Послесловие

Изучение истории минувшей войны позволяет отчетливо представить как развитие вооруженной борьбы, так и социально-политическую природу событий тех лет. Весь огромный исторический материал неопровержимо показывает, что вторая мировая война возникла как война империалистическая, хотя со стороны противостоящих фашистскому блоку стран с самого начала сказывались освободительные тенденции. В дальнейшем война для участников антигитлеровской коалиции переросла в антифашистскую, освободительную. Такое изменение ее характера окончательно определилось после нападения гитлеровцев на СССР.

Поражение нацистской Германии и ее союзников сорвало планы наиболее реакционных, агрессивных сил империализма, пытавшихся поработить народы и установить над ними свое господство.

В завоевании победы над блоком фашистских государств, как свидетельствуют исторические факты, решающую роль сыграл Советский Союз и его Вооруженные Силы. Советско-германский фронт за все время его существования являлся главным фронтом второй мировой войны. В сражениях против СССР гитлеровская армия потеряла убитыми, ранеными и пленными 10 млн. солдат и офицеров, 77 тыс. боевых самолетов, 48 тыс. танков и штурмовых орудий, 167 тыс. артиллерийских орудий, 2,5 тыс. боевых кораблей и транспортных судов. Это составляло примерно три четверти общих потерь Германии во второй мировой войне.

Разгромив вооруженные силы агрессора и изгнав их с советской земли, Красная Армия оказала также неоценимую помощь народам многих других стран. Советские войска освободили полностью или частично территорию десяти стран Европы общей площадью 1 млн. кв. км с населением 113 млн. человек и частично — территорию двух стран в Азии общей площадью 1,5 млн. кв. км с населением около 70 млн. человек. В боевых действиях на территории зарубежных стран участвовало около 8 млн. советских воинов. Выполняя свой интернациональный долг, советские люди не останавливались перед тяжелыми жертвами.

«Советский народ и его Вооруженные Силы, — говорил Л. И. Брежнев, — с честью выполнили свою великую освободительную миссию. Они оказали братскую помощь народам Европы и Азии в их борьбе за свободу и национальную независимость, помогли и германскому народу освободиться от фашизма»{1}. [708]

Завершение мировой войны 1939 — 1945 гг. имело эпилог и для ее основных вдохновителей и организаторов. 20 ноября 1945 г. в старинном немецком городке Нюрнберге открылся судебный процесс над главными военными преступниками, ответственными за развязывание второй мировой войны и за варварские методы ее ведения. Международный военный трибунал, образованный правительствами СССР, США, Англии и Франции, рассмотрел многочисленные документы и свидетельские показания, раскрывающие чудовищные злодеяния гитлеровцев как в Германии, так и на территории оккупированных ими стран. Суд в Нюрнберге длился почти одиннадцать месяцев. Приговор военного трибунала одобрили все честные люди земли. Нюрнбергский трибунал торжественно объявил, что любая агрессивная война является тягчайшим преступлением международного характера.

После окончания второй мировой войны ее события стали объектом исследований и описаний, им посвящена обширная и все более растущая литература. Не ставя перед собой цели сколько-нибудь подробно останавливаться на характеристике мировой историографии по этой проблеме, мы кратко выскажем лишь некоторые суждения.

В исторических исследованиях, как в любой другой области науки, творческая мысль не замыкается в рамках уже известного. Историк, если он ответственно относится к своему призванию, стремится глубоко изучить реально происходившие в жизни общества события, познать их сущность и дать им правильное объяснение. С этой целью ведутся поиски и систематизация материалов, документов, свидетельств очевидцев и участников событий, устанавливается их достоверность. И, что особенно важно, исследуется вся совокупность фактов в качестве научного фундамента для раскрытия объективного содержания исторических явлений. Таковы некоторые обязательные элементы научного творчества в сочетании с теоретической вооруженностью историка.

Обращаясь к мировой войне 1939 — 1945 гг., историк изучает сложное переплетение военных, политических, социальных, экономических и идеологических явлений. Почему же в потоке литературы о минувшей войне заявления о стремлении к исторической правде так часто остаются всего лишь декларативной фразой, не подкрепленной ответственностью авторов за объективное освещение событий?

Создание мировой историографии по этим драматическим главам человеческой истории является сложным и противоречивым процессом. В странах, где такая работа проводится, исследователям приходится иметь дело с огромным количеством всевозможных источников, многие из них отражают определенные тенденции. Значение этих обстоятельств весьма существенно, но все же [709] не они порождают те коренные принципиальные расхождения, которые существуют в освещении и оценках событий и фактов второй мировой войны. Главная причина заключается в идеологическом противоборстве концепций марксистской и буржуазной историографии.

История всегда была средством не только познания, но и борьбы. Последнее обусловливается взаимосвязью между событиями прошлого, настоящего и будущего. Историческая наука развивается в определенных социально-политических условиях. И закономерно, что исторические концепции отражают господствующие в каждом данном обществе политические взгляды. А метод исторического познания, которым пользуется исследователь, органически связан с его общим мировоззрением, включая и отношение к ведущим проблемам современности.

Историческая правда только одна, она не допускает отступления от объективной истины и ее искажения. Как увязать это утверждение с положением о том, что историк не стоит в стороне от политики и социальных условий, а его концепции формируются в значительной мере под их воздействием? Противоречия здесь нет, если историк стоит на позициях прогрессивных сил. Классовая оценка и анализ исторических явлений способствуют выявлению объективных закономерностей развития общества, его движения вперед.

На Западе буржуазные деятели часто утверждают, что советские историки не могут быть объективными в оценке исторических событий, гак как они связаны жесткими рамками партийности. Но разве западные исследователи, стоящие на позициях буржуазной историографии, не считаются с требованиями идеологического и политического характера, иначе говоря — партийности, охраняющей интересы господствующих классов капиталистического общества?

Что же следует понимать под партийностью советской исторической науки? В. И. Ленин считал, что от марксиста требуется строго объективный анализ действительности и установление классовой природы рассматриваемого явления.

«Не обязательно ли для марксиста, — спрашивал В. И. Ленин, — свести все дело к выяснению того, что есть и почему есть именно так, а не иначе?»{2}.

Ответ на этот вопрос он давал положительный. Таким образом, партийность советской историографии — это прежде всего стремление к постижению объективной истины.

Освещать события прошлого всесторонне и исторически правдиво возможно лишь на основе подлинно научной методологии. Только марксистско-ленинская теория позволяет анализировать исторические явления путем глубокого проникновения в их сущность. [710]

На Западе формирование пестрой мозаики исторических концепций построено на явно шаткой методологической основе. В США, например, широкое распространение имеют идеи прагматизма с их отрицанием объективных законов истории. От прагматизма лежит путь к презентизму («present» — настоящее). По этой теории

«любое историческое исследование — это просто-напросто отображение современных историку настроений и мнений, которые вовсе не имеют никакого отношения к объективной исторической реальности. Историческое исследование, следовательно, превращается в отражение последних модных гипотез и концепций»{3}.

Совершенно очевидно, что задача научного изучения прошлого не может успешно решаться на теоретической основе идеалистической философии, отвергающей объективные законы развития общества. На практике это ведет к произвольному отношению к историческим фактам. Следуя, например, догмам американского философа-прагматика Дж. Дьюи, многие западные авторы поступают именно так. Ч. Бирд, крупный историк США, задает вопрос:

«Что же такое история?».

И сам же отвечает:

«Это ... современная точка зрения на прошлое»{4}.

Среди западных историков немало и таких, кто стремится отойти от мировоззренческих догматов, предпочитая иметь дело только с фактами, уходя от теоретических обобщений и выводов. Однако эмпиризм и описательство не могут подменить научное исследование. Нельзя, например, объективно осветить историю минувшей войны, объявляя ее виновником только Гитлера, но умалчивая о решающей роли в ее развязывании германского империализма и милитаризма. Подлинное исследование должно вскрывать социальную обусловленность действий не только исторических лиц, но и политики правящих партий и классов.

В странах Запада существуют различные течения буржуазной исторической мысли. В 50-х и отчасти 60-х годах там безраздельно господствовали консервативные и реакционные течения, служащие потребностям наиболее антисоветских, антикоммунистически настроенных сил империализма. С начала 70-х годов сдвиг в международной обстановке стал оказывать влияние и на общую тональность буржуазной историографии.

Процесс разрядки, особенно в Европе, отражается и на освещении истории второй мировой войны. Теперь уже можно говорить и о появлении тенденции, пусть еще робкой, к переосмыслению причин возникновения мирового конфликта 1939 — 1945 гг., роли Советского Союза в достижении победы, значения различных факторов в войне против Германии и т. д. Всему этому способствует и то немаловажное обстоятельство, что среди молодого поколения на Западе, не участвовавшего в войне, растет [711] неудовлетворенность откровенно неонацистскими догмами и стереотипами буржуазной историографии. На процесс известного переосмысливания событий прошлого все большее влияние оказывают также исследования историков-марксистов.

Однако поворот к более реалистическим тенденциям в буржуазной историографии протекает весьма нерешительно и непоследовательно. Так, в западногерманской литературе все еще доминируют концепции бывших генералов и офицеров вермахта, дипломатических и других деятелей времен нацизма, как правило, отмеченных печатью «холодной войны»{5}. Случайно ли это? И можно ли это объяснять только тем, что авторы подобных работ склонны к реабилитации режима, которому служили, а также к прославлению собственной деятельности, замалчивая ошибки, поражения и преступления, или давая этим фактам удобное им истолкование? Ответ на этот вопрос требует некоторого пояснения.

Когда третий рейх потерпел полное поражение, а его уцелевшие военные руководители подписали акт о безоговорочной капитуляции, для нацистов наступил час расплаты. В то же время перед лицом новых исторических задач оказалась вся Германия. В сложившейся обстановке немецкие буржуазные историки, в том числе такие крупные, как Фридрих Мейнеке и Герхард Риттер, прежде всего увидели национальную катастрофу{6}. Мейнеке писал тогда о «трудно разрешимых загадках» и «трагических переломных моментах» в истории Германии, о том, что пережитая катастрофа «превосходит все аналогичные трагические события и выходит за рамки нашего понимания»{7}. Герхард Риттер, также подчеркивая глубину национальной катастрофы, уже более определенно рассуждал о ее виновниках. Среди них он видит одного лишь Гитлера, но не упоминает о германском милитаризме, генеральном штабе, о всех других участниках и пособниках гитлеровских преступлений.

«Разве не бессмысленно, что один человек сумел привести Европу к чудовищному варварству, пережитому нами, что он по своей воле зажег пожар, охвативший буквально весь мир, и что никто не смог помешать ему в этом?»{8}. Это было напечатано в 1947 году.

Так почти сразу после окончания войны возникла концепция, которая затем заняла видное место в западногерманской историографии.

Нельзя не обратить внимания и на следующий примечательный факт. Обстоятельства сложились так, что описанием хода второй мировой войны раньше других занялись бывшие гитлеровские генералы. Эта ирония истории имела, конечно, свои причины. Из более чем 1,5 тыс. генералов и адмиралов вермахта около двух третей погибли в войне, остальные попали в плен. [712] Исчез и аппарат генерального штаба, а его архивы оказались в руках главным образом американских и английских войск.

Что же случилось дальше? По решению военного руководства США все плененные союзными войсками генералы и высшие офицеры германского генерального штаба были собраны в несколько лагерей на территории Западной Германии, где им было дано задание приступить к описанию боевых действий гитлеровской армии. Общее руководство этим делом было возложено на отдел главного историка европейского театра военных действий — американского генерала С. Л. А. Маршалла.

В течение 1946 — 1948 гг. бывшие генералы вермахта в благоустроенных камерах своих тюрем занимались тем, что анализировали и описывали ход событий прошедшей войны. Среди этих лиц, едва ли ожидавших такой формы «возмездия», находились, например, три бывших начальника генерального штаба сухопутных сил — Гальдер, Цейтцлер и Гудериан, заместитель начальника генштаба Блюментритт, начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер, начальник штаба ВВС Крейпе. Историю войны писали там и генералы Бутлар, Варлимонт, Вестфаль, Мантейфель, Шпейдель, Циммерман, контр-адмирал Ассман и другие. Всем им была предоставлена возможность пользоваться документами генштаба, собственными записями и дневниками, кроме того, они могли «уточнять» вопросы при взаимном общении.

Американский генеральный штаб, организуя это беспрецедентное предприятие, рассчитывал таким путем освоить и в дальнейшем использовать для своих целей боевой опыт германского вермахта. Когда это задание пленные немецкие генералы выполнили, то в печать была пропущена лишь часть написанного. Многое перекочевало в сейфы Пентагона. Нетрудно понять, что описание войны, составленное при таких необычных обстоятельствах, весьма сильно отражало стремление немецких генералов заслужить одобрение своих новых шефов. Но новоявленные историки не забывали и о своих собственных замыслах, которые зарождались уже в то время. Как истинные представители своей касты, стоя у развалин третьего рейха, они уже пытались заглядывать в будущее, готовые закладывать первые камни под фундамент для возрождения вермахта. В этих целях надо было не только переварить горький боевой опыт, но и сделать все, чтобы спасти от полного уничтожения центральную нервную систему всего механизма агрессии — генеральный штаб. Как ни велик был нанесенный ему удар, он не оказался смертельным. Труднее было другое — поднять его поверженный моральный и боевой авторитет.

«В пятидесятые годы получившие свободу бывшие гитлеровские [713] генералы создали в Западной Германии целый ряд объединений и обществ. Они стали с еще большей настойчивостью добиваться реабилитации германского милитаризма. На книжном рынке появился целый поток исследований и мемуаров, посвященных второй мировой войне. В этих книгах на все лады обосновывалась и пропагандировалась версия, что выиграть войну фашистской Германии, ее генеральному штабу и генералам помешал не Советский Союз, а Гитлер. На него возлагалась вся вина за поражение. Эту версию одним из первых подробно аргументировал Франц Гальдер в книге «Гитлер как полководец»{9}.

Бывший начальник генерального штаба сухопутных сил не скупился на черные краски, говоря о фюрере, и утверждал, в частности, что при наступлении на Москву, а затем на Сталинград, фюрер руководствовался политическими, а не военными целями. Он писал:

«Гитлер — полководец подчинялся Гитлеру — политическому фанатику»{10}.

Свое увольнение с поста начальника генштаба он объяснил тем, что Гитлер не хотел следовать его указаниям на летнюю кампанию 1942 г. Книга Гальдера как бы давала установку остальным авторам подобного же типа.

Так складывалась легенда о «непогрешимости» германского генералитета и «непобедимости» немецко-фашистской армии. Фашистская Германия, по мнению генералов, не потому проиграла войну, что антигитлеровская коалиция и ее главный участник — Советский Союз — оказались сильнее, а потому, что всему виной был фюрер.

Эта концепция прочно вошла в идеологический арсенал западногерманской историографии. Она легла в основу и книги известного теоретика и практика «танковой войны» генерал-полковника Гудериана «Воспоминания солдата»{11}, опубликованной в 1951 году. Ее автор настойчиво проводит ту мысль, что немцы могли избежать поражения в войне, что Германия имела хорошую армию, отличных генералов, опытных дипломатов, но плохих политических руководителей. Такая формула была затем принята авторами многих и многих работ, выпущенных в ФРГ. Но постепенно она претерпевала эволюцию в зависимости от меняющейся политической конъюнктуры.

Когда германский монополистический капитал снова обрел силу, а вместе с тем наращивал мощь западногерманский милитаризм, в освещении истории минувшей войны стали все заметнее звучать мотивы реваншизма. Наиболее реакционная часть западногерманских историков начала приспосабливаться к новым требованиям. Генералы Хойзингер и Шпейдель, которые в качестве представителей Западной Германии вели переговоры с западными державами, опубликовали книги: Хойзингер — «Сопротивление приказу»{12} и Шпейдель — «Вторжение 1944 года»{13}. [714]

В этих книгах настойчиво проводится мысль о важности объединения усилий противников коммунизма в боннской республике и западных странах. Если поверить Хойзингеру, то гитлеровские генералы и кадровые офицеры всегда были за союз с США и Англией против СССР. Об этом же пишет и Шпейдель, который упрекает союзное командование за нерешительность в вопросе о заключении сепаратного мира с гитлеровской Германией.

Влияние политических факторов современности на развитие главных тенденций западногерманской историографии ясно сказывалось и в других работах. Показательна в этом отношении книга Курта Типпельскирха «История второй мировой войны», вышедшая первым изданием в 1951 году. Автор ее, бывший гитлеровский генерал, в течение многих лет работавший в генеральном штабе сухопутных сил, а во время войны занимавший и ряд командных должностей, написал капитальное исследование, воссоздавая довольно последовательно картину вооруженной борьбы в годы второй мировой войны. Но его описание событий также имеет направленность, диктуемую не стремлением к объективности, а желанием обосновать определенную политическую платформу. Он много говорит о «демонической сущности» Гитлера, его роковой политике, допущенных им политических и стратегических ошибках. Главное же, что К. Типпельскирх извлек из истории минувшей войны, — это уроки на будущее. И вот тут-то оказывается, что его суждения и выводы предназначены прежде всего для союзников по НАТО. Автор «доказывает» губительность антигитлеровского союза для капиталистических стран Запада.

«Трагическая вина Рузвельта, — писал Типпельскирх, — в том, что он не отказался своевременно от этого противоестественного союза. Вместо этого он пошел по порочному пути «безоговорочной капитуляции». Так он стал могильщиком нового устойчивого мирового порядка»{14}.

Нет необходимости пояснять, о разрушении какого «мирового порядка» сокрушался автор.

Заметное место в западногерманской историографии занимают работы Вальтера Гёрлица, который стал известен еще в довоенной фашистской Германии. Профессиональный публицист и историк, выпустивший ряд работ о немецких политических деятелях, он в 1950 г. опубликовал книгу о германском генеральном штабе. Вывод, к которому приходит Гёрлиц в итоге своего исследования, не оставлял сомнений в его политической ориентации. Он пишет:

«Обвинения Международного военного трибунала в Нюрнберге, предъявленные генеральному штабу в причастности к организации второй мировой войны, не имеют никаких оснований»{15}.

Взгляды Гёрлица еще более отчетливо видны из его двухтомного труда «Вторая мировая война»{16}. В предисловии к книге [715] говорится о «великих традициях», которым следовала гитлеровская армия, ведя войну в течение шести лет (1939 — 1945). Автор видит в ней два лика: обращенный вперед и обращенный назад. Оправдывая фашистскую агрессию, Гёрлиц называет Гитлера «предтечей нового политического порядка в Европе»{17}. Он настойчиво проводит мысль о том, что Германия потерпела поражение во второй мировой войне в результате расхождений с западными державами. Гёрлиц, как и Типпельскирх, выступает за объединение капиталистических государств и превращение Западной Германии в главную силу, нацеленную против социалистических стран.

В течение многих лет в западногерманской историографии продолжает звучать старый мотив о «роковой роли» Гитлера в истории третьего рейха. Это «клише» призвано маскировать сущность преступлений германского милитаризма. В книге Карла Рикера «Один человек проигрывает мировую войну»{18}, изданной в 1955 г. во Франкфурте-на-Майне, Гитлер обвиняется в «легкомысленном планировании... и в бездумном ведении войны». Автор утверждает, что Германию привел к поражению «ряд тяжелых военных и политических ошибок, которые почти все прямо или косвенно были совершены Гитлером»{19}. В. Эрфурт в исследовании, посвященном истории германского генерального штаба за период 1918 — 1945 гг.{20}, всячески стремится обелить этот руководящий центр немецкого милитаризма, доказывая непричастность его к преступлениям, совершенным гитлеровским режимом. В оценке событий второй мировой войны автор также приписывает все победы генштабу, а все поражения Гитлеру.

Для многих западногерманских историков на первом месте стоят политические и военные интересы. Вторая мировая война для многих из них важна прежде всего своими уроками, обращенными к будущему. Именно такими устремлениями характерен сборник «Итоги второй мировой войны», изданный в Гамбурге в 1953 г. Его авторы были видными представителями гитлеровского военного командования и гражданских ведомств третьего рейха: генерал-фельдмаршал Кессельринг, генерал-полковники Гудериан и Рендулич, вице-адмирал Ассман, генерал пехоты Типпельскирх, генерал Мантейфель, бывший министр финансов гитлеровского правительства граф Шверин фон Крозиг и др. Книга, как об этом говорится в вводной статье, имеет целью «подытожить исторический опыт второй мировой войны» для того, чтобы «решать поставленные сегодня перед нами задачи»{21}. Подводя итоги всему содержанию труда, генерал Мантейфель в заключительной статье призывал к коренному преобразованию всех форм жизни и созданию «нового всеобъемлющего порядка». Это необходимо, оказывается, для того, чтобы обновленная Европа была [716] «по-настоящему подготовлена к веку «идеологических войн»{22} против наступления с Востока.

Такая проповедь антикоммунизма не случайна, конечно, для мировоззрения бывшего активного участника фашистской агрессии. Отметим также сборник статей «Мировая война. 1939 — 1945 годы»{23}, изданный в Западной Германии под претенциозным названием «Книга чести немецкого вермахта». В числе авторов этой книги бывшие деятели вермахта: генерал-фельдмаршал Рундштедт, генералы Дитмар, Бутлар, Рендулич, Циммерман, Роден, Вестфаль, адмирал флота Маршалль и другие. Со знанием дела они описывают вооруженную борьбу на суше, на море и в воздухе. Однако тенденциозность проявляется ими не только при изложении фактического хода боевых действий на фронтах второй мировой войны, но и прежде всего в оценке важнейших событий военно-стратегического и политического характера. Можно было бы назвать и многие другие работы, например «Размышления о второй мировой» Кессельринга или «Битвы, проигранные из-за предательства» Фриснера, где трактуется проблема военных коалиций. Во всех работах подобного рода обнаруживается та же тенденциозность, направленная против объективного изучения прошлого и извлечения из него важных для человечества уроков.

В западногерманской исторической литературе уже в 50-х годах упорно утверждались такие оценки событий, взятые из арсенала нацистской пропаганды, как тезисы о превентивном характере войны Германии против СССР (впервые эта ложь была сформулирована в обращении Гитлера к немецкому народу и солдатам Восточного фронта 22 июня 1941 г.), о суровых русских морозах как главной причине поражения гитлеровских войск под Москвой, о якобы численном превосходстве сил Красной Армии под Сталинградом и др.

В капиталистических государствах Запада существует множество книг по истории минувшей войны. Однако большинство из них написано в духе «холодной войны» против СССР и других социалистических стран. Вскоре после окончания войны в США, например, был издан подготовленный американским госдепартаментом совместно с министерствами иностранных дел Англии и Франции сборник документов «Нацистско-советские отношения 1939 — 1941 гг. »{24}. Эта книга относит возникновение второй мировой войны ко времени заключения советско-германского пакта, что является, конечно, грубым искажением истории. Наиболее безответственные авторы даже внушают своим читателям мысль, что США и Англия допустили ошибку, вступив в единый блок с СССР против гитлеровской Германии.

Реакционная западная историография извращенно толкует вопросы [717] о происхождении войны и ее виновниках, о крупнейших битвах и главном фронте второй мировой войны, о политике и стратегии ведущих участников антигитлеровской коалиции, о решающей роли СССР в завоевании победы над фашистской Германией. Фальсификаторские концепции нацистских участников войны взяты на вооружение всей реакционной западной историографией.

Таким образом, основные проблемы истории второй мировой войны в капиталистических странах толкуются преимущественно тенденциозно, вопреки действительным фактам прошлого.

Так, в отношении 1944 года, когда советские войска наносили сокрушительные удары по гитлеровскому вермахту, блестяще осуществляя наступательные операции, многие западные авторы путем умолчания или грубого искажения непреложных исторических фактов отрицают решающий характер операций Красной Армии. Изданные в США пятитомный труд «Цена храбрости. Война 1939 — 1945» под редакцией Д. Флоуэра и Д. Ривеса и «Иллюстрированная история второй мировой войны»{25} ничего не сообщают о действиях Красной Армии в 1944 г. В других изданиях значение этих действий всячески умаляется. Типичной в этом отношении является книга английского историка Г. Мола, в которой великие битвы 1944 г. относятся лишь к действиям англо-американских войск{26}. Американский историк Э. Зимке утверждает, что главные усилия Германии на этом этапе войны были сосредоточены на Западе{27}. Одной из фальсификаторских тенденций западной историографии является стремление изобразить советское военное искусство отсталым, стоящим по своему уровню ниже военного искусства гитлеровского вермахта, а также вооруженных сил США и Англии. Именно это утверждают американские и английские военные историки X. Болдуин, Э. Зимке, А. Кларк, X. Солсбери{28}.

Рассматриваемые концепции буржуазной историографии являются выражением классовых установок тех кругов капиталистических стран, которые в новой, изменившейся международной обстановке по-прежнему делают главную ставку на «вооруженный мир», на всемерное укрепление «Атлантического союза» и НАТО как «главных опор» для реализации внешнеполитических программ империализма. Эти исторические концепции «вписываются» в идеологию правых политических сил и военно-промышленных комплексов, милитаризма. И совершенно очевидно, что их «служебным назначением» является конструирование таких исторических картин недавнего прошлого, которые в наибольшей степени отвечали бы долговременным политическим программам современной реакции. Немало представителей западной историографии, следуя велениям времени и обстановки, встают на путь [718] обновления приемов исторического исследования, оставаясь в старых границах буржуазной методологии.

Показательна в этом отношении эволюция взглядов известного западногерманского историка второй мировой войны доктора Ганса-Адольфа Якобсена. В предисловии к своей книге «Вторая мировая война. Основные черты политики и стратегии в документах»{29} он отмечает, что несколько лет назад им опубликован сборник документов по военной истории второй мировой войны, выдержавший затем шесть изданий. Однако избранный в свое время метод исследования и способ изложения в дальнейшем стали представляться ему все менее удовлетворительными. Наибольшую слабость работ о войне 1939 — 1945 гг., не только его собственных, но и других авторов, он стал видеть в том, что они ограничивались узким полем зрения, охватывающим лишь военный и государственно-национальный принцип освещения истории минувшей войны, и поэтому оставались односторонними.

Якобсен пишет, что если современная историческая наука стремится выполнить одну из наиболее существенных своих задач — сделать для нашего поколения более понятным сегодняшний мир и мир недавнего прошлого с помощью опыта этого прошлого, то она должна преодолеть давно устаревший образ мышления и методы исторического исследования и приспособить их к изменяющимся политическим обстоятельствам современности. Эти требования он обещал выполнить в своей книге, показав новый подход к исследованию и описанию исторических событий{30}

В чем же заключается новый метод исторического исследования, предлагаемый Якобсеном? Политические события сегодняшнего дня, пишет он, доказывают, как тесно переплелась наша современность с роковыми решениями военных лет (1939 — 1945) и как сильно исход этого мирового конфликта запечатлелся на лице нашего времени. Дальше автор дает перечень этих изменений: раздел Германии, Европы и Кореи, новая передвижка в соотношении мировых политических сил, судьба мира, разделенного на антагонистические блоки держав, и процесс все нарастающей деколонизации в Азии и Африке.

«И все это, — пишет он, — происходит под угрожающей тенью атомной бомбы и экспорта коммунизма»{31}.

Этой фразой Якобсен выразил свое отношение к важнейшим историческим явлениям современности.

Но ничего нового в такой их трактовке нет, оно типично для мировоззрения многих буржуазных западных историков. Что же предложил он в качестве обещанного им «преодоления давно устаревшего образа мышления»?

Говоря о результатах исследований историками событий второй мировой войны, Якобсен замечает, что в настоящее время [719] заслужившие внимание взаимосвязи выявлены, многие спорные вопросы разъяснены, многочисленные аспекты войны прослежены и оценены в отдельных исследованиях. Вместе с тем налицо еще значительные пробелы, которые имеются и в общей картине войны. По его мнению,

«до сего времени не удалось найти действительное место второй мировой войны во всемирной истории и оценить ее возникновение, исход и последствия как феномена эпохи»{32}.

В мировой историографии событий 1939 — 1945 гг. он видит пять различных принципов их истолкования: 1) военный; 2) национально-государственный; 3) региональный; 4) с точки зрения мировой истории (он еще не оформился) и 5) идеологический.

Под военным принципом якобы понимается такое освещение войны, при котором ее трактуют

«преимущественно или исключительно как феномен огня и движения, как чисто военный конфликт между группировками, народами, континентами, мировыми державами. Цель войны трактуется как стремление к уничтожению вооруженных сил противника (включая психологические средства), зачастую безотносительно к тому, к каким политическим последствиям это приводит»{33}.

Военный принцип необходим, чтобы найти отправные точки для создания картины современной войны и ее оценки как феномена политики силы, но самый существенный недостаток применения его состоит в «почти полной изоляции военных событий от политики в целом»{34}. Якобсен добавляет, что такая точка зрения на оценку войны зачастую ведет к ошибочным, необоснованным выводам об «утраченных победах».

«Вооруженная борьба, — пишет он, — подчас настолько абстрагируется от тех политических импульсов, следствием которых она была, что теряется неразрывная связь между политикой и ведением войны. И решающий вопрос о смысле войны остается без ответа»{35}.

Нетрудно видеть, что изложенная выше классификация принципов изучения войны при рассмотрении первого же из них представляется нарочито абстрактной, оторванной от предмета и метода исследования. Мы знаем, что в зависимости от целей исследования оно может проводиться в различных аспектах, в том числе и путем анализа военной стороны событий. Но идет ли речь о формах ведения вооруженной борьбы, когда события рассматриваются с точки зрения изучения военного искусства, или освещается общеисторическое содержание войны, исследователь должен видеть анализируемые им факты во взаимосвязи, раскрывать их объективное значение и внутренние закономерности. В западногерманской историографии второй мировой войны существует большое количество исследований и мемуаров, составленных по «военному принципу». Подавляющее количество этих книг писалось [720] тенденциозно, с субъективистских позиций, что привело к явному искажению событий и неправильной оценке их значения.

В свете рассмотренных выше тенденций западногерманской историографии рассуждения Якобсена получают не то звучание, которое он хочет им придать. Прежде всего мы видим, что «военный принцип» освещения событий войны западногерманской историографией вовсе не отгораживается наглухо от сферы политики, как это хочет показать Якобсен. Не менее ясно и то, что недостатки военного, так же как и рассматриваемых им далее национально-государственного и регионального принципов{36} военной истории, находятся совсем не там, где их старается показать Якобсен. В действительности они коренятся в субъективности и тенденциозности исследования, присущих не только западногерманской, но и в целом буржуазной историографии. Важно отметить, что, критикуя недостатки и доказывая несовершенство методов освещения военной истории современной историографией (имеется в виду западная историография), Якобсен поддерживает ее основные концепция, в частности тезис о решающей роли США в достижении победы над фашизмом. Он же утверждаем что мировой конфликт начался в конце 1941 г., когда Япония напала на США{37}.

Этот тезис рассматривается уже на основе четвертого принципа — с позиций мировой истории, где речь идет о всемирном переплетении политики, экономики, ведения войны. Якобсен называет это глобальной взаимозависимостью. Провозглашенное им преодоление «давно устаревшего образа мышления и методов исторического исследования» в действительности не содержит ничего принципиально нового. Вместе с тем нельзя не видеть определенной тенденции в декларировании «метода мировой истории» как способа идейного обновления западной социологии. Этой цели служит и трактовка принципов исследования. Иронически называет он пятый принцип изучения военной истории «идеологическим». Этот принцип, как внушается читателю,

«используется главным образом в сфере влияния советского коммунизма. Всемирная история рассматривается по классовой схеме, то есть оценивается по принципу выгодности для победы коммунизма»{38}.

Рассуждения Якобсена ненаучны в своей основе.

Видовые особенности исторических работ он возводит в некие стадии развития историографии второй мировой войны, запутывая ясные и уже установившиеся в исторической науке понятия. Ведь фактически речь идет о такой классификации исторических исследований, как труды специально военно-исторического характера и труды общеисторического плана.

Утверждение, что все «принципы», кроме одного, с точки зрения [721] мировой истории, несовершенны, является неверным. Сам «глобальный принцип» тоже давно существует, поскольку во многих трудах вторая мировая война рассматривается с точки зрения мировой политики, ее влияния на все человечество.

Что касается «идеологического» принципа, то здесь Якобсен наряду с антикоммунизмом проявляет и эклектизм, нигилистически перечеркивая все видовые особенности исторических произведений в связи с их идейной направленностью и методологической основой.

Методы исследований, находящиеся на вооружении буржуазной историографии, приводят к одностороннему и, следовательно, искаженному освещению событий прошлого. Вместе с тем неправильно было бы перечеркивать положительное значение всех создающихся на Западе трудов. Среди них есть и такие, где многие важные события второй мировой войны рассматриваются и оцениваются с объективных позиций. Отметим, например, двухтомное исследование французского историка А. Мишеля «Вторая мировая война», книгу английского историка Д. Джукса «Сталинград:

поворотная точка»{39}.

В СССР и других социалистических странах переведено немало работ по истории второй мировой войны, изданных в США, Англии, ФРГ и других западных странах. Наибольшую ценность представляют те из них, которые написаны прогрессивно мыслящими авторами, не являющимися марксистами, но стремящимися правдиво изложить факты истории. Так, английский журналист Александр Верт, в годы войны находившийся в Советском Союзе в качестве военного корреспондента, написал книгу «Россия в войне 1941 — 1945 гг. ». Она издана в 1964 г. в Англии и США. Отдавая дань многим западным версиям, эта книга вместе с тем на большом фактическом материале показывает героический подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. Автор делает правильный вывод о том, что благодаря именно русскому народу, его мужеству и понесенным им жертвам «были спасены миллионы жизней американцев и англичан»{40}.

С несомненным интересом советские читатели встретили перевод книг В. Адама «Трудное решение», И. Видера «Катастрофа на Волге», Г. Вельца «Солдаты, которых предали», Л. Штейдле «От Волги до Веймара», Б. Винцера «Солдат трех армий». Авторы этих книг служили в гитлеровском вермахте и непосредственно участвовали в боях на Восточном фронте. Критически переосмыслив пережитое, все они во многом правильно оценивают события минувшей войны и свое в них участие. Такие примеры не единичны.

Подобные переиздания способствуют выявлению всего исторически достоверного, усиливающего объективное начало в освещении [722] истории второй мировой войны. Немало переводится в нашей стране и таких книг западных авторов (исследований и мемуаров), которые, хотя и написаны с неправильных позиций, но содержат документальный и иной исторический материал, представляющий интерес для науки. Все это не исключает, а наоборот, предполагает бескомпромиссную идейную борьбу против фальсификаторских концепций реакционной буржуазной историографии.

В годы минувшей войны сотни миллионов людей оказались в бездне горя и несчастий. Выступая в Берлине на торжественном заседании, посвященном 25-летию образования ГДР, Л. И. Брежнев сказал:

«Чудовищной кульминацией зла, порожденного германским империализмом, явился фашизм, обрушивший страшные бедствия на народы Европы, в том числе и на германский народ»{41}.

Тяжелые испытания выпали также на народы Азии, Африки и других континентов. Победа над злейшим врагом человечества — фашизмом была великим подвигом народов. Величие этой победы раскрывается тем полнее, чем глубже и объективнее освещаются события второй мировой войны, не имевшей себе равных в истории человечества по своим гигантским масштабам и выдающимся последствиям.