Германский фашизм развязывает войну против СССР

Накануне вражеского вторжения

Внезапное нападение фашистской Германии на СССР привело в первом периоде войны к оккупации гитлеровскими агрессорами значительной части советской территории. Чем это было вызвано? Был ли Советский Союз готов к войне? Всестороннее изучение предвоенной обстановки позволяет четко ответить на эти вопросы. Следует также помнить о том, что глубокое и ясное понимание больших и сложных исторических событий лучше всего раскрывается в определенной перспективе.

Известно, что смертельный поединок между СССР и фашистской Германией после длительных и упорных сражений завершился для агрессора катастрофой. Следовательно, на вопрос о готовности СССР к обороне убедительный ответ дала сама история. Развитие вооруженной борьбы на советско-германском фронте показало, что Советский Союз в главном и решающем был подготовлен к поединку с опасным и сильным противником. Подготовлен как экономически, так и в военном, и в морально-политическом отношениях.

В предвоенные годы в Советском Союзе существовало реалистическое понимание того, что в сложных условиях начавшейся мировой войны нельзя рассчитывать на длительный срок мирного развития. Сохраняя нейтралитет в международном конфликте, СССР вместе с тем готовился к любым неожиданностям. Принимались меры по усилению боевой готовности Вооруженных Сил СССР. Дальнейшие события показали, однако, что здесь не был достаточно учтен фактор времени. Маршал Г. К. Жуков пишет:

«История действительно отвела нам слишком небольшой отрезок мирного времени для того, чтобы можно было все поставить на свое место. Многое мы начали правильно и многое не успели завершить. Сказался просчет в оценке возможного времени нападения фашистской Германии»{1}.

Накануне войны общий уровень обороноспособности Советского государства обеспечивал условия для отражения любой империалистической агрессии. В связи с усилением военной опасности штатная численность Вооруженных Сил с 1 января 1939 г. по 1 июня 1941 г. возросла почти в 2,8 раза и составила свыше 5 млн. человек. С сентября 1939 г. по июнь 1941 г. было развернуто 125 новых стрелковых дивизий. Формировались новые соединения механизированных, артиллерийских, авиационных [133] войск. Однако Красная Армия по ряду важных видов вооружения и боевой техники в то время отставала от гитлеровского вермахта. Обусловливалось это тем, что фашистская Германия уже давно организовала массовое военное производство, опираясь на ресурсы как свои собственные, так и государств-сателлитов, а также оккупированных ею стран Европы. Между тем в Советском Союзе, в связи с мирным характером развития его экономики, перевод промышленности на военное производство предусматривался мобилизационным планом на случай войны. Не была завершена перестройка некоторых отраслей оборонной промышленности.

Маршал Г. К. Жуков в своих мемуарах пишет, что в Генеральном штабе продолжалась работа по дальнейшей корректировке оперативного и мобилизационного планов Вооруженных Сил.

«Еще осенью 1940 г. ранее существовавший оперативный план войны был основательно переработан, приближен к задачам, которые необходимо было решать в случае нападения. Но в плане были стратегические ошибки, связанные с одним неправильным положением.

Наиболее опасным стратегическим направлением считалось юго-западное направление — Украина, а не западное — Белоруссия, на котором гитлеровское верховное командование в июне 1941 г. сосредоточило и ввело в действие самые мощные сухопутную и воздушную группировки.

Вследствие этого пришлось в первые же дни войны 19-ю армию, ряд частей и соединений 16-й армии, ранее сосредоточенных на Украине и подтянутых туда в последнее время, перебрасывать на западное направление и включать с ходу в сражения в составе Западного фронта. Это обстоятельство, несомненно, отразилось на ходе оборонительных действий на западном направлении.

При переработке оперативного плана весной 1941 г. (февраль — апрель) мы этот просчет полностью не исправили»{2}. Последний вариант мобилизационного плана вооруженных сил (МП-41) был передан в округа с указанием, чтобы все необходимые коррективы в старые мобилизационные планы были внесены к 1 мая 1941 г. Происходило скрытное усиление приграничных западных округов, а в конце мая последовало распоряжение Генерального штаба приступить в этих округах к подготовке командных пунктов для фронтовых управлений.

Одной из главных причин первоначальных неудач Красной Армии в вооруженной борьбе с фашистской Германией являлся просчет в оценке военно-стратегической обстановки, сложившейся для СССР непосредственно накануне войны. В советской литературе проводится все более углубленный анализ событий кануна и первого периода войны. И правильный вывод в понимании

этих событий давно сделан. Несомненно и исторически достоверно то, что в предвоенные годы Советская страна проводила огромную и всестороннюю подготовку к отражению вражеского нападения. Договор о ненападении, заключенный между СССР и Германией в 1939 г., не рассматривался советскими руководителями как твердая гарантия мира. В этом смысле показательно выступление И. В. Сталина 5 мая 1941 г. в Большом Кремлевском дворце на торжественном собрании, посвященном выпуску командиров, окончивших военные академии. Сказав о сложности международной обстановки, о возможности любых неожиданностей, он призвал к повышению бдительности, к усилению боевой готовности войск. Было очевидно, что война с Германией неизбежна. 6 мая 1941 г. И. В. Сталин был назначен председателем Совета Народных Комиссаров СССР.

Когда же следовало ждать нападения врага на Советский Союз? Ответить правильно на этот вопрос было чрезвычайно важно, потому что не все еще было сделано для приведения Советских Вооруженных Сил в полную боевую готовность. Информация о готовящейся агрессии фашистской Германии против СССР поступала по разным каналам. Об этом сообщала советская военная разведка, в том числе находившийся в Японии разведчик Рихард Зорге. Еще о марта 1941 г. он переснял и отправил в СССР фотокопии совершенно секретных документов — телеграмм министра иностранных дел Риббентропа, в которых он информировал посла Германии в Токио Отта о запланированном нападении Германии на Советский Союз во второй половине июня 1941 г. За месяц до вторжения (19 мая) Р. Зорге сообщил в Москву почти точные данные о сосредоточении на западных границах СССР 150 немецко-фашистских дивизий.

А за неделю до нападения (15 июня) Р. Зорге, преодолевая неимоверные трудности, рискуя жизнью, сумел передать в Москву одно короткое, но в высшей степени важное сообщение:

«Война будет начата 22 июня»{3}.

Тревожные сигналы поступали от пограничников, доносивших о сосредоточении немецко-фашистских войск вблизи советской территории. Все более учащались случаи нарушения германскими самолетами государственной границы. Предупреждения о нараставшей угрозе со стороны гитлеровцев шли также от советского посольства и торгпредства в Германии.

О готовящемся нападении на СССР фашистской Германии Советскому правительству сообщали также президент США Рузвельт и английский премьер-министр Черчилль, соответственно в марте и апреле 1941 г.

О том, что угроза военного нападения на СССР все время нарастала, было известно ЦК ВКП(б), Советскому правительству» руководителям Наркомата обороны и Генерального штаба. [134]

Подготовка страны и Вооруженных Сил к отражению возможной агрессии велась нарастающими темпами. В первой половине 1941 г. проводится ряд крупных мероприятий с целью повышения боевой готовности Вооруженных Сил. В начале июня почти 800 тыс. человек приписного состава были вызваны в воинские части на прохождение учебного сбора. В приграничные округа, к западным границам, перебрасывались пять армий: 1, 19, 20, 21 и 22-я. Но многие из намеченных мер к началу войны оказались незавершенными.

«Особенно тяжелым по своим последствиям было запоздание с приведением в полную боевую готовность тех войск приграничных военных округов и гарнизонов укрепленных районов, которые должны были вступить в сражение с первых минут нападения противника. Это было в значительной мере связано с просчетом, допущенным в оценке возможного времени нападения фашистской Германии»{4}.

Чем же был вызван такой просчет? Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, который в рассматриваемое время являлся заместителем наркома обороны, в своих воспоминаниях пишет:

«У читателя может возникнуть вопрос, было ли наше руководство убеждено, что летом 1941 г. удастся избежать войны и значит выиграть время хотя бы до следующей весны? Мне об этом тогда ничего не говорили. Однако из своих наблюдений я вынес личное впечатление, что наше руководство колебалось. С одной стороны, оно получало тревожную информацию. С другой стороны, видело, что СССР к отпору агрессии еще не готов. Если за последние два года численность наших Вооруженных Сил возросла в 2,5 раза, то боевой техники было недостаточно. К тому же она частично устарела. Все мы стремились повлиять на ход событий, переломить его в нашу пользу и оттянуть конфликт. Но положение сложилось такое, что добиться этого не удалось»{5}.

Несомненный интерес представляют высказывания маршала Г. К. Жукова о причинах просчета в определении сроков нападения на СССР гитлеровской Германии. Он пишет о том, что И. В. Сталин хорошо понимал, какие тяжелые бедствия может причинить Советскому Союзу война с таким сильным и опытным врагом, как фашистская Германия. Отсюда стремление Сталина, как и всей партии, к предотвращению войны.

«Сейчас у нас в поле зрения, — пишет Г. К. Жуков, — особенно в широких, общедоступных публикациях, в основном факты предупреждений о готовившемся нападении на СССР, о сосредоточении войск на наших границах и т. д. Но в ту пору, как это показывают обнаруженные после разгрома фашистской Германии документы, на стол к И. В. Сталину попадало много донесений совсем другого рода»{6.}

Германское верховное командование фабриковало материалы, предназначавшиеся для дезинформации советской стороны. «Подобного рода данные и сведения наряду с имевшимися недостатками [135] общей боеготовности вооруженных сил обусловливали ту чрезмерную осторожность, которую И. В. Сталин проявлял, когда речь шла о проведении основных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационными планами в связи с подготовкой к отражению возможной агрессии»{7}.

Известно, что И. В. Сталин не во всем предугадал ближайшую перспективу развития событий мировой войны. Это оказывало воздействие и на окружающих его людей. Г. К. Жуков называет среди них начальника разведывательного управления генерала Ф. И. Голикова, наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова, не выделяя в этом отношении и себя.

«В период назревания опасной военной обстановки, — пишет Г. К. Жуков, — мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативным и мобилизационным планами»{8}.

Что касается предупреждений Рузвельта и Черчилля о готовящемся Германией нападении на СССР, то Сталин счел их за проявление антисоветских интриг. К такой реакции были основания, учитывая всю предшествующую политику США и Англии по отношению к Советскому Союзу. Однако международная обстановка существенно изменилась после победоносных военных кампаний фашистской Германии на Западе. Английские и американские правящие круги по логике событий вынуждены были перестать рассматривать Гитлера как своего потенциального союзника.

«Правительство Черчилля не разделяло надежды своих предшественников договориться с Гитлером, поскольку фашистская экспансия зашла слишком далеко и непосредственно угрожала существованию Англии. Исходя из перспективы напряженной и длительной борьбы с Германией, кабинет Черчилля не мог не понимать, что без СССР спасение Англии невозможно»{9}.

И. В. Сталин подчас критически относился и к советским источникам информации о нападении гитлеровских агрессоров, полагая, что ее авторы по меньшей мере сами введены в заблуждение. Он, несомненно, опасался вызвать какими-либо неосторожными действиями войну с Германией.

«... Все его помыслы и действия были пронизаны желанием — избежать войны и уверенностью в том, что ему это удастся»{10}.

Таким образом, в предвоенные годы партия и народ провели поистине гигантскую работу по подготовке страны к обороне. И все же полностью осуществить намеченные мероприятия не удалось, что являлось одной из причин, поставивших страну в трудное положение в первые месяцы войны.

Советское правительство в последние предвоенные дни с особой напряженностью следило за развитием событий. Разведка доносила, что вблизи западной границы происходит сосредоточение крупных [136] группировок немецко-фашистского вермахта. Необходимо было выяснить подлинные намерения главарей фашистской Германии.

14 июня было опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорилось, что

«... в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и, Германией» ... по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям»{11}.

Никакой реакции со стороны гитлеровских правителей на это не последовало, а от немецкого населения сообщение ТАСС было скрыто. Его не опубликовали в Германии и не комментировали по радио. Зловещее значение такого молчания было очевидным.

«Публикация заявления ТАСС могла на какое-то время создать ошибочное представление о внешнеполитической обстановке и подлинных намерениях фашистской Германии. Но этот военно-политический зондаж позволил сделать вывод о непосредственной угрозе войны»{12}.

В Советском Союзе принимались дополнительные срочные меры по обеспечению безопасности. Ускорилось выдвижение войск из глубинных районов в приграничные округа. Наркомат обороны 19 июня дал указание о маскировке аэродромов, воинских частей, рассредоточении авиации и пр. Однако противник уже имел в своем распоряжении данные о советских войсках, аэродромах и укреплениях, находившихся вблизи от западной границы.

Нападение агрессора произошло в выгодных для него условиях, что и было им широко использовано. Имевшиеся на его стороне временные преимущества трагически повлияли на развитие фронтовых событий. Потребовались тяжелые жертвы и гигантское напряжение сил народа, чтобы в критический момент истории сорвать преступные замыслы врага.

План «Барбаросса» терпит неудачу

Исторические исследования, документы и воспоминания участников событий позволяют довольно четко представить обстановку, в которой началась война, развязанная фашистской Германией.

Вечером 21 июня 1941 г. начальнику Генерального штаба генералу армии Г. К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев.

— К пограничникам явился перебежчик, сообщил он, — немецкий фельдфебель, который уверяет, что на рассвете немецкие войска нападут на Советский Союз, [137] Жуков сразу же доложил об этом наркому обороны маршалу С. К. Тимошенко и И. В. Сталину.

В кабинете Сталина в Кремле собрались члены Политбюро, туда же были вызваны Тимошенко, Жуков и Ватутин.

— Что будем делать? — спросил Сталин.

Ответа не последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск пограничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — ответил Сталин».

Жуков прочитал проект директивы.

«Такую директиву сейчас давать преждевременно, — сказал И. В. Сталин, — может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений»{13}.

Г. К. Жуков и Н. Ф. Ватутин быстро составили новый проект директивы, который был одобрен и тут же подписан.

В директиве говорилось следующее:

«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22 — 23. 6. 41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22. 6. 41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22. 6 41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

21. 6. 41г.

Тимошенко. Жуков. »{14} [138]

Передача директивы в округа была закончена в 00. 30 мин. 22 июня. Однако в войсках она была получена слишком поздно.

«Чуть позже нам стало известно, — пишет маршал Г. К. Жуков, — что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы округов и армий не имели возможности быстро передавать свои распоряжения. Заброшенные немцами на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров, поднятых по боевой тревоге. Радиосредствами... значительная часть войск приграничных округов не была обеспечена»{15}.

Нападение фашистской Германии на СССР началось в 3 часа 15 мин., когда на границе еще не везде наступило утро. Тысячи немецких орудий открыли ураганный огонь по заранее разведанным целям на советской земле. Гитлеровская авиация вторглась в воздушное пространство СССР на глубину 250 — 300 км от границы и обрушила бомбовые удары по советским аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам и мирным городам. Главные силы вермахта вторглись на советскую территорию. Война была объявлена гитлеровским правительством уже после того, как нападение совершилось. Венгрия, Италия, Румыния и Финляндия также вступили в войну против Советского Союза.

Используя внезапность нападения, противник сразу же добился крупных успехов. В первый день войны советская авиация потеряла на аэродромах и в воздушных боях 1200 самолетов{16}. Серьезные потери понесли танковые, артиллерийские и другие войска.

«Застигнутые врасплох советские войска не смогли подготовить и занять оборонительные рубежи и начали боевые действия с превосходящими силами противника в крайне невыгодных условиях»{17}.

Но там, где нападение противника было встречено в полной боевой готовности, агрессоры получили отпор. Так произошло при первом же налете немецкой авиации на Севастополь.

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский на рассвете 22 июня докладывал наркому ВМФ адмиралу Н. Г. Кузнецову:

«Вражеский налет отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения».

Советский Военно-Морской Флот в последние часы перед нападением фашистской Германии находился в полной боевой готовности. Так произошло не только в Севастополе, но и в военно-морских базах Прибалтики.

«Когда вечером 21 июня 1941 г. от наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова было получено предупреждение об угрозе непосредственного нападения противника, все наши флоты были быстро приведены в полную боевую готовность»{18}.

Потребовалось всего 13 мин., чтобы все флоты получили указание о переходе на готовность № 1.

В сухопутных войсках западных пограничных округов также [139] имелись соединения, которые были в боевой готовности в ночь гитлеровского вторжения. Но это не могло изменить общей обстановки, о которой сказано выше.

К 8 час. утра 22 июня Генеральный штаб установил следующую общую картину вражеского нападения:

— сильным ударам гитлеровской бомбардировочной авиации подверглись многие аэродромы Западного, Киевского и Прибалтийского военных округов, где серьезно пострадала прежде всего авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам;

— бомбардировке подверглись многие города и железнодорожные узлы Прибалтики, Белоруссии, Украины, военно-морские базы Севастополя и в Прибалтике;

— завязались ожесточенные сражения с сухопутными войсками врага вдоль всей советской западной границы. На многих участках немцы уже вступили в бой с передовыми частями Красной Армии;

— поднятые по боевой тревоге стрелковые части, входящие в первый эшелон прикрытия, вступили в бой с ходу, не успев занять подготовленных позиций;

— на участке Ленинградского военного округа противник пока ничем себя не проявлял.

От имени Советского правительства в 12 час. по радио выступил заместитель Председателя Совнаркома и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов, который сообщил о вероломном нападении на СССР фашистской Германии. В тот же день Президиум Верховного Совета СССР принял ряд указов в связи с создавшимся чрезвычайным положением. Объявлена была мобилизация военнообязанных 1905 — 1918 гг. рождения на территории 14 военных округов; в республиках и областях Европейской части страны вводилось военное положение. Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа были преобразованы в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты, а Ленинградский военный округ — в Северный фронт. Создан был также Южный фронт.

23 июня ЦК ВКП(б) и правительство совместным постановлением создали Ставку Главного Командования в составе народного комиссара обороны маршала С. К. Тимошенко (председатель) , начальника Генерального штаба генерала Г. К. Жукова, И. В. Сталина, В. М. Молотова, маршалов К. Е. Ворошилова и С. М. Буденного, наркома Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова. 30 июня решением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и СНК СССР был образован Государственный Комитет Обороны (ГКО) под председательством И. В. Сталина. ГКО наделялся всей полнотой власти в Советском государстве. [140]

3 июля по радио выступил И. В. Сталин.

«Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной, — сказал он. — Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма»{19}.

Советский народ в ответ на призыв ЦК партии и правительства поднялся на священную освободительную войну, чтобы отстоять независимость Родины. Вся жизнь страны, ее силы и ресурсы направлялись на организацию сопротивления захватчикам. Развернулась огромная работа по мобилизации и обучению резервов для армии и флота.

В первый же месяц войны на военную службу было призвано 650 тыс. офицеров запаса. Формировались новые соединения и части, из внутренних районов перебрасывались кадровые дивизии для усиления действующих фронтов. Создавались соединения и части народного ополчения, истребительные батальоны, партизанские отряды.

Народное хозяйство переводилось на военные рельсы. Из прифронтовых районов в глубь страны эвакуировались промышленные предприятия и другие материальные ценности, а также население. В оккупированных фашистами районах развертывалось партизанское движение.

Борьба партизан и антифашистского подполья организовывалась и направлялась Коммунистической партией и Советским государством. СНК СССР и ЦК ВКП(б) 29 июня 1941 г. в своей директиве дали указание: в захваченных гитлеровцами районах

«создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия»{20}.

18 июля эта директива получила дальнейшее развитие в специальном постановлении ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу вражеских войск». Партийные и советские организации Украины, Белоруссии, западных областей РСФСР, Литвы, Латвии, Эстонии, Карелии и Молдавии создали широкую сеть партийно-комсомольского подполья и партизанских отрядов. В тылу противника развернули героическую работу 18 подпольных обкомов, свыше 260 окружкомов, горкомов, райкомов, многие другие подпольные партийные органы, организации и группы. Более 2 тыс. партизанских отрядов, действовавших к концу 1941 г., охватывали свыше 90 тыс. человек.

Позитивное значение имела деятельность отделов, созданных в августе и сентябре 1941 г. в Главном политическом управлении Красной Армии и политуправлениях фронтов, а также отделений — при [141] политотделах армий. Перед этими органами стояла задача возглавить партийно-политическую работу среди населения, партизан и воинских частей, находившихся на территории, занятой противником. Действовали они в контакте с республиканскими и областными партийными комитетами.

Народное сопротивление в условиях фашистского оккупационного режима развертывалось в исключительно тяжелых условиях. Военное командование вермахта и фашистская администрация для насильственного установления «нового порядка» располагали помимо регулярных войск — охранными дивизиями, гестапо, полевой жандармерией, многочисленными специальными отрядами и командами.

Претворяя в чудовищную действительность план порабощения и истребления населения СССР, гитлеровцы бесчинствовали на захваченных ими территориях советских республик и областей.

«Повсеместно появились виселицы. Овраги, противотанковые рвы и ямы заполнялись трупами замученных в гестаповских застенках, повешенных и расстрелянных. Никаких законов, защищающих жизнь и имущество граждан, не существовало. В тылу врага царил полный произвол фашистской армии и оккупационной администрации. Любой человек по самому незначительному поводу мог быть арестован, подвергнут пыткам, расстрелян или повешен. Людей казнили за оставление работы, хождение по улицам в неустановленные часы, чтение антифашистских листовок, слушание радиопередач и т. и. »{21}

Положение на фронте продолжало ухудшаться. В сложной, быстро менявшейся обстановке руководство советскими войсками было затруднено. Сказывались и недостаток опыта у вновь созданных фронтовых управлений, слабая информация с места боев, частые нарушения связи. У Генерального штаба связь с фронтами также была неустойчивой, сведения оттуда поступали отрывочные и с большим опозданием. Работники Генштаба часто направлялись в действующую армию для уточнения переднего края обороны войск.

«В этих случаях оператор садился, как правило, на самолет СБ и отправлялся по назначению. Чаще всего такие полеты совершались на Западный фронт. Положение там все усложнялось, а связь не налаживалась»{22}.

Ставка направила в качестве своих представителей: генерала Г. К. Жукова — на Юго-Западный фронт, маршалов Б. М. Шапошникова и Г. И. Кулика — на Западный фронт.

В первый же день войны Ставка Главного Командования директивой № 3 приказала фронтам перейти в контрнаступление с задачей разгрома противника на главнейших направлениях и с выходом на территорию врага. Однако директива не учитывала действительного положения на фронте, которое во многом было неизвестно ни Ставке, ни командованию фронтов.

«В своем решении [142] Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы»{23}.

Поставленной цели в сложившихся тогда объективных условиях достичь было нельзя.

Война, которую германский империализм развязал против СССР, по замыслу ее вдохновителей и организаторов должна была привести к разгрому главных сил Красной Армии и решительному подавлению советского сопротивления. Враг планировал достижение этой цели в первой же стратегической операции на глубине 400 — 500 км от границы до линии рек Днепр и Западная Двина. В сражении под Москвой Гитлер и его генералы рассчитывали нанести решающее поражение Красной Армии.

Германское верховное главнокомандование через 36 часов после вторжения немецко-фашистских войск на территорию Советского Союза перебралось из Берлина в Восточную Пруссию, в район Растенбурга, где в лесу были оборудованы бункера и бараки. Новое расположение гитлеровской ставки сам фюрер назвал «волчьим логовом» или «волчьим окопом» («Вольфшанце»). В главном лагере обосновался Гитлер со своим ближайшим окружением по руководству фашистским рейхом, нацистской партией и вермахтом. Штабы сухопутных войск и ВВС расположились неподалеку, также в лесу. Здесь они и остались надолго, почти до конца войны.

В «волчьем логове» ежедневно проходили военные совещания, сюда поступали сведения с фронтов и театров войны, отсюда рассылались директивы и приказы.

Вооруженная борьба на советско-германском фронте развернулась от Балтийского моря до Карпат, а через несколько дней после начала войны она охватила все приграничное пространство от Баренцева до Черного моря. Враг полностью использовал преимущества внезапного и тщательно подготовленного наступления. Главное командование гитлеровского вермахта сразу ввело в действие 153 немецкие дивизии. Группы армий «Центр», «Юг» и «Север» под командованием генерал-фельдмаршалов Бока, Рундштедта и Лееба на всех трех стратегических направлениях продвигались на восток.

Маршал Г. К. Жуков отмечает, что внезапный переход врага в наступление в таких масштабах всеми имеющимися у него и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами во всем объеме советским военным руководством не был предусмотрен.

«Ни нарком, ни я, — пишет Г. К. Жуков, — ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных [144] войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов»{24}.

В составе четырех западных приграничных округов (Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского) лишь до трети имевшихся у них дивизий находились в первом эшелоне армий прикрытия в удалении от границы на 10 — 50 км. Главные силы приграничных округов, расположенные в 80 — 300 км от границы (стрелковые ближе, танковые дальше), вступали в борьбу с противником разрозненно и не могли остановить его наступления. Танковые и моторизованные соединения немецко-фашистских войск, используя превосходство своих сил, осуществляли глубокие прорывы.

Группа армий «Центр», наступавшая на западном стратегическом направлении, являлась самой мощной группировкой врага. В ее состав входили 4-я и 9-я полевые армии, 2-я и 3-я танковые группы — всего 50 дивизий (из них 15 танковых). Сухопутные войска этой группы армий поддерживал 2-й воздушный флот, в составе которого был корпус пикирующих бомбардировщиков.

Противостоящие группе армий «Центр» войска Западного фронта под командованием генерала армии Д. Г. Павлова имели в своем составе 24 стрелковые дивизии, 12 танковых, 6 моторизованных, 2 кавалерийские. По своему численному составу советские дивизии, как уже отмечалось, были в 2 раза слабее немецких. К тому же они оказались рассредоточенными на обширной территории.

В приграничном сражении войска 3-й, 10-й и 4-й армий Западного фронта понесли большие потери и с тяжелыми боями, полуокруженные врагом, отходили на восток. В районе Минска мужественно сражались соединения 13-й армии. 28 июня немецкие войска овладели Минском, а западнее его окружили остатки 3-й и 10-й армий, которые продолжали сражаться, сковывая силы врага. Часть сил 4-й армии отошла в Припятские леса.

1 июля 1941 г. командующим Западным фронтом был назначен маршал С. К. Тимошенко.

10 июля Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования. В ее состав вошли И. В. Сталин (председатель), В. М. Молотов, маршалы С. К. Тимошенко, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников, генерал армии Г. К. Жуков. 19 июля И. В. Сталин назначается наркомом обороны, а 8 августа — Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР. С этого времени Ставка стала именоваться Ставкой Верховного Главнокомандования. Одновременно создаются три главных командования важнейших стратегических направлений: Северо-Западного, Западного и Юго-Западного во главе с маршалами К. Е. Ворошиловым, С. К. Тимошенко и [145] С. М. Буденным. Начальником Генерального штаба вновь становится (с 29 июля) маршал Б. М. Шапошников, а генерал Г. К. Жуков назначается командующим Резервным фронтом.

Командование вермахта считало, что кампания на Восточном фронте развертывается в полном соответствии с планом «Барбаросса».

Начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер 3 июля записал в своем дневнике:

«... кампания против России выиграна в течение 14 дней... Когда мы форсируем Западную Двину и Днепр, то речь пойдет не столько о разгроме вооруженных сил противника, сколько о том, чтобы забрать у противника его промышленные районы и не дать ему возможности, используя гигантскую мощь своей индустрии и неисчерпаемые людские резервы, создать новые вооруженные силы»{25}.

Гитлер также считал, что русские практически войну уже проиграли.

«Хорошо, что мы разгромили танковые и военно-воздушные силы русских в самом начале, — говорил он. — Русские не смогут их больше восстановить»{26}.

В то время в зарубежных странах распространенным было мнение, что СССР с катастрофической быстротой движется к гибели. Так думали не только враги. Даже многие друзья Советского Союза полагали, что развитие военных событий на советско-германском фронте дает серьезные основания для самых мрачных прогнозов в отношении судьбы очередной жертвы фашистской агрессии. Но чем дальше развертывалась борьба, тем яснее вырисовывалась одна из специфических ее особенностей: в отличие от кампаний на Западе, на Восточном фронте превосходство военной мощи германского вермахта не вызвало растерянности и прекращения сопротивления войск, противостоящих агрессору. [146]

Высокая моральная стойкость советских воинов проявилась уже в приграничном сражении. Пограничные заставы и отряды первыми приняли удары вражеских войск на линии государственной границы. Оказавшись в тылу неприятеля, пограничники пробивались на соединение с частями Красной Армии или переходили к партизанским действиям. Нередко было и так, что пограничные заставы длительное время держали оборону в окружении, сражаясь до последнего человека. Яркой страницей стойкости советского народа в минувшей войне явилась оборона Брестской крепости. Немногочисленные подразделения 6-й и 42-й стрелковых дивизий, а также 17-го пограничного отряда в течение месяца противостояли яростному натиску противника, который обладал многократным превосходством сил. Фронт отодвинулся далеко на восток, но защитники крепости, оставаясь маленьким островком среди оккупированной врагом советской территории, потеряв всякую связь с внешним миром, не капитулировали перед агрессором. Почти весь гарнизон погиб в этой борьбе, но подвиг героев Бреста не был напрасной жертвой.

Фашистская группа армий «Юг» развертывала наступление против Юго-Западного и Южного фронтов, командующими которых были генерал-полковник М. П. Кирпонос и генерал армии 14 В. Тюленев. На юго-западном направлении находилась более сильная группировка советских войск, чем на других направлениях.

Сражения на Украине носили упорный характер. Наступавшая на львовском направлении 17-я немецкая армия в Рава-Русском и Перемышльском укрепленных районах встретила стойкое сопротивление советских войск. Перемышль после упорных боев 22 июня был оставлен подразделениями наших войск. Однако контрударом подоспевшей 99-й стрелковой дивизии совместно с отошедшими за город пограничниками 92-го пограничного отряда гитлеровцы на следующий же день были из него выбиты. Защитники Перемышля удерживали город до 28 июня, когда они оставили его по приказу командования Юго-Западного фронта. 99-я стрелковая дивизия 26-й армии была первым воинским соединением в Великой Отечественной войне, награжденным боевым орденом Красного Знамени. Рава-Русский укрепленный район прочно удерживала 41-я стрелковая дивизия 6-й армии. В ночь на 27 июня дивизия отошла на тыловые рубежи, выполняя приказ командования, когда противник прорвался на смежном участке.

Ожесточенные бои развернулись в районе Владимира-Волынского, Луцка, Брод, Дубно, Ровно. Наступавшие здесь главные силы группы армий «Юг» — немецкая 6-я армия и 1-я танковая группа — намеревались с ходу прорвать фронт советских войск и через Житомир нанести стремительный удар на Киев. Однако быстро прорвать фронт немцам не удалось. [147]

В первый день наступления, 22 июня, противник бросил 13 — 14 дивизий в направлении Владимира-Волынского, Луцка, Ровно. Этим силам противостояли четыре стрелковые и одна танковая дивизия первого эшелона 5-й армии, которой командовал генерал-майор танковых войск М. И. Потапов. Несмотря на подавляющее превосходство в силах, враг к концу первого дня боев с трудом преодолел приграничные укрепления на левом фланге и в центре 5-й армии.

24 июня 8-й и 15-й механизированные корпуса под командованием генералов Д. И. Рябышева и И. И. Карпезо нанесли контрудар по наступающим на Дубно войскам 1-й танковой группы генерала Клейста. Затем развернулось ожесточенное сражение в районе Дубно. 8-й и 15-й механизированные и подошедшие к месту боев 36-й стрелковый и 19-й механизированный корпуса наносили удары по дубненской группировке немцев. Противник вынужден был снимать войска с других направлений и перебрасывать их к Дубно. В эти же дни в районе Луцка вели тяжелые бои с врагом 22-й и 9-й механизированные корпуса, а также стрелковые соединения 5-й армии. Гитлеровский план стремительного прорыва к Киеву был сорван.

В этих боях особенно героически сражались войска 5-й армии генерала М. И. Потапова и приданные ей механизированные корпуса. Командовавший тогда 9-м мехкорпусом К. К. Рокоссовский в своих воспоминаниях пишет:

«Немцы бросали и бросали против 9-го мехкорпуса все новые силы. Упорные бои продолжались до 29 июня. Противнику не удалось перехватить дорогу Ровно — Луцк на направлении Клевани. Также не удалось ему вообще прорвать оборону войск 5-й армии. Правда, он смог вводом дополнительных сил потеснить правый фланг армии на участке Ковель, Луцк и форсировать реку Стырь. Но этим не избавил себя от угрозы со стороны наших войск, т. е. 5-й армии и приданных ей механизированных корпусов, нависавших с севера над флангом основной немецкой группировки, устремившейся на Житомир. Эта угроза сильно беспокоила вражеское командование. Отсюда — непрерывные атаки, все более мощные, с целью ее ликвидации.

30 июня создались серьезные трудности на житомирско-киевском направлении, вследствие чего 5-я армия начала отход на рубеж старых укрепрайонов»{27}.

Сражение за Киев началось 11 июля. В этот день немецкий 3-й моторизованный корпус прорвался из Житомира к переднему краю Киевского укрепленного района. Две танковые дивизии этого корпуса, двигаясь по шоссе на Киев, вышли на реку Ирпень, в 20 км западнее украинской столицы.

«Это наступление танковых и моторизованных частей, обеспеченное надежным прикрытием с воздуха и сопровождавшееся массированными бомбовыми ударами [148] по нашим войскам, коммуникациям и глубоким тыловым объектам, создало прямую угрозу захвата Киева и переправ через Днепр»{28}.

В этой опасной обстановке 5-я армия генерала М. И. Потапова силами ударной группировки (31-й стрелковый, 9, 19 и 22-й механизированные корпуса) нанесла контрудар по соединениям 6-й армии и 1-й танковой группы немцев в районе Новоград-Волынского. Противник был скован в ожесточенных боях и понес большой урон. Это вынудило командование группы армий «Юг» повернуть на север девять дивизий. 5-я армия на некоторое время оттянула силы противника от Киева. Это же признает бывший гитлеровский генерал А. Филиппи, отмечая, что контрудар советской 5-й армии отвлек значительные силы немецких 1-й танковой группы и северного крыла 6-й армии «от выполнения основной задачи, заключавшейся в овладении Киевом»{29}.

Самоотверженно сражались с врагом и другие войска Юго-Западного фронта.

На северо-западном направлении развертывала наступление немецко-фашистская группа армий «Север» (16-я, 18-я армии и 4-я танковая группа), имевшая 42 дивизии, в том числе 7 танковых и 6 моторизованных. В ее составе было 725 тыс. человек, 13 тыс. орудий и минометов, 1500 танков. Действия этих войск поддерживали 1-й воздушный флот — свыше 1000 самолетов, а также военно-морские силы Германии. Кроме того, на территории Финляндии находились немецкая армия «Норвегия» и две финские армии — «Юго-Восточная» и «Карельская», которые начали боевые действия несколькими днями позже общего вторжения. Финляндия объявила войну СССР 26 июня, а через три дня после этого немецко-фашистские войска под командованием Фанкельхорста начали наступление на мурманском направлении. Затем развернулись бои в Карелии. Финские армии наносили удары по Ленинграду с севера, чтобы соединиться с немецкими войсками, двигавшимися к Ленинграду с юго-запада и юга.

В первый же день войны на рассвете, не успев еще сосредоточиться и развернуться на границе, войска Северо-Западного фронта подверглись нападению танковых и моторизованных дивизий немцев, поддержанных ударами авиации и артиллерии. Не выдержав мощного натиска превосходящих сил врага, войска 8-й и 11-й армий отходили на всем 445-километровом фронте. Связь штаба фронта с войсками систематически нарушалась. К исходу 22 июня войска Лееба вторглись на советскую территорию на глубину от 20 до 45 км, форсировав на отдельных участках Неман. В последующие дни противник развивал успех, встречая самоотверженное, но в значительной мере разрозненное сопротивление. Северо-Западный фронт за первые 8 — 10 дней войны понес большой урон. Из имевшихся в его составе 31 дивизии и 2 бригад в 22 дивизиях потери в личном составе и в материальной части превышали 50%. [149]

Немецко-фашистская группа армий «Север» стремилась с ходу прорваться к Ленинграду и захватить этот важный стратегический, промышленный и культурный центр Советского Союза. В дальнейшем германское верховное командование рассчитывало повернуть группу армий «Север» для нанесения удара с севера в тыл советской столице.

К обороне Ленинграда с юго-запада Ставка привлекла войска Северного фронта (бывшего Ленинградского военного округа), располагавшего 21 дивизией и бригадой. В задачу фронта входила также оборона и Карельского перешейка, Петрозаводска, Кандалакши, Мурманска, а в дальнейшем — и северной части Эстонии. Всего протяженность фронта составляла 1275 км. Действия сухопутных войск Северо-Западного и Северного фронтов поддерживались Краснознаменным Балтийским флотом — его боевыми кораблями, морской пехотой и авиацией.

В защите Мурманска и всего Кольского полуострова большую роль играл Северный флот. Активную борьбу с врагом вели Ладожская и Онежская военные флотилии.

Продвижение гитлеровцев отнюдь не являлось победным маршем. Ярким примером встречаемого ими сопротивления являлись бои за Лиепаю — важную базу флота на Балтике. Ее гарнизон, а также пограничники, краснофлотцы, курсанты, рабочие батальоны и дружины под общим командованием командира 67-й стрелковой дивизии генерала Н. А. Дедаева, а в морском секторе — командира военно-морской базы капитана 1-го ранга М. С. Клевенского в течение 10 суток бесстрашно отбивали яростные атаки врага.

В героической обороне Лиепаи самоотверженно участвовали и ее жители под руководством первого секретаря горкома партии, члена ЦК компартии Латвии Микелиса Буки. Авиация Балтийского флота наносила удары по аэродромам противника, по его моторизованным войскам и надежно прикрывала военно-морские базы Таллина, полуострова Ханко, островов Моонзунда, а позже — Кронштадта и Ленинграда. Корабли флота устанавливали минные позиции в водах Финского залива.

Под ударами продвигавшейся на рижском направлении немецкой 4-й танковой группы войска Северо-Западного фронта в конце июня вынуждены были оставить Лиепаю, Ригу и продолжать отход на север и северо-восток. 8-я армия отходила в Эстонию, а 11-я армия пробивалась в направлении Полоцка. Для усиления сил фронта Ставка выделила 21-й мехкорпус Д. Д. Лелюшенко. поставив перед ним задачу не допустить форсирования немцами Западной Двины. Однако противник 26 июня крупными силами форсировал реку и захватил Даугавпилс. Нанеся удар по 56-му моторизованному корпусу гитлеровцев, 21-й мехкорпус до 2 июля задерживал его дальнейшее продвижение. Корпус Лелюшенко вошел [150] в состав 27-й армии генерал-майора Н. Э. Берзарина, которая занимала оборону на рубеже реки Великой.

Общая обстановка на подступах к Ленинграду резко ухудшалась. Немецко-фашистские войска в первой декаде июля захватили города Остров, Псков и вышли к реке Плюссе. В то же время противник продвигался в глубь Эстонии, к Таллину. Войска Северо-Западного фронта вели тяжелые оборонительные бои восточнее линии Псков — Пушкинские горы — Опочка, по рекам Великая и Опочка. На Северном фронте финские войска вели наступление на Кандалакшу и Кестеньгу, а затем и на петрозаводском направлении.

На подступах к Ленинграду проводились огромные работы по строительству рубежей юго-западнее города. Основная оборонительная полоса сооружалась по реке Луге и далее до озера Ильмень. Второй рубеж обороны создавался по линии Петергоф (Петродворец), Красногвардейск (Гатчина), Колпино. Третий, завершающий рубеж намечался по линии -Автово — окружная железная дорога. Военный совет фронта принял постановление о прекращении строительства Ленинградского метро, электростанций и других объектов с передачей рабочей силы, техперсонала, механизмов и автотранспорта на строительство обороны. На это ответственное дело были направлены кадровые инженерные и саперные части. В оборонительных работах участвовали сотни тысяч ленинградцев, преимущественно женщины. В городе формировались и направлялись на фронт дивизии народного ополчения.

Грандиозное приграничное сражение показало, что уже с самого начала развитие событий на советско-германском фронте во многом не оправдало расчетов политических и военных руководителей третьего рейха. Война против СССР оборачивалась совсем не легкой кампанией, как ее представлял враг перед нападением. Однако приграничное сражение было им выиграно.

Преодолевая сопротивление советских войск и отражая их контрудары, носившие разрозненный характер, противник к концу первой декады июля продвинулся на 350 — 600 км, захватив Латвию, Литву, часть Эстонии, Белоруссию, значительную часть Украины и частично Молдавию. В ходе этих боев советские войска понесли крупные потери, что серьезно отразилось на последующем ходе вооруженной борьбы. Они лишились также больших запасов горючего, вооружения, продовольствия и боеприпасов, склады с которыми попали в руки врага или были уничтожены нашими войсками при отходе.

Таким образом, в результате неудачных для Красной Армии приграничных боев советские войска отступили на огромном пространстве фронта от Балтийского до Черного моря. В эту тяжелую пору десятки тысяч воинов погибли на фронте, многие части и соединения Красной Армии попали в окружение.

Враг считал, [151] что первый основной этап плана «Барбаросса» полностью осуществлен. Однако на Восточном фронте германский вермахт расплачивался дорогой ценой за каждый шаг продвижения вперед. Бывший гитлеровский генерал фон Бутлар пишет:

«В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе»{30}.

Таких признаний в западногерманской литературе много. Так, Курт Типпельскирх отмечает:

«Гитлер был уверен, что с началом первых операций, как и в предыдущих кампаниях, ему удастся разбить основные силы русской армии и получить в результате этого полную свободу действий. Когда после первых операций этого все же не произошло, в войне наступил первый кризис. Правда, операции всех трех групп армий и особенно на направлении главного удара — в центре общего фронта — прошли успешно, но они не привели ни к быстрому уничтожению всех вооруженных сил противника, ни к подавлению морального духа и мужества войск Красной Армии, на что Гитлер так надеялся. Части и соединения русских войск продолжали стойко сражаться в самом отчаянном положении»{31}.

К середине июля наступающие сухопутные войска противника потеряли свыше 92 тыс. человек убитыми и ранеными, 50% первоначального состава танков, а немецкая авиация — 1284 самолета. Красная Армия, вынужденная отступать, понесла еще больший урон, но к концу третьей недели войны она приостановила наступление врага на важнейших направлениях. Возникшая пауза не была случайностью в ходе единоборства. Она имела иное значение и относилась к числу тех факторов, которые в совокупности обозначали вызревание качественно новых явлений в ходе войны.

По мере продвижения в глубь советской территории и расширения фронта борьбы постепенно выяснялось, что на пути к достижению поставленных врагом целей возникают непредвиденные трудности. План «Барбаросса» уже на первом этапе его проведения обнаруживал трещины, что свидетельствовало об авантюристичности всей гитлеровской стратегии. Но пока что вдохновители и исполнители этого плана преисполнены были уверенности в его близком осуществлении. Верховное командование противника считало, что Красная Армия к 8 июля на всем фронте, от Черного до Балтийского моря, имела всего лишь 55 боеспособных дивизий, а ее резервы ничтожны. Этот прогноз основывался на данных немецкой разведки, доносившей: русские из 164 выявленных стрелковых дивизий потеряли в боях 89 стрелковых и из 29 выявленных танковых дивизий потеряли 20, на фронте у них оставались боеспособными 46 стрелковых и 9 танковых дивизий, да еще 14 стрелковых дивизий скованы на участке [152] фронта против Финляндии, 4 находятся на Кавказе. В резерве — 11 стрелковых дивизий.

Представления германского командования о силах Красной Армии были ошибочны. В действующей армии к середине июля насчитывалось 212 дивизий и 3 стрелковые бригады. Из них полностью были укомплектованы лишь 90. Кроме того, формировались многие новые соединения в глубоком тылу.

Используя временное затишье, обе стороны готовились к продолжению борьбы. Браухич и Гальдер еще 8 июля на докладе у фюрера в его ставке получили указания на дальнейшее продолжение операций. Группе армий «Центр» предлагалось двусторонним охватом окружить и ликвидировать действующую перед ее фронтом группировку советских войск и,

«сломив таким образом последнее организованное сопротивление, открыть себе путь на Москву»{32}.

После этого 3-ю танковую группу Гота намечалось использовать для поддержки группы армий «Север» или

«для дальнейшего наступления на восток, но не для штурма самой Москвы, а для ее окружения»{33}.

2-я танковая группа Гудериана после достижения указанного ей района нацеливалась в южном или юго-восточном направлении восточнее Днепра для поддержки наступления группы армий «Юг».

Гальдер тут же записывает:

«Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет «народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще»{34}.

Людоедские расчеты Гитлера, как это видно из дневниковой записи Гальдера, полностью разделялись германским генералитетом.

Напряженная борьба на фронте продолжалась на северо-западном направлении в Эстонии, на подступах к Ленинграду; на юго-западном направлении — в районах Коростеня, Киева.

10 июля группа армий «Центр» возобновила наступление на западном направлении с целью рассечь войска Западного фронта, окружить их и уничтожить. Началось самое крупное сражение лета 1941 г. — Смоленское сражение.

Ожесточенная борьба развертывалась на огромной территории. Не дожидаясь подхода 9-й и 2-й полевых армий, скованных на 10 дней боями с окруженными западнее Минска советскими войсками, 2-я и 3-я танковые группы Гудериана и Гота совершили глубокие прорывы в районах Полоцка, Витебска и Могилева. Развивая наступление, враг устремился к рубежу Великие Луки, Ярцево, Смоленск, Ельня, Рославль. С подходом немецких пехотных соединений сражение приняло еще более напряженный [153] характер. Советские войска Западного фронта — 22, 19, 20, 13 и 21-я армии — оказывали упорное сопротивление, наносили контрудары. Гитлеровцы уже развертывали наступление к востоку от Днепра, когда 21-я армия под командованием генерала Ф. И, Кузнецова (это было 13 июля) нанесла ответный удар на Бобруйск. Соединения этой армии форсировали Днепр, выбили противника из Рогачева и Жлобина и стали с боями продвигаться на бобруйском направлении, обходя с запада могилевскую группировку немцев.

На главном направлении контрудара действовали соединения 61-го стрелкового корпуса под командованием генерала Л. Г. Петровского. Командование группы армий «Центр» вынуждено было перебросить сюда несколько дивизий, чтобы парировать удар. Контратаковала противника и 20-я армия генерала П. А. Курочкина, оборонявшаяся в центре фронта, на смоленском направлении (в смоленских «воротах»), сковав свыше 10 немецких дивизий. Войска 16-й армии генерала М. А. Лукина сражались непосредственно за Смоленск.

К. К. Рокоссовский так оценивал сложившуюся тогда обстановку:

«Лукин пока еще держал Смоленск, и, видимо, С. К. Тимошенко был уверен в его непоколебимости, хотя у командующего 16-й армией осталось к моменту встречи с врагом всего две стрелковые дивизии. Однако дивизии кадровые, забайкальские, с закалкой и традициями, которые трудно переоценить. Мне запомнились слова: «Лукин сидит в мешке и уходить не собирается». В войсках, руководимых таким генералом, «окруженческих настроений» не могло возникнуть»{35}.

22-я и 19-я армии генералов Ф. А. Ершакова и И. С. Конева вели бои на витебском направлении.

«Конев со своими соединениями по мере их выгрузки пытался овладеть Витебском, куда уже ворвался враг, но безуспешно. Массированные удары немецкой авиации по атакующим частям срывали все эти попытки, вынуждали к отходу»{36}.

Войска 13-й армии, окруженные в районе Могилева, стойко сопротивлялись. Под Ярцево упорную оборону держала группа войск генерала К. К. Рокоссовского.

Противник, обладавший большим превосходством сил, 16 июля захватил Смоленск, но борьба в районе города и восточнее его продолжалась. Ставка Верховного Главнокомандования, правильно оценивая исключительную важность западного (московского) направления, бросает туда, помимо уже имеющихся войск, восемь армий — 24, 28, 29, 30, 31, 32, 33 и 34-ю. Эти силы предназначались для восстановления Западного фронта и создания второго стратегического эшелона, прикрывающего Москву, — Резервного фронта.

Неожиданное для противника упорное сопротивление советских войск заставляет гитлеровскую ставку, генеральный штаб сухопутных сил и командование групп армий постепенно совершать переоценку военного потенциала Советского Союза. Именно это [154] обстоятельство повлекло за собой изменение принципиальных решений германского верховного главнокомандования. В послевоенные годы, как известно, многие западногерманские историки и мемуаристы стали рассматривать германскую стратегию применительно к лету 1941 г. не в связи с действиями Красной Армии, в обусловленности ими, а, прежде всего, как результат волевых решений Гитлера. Это является неприкрытой фальсификацией событий.

Необходимость пересмотра оперативно-стратегических решений возникла не сразу. 21 июля Гитлер в особом поезде прибыл на оккупированную советскую территорию в расположение группы армий «Север», где провел совещание с командующим группой фельдмаршалом Леебом.

Фюрер заявил, что «необходимо возможно скорее овладеть Ленинградом и очистить от противника Финский залив, чтобы парализовать русский флот. От этого зависит нормальный подвоз руды из Швеции»{37}.

Гитлер сказал, что 3-я танковая группа будет снята с московского направления и переброшена на северо-восток для содействия наступлению на Ленинград и чтобы

«как можно скорее перерезать железнодорожную линию Москва — Ленинград»{38}.

Что касается 2-й танковой группы, то она повернет на юго-восток, и наступление на Москву будет вестись лишь силами пехотных армий группы армий «Центр».

«Но это обстоятельство, — как отмечается в военном дневнике верховного главнокомандования вермахта, — не беспокоит фюрера, потому что Москва для него лишь географическое понятие»{39}.

В заключение фюрер подчеркнул, что

«в недалеком будущем наступит крах русских»{40}.

В еще более радужном свете рисуются перспективы войны в документе германского верховного главнокомандования, названном «Дополнение к директиве ОКБ № 33»{41}. Здесь говорится о том, что на южном участке войска в первую очередь должны овладеть Украиной, Крымом и территорией до Дона; на центральном участке перед пехотными соединениями 9-й и 2-й полевых армий ставилась задача разгромить советские войска в районе между Смоленском и Москвой, продвинуться дальше на восток и захватить Москву. 3-я танковая группа временно передавалась группе армий «Север» с тем, чтобы командование этой группы могло выделить крупные пехотные силы для наступления на Ленинград. По выполнении своей задачи 3-я танковая группа должна была возвратиться в прежнее подчинение. Таковы были предначертания плана. Действительность оказалась куда более сложной для германских завоевателей.

Проходит совсем немного дней, и 30 июля группа армий «Центр» получает приказ прекратить наступление на западном (московском) направлении и перейти здесь к обороне. Что же произошло за время с 23 по 30 июля, что заставило германское [155] верховное командование столь существенно пересмотреть свои директивы в отношении наступления на Восточном фронте?

Браухич и Гальдер — главнокомандующий и начальник генерального штаба сухопутных сил — начинали видеть назревавший кризис в одновременном наступлении на трех стратегических направлениях. Поэтому они усомнились в реальности оперативных целей, поставленных «Дополнением» к директиве 33. В складывающейся на фронте обстановке они считали наиболее целесообразным главные силы группы направить для захвата Москвы. При таком варианте решения, полагали Браухич и Гальдер, можно будет «сломить хребет русской обороны».

По мнению главного командования сухопутных войск,

«в этом наступлении по всем предвидениям будут уничтожены самые мощные силы русских. Поэтому они будут биться за Москву до последнего, непрерывно вводя в бой новые силы. В результате овладения районом Москвы мы разгромим центр русского аппарата управления, центр русских путей сообщения и важный центр русской промышленности. Россия окажется рассеченной на северную и южную половины. В итоге это чрезвычайно затруднит русским организованное сопротивление»{42}.

Гитлер, при полном согласии с ним Кейтеля и Йодля, вместо удара на Москву хотел обеспечить наступление групп армий «Север» и «Юг». ОКБ считало это необходимым для обеспечения коммуникаций Восточного фронта. Крайне важным для судеб всей войны был в их глазах захват Украины и Кавказа с их богатыми стратегическими ресурсами. Однако не эта разница во мнениях верховного главнокомандования и главного командования сухопутных войск явилась основной причиной новых решений о ведении операций на Восточном фронте, а тем более двухмесячной остановки группы армий «Центр» под Смоленском.

На деле это было результатом возрастающего сопротивления Красной Армии не только в центре, но и на флангах советско-германского фронта. Советские войска упорной обороной и контрударами сковали наступающего противника, не допуская его к Киеву и не позволяя продвигаться на юг вдоль Днепра с целью окружения основных сил Юго-Западного и Южного фронтов. Наличных сил группы армий «Юг» не хватало для выполнения поставленной перед ней задачи, что также вытекало из просчетов плана «Барбаросса».

На северо-западном направлении немецко-фашистские войска 10 июля нанесли удар из района Пскова и Острова. Развивая успех, 56-й моторизованный корпус противника к 13 июля прорвался в районе Сольц и создал угрозу захвата Новгорода. Однако 11-я армия Северо-Западного фронта внезапно нанесла контрудар в районе Сольц. Вражеский корпус, фланги которого были растянуты и открыты, понес значительные потери. В четырехдневных [156] боях немецкая 8-я танковая дивизия была разгромлена, а советские войска продвинулись на запад почти на 40 км. Наступление 4-й танковой группы противника временно приостановилось. Командующий группой армий «Север» фон Лееб вынужден был бросить часть своих сил на отражение контрудара советских войск, и 19 июля наступление противника на Ленинград застопорилось. Враг был остановлен на рубеже реки Луги.

Ставка Верховного Главнокомандования продолжала принимать меры по упрочению защиты Ленинграда. Для прикрытия тихвинского и волховского направлений южнее Ладожского озера и вдоль реки Волхов были развернуты 54-я и 52-я армии.

Группа армий «Центр» в это время отражала усилившиеся удары советских войск в районах Смоленска, Ярцево, Ельни.

«Во второй половине июля, — пишет маршал Г. К. Жуков, — бои в районе Смоленска и восточнее его приобрели еще более ожесточенный характер. На всем фронте враг наталкивался на активное противодействие частей Красной Армии»{43}.

Обстановка на фронте в конце июля сложилась так, что ставка германского верховного главнокомандования была вынуждена принять решение временно остановить наступление на центральном участке фронта. Директива ОКБ № 34 от 30 июля 1941 г. началась признанием именно этого факта.

«Развитие событий за последние дни, появление крупных сил противника перед фронтом и на флангах группы армий «Центр», положение со снабжением и необходимость предоставить 2-й и 3-й танковым группам для восстановления их соединений около 10 дней вынудили временно отложить выполнение целей и задач, поставленных в директиве 33 от 19. 7 и в дополнении к ней от 23. 7»{44}.

Смоленское сражение задержало наступление немецко-фашистских войск на главном стратегическом направлении.

«Хотя разгромить противника, как это планировала Ставка, не удалось, но его ударные группировки были сильно измотаны»{45}.

Нелепо думать, оглядываясь на события тех дней, как то делают фальсификаторы истории, что рассмотренное решение Гитлера о приостановке наступления на Москву было «роковым», определившим последующие неудачи гитлеровского вермахта и в конечном итоге проигрыша фашистской Германией всей войны. По этому поводу в советской исторической литературе сказано много и достаточно убедительно. Главную причину провала плана «Барбаросса» следует искать не в спорах между Гитлером, который, кстати, не был одинок в своих взглядах, и некоторыми его генералами, предлагавшими иные оперативные решения в ходе кампании на Востоке. Судьбу кампании 1941 г., как и всей войны, решали объективные факторы: военные, экономические и морально-политические. [157]

Советское Верховное Главнокомандование в августе — сентябре стремилось вырвать у противника инициативу путем перехода Красной Армии в наступление. На западном направлении шли ожесточенные бои, советские войска наносили контрудары по группе армий «Центр». Смоленское сражение закончилось контрударом советских войск в районе Духовщины и Ельни. В итоге двухмесячных напряженных боев — с 10 июля по 10 сентября — центральная группировка вермахта продвинулась еще на 170 — 200 км, но она так и не сумела сломить сопротивление советских войск. Главной цели на этом направлении противник не достиг.

«Немецко-фашистское командование, — пишет К. К. Рокоссовский, — нанося удары войсками группы армий «Центр» (2-я, 9-я армии и две танковые группы), было уверено, что операция закончится окружением и уничтожением в районе Смоленска основных сил Западного фронта. Эта затея провалилась. И враг встретил на московском стратегическом направлении не пустоту, как предполагал, а вновь созданную прочную оборону»{46}.

Генерал Бутлар, непосредственный участник событий, описывая эти первые недели и месяцы гитлеровского вторжения в Советский Союз, признает, что упорная оборона и активные контрудары советских войск вызвали среди германских военных верхов сильное замешательство.

«Главное командование сухопутных сил пришло к выводу, что военная мощь Советского Союза была недооценена»{47}.

В развитии военных операций на фронте все больше появлялись признаки, свидетельствующие о нараставшей силе советского сопротивления агрессору. Средний темп наступления противника на западном направлении в июле составлял 6 — 7 км в сутки, а в первые дни войны — около 30 км. Красная Армия перед лицом тяжелых испытаний войны сразу же показала, что она обладает высоким морально-политическим потенциалом. Вместе с тем отсутствие боевого опыта значительно снижало ее боеспособность. Этот опыт она приобретала на полях сражений. 18 сентября 1941 г. особенно отличившиеся в боях на Западном фронте стрелковые дивизии — 100-я, 127-я, 153-я и 161-я были преобразованы в гвардейские — в 1-ю, 2-ю, 3-ю и 4-ю. В пламени борьбы родились первые гвардейские соединения Красной Армии. Командирами их были: И. Н. Руссиянов, А. З. Акименко, Н. А. Гаген и П. Ф. Москвитин.

На других направлениях советско-германского фронта также велась исключительно напряженная борьба. Немецко-фашистская группа армий «Юг» наступала на Правобережной Украине. Противник стремился быстрее захватить этот обширный район с его высокоразвитыми промышленностью и сельским хозяйством, особенно богатый углем, рудой, марганцем и хлебом.

«Со стратегической точки зрения овладение Украиной обеспечивало поддержку [158] с юга центральной группировке немецких войск, перед которой по-прежнему стояла главнейшая задача — захват Москвы»{48}.

Войска Юго-Западного и Южного фронтов в тяжелых боях задерживали продвижение противника, но остановить его не могли. В этой борьбе большую стойкость проявляли 5, 26 и 6-я армии генералов М. И. Потапова, Ф. Я. Костенко и И. Н. Музыченко, а также другие войска. Встретив упорное сопротивление советских войск в Киевском укрепленном районе, противник повернул на юг, чтобы выйти в тыл 6, 12 и 18-й армиям, отходившим с рубежа Бердичев — Староконстантинов — Проскуров. Положение этих армий еще более ухудшилось после прорыва

11-й немецкой армией обороны Южного фронта. Остатки 6-й и 12-й армий в начале августа были окружены в районе Умани. 4 августа вражеское кольцо вокруг них сжалось до предела.

«Командование отрезанных войск приняло решение прорывать его своими силами. Но осуществить прорыв не удалось. Последняя отчаянная попытка выбраться из «котла» была предпринята в ночь на 6 августа... Но их силы при прорыве кольца иссякли, и в ту же ночь наступила катастрофа»{49}.

Все более ожесточенный характер принимало сражение за Киев. Для противника взятие этого города связывалось с решением важнейшей части общего стратегического плана войны. Командование вермахта считало, что наступление группы армий «Юг» не может развиваться дальше, пока рубеж Днепра прикрывает сильная ударная группировка советских войск. В районе Киева враг встретил организованное сопротивление нескольких армий.

Гитлер приказал овладеть Киевом 8 августа и в тот же день провести на Крещатике военный парад. Однако приказ не был выполнен.

«По 11 августа включительно противник при поддержке авиации и артиллерии непрерывно, днем и ночью, атаковал боевые порядки войск Киевского укрепленного района и 27-го стрелкового корпуса. Враг понес большие потери, но успеха не имел. Все его атаки были отбиты. А в самый напряженный момент, когда силы защитников города, казалось, были на исходе, командование фронта направило в Киев свои последние резервы»{50}.

Самоотверженно участвовало в обороне столицы Украины местное население. Маршал И. X. Баграмян, участник боев за Киев, в этой связи пишет следующее:

«Воины Юго-Западного фронта повседневно ощущали всестороннюю помощь жителей славного города-героя. Наши войска имели крепкий и надежный тыл. Это было самым наглядным проявлением неразрывного единства армии и народа»{51}.

Возникла угроза и для Одессы. Ставка Верховного Главнокомандования 5 августа приказала командующему Южным фронтом [159] генералу армии И. В. Тюленеву:

«Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот»{52}.

В августе немецко-фашистские войска заняли всю Правобережную Украину, но районы Киева и Одессы продолжали удерживаться советскими войсками. Германское верховное командование было серьезно озабочено отставанием продвижения группы армий «Юг», что нарушало ее взаимодействие с группой армий «Центр», оказавшейся изолированной.

10 августа начальник штаба группы армий «Юг» Зоденштерн докладывал начальнику генерального штаба сухопутных сил Гальдеру:

«Наши войска сильно измотаны и несут большие потери. Напряженное положение на северном фланге может быть облегчено только посредством перегруппировки частей и подброски новых сил... »{53}

Не располагая необходимыми резервами, гитлеровская ставка решила часть сил — 2-ю армию и 2-ю танковую группу из группы армий «Центр» передать на усиление группы армий «Юг». Таким путем после отмеченных выше споров обеспечивалась борьба за днепровский рубеж я движение в Крым и на Кавказ. 21 августа Гитлер подписал приказ ставки вермахта, в котором говорилось:

«1. Главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти с Кавказа; на севере — окружение Ленинграда и соединение с финнами»{54}.

Решение германского верховного командования о приостановке наступления на московском стратегическом направлении для первоочередного решения задач на флангах Восточного фронта свидетельствовало о признании врагом невозможности преодоления советского сопротивления без существенного изменения первоначального плана ведения войны. Вместе с тем такое решение резко ухудшило обстановку для советских войск на юго-западном направлении. Немецкие 2-я армия и 2-я танковая группа были повернуты на юг для окружения и разгрома войск правого крыла Юго-Западного фронта. Сразу же осложнилась обстановка в полосе Центрального фронта. Его 21-я армия отступала к Чернигову, куда подходили части 2-й немецкой армии.

Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин разрешил отвести часть войск (5-ю армию и 27-й стрелковый корпус) правого крыла Юго-Западного фронта на восточный берег Днепра. Киевская группировка советских войск оставалась на месте с задачей задержать врага и защищать подступы к Киеву до последней возможности.

В начале сентября немецкие 2-я армия и 2-я танковая группа вышли к нижнему течению Десны, а 1-я танковая группа и 17-я армия захватили и расширили плацдарм в районе Кременчуга [160] на левом берегу Днепра. Было очевидно, что обе эти группировки будут наносить встречные удары для выхода в тыл войскам Юго-Западного фронта с целью их окружения. В качестве контрмеры Ставка приказала вновь созданному Брянскому фронту разгромить 2-ю танковую группу Гудериана и не допустить ее продвижения на юг. Кроме того, в район Путивля предполагалось выдвинуть 2-й кавалерийский корпус, направляемый с Южного фронта на Ромны. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, сорвать замысел гитлеровского командования в отношении войск Юго-Западного фронта не удалось. Встречное наступление немецко-фашистских войск завершилось тяжелыми последствиями для Юго-Западного фронта. Каким образом развивались эти трагические события? В воспоминаниях маршалов Г. К. Жукова, А. М. Василевского, К. С. Москаленко и И. X. Баграмяна{55}, а также в военно-исторических трудах говорится, что вопрос о немедленном отводе войск с днепровского рубежа, включая киевскую группу, возникал в Генеральном штабе и в Ставке (предложение Г. К. Жукова), ставили его и просили разрешения на такой отвод главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал С. М. Буденный, командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос. Однако предложение это не получило своевременного разрешения{56}. А когда приказ об отходе войск фронта на тыловой оборонительный рубеж реки Псел был, наконец, получен, то было уже поздно. Значительная часть войск Юго-Западного фронта была охвачена крупными силами врага. В окружение попали 5, 37, 26-я армии, часть сил 21-й и 38-й армий. 18 и 20 сентября окруженные соединения были рассечены на отдельные очаги сопротивления. Многим отрядам и группам удалось вырваться из окружения, но тысячи воинов не смогли этого сделать. Среди погибших при выходе из окружения были командующий фронтом М. П. Кирпонос, начальник штаба фронта В. И. Тупиков, члены Военного совета М. А. Бурмистенко и Б. П. Рыков.

В западной буржуазной литературе весьма преувеличиваются данные о потерях войск Юго-Западного фронта, окруженных в сентябре 1941 г. Так, А. Филиппи отмечает, что гитлеровцы взяли в плен 665 тыс. человек. Маршал К. С. Москаленко решительно отвергает такое утверждение.

«Во всем этом нет ни слова правды, — пишет он. — Во-первых, все попавшие в окружение войска еще до того, на 10 сентября, насчитывали лишь около 452 тыс. человек. Следовательно, уже по одной этой причине в плен к немцам не могло попасть почти в 1,5 раза большее число людей. Во-вторых, в кровопролитных боях до окружения и в следовавшей за ним десятидневной битве мы понесли большой урон убитыми, и, таким образом, численность наших поиск по вражеском кольце стала еще меньшей. В-третьих, значительное [161] число советских солдат и офицеров вырвались из окружения, многие ушли в партизаны.

Из всего этого следует, что в плен попала сравнительно небольшая часть войск, оказавшихся в окружении. Что касается остатков 5-й армии, то и они не были «окончательно раздавлены», как уверяет А. Филиппи, а вышли из окружения в разных местах, пройдя с тяжелыми боями от Чернигова до Оржицы и далее на реку Псел к северо-востоку от Миргорода»{57}.

Однако потери советских войск были тяжелыми.

Все эти события, рассматриваемые ретроспективно, представляют интерес как для истории, так и военного искусства. При этом важно учитывать, что опыт стратегического руководства вооруженной борьбой первоначально приобретался в исключительно трудных условиях, когда противник обладал превосходством сил и средств, а также инициативой действий. Советскому командованию приходилось тогда принимать ответственнейшие решения в исключительно сложной обстановке. Все это с большой убедительностью и четкостью раскрыто в советской исторической и историко-мемуарной литературе.

Маршал Г. К. Жуков рассказывает, как мучительно и напряженно проходило обсуждение в Ставке вопроса об отводе войск Юго-Западного фронта за днепровский рубеж и чем обусловливались разногласия в подходе к этому вопросу. Верховный Главнокомандующий не допускал и мысли об оставлении Киева.

«Вплоть до 17 сентября, — пишет А. М. Василевский, — он не только отказывался принять, но и серьезно рассмотреть предложения, поступавшие к нему от главкома этого направления, члена Ставки Г. К. Жукова, Военного совета Юго-Западного фронта и от руководства Генерального штаба. Объяснялось это, на мой взгляд, тем, что он преуменьшал угрозу окружения основных сил фронта, переоценивал возможность фронта ликвидировать угрозу собственными силами и еще больше переоценивал предпринятое Западным, Резервным и Брянским фронтами наступление во фланг и тыл мощной группировки врага, наносившей удар по северному крылу Юго-Западного фронта. Сталин, к сожалению, всерьез воспринял настойчивые заверения командующего Брянским фронтом А. И. Еременко в безусловной победе над группировкой Гудериана. Этого не случилось»{58}.

За несколько дней до завершения окружения главнокомандующим Юго-Западным направлением вместо С. М. Буденного был назначен С. К. Тимошенко, приступивший к исполнению своих обязанностей 13 сентября.

Сражение за Киев, продолжавшееся 70 дней, и в целом борьба на юго-западном направлении надолго сковали в боях группу армий «Юг». А когда ей в поддержку были повернуты 2-я полевая армия и 2-я танковая группа, то это более чем на месяц [162] задержало наступление немецко-фашистских войск на Москву. В боях на киевском направлении советские войска разгромили свыше 10 кадровых дивизий вермахта, уничтожили более 100 тыс. солдат и офицеров противника.

Вскоре Ставка расформировала Юго-Западное направление, а маршал С. К. Тимошенко стал командующим Юго-Западным фронтом. Обстановка на фронте была тяжелой. Враг прорвался в Донбасс, захватил часть Левобережной Украины и вышел на подступы к Крыму. Ставка вынуждена была перебросить на Юго-Западный фронт резервы, чтобы укрепить его положение.

8 августа началась оборона Одессы. Она сковала на 73 дня 18 румынских дивизий, что облегчало отход Южного фронта за Днепр. Защиту города осуществляла Отдельная Приморская армия под командованием генерал-лейтенанта Г. П. Софронова. В ее составе были 25-я Чапаевская и 95-я Молдавская стрелковые дивизии. Командованию армии были подчинены Одесская военно-морская база, Дунайская военная флотилия, Тираспольский укрепленный район и ряд частей. 20 августа решением Ставки создается Одесский оборонительный район (OOP) под командованием контр-адмирала Г. В. Жукова.

«Командование Приморской армии сосредоточило свое внимание на руководстве боевыми действиями на сухопутных рубежах Одесской обороны»{59}.

Боевые корабли, береговая артиллерия, морская авиация, а также морская пехота активно помогали в стойкой обороне Одессы. В защите города самоотверженно участвовало и его население. Добровольцы Одессы и ее пригородов дали пополнение армии около 76 тыс. человек, в том числе 35 тыс. ополченцев. Тысячи одесситов сражались в отрядах народного ополчения и в рядах истребительных батальонов. Несмотря на многократное превосходство сил противника, ему не удалось взять Одессу. В упорных боях здесь было сковано 18 дивизий врага, что составляло половину румынской армии. Ставка Верховного Главнокомандования приказала эвакуировать войска Одесского оборонительного района на Крымский полуостров, когда возникла угроза потери Крыма. Эвакуация производилась на кораблях Черноморского флота и 16 октября была успешно завершена.

Через две недели после оставления Одессы началась оборона Севастополя, продолжавшаяся почти 250 дней: с 30 октября 1941 г. до 4 июля 1942 г. Отрезанный с суши от «Большой земли», блокированный с моря военными кораблями и авиацией противника, Севастополь оставался в течение долгих месяцев неприступной крепостью, отражая самые яростные атаки врага.

Оборона Киева, Одессы и Севастополя оказала большое воздействие на срыв темпов наступления противника на юго-западном и южном направлениях, а также на изматывание его сил, постепенное подтачивание наступательной мощи вермахта. [163] Это отразилось и на общем ходе войны в ее первые месяцы — самые тяжелые для советской страны.

Продолжала развертываться трудная борьба и на северо-западном направлении. Немецко-фашистские армии вели наступление на красногвардейском, лужском и новгородском направлениях. На петрозаводском направлении и на Карельском перешейке наступали финские войска. 8-я армия, отрезанная от остальных войск Северо-Западного фронта, еще 13 июля была передана директивой главкома К. Е. Ворошилова в состав Северного фронта, который стал отвечать и за оборону Эстонии, в том числе островов Моонзундского архипелага.

В Эстонии 8-я армия задержала продвижение немцев к Финскому заливу, но затем ее ослабленные дивизии вынуждены были отойти. Героически сражались защитники Таллина. 28 августа, выполняя приказ, гарнизон и флот в сложных условиях эвакуировались из Таллина в Кронштадт и Ленинград. Потери при эвакуации составили 16 боевых кораблей и 35 транспортов и вспомогательных судов. Острова Эзель и Даго и полуостров Ханко продолжали удерживаться их героическими и самоотверженными защитниками.

С 23 августа Северный фронт был разделен на два фронта: Ленинградский и Карельский. Это было вызвано тем, что с выходом финских войск к Ладожскому озеру фронт был разрезан на две части.

Группа армий «Север», преодолевая сопротивление защитников Советской Прибалтики, медленно приближалась к поставленной цели. Враг стремился ударами с запада, юго-запада и юга, с севера и северо-востока окружить Ленинград. В середине августа 34-я армия Северо-Западного фронта нанесла контрудар по врагу под Старой Руссой. Немцы овладели в этом месяце Кингисеппом, Новгородом, Чудовом, Любанью, Тосно, вплотную подошли к Колпино. Захватив станцию Мга, враг перерезал последнюю железную дорогу, связывающую Ленинград со страной. Пал Шлиссельбург (Петрокрепость), но его крепость «Орешек» продолжала прочно удерживаться. На Карельском перешейке финские войска вышли к линии старой границы. У Ладожского озера противник 8 сентября сомкнул кольцо блокады вокруг Ленинграда. Через два дня после этого в командование Ленинградским фронтом вступил генерал армии Г. К. Жуков. В сентябре жестокие бои продолжались в непосредственной близости к городу. Гитлеровцы ценой тяжелых потерь взяли Красное Село, Пушкин, Лигово, Новый Петергоф. Бои шли у поселков Володарский и Урицк, на Пулковских высотах. В сентябре гитлеровское командование бросило на решающий штурм Ленинграда свои дивизии, но они не сумели больше продвинуться ни на шаг. Всюду захватчики встречали отпор, преодолеть который они так и не сумели. [164] Враг вынужден был зарыться в землю и приступить к позиционной войне.

Героическая оборона Ленинграда началась 8 сентября 1941 г. и продолжалась до 27 января 1944 г. — 900 дней. Это было почти два с половиной года борьбы и страшных испытаний. То, что пришлось пережить защитникам города — войскам, Балтийскому флоту и жителям, невозможно передать в немногих словах. Можно лишь сказать, что ни штурмом города превосходящими силами, ни варварским разрушением домов, улиц и кварталов методическим обстрелом тяжелой артиллерии, ни налетами авиации, ни жестокой блокадой гитлеровцам не удалось подавить волю ленинградцев к сопротивлению. Многие из них погибли в этой борьбе. Особенно велики были жертвы среди гражданского населения. В городе погибло от снарядов и бомб 16 467 человек и 33 782 человека были ранены. Но больше всего гибли от голода. Битва за Ленинград полностью сорвала выполнение важнейшей части плана «Барбаросса». Ни на одном из трех главных стратегических направлений своего наступления противник не решил поставленной задачи. Ленинград закрыл путь вермахту на северо-западном участке советско-германского фронта. Это было крупным провалом стратегии «молниеносной войны» фашистской Германии против Советского Союза. Подвиг Ленинграда вошел в историю ярким свидетельством мужества и стойкости советских людей.

На втором этапе кампании 1941 г., несмотря на дальнейшее продвижение вермахта на всем советско-германском фронте, гитлеровцы не завоевали победы. Красная Армия понесла большие потери, но она сохранила свою боеспособность и оказывала возрастающее сопротивление наступающему врагу.

Вопреки ожиданиям гитлеровской ставки не был дезорганизован и советский тыл, который в июле — августе обеспечил сражающиеся на фронте войска крупными резервами (несколько десятков армий). По истечении трех месяцев войны германские вооруженные силы так и не сумели овладеть Ленинградом, Москвой, всей Украиной, Крымом и Кавказом. Средний темп наступления противника по сравнению с первым этапом кампании на северо-западном направлении снизился с 27 до 1,6 км, на западном — с 28 — 29 до 6,4 — 3,6 км, на юго-западном — с 18 — 19 до 5 — 1,4 км в сутки. По всем трем группам армий — «Север», «Центр» и «Юг» — гитлеровцы не достигли целей плана «Барбаросса» ни по времени, ни по пространству, ни по объектам.

Резко возросли и потери вермахта на Восточном фронте. Германской верховное командование и главное командование сухопутных сил испытывали недостаток стратегических резервов.

Конечно, в то время гитлеровцы еще располагали устрашающей народы военной мощью и огромными ресурсами. И они продолжали подчинять их стратегии «молниеносной войны» против [165]СССР. Однако развитие событий все с большей очевидностью свидетельствовало о грубой ошибочности такой концепции применительно к Советскому Союзу. 11 августа генерал Гальдер вынужден был записать в своем дневнике:

«Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс — Россия... был нами недооценен. Это утверждение можно распространить на все хозяйственные и организационные стороны, на средства сообщения и, в особенности, на чисто военные возможности русских»{60}.

Такое признание со стороны начальника генерального штаба немецких сухопутных сил было симптоматично. На смену упоению от первоначальных успехов начинали приходить сомнения в безграничном превосходстве фашистского вермахта.