Злосчастный конвой
4 июля около 22.00 контр-адмирал Гамильтон получил из Адмиралтейства приказ, имеющий гриф «Особо срочно»: «Крейсерам на полной скорости отойти на запад». Адмирал предположил, что вскоре ему будет передана дополнительная информация, которая объяснит причину этого решения. Но через несколько минут он получил новый приказ, который имел гриф всего лишь «Срочно»: «Ввиду угрозы надводных кораблей конвою рассредоточиться и следовать в русские порты». За ней последовала еще одна радиограмма с грифом «Особо срочно», подтверждающая предыдущую: «Конвою рассеяться». Разница между «рассеяться» и «рассредоточиться» очень важна. Транспорты конвоя, которому приказано рассредоточиться, уже не соблюдают строя. Каждое судно следует к цели с той скоростью, которую может развить. Так как в данном случае все суда направлялись в один порт, в течение нескольких часов они должны были находиться практически рядом. Если же конвой получает приказ рассеяться, суда должны как можно быстрее расходиться по всем направлениям, согласно заранее подготовленному плану. Если у Гамильтона и оставались какие-то сомнения относительно неизбежности боя с немецкими кораблями, они были полностью рассеяны пометками на этих радиограммах и их содержанием. [104]
К такому же выводу пришел и капитан 2 ранга Брум, который их тоже получил. В инструкциях командиру эсминцев ясно говорилось, что в случае атаки конвоя значительно превосходящими силами противника он обязан следить за вражескими кораблями и использовать любой подходящий момент, чтобы атаковать их. Поэтому Брум решил, что он обязан присоединиться к крейсерам. Поэтому в 22.15, передав коммодору Даудингу приказ рассеять конвой, Брум покинул его. Как он говорил потом, решение бросить конвой, слабо вооруженные корветы и траулеры в такой момент было самым трудным в его жизни. К несчастью, Тови узнал о том, что Брум присоединился к крейсерам, только через 21 час. Именно это стало предметом жестокой критики.
По случайному стечению обстоятельств первый приказ Адмиралтейства на флагмане Гамильтона «Лондон» был получен в тот момент, когда крейсер поднял гидросамолет для проведения ледовой разведки. Поэтому Гамильтон еще полчаса следовал на восток, безуспешно пытаясь отозвать самолет. Потом тот сел на воду у борта корабля ПВО «Паломарес», который снял экипаж и отбуксировал гидросамолет в Маточкин Шар, а оттуда — в Архангельск. Экипажу пришлось 2 месяца околачиваться на берегу, пока Адмиралтейство решилось списать машину. Пилот самолета лейтенант Р. Вигнэлл так никогда и не узнал, почему его оставили в России.
В 22.30 крейсера повернули на запад. Они увеличили скорость до 25 узлов и прошли южнее конвоя, чтобы перекрыть возможное направление, с которого мог появиться противник. Видимость в это время была отличной, но по морю ползли отдельные пятна тумана. Кое-где виднелись айсберги.
Для адмирала Гамильтона выполнение инструкций было таким же тяжелым делом, как и для капитана 2 ранга Брума. Адмирал выразил свои чувства в радиограмме, адресованной крейсерам: «Я знаю, что вам всем так же тяжело, как и мне, оставлять эти прекрасные суда, чтобы они могли самостоятельно следовать в порт». Его [105] также волновало, какое впечатление может произвести внезапный отход крейсеров на моральный дух экипажей торговых судов, так как они не знали причины его поступка. Морякам могло показаться, что крейсера просто удирают со всех ног. Если бы он знал, что инструкции Адмиралтейства основаны на предположениях, а не на точном знании, Гамильтон наверняка не отошел бы столь поспешно. Однако полученные радиограммы создали у него впечатление непосредственной угрозы.
Приказ рассеять конвой стал неожиданным и неприятным сюрпризом для коммодора Даудинга, поэтому он дважды попросил повторить его. Когда повтор подтвердил его самые худшие опасения, Даудинг сделал вывод, что на горизонте вот-вот появятся немецкие корабли. Капитаны торговых судов, которые ничего не знали о причинах странных действий эскорта, никогда не забудут этот момент. На совещании в Исландии их предупредили, что переход будет сложным. Однако они были спокойны, зная, что корабли эскорта защитят транспорты, если это будет нужно. А теперь им приказали рассеяться, в то время как корабли прикрытия стремительно исчезли за горизонтом. Однако, когда роковой приказ был отдан, 30 «купцов» исполнили его со слаженностью хорошо вышколенного флота. Часть кораблей повернула на север, к кромке льдов, часть на юг, к вражескому побережью, кто-то повернул на запад на обратный курс, а кто-то продолжал следовать к цели на восток. Так как кораблей в конвое было почти столько же, сколько румбов на картушке компаса, кое-кто из капитанов, не отличавшихся самостоятельностью, невольно сбился в кучки, чтобы иметь хоть какую-то помощь.
Противник очень быстро оценил преимущества, которые предоставило ему Адмиралтейство. Немецким самолетам больше не приходилось прорывать плотный огневой заслон перед хорошо охраняемым конвоем. Теперь пилоты могли спокойно выбирать цели и без помех атаковать с малой дистанции. Подводные лодки были рады, [106] что исчезли надоедливые английские эсминцы, которые уже 5 дней вынуждали их держаться поодаль. Они смело поднялись на поверхность и полным ходом бросились в погоню за транспортами, координаты которых передавали самолеты. В воздухе и на море началась охота, которая вскоре должна была превратиться в избиение.
Первой жертвой стал «Эмпайр Байрон», торпедированный подводной лодкой 5 июля. К северу от него группа из 4 судов — «Эрлстон», «Вашингтон», «Болтон Кастл» и «Паулюс Поттер» — стала жертвой атаки пикировщиков и подводных лодок. Позднее «Панкрафт», следовавший в одиночку, последовал за ними на дно. Вскоре после полудня подводная лодка перехватила и потопила судно коммодора «Ривер Афтон». Чуть позднее был потоплен «Карлтон». «Фэйрфил Сити» и «Дэниэл Морган» укрылись в полосе тумана, но вечером вышли из нее и тут же были замечены самолетом. Три Ju-88 немедленно спикировали на первое судно, накрыв его бомбами, и оно начало быстро погружаться. «Морган» яростно отбивался и успешно уклонился от 9 серий бомб. Его 76-мм орудие сбило 2 атакующих самолета, но потом его заклинило. Однако последовали еще 2 атаки, и от близких разрывов разошлись швы корпуса. Судно начало принимать воду, и экипаж был вынужден оставить его. Подводная лодка поднялась на поверхность, чтобы добить его. Допросив моряков и указав им курс на ближайшую землю, лодка отправилась искать новые жертвы. Группа, состоящая из тральщика «Саламандер», танкера «Олдерсдейл», транспорта «Оушн Фридом» и спасательного судна «Зафаран», была атакована самолетами. Танкер и спасательное судно были потоплены. К счастью, «Саламандер» сумел спасти экипажи сразу после завершения атаки. Еще одной жертвой воздушной атаки стал «Питер Керр». Подводные лодки потопили «Хоному». В первые сутки побоища немцы потопили 12 судов, доведя общий счет потерь конвоя до 15. Это уже в 2 раза превышало потери любого конвоя, отправленного в Россию. [107]
Но конец еще был далеко. На следующий день немецкие самолеты снова начали обыскивать Баренцево море. Они натолкнулись на шедший в одиночку «Пан Атлантик». Через несколько минут судно уже горело и тонуло. Подводные лодки, предположив, что уцелевшие транспорты направятся к Новой Земле, направились туда. С 6 по 8 июля они потопили «Хартлбюри», «Олопану», «Джон Уайтерспун» и «Алкоа Рейнджер». Все эти суда направлялись на юг, в Белое море.
Тем временем глава британской морской миссии в Северной России получил зловещее предупреждение Адмиралтейства, что ночью 5/6 или рано утром 6 июля конвой может быть атакован немецкими кораблями. Его перехватили корабли ПВО «Паломарес» и «Позарика», каждый из которых собрал вокруг себя маленькую группу корветов и тральщиков. Поэтому они всем встреченным судам советовали как можно быстрее двигаться на восток. Сами корабли ПВО тоже взяли курс на Новую Землю. Группа «Паломареса» шла впереди. К ней присоединились сухогрузы «Бенджамин Харрисон» и «Эль Капитан». Эти корабли первыми пришли на якорную стоянку в проливе Маточкин Шар, разделяющем два самых больших острова архипелага. Они прибыли туда 7 июля. Вскоре после этого там появился «Саламандер», сопровождающий «Оушн Фридом», а потом «Хузиер», «Сэмюэл Чейз» и спасательное судно «Замалек». Когда прибыла «Позарика», в проливе собрались чуть ли не все оставшиеся корабли эскорта. Последним прибыл корвет «Лотус», который, несмотря на зловещее предупреждение Адмиралтейства, повернул, чтобы подобрать экипаж «Ривер Афтона». Он нашел коммодора Даудинга сидящим на плотике в ледяной воде вместе с двумя матросами. Неподалеку находились капитан и 56 человек экипажа судна.
После спешного совещания на борту «Паломареса» было решено покинуть стоянку как можно быстрее, так как корабли в Маточкином Шаре могли атаковать и самолеты, и подводные лодки. Поэтому вечером 5 транспортов [108] в сопровождении 2 кораблей ПВО, 3 тральщиков и 3 траулеров образовали небольшой конвой и направились на юг к Белому морю. Почти сразу они попали в густой туман, и «Бенджамин Харрисон» оторвался от группы и вернулся на стоянку. Остальные корабли проследовали дальше. Утром 8 июля туман ненадолго приподнялся, и конвой подправил курс так, чтобы пройти восточнее и южнее острова Колгуев, который лежит в 50 милях от материка. Время от времени конвою попадались шлюпки с моряками потопленных судов. Эскортные корабли забирали людей на борт. Во второй половине дня конвой достиг юго-западной оконечности Новой Земли, но впереди появился паковый лед. Пришлось повернуть на запад, чтобы обогнуть его. Вечером конвой снова повернул на юг. Когда корабли находились всего в 60 милях от материка, около 22.00 их атаковали примерно 40 горизонтальных бомбардировщиков. Так как русские истребители не появились, немцы получили возможность в течение 4 часов спокойно упражняться в бомбометании по беззащитным транспортам. В результате близкими разрывами были потоплены еще 2 судна — «Хузиер» и «Эль Капитан». На «Сэмюэле Чейзе» в котлах полопалось множество трубок, компасы выбросило из нактоузов, но стойкий экипаж сумел спасти судно. Маленькое спасательное судно «Замалек» почти выбросило из воды близкими разрывами. Хотя он сел кормой, но все-таки сумел продолжить путь. Если бы «Замалек», переполненный спасенными моряками, был потоплен, потери в людях были бы ужасными. Корабли отчаянно призывали на помощь русские истребители, но не получили ответа. Неравный бой продолжался. Два корабля ПВО мужественно защищали своих подопечных, так как лишь их тяжелые зенитки могли отбить атаку с большой высоты. О меткости их огня говорит то, что 4 немецких самолета были сбиты. В 2.30 вражеские самолеты наконец улетели, а через полчаса появились 2 русские летающие лодки. Они кружили в небе, пока конвой снизил ход, чтобы «Замалек [109] « мог догнать его. Коммодор Даудинг на «Оушн Фридом» вместе с «Сэмюэлем Чейзом» и кораблями эскорта прибыл в Архангельск на следующий день. Первым делом он начал выяснять, сколько судов из состава его конвоя пережили побоище. С облечением Даудинг увидел, что в гавани уже находятся «Донбасс» и «Беллингхэм», а также спасательное судно «Рэтлин». Это составляло 4 транспорта. Где-то у берегов Новой Земли болтался «Бенджамин Харрисон». Только 5 судов из 30 — в это трудно было поверить. Вскоре стали поступать сообщения, что еще несколько судов добрались до берега. Коммодор Даудинг сразу попытался собрать эскортную группу, чтобы отправиться на поиски.
16 июля он покинул Архангельск на корвете «Поппи» вместе с «Лотусом» и французским корветом «Ла Малуин». Тихая погода, стоявшая последние две недели, сменилась штормами, и трем корветам, двигавшимся на север, пришлось нелегко. 19 июля они пришли в бухту Белушья Губа на южном побережье Новой Земли, где обнаружили на берегу 12 моряков с «Олопаны». Двигаясь дальше вдоль берега, корветы нашли «Уинстон Сейлем», который сел на мель юго-восточнее мыса Северный Гусиный Нос и не мог самостоятельно сойти с нее. Его пришлось временно оставить там, а корветы пошли дальше. В бухте Моллер стояло САМ-судно «Эмпайр Тайд» с 240 спасенными моряками на борту. На нем кончались продукты, поэтому моряков распределили по 3 корветам, а капитану «Эмпайр Тайда» сказали готовиться к отплытию, когда корветы вернутся. На следующий день они прибыли к проливу Маточкин Шар, где коммодор Даудинг обнаружил еще 5 судов своего конвоя. Это были «Сильвер Суорд», «Трубадур» и «Айронклэлд», которые своим спасением были обязаны энергии и находчивости командира траулера «Айршир». Об их приключениях мы еще расскажем. Там же находились «Бенджамин Харрисон» и поврежденный русский танкер «Азербайджан». Вскоре к ним присоединились русский ледокол «Мурман» и траулер. Коммодор Даудинг решил двинуться в [110] путь немедленно. Сам он перешел на «Мурман», так как надеялся, что ледокол проложит путь сквозь лед, который вынудил повернуть на запад предыдущий конвой, что подставило его под удар немецких самолетов. К счастью, эти 5 судов немедленно вышли в море, потому что на следующее утро в проливе появилась немецкая подводная лодка. Найдя якорную стоянку пустой, она обстреляла русскую радиостанцию.
Забрав по дороге «Эмпайр Тайд», конвой поспешил на юг. Во время перехода часто встречался туман, и несколько раз конвой сталкивался с подводными лодками. Во время одного такого эпизода, к огромному удивлению Даудинга, командир «Мурмана» приказал дать полный ход и бросился наутек, покинув конвой. Ледокол вернулся, лишь когда паника на борту улеглась. «Уинстон Сейлем» все еще сидел на мели, но теперь рядом с ним находились 2 русских буксира. 22 июля эскорт был усилен после прибытия корабля ПВО «Позарика», 3 тральщиков, корвета и 2 русских эсминцев. Вечером 24 июля все корабли благополучно прибыли в Архангельск. Благодаря усилиям американского военно-морского атташе, который прилетел на Новую Землю на старой «Каталине», «Уинстон Сейлем» был снят с мели и прибыл в порт 28 июля. Это было последнее судно из состава злополучного конвоя. Общее количество уцелевших транспортов достигло 11. Из 35 транспортов и 1 танкера, начавших переход, 2 судна вернулись назад, 13 транспортов и 1 спасательное судно были потоплены самолетами, 10 были потоплены подводными лодками. Немцы потеряли всего 6 самолетов. Позднее стало известно, что немцы использовали 202 самолета для атак конвоя PQ-17, в том числе 130 бомбардировщиков, 43 торпедоносца и 29 разведчиков. Из 156492 тонн грузов до цели дошли только 57176 тонн. Погибли 430 танков, 210 самолетов и 3350 автомобилей, чего хватило бы для оснащения целой армии. Это была настоящая катастрофа.
Прежде чем перейти к рассказу о последствиях этих событий, мы должны рассказать историю лейтенанта [111] Л.Дж.Э. Гредуэлла, командира траулера «Айршир». Его изобретательность и энергия спасли 3 транспорта, которые вполне могли разделить участь 23 погибших. Когда конвой начал рассеиваться, он взял под свою защиту «Сильвер Суорд», «Трубадур» и «Айронклэд» и пошел к острову Надежды, который находился в 70 милях на северо-запад от точки расформирования конвоя. Гредуэлл надеялся отстояться там, пока не исчезнет неизвестная опасность, от которой им пришлось удирать. Однако пробиться к острову не удалось, так как он встретил тяжелые льды, вынудившие маленький конвой повернуть на восток. К этому времени по радио начали поступать отчаянные радиограммы с гибнущих судов. Одно за другим они становились жертвами немецких подводных лодок и самолетов. Тогда Гредуэлл решил, что единственный шанс на спасение заключается в том, чтобы зайти подальше во льды. К счастью, лед не был слишком толстым. Так он и сделал, использовав свой траулер в качестве ледокола. Когда 4 корабля углубились на 20 миль в ледовое поле, Гредуэлл приказал остановиться, так как двигаться дальше было невозможно. Черные корпуса кораблей резко выделялись на фоне ослепительно белого льда. Вокруг плясали миражи, которые позволяли видеть объекты, находящиеся далеко за горизонтом. Они висели в воздухе, и это тоже тревожило Гредуэлла. Если немецкие самолеты заметят его маленькую группу, их судьба будет решена. Поэтому он побывал по очереди на всех судах и убедился, что всюду есть большой запас белой краски. Гредуэлл приказал выкрасить в белый цвет все борта и надстройки, обращенные на юг. Одновременно он распорядился подготовить к бою орудия танков, погруженных на палубы. Необходимые боеприпасы были подняты из трюмов. В качестве последней меры предосторожности Гредуэлл приказал погасить все котлы, так как даже маленький клубок дыма мог выдать их. В течение 2 дней 3 транспорта и траулер стояли во льдах. Когда по радио перестали поступать сигналы бедствия, Гредуэлл решил, что настало время двигаться дальше. Выбраться [112] на чистую воду оказалось не так просто. Южный ветер зажал корабли во льду. Когда наконец все выбрались на свободу, было решено, что следовать в Архангельск слишком рискованно, поэтому Гредуэлл повел своих подопечных в бухту на северной оконечности Новой Земли. Там они стали на якорь, а траулер принял уголь с одного из транспортов. После этого маленький конвой двинулся на юг. В проливе Маточкин Шар они увидели «Бенджамина Харрисона», который оторвался от конвоя коммодора Даудинга и вернулся на стоянку. Не решаясь использовать собственную рацию, Гредуэлл отправил людей на русский береговой пост связи. Не без труда он добился того, что в Архангельск было передано сообщение об их прибытии. В итоге, хоть и с запозданием, коммодор Даудинг получил это сообщение.
Не менее драматичный, но более горький характер имеют рассказы моряков, спасшихся с потопленных судов. 2 шлюпки с 46 моряками «Вашингтона» попали в метель, которая длилась 6 часов. Они провели в море целую неделю, прежде чем добрались до Новой Земли, страдая от голода и холода. Высадившись на берег, они обнаружили, что, кроме супа из чаек, эти пустынные острова не могут предложить им ничего. Поэтому вернулись в шлюпки и поплыли дальше на юг. Через 2 дня они встретили 4 шлюпки с экипажем «Паулюса Поттера». Треть из них пострадала от обморожений. Перекусив дикими утками, которых удалось добыть, караван двинулся дальше. Наконец они обнаружили сидящий на мели «Уинстон Сейлем». Только там моряки впервые за 10 дней получили настоящую еду. Русский китобоец перевез их на «Эмпайр Тайд», где уже находились 240 человек с потопленных судов.
Другому экипажу повезло больше. Он высадился возле русского пионерского лагеря, где моряков сразу накормили.
Все эти истории говорят о стойкости и страданиях на ледяном севере. Ведь даже в разгар лета здесь немногим лучше, чем зимой. Всего в Архангельск были доставлены [113] около 1300 человек с потопленных транспортов. Большинству из них пришлось довольно долго проторчать без дела в этом негостеприимном городе. Русские медики, как могли, заботились о раненых и больных, однако им не хватало лекарств и современной медицинской техники. Как мы увидим позднее, ложная гордость мешала им принять помощь, которую могли предложить англичане и американцы.
Русские, узнав о катастрофе, сочувствия не выказали. Командир «Позарики» Лоуфорд вспоминает, что он встретился с русским адмиралом, командовавшим силами в Белом море{4}. Встреча продолжалась 2,5 часа. После того как Лоуфорд обстоятельно, ничего не скрывая, рассказал адмиралу о трудностях, которые приходится преодолевать конвоям при существующей ситуации, он услышал ответ: «Вам следует отправлять более крупные конвои и обеспечивать их более надежной защитой. Они должны иметь истребительное прикрытие на всем пути». В этом русский адмирал был совершенно прав, если говорить о войне в Арктике. Но советское командование в то время просто не понимало сути глобальной стратегии, хотя ему нельзя отказать в справедливости критики.
Теперь вернемся к немецким кораблям, стоящим на якорях в Вест-фиорде и Альтен-фиорде. Так как соединение адмирала Тови не было обнаружено до 3 июля, выполнить приказ Гитлера вывести из строя авианосцы было просто невозможно. А ведь это ставилось непременным условием начала операции! Тем не менее, адмирал Редер не хотел терять время на получение разрешения фюрера и приказал 3 июля перевести «Тирпиц» в Альтен-фиорд, где уже стоял «Шеер». Это было сделано ночью 3/4 июля. Таким образом, 3 тяжелых корабля и 7 эсминцев оказались в идеальном месте для броска, когда конвой войдет в Баренцево море. [114]
Однако разрешение Гитлера было получено только 5 июля в 11.37. При этом было наложено ограничение: Шнивинду разрешалась только короткая вылазка. Хотя немцы знали, что крейсера Гамильтона уходят на запад, а флот адмирала Тови болтается где-то в 450 милях от конвоя, двигаясь на юго-запад, РВМ все-таки полагало, что затягивать операцию нельзя. Считалось, что 6 июля после 1.00 «Тирпиц» уже может быть атакован торпедоносцами «Викториеса».
Немецкая эскадра, двигающаяся на север, покинула гавань в 17.00. Оказавшись в 30 милях от берега, он повернула на восток. Она была обнаружена и атакована русской подводной лодкой К-21 как раз в момент поворота. Хотя русские заявили о 2 попаданиях в «Тирпиц», в действительности он не получил повреждений. Через час эскадра была замечена самолетом-разведчиком, а в 20.30 ее встретила подводная лодка «Аншейкн», следовавшая к новому району патрулирования. Лодка сразу сообщила о встрече, но выйти в атаку не сумела. Сообщения об успешных действиях немецких самолетов и подводных лодок против судов распущенного конвоя были получены в Берлине, и РВМ в 21.30 отменило операцию «Ход конем», к огромному разочарованию адмирала Шнивинда. В течение ночи 5/6 июля Адмиралтейство трижды сообщало адмиралу Тови, что «Тирпиц» может не рискнуть гнаться за конвоем, если немцы заметят британские линкоры, следующие на восток, ведь «Тирпиц» мог попасть под атаку торпедоносцев «Викториеса». Адмирал Тови 6 июля в 6.45 даже повернул свой флот на восток, когда услышал шум моторов немецкого самолета-разведчика. Адмирал надеялся привлечь внимание немцев, но это ему не удалось. В 10.40 крейсера контр-адмирала Гамильтона присоединились к Флоту Метрополии. К 12.30 погода ухудшилась настолько, что вести воздушную разведку было невозможно, и Тови опять повернул на юго-запад. Все его корабли вернулись в порты 8 июля. Последнее сообщение о немецких кораблях поступило от британского самолета, базирующегося в северной [115] России. 7 июля он видел, как немцы возвращались в Нарвик. Подводные лодки все-таки попытались перехватить немцев, но безуспешно. Эскадра Шнивинда благополучно вернулась назад.
Когда стали ясны размеры катастрофы, по обе стороны Атлантики поднялся страшный шум. Так как союзники не могли делать никаких публичных заявлений, немецкая пропагандистская машина завертелась на полных оборотах, максимально используя выгоды ситуации. Позднее, когда появились показания пленных и рассказы моряков с потопленных судов, против Королевского Флота были выдвинуты серьезные обвинения в некомпетентности, оправдаться в которых полностью ему так и не удалось. Говорилось, что британские корабли бросили своих подопечных на произвол судьбы в самый критический момент. Все указывали, что погибли 23 транспорта, тогда как ни один из военных кораблей не получил ни царапины. Лживость этих обвинений показывают действия кораблей ПВО, корветов и тральщиков, которые продемонстрировали высочайшее чувство долга. Они проявили мужество и изобретательность, спасая моряков и помогая уцелевшим транспортам добраться до цели. И все-таки нам следует тщательно проанализировать все факты, прежде чем делать какие-либо заключения.
Необходимо отметить, что немцы подготовили детальный план атаки конвоя своими надводными кораблями. Эти корабли вышли в море для выполнения данного плана. Когда стало известно, что конвой рассеялся, и с ним более эффективно справятся подводные лодки и самолеты, корабли, а в том числе и «Тирпиц», были отозваны.
Единственной причиной приказа конвою рассеяться является желание уменьшить потери, которые он может понести в ходе атаки надводных кораблей. При атаках подводных лодок и самолетов сохранение строя является самым надежным способом отразить их. Когда конвою угрожают все три вида атаки, как это было в случае PQ-17. принять решение очень сложно. Если рассеять конвой слишком рано, это повлечет за собой катастрофу. То же [116] самое произойдет, если конвой рассеется слишком поздно. Единственное, что совершенно ясно, — такое решение должен принимать командир на месте событий. Нет никаких сомнений, что если бы такое право было предоставлено адмиралу Тови, он приказал бы крейсерам отходить на запад, так как между ним и Адмиралтейством не было разногласий в данном вопросе. Однако он предоставил бы капитану 2 ранга Бруму свободу действий. Адмирал Тови давно подозревал, что германское командование не позволит «Тирпицу» атаковать конвой, если его сопровождают эсминцы, так как немцы серьезно опасались торпедных атак. Именно поэтому он считал роспуск конвоя преждевременным. Адмиралтейство было с этим не согласно. Можно лишь гадать, что произошло бы, если бы конвой не был распущен, а эсминцы остались с ним. В этом случае все зависело бы от действий немецких адмиралов. Редер предупредил адмирала Шнивинда, что неудача может иметь серьезные последствия. Все это, а также отношение Гитлера к действиям крупных кораблей сковывали морское командование. Его действия не отличались смелостью, от которой во многом зависит успех операции. Однако, даже если бы об этой слабости немцев было известно Адмиралтейству, на подобной зыбкой почве нельзя строить свои планы. Численность немецких кораблей, переброшенных в северную Норвегию, позволяла противнику добиться полного успеха.
В отношении отзыва крейсеров Черчилль заметил: «Адмирал Паунд, вероятно, не послал бы столь резкого приказа, если бы дело касалось только британских кораблей». Черчилль договорился до предположения, что присутствие и вероятная гибель американских крейсеров, входивших в эскадру контр-адмирала Гамильтона, «могли лишить его хладнокровия, с которым он обычно принимал сложные решения». Но все это произошло еще до роспуска конвоя. Адмирал Паунд согласился с мнением Тови, что крейсера не должны заходить восточнее острова Медвежий, если только они не могут атаковать [117] более слабую немецкую эскадру, то есть такую, где нет «Тирпица». Поэтому крайне сомнительно, что присутствие двух американских крейсеров могло повлиять на решение Первого Морского Лорда отозвать эскадру Гамильтона.
Адмирал Тови считал, что контр-адмирал Гамильтон должен был отправить эсминцы назад к распущенному конвою, когда стало ясно, что «Тирпица» поблизости нет. Он полагал, что эсминцы помогли бы отражать атаки подводных лодок. Они также могли собрать вокруг себя часть транспортов. Капитан 2 ранга Брус хотел и пытался вернуться, но контр-адмирал Гамильтон приписал немецкому командованию больше отваги, чем оно имело. Он предполагал, что бой с «Тирпицем» может начаться в любой момент. Гамильтон решил, что после расформирования конвоя эскадра Шнивинда попытается атаковать его. В таких обстоятельствах, испытывая острую нехватку информации, он решил, что эсминцы будут полезным усилением его эскадры. Гамильтон рассчитывал, что они помогут ему связать противника боем и оттянуть германские корабли в направлении флота Тови. Вдобавок, когда танкер «Олдерсдейл» вместе с распущенным конвоем исчез в неизвестном направлении, эсминцы в случае возвращения вряд ли бы нашли его. В результате они могли просто остаться без топлива. В действительности танкер был потоплен почти сразу после расформирования конвоя, и эсминцы могли заправиться только с крейсеров.
Самым главным виновником этого разгрома стало Адмиралтейство. Его безапелляционные инструкции полностью сбили с толку командиров эскадр и соединений. При этом Адмиралтейство не потрудилось объяснить причины своих распоряжений. Это привело к преждевременному роспуску конвоя. Однако совсем не факт, что именно это стало причиной огромных потерь, которые полностью зависели от действий противника. Тем не менее, если Адмиралтейство имело больше информации о противнике, чем адмиралы в море, последние находились [118] в более выгодной позиции, чтобы решать, что делать. Адмиралтейство не знало погодных условий, состояния кораблей, наличия топлива и боеприпасов и многих других факторов. Как выяснил американский флот в ходе морской войны с Японией, береговой штаб должен снабжать главнокомандующего флотом всей имеющейся информацией, оставив ему непосредственное руководство операциями.
Сегодня, когда известны все факты, становится очевидным, что главной причиной катастрофы стало упрямство правительства, которое требовало провести операцию, почти не имевшую шансов на успех. Как говорит профессор Майкл Льюис: «В свете прошлого опыта видно, что мы решали невозможную задачу — провести конвой по пути в несколько сот миль вдоль занятого противником побережья, где в воздухе полностью господствовали Люфтваффе, в море патрулировало большинство кораблей германского флота и все свободные подводные лодки». Успех стратегии конвоя и эскорта зависит от того, достаточно ли силен эскорт, чтобы отразить все угрозы конвою. Это условие не соблюдалось при отправке конвоев в северную Россию. Тот факт, что Адмиралтейство не рисковало направлять Флот Метрополии в воды к востоку от острова Медвежий, подтверждает безоговорочное господство Люфтваффе в этом районе. Королевский Флот не осмеливался оспаривать это господство. Наполеон как-то заметил: «Каждый командир, который начинает выполнять план, который считает неудачным или ошибочным, уже виноват. Он должен протестовать, настаивать на изменении, если необходимо — отказаться от командования, но не должен вести к разгрому подчиненные ему войска». Для командира такого калибра, как адмирал Паунд, отставка в военное время была равносильна дезертирству. Она полностью противоречила его чувству долга. Паунд был воспитан в традициях Королевского Флота, который считал невозможные задачи своей прерогативой. [119]
Прежде чем завершить главу, повествующую об этих трагических событиях, необходимо рассказать о несчастьях, которые обрушились и на обратный конвой QP-13 на последнем отрезке путешествия. Конвой состоял из 35 судов под командованием коммодора Н.Г. Гейла. Его сопровождали 5 эсминцев, 4 корвета, 2 тральщика и 2 траулера. Немецкие самолеты обнаружили его 2 июля, но больше не уделили ему никакого внимания. И это понятно, так как противник бросил все силы против конвоя PQ-17. Прибыв к северо-восточной оконечности Исландии 4 июля, конвой получил приказ разделиться. 16 судов, в том числе и судно коммодора, направились в Лох Ю, а остальные суда вместе с частью эскорта пошли вдоль северного побережья Исландии в Рейкьявик. Обязанности коммодора принял на себя капитан судна «Америкен Робин» Хисс. Последние 2 дня погода была облачной, поэтому конвой не имел возможности определиться по звездам. В результате прокладка велась с ошибками. Радар, имевшийся на некоторых кораблях эскорта, был ненадежным. Когда эта часть конвоя подошла к земле, погода еще больше ухудшилась. С северо-востока налетел шторм с дождем, видимость снизилась до одной мили. В 20.00 командир эскорта капитан 2 ранга Губисон, находившийся на тральщике «Нигер», решил двигаться дальше, пока не покажется земля. Через 2 часа он заметил айсберг, который ошибочно принял за мыс Северный. Он повернул конвой на запад. Это привело конвой прямо на английское минное заграждение, о наличии которого Хисс даже не знал. Первым известием о его существовании стал приказ Губисона конвою перестроиться в 2 колонны, чтобы пройти между минами и берегом. В 22.40 «Нигер» подорвался на мине. Слишком поздно капитан 2 ранга Губисон понял, что конвой находится дальше к северу, чем он думал. Он немедленно радировал коммодору, чтобы конвой поворачивал на юго-запад. «Нигер» быстро затонул, погибло много моряков, в том числе и капитан 2 ранга Губисон. А затем в считанные минуты на минах подорвались и затонули 4 [120] судна, еще 2 были тяжело повреждены. В числе погибших было русское судно «Родина», на котором находились семьи советских дипломатов, работающих в Лондоне. Французский корвет «Розалис» под командованием лейтенанта Бержере и траулеры «Леди Маделейн» и «Сент-Эльстан», совершенно не заботясь о собственной безопасности, пошли прямо на мины и в течение 6,5 часов подбирали спасшихся, среди которых были и матросы крейсера «Эдинбург». Всего они спасли 211 человек, хотя некоторые позднее скончались. Это действительно был тот случай, когда беды следуют одна за другой. [121]