Семилетняя война
В 1756 году в Европе разразилась война, которая вошла в историю под названием Семилетней. Вплоть до 1763 года продолжались кровопролитные сражения между армиями нескольких государств. Но из всех государств, воевавших в то время с Пруссией, только Россия наносила жесточайшие поражения прусской армии, считавшейся тогда непобедимой и наводившей ужас на всю Европу.
Русские войска в этой войне одержали ряд блестящих побед. Мало того, в октябре 1760 года русский корпус, под командой Чернышева, появился под стенами Берлина и приступил к подготовке штурма. Русская артиллерия выпустила по Берлину за четыре дня 1197 снарядов. До штурма, однако, дело не дошло. 9 октября 1760 года комендант Берлина, генерал фон-Рохов, сдался на милость победителя, передав русскому командованию ключи от городских ворот.
В истории записано немало случаев, когда русские войска занимали столичные города своих противников, и Берлин не является исключением, но капитуляцию его защитников не мешает отметить потому, что «непобедимая» армия Фридриха II сдала русскому корпусу свою столицу без боя...
Семилетняя война была прямым результатом противоречий, которые возникли между Англией и Францией из-за колониальных владений в Северной Америке. Незадолго до начала Семилетней войны противоречия дошли до такого напряжения, что открытое военное столкновение между этими странами стало неизбежным. Готовясь к войне на море и в Америке, Англия и Франция всеми силами стремились спровоцировать войну и на европейском континенте. Цель этой политики была ясна: приковать внимание своего противника к событиям в Европе и не дать ему возможности полностью сосредоточиться на американском театре войны.
Крупнейшими государствами Средней Европы в то время были Австрия и Пруссия. Последняя вела самую бесцеремонную захватническую политику. Пруссия неоднократно вступала в войну с Австрией за обладание Силезией. Во время первых войн Англия поддерживала Австрию, а Франция — Пруссию. Но вскоре Англия увидела, что король Пруссии Фридрих II с его политикой решительных захватов чужих земель — более выгодный и сильный [36] союзник, чем Австрия. В ход были пущены всесильные фунты стерлингов, и в 1756 году Фридрих II заключил союз с своим недавним противником — Англией. В ответ на это Франции ничего не оставалось делать, как пойти на уступки Австрии и в том же году заключить с ней союз против Пруссии.
Для Фридриха II создалась благоприятная обстановка. Прусский король не упускал случая использовать всякий конфликт, чтобы урвать добычу у слабого соседа. При поддержке Франции и на ее деньги Фридрих отнял у Австрии Силезию. Затем, бросив союзника и заключив договор с Англией, он решил отобрать у Австрии Чехию и Богемию, рассчитывая в будущем отобрать еще многое у других своих соседей, в том числе и у России. На деньги — сначала французские, а потом английские — Фридрих создал огромную для того времени наемную армию, насаждая в ней жестокую палочную дисциплину и всячески добиваясь того, чтобы «солдат боялся палки своего капрала больше, чем пули неприятеля».
Фридриху II удалось провести также в армии значительные реформы. Энгельс писал, что военная организация Пруссии стала «наилучшей для своего времени». Это дало возможность Фридриху одержать немало значительных побед над австрийцами, шведами и французами. С именем Фридриха связано окончательное оформление так называемого «линейного строя».
«Линейное построение — в центре пехота в две линии, на флангах кавалерия в две или три линии — представляло собой значительный прогресс сравнительно с глубоким построением прежних дней, такое построение развивало полную мощь пехотного огня, равно как и полный эффект кавалерийской атаки, позволяя одновременно действовать максимальному количеству людей» (Энгельс).
При Фридрихе II кавалерия, под начальством [37] его ближайшего помощника Зейдлица, становится «царицей полей сражений». Прусская кавалерия отличалась исключительной подвижностью, стремительностью атаки и способностью быстро перестраиваться на ходу.
Говоря о подготовке Фридриха II к войне, нельзя обойти молчанием его излюбленных методов. Фридрих не жалел средств на подкупы нужных ему людей. Он засылал на территорию противника шпионов, покупал продажных военачальников и государственных деятелей. С бесцеремонной откровенностью Фридрих говорил: «На войне победу прежде всего надо постараться купить. Это выгоднее и быстрее, чем добиваться ее силой».
Величайшим цинизмом пронизаны слова Фридриха по адресу своих соседей: «Я их грабил и буду грабить». И для достижения этой цели он широко использовал все средства: открытое нападение, подкупы, шпионаж.
Фридрих II является одним из основоположников прусской политической государственной системы, лозунгом которой было «не рассуждать». С Фридриха началась эпоха, о которой сами пруссаки говорили, что война для Пруссии стала «национальным занятием».
Начиная войну против Австрии, на стороне которой выступили Россия, Франция, Швеция и Саксония, Фридрих II имел в каждой из этих стран шпионов и точно рассчитал все возможности своих противников. Фридрих учел неизбежные разногласия и противоречия в лагере врагов. Его план заключался в том, чтобы, используя эти противоречия, бить противников поодиночке.
Союзник Фридриха — Англия не проявляла сколько-нибудь заметной активности на европейском континенте. Она добилась [38] своего: отвлекла внимание и силы Франции, втянула ее в европейскую войну и наносила ей поражение за поражением в Америке и в Индии. Фридрих самостоятельно справлялся на европейском континенте с армиями своих противников. Действия шведов в Семилетнюю войну были очень неудачны, так же как и действия австрийцев и саксонцев. Королевскую армию Франции Фридрих наголову разбил у Росбаха во втором году войны. Но успехи Фридриха продолжались лишь до тех пор, пока его армия не встретилась с русскими войсками.
Фридрих делал ставку на разногласия, царившие в правящих кругах России. Он знал, что наследник престола будущий император Петр III был открытым приверженцем Пруссии.
Партия Петра III находилась в оппозиции к императрице Елизавете, заключившей союз с Францией против Англии и Пруссии.
Фридрих не ошибался, когда рассчитывал, что эта борьба правящих группировок ослабит силы России. Не ошибался он и в расчетах на то, что среди некоторых генералов, особенно иностранцев, стоявших во главе русской армии, найдутся предатели и изменники, которых легко будет привлечь на сторону Пруссии. Но Фридрих не учел того, что в своей массе правящий в России класс — дворянство — не пойдет на услужение к королю Пруссии. Не учел он и боевых качеств русской армии, которая уже неоднократно показывала свою доблесть в боях с врагами.
Русская армия комплектовалась из народа, о котором Энгельс в 1890 году писал: «Представим себе Россию в середине прошлого то-есть XVIII столетия. Уже тогда Это — огромная страна, заселенная племенем, исключительным по своей однородности. Население редкое, но быстро растущее... Выносливое, храброе, покорное, способное преодолевать всяческие тяготы, оно представляло собой превосходнейший солдатский материал для войн того времени, когда сомкнутые массы решали исход боя»{1}.
Уже при Петре I русская армия становится одной из сильнейших в Европе. Нанимая иностранцев для обучения своей армии, Петр I никогда не давал им всей полноты власти. После смерти Петра I положение изменилось. Высшими предводителями русских войск становятся Миних, Ласси и другие иностранцы, надолго задержавшие развитие русской армии. Но при Елизавете снова намечается резкий поворот к идеям Петра.
Однако Семилетнюю войну русская армия встретила еще неполностью реорганизованной и укомплектованной офицерским составом. Самые важные изменения были произведены в артиллерии, и русская артиллерия в эпоху Семилетней войны считалась лучшей в [39] Европе. Именно она сыграла решающую роль во всех сражениях, где армию Фридриха II разбивали русские солдаты.
Главная особенность русской артиллерии в эпоху Семилетней войны заключалась в том, что у нее впервые появились орудия с укороченным стволом и облегченным весом заряда. Благодаря этому русская артиллерия приобрела большую маневренность и подвижность, она хорошо взаимодействовала с пехотой и кавалерией во время боя. Главное же достоинство русских укороченных орудий заключалось в том, что из них можно было вести меткий навесный огонь, то-есть посылать снаряды по крутой траектории через голову своих войск, «дабы вредить неприятельским секурсам (резервам) и тем страхом их соединения к атаке не допускать».
Эти новые орудия получили название «единорогов»; на них изображался единорог — фигура из герба начальника русской артиллерии П. И. Шувалова, по настоянию которого они были введены на вооружение. Единороги, по сути дела, представляли собой промежуточные орудия между пушкой и гаубицей. Из них можно было вести как навесный, так и настильный огонь и с одинаковым успехом стрелять бомбами, картечью, ядрами и даже зажигательными снарядами. О высоких качествах этих орудий свидетельствует тот факт, что они удержались в русской армии в течение многих десятков лет — некоторые из «единорогов» «дожили» и до Бородинского сражения.
За несколько лет до начала Семилетней войны П. И. Шувалов предложил ввести для полевых сражений особые орудия с овальным каналом. Овальная форма канала придавала картечи широкое горизонтальное рассеивание. После испытания было изготовлено 69 новых гаубиц и 50 из них отправлено в действующую армию. Орудия с овальным каналом считались сугубо секретными, к ним приставлялась специальная команда, и чехлы со стволов орудий снимались только во время боя.
Шувалов предполагал ввести также особый вид полковых гаубиц с двумя стволами, установленными на одном лафете. Но [40] эти орудия, получившие название «близнята», оказались неудачными, и скоро их изъяли из армии.
Во время Семилетней войны артиллерия русской армии делилась на полевую, осадную и гарнизонную. Всего в действующей армии насчитывалось 154 орудия. Артиллерия была сведена в бригады. Во время боя формировались батареи в количестве от 10 до 30 орудий, располагавшиеся обычно в центре и на флангах армии. Во главе всей артиллерии стоял начальник артиллерии, подчиненный командующему армией. Кадры артиллеристов вербовались с особенной тщательностью, и русские артиллеристы, как рядовые, так и офицеры, отличались высокими боевыми качествами и хорошей подготовкой.
В Семилетнюю войну русская армия вступила лишь в мае 1757 года. Для стратегического руководства войной в 1756 году была организована так называемая Конференция — особый совет, членом которого числился наследник престола будущий царь Петр III, ярый поклонник Фридриха П.
Еще в сентябре 1756 года Конференция назначила главнокомандующим армией фельдмаршала Апраксина и потребовала немедленного открытия военных действий. Однако, как заявил Апраксин, «ввиду неожиданности войны» из всей армии (свыше 100 тысяч человек) был готов к выступлению лишь один корпус численностью в 25 тысяч человек, да и то без полевой артиллерии и продовольствия. Со стороны же Пруссии Россия имела против себя войска Левальдта, численность которых доходила, якобы до 40 тысяч. Поэтому Апраксин решительно отказался от ведения зимней кампании.
Истинная причина отказа Апраксина заключалась, однако, не в недостатке сил. Как выяснилось позднее, Апраксин был агентом Екатерины, выполнявшим ее указания. Предложения Апраксина Конференция приняла при поддержке Петра III, влияние которого становилось тем более значительным, что многие уже предвидели его близкий приход к царской власти на смену тяжело больной Елизавете.
В январе 1757 года был выработан, наконец, план кампании, заключавшийся в том, чтобы открыть военные действия лишь в начале лета, когда появится подножный корм, причем сначала выдвинуть вперед конницу и ею беспокоить противника. Этого только и нужно было Фридриху II, который, воспользовавшись такой оттяжкой времени, всеми силами обрушился на Австрию и нанес ей в самом же начале кампании жестокое поражение.
Движение русских колонн в Пруссию началось в мае 1757 года. Армии ставилась основная задача — разгром противника в Восточной Пруссии и занятие Кенигсберга. Одновременно выделялся особый осадный корпус, который должен был занять Мемель.
19 июня осадный корпус обложил Мемель и начал бомбардировку. В тот же день русская эскадра, состоявшая из шести судов, вооруженных пушками, мортирами и гаубицами, подошла к Мемелю с моря и приняла участие в бомбардировке города. 25 июня защитники крепости капитулировали. Мемель, так же как впоследствии и Берлин, сдался, не ожидая штурма пехоты». в результате одного лишь артиллерийского обстрела.
Мемель был взят, несмотря на то, что во главе осадного корпуса стоял Фермор, явно симпатизировавший пруссакам. Уже во время этой первой операции выявилась трагическая особенность положения русской армии. Предатели из высшего командного состава армии делали все возможное для облегчения положения Фридриха: они избегали боя, когда он был невыгоден, пруссакам, упускали время, отходили, не закончив сражения. Но, когда дело все же доходило до боя, когда судьба сражения решалась войсками, пруссаков разбивали.
Во время Семилетней войны «непобедимую» армию Фридриха била рядовая масса русских солдат и офицеров, била зачастую вопреки желанию главнокомандующих. Особенно ярко это выявилось во время крупного сражения, разыгравшегося в Восточной Пруссии, в бою под Гросс-Егерсдорфом.
Апраксин с главными силами русской армии перешел границу Пруссии 21 июля{2} и [41] очень медленно двигался на запад. 22 июля был занят без боя город Инстербург на правом берегу Прегеля, но только 14 августа началась переправа русских войск через эту небольшую речку. Наконец, 17 августа русская армия собралась на левом берегу Прегеля у деревни Норкитен, откуда решено было двигаться дальше на Алленбург. Это движение на Алленбург совершалось без (разведки, между тем как прусская армия Левальдта, узнав о переправе русских войск, заняла позицию на пути русских к Алленбургу у деревни Гросс-Егерсдорф, неподалеку от Норкитена. На рассвете 19 августа, когда Апраксиным был дан «генеральный марш» для движения на Алленбург, русских неожиданно атаковали пруссаки. Атака началась в самый невыгодный для русских момент, когда главные силы армии втянулись в узкое пространство между лесом и берегом небольшой речки.
Как писал впоследствии один из участников этого сражения — Болотов, повозки всех полков, столкнувшись с идущими войсками, произвели ужасную суматоху. Артиллерия с ящиками и снарядами, генеральские экипажи и в придачу полки — все это теснилось, останавливалось, не было ни порядка, ни проезда... И вдруг среди этой сумятицы раздались крики: «Неприятель! Неприятель!»
В начале боя авангард под командой генерала Сибильского был внезапно обстрелян пруссаками. Русская армия все же успела перейти в боевой порядок и отразила последующие яростные атаки пруссаков в центре и на правом фланге. Здесь-то и сыграли свою роль «единороги», стрелявшие по врагам через головы своей пехоты и конницы. Их меткий навесный огонь оказался исключительно действенным при отражении этой неожиданной атаки.
Конная атака пруссаков, направленная на правый фланг, была отбита исключительно огнем «единорогов». Согласно донесению командира, правофланговая дивизия не истратила ни одного патрона, так как пруссаки были разбиты одним огнем артиллерии и в беспорядке бежали в лес. Сражение завершилось разгромом конницы принца Голштинского, которую русские казаки притворным отступлением завели, «как мышь в западню», на пехоту и артиллерию русского левого фланга.
После сражения под Гросс-Егерсдорфом пруссаки начали беспорядочный отход на всем фронте, но... преследовать разбитую армию противника Апраксин не разрешил. Войска Левальдта привели себя в порядок и заняли укрепленную позицию за рекой Алле. Русская армия, двигаясь чрезвычайно медленно, дошла, наконец, до Алленбурга. Здесь, вместо того, чтобы итти дальше на Кенигсберг, Апраксин, ссылаясь на недостаток фуража и продовольствия, продиктовал армии приказ об отступлении: «Поворотить в сторону и пробираться лучшими местами до Тильзита».
Это решение имело некоторые формальные основания, ибо армия, оторвавшаяся от своих магазинов, могла остаться вовсе без продовольствия и боеприпасов. Апраксин же, вместо должной организации снабжения, [42] решил отойти, чем фактически предал свою армию.
О том, как армия встретила приказ об отходе, ярко свидетельствуют записки рядового участника похода, младшего офицера Болотова.
«29 августа, — пишет Болотов, — был тот... день, в который мы отправились назад в свое отечество, будучи покрыты таким стыдом, что не отваживались взглянуть друг на друга... Истинно почти не было человека, у которого на лице не изображалась досада, со стыдом и гневом смешанная. Повсюду слышны были только роптания. Многие почти въявь кричали: «Измена! Измена очевидная!»
Отступление армии в ужасную осеннюю распутицу по разоренным полям Восточной Пруссии было настоящим бедствием. Армия потеряла при этом больше людей, чем в самом кровопролитном сражении. В середине сентября истощенная, голодная армия переправилась через Неман, а в октябре достигла Литвы и была распущена на зимние квартиры.
Так кончилась кампания 1757 года.
Неудачные действия Апраксина не могли не вызвать возмущения в России. 17 октября Елизавета подписала указ о смещении Апраксина. По приезде в Нарву Апраксин был арестован, предан суду и во время следствия умер.
Апраксину ставили в вину, что, «ожидая скорой кончины императрицы Елизаветы, страдавшей тяжелой болезнью, и имея в виду вступление после нее на престол Петра III, поклонника Фридриха Великого, против которого действовала армия Апраксина, последний умышленно действовал нерешительно и крайне вяло. Ставилась ему также в вину беспечность, благодаря которой наша армия была атакована при Гросс-Егерсдорфе совершенно неожиданно в походном порядке. Не забыта была и личная роскошь, с которой Апраксин совершал поход, везя с собой целую труппу танцовщиц, дававших ему балеты, для перевозки которых требовался целый обоз»{3}.
В этом обвинении нет ни слова о загубленных тысячах русских жизней, ни слова об измене родине. Это старательно замалчивалось, потому что и будущий император Петр III и его жена, будущая императрица Екатерина II — по происхождению немецкая принцесса, сочувствовали и фактически помогали Фридриху.
Согласно решению Конференции, командование армией после Апраксина было поручено немцу Фермору. Русская армия встретила это известие с возмущением. Фридрих же, узнав о таком назначении, вывел из Восточной Пруссии войска, оставив против русских только 12 тысяч человек.
Однако Фермор не смог противостоять наступательным стремлениям русской армии. Побуждаемый настойчивыми требованиями двора Елизаветы, Фермор в декабре 1757 года возобновил поход в Восточную Пруссию. Уже в январе 1758 года русские войска вступили в Тильзит и Кенигсберг. Весной того же года были заняты города Грауденц, и Торн на Висле. В июне русские перешли Варту и захватили Познань, а в начале августа русская армия подошла к Кюстрину, стоящему на слиянии рек Одера и Варты и бывшему в то время очень сильной крепостью. После нескольких дней бомбардировки русская артиллерия разрушила и сожгла город. Русские войска, пройдя боевым маршем более пятисот километров по территории противника, находились теперь всего в восьмидесяти километрах от столицы Пруссии.
Между тем, Фридрих, убрав войска из Восточной Пруссии, нанес поражение армиям австрийцев и саксонцев в Силезии и разбил французскую армию у Росбаха. Фридрих твердо надеялся, что Фермор не станет вести наступательных операций, но, убедившись, что события развивались вопреки его желанию, Фридрих с большей частью армии двинулся навыручку Пруссии и 11 августа подошел к Кюстрину.
Русская армия заняла позицию неподалеку от Кюстрина, под Цорндорфом. Здесь 13 августа разыгралось одно из самых жестоких сражений Семилетней войны, известное под названием Цорндорфского. Обе стороны в Цорндорфском бою дрались с исключительным упорством, неоднократно [44] переходя в контратаку и вырывая друг у друга победу. В решительную минуту стремительные действия прусской кавалерии под начальством Зейдлица спасли Фридриха от поражения и заставили русских несколько отойти назад. Потери с обеих сторон были огромны. Бой прекратился только с наступлением темноты. Обе стороны удержали за собой поле сражения.
В сборнике «Русская военная сила» (т. II, стр. 107) говорится, что русские войска показали себя в Цорндорфском сражении «с прекрасной стороны в отношении мужества, с которым они встречали атаки пруссаков энергическими контратаками. Зато начальствование войсками было далеко не образцовым, в особенности со стороны самого графа Фермора, даже не находившегося на поле сражения во все время боя».
После сражения Фермор дал неожиданный приказ отойти. Это изменническое отступление позволило Фридриху приписать себе победу в Цорндорфском сражении и объявить Зейдлица героем боя.
Кампания 1758 года была закончена. В октябре русские войска ушли за Вислу, где армия и расположилась на зимних квартирах.
Наступила весна 1759 года. Русская армия в третий раз была двинута в наступление на Пруссию. Войска снова перешли через Вислу и заняли Познань. В разгар кампании произошла очередная смена главнокомандующих. Дворянские круги, давно уже не доверявшие немцу Фермору, опираясь на армию, сумели настоять на его отозвании. 29 июня Фермор сдал командование Салтыкову.
Салтыков был единственной привлекательной фигурой среди русских главнокомандующих периода Семилетней войны; честный, скромный и энергичный, он был способным полководцем. Но в придворных кругах его не любили и систематически травили.
Прибыв в армию, Салтыков повел наступление к берегам Одера. 12 июля русская армия на пути к Одеру столкнулась с прусскими войсками, действовавшими под командой генерала Веделя. Это крупное сражение под Пальцигом кончилось полным разгромом пруссаков. Уничтоженный почти наполовину, потеряв свыше восьми тысяч человек ранеными и убитыми, корпус [45] Веделя поспешно отступил за Одер. Поражение Веделя было столь серьезно, что Фридрих решил бросить все свои силы против русской армии, которая в начале августа подходила уже к Франкфурту на Одере.
Услышав о приближении главных сил пруссаков под командой самого Фридриха, Салтыков занял сильную позицию у деревни Кунерсдорф, поставив войска фронтом к Одеру. Позиции русских войск вытянулись в цепочку на трех высотах: Мюльберг, Шпицберг и Юденберг, отделенных от долины Одера болотистой низменностью. В тылу войск находился так называемый Франкфуртский лес.
Фридрих понимал, что овладеть русскими позициями со стороны Одера чрезвычайно трудно. Прусский король решил обойти русскую армию и напасть на нее неожиданно с тыла.
Пока русская армия укрепляла свои позиции, Фридрих беспрепятственно переправился через Одер и стал обходить правый фланг русских. Салтыков, узнав о маневре Фридриха, приказал всем частям, не меняя расположения, повернуться кругом так, что река Одер оказалась в тылу армии.
Осмотрев расположение русских войск, Фридрих сообразил, что атака со стороны Франкфуртского леса, лишенная неожиданности, не принесет ему успеха, так как и с этой стороны позиции русских были очень сильны. В ночь на 12 августа Фридрих принимает новое решение — предпринять атаку во фланг русской армии, обрушившись прежде всего на ближайшую высоту — Мюльберт, которая к тому же была защищена русскими слабее других.
Атака на высоту Мюльберг началась в 11 часов 12 августа и открыла собой начало самой кровопролитной битвы во всей Семилетней войне. При поддержке 60-орудийной батареи, открывшей жестокий огонь по пяти русским полкам, защищавшим Мюльберг, восемь гренадерских полков Фридриха стремительно завладели высотой. Русские полки после недолгого сопротивления, оставив всю расположенную на этой высоте артиллерию (42 орудия), в беспорядке отошли к правому флангу, отступив в болотистый район.
В эту ответственную минуту батарея Бороздина, расположенная на второй высоте — Шпицберге, лихо выскочила на новую позицию и открыла страшный огонь по неприятелю, занявшему Мюльберг, не давая возможности войскам Фридриха развить свой первый успех.
Чтобы не дать завладеть Шпицбергом, этой центральной высотой позиции, Салтыков приказал перевести с крайнего правого фланга еще четыре полка пехоты и австрийских гренадер. Фридрих также начал выстраивать свои главные силы для атаки Шпицберга. Прусский король, уже почти уверенный в своем успехе, послал курьера в Берлин с известием о победе над русскими. Он приказал открыть усиленный орудийный огонь по Шпицбергу и одновременно выводил из Франкфуртского леса полки и ставил их один за другим во столько линий, что, как говорили очевидцы, конца им не было.
Однако здесь-то и сказала свое решительное слово русская артиллерия. Местность не позволяла Фридриху развернуть свои полки широким фронтом, их по необходимости пришлось ставить в глубину, и батарея Бороздина каждым выстрелом наносила этим войскам большие потери. Фридрих приказал кавалерии Функа и нескольким батальонам пехоты атаковать смелых русских артиллеристов, которые выдвинули батарею впереди линии своих войск и мешали построить для атаки главные силы прусской армии.
Батальоны пехоты были отброшены артиллерийским огнем, но зато кавалерии Функа удалось зайти в тыл батареи. Положение стало крайне рискованным, так как повернуть орудия против атакующей конницы батарея не успела бы... Но русские войска и здесь проявили стремительность и инициативу. Навыручку батареи бросился генерал Румянцев с конницей и двумя ближайшими пехотными полками. Батарею спасли, и она продолжала вести огонь, от которого силы пруссаков таяли буквально на глазах. В этом налете под командой Румянцева принимал участие в качестве младшего офицера и будущий великий русский полководец Суворов. Семилетняя война была для него первой боевой школой.
Под непрестанным огнем русской артиллерии Фридрих кое-как закончил построение [46] своих войск и повел их, наконец, в решительную атаку. Но к этому сроку русские войска успели уже стать на защиту Шпицберга двумя прочными боевыми линиями. Начался отчаянный бой. Войска Фридриха были отбиты и отошли от Шпицберга.
У Фридриха оставалась еще последняя надежда на «непобедимую» кавалерию Зейдлица, которая, совершив трудный марш через болота и лес, вышла в обход Шпицберга. Под сильнейшим огнем русских батарей Зейдлиц развернул свою кавалерию и понесся в стремительную атаку, решив ударить по русским линиям, защищавшим Шпицберг. Но русские гаубицы с Шпицберга и Юденберга встретили эту атаку убийственным огнем. Сам Зейдлиц был ранен, а его конница, доскакав до Шпицберга, в панике откатилась обратно. После этой последней попытки прусских войск русская пехота и кавалерия перешли в контратаку на главные силы Фридриха, расположенные на Мюльберге и наголову разбили их, отобрав все потерянные ранее орудия и захватив огромное количество трофеев. Бой кончился около семя часов вечера полным разгромом прусской армии.
Во время Кунерсдорфского боя под Фридрихом были убиты две лошади, а его мундир прострелен в нескольких местах... Остатки прусской кавалерии едва спасли своего короля от плена. Удирая от русской конницы, Фридрих потерял свою шляпу, и никто из его храбрых кавалеристов не рискнул ее поднять... Эта шляпа до сих пор хранится в музее, как немой свидетель панического бегства Фридриха «великого».
Кунерсдорфское сражение особенно наглядно показало силу и мощь русской артиллерии во время Семилетней войны. Перестраивая свою армию, Фридрих главное внимание уделял коннице, и она его действительно много раз выручала в решительные минуты боя. Но русские артиллеристы наносили поражение знаменитой прусской коннице даже тогда, когда во главе ее действовал сам Зейдлиц.
Артиллерия Фридриха оказалась слабее русской, хотя он и придавал ей немалое значение. Стремясь обеспечить своей артиллерии большую подвижность и маневренность, Фридрих перелил все тяжелые пушки на орудия меньшего веса. Он создал конную артиллерию, которая оказалась в бою очень ценным родом войск. Фридрих также снабжал свою армию укороченными орудиями, но это укорочение преследовало цель только облегчить пушку, между тем как русские добивались и добились более важного результата, создав орудия гаубичного типа, с помощью которых удавалось вести меткий навесный огонь. Именно это и дало русской артиллерии решающее преимущество в эпоху Семилетней войны.
В своих записках по истории Семилетней войны немецкий историк Архенгольц, служивший капитаном в армии Фридриха II, вынужден был отметить особенное значение русских батарей во время Кунерсдорфского сражения, между тем как прусская артиллерия не сумела оказать решительного влияния на исход боя.
«Местоположение, чрезвычайно благоприятствующее действию артиллерии, затрудняло движение пехоты, — пишет Архенгольц. — Русские... картечными выстрелами расстроили храбрые войска Зейдлица и принудили их с великим уроном обратиться в бегство». Архенгольц указывает, что центральные позиции русской армия защищали «50 орудий, поражающих картечью и готовых низринуть верную смерть на всех, дерзнувших приблизиться к ним».
Фридрих в бою под Кунерсдорфом потерял 13 тысяч убитыми и ранеными, 5 тысяч пленными. Русские захватили всю его артиллерию — 178 орудий, 28 знамен и 10 тысяч ружей. «От армии в 48 тысяч у меня в эту минуту не остается и 3 тысяч, — писал Фридрих после Кунерсдорфа, — все бежит, и у меня нет больше власти над войском...» В эти первые минуты Фридрих серьезно думает об отречении от престола и о самоубийстве. Собираясь передать командование Функу, он писал: «Генералу Функу предстоит трудное поручение: несчастная армия, которую передаю я ему, не в силах далее бороться с русскими».
Гибель Фридриха была бы неизбежной, но кунерсдорфская победа осталась неиспользованной русскими благодаря отсутствию [48] четких стратегических целей воины, поставленных перед армией.
Однако силы Фридриха были так подорваны кунерсдорфским разгромом, что полностью восстановить свое могущество он уже не смог. Русские войска, несмотря на частую смену главнокомандующих, несмотря на нерешительность и предательство высших начальников, продолжали одерживать победы. Они заняли Померанию, захватили Берлин... Прусский король, готовый на все уступки, униженно просил Англию помочь ему заключить мир с Россией. Но Англия уже взяла от своего союзника все, что ей было нужно, и перестала о нем заботиться.
Об этом последнем периоде Семилетней войны Энгельс писал: «Англия сломила мощь французов на море, в Америке, в Индии, а затем покинула на произвол судьбы своего континентального союзника, прусского короля Фридриха II. Этот последний стоял на краю гибели в 1762 г., когда вступивший на российский престол Петр III отказался от войны против Пруссии» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.. т. XVI, ч. II, стр. 14).
Смерть Елизаветы оказалась единственным опасением для Фридриха. Петр III не только прекратил войну с Пруссией, но даже передал в распоряжение Фридриха 20 тысяч русских войск и привел, таким образом, к бесславному концу войну, уже выигранную русской армией.
Русская армия вышла победительницей в Семилетней войне. И не военное могущество Фридриха II, а только предательская политика Петра III спасла Пруссию от окончательного разгрома. Это вынужден был признать даже такой ярый представитель националистической историографии, как немецкий историк Иегер. «Петр III, — пишет Иегер, — одним росчерком пера лишил Россию всех тех выгод и преимуществ, какие она могла получить от своего участия в Семилетней войне, благодаря блестящим победам русской армии». [49]