Хищные взоры японских милитаристов были устремлены и к югу, на Французский Индокитай, Голландскую Индию (Индонезию), Таиланд (Сиам), Малайю, Британскую Индию, Филиппины, Австралию, Новую Зеландию, острова Тихого и Индийского океанов.

Осуществлению захватнических планов Японии во многом способствовала проводимая западными империалистическими державами политика непротивления агрессорам, толкавшая японские правящие круги на военный конфликт против СССР, а в Китае — на подавление разраставшейся национально-освободительной борьбы. Все это было выражением «мюнхенской» концепции запад ной дипломатии применительно к Дальнему Востоку.

Борьба угнетенных народов за национальное освобождение я независимость была ярким проявлением глубоких противоречий империализма. Западные державы, стремясь любой ценой сохранить свое господство над колониями, были не способны к эффективной мобилизации их внутренних сил для противопоставления [170] захватническим планам японских завоевателей. Они отказывались предоставить им свободу, что являлось необходимым условием для решения такой задачи, и в соответствии с этим не хотели дать оружие населению азиатских стран, которым угрожала японская агрессия.

Типичным примером колониализма являлась политика английского правительства. У. Черчилль, выдающийся представитель своего класса, никогда не скрывал империалистической сущности политики английских консерваторов. Еще в декабре 1930 г., говоря об Индии, он заявил:

«Мы не намерены отказываться от этой самой блестящей и драгоценной жемчужины королевской короны»{4}.

Несколько позже он сказал:

«Англия, потеряв Индию в качестве части своей империи, навсегда перестанет существовать как великая держава»{5}.

«В этом и заключалась суть дела, — писал по этому поводу Д. Неру. — Индия была основой империи; обладание ею, эксплуатация ее — вот что создавало силу и славу Англии, делало ее великой державой. Черчилль не мог мыслить себе Англию иначе, как центром и владычицей обширной империи, а потому он не мог представить себе Индию свободной»{6}.

3 сентября 1939 г., когда в Европе началась война, вице-король Индии лорд Линлитгоу, за которым стояло английское правительство Чемберлена, объявил о состоянии войны с Германией.

«Один человек, по словам Д. Неру, к тому же еще чужеземец и представитель ненавистной системы, мог ввергнуть четыреста миллионов человеческих существ в войну, ничуть не поинтересовавшись, хотят ли они этого. Система, при которой возможно было подобным образом решать судьбы этих миллионов, была в своей основе несправедливой и порочной»{7}.

Такое бесцеремонное обращение с многомиллионным народом вызвало дальнейшее углубление противоречий между Британской империей и ее колонией. В этой связи советский историк Л. В. Поздеева справедливо отмечает, что процедура втягивания Индии в войну носила антидемократический характер — англичане пренебрегли хотя бы видимостью консультаций с ее политическими лидерами, а установление в Индии военной диктатуры обострило и без того накаленную обстановку в стране{8}.

Индийский национальный конгресс (ИНК) — самая влиятельная в стране политическая партия — осуждал фашизм и нацизм, но участие индийского народа в войне обусловливал предоставлением Индии свободы и независимости. Рабочий комитет ИНК заявил, что индийский народ находится целиком на стороне демократии и свободы.

«Но Индия не может связывать себя войной, именуемой войной за демократическую свободу, в то самое время, когда сама она такой свободы лишена и когда у нее отнимают даже ту ограниченную свободу, которой она обладает»{9}.

И дальше:

«Если [171] война ведется во имя защиты статус кво, империалистических владений, колоний, интересов отдельных групп и привилегий, то Индия не может связать себя с ней. Если же в ней решается судьба демократии и мирового порядка, основанного на демократии, тогда Индия глубоко в ней заинтересована... Свободная демократическая Индия с радостью объединится с другими свободными странами ради совместной обороны от агрессии и в целях экономического сотрудничества»{10}.

Английское правительство ответило отказом на выдвинутые ИНК требования. Одновременно оно усилило репрессии против прогрессивных, демократических сил Индии.

«Странная война» в Европе летом 1940 г. неожиданно закончилась, и германские вооруженные силы нанесли молниеносные удары по армиям своих противников. Это привело к ослаблению Англии, потерпевшей крупное поражение на побережье Ла-Манша, к оккупации немцами Франции, Голландии и ряда других стран. События на европейском театре войны рассматривались японскими правящими кругами как особо благоприятные для осуществления их агрессивных замыслов. К тому же они опасались, что английские, французские и голландские колонии в подходящий момент могут прибрать к своим рукам США. Все это учитывалось ими при подготовке новых военных авантюр.

Немаловажным и как всегда достаточно сложным оставался вопрос о выборе направления агрессии — нанесения главного удара на север, против СССР, или на юг, в Юго-Восточную Азию и район Тихого океана. Предпочтение было отдано второму варианту как более перспективному и безопасному, направленному на установление безраздельного господства не только в Китае, но и в Индокитае, Индонезии, Таиланде, Малайе, Бирме, на Филиппинах и в других странах южных морей.

Для ведения «большой войны» Япония еще до этого усиленно накапливала военно-стратегическое сырье. Одним из источников этого накопления являлась Индонезия.

«Экспорт стратегических материалов в Японию из Голландской Индии осуществлялся в громадных количествах, однако он не удовлетворял всех потребностей Японии. В связи с этим 25 октября японский кабинет министров принял «Программу мероприятий по экономическому развитию Голландской Индии». Основной целью этой программы был захват нефтеносных районов Индонезии»{11}.

Проникновение Японии в Юго-Восточную Азию и ее явное стремление к захвату там французских, голландских и английских колоний не могло, конечно, не встревожить ее империалистических конкурентов. 17 апреля 1940 г. государственный секретарь США Хэлл заявил о «заинтересованности» США в Индонезии, что

«отражало беспокойство американского правительства по поводу того, что важные источники стратегического сырья в Юго-Восточной [172] Азии могут попасть в руки японского конкурента. Соединенные Штаты импортировали в больших количествах каучук и олово из Индонезии и Малайи. Кроме того, американские монополисты хотели воспрепятствовать Японии захватить нефтяные ресурсы Индонезии»{12}.

Политика уступок, которую проводили по отношению к Японии США и Англия, а также фактическая капитуляция перед японскими требованиями французских и голландских властей не могли смягчить и тем более устранить межимпериалистические противоречия в Юго-Восточной Азии.

22 сентября 1940 г. японские войска перешли северную границу Индокитая и в течение нескольких дней овладели французскими форпостами в Лонг-Донге, захватили Лангсон и высадили морской десант с танками в Хайфоне. Эта военная акция открывала перед японскими агрессорами путь в Индонезию, Бирму, Таиланд и к Сингапуру.

Примерно в это же время (конец сентября 1940 г.) в Берлине был подписан Тройственный пакт о военном союзе между Германией, Италией и Японией. Пакт зафиксировал договоренность трех фашистских держав о разделе мира на сферы влияния. Европа рассматривалась в нем как сфера господства Германии и Италии, а «великое восточноазиатское пространство» — как сфера господства Японии. После достижения такой договоренности германская дипломатия стала активно толкать японских руководителей к вступлению в войну против стран антифашистской ориентации.

«Эти шаги германская дипломатия осуществляла одновременно в Токио и Берлине. Германский посол в Японии Отт, имевший широкие связи с военно-фашистскими кругами Японии, настойчиво доказывал, что Япония должна использовать выгодную ситуацию, сложившуюся на фронтах мировой войны, для осуществления своих планов. Германская дипломатия рассчитывала, что Япония тогда неминуемо придет в столкновение с Англией и США и тем самым отвлечет внимание этих стран от Европы»{13}.

3 февраля 1941 г. Гитлер принял японского посла в Берлине Курусу и в беседе с ним подчеркнул, что у Германии и Японии нет территориальных споров.

«Как Германия не имеет территориальных интересов в Восточной Азии, так и Япония не имеет таких интересов в Европе и Африке, — заявил он. — Германия осуществляет колониальную политику лишь в Африке... Обе страны должны жить века вместе без конфликтов»{14}.

В этом заявлении содержалась уступка гитлеровцев своему союзнику. В действительности колониальные противоречия существовали и между ними. Немецкие фашисты не могли забыть, что бывшие германские колонии находились под мандатом Японии. Их интересовали также тихоокеанские владения Франции, Англии и Голландии. [173]

Да и в Китае существовали германо-японские противоречия. Заявляя об отсутствии у Германии каких-либо территориальных претензий в Восточной Азии, фашистский фюрер делал это лишь с той целью, чтобы способствовать новым агрессивным действиям Японии на Дальнем Востоке, отвлекающим США и Англию в район Тихого океана. В свою очередь японские лидеры считали, что Советский Союз не будет безучастным перед лицом их военной агрессии на Дальнем Востоке. Поэтому они были заинтересованы в развязывании германо-советской войны. К тому же такая война, как они полагали, позволит им осуществить, наконец, успешную агрессию против СССР.

23 февраля 1941 г. Риббентроп, беседуя с японским послом Осимой, сменившим на этом посту Курусу, заявил:

«Мы внимательно наблюдаем за развитием событий на востоке Европы... Германо-русский конфликт привел бы к гигантской победе Германии и ликвидации советского режима»{15}.

Позже, когда в конце марта в Берлин прибыл японский министр иностранных дел Мацуока, Риббентроп высказался еще более определенно.

«Если однажды Россия займет позицию, которая может быть интерпретирована как угроза Германии, — сказал он, — то фюрер сокрушит Россию. Германия уверена, что кампания против России окончится абсолютной победой германской армии, полным разгромом русской армии и русского государства. Фюрер уверен, что в случае действий против Советского Союза в течение нескольких месяцев не будет больше великой державы России»{16}.

Германские фашистские главари настойчиво говорили о необходимости вступления Японии в войну. Прежде всего, внушали они, необходимо внезапным нападением захватить Сингапур, чтобы лишить Англию ключевой позиции на Дальнем Востоке. Поражение там Англии неизбежно, поскольку она занята войной в Европе, а США к войне еще не были готовы. Впрочем Гитлер заверил японского министра иностранных дел в том, что если между Японией и США возникнет война, то Германия также объявит войну Соединенным Штатам в соответствии с условиями Тройственного пакта.

Возвращаясь из Берлина, Мацуока снова остановился в Москве, где 13 апреля был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Правящие круги Японии рассматривали этот документ как средство дипломатической маскировки, облегчающей их экспансию в сторону южных морей. О лживости и вероломстве их позиции свидетельствует тот факт, что вскоре после подписания пакта о нейтралитете японский генеральный штаб разработал военный план нападения Японии на Советский Союз под кодовым названием «Кан-Току-Эн» («Особые маневры Квантунской армии»). Этим планом намечались неожиданное нападение на СССР и захват японскими войсками Владивостока, Хабаровска, [174] Благовещенска, Николаевска-на-Амуре, Петропавловска-на-Камчатке, а также других городов Советского Дальнего Востока. План «Кан-Току-Эн» предусматривал применение бактериологического оружия в войне против СССР{17}.

Совсем с иными целями заключало пакт с Японией Советское правительство, которое стремилось к обеспечению безопасности СССР на Дальнем Востоке. Необходимость этого была тем более очевидна, что на Западе надвигалась война с Германией.

«Хотя доверять японскому правительству было невозможно, заключение пакта все же было полезным. Оно свидетельствовало о том, что на ближайшее время Япония хочет поддерживать с СССР мирные отношения. Заключение пакта явилось поэтому некоторым успехом советской дипломатии в общей цепи мероприятий, направленных на обеспечение безопасности СССР»{18}.

Японская экспансия в Юго-Восточной Азии вела к дальнейшему обострению обстановки в этом районе.

«На заключение Берлинского «тройственного пакта» и вторжение японских вооруженных сил в Индокитай правительство США ответило изъятием американских капиталов из Японии и дополнительными ассигнованиями на укрепление американских баз на Гуаме и Филиппинах. Были введены ограничения на вывоз в Японию военно-стратегического сырья. В Вашингтоне начались совместные совещания государственного секретаря США с британским, австралийским и голландским послами по вопросам организации обороны дальневосточных владений этих стран»{19}.

Англия, которая в интересах японских агрессоров ранее закрыла дорогу Бирма — Китай, теперь снова ее открыла.

Правящие круги Соединенных Штатов стали видеть неизбежность вооруженного конфликта с Японией. Для подготовки к нему американские военно-морские силы были разделены на три флота: Азиатский, Тихоокеанский и Атлантический. При этом наибольшие силы сосредоточились на Тихом океане — в военно-морской базе Пирл-Харбор.

Правящие круги Японии для достижения своих целей в Юго-Восточной Азии готовы были не остановиться перед войной с США Но, готовясь к ней, они скрывали это перед своим потенциальным противником.

Что касается правящих кругов США, то, проявляя все большее беспокойство в связи с ростом агрессии Германии на Западе и Японии на Дальнем Востоке, они хотели оттянуть столкновение с Японией на Тихом океане и расстроить германо-японский союз. В марте 1941 г. в Вашингтоне начались секретные японо-американские переговоры. Они велись между японским послом Номурой и государственным секретарем США Хэллом. Личное участие в них принимал и Рузвельт. В апреле госдепартамент США выдвинул проект японо-американского соглашения. [175]

По главному спорному вопросу — о Китае — предлагалось восстановить там политику «открытых дверей», а японские войска вывести из Китая. Предлагалось также создать единое китайское правительство путем объединения правительств Чан Кайши и Ван Цзинвэя. Вместе с тем США обязывались признать Маньчжоу-Го. Японцы выдвинули свои предложения, требуя от американцев гораздо больших уступок. Поиски компромисса продолжались и дальше. Правящие круги США, стремясь к соглашению с японским правительством за счет интересов китайского народа, готовы были оставить открытым вопрос о пребывании японских войск на китайской территории.

«Американская дипломатия вовсе не собиралась отстаивать принцип территориальной целостности Китая. Ее требования о выводе японских войск из Китая представляли собой только запрос для торга. Американское правительство предлагало Японии свой вариант «дальневосточного Мюнхена», объективно направленного против интересов СССР, Китая и всех азиатских народов. Однако США и Японии не удалось договориться, и это произошло главным образом потому, что обе стороны считали аппетиты друг друга чрезмерными»{20}.

После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз наиболее агрессивные группировки японских господствующих классов стали настаивать на немедленном нападении Японии на СССР и захвате Советского Дальнего Востока. Германские фашистские главари также усиленно настаивали на вступлении Японии в войну против СССР.

Японские руководящие военные деятели, обсудив этот вопрос на секретном совещании 2 июля, приняли решение, которое сочетало агрессивные замыслы по отношению к СССР с определенной осторожностью.

«Хотя наши отношения к германо-советской войне определяются духом оси Рим — Берлин — Токио, — говорилось в этом решении, — мы некоторое время не будем вмешиваться в нее, но примем меры по собственной инициативе, тайно вооружаясь для войны с Советским Союзом... Если германо-советская война будет развиваться в пользу Японии, мы, применив оружие, разрешим северную проблему и обеспечим стабильность в северных районах»{21}.

Решительные успехи Германии на Восточном фронте, как полагали японские главари, вынудят Советский Союз перебросить все свои войска с Дальнего Востока на Запад. В этих условиях захват Квантунской армией Восточной Сибири и Приморья можно было считать обеспеченным. Пока же все свое внимание японские правители сосредоточили на бассейне Тихого океана.

Коварные расчеты японских агрессоров в отношении СССР оказались ошибочными. Находившиеся на Дальнем Востоке войска Красной Армии оставались там даже в самое тяжелое время борьбы на советско-германском фронте. А разгром немецко-фашистских [178] войск под Москвой охладил пыл даже самых рьяных сторонников немедленного нападения Японии на СССР.

В районе Тихого океана обстановка становилась все более напряженной. В конце июля 1941 г. японские войска приступили к оккупации южной части Индокитая. В США расценивали это как угрозу их тихоокеанским владениям, в том числе Филиппинам. Рузвельт потребовал через японского посла Номуру, чтобы Япония отвела свои войска из Индокитая и приостановила дальнейшее продвижение на юг. При этом предлагалось объявить Французский Индокитай нейтральным. В то же время были приняты некоторые меры экономического воздействия. Правительства США и Англии объявили о замораживании находящихся в их странах японских капиталов.

26 июля 1941 г. США наложили запрет на торговлю с Японией рядом стратегических товаров. Англия заявила о расторжении торгового договора с Японией от 1911 г., японо-индийского торгового договора 1934 г. и японо-бирманского торгового договора 1937 т. Введение эмбарго лишило Японию 75% ее нормального импорта: В августе США и Англия сделали заявление о том, что они не могут безразлично смотреть на угрозу неприкосновенности и независимости Таиланда. Черчилль, выступая в этом же месяце по радио, заявил, что в случае возникновения японо-американской войны Англия без колебаний встанет на сторону США.

Однако экономические санкции и дипломатические демарши не оказали сдерживающего влияния на агрессора. Когда в Японии стало известно о полном запрещении вывоза из США нефти, а также других стратегических материалов, военные круги стали настаивать на том, чтобы, не ожидая истощения запасов нефти, развернуть войну против США.

«Считалось, что если не удастся обеспечить Японию нефтью, то менее чем через два года японский военно-морской флот будет совершенно парализован. В то время один день отсрочки стоил 12 тыс. тонн нефти. Прекращение экономических связей явилось тяжелым ударом для Японии. Предпринимались попытки прервать японо-американские переговоры, на которые не возлагалось почти никаких надежд... Коноэ почти ежедневно созывал совещания Совета связи. Вступив в блок с правыми группировками, 8 августа он, наконец, утвердил на Совете связи обращение к Америке. Но в нем ни слова не говорилось о том, что Япония гарантирует нейтралитет Индокитая. В обращении указывалось, что Япония не намерена продвигаться за пределы Индокитая в юго-западной части Тихого океана, и выражалось пожелание, чтобы и Америка приостановила осуществление военных мероприятий в этом районе. 6 августа это обращение было передано послом Номурой государственному секретарю Хэллу»{22}.

После этого переговоры хотя и продолжались, но они стали [179] еще более затруднительными. Япония вопреки успокаивающим заверениям продолжала проводить агрессивную политику. В начале августа она потребовала от правительства Таиланда предоставления ей военных баз, а также осуществления японского контроля над производством в стране каучука, олова и риса.

В обстановке все более обостряющихся противоречий в качестве последней меры по мирному урегулированию отношений Коноэ предложил организовать его личную встречу с Рузвельтом. Однако президент США уже перестал верить в искренность японских заявлений и соглашался на созыв Тихоокеанской конференции глав правительств лишь при условии предварительной договоренности по коренным спорным вопросам.

Еще меньше верили в действенность дипломатических переговоров японские военные круги. Они считали войну с США неизбежной. Это мнение воплотилось в важном решении, принятом 6 сентября на имперской конференции, созванной по требованию высшего командования армии. Ее участники утвердили документ под названием

«Принципы осуществления государственной политики империи», где было сказано, что «империя принимает решение не останавливаться перед войной с Америкой (Англией, Голландией) и в соответствии с этим примерно к концу октября заканчивает все военные приготовления»{23}.

При этом в документе отмечалось:

«Империя в особенности должна стремиться к тому, чтобы не допустить создания объединенного фронта Америки и Советского Союза»{24}.

Таким образом, японо-американские переговоры зашли в тупик. Преодолеть возникшие противоречия ни одна из сторон не была в состоянии.

«Конкретно разногласия упирались в вопрос о Тройственном пакте, о пребывании японских войск в Китае, о равных возможностях и т. д. »{25}

1 сентября 1941 г. военно-морской флот был переведен на положение военного времени, а 18 сентября армейский отдел главной ставки отдал приказ о подготовительных мероприятиях к операциям. Военно-морской флот пополнялся новыми судами, в том числе за счет мобилизации. Войска перебрасывались в Южный Китай, на Тайвань и в Индокитай.

Развитие событий приближало военную развязку. 6 октября представители высшего командования армии приняли решение, в котором говорилось, что

«перспектив на благоприятный исход японо-американских переговоров нет, поэтому война неизбежна»{26}.

16 октября правительство Коноэ подало в отставку, формально мотивировав это

«отсутствием единства мнений в кабинете в отношении путей осуществления государственной политики»{27}.

Соглашение с США достигнуто не было. Назревший в районе Тихого океана острый кризис так и не был разрешен дипломатическим путем. [180]

Начало войны на Тихом океане

18 октября был сформирован новый японский кабинет во главе с генералом Тодзио (бывшим военным министром в кабинете Коноэ). Тодзио занял, помимо поста премьера, также посты военного министра и министра внутренних дел. В японской государственной практике это был совершенно исключительный случай такой чрезвычайной концентрации власти в одних руках.

Социально-политическая природа японского правительства оставалась прежней. Выражая устремления правящих классов к мировому господству, кабинет Тодзио был готов безотлагательно развязать войну, подготовку к которой провели оба кабинета Коноэ.

Генерал Тодзио как представитель наиболее оголтелых кругов японской военщины был известен своим ярым антисоветизмом. Поэтому приход его к власти рассматривался реакционными кругами в США и Англии как свидетельство неизбежной и близкой уже японской агрессии против СССР. Дальнейшее развитие не подтвердило этого прогноза. События на советско-германском фронте показывали, что фашистская Германия не смогла одержать «молниеносную» победу над СССР. Исходя из этого новое японское правительство продолжало готовиться к агрессии в южном направлении. Это делалось под завесой дипломатической маскировки.

Кабинет Тодзио через своего посла Номуру сразу же заявил, что японо-американские переговоры будут продолжаться. И действительно, в США и Японии занялись рассмотрением уточненных предложений и контрпредложений.

Вскоре из Токио в Вашингтон был направлен со специальной миссией бывший японский посол в Берлине Курусу, который уже 17 ноября приступил к официальным переговорам в Белом доме по спорным вопросам мирного урегулирования.

Правительство США пошло еще на ряд уступок, но в главном оно твердо отстаивало принцип своего господства на Тихом океане. Именно этой особенностью отличался направленный 26 ноября кабинету Тодзио меморандум Хэлла, выданный за проект плана «широкого разрешения спорных вопросов».

В первой части этого документа содержалась общая декларация об основных принципах мирного урегулирования в бассейне Тихого океана. Во второй части формулировались конкретные предложения, важнейшими из которых являлись следующие:

«1) заключить многосторонний договор о ненападении между Японией, Америкой, Англией, Китаем, Голландией и Советским Союзом (пункт 1),

2) провести многостороннее обсуждение вопроса о Французском Индокитае (пункт 2),

3) вывести из Китая и Французского Индокитая воинские части наземных, морских [181] и воздушных сил, а также все полицейские силы (пункт 3),

4) отказаться от признания на территории Китая всех правительств и всех властей, за исключением чунцинского правительства; не принимать во внимание Маньчжоу-Го и нанкинское правительство (пункт 4),

5) аннулировать Тройственный пакт (пункт 9)»{28}.

Характерной особенностью японо-американских переговоров осенью 1941 г. являлось то, что обе стороны уже не сомневались в неизбежности назревшей между ними войны. Однако в их политике имелось и различие. Правительство США все еще старалось оттянуть начало войны. При этом для него немаловажное значение имел вопрос о том, «кто сделает первый выстрел».

27 ноября военное и морское министерства США направили командованию американских вооруженных сил, расположенных «на передней линии обороны», предупреждение о возможности войны. На следующий день президент Рузвельт передал военному министру Стимсону на рассмотрение три варианта действий:

«1) ничего не предпринимать,

2) еще раз направить Японии какую-либо ноту, имеющую характер ультиматума,

3) немедленно начать военные действия.

Стимсон высказался за последний вариант, отметив, однако, что нападение должно быть произведено без предупреждения. Но подобные действия противоречили принятому 25 ноября политическому курсу, по которому США должны были дать Японии возможность первой начать войну, противоречили они и официальному обещанию, данному демократической партией. Поэтому на состоявшемся в этот день совещании членов правительства Рузвельт внес предложение послать соответствующее предупреждение японскому императору. Было также решено обратиться с предупреждением к американскому конгрессу и американскому народу.

Так Америка, стремившаяся быть на положении «потерпевшей стороны», форсировала военные приготовления»{29}.

Япония в это время под прикрытием дипломатических переговоров уже вела непосредственную подготовку к войне. 5 ноября императорская конференция решила открыть военные действия против США в начале декабря. По прошествии еще трех дней дата начала войны была уточнена — 8 декабря.

15 ноября по японской армии был отдан приказ, предписывавший

«уничтожить важнейшие базы США, Англии, а затем и Голландии в Восточной Азии»{30}.

Японские войска сосредоточивались в Индокитае, на острове Хайнань, в Южном Китае, на острове Тайвань, а также в других местах для развертывания операций в южном направлении и в юго-западной части Тихого океана.

21 ноября японское правительство получило заверение правительства фашистской Германии, что при возникновении японо-американской [182] войны третий рейх также вступит в войну против США. Открытой демонстрацией сближения участников фашистской коалиции явилось происшедшее 25 ноября в Берлине продление еще на пять лет срока действия «Антикоминтерновского пакта». Военная и дипломатическая подготовка к войне Японией была завершена.

В США разведка с конца 1940 г. владела японским кодом, и поступающие из Токио секретные телеграммы раньше японских дипломатов расшифровывались американскими. Однако осторожности ради в них сообщалось не все. Тем не менее общая картина вырисовывалась достаточно ясно. Так, 28 ноября Номура был извещен о том, что при создавшемся положении переговоры будут прерваны. Ему предписывалось не создавать впечатления, будто Япония намерена сорвать переговоры.

«Хэлл, которому передали текст этой шифрованной телеграммы, понял, что опасность кризиса приблизилась непосредственно»{31}.

2 декабря Номура получил указание из Токио сжечь шифры и секретные документы. Вместе с тем ему вновь предлагалось усыпить бдительность американцев. Выполняя это задание, он заявил на пресс-конференции:

«Я не могу поверить, что кто-либо желает войны»{32}.

6 декабря американцы еще не знали, что война приблизилась вплотную. На пресс-конференции в Токио японцы сделали официальное заявление о том, что

«Япония и США будут вести переговоры в духе искренности с тем, чтобы найти общую формулу, на основе которой можно было бы успешно добиться создания мирного положения на Тихом океане»{33}.

В то же время Номура получил из Токио телеграмму, состоящую из 14 пространных частей, в которой содержался ответ на американскую ноту от 26 ноября. Этот документ Номура должен был передать американскому правительству после получения особого приказа.

Президент Рузвельт, информированный о концентрации японских войск в Индокитае и о сосредоточении их на границах Таиланда (Сиама), обратился с личным посланием к японскому императору, выражая тревогу по поводу сложившейся ситуации и предлагая предотвратить «возникновение трагедии». Эту телеграмму отправили в 21 час по вашингтонскому времени, и через час она уже была получена в Токио (в полдень 7 декабря по японскому времени). Однако ее передача американскому послу Грю была задержана более чем на 10 часов по распоряжению одного из офицеров японского генерального штаба. Грю вручил ее японскому министру иностранных дел Того только ночью (в 00 час. 15 мин.) 8 декабря, когда война уже была развязана.

Между тем в Вашингтоне японские дипломаты Номура и Курусу 7 декабря с запозданием получили перевод телеграммы и лишь в 14 час. 30 мин. вошли в кабинет государственного секретаря [163] США Хэлла и вручили ему памятную записку японского правительства. Это был ответ на американский меморандум от 26 ноября. В заключительной его части сообщалось, что правительство Японии считает «невозможным достижение соглашения путем дальнейших переговоров».

Хэлл, принимая записку, содержание которой он уже знал, движением головы указал японским дипломатам на дверь. Ему было известно то, что еще не знали Номура и Курусу: японская авиация за час до этого визита нанесла сокрушительный удар по базе американского флота в Пирл-Харборе.

Каким же образом начались военные действия в районе Тихого океана?

Наступательные операции японских вооруженных сил были тщательно разработаны и подготовлены. Особое место среди них занимал план нанесения внезапного удара по главной базе военно-морских сил США, расположенной на Гавайских островах. Командующий Объединенной эскадрой Ямамото Исороку внес предложение о внезапном воздушном налете на них. В августе план такого налета был рассмотрен Главным морским штабом.

«Сначала ряд влиятельных представителей морских кругов выступили против этого плана. Это объяснялось тем, что они считали опасным отвлекать силы воздушного флота, которого не хватало для военных действий на одном южном направлении, для проведения чрезвычайно авантюристической по своему характеру операции против Гавайев. Существовали опасения, что погоня за двумя зайцами кончится ничем. Тем не менее к 20 октября все же было решено произвести нападение на Гавайи, а 3 ноября было дано указание выделить для проведения операции против Гавайев все шесть авианосцев, которые в то время можно было использовать»{34}.

Успех намеченной операции сулил значительное ослабление американского флота, а для японцев — беспрепятственное продвижение в районе южных морей.

Рано утром 26 ноября оперативное соединение флота под командованием адмирала Нагумо покинуло один из заливов в группе Курильских островов и взяло курс на Гавайи. В его составе было 6 авианосцев, 3 крейсера, 9 эсминцев, 3 подводные лодки и 8 танкеров. В то же время курсом на Пирл-Харбор вышли из разных мест около 30 подводных лодок. «Тетива уже была спущена, и стрела летела в цель»{35}, — так оценивают этот момент японские историки.

Эскадра в пути сохраняла полнейшую тайну движения. 2 декабря на флагманском корабле «Акачи» был получен условный радиосигнал из штаба Ямамото: «Начинайте восхождение на гору Ниитака». Это означало: удар по Пирл-Харбору нанести в воскресенье 7 декабря. И только тогда личному составу на кораблях стало известно о цели их плавания. [184]

По радио продолжала поступать информация из штаба Ямамото. Из нее стало известно, что в Пирл-Харборе нет авианосцев. И действительно за несколько дней до этого по приказу Вашингтона 2 авианосца покинули Пирл-Харбор, получив задачу перебросить 50 самолетов-истребителей на острова Уэйк и Мидуэй. Для сопровождения авианосцев был выделен сильный эскорт: 6 тяжелых крейсеров и 14 эсминцев. Примерно в это же время из Пирл-Харбора вышли в плавание еще 3 тяжелых крейсера, 10 эсминцев и 7 подводных лодок. После этого на базе осталось 96 кораблей разных классов, в том числе основные ударные силы Тихоокеанского флота — 8 линейных кораблей. На Гавайских островах находилось также около 400 военных самолетов, но из них пригодными для боевого использования было лишь 108 истребителей и 35 бомбардировщиков.

В ночь на 7 декабря японские подводные лодки отделились от эскадры и заняли позицию примерно в 8, милях от входа в гавань на острове Оаху. Надводные корабли задолго до рассвета находились в 230 милях от Пирл-Харбора. На кораблях была подана команда экипажам самолетов занять стартовые площадки и запустить моторы. Авианосцы развернулись против ветра и, преодолевая огромные волны, взяли курс на восток. В 6 час. утра в воздух поднялось 183 самолета первой волны — 40 торпедоносцев, 51 пикирующий бомбардировщик, 49 бомбардировщиков и 43 истребителя.

В 7 час. 15 мин. с авианосцев поднялось еще 170 самолетов — 80 пикирующих бомбардировщиков, 54 бомбардировщика и 36 истребителей. Двумя волнами, одна за другой, к Гавайским островам устремилось 353 самолета.

В 7 час. 55 мин. на кораблях, стоящих в гавани Пирл-Харбора, как и обычно, начинались церемония подъема флага и утренняя поверка. По случаю выходного дня капитаны пяти линкоров и половина офицерского состава ночевали на берегу. Никто на кораблях, как и на аэродромах острова, а также в частях гарнизона не помышлял о грозной опасности.

Не были приняты во внимание и некоторые чрезвычайные обстоятельства. Так, на рассвете патрульный эсминец «Уорд» потопил в запретной зоне на подступах к Пирл-Харбору две неизвестные подводные лодки, действуя в строгом соответствии с инструкцией. Командующий флотом адмирал Киммель, которому доложили об этом в 7 час. 40 мин., приказал затребовать от капитана эсминца подробные объяснения. Но времени для выяснения уже не оставалось...

Был и другой сигнал, до командования не дошедший, указывающий на глубину утраты бдительности на базе флота. На передвижной радиолокационной станции, находившейся в северной части острова Оаху, дежурили двое рядовых. В воскресный день [185] станция прекращала работу в 7 час. утра, но совершенно случайно дежурные не ушли и в 7 час. 02 мин. включили свою установку. Вскоре они обнаружили крупную цель — на расстоянии 136 миль летела большая группа самолетов. В 7 час. 15 мин. рядовые сообщили об этом по телефону в информационный центр, где единственным офицером оказался практикующийся в качестве офицера связи от истребительной авиации лейтенант К. Тайлер. Истолковав по-своему появление цели, он решил, что донесение не заслуживает внимания. Никаких мер принято не было.

В 7 час. 55 мин. первая волна японских самолетов — бомбардировщиков и торпедоносцев в сопровождении истребителей — обрушила внезапный удар на американские военные суда, стоящие в порту Пирл-Харбор, на аэродромы и наземные укрепления. В 9 час. в атаку пошел второй эшелон.

Только когда стали рваться бомбы, американцы в Пирл-Харборе поняли, что происходит.

«Прозвучали истеричные команды, расчеты бросились к зенитным орудиям и пулеметам. В 7 час. 58 мин. радиостанция штаба передала о налете японской авиации на Пирл-Харбор; в 8 час. об этом сообщили всем кораблям в море. Зенитный огонь, хотя и усиливался с каждой минутой, был плохо организован. На многих кораблях боевые погреба оказались под замком, не было времени найти ключи — приходилось ломать двери.

Вся ярость атаки сосредоточилась на линейных кораблях. Через восемь минут после попадания первой торпеды линкор «Оклахома» перевернулся. Вода беспрепятственно распространялась через открытые люки. На поверхности остались только правый борт и часть киля. Корабль уткнулся мачтами в дно. Сотни человек оказались в ловушке (через несколько месяцев линкор был поднят и было обнаружено около 400 трупов). «Вест-Вирджиния», получив несколько торпед, загорелся и сел на дно килем. «Калифорния» пошел ко дну прямо у пирса. В 8 час. 10 мин. раздался страшный взрыв: бомба, по-видимому, попала в носовые боевые погреба «Аризоны». Вверх на 300 метров взметнулся столб огня и дыма. В одно мгновение корабль превратился в груду металлолома. Погибло 1102 человека»{36}.

Получили серьезные повреждения линкоры «Невада» и «Теннесси». И лишь линкор «Пенсильвания» отделался легко.

В итоге внезапного удара по главной базе американского Тихоокеанского флота японцы потопили 5 линкоров и повредили 3. Выведенными из строя оказались 3 легких крейсера («Элена», «Гонолулу» и «Релей») и 3 эсминца. На аэродромах, расположенных вблизи Пирл-Харбора, было уничтожено или повреждено свыше 300 самолетов. Потери американцев в личном составе составляли только убитыми около 2400 человек. Японцы в этой [186] операции потеряли 29 самолетов и несколько подводных лодок с экипажами.

О том, что произошло в Пирл-Харборе, написано многое как участниками событий, так и историками. Не углубляясь в подробности, отметим лишь самое главное. «Загадку» Пирл-Харбора невозможно понять, не учитывая полностью всех пагубных последствий «мюнхенской политики» на Дальнем Востоке, проводимой руководящими деятелями США и Англии. «Правительство Соединенных Штатов, затеяв сложную дипломатическую игру с целью вызвать нападение Японии на СССР, подверглось той участи, которую готовило другим. Известно, однако, что ничто не вызывает такого гнева, как сознание собственного промаха»{37}. Виновниками катастрофы были объявлены командующий Тихоокеанским флотом адмирал X. Киммель и командующий гарнизоном Гавайских островов генерал У. Шорт. Оба они были отстранены от командования, уволены в отставку, а в дальнейшем их собирались предать суду военного трибунала. Но справедливо ли было возлагать тяжкую ответственность только на этих лиц? Факты истории во многом свидетельствовали о другом.

В 1946 г. в США было опубликовано 40 томов, содержащих подробный материал о причинах и о ходе событий в Пирл-Харборе, в том числе много расшифрованных японских секретных телеграмм. Появились и другие данные, преданные гласности.

Стало выясняться, что ответственность за «День позора» (7 декабря 1941 г.) должна прежде всего ложиться на руководителей вашингтонской гражданской и военной администрации. Вслед за президентом здесь стали называть имена начальника штаба армии Д. Маршалла, военного министра Г. Стимсона, военно-морского министра Ф. Нокса, начальника штаба ВМС Г. Старка. Ведь именно они лучше других знали обстановку, от них зависело своевременное приведение вооруженных сил США в полную боевую готовность. Однако даже 6 и особенно утром 7 декабря, когда была расшифрована последняя (14-я) часть телеграммы из Токио в адрес японского посольства (о прекращении переговоров с США, что было равносильно объявлению войны), своевременно предупреждения на Гавайи послано не было.

Секретную телеграмму стали расшифровывать вечером 6 декабря, но до конца ее не расшифровали. Когда же утром 7 декабря расшифровка была завершена и стало ясно, что в 13 час. по вашингтонскому времени следует ожидать нападения Японии, то не могли разыскать генерала Маршалла, совершавшего прогулку верхом. И только в 11 час. 30 мин. в штабе армии США состоялся военный совет, где было решено послать предупреждение на Гавайи.

Дальнейшее видно из следующего описания:

«Генерал Маршалл имел богатый выбор возможностей для скорейшей передачи [187] предупреждения. На его столе стоял телефон с кодирующим устройством, обеспечивавший прямую связь со штабом Шорта. ФБР располагало собственной телефонной линией с Гавайскими островами. Старк предложил использовать радиостанцию военно-морского флота, более мощную, чем радиостанция армии. Маршалл избрал путь, который оказался самым медленным, — в 11 час. 52 мин. телеграмма была передана на радиостанцию армии (по вашингтонскому времени, т. е. еще до рокового события. — А. С.). Там потеряли драгоценное время, разбирая почерк генерала, — Маршалл отнюдь не был мастером каллиграфии. Наконец, разобрали текст и зашифровали его. Поскольку с Гавайскими островами связаться не удалось, телеграмму направили через обычные коммерческие каналы связи — компанию «Вестерн юнион». Это означало, что по приеме в Гонолулу юноша-посыльный на мотоцикле привезет шифровку в штаб генерала Шорта. Так и случилось: по коммерческой линии телеграмма была исправно передана и вручена адресату через несколько часов после окончания налета на Пирл-Харбор»{38}.

Когда в Вашингтоне стало известно о начавшемся нападении врага, Маршалл уже по телефону связался со штабом Шорта.

«Во время разговора он отчетливо слышал в телефонной трубке взрывы японских бомб»{39}.

Вне зависимости от точек зрения о виновниках катастрофы в Пирл-Харборе бесспорным остается одно: США оказались неподготовленными к отражению внезапного удара, нанесенного противником в Гавайях, на расстоянии свыше 6 тыс. км от Японских островов.

Японские вооруженные силы развернули военные действия и в других пунктах обширного тихоокеанского фронта.

25-я армия под командованием генерала Ямасита, погрузившись 4 декабря на транспортные суда в порту Сано (остров Хайнань), направилась к восточному побережью Малаккского полуострова. 7 декабря, не встречая сопротивления, японские войска вторглись в Таиланд. Правительство этой страны, возглавляемое премьер-министром Пибулом, заранее вступило в тайное соглашение с японцами, не считаясь с народом.

«Пибул действовал очень осторожно. Он не хотел, чтобы, узнав о переговорах, англичане перехватили инициативу и обеспечили северную границу Малайи, введя войска в Таиланд... Но, выдавая Таиланд японцам, он должен был считаться со значительным сопротивлением внутри своей страны. Особенно опасался он возросших демократических сил и основанной в 1928 году Коммунистической партии Таиланда, влияние которой все усиливалось»{40}.

Совершая предательство, правительство Пибула действовало втайне от собственного народа и маскируясь перед лицом внешнего [188] мира. Все было обставлено так, как будто Таиланд был оккупирован Японией. Но в действительности правительство Пибула всячески шло навстречу японцам. Оно предоставило им трамплин для удара по Северной Малайе и открыло путь в Бирму.

Японские агрессоры одерживали одну победу за другой. В течение первых месяцев развязанной ими войны в бассейне Тихого океана и Юго-Восточной Азии они захватили Малайю и Сингапур, Бирму, основные острова Индонезии, часть Новой Гвинеи, Филиппины, Гонконг, острова Гуам, Уэйк, Новая Британия, Соломоновы. На оккупированной японцами территории (3300 тыс. кв. км) проживало до 150 млн. человек. И все это не считая Китая, где война продолжалась.

Окрыленные успехами, японские агрессоры готовились к вторжению и на Советский Дальний Восток. Подходящий момент для этого наступит, как они полагали, при поражении Красной Армии под Москвой.

Однако развитие событий на советско-германском фронте не оправдало расчетов союзников по фашистскому блоку.