Смутное время (конец XVI — начало XVII в.)

Поместная основа в развитии вооруженных сил принесла свою пользу в XVI в., но увлечение ею в дальнейшем начало приносить вредные последствия. Области дробились на множество частных разобщенных хозяйств. Землевладелец получал власть над крестьянами, а так как только наличностью достаточного числа рабочих рук на земле помещика обеспечивались исправность его службы и вообще все его благосостояние, то землевладельцы старались всеми мерами прикрепить к себе рабочее население, не отпуская от себя тех, кого получали вместе с землей, и связывая договорами тех, которых «называли» на свои земли. Правительство поддерживало эти домогательства помещиков.

Это, естественно, вело к ограничению свободы и прав крестьянства, которое не могло мириться со своим закрепощением. [76] И так как раздвигающиеся границы страны надо было оборонять, то правительство не препятствовало перемещению людей на окраины, и недовольное население уходило на свободные рубежи.

Наряду с этим в царствование Иоанна IV развились до громадных размеров столкновения и пререкания между боярами и государем, начавшиеся еще при Иоанне III и Василии III. Иоанн же IV, введя опричину, обострил недовольства среди боярства.

Трудно жилось и мелкому служилому люду. На нем лежала вся тяжесть военной службы, обременяемая непрерывными войнами, и охрана государственных границ; между тем средств для существования не было почти никаких.

Но дальше дела пошли еще хуже. Трон Иоанна IV унаследовал его слабоумный сын, Федор, и государством правили сначала ближние бояре, а с 1586 г. — шурин царя, Борис Годунов. Вследствие этого ко всему прочему прибавилась борьба за власть между боярами.

События, развернувшиеся после смерти Иоанна, собственно говоря, и следует считать началом так называемого Смутного времени. Ужесточающаяся борьба между боярами оказывала растлевающее воздействие на жизнь русского общества. Не изменилось положение вещей и после смерти Федора Иоанновича, когда царем был избран Борис Годунов.

Правда, говорят, что после смерти Грозного, благодаря деятельности Бориса Годунова, на Руси настали спокойствие и сравнительное благополучие. Но такая перемена в общественной жизни мало отразилась на судьбах воинов, да и продолжалась она недолго: происки бояр, убийство царевича Дмитрия, страшный голод, постигший Русь в 1601 г., вспышка разбоев и грабежей как следствие этого голода, наконец, появление в 1601 г. слухов о том, что царевич Дмитрий жив, — все это лихорадило общество.

Правящие круги более всего были заняты не государственными, а своими личными делами. [77]

В-третьих, Борис Годунов был умным правителем и искусным дипломатом, но не любил военного дела.

Обиженное и завистливое боярство, потерпевшее неудачу в своих происках против Бориса Годунова, после смерти Федора Иоанновича, прибегло к новому страшному орудию разрушения страны — поддержке самозванца Лжедмитрия I. В стране начался полнейший развал. Бояре же, видя в самозванце только средство избавиться от Бориса, переходили на сторону Лжедмитрия и тем впервые привлекли русские войска к решению вопросов внутренней жизни — главным образом, занятия царского престола.

Но вот что надо оговорить здесь. Судорожно хватаясь как за спасителя за призрачную тень законного царя, наследника Иоанна Васильевича Грозного, наш народ ввергся в начале XVII в. в пучину Смутного времени, руководимый горячим желанием вернуть России законную неограниченную царскую власть и скинуть бремя боярских насилий. Ясно, какое удобное время для натиска на Русь представляло все это междоусобие ее исконным врагам и соперникам. И вот уже и измена изнутри, и натиск снаружи начинают колебать Русь до основания. После убийства Лжедмитрия I появляется второй самозванец. Игрушка в руках бояр и поляков, Лжедмитрий II, сразу же прозванный вором, руководимый хитрым и даровитым Рожинским и поддерживаемый известными польскими вождями Сапегой, Лисовским, в июне 1608 г. создает Тушинский лагерь в 13 верстах от Москвы, куда стекается всякого рода сброд из вольных людей.

23 сентября 1608 г. Сапега с 30-тысячным войском вышел из Тушинского лагеря и обложил Троице-Сергиеву лавру, где не было и 3 тысяч бойцов. С 1 октября он повел осадные работы, 12 октября пошел на общий приступ, но был отбит и преследуем, после чего назначил взорвать 9 ноября юго-восточную часть стены лавры через заранее подведенный к ней подкоп. Но Бог судил иначе: смелой вылазкой в ночь на 9 ноября осажденные разрушили замыслы врага, взорвали подкоп, при этом нанеся врагу убыль до 2 тысяч человек, разрушили осадные [79] укрепления и захватили часть орудий и боеприпасов, потеряв в ходе операции лишь немногим более 200 человек. Сапега перешел тогда на тесное обложение, которое продолжалось до мая 1609 г. Голод, болезни и — чего греха таить — внутренние раздоры истомили и изучили защитников. К весне их убыль превысила 2 тысячи человек, и 30-тысячному врагу, всегда сытому, бодрому и свежему, противостояли лишь 1 тысяча бойцов, от слабости едва державших в руках оружие. Однако долг пересилил все.

Два жестоких общих приступа, 27 мая и 28 июля 1609 г., вновь были отбиты — последний всего 200 бойцами с женщинами и детьми, — и оба раза защитники находят в себе силы преследовать врага — воистину подвиг нечеловеческий, сверхъестественный!.. Сапега продолжает осаду, а лавра гордо стоит еще полгода, не только не склоняясь перед врагом, но даже все время беспокоя его вылазками...

Между тем, князь Скопин-Шуйский, несмотря на преследующие его невзгоды (измена союзников-шведов, слабая боеспособность ополчений), хотя и медленно, но твердо шел на Москву, отвоевывая отобранные поляками земли, и к осени 1609 г. его успехи встревожили самого Рожинского, а ближе к зиме привели и к бегству самозванца.

Особенно замечателен подвиг взятия Твери, когда Скопин-Шуйский обманывает врага ложным отходом — и берет Тверь своими слабыми войсками ночью...

Нежелание Рожинского делиться славой с Сапегой привело к отказу от совместных с ним действий, и Скопин-Шуйский, выслав дважды подмогу в лавру (в середине октября 1609 г. и начале января 1610 г.), побудил наконец Сапегу снять 12 января осаду. Стойкая оборона Троице-Сергиевой лавры помогла оградить Москву от вторжения польских интервентов, а значит, и защитить всю Россию.

Оборона Смоленска, героическая и стойкая, длившаяся 22 месяца, кончилась, однако, его падением. Внезапная кончина освободителя Москвы, Скопина-Шуйского, [80] вызвала тягостные последствия. К Москве снова подошли «Тушинский вор» Лжедмитрий с Жолобовским, — и бояре, ища спасения, ухватились за сына Сигизмунда, Владислава, на условии сохранить православие. Но вместо Владислава Русь захватил Сигизмунд.

Когда же 16 июля шведы обманом взяли Новгород, а во Пскове в это же время объявился Лжедмитрий III, многие не без основания стали считать, что для Руси настали последние дни. Положение еще более обострилось после неудачи ополчения Ляпунова.

Но призыв патриарха Гермогена, архимандрита Троице-Сергиевой лавры Дионисия и ее келаря Авраамия Палицына поднял нижегородцев на борьбу во главе с земским старостой Козьмой Мининым-Сухоруким. К ним быстро присоединились новые ополчения, возглавил которые, по их же выбору, князь Дмитрий Пожарский.

Медленно продвигаясь вдоль Волги, Пожарский постепенно усиливался новыми дружинами. Только в августе 1612 г. двинулся он из Ярославля к Москве и занял укрепления к северо-западу от Кремля. На южной же и юго-восточной стороне города стояли казаки князя Трубецкого из первого ополчения.

22 августа поляки двинулись на Пожарского, но после семичасового боя отступили. 24 августа они снова ударили, но, будучи отброшены, стали уходить по Смоленской дороге. Последствиями этих побед Пожарского были сдача в плен поляков, находившихся в Кремле, и занятие нами Москвы.

Грамотой от 25 ноября Пожарский созвал в Москву по 10 человек каждого из городов для выбора царя. 21 февраля 1613 г. на Земском соборе единогласно был избран на царский престол Михаил Федорович Романов и этим был положен конец Смутному времени.

События на Руси в конце XVI и начале XVII в. поколебали все устои государства и нравственно расшатали общество. При таких условиях военное искусство не только не могло развиваться, но, напротив, приходило в упадок. [81]

При Лжедмитрии II и нашествии поляков, когда разгром был полный, не могло действовать даже прочно установившееся было поместное право. Приходилось наскоро собирать ополчения самого смешанного состава, лишенные какой бы то ни было подготовки и опыта.

Необходимо, однако, отметить попытки создания регулярной вооруженной силы, которые предпринимались Борисом Годуновым и Василием Шуйским и сводились к найму иностранцев. Заботами Василия Шуйского были переведены с немецкого и изданы «Воинская книга» и «Устав дел ратных». Эти издания свидетельствуют о том, что у нас осознавалась потребность заблаговременной подготовки войск к предстоящим военным действиям.

Неурядицы Смутного времени не остановили распространения у нас огнестрельного оружия: в походе Иоанна IV в 1552 г. было 150 тяжелых орудий, в войне со Швецией при Федоре Иоанновиче — уже 300. Усовершенствовалось также ручное огнестрельное оружие: появились карабины и пистоли, или пистолеты.

Миролюбие царя Бориса выразилось, между прочим, в особенном внимании к содержанию в порядке укрепленных пограничных черт и к соблюдению правил несения пограничной сторожевой службы. Заботы эти пригодились. Южнорусская Украина благодаря укреплению границ не раз удачно отбивалась от самозванцев. В то же время в России появились полевые окопы новейшей фортификации, называемые шанцами — четырехугольные земляные редуты.

Возникшие в Смутные времена народные ополчения не могли, конечно, стать вровень с регулярными войсками. Но там, где сознавали, чего хотели, где горела вера в Бога и в славное будущее России, где войска и вожди были объединены чувством взаимного доверия, — там, в умелых руках, ополченцы творили чудеса, и живые примеры тому — подвиги Скопина-Шуйского, Пожарского, беспримерная оборона Троице-Сергиевой лавры, Смоленска, прославившие доблесть русских защитников Родины. [82]