15.
Четвертая фаза битвы;
захват Ла-Э-Сент;
пятая фаза;
атака Императорской гвардии;
прибытие Цитена;
отход французской армии

Днем дождь прекратился, начинался прекрасный вечер. Наполеон поехал осмотреть поле боя, его воодушевлял успех Молодой гвардии, которая заняла Планшенуа. В это время были ранены один или два генерала, сопровождавшие его, поскольку он передвигался в пределах досягаемости неприятельского оружия. Декостер, его проводник из крестьян, которого заставили сопровождать императорскую процессию, стал паниковать и неоднократно пытался развернуть лошадь и бежать. Говорят, что Наполеон сказал ему: «Друг мой, пуля ударит вас в спину так же, как и в грудь, только это будет гораздо хуже выглядеть». Последнее время Наполеон часто бывал молчаливым и замкнутым, но сейчас был в прекрасной форме; он ободряющим тоном разговаривал с солдатами и уверял своих спутников, что сегодня ночью они будут в Брюсселе и как раз успеют к ужину. Несмотря на твердое сопротивление Веллингтона, он не желал признавать саму возможность того, что англичане смогут выдержать длительную битву с Великой Армией; он говорил себе, что сейчас они, должно быть, на грани поражения, и дал Нею приказ любой ценой захватить Ла-Э-Сент.

У Наполеона еще оставались шансы разрушить линию Веллингтона; однако теперь, когда вся его кавалерия была потеряна, ему больше ничего не оставалось, как только повернуться спиной к своему противнику. Без сомнения, в данном случае было предпочтительнее отступить, нежели [271] оставаться на поле; но императорский ум находился в плену иллюзий.

Ней подошел к Ла-Э-Сент во главе дивизии Донзело и отряда инженеров. В это же время Дюрютт начал наступление на ферму в Папелотте.

Ла-Э-Сент недавно получил подкрепление, но майор Баринг неоднократно посылал запросы о боеприпасах, и все они оставались без ответа. По каким-то причинам это место было недостаточно подготовлено к обороне. «Важнейшей ошибкой, которую герцог Веллингтон совершил в отношении военных действий при Ватерлоо, — пишет Шоу-Кеннеди, — было то, что он просмотрел насущную необходимость любой ценой сохранить контроль над фермой и окрестностями Ла-Э-Сент». Не только не были предоставлены необходимые боеприпасы, но и отсутствовали какие-либо инструменты и приспособления, которые могли бы сделать защиту эффективнее. Подсчитав запасы, защищавшиеся обнаружили, что на каждого из них остается лишь по три-четыре патрона. Встал вопрос об отступлении на исходные позиции, но солдаты пожелали бороться до конца, и майор Баринг решил держаться до последнего. Французы решительно атаковали их позиции; многие из них погибли, но постепенно защитники прекратили огонь. Они израсходовали все боеприпасы. Инженеры Нея смогли топорами разрубить ворота и двери фермы и войти в здание. Ожесточенная рукопашная схватка продолжалась до тех пор, пока героический гарнизон не был уничтожен почти полностью. Наконец, до последнего отсрочив захват фермы французами, майор Баринг продолжил сражаться на брюссельской дороге с сорока двумя своими солдатами, всеми, кто остался из гарнизона в 378 человек.

Захватом Ла-Э-Сент Ней завоевал для своей армии огромное преимущество и немедля форсировал свой успех, приведя батарею с позиции, чтобы обстрелять Союзные войска на Оэнской дороге, и разместив французский полк в гравийном карьере, который до того покинул 95-й полк. Военные действия возобновились по всему фронту; пехота Рейля [273] была занята в Угумоне; недалеко от Ла-Э-Сент собирался и строился в долине отряд кирасиров; Дюрютт вытеснил солдат принца Бернарда из Папелотта, а дивизии Кио и Марконье, окрыленные успехом Донзело, вновь приступили к атаке на линию Веллингтона.

На этот раз Веллингтон оказался в критическом положении. Его центр подвергался непрерывному огню французов, укрывавшихся в гравийном карьере, в то время как батарея, приведенная Неем, бомбардировала его с близкого расстояния. Пехота д'Эрлона надвигалась на Оэнскую дорогу, идя с обеих сторон от фермы, а кирасиры, построившись в долине, готовились ее поддержать. Случилось так, что в этот момент принц Оранский допустил ужасную ошибку. Батальон Королевского Германского легиона стоял, построившись в каре в ожидании атаки, а он, несмотря на отчаянные мольбы его командира, полковника фон Омптеды, приказал им разойтись и оттеснить французскую пехоту. Батальону удалось оттеснить неприятельскую пехоту, но затем он был неизбежно атакован и уничтожен кирасирами. Из всего батальона уцелели менее двадцати человек, и сам Омптеда был убит. 3-й германский гусарский полк атаковал и вытеснил француз-скую кавалерию, но в результате в центре образовалась опасная брешь, а бригада Кильмансегге, соседствовавшая с Омптедой, уже сильно поредела. Справа между Халкеттом и Кемптом линия была разорвана.

Шоу-Кеннеди галопом помчался к герцогу, который снова покинул свой вяз и пребывал с гвардией, и доложил ему обстановку. Он пишет:

«Эти страшные сведения он принял довольно спокойно и немедленно отреагировал крайне энергично и точно, демонстрируя высочайшее самообладание; у меня осталось впечатление, что Его Светлость оставался совершенно спокойным во время каждой фазы сражения, какой бы она ни была серьезной; он чувствовал уверенность в том, что в его власти управлять бурей, разыгравшейся вокруг него, и его решительная манера говорить с очевидностью свидетельствовала о [274] том, что он намерен до последнего защищать каждый дюйм своих позиций. Его Светлость ответил на мое сообщение такими словами, или примерно такими:

«Я отправлю туда брауншвейгцев или другие ближайшие войска; вы идите и ведите туда все германские силы, все дивизии и все пушки, какие только найдете».

На линии появились и другие прорехи. В 73-м полку бригады сэра Колина Халкетта не осталось ни одного офицера; командование принял майор Келли, посланный герцогом; положение казалось столь опасным, что он отослал из штаба в тыл изрешеченные пулями знамена обернутыми вокруг тела одного из сержантов. Офицеры со всех сторон спешили к герцогу за указаниями, сообщая, что их положение становится отчаянным; но они все получали один и тот же приказ стоять твердо до последнего человека. Дезертиры потоком устремлялись в тыл; бельгийский полк начал стрелять в воздух, чтобы уйти с поля под покровом дыма; им воспрепятствовало лишь вмешательство герцога и драгунов офицера Ванделёра, который построил у них в тылу свои эскадроны.

Финальным аккордом драмы, в которой оказался Веллингтон, стало то, что генерал Цитен, вместо того чтобы вступить в бой на левом крае английской линии, ушел из Оэна в Планшенуа в подкрепление Блюхеру.

Цитен со своим авангардом прибыл в Оэн в шесть часов, его встретил полковник Фриментл, один из адъютантов Веллингтона. Он объяснил, что срочно требуется помощь, и спросил, нельзя ли выслать подкрепление немедленно, хотя бы немногочисленное. Но Цитен не хотел рисковать, бросая в бой свой корпус малыми частями, и не дал ничего, кроме обещания помочь немедленно, как только соберется большая часть его солдат. Ожидая прибытия своих войск, он отправил адъютанта в Мон-Сен-Жан, чтобы узнать, что происхо-дит; однако этот офицер, увидя смятение в тылу и поток дезертиров, вернулся и сообщил, что армия Веллингтона отступает. Опасаясь поражения, Цитен решил присоединиться к Блюхеру и основной армии. [275]

К счастью, Веллингтон имел верного товарища в лице барона Мюффлинга, который ожидал и высматривал приход корпуса Цитена. Со своего поста над Папелоттом он увидел, как пруссаки двинулись на юг, и полным ходом помчался за ними, чтобы вернуть их назад.

К счастью, Ней также не смог реализовать свое преимущество. Имевшаяся в его распоряжении пехота, собравшаяся было захватить Ла-Э-Сент и затем двинуться на Оэн, слишком ослабела от голода и напряжения, чтобы произвести необходимый кульминационный рывок. Хотя линия Веллингтона и поредела столь опасным образом от потерь и дезертирства, оставшиеся стояли насмерть. Таких солдат, как Мерсер и его воины, невозможно было победить, их можно было только убить там, где они стояли. Хорошо обученная пехота Веллингтона оставалась верной своим традициям, после гибели товарищей они смыкали ряды и стояли, не дрогнув. Артиллерия не прекращала огонь, хотя многие пушки были выведены из строя, а сотни артиллеристов лежали убитыми. Во многих местах передовой тела лежали огромными грудами. Войска Нея, имея преимущество в центре и приказ самого Нея наступать и использовать свой шанс на победу, увидев перед собой страшный барьер, отшатывались и отказывались идти дальше. Для прорыва фронта срочно требовалось подразделение из свежих солдат. Тогда Ней послал полковника Эйме галопом назад, в Бель-Альянс, с просьбой к Наполеону послать ему необходимую пехоту Императорской гвардии. Полковника встретили нерадушно. «Войска! — огрызнулся император. — Где, вы думаете, я их возьму? Сам сделаю?»

У Наполеона еще оставались в резерве четырнадцать батальонов Императорской гвардии. Но просьба поступила в момент кризиса. На его правом фланге пруссаки, после того как их выбили из Планшенуа, построились и вновь атаковали. Лобау отступил; после отчаянной борьбы Молодая гвардия была вытеснена из деревни. Бюлов захватил Планшенуа и уже стрелял по Бель-Альянсу. Наполеону угрожал прорыв [276] пруссаков с тыла, и, проигнорировав просьбу Нея, он пол-ностью занялся вторым развивающимся конфликтом. Однако первоочередной необходимостью было все же прорвать английскую линию обороны, поскольку у Веллингтона оставались резервы и, получив короткую передышку, он еще мог спастись. Империя Наполеона была потеряна, если он не выведет из строя англичан.

Два батальона Старой гвардии, под командованием генерала Морана, были посланы вновь занять Планшенуа. В это же время Наполеон приказал одиннадцати батальонам гвардии построиться в каре и занять позиции вдоль брюссель-ской дороги между Бель-Альянсом и Россоммом, перед Планшенуа. Батальон егерей, который весь день провел на ферме Ле-Кайю, охраняя императорские кареты и казну, приготовился встретить пруссаков, которые уже входили в лес Шантле. Таким образом, Наполеон использовал гвардию, чтобы защитить свой тыл, в то время как Ней, совершенно сбитый с толку, не мог ничего поделать, кроме как сражаться вместе со своими солдатами у самого края линии Веллингтона.

Солдаты генерала Морана сумели посредством штыковой атаки оттеснить пруссаков на 600 ярдов к востоку от деревни. Эта смелая и успешная акция была произведена за два-дцать минут. Было уже семь часов. На тот момент Планшенуа держался твердо, и Наполеон приготовился ударить по Веллингтону гвардией.

К тому времени Веллингтон заделал все опасные бреши и усилил свою линию обороны. Он не только приказал войскам Брюнсвика держаться в центре, но и сам встал во главе них. У них в тылу находилась часть нассауского контингента Круза, дивизия Шассе прибыла из Брен-л'Аллё, и кавалерия Ванделёра и Вивиана скорой рысью подошла с левого края линии. Барон Мюффлинг догнал генерала Цитена и объяснил ему подлинное положение дел. «Битва проиграна, — сказал он, — если 1-й корпус не придет герцогу на помощь». На это Цитен развернул своих людей, вверив Мюффлингу руководство наступлением. Как только они удостоверились в [277] приближении пруссаков, Ванделёр и Вивиан отошли к центру линии. Так Веллингтон приготовился к нашествию Императорской гвардии.

Кавалерию Цитена было видно над фермой в Папелотте, а пехота проходила к Смоэну. Из Парижского леса появился Пирх I со своим корпусом, готовый присоединиться к Бюлову и помочь ему в новой атаке на тыл французов.

Блюхер вступал в бой тремя корпусами пехоты и мощной артиллерией и кавалерией; у него в этом районе уже было чуть меньше 52 000 человек. Из Вавра по плохим деревенским дорогам были успешно привезены 104 пушки вместе с боеприпасами. Линия Веллингтона стояла твердо; солдаты, несмотря на усталость и все меньшее количество бое-припасов, при виде корпуса Цитена воспряли духом. Издалека было слышно, как в Лимале и Вавре стреляют пушки Груши и Тильманна.

Граф Друо привел от брюссельской дороги к Бель-Альянсу девять батальонов Императорской гвардии. Нею приказали подготовить корпус д'Эрлона к поддержке новой атаки и собрать всю, какую возможно, кавалерию. Пока квадраты гвардии двигались вперед, через поле на правый край линии Веллингтона прискакал галопом французский дезертир; он сообщил о надвигающейся атаке и даже указал место, куда они будет направлена.

Солнце заходило за горизонт. После того как почти весь день оно пряталось за тучи, теперь оно сияло во всем своем великолепии, бросая длинные косые лучи на нависавшие над Ватерлоо тучи. Несколько часов назад, на восходе, Наполеон заявил, что еще до заката оно должно будет осветить руины Англии. Глядя в подзорную трубу, он наблюдал через поле линию Веллингтона; слева продолжалась ожесточенная борьба вокруг Угумона, который еще удерживали англичане. В центре пехота Кио, Донзело и Марконье стреляла со склона перед Оэнской дорогой, а Дюрютт, занимая Ла-Э и Папелотт, опасался подхода войск Цитена, которые приближались к нему со стороны Смоэна. Солдаты Дюрютта уже вели [278] себя неспокойно при виде появлявшейся на их фланге неизвестной колонны. Усталая и поникшая кавалерия в долине бездействовала.

Положение Наполеона становилось катастрофическим, и сейчас единственно возможным разумным шагом для него было сохранить как можно больше своих солдат и использовать Императорскую гвардию для прикрытия отступления. Действительно, в Ле-Кайю командир егерей уже принял решение отправить в тыл весь оставленный на его попечение обоз. Он приказал задержать дорожный экипаж императора в дальнем конце Женаппа, отправив весь остальной транспорт по дороге к Шарлеруа. Но Наполеон отказался от своего последнего шанса.

По обеим сторонам стрельба начала стихать, боеприпасов становилось все меньше, но затем французские батареи усилили огонь. Наполеон выступил вперед, чтобы обратиться к солдатам корпуса д'Эрлона, которых Ней сейчас перестраивал, он говорил о необходимости превзойти самих себя и проложить ему дорогу в Брюссель. В Бель-Альянс прибыли шесть батальонов Средней гвардии, он приказал им строиться поскорее. Обращаясь к ним, он использовал все свое красноречие для поднятия их боевого духа, пообещав им победу, а заодно и то, что Груши вот-вот прибудет к полю битвы, дабы ударить противнику в тыл. Последнее сообщение было также распространено офицерами, которых Наполеон поспешно разослал по всему полю. Груши идет сюда, и с ним 30 000 человек! В бой вступает гвардия, и сегодня мы победим! Даже генералы не были посвящены в тайну этого жульничества. «Рейль, д'Эрлон и подчиненные им генералы, — сообщает Шаррас, — получили эту новость от Лабедойера, адъютанта Наполеона». Это мошенничество произвело моментальный эффект; по мере того как войска готовились к требуемому финальному удару, к ним возвращалась надежда. Однако, хотя они с охотой готовились к наступлению, на энергичные действия, о которых говорил Наполеон, были уже неспособны. Пехота Рейля попыталась напрячь усилия в Угумоне, [279] но безрезультатно; солдаты д'Эрлона стремились еще раз пробиться к Оэну, но их заперли в тупике войска Брауншвейга и Нассау под командованием Веллингтона. Что касается кавалерии, то, за исключением отряда перестраивавшихся кирасиров, она была чересчур подавлена для нового наступления.

Гвардия шла вперед. «Черная масса гренадеров Императорской гвардии надвигалась от Бель-Альянса под звуки музыки, во главе стоял сам великий Наполеон», — так вспоминает об этом английский наблюдатель. Разместив один батальон на возвышенности между Ла-Э-Сент и Угумоном, Наполеон повел остальные пять на английскую линию и, по-видимому, был намерен лично возглавить атаку. Он закончил свое обращение к ним воинственным кличем: «Tout le monde en arriere!» («За нами весь мир!» — фр. ), что предполагало его движение впереди колонны. Некоторое время он действительно шел во главе войск, но, когда они достигли Ла-Э-Сент, он уступил свое место маршалу Нею и укрылся в гравийном карьере. Свидетель этих событий вспоминает:

«Эта прекрасная и ужасная колонна, ранее им возглавляемая, проходя мимо, увидела его и продефилировала мимо для наступления, нацелившись на подножие холма, прямо на квадраты пехоты неприятеля, которые Буонапарте сам не мог видеть с того места, которое занимал, хотя он действительно сидел совсем рядом с неприятельскими батареями. Он провожал проходящие мимо него войска улыбкой и выражениями уверенности и одобрения. Поступь этих старых солдат была тверда, в ней было что-то торжественное. Они выглядели очень свирепо. Меж ними царила зловещая тишина. На их лицах возникло выражение смешанного чувства удивления и неудовольствия при виде Наполеона, который, как они думали, шел впереди них».

Гвардию в бой повел маршал Ней. Ее передний край прикрывала пехота д'Эрлона, оказавшаяся немедленно занята в бою к западу от Ла-Э-Сент, сами они направились наискось на северо-запад, с прицелом на правый центр линии [280] Веллингтона. Пять батальонов двигались эшелоном. 1-й батальон 3-го полка гренадеров вел маршал Ней, во главе также ехал генерал Фриан; слева за ними шли 4-й полк гренадеров и 1-й- и 2-й батальоны 3-го полка егерей, которые постепенно сливались в одно подразделение, и, наконец, 4-й полк егерей у левого края. Генералы медленно ехали во главе своих батальонов, войска двигались необыкновенно ровно и красиво.

Над полем нависали тучи серого дыма, заходящее солнце пронизывало его золотыми лучами. Битва продолжалась выше Ла-Э-Сент, где герцог руководил брауншвегцами, нассаусцами и ганноверцами против пехоты д'Эрлона. Британская конная артиллерия и полевые бригады стояли, выстроившись полукругом вдоль склона, который шел из Оэна в тыл Угумона. Сейчас они открыли огонь по передовым ба-тальонам гвардии, посылая на их фланг двойные залпы крупной картечи из тридцати пушек. Маршал Ней упал со своей пятой лошади, поднялся и продолжил руководить колонной пешком. Сомкнув ряды, гренадеры двинулись вперед, достигнув Оэнского проселка, отттеснив кое-кого из брауншвейгцев и захватив оставленные на время пушки. Затем, слегка отклонившись, они атаковали бригаду Халкетта, и 30-й и 73-й полки вынуждены были отступить перед ними. Генерал Фриан был ранен, упал с лошади и был отвезен в тыл. Остановившись в Ла-Э-Сент, он поговорил с Наполеоном и уверил его, что гвардия уже прорывает оборону Веллингтона и что победа достигнута. Наполеон, который все еще скрывался в гравийном карьере, ожидал прибытия трех батальонов Старой гвардии, которая должна была последовать в бой за Средней гвардией. Принятое тогдашним французским обществом представление гласило, что время от времени он рвался к линии фронта, от чего Бертран и другие всячески его удерживали, говоря, что от его жизни зависит безопасность Франции и армии. Его легко удалось отговорить от любых поспешных действий, и было замечено, что когда требовалось отослать распоряжения, посылали всегда тех, кто молчал, а не тех, кто напоминал ему о ценности его жизни. [281]

Слева от позиций сэра Колина Халкетта генерал Шассе поставил батарею, которая открыла огонь по французским гренадерам; затем бригаде Дитмерса, численностью 3000 человек, было приказано идти в штыковую атаку на левый фланг французов и оттеснить их вниз по склону. К этому времени второй батальон гвардии — из 4-го гренадерского — прибыл к месту событий. При поддержке артиллерии он атаковал соседний квадрат справа от бригады Халкетта, состоявший из 33-го и 69-го полков. Среди этих полков, и так уже страшно поредевших после мощных кавалерийских атак, появились признаки поражения; но сэр Колин Халкетт схватил знамя 33-го полка и встал, размахивая им над головой. Его ранило, и он упал, но его мужество воодушевило его солдат. Они смогли удержать позиции и отбить атаку.

1-й и 2-й батальоны 3-го полка егерей находились в пути к месту атаки, которое сейчас защищала бригада Мейтленда. Герцог Веллингтон, заметив их приближение, поехал прямиком в полевую бригаду Болтона и дал указание хорошенько следить за ситуацией.

Вся картина находилась в постоянном движении. Гренадеры еще отступали в долину; последний батальон колонны Нея шел вперед вместе с группой поддержки, состоявшей из кавалерии. Наполеон ехал из Ла-Э-Сент вниз, в долину, навстречу трем батальонам Старой гвардии, которые как раз покидали Бель-Альянс, чтобы построиться для атаки.

Артиллерийский огонь с английской линии ослабел по причине нехватки боеприпасов; но когда егеря приблизились к позициям Мейтленда, бригада Болтона открыла огонь прямой наводкой, нанеся тяжелейшие потери. Егеря не дрогнули и продолжали идти, достигнув самых верхних позиций. Лежа среди высоких колосьев позади улочки, их поджидала гвардия Мейтленда, и, по команде герцога Веллингтона: «Гвардия! Встать, приготовиться!», они вскочили на ноги и открыли по егерям огонь, чего те совершенно не ожидали. Около 300 французов пало, и, пока остальные стояли в замешательстве, Веллингтон дал приказ об атаке. Британская гвардия с [282] победоносным кличем ринулась вперед, и егеря смешались и побежали вниз по склону. Но тогда в бой вступил 4-й егер-ский полк, и британская гвардия вернулась к своей линии и стала ждать новой атаки.

4-й егерский полк, последняя из наступательных колонн Нея, дошел до линии Веллингтона. Гвардия Мейтленда и бригада Халкетта ждали их, а бригада ганноверцев Уильяма Халкетта появилась со стороны Угумона, чтобы ударить по ним с тыла. 52-й полк легкой пехоты бригады Адама был спрятан на склоне по ту сторону линии союзников, справа от гвардии. Сэр Джон Колборн, их командир, наблюдал, как егеря поднимаются по склону на самый верх. По своей инициативе выбрав подходящий момент, он вывел 52-й флангом за крайнюю левую роту, поставив его почти параллельно левому флангу атакующей колонны, по которой открыл огонь. Захваченные врасплох французы развернулись навстречу новой напасти и начали стрелять с фланга. Но гвардия Мейтленда и 95-й стрелковый полк открыли по ним огонь с линии фронта, и, пойманные с двух сторон, те сначала отступили, а затем дрогнули и беспорядочно побежали. Двигавшийся необыкновенно ровно и спокойно 52-й полк получил приказ о штыковой атаке и с победными кликами двинулся вперед, возглавляемый сэром Джоном Колборном. За ним последовали 71-й полк и 95-й стрелковый полк (т. е. остаток бригады Адама), они обошли поле кругом, постепенно приближаясь к южному краю фруктового сада в Ла-Э-Сент и таким образом вынуждая 4-й егерский полк увлечь за собой в отступление все подразделения справа от себя. Маневр Колборна удался блестяще, разительно контрастируя с теми передвижениями, которые на протяжении дня предпринимала французская сторона и которые были совершенно прозрачны для неприятеля. Теперь герцог приказал наступать кавалерии Вивиана, и эти непоколебимые всадники прошли флангом на поле через пустое пространство, оставшееся после бригады Адама.

Было 8 вечера. Солнце утопало за горизонтом, от сырой земли поднимался тяжелый туман. Пехота Рейля еще билась [283] вокруг Угумона, однако бригады Донзело, Кио и бездействующая французская кавалерия сами отступили при виде поражения Средней гвардии. На всем протяжении француз-ской армии послышался крик: «La Garde recule!» На правом крае панику подняла пехота Дюрютта, когда поняла, что огромное скопление кавалерии и пехоты, надвигающееся с холмов Оэна, — вовсе не долгожданная армия Груши, а корпус Цитена. Вытесненные пруссаками из Папелотта и Ла-Э-Сент, они бежали в тыл с криками: «Nous sommes trahis!» («Командиры нас предали!» — фр. ) и «Sauve qui peut!» («Спасайтесь кто может!» — фр. ).

Герцог Веллингтон при виде французского отступления по всему фронту понял, что настал черед его армии, которая выдерживала атаки противника в течение восьми часов, перейти в наступление. Стоя на вершине холма рядом с позициями Мейтленда, где лучи заходящего солнца очерчивали его темный силуэт, он поднял свою шляпу и помахал ею в воздухе. Его офицеры по всей линии фронта поняли этот сигнал. Загремели барабаны, в знак грядущей атаки взревели горны, заиграли волынки, и все выжившие солдаты армии двинулись вперед по равнине, преследуя неприятеля.

Идти было трудно. Мерсер только что видел, как мимо него проехал герцог, «очевидно, сильно уставший», а затем наблюдал, как из тыла продвигается вперед цепочка пехоты, «медленно, прижав ружья к груди, по колено в густой липкой грязи, произнося при этом нечто вроде слабого подавленного «ура!». Они прокладывали себе дорогу, перешагивая через многочисленные тела... они задыхались от усталости и почти не образуя собой линии». Проезжая по полю, герцог догнал 52-й полк. «Идите, Колборн, идите! — кричал он. — Не давайте им времени на сборы!» И 52-й, разойдясь дугой по полю справа налево, продолжал идти без передышки, пока не достиг брюссельской дороги перед фруктовым садом Ла-Э-Сент, в восьмистах ярдах от начальной точки атаки. Местами поле было затоплено настолько, что вода доходила солдатам до колен. Именно это помогало [284] изматывать французов, пока они весь день бесконечно атаковали через поле.

52-й полк вынудил французскую гвардию отступать без остановки. «Наверное, в истории невозможно найти другой пример, — говорит Шоу-Кеннеди, — когда столь малая сила, как та, которой управлял Колборн, оказала бы столь значительное влияние на исход великой битвы». Французы отовсюду бежали назад, к своей линии обороны; Ла-Э-Сент и Угумон были брошены; батальон гренадеров, который Наполеон оставил в резерве возле Угумона, отступал квадратами; к востоку от брюссельской дороги дивизия Дюрютта беспорядочно бежала от пруссаков, за исключением бригады бригадира Брю, которая отступала строем.

На поле битвы хлынул корпус Цитена. Некоторые из его солдат присоединились к Блюхеру под Планшенуа, некоторые пересекли брюссельскую дорогу и находились недалеко от Угумона. В неразберихе сумерек одна из прусских батарей встала в 400 ярдах от войск Мерсера и начала поливать их мощным нескончаемым огнем. Не зная, кто по ним стреляет, измученные шотландские артиллеристы медленно развернули две пушки левого фланга и ответили стрельбой. Вскоре подъ-ехал взбешенный офицер и потребовал немедленно прекратить стрельбу по его прусским союзникам: Мерсер тут же удовлетворил его требование. Офицер уехал, но пруссаки продолжали стрелять, и вскоре из войска, столь храбро выстоявшего в этот день, не осталось почти никого. Выжившие были обязаны своим спасением своевременному прибытию бельгийской батареи, где все расчеты были пьяны. Они встали слева от Мерсера и открыли огонь по пруссакам, и только после этого те отступили. В то же самое время британская артиллерия получила приказ двигаться вперед, и к Мерсеру галопом подлетел адъютант с инструкциями. «Вперед, сэр! Вперед!» — прокричал он. «Как, сэр?» — ответил Мерсер, показывая на жалкие остатки его когда-то блестящей артиллерии; пушки были разбиты, земля усеяна телами мертвых и умирающих людей и лошадей. Адъютант молча уехал. Мерсер пишет: [285]

«Мои бедные солдаты, по крайней мере, те из них, что остались невредимы, довольно помятые, с лицами, одеждой и т. д., почерневшими от дыма и покрытыми пятнами грязи и крови, сидели на лафетах или лежали, упав на сырую грязную землю, слишком изнуренные, чтобы думать о чем-нибудь кроме небольшой передышки...

Что касается меня, то я также был чудовищно изможден, охрип до того, что больно было говорить, оглох от адского грохота за последние одиннадцать часов. Более того, меня мучила жгучая жажда, на моих губах не было ни капли жидкости с вечера 16-го числа...»

Наполеон занимался построением в долине Старой гвардии, когда отступление его армии стало очевидным. Он поспешно приказал трем батальонам построиться в квадраты, правым краем на брюссельской дороге, примерно в ста ярдах от Ла-Э-Сент. Их попыталась окружить кавалерия Вивиана, но ее атаку отбили; однако вскоре подоспели пехота и артиллерия союзников, против которых квадраты мало что могли сделать, и Наполеон приказал последним отступить. Затем он помчался галопом по брюссельской дороге вместе с Бертраном и другими членами своей свиты, удерживая при себе своего гида, Декостера. Он оставил в Россомме на позициях два батальона гренадеров и сейчас приехал к ним, прибегая к прикрытию одного из квадратов, в надежде с этой позиции остановить отступление. Но весь запас стойкости Великой Армии был израсходован целиком, и ничего нельзя было исправить.

Д'Эрлону не удавалось повлиять на хлынувший вниз по склону из Ла-Э-Сент поток охваченных паникой дезертиров. Будучи помимо воли затянутым назад, в самую их середину, маршал Ней прокричал ему: «Д'Эрлон, если ты и я выберемся отсюда, ты же знаешь, что нас ждет, нас повесят!» Затем Ней заметил бригаду Брю, сильно поредевшую, но сохранившую среди общего хаоса прекрасный порядок. В порыве отчаяния он поспешил к ним и приказал им повернуться. С непокрытой головой, лицом, черным от пороха, в разорванной [286] и запятнанной кровью форме, взмахнув саблей, сломанной по самую рукоятку, он встал во главе небольшой группы солдат. «За мной! — прорычал он. — Я покажу вам, как маршал Франции умирает в бою!» Солдаты послушно пошли за ним, в последний раз заставляя себя подниматься по слякотному склону навстречу врагу. Однако маршал мог бы пощадить их, избавив от этого бессмысленного марша, поскольку им нечего было бояться Бурбонов. Большинство из них погибло, в то время как Ней, искавший смерти, избегнул ее и скрылся среди одного из отступавших квадратов. Дюрютт, его правая рука, отстал от него, с разбитым лбом он был унесен лошадью в середину атаки английской кавалерии, которая увлекла его к Бель-Альянсу, и таким образом он смог бежать по брюссельской дороге.

Молодая гвардия Дюэма и два батальона Старой гвардии под командованием генерала Пеле героически сражались за Планшенуа. Деревня почти целиком была в огне, но они стояли насмерть, пока не погибли, что не позволило пруссакам наступать в направлении брюссельской дороги и отрезать Наполеону пути к отступлению.

Три квадрата Старой гвардии, оставленные Наполеоном под Ла-Э-Сент, медленно пробивались к Бель-Альянсу. Поредевшие от нескончаемых атак, они больше не могли строиться в каре по три и строились пирамидой по два; с примкнутыми штыками они держали строй, несмотря на постоянные атаки. Английский офицер подошел к ним поближе и предложил спасти свои жизни и сдаться, но получил лишь ставший впоследствии знаменитым ответ генерала Камбронна: «Merde!» («Дерьмо!» — фр. ). Несколько секунд спустя этот отчаянный солдат, раненный пулей в лоб, без чувств повалился на землю. Позднее, вечером, без сознания и раздетого крестья-нами совершенно догола, его унесли с поля боя как пленного. (Впоследствии отважный Камбронн был вознагражден за перенесенные лишения; он поправился, женился на англичанке, Людовик XVIII сделал его виконтом, а его несколько пугающее восклицание на поле брани трансформировалось в парижских [287] салонах в более изящную фразу: «La garde meurt, elle ne se rend pas!» («Гвардия умирает, но не сдается!» — фр. ).)

Камбронн пал как раз в тот момент, когда остаток его батальона достиг холмов Бель-Альянса. Не в силах держаться вместе, солдаты бежали в общем потоке дезертиров, где действовал девиз: каждый за себя. Строй держали лишь три батальона Старой гвардии; это были те два батальона гренадеров, к которым в Россомме примкнул Наполеон, и 1-й егерский полк, что весь день простоял в Ле-Кайю. В одном из каре в Россомме находился Наполеон; по его приказу туда была привезена батарея, дезертиров пытались собрать горнами. Несмотря на неприятельские атаки, каре гренадеров не двигались, смыкая ряды лишь над павшими.

Вскоре пруссаки прорвались к Россомму огромной массой, оттесняя вперед войска, находившиеся справа — пехоту графа Лобау, кавалерию Домона и Сюберви, а также Молодую гвардию в Планшенуа, которая прикрывала отступление армии. Когда они дошли до холмов Россомма, этих французских дезертиров атаковала британская кавалерия; ища убежища в каре Старой гвардии, они были застрелены другими, которые также стремились туда попасть. Генарал Дюэм был серьезно ранен. Его адъютант при помощи одного-двух рядовых поднял его с земли, и так они несли его вместе, попытавшись бежать.

Между Бель-Альянсом и Россоммом началась настоящая резня. Кирасиры, оставшиеся без лошадей, бросали на землю свое тяжелое снаряжение, чтобы быстрее бежать, добавляя его к завалам, что и так уже покрывали землю. Возчики обрезали поводья упряжи и галопом скакали прочь; таким образом, сотни раненых оказались покинутыми на произвол судьбы. Пушки и перевернутые повозки преграждали путь; мертвые лошади, мертвые люди лежали повсюду на полях и дорогах; преследующие союзники, как только могли, рубили саблями и кололи штыками французов, а также, без сомнения, друг друга, поскольку в кромешной тьме нарастало всеобщее безумие. [288]

В разгаре всеобщего debacle (умопомешательство, безумие — фр. ) два каре гренадеров стояли твердо и отбивали все нападения. Никогда еще Императорская гвардия не являла свое мужество и самообладание столь отчетливо. Но теперь Наполеон приказал им отступать. Сам он ускакал галопом прочь вместе с Сультом, Друо, Лобау и примерно полудюжиной конных егерей. Достигнув Ле-Кайю, он нашел оставленный им там личный эскорт, 1-й егерский полк, которому приказал вместе с ним продвигаться к Женаппу. «Я на вас рассчитываю», — сказал он. Держась ближе к стороне колонны, пока два батальона гренадеров под командованием генерала Пти прикрывали его отступление, Наполеон двинулся в путь. [289]