрал исполнительное учреждение — Совет съезда. На этом съезде выяснилось, что атаман Семенов не имеет никаких шансов возглавить в Приморье правительство и армию.
Тем временем начали распространяться слухи о готовящемся белом перевороте.
26 мая 1921 года этот долгожданный переворот наконец произошел: во Владивостоке была сметена красная власть, и появилось новое белое правительство. Оно почти полностью вышло из состава Совета несоциалистического съезда, и во главе его стал С. Д. Меркулов, местный общественный и политический деятель, коммерсант города Владивостока.
Новое правительство нашло опору в Каппелевской группе войск Дальневосточной армии.
По-видимому, такие результаты переворота не отвечали планам японцев. На японском пароходе неожиданно прибыл во Владивосток атаман Семенов с намерением возглавить здесь вновь начавшееся белое движение. Однако правительство С. Д. Меркулова заняло твердую позицию и заявило, [200] что атаману нет места в Приморье. Началась борьба за власть. Гродековская группа войск решила активно поддержать атамана Семенова и отправила во Владивосток свой отряд. Гарнизон в Раздольном получил приказание не пропускать этот отряд к Владивостоку. Дело дошло до боя, в котором оказались убитые и раненые.
Почти весь июнь прошел в этой борьбе. В конце концов Семенов уехал обратно в Порт-Артур, но вражда между двумя группами войск сохранялась еще долгое время{65}.
Отдохнув некоторое время в Приморье, белоповстанцы, как стали иногда называться здесь каппелевцы, начали с осени 1921 года производить очистку края от красных партизан.
Я не буду останавливаться на подробностях этой борьбы и коснусь ее только вкратце, так как ее история достаточно обстоятельно изложена в некоторых солидных русских трудах, уже появившихся в печати, как, например, в книге Б. Б. Филимонова «Белоповстанцы».
В конце октября был выслан отряд для очищения от красных района около озера Ханка. В ноябре последовали экспедиции в Анучино, Сучан, залив Св. Ольги и несколько позднее в район Имама.
Наступательные операции белоповстанцев закончились походом группы белых войск на город Хабаровск, столицу Русского Дальнего Востока, под блестящим командованием генерала Молчанова. Город был занят белыми в ночь на 23 декабря, после чего они продвинулись несколько на запад, войдя в пределы Амурской области.
Хабаровский поход был совершен при тяжелых условиях, в весьма холодную зиму, при недостаточном у белых военном снаряжении и обмундировании.
При подходе войск генерала Молчанова к Хабаровску двум его бригадам пришлось заночевать в поселке Ново-Троицком. В какой обстановке пришлось там отдыхать белым бойцам, рассказывает в своей книге участник Хабаровского похода, офицер Б. Б. Филимонов:
«Немногочисленные хаты поселка вместить в себе всех чинов никак не могли. Не приходится говорить о том, чтобы [201] людям можно было растянуться на полу — нет, избы были набиты, что называется, до отказа. Спали стоя; время от времени происходили смены — несколько отогревшиеся уходили на мороз, чтобы дать возможность другим, мерзнувшим на улице, немного погреться. Кое-кто совсем не попал в избы и ночевал у многочисленных костров... Ночью ударил сильный мороз... Многие красные — отставшие и раненые, не желая сдаваться, ушли от белых в горы или заползали в лес и кусты. Ударивший мороз был беспощаден. Замерзающие люди смелели и шли в Ново-Троицкое сдаваться. Таковых набралось свыше 180 человек. А сколько замерзло? В следующий и последующие дни приходили одиночные красноармейцы и просили крестьян сходить за замерзающими товарищами. В сопках было обнаружено несколько десятков трупов...»{66}
При своем продвижении на север белые пытались заручиться симпатиями местного населения. Они выставляли теперь уже такие лозунги:
«Белые повстанцы идут, чтобы освободить крестьян от красных разбойников».
«Для белых выше всего — воля народа».
«Ничто не будет браться от населения силою: ни мобилизованные, ни подводы, ни хлеб, ни имущество...»
«Довольно терпеть дольше лжецов и насильников-комиссаров! Им не место среди честных рабочих людей».
«Долой комиссаров! Да здравствует свободная воля! Да здравствует власть трудового народа!..»
И нужно заметить, что это не были только громкие слова. Белые действительно не обижали местного крестьянского и казачьего населения и тем самым приобретали его симпатии к себе. Выражая свое сочувствие белой армии и ее задачам, население оказывало ей некоторый услуги, но не пополняло все же ее рядов, предпочитая держать только дружественный нейтралитет.
Своей живой силой народно-революционная армия красных превосходила белую армию в два с половиной раза. Против 15 000 красных белые могли выставить в Приморье [202] только 6000 штыков и сабель. Красные имели неограниченные резервы, которые могли быть переброшены с запада; белые же были таких резервов лишены и не обладали к тому же запасами военного снаряжения.
И все же, несмотря на такое неравное соотношение сил и средств, каппелевцы еще раз в этом Хабаровском походе показали все свои боевые способности.
За время с 5 ноября по 25 декабря 1921 года белые в Приморье имели 25 боевых столкновений с противником, не считая мелких стычек и перестрелок. И все эти столкновения, за исключением только двух, были удачны для белых. Конечно, им приходилось нести потери убитыми, ранеными и больными, но установить число этих потерь в настоящее время невозможно.
Что же касается общих итогов этой зимней кампании белых, то они представляются в следующем виде. К 25 декабря 1921 года белыми была захвачена территория всего Уссурийского края с его крупным административным и торговым центром городом Хабаровском, где были взяты победителями значительные военные трофеи, в том числе 35 пушек.
Казалось, что наступающий 1922 год нес с собой хорошие предзнаменования для белых в Приморье... Но судьбе угодно было распорядиться иначе.
Героем и душой Хабаровского похода был молодой генерал Молчанов — в то время он имел за собою не более 36 лет. В офицеры он был произведен в 1906 году, в Москве; в течение мировой войны был на Германском фронте, где командовал отдельной инженерной ротой 3-й Сибирской стрелковой дивизии.
В одной из германских газовых атак в июле 1915 года штабс-капитан Молчанов был отравлен газами и эвакуирован в тыл, но, как только почувствовал себя немного лучше, вернулся снова к своей роте.
Конец войны застал Молчанова в чине подполковника на Рижском фронте. Здесь во время развала русских войск он находился в управлении корпусного инженера и эвакуировал воинское имущество. На станции Вольмар 20 февраля 1918 года подполковник Молчанов был неожиданно застигнут немцами, однако он не растерялся и вместе с одним [203] из своих подчиненных открыл по немцам стрельбу из здания вокзала. Брошенной в окно гранатой Молчанов был ранен и обе ноги, получив восемь ран от осколков, и затем взят в плен.
Залечив свои раны, молодой подполковник в апреле 1918 года бежал из плена и пробрался в Прикамский край, в Елабужский уезд, где поселился у своего родного брата, мирового судьи.
Летом 1918 года большевики стали посылать в Прикамье вооруженные отряды для сбора хлеба. Сбор этот сопровождался грабежами и насилиями, каковое обстоятельство вынудило крестьян организовать сопротивление — появились отряды крестьянской самообороны. В волости, где жили братья Молчановы, также был организован такой отряд, и командование им, по предложению крестьян, вверено было подполковнику Молчанову.
Вначале в отряде состояли 120 пеших и 35 конных крестьян, вооруженных шестью винтовками, небольшим количеством охотничьих ружей и вилами.
В первом же бою этот почти безоружный крестьянский отряд разбил красных и захватил два пулемета и 22 винтовки.
Так началась борьба Молчанова с большевиками.
Вскоре он встал уже во главе всех вооруженных антибольшевистских сил Елабужского уезда, и под его командой собралось около 9000 повстанцев.
Осенью 1918 года за отличия в боях против красных Молчанов был произведен в чин полковника и назначен командиром Ижевской бригады, составленной из добровольцев — рабочих Ижевского завода.
При наступлении на Уфу и далее к Волге действия ижевцев под командой полковника Молчанова всегда отличались стремительностью и сопровождались постоянным успехом: красные не выдерживали ни одного удара ижевцев. За эти успешные действия против красных полковник Молчанов был произведен в генерал-майоры.
Во время начавшегося отхода белых армий от Урала в глубь Сибири в 1919 году Ижевская дивизия с генерал-майором Молчановым во главе постоянно перебрасывалась на более важные участки фронта. За свои военные заслуги в это время дивизия получила Георгиевское знамя, а начальник — орден св. Георгия 4-й степени. [204]
В Ледяном походе Ижевская дивизия шла по Сибири в хвосте 3-й Армии, ведя арьергардные бои.
При переходе озера Байкал генерал Молчанов пошел впереди армии, пробивая дорогу к Чите. Под деревней Хариузной, при атаке на красных во главе своих ординарцев, генерал Молчанов был ранен.
Настал ноябрь 1921 года, и генералу Молчанову были поручены военные действия против главных сил красных в Приморье; тогда он совершил свой известный поход на Хабаровск, сделав в этом походе все, что было в пределах сил человеческих, и выполнив свой долг до конца...
Не забудем, что он вступил в военную боевую обстановку еще в 1914 году, и эта боевая страда для него продолжалась почти без всякого перерыва до самого Хабаровского похода.
Немногие смогли так блестяще выдержать тяжесть обрушившихся на них боевых испытаний и остаться сильным до конца, как генерал-майор Молчанов{67}.
Выдвижение далеко вперед белых войск усилило агитацию коммунистов в белом тылу. Начались красные партизанские набеги на пути сообщения с Хабаровском. Потребовалось большое количество людей для охраны этих путей, равно как и значительные средства для ремонта железнодорожных мостов, разрушенных зданий и т.д. Больших денег стоило при всей экономии средств содержание армии, которая избегала самовольных реквизиций и оплачивала приобретаемые у сельского населения продовольствие и фураж, а также и наем крестьянских подвод. В то же время армия сильно страдала от недостатка снабжения, в частности сильно терпела от недостатка теплой одежды.
Между тем успехи белоповстанцев на Хабаровском фронте сильно встревожили Дальневосточную Республику, буферное приспособление красных, и стоящая за ней Советская Россия. В красном лагере начались исступленные крики о японских империалистах и их русских наемниках; начали собирать все что возможно для противодействия белым, тем более что к этому времени уже совершенно отпали всякие [205] угрозы вторжения белых в Сибирь со стороны Монголии.
В начале января 1922 года против Хабаровска собралась под командой Блюхера сильная группа красных с броневиками, которая и начала наступление. Около станции Волочаевка произошли жаркие бои, в которых красные понесли большие потери. У белых оказалось много обмороженных людей; выяснилось, что и огнестрельные запасы их стали истощаться.
Перед белым командованием встал мучительный вопрос: как быть дальше?
Было решено бросить Хабаровск и постараться организовать фронт где-нибудь южнее и ближе к Владивостоку, если это позволят иссякающие средства армии.
Начался отход на новые позиции. Как будто борьба еще не кончилась, но все уже сознавали, что этот отход несет с собою крушение последних надежд на успешное завершение борьбы с красными...
В тылу белых происходили в это время нелады. Правительство С. Д. Меркулова обострило свои отношения с командованием армии, виня последнее в больших расходованиях по походам и в неправильной постановке дела снабжения. Командование же винило правительство в уменьшении и даже игнорировании забот об армии, причем в этом отношении оно имело поддержку местного квазипарламента, так называемого Народного собрания.
Правительство Меркулова, в поисках поддержки против каппелевцев, стало покровительствовать отдельным группировкам в армии: семеновцам, морякам и др.
В общем, тыл стал жить крайне нездоровой жизнью.
Положение осложнилось еще тем обстоятельством, что японцы заявили о своем намерении эвакуировать Русское Приморье.
К весне 1922 года борьба в правительственных кругах белого Приморья разгорелась и приняла острые формы. 1 июня Народное собрание объявило правительство Меркулова свергнутым, но последнее нашло поддержку у моряков и семеновцев и продолжало существовать. В этот же день командующий армией, генерал Вержбицкий, отдал приказ о передаче им командования генералу Дитерихсу, одному из ближайших сподвижников адмирала Колчака. [206]
Дитерихс после отступления белых армий в Сибири проживал все время в Харбине и теперь был вызван во Владивосток. Объявленное свергнутым, но не желавшее сдаваться правительство Меркулова назначило адмирала Старка командующим военными силами, сохранившими верность правительству. Создалось, таким образом, пагубное для настоящего критического момента двоевластие.
8 июня прибыл во Владивосток генерал Дитерихс, на авторитет которого в улаживании белой смуты в Приморье сильно все время надеялись. Дитерихс добился роспуска Народного собрания, настоял на созыве Земского собора и, впредь до этого созыва, на сохранении в крае правительства Меркулова.
В эти же дни японское правительство вполне определенно объявило о выводе своих войск из Приморья и опубликовало план эвакуации: предполагалось начать ее в конце августа и закончить в середине октября последовательным выводом войск по зонам.
Положение белой власти становилось теперь совершенно безнадежным.
23 июля был открыт Земский собор. Если когда-то Земские соборы в старой Руси представляли собою собрание представителей всех сословий со всего государства и собирались они лишь в важнейшие моменты истории страны, то теперь Земский собор являл собой более или менее нарочито подобранное собрание сторонников С. Д. Меркулова или генерала Дитерихса.
Впервые в истории белого движения в Сибири Земский собор выдвинул открыто монархические лозунги и решил, что и власть в Приморье должна быть организована по принципу единоличности.
В заседании 8 августа главой русской власти в Приморье был единогласно избран ген. Дитерихс, который в своем увлечении русскою стариною объявил себя правителем Приамурского Земского края и Воеводой Земской рати, как была переименована им белая армия.
26 августа генерал Дитерихс с полевым штабом переехал в город Никольск-Уссурийск, чтобы ближе заняться военными делами, так как японцы уже начали эвакуацию Спасского района. Здесь группа войск под командой генерала Молчанова в количестве около 3000 человек, которая [207] должна была принять эвакуируемый японцами район. Группа генерала Смолина численностью до 2000 человек была перемещена в Гродековский район для наблюдения за действиями красных партизан. Казачья группа генерала Бородина около 1000 человек была выдвинута против Анучинского района, а казаки генерала Глебова в количестве до 1500 человек — против Сучана. Во Владивостоке оставался резерв милиции около 700 человек.
Вместе с пограничной стражей и железнодорожной бригадой белая армия в Приморье к осени 1922 года располагала, таким образом, максимум 10000 бойцов. Против нее действовало, если считать регулярные советские военные силы и красных партизан вместе, до 25 000 бойцов. К тому же перебрасывались еще новые красные подкрепления из Забайкалья.
В августе и сентябре вновь происходили бои, и снова во многих случаях белые брали верх над красными и, в общем, с честью оборонялись от противника, но сокрушительного удара ему нанести уже не могли. Первые две недели октября были решительными для белой армии, и в течение их окончательно подтвердилась горькая необходимость положить конец всяким надеждам на успешное завершение борьбы с красными. Нужно было думать лишь о выводе куда-то людей и о вывозе их семейств.
14 октября белым командованием был отдан приказ о бесцельности и невозможности дальнейшей борьбы с красными и прекращении ее.
Приближались последние акты русской белой трагедии, поскольку она имела еще место на родной почве. Дальше был Великий океан, Китай, Япония — и ужасы неопределенных скитаний по чужим землям...