Улясутай — второй после Урги значительный торговый центр Монголии.
К осени 1920 года немонгольское население города составляли китайцы — около тысячи человек и русские — около 300 человек. Среди последних половину представляли старожилы-колонисты, половину — беженцы, число которых постепенно увеличивалось. Китайцы держали в Улясутае небольшой гарнизон.
В половине ноября здесь были получены вести о наступлении барона Унгерна на Ургу. Китайское население встревожилось. В городе было введено военное положение, запрещено хождение по улицам после сумерек. Усилились придирки китайских чиновников к русским жителям.
Когда в Улясутае узнали о Кобдоском погроме, вся русская колония сильно переполошилась. В целях самозащиты ею была образована тайная организация во главе с войсковым старшиной Михайловым. Эта организация отдала приказ о сборе оружия, в результате которого было собрано 5 винтовок, 6 или 8 бомб, 8 револьверов и несколько дробовых ружей; небольшая вооруженная команда была размещена в усадьбе бывшего русского консульства.
На маленьком военном совещании было решено обезоружить китайский гарнизон. Время благоприятствовало этому намерению, так как гарнизон был ослаблен уходом солдат в Кобдо и в Урянхай, и в городе оставался лишь небольшой конвой китайского комиссара.
Однако до насильственного разоружения китайских солдат дело не дошло, и все было улажено путем мирных переговоров. На совместном совещании представителей китайских и монгольских властей с участием представителей русской колонии был выработан договор, по которому китайский конвой должен был уйти с оружием в руках в Пекин, а остальные солдаты должны были сдать оружие и остаться [156] на месте. Договор этот был подписан 12 марта 1921 года, и китайский конвой ушел из Улясутая.
Таким образом, к середине марта 1921 года три важнейших города Внешней Монголии — Урга, Улясутай и Кобдо были совершенно очищены от китайских солдат.
По уходе последних из Улясутая тайная русская организация стала явною, и полковник Михайлов объявил себя начальником Улясутайского гарнизона.
Во второй половине марта в Улясутай прибыл из Урги в качестве представителя барона Унгерна полковник Доможиров. Однако его полномочия были признаны здесь сомнительными, и полковник Михайлов отказался подчиниться ему. Распря эта была покончена энергичным вмешательством самого Унгерна, пославшего в Улясутай свое доверенное лицо, атамана Казанцева, с большими полномочиями{47}.
И. Г. Казанцев — казак Енисейского казачьего войска; службу проходил с 1912 года в Красноярской конной сотне по хозяйственной части и в канцелярии; в 1917 году, в первые выборы войскового правительства, был избран делегатом на Киевский съезд казачьих войск. Пятым войсковым кругом Казанцев был избран председателем войскового правительства Енисейского казачьего войска.
Из Мунусинска, которому угрожал красный отряд Щетинкина, правительство Енисейских казаков перебралось 21 сентября 1919 года в Красноярск, а оттуда, 17 января 1920 года, в Иркутск.
В мае этого же года Казанцев был арестован большевиками и просидел в Иркутской тюрьме до октября, когда ему удалось убежать из тюрьмы и через Тунку скрыться в Монголию. Здесь Казанцев пробрался в Ургу после взятия ее Унгерном; он обратил на себя внимание барона, и тот поручил ему организовать отряд для борьбы с большевиками по линии реки Енисей, причем давал ему только винтовки и патроны; все же остальное Казанцев должен был добыть себе сам.
Снабженный широкими полномочиями от самого Богдо-хана, Казанцев прибыл в Улясутай 9 апреля 1921 года с [157] небольшой свитой, в которую входил член войсковой управы Енисейского казачьего войска Лаврентьев, затем два казака и один монгольский князь. Атаман привез с собою из Урги 300 винтовок и 10 000 патронов.
По прибытии в Улясутай Казанцев собрал всех русских офицеров, которые находились в городе, и на этом собрании предложил желающим остаться и помочь ему в формировании отряда для завоевания Урянхайского края; те же, которые не пожелают помочь ему в этом деле, могут получить пропуск до Урги.
«Я живо помню первое появление Казанцева по его прибытии в Улясутай, — вспоминает поручик Носков. — Невысокого роста, широкоплечий, с большой рыжей бородою, в поношенной короткой меховой куртке, плотно застегнутой, в больших простых сапогах и казацкой папахе, появился он на собрании офицеров.
Спокойным голосом, опустив глаза вниз, он резко объявил:
— Я прибыл сюда, чтобы исполнять волю барона. В своих поступках я буду отвечать перед бароном. Я обязан и буду, конечно, так поступать. За каждую ошибку я отвечаю своей головой. Поэтому я буду требовать абсолютного повиновения со стороны всех, кто пожелает подчиниться мне.
Собрание молчаливо разошлось. Создалось неопределенное, но тяжелое чувство приближающейся катастрофы. Никто не желал быть слепым орудием в руках другого человека, и все же все подчинились. Почему так произошло, не могу сказать. Это — психологическая загадка, которую я не могу отгадать.
Многие думали об аресте Казанцева. Это было бы легко сделать, ибо страшный барон был далеко и фактически Улясутай был вне сферы его влияния. Казанцев был почти один, с очень немногими своими сподвижниками. И все же признали его авторитет как неизбежный зов судьбы...»{48}
Только немногие оставили Улясутай и отдельными партиями поехали в Ургу. В числе этих немногих были: полковник Михайлов, Полетика, братья Филипповы (четверо, все военные), Зубов, Рыбаков, Оссендовский.
Никто из них не предвидел той страшной участи, которая ждала их впереди. По дороге в Ургу, в Заин-Шаби, все [158] эти группы беглецов, за исключением одного Оссендовского, были схвачены унгерновцами из отряда Безродного и уничтожены. Вместе с полковником Михайловым была убита и его жена. Один из братьев Филипповых был увезен в Ургу, где и убит у входа в палатку барона Унгерна. Рыбаков и Зубов были отправлены в Улясутай и там повешены...
Скрытный, малоразговорчивый, атаман Казанцев производил на всех в Улясутае тяжелое впечатление. Он оказался к тому же и весьма жестоким человеком.
Планы его сводились к следующему.
Русские, мобилизованные в Улясутае, его окрестностях и в Хангельцике, незначительном торговом местечке, составляют небольшой отряд, в составе роты, сотни и пулеметной команды, и образуют правую колонну, которая будет иметь направление на Хангельцик, Тарлакшин и далее, через хребет Танну-Ула, в Подхребетинские русские деревни, находившиеся уже в Урянхайском крае, в районе Малого Енисея.
Начальство этой колонны было вверено поручику Поползухину.
В Тарлакшине предполагалось сделать длительную остановку для того, чтобы подготовить к удару левую колонну, на формирование которой был послан в Уланком поручик Стригин.
Отряд начал свое выступление из Улясутая в Урянхай на третий день Св. Пасхи, а после праздника выехал туда же и сам Казанцев.
Средства для содержания отряда атаман добыл путем «реквизиции» товаров у русских и китайских фирм города Улясутая.
Левая колонна Казанцева при своих попытках продвинуться в глубь Урянхайского края встретила упорное сопротивление урянхов и, будучи слабо вооруженною, вынуждена была возвратиться в Уланком, причем в этой экспедиции едва не попал в руки урянхов и сам атаман.
Правая же колонна в составе 160 человек благополучно достигла Тарлакшина, правого притока реки Тес, впадающей в озеро Убса-Нор. Около двух недель отряд стоял здесь совершенно спокойно, занявшись устройством лагеря, складов и производя строевые учения. Разведки отряд не вел, [159] хотя подозрительные по большевизму подхребетинские русские деревни находились всего в 60 верстах от лагеря.
Рано утром 24 мая рота пехоты (40 человек) ушла из лагеря на учебную стрельбу; сотне (80 человек) был дан большой наряд для устройства навесов для лошадей. В лагере остались не попавшие в наряды и больные. Ничто как будто не предвещало никакой беды. Но около 7 часов утра вдруг раздался залп, другой — и по роте, производившей учебную стрельбу, был открыт жестокий ружейный огонь. Рота была почти полностью уничтожена: из нее спаслось не более десяти человек.
Лагерь слышал стрельбу, но, полагая, что это учебные упражнения, оставался спокоен, пока кто-то не крикнул:
— Красные!..
Кучка людей, застигнутая врасплох, однако, не растерялась, и вошедшие в лагерь красные встретили сильный отпор со стороны улясутайцев, успевших теперь занять небольшой отдельный холмик за речкой. Начался бой.
Где-то в глуши, в мало кому известной стране, на чужой земле, русские, красные и белые, опять стремились уничтожить друг друга...
Довольно долгое время 70 человек белых успешно отбивали все атаки врага, но потом все-таки должны были отойти, так как часть красных партизан стала выходить в тыл оборонявшимся белым. Если бы конная сотня вовремя подоспела к месту боя, результаты его, быть может, были бы иные, но она не появилась в нужный момент.
Красные не стали преследовать отступивших обратно к Улясутаю белых. Последние потеряли убитыми и ранеными около 80 человек; потери красных были в два раза больше.
После своих неудач на подступах к Урянхаю атаман Казанцев в весьма угнетенном состоянии духа спешно вернулся в Улясутай. Неуспех его выступления мог скомпрометировать его в глазах барона Унгерна и погубить всю его дальнейшую карьеру. Поэтому он стал снова набирать силы и готовиться к вторичному походу в Урянхайский край.
К этому же времени в Улясутай прибыл агент Унгерна, штабс-капитан Безродный, и в городе воцарилось царство белого террора. Искали виновников неудач под Урянхаем и срывали свой гнев на тех, кто попадался под руку. Говорили, [160] что под ударами этого бессмысленного, жестокого террора погибло не менее одной пятой части русского населения: погибли как белые, так и те, в ком подозревали скрытых большевиков или сочувствующих большевикам.
«Это было страшное время, — рассказывает поручик Носков в своих воспоминаниях. — Никто не знал, будет ли он жив к утру следующего дня, или же ворвется ночью в его дом толпа вооруженных людей и уведет его на суд Безродного и его приспешников. Все трепетали за свою судьбу. Всюду чудились шпионы. Запуганные люди перестали доверять даже своим лучшим друзьям»{49}.
Только с отъездом Безродного из Улясутая русские люди здесь несколько успокоились от пережитых душевных тревог.
На этом, однако, бедствия русских не кончились. Надо заметить, что в это же страшное для Улясутая время туда прибыл из Урги полк монгольских солдат, находившийся под командой бурята Ванданова, и вместе с ним прибыл военный министр монгольского правительства, сформированного при содействии барона Унгерна, монгольский князь Максарчжаб-Хатон-Батор-ван, приехавший сюда для улаживания западномонгольских дел.
Город был переполнен в это время русскими и монгольскими белыми солдатами, и едва ли можно было, казалось, ожидать здесь какой-либо опасности от красных...
В первых числах июля реорганизованный отряд атамана Казанцева вновь выступил из Улясутая походом на Урянхай. Через шесть дней его догнал на взмыленной лошади нарочный из Улясутая, сообщивший, что барон Унгерн потерпел поражение, и столица Монголии, Урга, занята русскими и монгольскими красными войсками.
Атаман Казанцев спешно поскакал в Улясутай, и туда же на следующий день повернул свой путь и его отряд.
Вечером 21 июля, когда Казанцев был уже в Улясутае, а отряд его еще не подошел сюда, в городе разыгрались вновь страшные события, обрушившиеся всей своей тяжестью опять на многострадальное русское белое население. Хатон-Батор-ван, желая заслужить благоволение к себе со [161] стороны нового, красного, правительства Монголии, организовал в Улясутае резню русских.
Монгольские солдаты, стоявшие лагерем вблизи Улясутая, по данному им сигналу открыли стрельбу и начали избивать своих инструкторов — бурятских и русских офицеров, потом бросились на город. Началась страшная паника. Первое время никто ничего не мог понять. Многие русские подумали, что красные уже повели наступление на Улясутай, и бросились к лагерю монгольских солдат, чтобы здесь найти спасение, но вместо него нашли свою смерть... Колонисты большей частью успели попрятаться в помещениях китайских фирм или же повыехали из города; погибли в большинстве русские беженцы, порою после жестоких мучений и издевательств.
Погиб и весь персонал русского госпиталя, который пытался было эвакуироваться в сторону Заин-Шаби, где, по слухам, в это время расположился после отхода своего от русской границы отряд полковника Казагранди. Зверски был убит торговый старшина Улясутая Бобров.
Во время погрома улясутайские коммерсанты-китайцы вели себя героически, пытаясь отстоять каждого русского, попадавшего в руки озверелых монгольских солдат. Но им удалось, однако, спасти только женщин. Всего погибло в этой страшной резне около 100 человек русских...
Атаман Казанцев с небольшой кучкой беглецов скрылся из города и направился на соединение со своим отрядом, который, узнав, что в Улясутае произошел погром русского населения, выслал туда разведку, а сам, руководимый есаулом Новоселовым, отправился в направлении на Запхан.
Разведка вошла в город беспрепятственно, так как монгольские солдаты, узнав о приближении русского отряда, спешно ушли из Улясутая в северо-восточном направлении. Разведчики пробыли в городе недолго и, захватив с собой русских женщин, укрывшихся в помещениях китайских фирм, вышли из Улясутая. По дороге они имели две стычки с разъездами монгольских солдат и на первом уртоне (почтовой станции) в сторону Кобдо встретились с отрядом Казанцева. Прибыл сюда и сам атаман, и отряд его двинулся в Кобдо на соединение с отрядом Кайгородова.
В виде мести за Улясутайский погром атаман Казанцев разгромил в пути на Кобдо ряд монгольских монастырей. В [162] некоторых из них были перебиты и ни в чем не повинные монахи. Эти действия Казанцева навели ужас на мирное монгольское население, и оно по пути следования отряда заранее разбегалось при его приближении в разные стороны и угоняло свой скот. С другой стороны, шайки монгольских солдат, пополненные монголами-добровольцами, разбрелись по району Улясутая и начали грабить русские заимки и убивать тоже ни в чем не повинных русских колонистов...
22 августа отряд атамана Казанцева прибыл в Кобдо и сразу же присоединился к отряду есаула Кайгородова, после чего атаман вынужден был написать приказ такого содержания:
«Для пользы общему делу в борьбе с большевизмом и ввиду создавшегося положения дел в Монголии вверенный мне отряд передаю в распоряжение есаула Кайгородова».
Затем атаман, огорченный всеми своими неудачами, отправился к отряду генерала Бакича, который в это время приближался к Кобдо с запада.
Много позднее, когда отряд Бакича на своем многострадальном пути в Урянхайский край сдался наконец на милость красных победителей, атаман Казанцев был, по слухам, выдан большевиками монголам, которые не преминули жестоко расправиться с ним.