Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Часть первая.

Волчий закон

Рассказ о Верденском сражении

Это было двадцать два года назад, во время мировой войны.

Уже много месяцев шла война, много было кровавых сражений, а все еще ни один из противников не добился решающего успеха. С горькой насмешкой вспоминали германские солдаты слова, сказанные Вильгельмом II в первые дни войны.

"Солдаты! — воскликнул император и указал на деревья перед своим дворцом: — не успеют пожелтеть и опасть эти листья, как вы уже вернетесь домой с победой!"

Не один, а два раза успели с тех пор пожелтеть и опасть листья, смениться новыми, а до победы было все так же далеко.

И вот в конце 1915 года на секретном совещании германского штаба было решено: сосредоточить силы против Верденской крепости, нанести тут противнику решительный удар.

— Если мы и не возьмем Вердена сразу, — сказал на совещании германский главнокомандующий,- то по крайней мере вымотаем из французской армии все ее силы. Мы закружим ее в непрерывных боях, мы размелем ее как на мельнице!

Верден был избран германским командованием недаром. Эта крепость — сильнейшая в мире — прикрывала пути вглубь Франции, пути к столице страны, к Парижу.

21 февраля 1916 года рано утром загрохотали внезапно под Верденом пушки — тысяча двести двадцать пять германских пушек.

Триста тысяч германских солдат стали готовиться к атаке.

Девять часов продолжался обстрел, гул и свист стояли над Верденом. И вдруг все смолкло. Настала тишина. Германские солдаты бросились в атаку. Верденская мельница завертелась!

Пять дней подряд предпринимали германские войска атаку за атакой. Пять дней подряд сын Вильгельма II, кронпринц, гнал на Верден лучшие германские полки. Один за другим, как волны, шли они на передовые форты крепости, шли на Дуомон и на Во — и разбивались о них.

Десятки раз откатывались назад германские отряды, оставляя на земле убитых. И снова бросались вперед, занимая леса и овраги.

С каждым разом все упорней и упорней становились атаки, и все ближе подходили германские войска к фортам. [8]

Девять часов продолжался обстрел...

Наконец, на пятый день, немцы подошли вплотную к Дуомону.

В этот день с самого утра бушевала сильная метель. Весь Верден заволокло сплошной белой пеленой. Напрасно пыталось французское командование снестись с Дуомоном: сквозь снежную муть световые сигналы не были видны, а телефонные и телеграфные провода были повреждены германскими снарядами.

Целый день ничего не было известно о судьбе Дуомона. Настал вечер. Из Дуомона все еще не было никаких вестей.

А поздно ночью во французский штаб вбежал весь облепленный снегом раненый солдат. Он рассказал, что случилось страшное несчастье: немцы захватили Дуомон.

Перед рассветом французское командование послало сильный отряд на выручку Дуомона.

Но Дуомона отряд этот не достиг. Назад он тоже не вернулся. Он попал на пути под обстрел германских пулеметов и был скошен весь, уничтожен до последнего человека.

На этом кончается первая часть Верденского сражения: германская армия одержала победу — захватила форт Дуомон; теперь ей оставалось взять форт Во.

28 февраля к форту Во откуда-то подошла толпа солдат во французской форме. Никто не обратил на них внимания: это было обычным делом — солдаты с передовой линии часто заходили в форт на отдых. Только старый солдат, ламповщик форта, окликнул пришельцев. Но те ему ничего не ответили; один за другим стали они пролезать в форт через брешь в стене, пробитую снарядами. Ламповщик занялся своим делом. И вдруг-или, может быть, это ему только померещилось? — до него долетело немецкое слово. Не поворачивая [9] головы, ламповщик прислушался. Да, эти солдаты, одетые во французскую форму, переговаривались между собой по-немецки.

Тихонько, чтобы не обратить на себя внимания, встал ламповщик со своего места и подошел к сигнальному посту.

Через минуту по всему форту вспыхнули цветные лампочки, зазвенел тревожно звонок: неприятель в стенах форта!

Переодетых немцев окружили и расстреляли на месте.

Хитрость не удалась. Значит, надо было брать форт силой. Медленно, с боями стали продвигаться германские войска к форту Во, занимая французские окопы метр за метром.

Но германскому кронпринцу не терпелось: он заранее уже получил от Вильгельма II поздравительную телеграмму и хотел теперь как можно скорее ответить на нее взятием Вердена. Четыре раза бросал он свои войска на штурм. И четыре раза французы отбивали штурм. Германская армия поплатилась за торопливость кронпринца тысячами убитых.

Тогда германское командование решило отложить новый штурм до тех пор, пока войска не укрепят хорошенько захваченных ими позиций.

На это ушло два с половиной месяца.

Изо дня в день, под непрерывным обстрелом, прокладывали немцы в земле новые окопы. Казалось, неутомимые муравьи строят здесь огромный муравейник, пробираются по узким ходам и закоулкам, что-то перетаскивая, ворочая, укрепляя.

А пока немцы продвигались под землей к форту Во, французы, не теряя ни минуты, укрепляли форт и складывали в его казематы необходимые припасы.

Изо дня в день переносили французские солдаты в форт Во ручные гранаты, патроны, банки с консервами, бочки [10] с питьевой водой. Взвалив тюки на спину, пробирались они перелесками и оврагами в форт, прячась от выстрелов. Вот последний овраг; тут отдых перед самой опасной перебежкой. Дальше совершенно голое место, открытая долина, ее надо успеть перебежать в перерыве между германскими выстрелами. Едва прогремит выстрел, солдаты с тюками бросаются вперед. Кто не успеет добежать вовремя, тот погиб...

Так готовились оба противника к схватке. Оба, предвидя решительный бой, старались стянуть к Вердену все силы.

Немцам было, конечно, не трудно подвозить всё новые и новые войска: в их руках были железные дороги. Но что было делать французам: обе их железнодорожные линии, ведущие к Вердену, были перерезаны германской армией.

Оставалось только одно средство сообщения-шоссе. В эти дни оно получило новое название: "Священный путь". Ни один пешеход, ни одна конная повозка не смели теперь показаться на этом пути. Бесконечной лентой двигались по шоссе в три ряда грузовики. Каждые пять секунд — грузовик. Даже парижские автобусы были мобилизованы для перевозки войск.

Днем и ночью полторы тысячи рабочих чинили шоссе, чтобы движение ни на минуту не останавливалось.

Обе армии накапливали силы, обе готовились к бою. Первыми закончили подготовку немцы. В начале июня они снова перешли в наступление.

Земля перед фортом Во была уже вся изрезана сетью германских окопов, точно лист, изъеденный гусеницами.

По этим окопам, чуть только рассвело, устремились немцы на приступ и ворвались в Во. К вечеру они захватили почти весь форт. Но французский гарнизон все еще сопротивлялся: он укрылся в самой глубине форта, он ушел в огромные его погреба и укрепился там.

И вот — в форту Во оказалось сразу два гарнизона и два коменданта: германский в верхнем этаже форта, французский — внизу, под землей, прямо под германским. Стоило только французскому солдату высунуться из-под земли, как [12] сейчас же сверху летела в него ручная граната. Но и немцам трудно было продвигаться вглубь форта по его крутым темным ходам: французы навалили тут мешки с землей и поставили за ними пулеметы.

Прошло три дня; у французов не осталось больше питьевой воды. Форт был окружен со всех сторон. Радио уже давно не действовало, телефонные провода были порваны, оптических сигналов из-за дыма и пыли нельзя было разглядеть.

Как же дать знать своим, что в глубине Во продолжается борьба, что французский гарнизон все еще занимает подвалы форта?

Как известить их, что кучка людей под землей ждет от своей армии помощи?

Утром в укрепление Сувиль, находящееся недалеко от Во, спустился голубь. К ножке его была привязана алюминиевая трубочка, в трубочке-на тонкой бумаге — записка коменданта Во:

"Все время держимся. Подвергаемся очень опасной атаке газом, огнем и дымом. Необходима как можно скорее помощь. Это мой последний голубь".

Из Сувиля ответили оптическими сигналами:

"Мужайтесь! Скоро мы атакуем!"

С часу на час измученный французский гарнизон ждал обещанной помощи.

Проходит день. Проходит другой. Атаки все нет.

Французские солдаты в подземельях Во уже два дня сидели без глотка воды. Они лизали бетонные стены подвала — холодные стены, влажные от сырости. Дышать было почти нечем: разрывавшиеся снаряды отравляли воздух.

А германский гарнизон в это время неутомимо работал наверху: он прокладывал себе дорогу вниз, он вгрызался все глубже в форт. Взрыв следовал за взрывом: это немцы разрушали земляные завалы, расчищали путь к погребам. [13]

Но французский гарнизон не сдавался; он все еще надеялся на помощь.

И вот помощь как будто пришла: французская артиллерия начала обстрел Во. Значит, готовится атака. Но французские артиллеристы бьют снарядами слишком малого калибра. Такими снарядами не пробить толстых, в шесть метров, стен форта.

Тогда французский комендант воспользовался единственной оставшейся в его руках башней форта, чтобы дать знать артиллеристам об их ошибке.

Но едва только солдат начал подавать из башни световые сигналы, как в щель башни влетел осколок снаряда; этот осколок разбил оптический прибор. Сигнализировать стало невозможно.

Теперь французскому гарнизону, запертому в подвалах форта, оставалось одно: ждать. Ждать, чем окончится атака.

В два часа ночи к югу от форта Во, там, где стояли французские войска, взвился в небо яркий пучок ракет: сигнал к началу атаки. С башни форта при блеске выстрелов видно было, как пытаются французские отряды прорваться к Во, как попадают они под перекрестный обстрел, как прячутся солдаты в воронки, вырытые снарядами. Видно было, как немцы окружают их, расстреливают, берут в плен.

Атака не удалась. Теперь уже нечего ждать помощи. Последняя надежда исчезла.

И все-таки французский гарнизон Во не хотел сдаваться. Он до конца остался на своем посту.

Уже не все подземелье, а только небольшой участок его был в руках французов. Даже для раненых нельзя было раздобыть ни капли воды. Смрад, тяжелый смрад разложения расползался по всем погребам: французам негде было хоронить своих мертвых. Напрасно пытались они выбить в стене углубление, чтобы замуровать в нее мертвецов: стена была крепкая и не поддавалась.

А взрывы гремели все ближе и ближе: это немцы взрывали последние завалы...

В ночь на седьмое июня французский гарнизон попробовал все-таки подать еще раз сигналы разбитым оптическим прибором. Так слабы были эти сигналы, что в Сувиле их не могли уловить. Только два слова удалось расшифровать изо всей передачи, два слова: "...не покидайте..."

Наутро немцы разрушили последний завал и ворвались в погреба; форт Во перешел целиком в руки германской армии. [15]

Так окончилась вторая часть сражения: победили немцы.

Они захватили оба самых сильных форта крепости: Дуомон и Во. До Вердена им осталось совсем немного — всего четыре с половиной километра. Еще усилие, и сама крепость, сам Верден будет взят!

Началась последняя часть Верденского сражения.

Знаете ли вы, как производят в больнице переливание крови из вен одного человека в вены другого? Трубка вставлена одним концом в вену дающего кровь, другим — в вену принимающего. Непрерывной струей течет кровь из человека в человека, и тот, кто отдает ее, постепенно слабеет...

Автомобильное шоссе "Священный путь" напоминает ту же трубку для переливания крови: одним концом воткнута она в сердце Франции, в Париж, другим концом — в Верден.

Бесконечной лентой, непрерывной и однообразной, несутся по шоссе автомобили. Уже за десятки километров от Вердена слышат солдаты странный глухой гул. Это грохот боев. Подобно крыльям мельницы, мелькают германские и французские полки, сменяя друг друга. И все это на одном и том же месте. Десять раз вырывают немцы у противника все тот же небольшой лесок за фортами и десятки раз отдают его снова французам. У германской армии нет уже сил. Она точно надорвалась в боях за Дуомон и Во. Но кронпринц, прозванный своими же солдатами палачом, гонит снова войска в наступление. И вот опять захвачен лесок и опять отдан. Без конца вертится верденская мельница.

Так продолжалось четыре месяца. И наконец пришла развязка.

Решительное наступление французов началось 19 октября: французская тяжелая артиллерия стала стрелять по Дуомону. [16]

Завеса чада не рассеивалась над Дуомоном ни на час. День и ночь стояли над ним сумерки. Форт содрогался до самых глубоких своих погребов, точно от землетрясения. Свечные огарки в коридорах то и дело гасли. Под сводами казематов клубилась облаками цементная пыль, она вползала в коридоры, ложилась на орудия и стены.

Идет моторизованная артиллерия.

Шесть дней подряд тяжелая артиллерия громила Дуомон.

За эти шесть дней земля перед Дуомоном изменилась так, как не могла бы измениться и за тысячу лет. Еще совсем недавно тут были леса, холмы, луга, постройки, целые деревни. Теперь вместо всего этого-совсем голая, черная, изрытая пустыня. Точь-в-точь такой выглядит луна со своими мертвыми кратерами, если смотреть на нее через телескоп.

А на седьмой день в бой вступили подвезенные французами сверхтяжелые орудия. Так дорого стоили эти орудия, что во всей французской армии их было не больше десятка. Но зато каждое из них обладало чудовищной разрушительной силой. В полдень начали эти орудия стрелять по Дуомону.

Тяжелые мешки с песком, которыми были заткнуты окна форта, вылетели из них при первом же выстреле, как пробки из бутылок. Давлением воздуха сорвало с петель железные двери. От стен начали отскакивать осколки камней. Обломки металла с гулом носились по коридорам и лестницам. Весь форт трещал и крошился.

Первый снаряд попал в лазарет и разорвался там с громовым ударом. Сразу запахло серой, взметнулось зарево. Третий снаряд разрушил казарму, пятый — главный проход форта. Германские солдаты сидели скорчившись по углам казематов. Лица у них были серые от пыли, глаза провалились от бессонницы. При каждом новом ударе они только сильнее стискивали зубы.

Шестой снаряд попал в каземат. Там хранились патроны. Начался пожар.

Напрасно метались люди, стараясь затушить пожар. Воды не хватало. Пустили в ход даже сельтерскую из баллонов. Но ничто не помогало, огонь и дым проникали все дальше в глубь казематов. Пачками, с треском взрывались запасы ружейных патронов.

Всю ночь не утихало пламя, перебрасываясь из одного погреба в другой, всю ночь свирепствовал пожар под землей.

Утром, в густом тумане, двинулось из форта длинное шествие. Люди шли парами. Каждая пара держала носилки, а на носилках лежал раненый. Солдаты спотыкались, садились на землю, чтобы перевести дух. Их рвало. Они были оглушены взрывами, отравлены газами, обожжены огнем пожара. Так покидал форт германский гарнизон.

Но история Дуомона на этом не кончилась. Уже после того, как форт был покинут гарнизоном, в него забрело десятка два германских солдат; это были люди, отбившиеся от своих частей и заблудившиеся в тумане. Так как всякая связь с армией у них была потеряна, один из них сам объявил себя комендантом и стал готовиться к защите опустевшего форта. Девятнадцать человек расположились у входов, а двадцатый стал посылать по радио просьбы о помощи. Никто ему не отвечал. Последнее его донесение было:

"Слабый гарнизон удерживает форт до прибытия подкрепления".

Как погибли эти люди, никому неизвестно.

В тот же день Дуомон был захвачен французскими войсками; вскоре они взяли и форт Во.

На этом заканчивается последняя часть Верденского сражения. Оно продолжалось восемь месяцев. За это время было убито пятьсот тысяч людей...

Такова история Верденского сражения — одного из многих сражений мировой войны.

Гимназист Принцип

Почему бывают войны? Как и почему началась в 1914 году мировая война?

28 июня 1914 года сербский гимназист Гаврила Принцип выстрелил из револьвера в племянника австрийского императора, эрцгерцога Франца-Фердинанда. Пуля пробила эрцгерцогу сонную артерию, он упал мертвым.

Эта пуля — так написано в австрийском учебнике истории — и вызвала мировую войну: австрийцы, возмущенные [19] убийством, пошли войной на сербов; но за сербов заступились русские; тогда, чтобы помочь австрийцам, германцы объявили войну русским; но на помощь русским пришли французы; а потом в войну вмешались еще англичане, бельгийцы, турки., японцы, итальянцы, американцы и другие народы...

Выходит так, что один выстрел заставил воевать все народы. Семьдесят миллионов людей пошли сражаться из-за австрийского эрцгерцога, которого все равно уже нельзя было воскресить!

Так ли это было на самом деле? Верно ли, что мировую войну вызвал сербский гимназист?

Гаврила Принцип не успел еще родиться, его и на свете не было в то время, когда германский генеральный штаб уже составил план войны с Россией и Францией.

Гаврила Принцип еще не умел говорить, когда Россия и Франция заключили между собой союз на случай будущей войны.

Гаврила Принцип не научился еще стрелять из револьвера, когда Англия тайно обещала Франции поддержку в будущей войне.

И, наконец, арестованный после убийства Гаврила Принцип не успел еще дать показаний на допросе, как в австрийской газете уже было напечатано:

"Момент для нас явно благоприятен; если мы и сейчас не решимся на войну, нам придется наверное воевать года через два-три при худших условиях".

Нет, не из-за Гаврилы Принципа разгорелась война, она началась бы и без него. Спустя год, Принципа расстреляли по приказу самого сербского правительства. И никто даже не заметил, что убийца австрийского эрцгерцога перестал существовать, никто из-за этого войны не прекратил.

Выстрел сербского гимназиста послужил всего-навсего [20] поводом, чтобы начать поскорее военные действия; но не он был причиной мировой войны.

Так зачем же австрийские и германские министры так упорно настаивали на том, что причина войны — этот злополучный выстрел? Зачем уверяли они, что совсем не хотели воевать, что их к этому вынудили? И зачем министры других стран тоже искали для войны разных предлогов, выдуманных оправданий?

Потому, что все они знали: народ против войны.

Ведь, как раз в эти самые дни немецкие рабочие писали в своем воззвании:

"Мы против войны, да здравствует братство народов!"

И в это же время в Петербурге, в Париже, в Лондоне происходили демонстрации, требовавшие сохранения мира.

Народ не хотел воевать. Для того, чтобы начать войну, нужно было обмануть народ.

Поэтому-то все правительства так тщательно скрывали, что война давно уже ими подготовлена и предрешена; поэтому так искали они поводов для войны.

А когда подходящего повода найти не удавалось, тогда его просто-напросто придумывали.

Первого августа 1914 года германское правительство выпустило сообщение:

"Французы бомбардируют немецкий город Нюренберг!"

Сейчас же вслед за этим сообщением Германия объявила Франции войну. А через полгода само же германское правительство призналось, что никакой бомбардировки Нюренберга на самом деле не было: произошла будто бы телеграфная ошибка, которая и ввела германских министров в заблуждение. Однако войны с Францией германское правительство не прекратило.

Так в одну неделю почти все великие народы были вовлечены в войну. А за ними настал черед и малых народов.

С самого начала Греция заявила, что она в войну вмешиваться не будет, останется нейтральной. Недолго, однако, позволили ей стоять в стороне от войны.

Уже в январе 1915 года английский министр Грей предложил Греции выступить против Германии и Австрии. В награду за это Грей обещал, в случае победы, отдать Греции турецкий город Смирну. Греция ответила отказом. Тогда Грей предложил вместо Смирны богатый медью и золотом остров Кипр: английскому правительству было очень важно заполучить нового союзника, бросить греческие войска против Турции. Но греческое правительство и на этот раз отказалось: оно отлично знало, что греческий народ не хочет войны, и считало слишком рискованным делом выступить открыто против воли народа.

Тогда, в декабре 1915 года, состоялась встреча трех министров иностранных дел: английского, французского и итальянского. Грей предложил обсудить, что делать с Грецией: она упорно не желает воевать! Министры решили: нужно Грецию уговорить, а чтобы уговоры действовали сильнее — "стеснить на время доставку продовольствия в Грецию".

Начальники английских, французских и итальянских портов получили секретный приказ: впускать, как и прежде, греческие корабли в гавань, но обратно в море их уже не выпускать.

Говоря попросту, Грецию обрекли на голод.

С этого дня начинается упорная борьба: великие державы дружно вталкивают Грецию в войну, а маленькая Греция судорожно уклоняется от войны. Неравная и безнадежная борьба!

В 1916 году трое министров встретились снова и снова обсудили, что им делать с Грецией. Грей опасался, что длительная блокада может истощить вконец греческую армию, [22] и тогда участие Греции в войне не принесет никакой пользы. Остальные министры согласились с Греем и решили для ускорения событий послать в греческие воды военную эскадру.

Эскадра прибыла второго сентября. Корабли стали на якорь у самой греческой столицы. Генерал Саррайль, командующий десантом, сразу же потребовал, чтобы все железные дороги Греции подчинялись отныне ему. В случае отказа — бомбардировка побережья.

На экстренном заседании греческое правительство решило подчиниться этому требованию. Председатель совета министров Греции заявил, что об отпоре нечего и думать. Надо только оттягивать время и, пока будет малейшая возможность, уклоняться от войны.

"Единственная надежда,

- сказал председатель совета министров, —

это утомить Саррайля уступками".

Но тут он сильно ошибся: генерал Саррайль был не из тех людей, которых можно утомить уступками. Получив в свое ведение железные дороги, он потребовал контроля над почтой. Получив контроль над почтой, он сразу же потребовал контроля над телеграфом. А получив телеграф, он на другой же день потребовал и радио.

Настало время, когда греческое правительство не могло даже посылать телеграммы своим посланникам за границей, не спросив разрешения Саррайля. [23]

Но и этого всего Саррайлю было мало: ведь, ему было поручено во что бы то ни стало втянуть Грецию в войну.

Девятого сентября французский и английский дипломаты гуляли вместе в посольском саду. Вдруг из-за кустов раздались выстрелы. Тотчас же обыскали весь сад, но стрелявший точно провалился сквозь землю. К счастью, никто из дипломатов ранен не был.

Узнав о покушении, возмущенный генерал Саррайль потребовал от греческого правительства, чтобы виновные были найдены во что бы то ни стало. В тот же день он спешно высадил на берег военный отряд, будто бы для охраны дипломатов.

Греческое правительство поняло, к чему клонится дело. Ночью перед домом, где заседало правительство, были спешно вырыты окопы и дом обнесен колючей проволокой.

Русский посланник сообщил в Петроград шифрованной телеграммой обо всех этих событиях. Он добавил, что виновные, конечно, никогда не будут найдены, так как покушение, по его сведениям, подстроено самим генералом Саррайлем.

Между тем, неутомимый генерал Саррайль, не теряя времени, предъявил уже новое требование: весь греческий военный флот, тридцать один корабль, должен быть передан ему. Срок для ответа — двенадцать часов.

Растерянные пришли греческие министры в парламент и один за другим заявили: есть единственный способ избавиться от новых требований, и этот способ — подчиниться воле великих держав, вступить в союзе с ними в войну. Сказав этот все греческие министры подали в отставку. Новое правительство ответило генералу Саррайлю, что оно, "уступая силе, согласно на все". Через несколько дней Греция объявила о своем вступлении в войну. [24]

Но тут, когда правительство уже сдалось, в дело вмешался греческий народ.

Народ, который до сих пор ни за что не хотел воевать, теперь охотно взялся за оружие. Только распорядился он оружием не так, как этого хотели Грей, Саррайль и само греческое правительство.

Народ взялся за оружие, чтобы избежать войны.

В уличном бою 1 декабря 1916 года пылкий генерал Саррайль был разбит наголову восставшими греками и бежал со всеми своими войсками.

Эта победа дала Греции последнюю, недолгую отсрочку. Несмотря на то, что ее правительство уже объявило войну, она в течение нескольких месяцев не приступала к военным действиям.

Но за эти месяцы блокада так усилилась, что люди стали умирать на улицах с голоду. Италия захватила западный угол Греции, Франция — восточный. В середине июля англофранцузские войска заняли столицу Греции.

И скоро греческие солдаты уже сражались на разных фронтах рядом с английскими, французскими и итальянскими солдатами.

Так Греция вступила в мировую войну. Стоит ли рассказывать, каким способом были втянуты в войну Китай, Гаити, Либерия, Сиам?

Ни один народ не хотел войны. И все-таки всем им пришлось воевать. Их вовлекли в войну хитростью, обманом и насилием.

Предвестия войны

Не выстрел Гаврилы Принципа вызвал войну. Так что же в действительности вызвало войну, что было настоящей ее причиной? [26]

Чтобы найти эту причину, нужно заглянуть в прошлое: нужно вернуться лет на пятьдесят назад.

Полвека назад самым сильным и богатым государством на земле была Англия. В Англии тогда добывалось угля и железа больше, чем в любой другой стране. В подвалах английских банков хранились величайшие запасы золота. Английский военный флот сторожил моря и океаны, чтобы никто не мог напасть на Англию, вырвать из ее рук морскую торговлю, отнять у нее ее колонии.

"Владычица морей" — так называли Англию полвека назад.

Но как раз тогда, полвека назад, впервые стало заметно, что у Англии появился соперник. Этим соперником была Германия.

Германия, правда, была еще намного слабее Англии. Но зато мощь ее росла очень быстро. С каждым годом становилась она все опаснее для Англии.

Вот Германия догнала Англию в выплавке железа. Вот уже перегнала ее. Вот стала нагонять и в добыче угля. Вот понемногу начала забирать в свои руки морскую торговлю. И вот, наконец, накопив силы, Германия начала строить большой военный флот.

"Наше будущее-на море!" — сказал Вильгельм II в 1890 году. Слова эти можно было понять только так: Германия строит флот для того, чтобы захватить земли за океаном, отнять со временем у Англии ее владения.

Это был открытый вызов, открытая угроза. Это было первое предвестие мировой войны.

Скоро германское правительство перешло от слов к делу. В 1900 году оно нанесло Англии неожиданный удар: оно начало строить новую железную дорогу, прямой путь из Берлина в Багдад.

Английские министры понимали: как только дорога будет построена, по ней хлынут на Восток германские товары, устремятся в Азию германские купцы и инженеры, а в нужный момент двинутся туда и германские войска. Германское правительство станет хозяином всей Малой Азии.

Это было второе предвестие мировой войны.

Англия не решилась тогда остановить Германию силой. Но именно с того времени английский король Эдуард VII стал чуть ли не ежегодно совершать поездки по Европе. Английские газеты объясняли эти поездки очень просто:

"Наш король,

- писали они, —

по своей натуре турист, он страстный любитель путешествий".

Но мы-то знаем теперь: Эдуард VII ездил сговариваться с правительствами всех стран, которым угрожала Германия. В глубокой тайне подыскивал он союзников на случай войны.

Прошло несколько лет, и Германия нанесла своим соперникам, Англии и России, новый удар: Австро-Венгрия — союзница Германии — присоединила к себе земли, заселенные сербами: Боснию и Герцеговину. Этим она расчищала Германии путь на восток.

И в то же самое время германское правительство, придравшись к ничтожному поводу — аресту на французской земле нескольких немцев-дезертиров, — приказало своему послу покинуть Париж.

Это случилось в 1908 году. И это было третье предвестие мировой войны.

О том, как велика была на этот раз опасность войны, можно судить по воспоминаниям лорда Фишера, бывшего морского министра Англии. На секретном совещании лорд Фишер заявил: нет никакого смысла дожидаться нападения Германии, выгоднее ее опередить. Лорд Фишер предложил такой план: внезапно, без объявления войны, окружить в море германский флот и пустить его ко дну. [27]

План этот был тогда отвергнут. Лорд Фишер слишком уж спешил: и в Германии и в Англии не все еще было готово к войне.

В 1908 году удалось сохранить мир.

Но не прошло и трех лет, как Германия нанесла новый удар, на этот раз в Африке.

Издавна Германия целилась на арабские земли в Африке на Марокко. Но французские войска успели раньше германских проникнуть в Марокко. Этим самым, казалось, вопрос о том, кому будет принадлежать этот кусок Африки, был решен.

Германия, однако, не примирилась с этим: летом 1911 года в одну из марокканских гаваней вошел внезапно германский военный корабль "Пантера" и направил свои орудия на побережье.

Это было четвертое предвестие мировой войны.

Уже французский генеральный штаб принимал спешные меры на случай вторжения во Францию германских войск. Уже английский флот был приведен секретным приказом в боевую готовность. Уже русское правительство решало, вмешается оно в войну или нет.

Казалось, на этот раз мира не сохранить.

В последний момент, однако, германское правительство решило оттянуть войну: соотношение сил показалось ему невыгодным. К тому же Франция уступила Германии кусок земли в Африке; правда, это было не Марокко, заселенное арабами, а полоска Конго, заселенная неграми. Германское правительство как будто удовлетворилось этим на время.

1911 год прошел благополучно, без войны.

Но мир теперь был уже так подорван, что войны можно было ждать в любое время.

В 1912 году соперничество между Германией и Англией достигло такой остроты, как никогда прежде. Все свои силы напрягла Германия, чтобы построить как можно больше [23] военных кораблей. И вот тогда английское правительство объявило: в ответ на каждый новый германский корабль Англия будет строить по два корабля!

В следующем, 1913 году Вильгельм II известил секретно бельгийского короля Альберта I о том, что война Германии с Францией — дело решенное, ждать ее уже не долго.

А затем настал 1914 год. Вылетела пуля из револьвера Принципа, австрийский эрцгерцог был убит. И этим убийством воспользовались правительства великих держав для того, чтобы начать наконец войну...

Так началась мировая война: совсем не внезапно и не случайно. Ее подготовляли упорно, исподволь, в продолжение десятков лет. Борьба за Азию и Африку, борьба за новые земли, — вот что породило эту войну...

Но кому же в Германии, кому в Англии, во Франции, в России понадобились новые земли? Кто были эти люди, решившиеся во что бы то ни стало вызвать войну? И откуда в руках их оказалась такая власть, что они смогли втолкнуть чуть ли не все государства в войну?

История короля радия

Вот история бельгийского миллионера Ле-Шьена, владельца радиевого рудника в Африке. Чтобы в этой истории все было ясно, нужно начать ее с мировой войны.

Четыре года воевали Англия, Франция и Бельгия с Германией и наконец победили ее. В 1919 году германские земли в Африке перешли к победившим странам. Кусок бывшего германского Конго достался Ле-Шьену. В одном месте этой земли оказалось очень ценное вещество — радий.

Это была важная находка: радий встречается так редко, что за все время его добыто не больше килограмма. А нужда [29] в нем очень велика: радием лечат больных, страдающих раковыми опухолями, радий почти единственное средство против этой страшной болезни.

Ле-Шьен стал "королем радия".

Но Ле-Шьен был не единственным королем радия на земле. Были еще два других короля радия: один владел рудником в Чехословакии, другой — рудником в Колорадо, в Америке. Больше соперников у Ле-Шьена не было.

Оба старых рудника были бедны радием. Чтобы добыть пылинку его, надо было перерыть и отсеять такую кучу земли, какой не увезти целому поезду.

Каким же окажется новый африканский рудник — богаче или беднее прежних? Этого никто не знал, кроме Ле-Шьена. Но Ле-Шьен никому этого не сообщал.

Хотя на земле было всего только три торговца радием, но земля показалась им тесной: каждый из них хотел получать один всю прибыль от торговли радием, не делясь ею ни с кем. Каждый стремился уничтожить соперников.

И вот началась между ними жестокая борьба. Всеми мерами старался каждый король радия разорить остальных двух и добиться того, чтобы работа на их рудниках прекратилась.

В этой борьбе победил Ле-Шьен. На время он стал единственным королем радия на земле.

И как только Ле-Шьен победил, он установил твердую цифру добычи радия в год и твердую цену за грамм. Он объявил, что будет добывать 60 граммов радия в год, а цена за грамм — сто тысяч рублей. Это значит: за грамм радия — пять пудов золота.

Но в год умирает от рака миллион людей. Чтобы их спасти, недостаточно этих 60 граммов.

Да и не только больным не хватает радия, не хватает его и ученым для опытов.

Профессор Содди, знаменитый исследователь радия, пишет:

"Ученые, открывшие радий и способы его добывания и принесшие в дар человечеству все свое с трудом добытое знание, теперь не в состоянии приобретать радий даже в скромных количествах, необходимых для научного исследования".

Много раз Ле-Шьена просили увеличить добычу радия и снизить на него цену. Ле-Шьен отвечал уклончиво: работы, мол, на руднике идут полным ходом; самые сложные, самые усовершенствованные машины перерывают и очищают руду; на эти-то машины и уходят все вырученные за радий деньги. Что поделаешь, руда совсем не богата радием!

В 1929 году в Швеции была объявлена всенародная подписка: нужно было собрать деньги на покупку пяти граммов радия. В том же году Франция купила шесть граммов, а Германия всего четыре.

Нашелся, однако, человек, который не поверил Ле-Шьену, Это был английский врач Хаден-Гест. Он отправился в восточную Африку для того, чтобы своими глазами увидеть, как добывают там радий. Но когда Хаден-Гест добрался наконец до цели, оказалось, что все долгое путешествие он совершил напрасно: в рудник его не пустили. Как крепость, был окружен рудник колючей проволокой, у ворот стояли часовые, и ни один посторонний человек не мог проникнуть за ограду.

Но Хаден-Гест был упрям; он не поехал назад, а сговорился с возчиком, который доставлял в рудник воду, чтобы тот тайком провез его за колючую проволоку.

Что же увидел непрошеный гость, проникнув во владения Ле-Шьена?

Десяток негров-рабочих ковыряли землю лопатами. Ни одной машины, ни одного усовершенствованного приспособления для быстрой очистки руды! Рудник мог бы давать гораздо больше радия, если бы был лучше оборудован. Руда здесь [31] оказалась в пятьдесят раз богаче радием, чем в других рудниках.

Ле-Шьен нарочно добывал так мало радия, чтобы человечество нуждалось в каждой крупинке его, чтобы за грамм можно было брать сто тысяч рублей.

Такова история короля радия.

Зачем рассказано здесь о Ле-Щьене, о его мошеннических махинациях? Разве имеет это какое-нибудь отношение к войне?

В том-то и дело, что Ле-Щьена никак нельзя назвать просто мошенником: он действовал согласно законам своей страны, он их ничем не нарушил. Ведь, радиевая руда была его собственностью, и, значит, он мог ею распоряжаться, как ему угодно.

Впрочем, если бы даже он и погрешил против закона, и тогда бы, конечно, никто не посмел привлечь его к ответственности. И вот почему: Ле-Щьен был одним из директоров "Всеобщей бельгийской компании".

Этой "компании" принадлежит больше половины всех запасов каменного угля и железной руды Бельгии. В ее руках — железоделательные, стекольные, химические заводы, доменные печи и судостроительные верфи. Это-в самой Бельгии. А кроме того, она еще владеет: железными дорогами в Южной Америке, угольными шахтами в Китае, электростанциями в Малой Азии и, наконец, медными рудниками, алмазными россыпями и золотыми приисками в Африке.

Вот как могущественна эта "компания"! Директора ее являются настоящими хозяевами всей Бельгии, настоящими правителями этой страны.

Так обстоят дела не в одной только Бельгии: Германией — вычислил один экономист еще перед мировой войной [32] ной — правят триста человек; Англией — около ста человек; Соединенными Штатами — восемьдесят человек, восемьдесят самых богатых банкиров, торговцев и фабрикантов.

Всеми капиталистическими государствами правят на деле не те люди, что заседают в парламенте или в совете министров, а те, что владеют железными дорогами, электростанциями, заводами, рудниками.

Огромна власть этих людей: они предписывают свою волю президентам и министрам. Они решают судьбы государств. Они — настоящие властелины земли.

Причина войн

История Ле-Щьена начинается с войны. Не будь войны, Ле-Шьен не получил бы земли в восточной Африке, не стал бы королем радия. Но история эта не кончается вместе с войной. Пушки умолкли; борьба на фронтах прекратилась; но Ле-Шьен продолжал бороться. Именно в годы мира расправляется он со своими соперниками в Колорадо и в Чехословакии. Правда, эта борьба решается не оружием, а другими, менее заметными средствами. Она становится невидимой, как река, ушедшая под землю. Но в любую минуту подземные воды могут снова прорваться наружу. В любую минуту могут снова загреметь пушки.

Конечно, мировая война велась не из-за радия. Он нужен только врачам да ученым. Но радий, ведь, это только одно из веществ, перечисленных в таблице Менделеева. История радия — только одна из девяноста двух очень похожих друг на друга историй.

Таблица Менделеева — точный инвентарный список вселенной, перепись основных химических элементов, из которых состоит все на свете. Жаль только, что в таблице не указано, кому принадлежат все эти вещества. Это следовало бы сделать.

Вот тринадцатая клетка таблицы — алюминий. Половина всего алюминия в мире принадлежит банкиру Мелону. Девятнадцатая клетка таблицы — калий. Калий весь поделен между французскими и германскими капиталистами. Тридцатая — цинк. Третью всего мирового запаса цинка владеет один человек, по фамилии Гарриман. Пятидесятая — олово. Оно в руках английских торговцев. Восьмидесятая — ртуть. Есть несколько королей ртути — испанских и итальянских. Восемьдесят восьмая-радий. О нем мы уже говорили.

В каждой клетке, под каждым химическим элементом можно написать фамилии тех людей, которые за него борются, можно нарисовать флаги, с которыми они идут в бой. Девяносто две клетки в таблице Менделеева, это девяносто два великих научных открытия; и в то же время это — девяносто два возможных повода к будущей войне.

Но, ведь, в таблице Менделеева указаны только основные химические элементы. А есть еще великое множество других веществ, которые могут тоже послужить поводом к войне. Уголь, нефть, резина, хлопок — из-за всего этого может вспыхнуть кровопролитная война.

История всех властелинов земли, всех капиталистов, похожа на историю Ле-Шьена: это история не прекращающейся ни на минуту борьбы — явной и тайной. Тайная борьба называется — "миром". Но этот мир и рождает всё новые войны.

Властелинам любой страны мало тех богатств, которыми они уже владеют. Во что бы то ни стало стремятся они расширить свою власть, избавиться от всех соперников.

Понятно, почему домогаются они этого так упорно. Ведь, все они живут чужим трудом: чтобы создать себе богатство, [84] они обрекли население своей собственной страны на бедность. И вот, у себя дома им теперь уже не продать всего, что производят их фабрики и заводы, не получить той прибыли, какой они хотят.

Поэтому и стараются они любым способом пробиться в чужие страны — для того, чтобы и там заставить работать на себя новые миллионы людей и оттуда выкачивать богатства.

Ради этого и устремляются они на другие материки, в Азию и Африку.

Властелинам каждой страны нужны новые земли. Где же их взять, эти земли?

Ведь, земной шар давно уже открыт весь и весь поделен его властелинами до конца, без остатка. Создать новые материки они, понятно, не могут. Остается одно — захватывать чужие земли.

- Мы или расширимся, или взорвемся, — говорит Муссолини.

- Нам нужны колонии,- заявляет германский министр Шахт.

- Чтобы завоевать Китай, мы сначала должны завоевать Манчжурию и Монголию, — говорит японский министр Танака, — а завоевав Китай, мы завоюем весь мир!

- Человек человеку — волк! — коротко говорит английский министр Болдуин.

Мы думаем, что английский министр прав только на половину. Он был бы вполне прав, если бы заменил в своем изречении слово "человек" словом "капиталист".

Капиталист капиталисту и в самом деле — волк.

"Таков уж закон эксплуататоров,

- говорит товарищ Сталин, —

бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб, значит, ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч, значит, ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться".

Волчий закон — закон войны.

Топор и розга

СССР — пока единственная страна, вырвавшаяся из-под власти капитализма, освободившаяся от его волчьего закона. Нам война не нужна; но окружены мы странами, все еще живущими по волчьему закону.

Мы окружены капиталистическими — в том числе фашистскими — государствами.

Фашист — откуда пошло это слово?

В древнем Риме две тысячи лет назад высшие чиновники держали при себе стражников-телохранителей. Стражники были обязаны расталкивать толпу, следить, чтобы их господам воздавали почести, расправляться с непокорными. Их оружием была связка розог со спрятанным среди прутьев топором- "фасцис".

От этого слова "фасцис" и ведут свое название фашисты.

Фашист — верный сторож капитализма. Топором и розгой смиряет он непокорных, защищает властелинов земли, прокладывает дорогу войне.

Что нужно сделать, чтобы подготовить войну? Для этого мало вооружиться; для этого нужно еще обмануть народ, разжечь в нем ненависть к другим народам.

"Нет на свете никого, кто мог бы равняться с немцем!" — так говорят германские фашисты. Фашистские профессора тщательно измеряют лоб, нос и подбородок немца и утверждают, что такой лоб, нос и подбородок доказывают принадлежность к высшей расе. Германская раса должна властвовать над всеми!

А в это же время на другой стороне земли японские фашисты повторяют почти то же самое. Только вместо "немец" они, конечно, говорят "японец".

Человек — это германец. Человек — это японец. Все остальные-полулюди, они должны подчиниться высшим расам; а так как они не согласятся на это добровольно, то надо подчинить их силой, надо завоевать их земли, не останавливаясь ни перед чем.

- Правительство, — заявляют германские фашисты, — должно опираться на всеобщее стремление к войне!

- Даже трехлетних детей надо приучить любить войну!- пишут японские фашистские газеты.

В японских школах учат географии по карте, на которой Япония обозначена тремя кругами: в первом круге сама Япония и Манчжурия; во втором еще кусок Китая, Монгольская народная республика и часть СССР; в третьем — весь Китай, Австралия, Индонезия, Индокитай.

В Германии вышла недавно книга профессора Банзе. В этой книге рассказано о том, какие новые способы истребления можно применить в будущей войне. Фашистский профессор рекомендует сбрасывать в тылу у противника с самолетов ампулы с бактериями тифа, столбняка, менингита; он советует заражать холерными бактериями колодцы и реки, спускать на парашютах мышей, зараженных чумой...

Так стараются фашисты натравить одни нар оды на другие; так, захватив в свои руки власть, готовят они новую захватническую — империалистическую — войну.

"Мы обращаем взор к землям на востоке, мы переходим к политике завоевания новых земель. Но когда мы говорим о новых землях в Европе, мы имеем в виду в первую очередь Россию".

Так пишет Гитлер.

"Овладение нами Манчжурией и Монголией — в конечном счете второстепенная задача; в японской политике на материке должен быть взят более далекий прицел".

Так говорит генерал Араки; а в других своих речах он разъясняет, что он подразумевает под словами "далекий прицел": это-прицел на СССР.

Советский Союз предложил Японии заключить пакт о ненападении. Это значит — мы предложили ей разрешать все споры мирным путем и не нападать друг на друга. Но японское правительство отказалось подписать этот пакт.

Советский Союз предложил подобный пакт и Германии. Но и германское фашистское правительство тоже отказалось подписать пакт.

Так германское и японское правительства сами показали, что они хотят не мира, а войны; так они сами изобличили себя.

Война как можно скорее, война прежде всего против СССР — вот план фашистов!

Опыт 1914 года показал, что война, начатая двумя великими державами, неизбежно втягивает и другие страны; готовя нападение на СССР, фашисты готовят тем самым новую мировую войну... [39]

Да, все капиталистические государства не могут и не хотят отказаться от войны. Но не всем им война нужна сейчас в ближайшее время. Больше всех торопятся японские и германские капиталисты, потому что они позже других начали захватывать земли, опоздали к дележу добычи и теперь хотят войной наверстать упущенное.

Все капиталистические государства живут по одному закону — закону волка. Но, ведь, и волк, когда он сыт, осторожен; голодный волк бросается на людей; а всех опаснее взбесившийся волк!

Война может быть завтра

Сейчас, когда я пишу эту книгу, на большей части земли еще мир. Но разве этот мир — настоящий мир?

Возьмите в руки часы. Видите, как быстро прыгает по-маленькому кругу секундная стрелка? Каждый раз, когда она перескакивает на одно деление, — знайте, что в капиталистических странах на вооружение истрачена тысяча рублей. "Тик" отбивают часы-тысяча рублей. "Тик" — еще тысяча рублей. Без конца прыгает секундная стрелка, и без конца текут все новые тысячи — на войну.

Это сейчас, во время мира.

Во время мира запрещено в Италии употреблять сталь на постройку домов: сталь нужна для орудий и снарядов.

Во время мира выходят все японские корабли каждую осень на маневры, чтобы среди океана разыграть воображаемую битву с американским флотом.

Во время мира согнанных со всей Германии безработных заставляют рыть в дремучих лесах огромные, тянущиеся на километры пещеры — подземные аэродромы.

Половину всех своих денег тратят сейчас капиталистические правительства на вооружение: вдвое больше, чем двадцать лет назад. Что же будет еще через двадцать лет? Трудно даже представить себе. Но уже и сейчас видно, что дальше так идти не может.

Помните ли вы Болдуина, того самого английского министра, который говорил когда-то, что "человек человеку — волк?" Теперь Болдуин жалуется:

"Я чувствую, как расходы на вооружение схватывают нас, за горло... Мы вернулись к 1914 году!"

1914 год — это канун мировой войны.

Да, пока на земле властвует закон волка, до тех пор война неизбежна.

Как приливы следуют за отливами, как день чередуется с ночью, так и мир при капитализме непременно сменяется войной.

Попробуйте оглянуться назад и отыскать хотя бы двадцать таких лет, во время которых не было бы войны. Их не найти, двадцати мирных лет подряд!

Вспомните историю самого последнего времени, того времени, которое прошло после подписания всеми государствами пакта Келлога и устава Лиги наций. И пакт и устав содержат одной то же: отказ от войны, торжественное обещание никогда больше не воевать.

Но разве это помешало фашистской Японии напасть на Китай, войной отхватить у него целую провинцию? Помешало ли это фашистской Италии напасть на Абиссинию? Помешало ли это фашистской Германии, нарушив все договоры, вооружиться? И наконец, помешало ли это германским и итальянским фашистам бомбардировать испанские города, вести войну против испанского народа?

Все, что может сделать Лига наций, это объединить усилия тех, кто сейчас за мир, задержать несколько наступление новой войны. Но уничтожить самую причину войн, избавить человечество от опасности новой мировой войны, Лига наций, конечно, не может...

Сейчас, когда я пишу эту книгу, на большей части земли еще мир; но в любую минуту мир этот может превратиться в войну.

Война может быть завтра. Какой же она будет, эта новая мировая война?

Будет ли она похожа на прошлую мировую войну и чем будет от нее отличаться?

Дальше