Шпион в небе
Это сообщение в свое время облетело всю мировую печать. В нем говорилось, что утром 1 мая 1960 года советские ракетчики сбили в районе города Свердловска иностранный самолет, проникший в воздушное пространство СССР с враждебными целями. Летчик, выбросившийся с парашютом, был задержан.
...На одной из тихих улиц небольшого американского городка Паунд, что в штате Вирджиния, жил саможник мистер Оливер Пауэрс. Выбившись в мелкие бизнесмены, Пауэрс-старший решил избавить своего сына от нелегкого труда рабочего. Он мечтал, что Френсис после окончания колледжа станет врачом. Однако учиться в высшем медицинском учебном заведении целых четыре года Пауэрс-младший не захотел. Он поступил на работу в плавательный бассейн.
Шло время. Чтобы избежать призыва в сухопутные войска, служба в которых не очень его привлекала, Френсис в октябре 1950 года добровольно поступил в военно-воздушные силы США. Спустя два года он окончил летное училище, был произведен в офицеры и стал летать на самолетах-истребителях.
В апреле 1955 года Френсис женился на Барбаре Гей Мор, работавшей секретарем-стенографисткой на базе морской пехоты.
И вот позади уже почти шесть лет армейской службы, а на погонах прибавилась лишь одна звездочка (в 1954 г. Пауэрсу присвоили звание первого лейтенанта). Должностной оклад младшего офицера не позволял молодой чете жить с тем комфортом, о котором они мечтали.
В один из апрельских дней 1956 года Пауэрса вызвали в штаб части, где он встретил нескольких сослуживцев, которые, так же как и он, пока еще не знали, зачем их вызвали. Начальство недолго испытывало терпение летчиков. Им сообщили, что некие гражданские и военные лица заинтересовались ими и хотели бы предложить им хорошо оплачиваемую работу.
Тогда ни Пауэрс, ни шестеро его сослуживцев не знали, что под маской «неких гражданских и военных лиц» скрывались вербовщики из Центрального разведывательного управления. Встреча с ними состоялась в номере гостиницы, расположенной на окраине города. Вербовщики сразу же дали понять, что хорошо информированы о всех служебных и личных делах летчиков, и предложили им летать на более совершенных высотных самолетах, [266] за что обещали ежемесячно выплачивать по 2500 долларов. Они тут же объяснили, что «работа» связана с необходимостью летать вдоль границ Советского Союза с целью сбора различной секретной информации.
Предложение кажется Френсису Пауэрсу заманчивым, но его не торопят с ответом, советуют все как следует обдумать.
Во время второй встречи, состоявшейся в той же гостинице, Френсис заявил, что согласен заключить контракт.
Позднее, в судебном заседании, на вопрос о причинах, побудивших его поступить в ЦРУ, Пауэрс ответил:
— Мне предложили работу, за которую много платили. Я подумал, что мне просто повезло... В результате я материально жил хорошо, мы с женой ни в чем себе не отказывали и в то же время имели возможность делать сбережения.
Действительно, за четыре года шпионской «работы» на банковском счету Пауэрса накопилась кругленькая сумма.
За устно выраженным согласием поступить на службу в ЦРУ последовало тщательное медицинское освидетельствование. Врачи установили пригодность Френсиса для новой «работы». И в мае того же года в Вашингтоне Пауэрс, с одной стороны, и мистер Коллинз, представлявший ЦРУ, — с другой, заключили секретный контракт. Тогда же Пауэрс дал подписку о сохранении в тайне содержания контракта и вообще всего, что будет связано с его сотрудничеством с ЦРУ. Кроме того, представители ЦРУ ознакомили его с 793-м параграфом 37-й главы «Свода законов США», гласившим, что за нарушение подписки и разглашение данных о деятельности американской разведки он будет подвергнут уголовному наказанию в виде десяти лет тюремного заключения или штрафу в сумме 10 тысяч долларов, либо тому и другому одновременно. Завербованному шпиону присвоили кличку «Палмер».
С конца мая по конец августа Пауэрс осваивал самолет У-2, специально созданный на фирме «Локхид» для ведения стратегической разведки с больших высот.
Подготовкой к полетам и обучением работе со специальной разведывательной аппаратурой руководили полковники Пери, Паркинс и майор Кордза. Непосредственно полетам на этих новейших сверхсекретных самолетах шпионов обучали летчики авиакомпании «Локхид», а также военные летчики. Овладев управлением, взлетом и посадкой У-2, Пауэрс совершал на нем тренировочные полеты на большой высоте и на большие расстояния над Калифорнией, Техасом, северной частью США. Свободное время он использовал для всесторонней физической подготовки: много занимался спортом, стрельбой из пистолета.
Пройдя почти трехмесячную подготовку, личный состав подразделения, в котором состоял и Френсис Пауэрс, был переброшен в Турцию, на военную базу Инджирлик, расположенную вблизи города Адана. Этому подразделению, подчинявшемуся [267] двум хозяевам — ЦРУ и Главному штабу ВВС США, — присвоили условное наименование «10–10», В целях маскировки считалось, что оно подчиняется Национальному управлению по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). На подразделение возлагалось ведение шпионажа против СССР путем засылки самолетов-шпионов в воздушное пространство нашего государства и обора сведений о радиостанциях, радиолокационных установках, о местах запуска ракет, расположении важных военных и промышленных объектов.
С базы Инджирлик американские летчики из подразделения «10–10», о котором Пауэрс позднее скажет, что «оно было создано для изучения погоды, а на самом деле занималось сбором военной информации», совершали шпионские полеты.
С 1956 года интенсивность этих полетов особенно усилилась.
— Я считал, что это была основная работа нашего подразделения, — показал на суде Пауэрс. — Ежегодно по нескольку раз я летал вдоль границ СССР с Турцией, Ираном и Афганистаном. В 1956–1957 годах три-четыре полета были совершены над Черным морем. В 1956 году я сделал один-два полета, в 1957 году таких полетов было шесть — восемь, а в 1958–1959 годах — десять — пятнадцать и за четыре месяца 1960 года — один или два. Все эти полеты я совершал вдоль южных границ Советского Союза. С такими же целями летали и другие летчики подразделения «10–10».
Мы поднимались с аэродрома Инджирлик и летели на восток до города Ван, расположенного на берегу одноименного озера, После этого брали курс на столицу Ирана — Тегеран и после пролета над Тегераном летели в восточном направлении южнее Каспийского моря. Затем я обычно пролетал южнее города Мешхеда, пересекал ирано-афганскую границу и далее летел вдоль афгано-советской границы. Недалеко от восточной границы Пакистана делался поворот и по тому же маршруту мы возвращались на аэродром Инджирлик. Позднее стали делать поворот раньше, после углубления на территорию Афганистана примерно на двести миль.
Во время полетов в соответствии с полученными инструкциями летчики, в том числе и Пауэрс, включали имевшуюся на самолетах разведывательную аппаратуру, и засекали сигналы наших радиостанций и работу радиолокационных установок.
Однако ЦРУ не удовлетворяли полеты вдоль границ СССР, И вот началась подготовка к вторжению в глубь Советской страны. Для выполнения этой задачи еще в августе 1958 года Пауэрс перегнал один из самолетов У-2 с базы Инджирлик на аэродром в Будё (Норвегия). Здесь его встретил новый командир подразделения «10–10» полковник Бирли с большой группой обслуживающего персонала.
Пролетая по курсу Адан — Афины — Бряндизи (Италия) — Рим — Франкфурт-на-Майне — Ставангер (Норвегия) — Будё, [268] Пауэрс чувствовал себя совершенно спокойно. Его нисколько не тревожило, что он нарушает границы других стран.
— Я об этом «иногда не задумывался. Моей задачей было выполнять приказы, которые мне давались, — показал подсудимый.
Правительство США, Пентагон, конгрессмены придавали огромное значение шпионским полетам над территорией Советского Союза. Именно поэтому подразделение «10–10» посетил начальник штаба ВВС США генерал Томас Д. Уайт; дважды его инспектировал командующий ВВС США в Европе генерал Эверест; не оставил без внимания свою паству из шпионского подразделения и почивший в бозе кардинал Спеллман.
Пауэрс успешно справлялся со всеми заданиями, продолжая совершенствовать свои навыки. Усердие в освоении шпионской профессии не оставалось без внимания начальства, которое всячески поощряло его.
...Уже истекал срок второго контракта. Некоторые сослуживцы Пауэрса, радуясь тому, что все для них обошлось благополучно, собирались домой в Штаты, не желая больше связывать свою судьбу с ЦРУ.
Колебания, тревога за свое будущее не оставляли и Пауэрса, Он уже давно в полной мере осознал преступный характер своей деятельности. Однако желание увеличить количество долларов, вносимых ЦРУ на его текущий счет, было сильнее угрызений совести и даже страха. Поэтому вновь состоялась поездка в Вашингтон, встреча с уже хорошо знакомым мистером Коллином и продление, в третий раз, контракта с ЦРУ. Высокое вознаграждение, все те же доллары продолжали удерживать Пауэрса в подразделении «10–10».
— При последнем возобновлении Контракта я колебался... — показал на суде Пауэрс. — Мной владело труднообъяснимое чувство. Мне не нравилось то, что я делал... У остальных пилотов подразделения «10–10», видимо, оказалось больше здравого смысла, и они по истечении срока контракта уходили. Уже по окончании первого срока контракта все летчики, с которыми я начал в 1956 году служить в подразделении «10–10», вернулись в США. На место убывших летчиков прибыли новые. Только я один продлил тогда контракт... Решение о продлении я принимал самостоятельно. Однако моя жена, которую я ставил об этом в известность, никогда не возражала против того, чтобы я продлил контракт, и мы продолжали оставаться в Турции.
27 апреля 1960 года, вскоре после посещения базы Инджир-лик начальником штаба ВВС США генералом Томасом Д. Уайтом, командир «10–10» приказал Паузрсу и еще примерно двадцати летчикам быть готовыми в 20 часов 30 минут того же дня к вылету на аэродром, расположенный невдалеке от города Пешевар (Пакистан).
Вернувшись домой, Пауэрс сказал жене, что он улетает на три-четыре дня. [269]
И вот они в Пешеваре, В ожидании распоряжений Пауэрс и его напарник в течение трех дней отдыхали. Внешне все казалось спокойным. И все же что-то тревожило, угнетало Пауэрса. Он догадывался: предстоит необычный полет. Ведь до сих пор все они выполнялись с аэродрома в Адане, а на сей раз полковник Шелтон счел необходимым доставить их на базу в Пешевар. Третий день тянулся особенно долго, но всему бывает конец — кончился и он.
...1 мая 1960 года примерно в 2 часа 30 минут по московскому времени Пауэрс и его напарник были подняты по тревоге. Утро выдалось погожим, теплым. На голубом небе лениво плыли небольшие белые облака. У ангара уже стоял знакомый У-2. Быстро позавтракав, пилоты направились в штаб, где полковник Шелтон сообщил, что одному из них предстоит выполнить особое задание — совершить разведывательный полет над территорией Советского Союза.
Во время двухчасового вдыхания чистого кислорода, что делалось каждый раз перед высотным полетом и а У-2, Шелтон проинструктировал обоих пилотов.
На суде Пауэрс рассказывал:
— Через несколько минут полковник принес карты и показал их мне. Он сообщил, что на картах нанесен маршрут моего полета: от базы Пешевар, через территорию Афганистана, Аральское море, Свердловск, Киров, Архангельск, Мурманск до базы Будё в Норвегии. Это были маршрутные карты, обнаруженные впоследствии на моем самолете. Полковник сообщил, что располагает некоторыми сведениями о ряде аэродромов и если я желаю, то могу нанести их на свою карту. Я выразил желание это сделать и пометил некоторые аэродромы. Затем он указал мне район, где находилась, по имеющимся у него данным, площадка для запуска управляемых снарядов. Это место я также пометил на своей карте. Кроме того, полковник указал место, в котором, по его мнению, что-то должно находиться, но что именно, он не знал. Я пометил и это место.
Отрезки маршрута, помеченные на карте красным карандашом, Пауэрс должен был выдержать как можно точнее. Синим карандашом были отмечены важные участки, они давали лишь указание направления, В отмеченных на карте местах он должен был выключать разведывательную аппаратуру.
Генеральный Прокурор СССР Р, А. Руденко, поддерживавший в суде обвинение, задал вопрос»
— Таким образом, красным карандашом отмечены те части маршрута, которые особенно интересовали ЦРУ?
Пауэрс. Во всяком случае, они представляли максимальный интерес для тех лиц, которые дали мне эту карту.
Руденко. Прошу посмотреть на карту. Участок маршрута от Кандалакши до Будё обозначен на ней коричневым карандашом. Что это значит? [270]
Пауэрс. В случае недостатка горючего или кислорода я мог сократить свой полет и лететь по этому кратчайшему пути, но лишь при аварийных обстоятельствах.
Шелтон и другие, готовившие этот провокационный полет, предусмотрительно позаботились и о многом другом, что могло понадобиться для успешного выполнения шпионского задания.
— Полковник также сказал, — показал Пауэр-с, что для меня приготовлены свертки с советскими деньгами и золотыми монетами на тот случай, если со мной что-нибудь произойдет... Свертки были положены в карманы моего летного костюма. Он показал также серебряную монету в один доллар, в которую была вставлена булавка. Полковник оказал, что никакой опасности нет, так как СССР не располагает самолетами или ракетами, которые могли бы уничтожить мой самолет, однако если что-либо случится и я буду арестован, подвергнут пыткам и не смогу их выдержать, то у меня будет возможность покончить с собой с помощью этой булавки, содержащей яд... Раньше мне такой булавки не давали. Этой булавкой я был снабжен в связи с моим полетом над Советским Союзом,
Шелтон напомнил Пауэрсу, что в самолете имеется взрывной механизм, который он обязан привести в действие в случае вынужденной посадки или если придется оставить самолет в воздухе над территорией СССР.
Полковника сменил сержант-синоптик, который ознакомил пилотов с состоянием погоды по всему маршруту предстоящего полета. Прогноз был хорошим.
Предполетная подготовка прошла без осложнений. Приказ лететь был отдан Пауэрсу. И это понятно. Ведь он был единственным пилотом в подразделении «10–10», который трижды продлевал контракт с ЦРУ.
В специально приспособленном для высотных полетов костюме Пауэрса доставили к самолету. Шелтон еще раз напомнил, что необходимо строго придерживаться маршрута, отмеченного на карте красным карандашом. Подтвердил, что на аэродроме в Будё Пауэрса встретят представители подразделения «10–10», которым он обязан в качестве своеобразного пароля показать кусок черной материи и передать самолет со всем оборудованием и аппаратурой.
Заправленный максимальным количеством горючего У-2 отбуксировали на взлетно-посадочную полосу.
В 6 часов 30 минут местного времени с аэродрома взлетел самолет без каких-либо опознавательных знаков. Он взял курс на Советский Союз.
Пауэрс знал, что вся операция тщательно готовилась. Шелтон и другие работники ЦРУ заверяли его, что риск предпринимаемого полета сведен к минимуму. И вместе с тем в глубине души он все же испытывал страх. Позднее на суде он показал, что «нервничал, боялся». [271]
Пролетев над Афганистаном, У-2 в 5 часов 36 минут по московскому времени вторгся в воздушное пространство Советского Союза юго-восточнее Кировабада, Таджикской GCP. Летчик вел самолет на высоте 20 000 метров.
В соответствии с полученными указаниями Пауэрс точно придерживался курса на тех участках, которые на карте были отмечены красным карандашом. Ведь именно там находились объекты, которым Шелтон придавал особое значение. В отмеченных на карте местах регулярно включал соответствующие переключатели специальной разведывательной аппаратуры. Кроме того, он вел визуальные наблюдения и результаты их наносил на маршрутную карту.
— Все задания, данные мне, я старался выполнить как можно точнее... — показал Пауэрс. — Сам нанес на карту аэродром, который не был отмечен на полетной карте. Определил координаты этого аэродрома... Под собой увидел несколько больших резервуаров, которые принял за нефтехранилища, и пометил это на карте... Пролетая над районом, я увидел большой застроенный участок с крупными зданиями. Что это за здания, я визуально определить не мог. В этом месте я записал, что там застроен большой район. Это то самое место, которым Шелтон особенно интересовался.
...Оставив позади Ташкент, а затем Ськрдарью, Пауэрс пролетел вдоль берега Аральского моря и повернул вправо. Прошел над городами Троицком, Челябинском. Над одним из пунктов сделал поворот на 12°, чтобы пролететь над объектом, отмеченным на карте Шелтоном. Выполнив эту часть задания, Пауэрс в соответствии с маршрутом повернул вправо на 60° и пролетел в этом направлении примерно 20 миль.
Пауэрс тогда не знал, что с момента вторжения в советское воздушное пространство его самолет находился под неослабным [272] наблюдением частей противовоздушной обороны СССР. Когда У-2 оказался на расстоянии более двух тысяч километров от места пересечения им границы и весь характер полета указывал на его разведывательные цели, советские ракетчики в соответствии с приказом, отданным правительством, в 8 часов 53 минуты первой же ракетой сбили самолет Пауэрса.
В кратком, по-военному четком рапорте командир подразделения Советской Армии, сбившего американский самолет, писал:
«...Доношу, что Ваш приказ об уничтожении самолета — нарушителя государственной границы Союза ССР, вторгшегося в пределы нашей Родины 1 мая 1960 года, выполнен в 8.53 — время московское.При входе самолета в зону огня на высоте свыше 20 тысяч метров был произведен пуск одной ракеты, разрывом которой цель была уничтожена. Поражение цели наблюдалось при помощи приборов. Через небольшой промежуток времени постами визуального наблюдения было зафиксировано падение обломков самолета и спуск на парашюте летчика, выбросившегося с разбитого самолета. О результатах боя мною было доложено по команде и приняты меры к задержанию летчика, спустившегося на парашюте.
Майор Воронов. 1 мая 1960 года».
А вот свидетельство Пауэрса о завершающем этапе полета:
— В районе Свердловска, примерно на высоте шестидесяти восьми тысяч футов, я произвел поворот самолета и летел приблизительно около одной минуты по прямому курсу. Потом я услышал или, может быть, даже почувствовал какой-то глухой взрыв. Мне казалось, что этот взрыв произошел где-то сзади. Я не мог воспользоваться катапультирующим устройством из-за сил, возникших в падающем самолете... Тогда я открыл фонарь и освободил пристяжные ремни... Парашют открылся автоматически, сразу же после того как я покинул самолет. Тогда я был на высоте приблизительно четырнадцати тысяч футов... Я не успел включить кнопки и рычаги для уничтожения самолета. Для этого не было времени.
ЦРУ требует: если шпион попался, он должен покончить жизнь самоубийством. Полковник Шелтон требовал того же: взорвать самолет, пустить в действие смертоносную иглу, дабы сохранить тайну У-2 и его оборудования. Однако инстинкт самосохранения оказался сильнее наставлений деятелей ЦРУ, четыре года обучавших Пауэрса. Шпион не торопился уходить из жизни, хотя и не был уверен в том, что когда-нибудь сможет получить лежавшие в банке доллары.
Естественно, хозяева Пауэрса не могли примириться с таким финалом. Известный военный обозреватель США Болдуин в [273] статье, опубликованной 9 мая 1960 года в газете «Нью-Йорк тайме», осуждал не шпионаж вообще, а только неудавшийся шпионаж; возмущался не самим фактом шпионажа, а поведением пилота сбитого самолета, который не выполнил точного и недвусмысленного приказания — покончить с собой, если дела пойдут не так, как планировало ЦРУ.
О том, как развивались дальнейшие события, рассказывает один из очевидцев и их участник шофер Леонид Алексеевич Чужакин.
— Утром 1 мая 1960 года, — показывал он на суде, — я на легковой автомашине выехал в соседнюю деревню и по возвращении обратно, примерно в 11 часов по местному времени, услышал взрыв. Заметив стоящего недалеко Сурина, я остановил возле него машину и опросил, что случилось. Он показал вверх, и я заметил в воздухе парашютиста.
Мы направили машину к ожидаемому месту приземления парашютиста, помогли парашютисту освободиться от парашюта, шлемофона, перчаток. Он нам ответил на непонятном для нас языке. Это нас сразу насторожило. Заметив у него длинноствольный пистолет, мы сразу его обезоружили и решили передать органам госбезопасности. Когда мы усаживали парашютиста в машину, то спросили, сколько было летчиков, показав пальцами, — двое или один. Летчик показал, что он был один.
17 августа 1960 года в Колонном зале Дома Союзов начался судебный процесс над летчиком-шпионом Ф. Пауэрсом. В зале — представители трудящихся столицы, государственные и общественные деятели ряда стран, советские и иностранные журналисты, юристы из Англии, США, Франции и многих других стран, а также члены дипломатического корпуса и военные атташе зарубежных стран, аккредитованные в Москве.
В специально отведенной ложе сидели отец, мать, жена Пауэрса и сопровождавший их из США адвокат.
Процесс привлек к себе внимание миллионов людей на всем земном шаре. И это понятно. Ведь на скамье подсудимых, рядом с Френсисом Пауэрсом, незримо находились организаторы и вдохновители преступления — руководители ЦРУ.
В первые дни после задержания Пауэрса различные правительственные ведомства США, в том числе и государственный департамент, публиковали исключающие друг друга заявления, преследовавшие одну цель — категорически опровергнуть шпионский характер полета У-2. Дело изображалось так, будто Пауэрс, «изучая атмосферные условия и порывы ветра на больших высотах» в районе озера Ван, сбился с курса и «случайно» оказался в воздушном пространстве СССР. Одновременно американские руководители негодовали по поводу «чудовищных» обвинений в шпионаже. [274]
Сознательная фальсификация событий не имела своей целью облегчить участь провалившегося шпиона. Не его судьба их волновала. Правящие круги Соединенных Штатов любой ценой стремились успокоить возмущенное общественное мнение и вместе с тем отвести удар от себя. Однако эти старания были напрасны.
Уже 7 мая 1960 года государственный департамент признал, что самолет У-2 «предпринял полет над советской территорией, чтобы попытаться получить информацию» разведывательного характера. Несколько позднее, давая показания в сенатской комиссии по иностранным делам конгресса США, государственный секретарь Гертер вынужден был признать:
«1 мая произошел провал разведывательной операции... Программа полетов У-2 представляла собой важное и эффективное усилие в области разведки... Обстоятельства потребовали от нас предпринять эти шпионские действия... Пришлось признать, что этот полет состоялся, что он был разведывательным... Я одобрил его как часть всей программы...»
Гертер сослался на то, что шпионские полеты производились по личному указанию президента США.
И мая 1960 года Эйзенхауэр в своем выступлении целиком одобрил заявление Гертера. Он сказал, что шпионская деятельность «неприятна, но жизненно необходима» для США, и ратовал за сбор военной информации «любыми возможными способами».
Позднее из американских источников стало известно, что разведывательный подкомитет «секретного комитета по внезапному нападению», созданный президентом Эйзенхауэром, уже в [275] середине 50-х годов располагал фотоаппаратурой, позволявшей делать снимки с большой высоты. Не хватало только специального высотного самолета. И он был создан.
Эйзенхауэр дал согласие на проведение шпионских полетов над советской территорией после того, как ему показали площадку для гольфа в Огасте, снятую с самолета У-2 с высоты 70000 футов (21000 метров). Любитель гольфа, он пришел в восторг: на снимке был виден лежавший на траве мяч. Именно это обстоятельство способствовало устранению колебаний президента. Он дал руководителю ЦРУ Аллену Даллесу разрешение направить самолет-шпион в советское воздушное пространство.
Таким образом, Эйзенхауэр и Гертер выступили с беспрецедентными в истории международных отношений заявлениями о том, что нарушение суверенитета СССР и шпионские полеты американских самолетов над советской территорией являлись государственной политикой США и осуществлялись по их личному указанию. К началу процесса весь мир располагал признаниями государственных деятелей США, которые с полным правом позволяли считать их ответственными за акт шпионажа и агрессии против Советского Союза.
Указанное обстоятельство позволило адвокату Гриневу в своей защитительной речи заявить:
— Хотя Пауэрс и был непосредственным исполнителем, но основным виновником все-таки является не он, несмотря на то что разбираемое сегодня дело связано с его именем. В связи с этим приходится сожалеть, что на скамье подсудимых находится только один Пауэрс; если бы рядом с ним находились те, которые дослали его на преступление, можно не сомневаться, что положение моего подзащитного Пауэрса было бы иным и он занял бы тогда второстепенное место и, следовательно, мог бы безусловно рассчитывать на значительное смягчение наказания...
Пауэрс и реакционные круги США обвинялись не только в шпионаже, но и в совершении агрессивного акта, который мог бы вызвать пожар ядерного конфликта. Ведь в современных условиях, когда некоторые государства располагают ядерным оружием и средствами доставки его к цели, обнаружение над своей территорией чужого самолета без опознавательных знаков представляет чрезвычайно большую угрозу. Опасность такого проникновения чревата катастрофическими последствиями еще и потому, что государственные и военные деятели США неоднократно заявляли о постоянном патрулировании в воздухе самолетов-бомбардировщиков с водородными бомбами на борту, всегда готовых нанести удар по заранее намеченным целям в Советском Союзе.
В связи с этим председательствующий генерал-лейтенант юстиции В. В. Борисоглебский обратился к Пауэрсу со следующим вопросом:
— Какова была основная задача вашего полета? [276]
Пауэрс. Я должен был следовать по указанному маршруту, включать и выключать приборы на определенных участках пути.Борисоглебский. Значит, если бы на борту вашего самолета была атомная бомба, вы также нажали бы на рычаг?
Пауэрс. Это могло бы быть сделано.
Поэтому у Военной коллегии были все основания признать, что преступные действия Пауэрса по своему значению и по тяжелым последствиям, которые они могли повлечь, далеко выходят за рамки обычного уголовного преступления.
В течение трех дней Военная коллегия, скрупулезно соблюдая все требования уголовно-процессуального законодательства, тщательно проверяла, внимательно исследовала и беспристрастно оценивала все собранные по делу доказательства.
Суд не довольствовался показаниями подсудимого. Он тщательно исследовал представленные ему многочисленные вещественные доказательства, заслушал подробные заключения высококвалифицированных экспертов самых различных специальностей. Техническая экспертиза установила, что летчик, пролетая над территорией Советского Союза, пользовался фото — и радиооборудованием, установленным на самолете. На изъятой из самолета и проявленной фотопленке оказались заснятые обширные районы территории Советского Союза, военные аэродромы с находившимися там истребителями, бензосклады, нефтехранилища, важные промышленные объекты Южного Урала. Дешифровка записей импульсных сигналов и ферромагнитной пленки подтвердила, что эти сигналы принадлежат наземным станциям системы радиолокационного обеспечения противовоздушной обороны СССР.
Суд заслушал сообщение экспертов о результатах судебно-токсикологического исследования иглы, изъятой у Пауэрса. Было установлено, что на игле содержалось вещество, которое, судя по характеру его действия на животных, токсическим дозам и физическим свойствам, может быть отнесено к группе «кураре» — наиболее сильно и быстро действующим ядам. Учитывая высокую токсичность, экспертиза пришла к заключению, что при уколе человека этой иглой смерть должна наступить мгновенно.
Изъятый у Пауэрса бесшумный полуавтоматический десятизарядный пистолет был самого новейшего типа и предназначался для стрельбы по живым целям. Одновременно с пистолетом обнаружено двести пять патронов к нему.
Суду были предъявлены многие другие доказательства, которые в совокупности с названными, независимо от показаний самого подсудимого, со всей непреложностью и объективностью дали суду возможность установить характер и степень вины Пауэрса.
Важное значение имели, конечно, и показания самого подсудимого:
«Да, признаю себя виновным... летал над советской территорией над заданными пунктами по маршруту полета, включал и [277] выключал соответствующие рычаги специальной аппаратуры, установленной на борту самолета».
Давая показания, Пауэрс был немногословным, предельно точным. В то же время он старался как можно тщательнее формулировать свой ответ, не сказать чего-нибудь лишнего, что могло бы ему повредить. Пауэрс всячески избегал слова «шпион». Он пытался убедить органы следствия и суд в том, что представляет собой всего лишь послушного исполнителя чужой воли, приказа. Ему очень хотелось убедить следователей и судей в том, что, летая вдоль советских границ, он не сознавал, что собирал шпионские сведения, как не понимал и того, что, пролетая над СССР и включая в соответствии с полученными указаниями различную фото — и радиоаппаратуру, занимался не чем иным, как шпионажем.
На вопрос, признает ли он, что совершил полет в целях шпионажа, Пауэрс ответил:
— Я не знаю, шпионаж это или нет.Вопрос. Как вы, летчик, могли изменить своей профессии и стать шпионом?
Ответ. Я всегда был и всегда оставался летчиком. Ничего другого никогда не делал.
Вопрос. Но летчиком с целью разведки, с целью шпионажа?
Ответ. Я все-таки оставался летчиком, считал и считаю себя летчиком.
Вопрос. Но и шпионом тоже?
Ответ. Я считаю себя пилотом.
Матерый шпион, отлично знавший и понимавший, зачем его послали в СССР, изворачивался, не признавал себя шпионом, потому что, будучи пойман с поличным, боялся справедливого возмездия. Еще на предварительном следствии, когда его ознакомили с текстом закона, предусматривающего лишение свободы за шпионаж сроком от 7 до 15 лет, а при особо отягчающих обстоятельствах — и смертную казнь, Пауэрс заявил:
— По-моему, этот максимум и будет.
За время судебного процесса он многое обдумал и убедился в объективности суда, поэтому в своем последнем слове обратился к судьям Военной коллегии со следующей просьбой:
— Вы сейчас прослушали все относящиеся к делу доказательства, и вам предстоит принять решение о моей судьбе. Я сознаю, что совершил тягчайшее преступление и заслужил за него наказание.
Я прошу суд взвесить все доказательства и принять во внимание не только факт, что я совершил преступление, но также и обстоятельства, побудившие меня к этому.
Я также прошу суд принять во внимание тот факт, что никакая секретная информация не достигла своего назначения. Все эти сведения оказались в руках советских властей. [278]
Я сознаю, что русские люди считают меня врагом. Я могу это понять. Я обращаюсь к суду с просьбой судить меня не как врага, а как человека, который осознал свою вину, сожалеет о ней и глубоко раскаивается.
Суд констатировал, что Пауэрс совершил тяжкое преступление, но не применил к нему предусмотренную законом смертную казнь.
«Учитывая признание Пауэрсом своей вины и его раскаяние в содеянном, исходя из принципов социалистического гуманизма... Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Пауэрса Френсиса Гарри на основании статьи 2 Закона Союза ССР «Об уголовной ответственности за государственные преступления» лишить свободы на десять лет, с отбыванием первых трех лет в тюрьме».
В 1962 году был произведен обмен Пауэрса на советского разведчика полковника Абеля Рудольфа Ивановича.
Читателя, конечно, интересует, как повел себя битый шпион по возвращении в США. В 1970 году в Нью-Йорке вышла книга «Операция «Перелет», которую Пауэрс написал в соавторстве с американским журналистом К. Джентри,
Вот выдержки из этой книги:
«Мое участие в операции «Перелет» не дает повода для сожалений. Этим своим участием я очень горжусь».«Не секрет, что У-2, пилотируемые летчиками американских военно-воздушных сил во Вьетнаме, вновь показали свою ценность».
Пауэрс с сожалением говорит о промахах, допущенных в подготовке и организации шпионских полетов, высказывает рекомендации, как избежать ошибок впредь.
Есть и вывод в этой книге. Правда, Пауэрс сделал его не сам, а предпочел сослаться на телевизионное интервью пресс-секретаря бывшего президента США Эйзенхауэра Джеймса Хэгерти. Когда последнего спросили, какие уроки для будущего могут быть извлечены из кризиса, связанного с У-2, он коротко ответил: «Не надо попадаться».
Бывший пилот ЦРУ Пауэрс летом 1977 года бесславно закончил свой жизненный путь. В результате вертолетной катастрофы, происшедшей в районе Лос-Анжелеса, он погиб.
После судебного процесса над ним американское правительство заявило, что прекратило разведывательные полеты. Однако было бы ошибочным думать, что провал Пауэрса заставил правящие круги США отказаться от программы «непрерывного шпионажа».
Известно, что конструктор У-2 Кларенс Джонсон после провала операции продолжал работать над совершенствованием [279] разведывательного самолета. Одно из его «произведений» — сверхзвуковой СР-71 получил название «Блэкберд» («Черная птица»). По словам журнала «Тайм», эта машина пришла на смену У-2. Ее скорость достигала 2000 миль в час, а потолок — 100 000 футов.
Окруженные тайной «Черные птицы», в чреве которых установлены подслушивающие, радиолокационные и фотографирующие устройства, уже в 1968–1969 годах совершали новые шпионские полеты к чужим границам.
Из сообщения ТАСС, опубликованного в «Правде» 13 февраля 1978 года, следует, что Пентагон принял решение начать производство модифицированного разведывательного самолета У-2. Самолет-шпион будет оснащен радиолокатором дальнего действия. ОН предназначен для слежения за наземными целями на территории суверенных государств из районов, находящихся вне их воздушного пространства.
Деятельность тайного фронта против Советского Союза и других братских стран социализма не прекращается. [280]