Начало Второй Мировой войны

Стратегия агрессоров

Германские монополии и выразители их интересов в третьем рейхе продолжали стремиться к установлению мирового господства. Намеченные акты агрессии фашистская Германия проводила с учетом международной обстановки, которая не оставалась, конечно, неизменной. В книге Гитлера «Майн кампф», написанной задолго до прихода его к власти (в 1924 г.), будущий диктатор устанавливал такую последовательность завоеваний с целью создания германской всемирной империи: сначала Франция, потом СССР. В уничтожении конкурентов на Западе он видел лишь средство, чтобы затем обрушиться на Советский Союз с его необъятным «жизненным пространством», огромными естественными богатствами и многими миллионами людей для превращения их в покорных рабов. В Советском Союзе — социалистическом государстве нацисты видели также наиболее ненавистного и опасного для них врага.

Таким образом, вырабатывая стратегию агрессии, военно-политическое руководство фашистской Германии хотело избежать борьбы на два фронта, памятуя уроки первой мировой войны. При этом Гитлер допускал возможность временного сближения с Советским Союзом. В 1934 г. фюрер в беседе с Раушнингом — председателем Данцигского сената, впоследствии бежавшим из третьего рейха и издавшим в США ряд книг, разоблачивших гитлеровскую клику — сказал:

«Вероятно, мне не избежать союза с Россией. Я придержу его в руке как последний козырь. Возможно, это будет решающая игра моей жизни. Ее нельзя преждевременно начинать... Но она никогда не удержит меня от того, чтобы столь же решительно изменить курс и напасть на Россию после того, как достигну своих целей на Западе. Глупо было бы думать, что мы будем всегда идти прямолинейно, куда глядит нос, в нашей борьбе. Мы будем менять фронты, и не только военные... »{1}.

Стратегическая концепция гитлеровцев предусматривала определенную последовательность в осуществлении агрессивных действий: ликвидация малых буферных государств Центральной и Юго-Восточной Европы в целях улучшения стратегических и экономических позиций рейха; развязывание большой войны на Западе (разгром Франции, вывод из войны Англии, оккупация всей Западной Европы и создание предпосылок для победоносной войны против СССР); разгром Советского Союза; завоевания [46] в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке. Подготовка борьбы против США.

Чтобы осуществить свои стратегические замыслы, германский фашизм делал ставку на разобщение своих предполагаемых главных противников, чтобы избежать одновременной борьбы на два или более фронтов и не допустить создания антигерманской коалиции. Гитлеровцы рассчитывали также, что Италия серьезно подорвет стратегические позиции Великобритании в бассейне Средиземного моря, а Япония отвлечет значительные силы Англии, а впоследствии и США от Европы активными действиями на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии, а также свяжет Советский Союз на дальневосточных границах.

В качестве важнейшего способа сокрушения враждебных Германии европейских государств и достижения решающих успехов в кратчайшие сроки гитлеровцы делали ставку на молниеносную войну — «блицкриг»{2}.

Стратегическое планирование большой войны заранее и преднамеренно вели не только нацистские лидеры, но и германский генералитет, роль которого в подготовке и развязывании агрессии обусловливалась отнюдь не только профессиональным положением.

Высшее политическое и военное руководство третьего рейха в идеологическом отношении составляло одно целое, выступая оруженосцами фашизма. Верховное главнокомандование и руководящие штабы{3} полностью подчиняли свою деятельность внешнеполитическим целям германского милитаризма.

Для уяснения последующего хода событий, особенно первого периода второй мировой войны, важно учитывать, что фашистской Германии удалось создать в целом мощную военную машину{4} и вопрос этот нельзя сводить лишь к количеству и качеству вооружения, обученности личного состава вермахта, слепой, почти автоматической исполняемости приказов вышестоящих военных начальников. Гитлеровская чудовищная машина сокрушения обладала и высоким боевым духом.

Советский историк Д. М. Проэктор, как нам представляется, хорошо объясняет это парадоксальное на первый взгляд явление.

«Уже первые месяцы войны, — пишет он, — заставили содрогнуться мир: откуда у немецкой армии этот фанатизм сокрушения, зловещий подъем военного духа, эта вера в гитлеризм и в его лозунги?

Все стало ясно значительно позже. До войны многие понимали, что такое фашизм, каковы его социальные корни. Но его возможности воздействия на психологию отдельного человека, на солдата, бесспорно, недооценивались.

Дело не только в мираже материального благополучия, не только в грандиозной спекуляции на шовинистических чувствах и недовольстве мещанской массы; не только в аппарате насилия, [47] духовного, физического принуждения. Дело в том, что мощная система фашистской пропаганды оказалась дьявольской по своему эффекту. Особенно в первые годы войны она захлестнула ум и сознание миллионов и миллионов немцев. Она воспитывала физиологическую ярость к другим народам и обожествление фюрера. Одно неизбежно сопутствовало другому. «Один народ, один рейх, один фюрер. Один! И больше никого»{5}.

Однако вся политика фашистского рейха при всей ее грозной опасности для человечества проводилась на непрочном основании и ставила перед собой авантюристические цели.

После аннексии Чехословакии гитлеровская клика стала готовить агрессию против Польского государства. Еще осенью 1938 г. Германия создала так называемый данцигский кризис. Затем Гитлер приказал разработать план военных действий против Польши (план «Вейс»). По указанию фюрера подготовку следовало проводить с таким расчетом, чтобы обеспечить готовность к проведению операции не позднее 1 сентября 1939 г. 23 мая 1939 г. на совещании германского генералитета в имперской канцелярии Гитлер заявил:

«Данциг отнюдь не тот объект, из-за которого все предпринимается. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке... Таким образом, вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, отпадает, и остается решение: при первом же подходящем случае напасть на Польшу»{6}.

Через три месяца после этого, 22 августа, выступая в Оберзальцберге на секретном совещании с высшим генералитетом, Гитлер снова говорил о нападении на Польшу и упомянул о некоторых новых деталях.

«Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, — заявил он. — А будет ли он правдоподобен — значения не имеет. Победителя потом не спросят, говорил он правду или нет. Для развязывания и ведения войны важно не право, а победа»{7}.

Дальше фюрер призвал своих генералов:

«Закрыть сердце всякой человеческой жалости. Действовать жестоко... » Он указал на необходимость «быстрого исхода военных действий»{8}.

Захват Польши в гитлеровской стратегии был первым шагом к завоеванию «жизненного пространства» на востоке Европы. Разбитая и раздавленная германским вермахтом Польша, по замыслам гитлеровцев, должна была стать удобным плацдармом для последующего нападения на Советский Союз. Военная кампания в Польше не представлялась немецким генералам трудной с чисто военной стороны. Их беспокоило другое: не повлечет ли за собой эта очередная авантюра вооруженное столкновение с великими западными державами?

Захваты Австрии и Чехословакии поощряли агрессора, но обстановка в Европе не оставалась неизменной. Реакционное правительство Польши отказалось от помощи СССР, но Англия и Франция дали военные гарантии ее безопасности. Как на этот [48] раз поступят англо-французские мюнхенцы? Соображения на этот счет менялись в гитлеровских верхах, включая и верховное командование, но в конечном счете возобладало наиболее для них желаемое мнение.

На упомянутом выше совещании в Оберзальцберге, где Гитлер собрал всех командующих, он заявил, что со стороны Англии и Франции едва ли можно ждать выступления. С пренебрежением говорил он об их военных возможностях, утверждал, что в Англии нет настоящего вооружения, а армия и флот не готовы к войне, которую они ожидают не раньше как через два-три года. Общий вывод Гитлера сводился к тому, что Англия и Франция не решатся оказать помощь Польше. Эти расчеты гитлеровцев могли оправдаться и в том случае, если бы вслед за Польшей они напали на Советский Союз. Но к этой агрессии они не были готовы. Что касается Англии и Франции, то, как вскоре выяснилось, германские руководящие верхи многого все же не учли. Быстрое усиление Германии углубляло политические и экономические противоречия между западными империалистическими державами. Война между ними становилась все более близкой и неизбежной.

Германское командование развернуло против Польши значительные силы и средства, что видно из таблицы 1.

	Германия	Польша
Численность вооруженных сил	1,6 млн. чел.	1,0 млн. чел
Дивизии	62	39
Танки	2800	870 (с танкетками)
Артиллерийские орудия и минометы	6000	4300
Боевые самолеты	2000	407

На случай, если боевые действия с англо-французскими войсками все же начнутся, для прикрытия западных границ рейха выставлялась группа армий «Ц» в составе 31 дивизии, в том числе 11 в первой линии. В этих войсках не было ни одного танка. В резерве ОКХ оставалось 17 дивизий. Предусматривалось, что если война на Западе возникнет, то туда сразу же будут переброшены значительные силы авиации, снятые с Восточного фронта.

Перед войсками вермахта была поставлена задача окружить и уничтожить польскую армию восточнее Вислы. В соответствии с планом кампании эту задачу решали группы армий «Юг» и [49]«Север». Обе группы армий должны были продвигаться к Висле, нанося концентрические удары в общем направлении на Варшаву. При этом главную задачу решала группа армий «Юг», прежде всего ее 10-я армия, которая, продвигаясь из Верхней Силезии на северо-восток, выходила к Висле южнее Варшавы. Ее правый и левый фланги прикрывались соединениями 14-й и 8-й армий.

Перед группой армий «Север» ставилась задача уничтожить противостоящие ей войска в «польском коридоре», а затем соединиться с северным крылом группы армий «Юг».

Верховное главнокомандование, готовя проведение польской кампании, хотело сразу же добиться решающего успеха. С этой целью оно придавало большое значение внезапности удара. Мобилизация и сосредоточение немецких войск проводились исподволь, задолго до начала боевых действий. Между тем польское командование приступило к мобилизации только за 8 суток до начала войны.

К началу гитлеровского вторжения польская армия не успела закончить мобилизацию и развертывание. К утру 1 сентября в Польше были приведены в готовность 33 дивизии в составе 840 тыс. солдат и офицеров. Это составляло лишь 60% сил, предусмотренных мобилизационным планом. Дальнейшая мобилизация и развертывание польской армии проводились уже в ходе войны под ударами немецкой авиации.

Что же касается Англии и Франции, то в последних числах августа они также приступили к проведению мобилизационных мероприятий. Союзные войска получили на Западном фронте такое превосходство, которое позволяло им нанести по агрессору сильный удар. Командование французской армии, казалось, могло уверенно двинуть свои войска в наступление через германскую границу. Однако политические и военные руководители в Париже и Лондоне продолжали придерживаться ими же созданной легенды об англо-французской «неподготовленности» к войне с Германией, которая служила удобной маскировкой антисоветской направленности их политики.

Нападение на Польшу

В тот день, когда прозвучали первые выстрелы второй мировой войны, об истинном значении происходивших событий догадывались лишь очень немногие. Между тем 1 сентября 1939 г. вошло в историю человечества одной из самых мрачных и зловещих ее дат. На рассвете этого дня вооруженные силы гитлеровской Германии начали агрессивные военные действия против Польши. Германский корабль «Шлезвиг-Гольштейн» обстрелял пригород Гданьска (Данцига) Вестерплатте. Немецкие самолеты атаковали польские города, аэродромы и другие наземные объекты. Сухопутные [50] войска перешли границу и вторглись на территорию Польского государства.

Выступая 1 сентября перед депутатами рейхстага, собравшимися в берлинском театре «Кроль», Гитлер сказал, что в этот день на рассвете начались боевые действия против Польши. Фашистский фюрер заявил, что «он вернется победителем или не вернется совсем»{9}.

Поводом к развязыванию войны послужила провокационная инсценировка. Вечером 31 августа немецкие радиостанции, а утром 1 сентября все немецкие газеты передали сенсационное сообщение Германского информационного бюро под заголовком: «Поляки совершили нападение на радиостанцию в Глейвице»{10}. Текст этого сообщения гласил:

«Германское информационное бюро. Бреслау. 31 августа. Сегодня около 8 часов вечера поляки атаковали и захватили радиостанцию в Глейвице. Силой ворвавшись в здание радиостанции, они успели обратиться с воззванием на польском и частично на немецком языке. Однако через несколько минут их разгромила полиция, вызванная радиослушателями. Полиция была вынуждена применить оружие. Среди захватчиков есть убитые».

«Германское информационное бюро. Оппельн. 31 августа. Поступили новые сообщения о событиях в Глейвице. Нападение на радиостанцию было, очевидно, сигналом к общему наступлению польских партизан на германскую территорию. Почти одновременно с этим, как удалось установить, польские партизаны перешли германскую границу еще в двух местах. Это также были хорошо вооруженные отряды, по-видимому, поддерживаемые польскими регулярными частями.

Подразделения полиции безопасности, охраняющие государственную границу, вступили в бой с захватчиками. Ожесточенные боевые действия продолжаются» 10.

Вздорность «пропагандистского повода», о котором раньше предупреждал своих генералов фюрер, была очевидной. Даже в то время, когда факты были прикрыты завесой тайны, невозможно было поверить, что поляки совершили нападение на территорию вооруженной до зубов фашистской Германии. Все понимали, что в действительности произошло как раз наоборот. Подробности этой наглой провокации стали известны уже после второй мировой войны на Нюрнбергском процессе.

Нападение на радиостанцию в Глейвице, пограничном немецком городе, было инсценировано по приказу Гитлера отрядом нацистской службы безопасности СД, переодетым в польскую форму{11}.

Перешедшие в наступление германские войска обрушили сокрушающие удары танковыми и моторизованными группировками на узких участках фронта. В немецкой 10-й армии генерала [51] Рейхенау, наносившей главный удар на Варшаву с юго-запада, находилось 7 подвижных соединений. Гитлеровцы действовали методами таранных ударов, типичными для вермахта и в последующих кампаниях второй мировой войны.

К 5 сентября враг прорвал польский фронт на главных направлениях.

Какую же позицию заняли перед фактом новой гитлеровской агрессии Англия и Франция? Народные массы этих стран требовали решительных мер для пресечения все более опасных действий фашистской Германии. Правительства Чемберлена и Даладье понимали, что после подписания германо-советского договора их расчеты на развязывание войны между Германией и СССР, по крайней мере в ближайшее время, весьма поколебались. С другой стороны, нельзя было быть уверенным в том, что, разгромив Польшу, гитлеровский вермахт не обрушится на Францию и Англию. К тому же обе великие западные державы торжественно гарантировали неприкосновенность польских границ и обязались их защищать в случае нападения агрессора.

Были и реальные военные силы, чтобы привести их в действие. Напомним, что Франция уже отмобилизовала главные контингент армии, и их было достаточно для развертывания боевых операций против третьего рейха. Германская оборонительная линия Зигфрида имела сравнительно небольшие силы прикрытия. Любопытно, что даже в западногерманском военном справочнике «Мировая война 1939 — 1945. Слава германского вермахта» (издан в 1954 г. в Штутгарте) по этому вопросу написано следующее:

«В критические дни 1939 г. друг другу противостояли две линии укреплений (имеется в виду также линия Мажино. — А. С. }. Если бы Франция перешла на этом участке фронта в наступление своими превосходящими силами против германского западного фронта, то, безусловно, был бы возможен прорыв Западного вала и рывок в рейх»{}n>.

В Англии и Франции даже значительной части господствующих классов становилось все более ясным, что уступать дальше свои позиции германскому фашизму невозможно. Однако правительства западных держав вместо немедленных военных санкций против агрессора вновь начали с дипломатических переговоров. Это была очередная попытка достичь сговора с фашистской Германией. Кстати, в качестве посредника в этих дипломатических переговорах участвовал и Муссолини.

Только 3 сентября Англия и Франция в соответствии с договорными обязательствами перед Польшей, наконец, объявили Германии войну. Впрочем дальше этого формального акта они не пошли. Сентябрьская катастрофа их польского союзника наглядно показала «никчемность гарантий западных союзных держав»{13}. Объявили войну Германии и английские доминионы. [52]

В военном отношении Франция, Англия и Польша обладали превосходством сил и средств. Они имели больше, чем Германия, дивизий, танков, орудий и самолетов{14}. К тому же их потенциальными союзниками являлись Бельгия и Голландия, располагавшие примерно 30 дивизиями.

Английский историк Д. Кимхе, оценивая сложившуюся в то время ситуацию в Европе, приходит к выводу, что открой тогда Франция и Англия второй фронт в Европе, начав боевые действия против Германии, они одержали бы решающую победу. Но англо-французские союзники отказались дать «именно то сражение, которое покончило бы с войной, а возможно, и с самим Гитлером осенью 1939 г. »{15}

Польский историк З. Залусский отмечает другую сторону этих событий:

«От первого до последнего дня сентябрьской кампании Польша боролась и взывала о помощи. Она выполняла свой долг и призывала союзников выполнить свой. И не дождалась этого»{16}.

Жертва нападения так и не получила помощи от своих западных союзников, которые оставались пассивными, когда гитлеровский вермахт жестоко подавлял попытки польских патриотических сил защищать независимость своей родины. Когда шум битвы на Восточном фронте затих, то, как пишет Э. Каршаи, германское военное руководство облегченно вздохнуло: миновало то, чего оно так боялось.

«Если бы английские и французские войска начали большое наступление на Западе, остановить его в сентябре 1939 г. вермахт не смог бы. Один германский военный эксперт установил: когда Гитлер ввел в бой на польском фронте все боеспособные танковые и воздушные подразделения, он ставил ва-банк. Но поскольку англичане и французы не наступали на Западе, игра удалась. Гитлер выиграл первую партию»{17}.

Польша была первой страной, которая оказала вооруженное сопротивление агрессии фашистской Германии в годы второй мировой войны. Но в сложившейся обстановке польское сопротивление не могло быть длительным. В историю оно вошло прежде всего как яркая героическая страница освободительной борьбы народных масс против фашистского порабощения.

Политические и военные руководители Польши оказались неспособными возглавить борьбу нации в критический для нее час истории. Несмотря на это, польские войска, находясь в самых неблагоприятных условиях, зачастую покинутые своими командующими и командирами, храбро сражались с вторгнувшимся на их землю гитлеровским вермахтом.

В этой связи следует обратить внимание на оценку действий польской авиации. Английский историк Фуллер, например, пишет по этому поводу следующее:

«Наступление на Польшу, началось в 4 часа 40 мин. утра 1 сентября 1939 г. массированным [53] ударом с воздуха. Поляки были застигнуты врасплох... В качестве первоочередной задачи германских военно-воздушных сил был захват господства в воздухе. Это было достигнуто уничтожением польской авиации как в воздухе, так и на земле»{18}.

Типпельскирх высказывается еще более определенно:

«Немецкие военно-воздушные силы в первый же день наступления уничтожили слабую польскую авиацию на ее аэродромах»{19}.

Эта версия нашла отражение и во многих других работах. Так, цитируемый выше Э. Каршаи отмечает, что уже в первые 48 часов с начала наступления немцы добились решающих успехов. «Люфтваффе уничтожают большую часть самолетов польской авиации на земле внезапными налетами. Германская военная сводка от 2 сентября устанавливает:

«Германские военно-воздушные силы обеспечили себе неограниченное господство в [53] воздухе во всем польском воздушном пространстве»{20}.

Не соглашаясь с этой точкой зрения, которая берет за основу германскую военную сводку от 2 сентября, Д. М. Проэктор правильнее, по нашему мнению, высказывает другое мнение. «Начиная войну против Польши, — пишет он, — германское военное руководство ни в малейшей степени не сомневалось: все пойдет по выработанному им плану». Однако уже первый день принес неожиданности: авиация не смогла уничтожить польские военно-воздушные силы одним ударом.

«Вопреки утверждениям многих военных историков на Западе польская авиация в первый день военных действий не была пассивным объектом уничтожения, а действовала активно, хотя и не перелетала границ Польши»{21}.

В качестве примера автор приводит действия польской бригады истребителей, летчики которой в первый день войны провели 230 воздушных боев с немецкими бомбардировщиками и истребителями между Варшавой и Яблонна. Поручик Габшевич из 114 эскадрильи этой бригады сбил первый гитлеровский бомбардировщик Хе-111.

Утверждения Д. М. Проэктора основаны на официальном отчете германского командования ВВС о первом дне войны с Польшей, в котором говорилось:

«... Попытка застигнуть польские ВВС врасплох не удалась, во всяком случае она была достигнута не в той мере, как было намечено. У противника оказалось время, чтобы провести как активные мероприятия — подготовку истребительной и зенитной обороны, так и пассивные — перемещение соединений на запасные аэродромы. Вследствие раздробленности боевых действий собственных ВВС не было возможности атаковать вражеские авиабазы одновременно»{22}.

Конечно, большое численное преобладание немецкой авиации и ее техническое превосходство позволили гитлеровцам сразу же завоевать господство в борьбе. [54] Однако они встретили неожиданное для них сопротивление в воздухе над польской территорией.

Наземные войска вермахта также встретили героическое сопротивление поляков, стойко оборонявшихся в приграничной зоне, но и здесь сказалось численное и техническое превосходство германских вооруженных сил. Немецкие танковые и моторизованные соединения, прорвав польскую оборону на направлениях главных ударов, устремились в глубь территории Польши. Польские войска отступали за Вислу и Нарев. Таким образом, замысел германского верховного командования окружить и уничтожить польские армии западнее этих рек не был полностью осуществлен. Главнокомандующий германскими сухопутными войсками Браухич вынужден был 6 сентября издать директиву, в которой содержалось признание того, что на западном берегу Вислы противника уничтожить не удается, и в связи с этим перед группами армий «Север» и «Юг» ставились дополнительные задачи, требующие перегруппировки сил, чтобы сохранившиеся польские войска окружить восточнее Вислы.

Группа армий «Юг», действовавшая успешнее, танковыми и моторизованными соединениями 10-й армии быстро продвигалась к Варшаве.

7 сентября польское правительство оставило Варшаву и перебралось в Люблин. В этот день после жестоких боев немцы заняли Вестерплатте. Упорные бои шли за Модлин, полуостров Хель. Несмотря на панические настроения, охватившие политическое и военное руководство, польские войска продолжали сражаться, хотя их сопротивление носило все более разрозненный характер.

Выдающимся событием войны была героическая оборона Варшавы. 16 сентября, когда гитлеровцы обошли польскую столицу с востока, германское командование предложило защитникам Варшавы капитулировать. Казалось, что польская кампания немцами уже выиграна. Большие силы польской армии, так и не сумев отойти на восточный берег Вислы, были окружены 10-й и 4-й германскими армиями. 12 сентября сложили оружие окруженные польские части под Радомом. Немцы захватывали один город за другим. 15 сентября на северо-востоке от Варшавы сдались в плен 170 тыс. польских солдат и офицеров. Но крепость Модлин продолжала держаться. Безнадежная, но полная героизма борьба продолжалась на косе Хель. Защитники Варшавы, отвергнув предложение о сдаче, мужественно оборонялись. Наряду с регулярными воинскими частями широкое участие в боях за столицу приняло население города. Стихийно возникали добровольческие отряды, рабочие бригады, отряды ПВО. Душой обороны являлись коммунисты. Демократические формы вооруженной организации масс пугали стоявшие у власти буржуазные [56] круги, которые стремились подчинить участвующее в борьбе население офицерству. Это раскалывало единство борьбы и ускоряло ее конец.

Ярким примером патриотизма польских коммунистов в борьбе с фашистским нашествием является подвиг Марьяна Бучека. В период антинародного режима пилсудчины он 16 лет провел в самых жестоких условиях тюремного заключения.

Когда снаряды разрушили равицкую тюрьму, в которой находились политзаключенные, он ушел защищать Варшаву. В бою на Ожаровском шоссе у стен столицы, возглавив атаку польских солдат против гитлеровцев, Бучек погиб как герой.

28 сентября после двухнедельного штурма фашистов Варшава оказалась в руках гитлеровских агрессоров. 2 октября сдались и польские части, защищавшие косу Хель. Германское телеграфное агентство сообщило в этот день о падении последнего польского бастиона сопротивления.

Оставленная без помощи своими западными союзниками, Польша была захвачена немецко-фашистскими войсками. Предательская, капитулянтская политика польских политических и военных руководителей по отношению к национальным интересам своей страны принесла свои горькие плоды. «Катастрофа была прямым следствием отказа от помощи, которую Советский Союз предлагал Польше во время англо-франко-советских переговоров весной и летом 1939 г. »{24}

Чем объяснить, что германским армиям вторжения удалось за месяц закончить операции в Польше полной победой? Это обусловливалось тремя главными причинами:

1) для похода против Польши германское верховное командование сосредоточило на Восточном фронте главные силы вермахта;

2) Польша не была подготовлена к войне с Германией: ее экономика была отсталой, а политический строй — прогнившим; техническое вооружение армий и подготовка офицерского и высшего военного состава являлись устаревшими;

3) в роковой момент фашистской агрессии Польша оказалась в обстановке внешнеполитической изоляции. Союз с Англией и Францией даже после объявления последними войны Германии не изменил положения на польском фронте.

Для Польши гитлеровская оккупация означала огромную национальную трагедию. Несмотря на чудовищные жертвы (во время второй мировой войны погибло 6 млн. человек — четвертая часть населения страны) польский народ не прекращал освободительную борьбу, продолжавшуюся до полной капитуляции фашизма.

Вторая мировая война началась не с нападения Германии на СССР, как рассчитывали англо-французские и американские правящие [57] круги, а с вооруженного столкновения между европейскими капиталистическими государствами. В дальнейшем война обрушилась на Советский Союз, перекинулась на Тихий океан, охватила ряд континентов. Все противоречия эпохи переплелись в этом гигантском мировом конфликте. Но развитие его проходило в определенной исторической последовательности.

В послевоенные годы многие представители буржуазной литературы Запада, скрывая истинных пособников фашистской агрессии, извращенно трактуют смысл советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г., а также действия СССР во время вторжения вермахта в Польшу. И только теперь, когда стали известны английские дипломатические документы 1939 г., западная печать вынуждена многое признать. Английская газета «Дейли телеграф», например, останавливаясь на этих документах, пишет:

«Какие бы еще подробности ни выявились при более полном просмотре этих многочисленных томов и папок, после нескольких часов, проведенных за их перелистыванием, трудно не прийти к выводу, что русские действительно серьезно стремились к заключению эффективного союза с западными державами в 1939 г. Они просили предоставить их армиям право прохода через территории, которые могут оказаться оккупированными агрессором. Они предлагали автоматически действующее обязательство вступления в войну в случае агрессии. Они добивались эффективных и долгосрочных обязательств на основе взаимности. Главное, что бросается в глаза, — русские были очень радикальны и добросовестны в своем подходе к ситуации. А Чемберлену нужно было иметь русское пугало. Мы все знаем, каковы были последствия этой политики»{25}.

Заключение соглашения между СССР и Германией было результатом антисоветской политики правительств Англии, Франции и других западных стран. Действительное историческое содержание внешней политики СССР в канун второй мировой войны раскрывается и советской публикацией документов, а также многочисленными исследованиями. Что касается Польши, то Советский Союз настойчиво предлагал обезопасить ее от гитлеровской агрессии, но ее реакционные правители последовательно отклоняли все такие предложения.

Вторжение вермахта в Польшу привело к тому, что во второй половине сентября польской армии как организованного целого уже не существовало, а ее оружейные склады, базировавшиеся в западных районах (подальше от СССР), захватывались врагом. Германские войска широким фронтом двигались по польской территории по направлению к советским границам. В это время французские и английские дивизии бездействовали у западной границы с Германией, где им противостояли немногочисленные дивизии фашистского рейха. Было ясно, что объявив [58] войну Германии, Англия и Франция продолжали выжидать развития событий на Восточном фронте.

Советское правительство правильно оценило приближение германских армий к границам СССР как реальную угрозу их безопасности. Следует напомнить, что в то время западная граница Советского Союза проходила в окрестностях Минска. Нельзя было игнорировать и то обстоятельство, что фашистское порабощение угрожало населению украинских и белорусских земель, захваченных в 1920 г. буржуазно-помещичьей Польшей. В такой обстановке войска Красной Армии получили приказ о вступлении на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии.

Освободительный поход советских войск остановил дальнейшее продвижение германского вермахта к советским границам. В это время Польша как государство фактически уже перестала существовать. Население Западной Украины и Западной Белоруссии было избавлено от ужасов нацистского нашествия. Перед ним открылась возможность воссоединения с народами Советской Украины и Советской Белоруссии, что и произошло в конце

1939 г. 28 сентября 1939 г. в Москве был подписан договор между СССР и Германией, установивший новую западную границу Советского государства. Она соответствовала примерно так называемой линии Керзона, еще в 1919 г. предлагавшейся Англией, Францией и США в качестве основанной на этнографической базе границы между Советской Россией и Польшей.

«Странная война»

Война Англии и Франции против Германии возникла в результате углубления империалистических противоречий. Англо-французские правящие классы хотели удержать находящиеся в их руках господствующие позиции в капиталистическом мире, а германские монополии в союзе с фашизмом активно рвались к установлению своего безраздельного владычества. Однако события на Западном фронте с сентября 1939 г. до апреля — мая

1940 г. не случайно получили название «странной войны». За время германо-польской войны Англия и Франция не предпринимали никаких активных боевых действий против своего противника, если не считать слабых атак на Западном фронте в районе Саарбрюккена.

После разгрома нацистами Польши политика правительств Англии и Франции продолжала, как и раньше, определяться прежними замыслами и стремлениями. Вместо мобилизации национальных сил на борьбу против немецкого фашизма они все еще строили свои расчеты на развязывание германо-советского столкновения. Влиятельные группировки французской и английской буржуазии хотели, чтобы война возникла между Германией [59] и СССР. Они ожидали, что это произойдет, когда немецко-фашистские войска, разгромив Польшу, выйдут на советскую границу. Однако и эти ожидания не оправдались.

Каково же было действительное положение воюющих держав?

Надо сказать, что правительства Чемберлена и Даладье все меньше отражали общественное мнение своих стран. В этом смысле характерно сообщение лондонского корреспондента венгерской газеты «Немзети уйшаг» Ю. Листовеля от 2 октября 1939 г.

«Английское общественное мнение, — сообщал он, — сильно настроено в пользу войны против Германии, оно критикует правительство только за то, что эта война не началась достаточно быстро. В широких кругах сожалеют, даже стыдятся, что не оказали быстрой помощи полякам и что поэтому германское превосходство в воздухе так сильно затруднило сопротивление поляков. Англичане провалили бы любое правительство, которое готовилось бы к сговору или хотя бы к отступлению»{26}.

Однако Чемберлен и Даладье имели и сторонников, в том числе среди членов парламентов. Полное банкротство их политики и стратегии стало окончательно ясным в свете еще новых исторических катастроф, которые вскоре потрясли мир.

Совсем иным было положение в Германии. Там господствовал дух торжества по случаю быстротечной победы над Польшей. Гитлеровская пропаганда использовала все средства для доказательства непобедимости германского оружия. Но в третьем рейхе отнюдь не забывали о практической стороне осуществления завоевательных планов.

По окончании войны с Польшей германское верховное командование с большой поспешностью стало перебрасывать свои войска на Западный фронт. Его надо было как-то прикрыть. Однако характер боевых действий не менялся. Французское телеграфное агентство заявило, что потери во французской армии из-за военных действий меньше, чем за соответствующий срок из-за автомобильных катастроф.

Американский военный корреспондент Э. Тейлор так нарисовал картину «странной войны»:

«Линия фронта простирается на расстоянии 5 — 6 км от границы на германской территории. Из окна французской офицерской столовой открывается красивый вид на долину реки Саар...

Не видно было ни воронок от снарядов, ни искалеченных деревьев, ни разбитых окон. После страшного поля сражений в Испании это зрелище выглядело удивительным и очень утешало человека. Здесь не было ничего ужасного, почти невозможно было представить, что на зеленых полях умирают люди от полученных на войне ран. Я знал, что среди солдат, как с одной, так и с другой стороны, редко встретится человек, который получил бы тяжелое ранение»{27}.

В эти месяцы типичны были сводки с фронта: «На [60] Западном фронте без перемен», «На Западном фронте не произошло никаких событий, достойных упоминания».

Но где-то за кулисами идиллической картины «странной войны», а именно на германской ее стороне, шла напряженная подготовка очередных агрессивных действий. Все это проводилось в условиях искусной маскировки и строжайшего соблюдения военной тайны.

10 октября 1939 г. Гитлер выступал в берлинском Спорт-паласе по поводу «кампании зимней помощи для войны». Он, как и раньше, вновь сказал, что Германия не имеет никаких оснований для войны со своими западными противниками. Нацистский фюрер отлично понимал, что во Франции и Англии хотели услышать именно такое его заверение. Но никто в этих странах не знал, что в тот же самый день, 10 октября, фюрер провел очередное совещание с высшими руководителями вооруженных сил, на котором заявил, что Германия должна немедленно нанести решительный удар на Западе, используя выгодные обстоятельства, сложившиеся после разгрома Польши. Он подчеркнул, что победу необходимо одержать быстро.

Представители главного командования сухопутных сил доказали Гитлеру, что для осуществления этих планов требовалась известная подготовка. Для войны на Западе фашистская Германия еще не была готова в дни агрессии против Польши. «Не обладая ни военным, ни экономическим превосходством над западными державами, гитлеровцы, развязав войну, пытались «нейтрализовать» западных союзников Польши, предотвратить возможность оказания военной помощи польскому государству, избежать войны на два фронта»{28}. Теперь требовалось пополнить вооружение, боеприпасы, транспорт, сырье, подготовить резервы.

События развивались почти в полном соответствии с замыслами гитлеровцев. Во время вооруженного конфликта между Финляндией и Советским Союзом (30 ноября 1939 г. — 12 марта 1940 г.) правящие круги западных стран вели активную антисоветскую и антикоммунистическую кампанию. Правительства Англии и Франции зимой 1939/40 г. отправили в Финляндию 280 военных самолетов, 686 орудий, значительное количество пулеметов, ружей, гранат, сотни тысяч снарядов и пр. Для отправки в Финляндию готовился экспедиционный корпус англо-французских войск. Правительства Норвегии и Швеции отказались пропустить англо-французские войска, не желая быть вовлеченными в войну с СССР.

Однако военный кабинет Великобритании принял решение, настойчиво выдвигавшееся французами,

«не считаться с дипломатическим отказом скандинавских правительств разрешить высадку союзных войск на их территории»{29}

Создание единого антисоветского фронта было сорвано заключением мира между Советским Союзом и Финляндией. [61] Вместе с тем укреплена была безопасность Ленинграда, Мурманска и Мурманской железной дороги.

Таким образом, политика западных держав в конце 1939 — начале 1940 г. показывала намерения Англии и Франции развязать войну против СССР. Об этом свидетельствуют не только советские исследователи событий, но и авторы буржуазных стран. Так, английский историк А. Тейлор, рассматривая этот вопрос, отмечает:

«Для Великобритании и Франции провоцировать войну с Советской Россией, когда они уже находились в войне с Германией, представляется сумасшествием, и это наводит на мысль о более зловещем плане: направить войну по антибольшевистскому курсу с тем, чтобы война против Германии могла быть забыта или даже закончена»{30}.

На Западном фронте положение продолжало оставаться без изменений. Активные боевые действия на суше и в воздухе не велись.

«Целыми неделями ни с одной стороны не производилось ни одного выстрела, и рабочие могли днем и ночью продолжать строительство оборонительных сооружений в непосредственной близости от границы»{31},

— так описывает эту обстановку бывший гитлеровский генерал Зигфрид Вестфаль.

Об этом же пишут и другие участники событий{32}.

Только на морских коммуникациях велась борьба.

После окончания советско-финляндского вооруженного конфликта антисоветские замыслы правящих кругов Англии и Франции не были оставлены{33}. В Лондоне и Париже разрабатывались военные планы вооруженного нападения на СССР. Во Франции в феврале 1940 г. был подготовлен план вооруженной интервенции против СССР («операция Баку»). При этом срок нападения на СССР был намечен на конец июня — начало июля 1941 г. Кроме Франции и Англии, в войну против Советского Союза намечалось вовлечь южных соседей СССР — Турцию и другие страны.

Характеризуя обстановку во Франции, сложившуюся в марте 1940 г., генерал де Голль писал:

«Надо сказать, что некоторые круги (речь идет о правящих кругах. — А. С.) усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были больше озабочены тем, как нанести удар России — оказанием ли помощи Финляндии, бомбардировкой ли Баку или высадкой в Стамбуле, чем вопросом о том, каким образом справиться с Германией. Многие открыто восхищались Муссолини»{34}.

Стратегия англо-французских правящих кругов в период «странной войны» полностью соответствовала их реакционному курсу в области внешней и внутренней политики. В то время, когда гитлеровская Германия с возрастающей наглостью расправлялась с жертвами своей агрессивной мировой политики, правительства Англии и Франции под предлогом борьбы с гитлеровской агрессией организовывали наступление против интересов и прав [62] трудящихся. Внутри этих стран возникли пораженческие настроения, росли сомнения и неуверенность.

«Ясно было, — писал, вспоминая это время, Шарль де Голль, — что серьезное испытание вызовет в стране волну отчаяния и ужаса, которая может погубить все»{35}.

Во французскую армию широко проникали лозунги: «Лучше Гитлер, чем Народный фронт», «Лучше рабство, чем война». Вызывающе вели себя профашистские и прогерманские группировки. Во Франции 26 сентября 1939 г. был издан декрет о запрещении Коммунистической партии. Тысячи ее членов были посажены в тюрьмы. Несмотря на это, коммунисты вели самоотверженную работу, призывая рабочий класс и всех трудящихся к борьбе с фашизмом, разоблачая предательство капитулянтов и пораженцев. Английские и французские народные массы ненавидели фашизм, но их способность к активной борьбе не использовалась. Реакционный политический курс оказывал свое воздействие на стратегию, которая оставалась стратегией попустительства агрессору.

Бездействие Англии и Франции в планировании и осуществлении военных операций умело использовали главари фашистской Германии, которые готовили сокрушительный удар на Западном фронте. Эта подготовка требовала времени.

Захватив Польшу, нацистские политики и военные руководители спешно готовились к активным боевым действиям на Западном фронте. В конечном счете они приняли решение начать там наступление весной 1940 г. Германское верховное командование решило вначале овладеть Норвегией и Данией, что в военном отношении обеспечивало большие преимущества для всего последующего хода вооруженной борьбы.

9 апреля на рассвете немецко-фашистские войска, доставленные морским транспортом и самолетами, высадились в Дании и в тот же день захватили ее. Датское правительство Стаунинга и король Кристиан X капитулировали почти сразу же после нападения. В 5 часов утра, когда в Копенгагене уже высадились с моря первые немецкие части и германские самолеты летали над столицей, министры и генералы собрались у короля. После короткого совещания было решено прекратить сопротивление. В обращении к народу, написанном Стаунингом и королем, население призывалось не сопротивляться немцам и повиноваться властям.

«Правительство обещало приложить старания к тому, чтобы уберечь народ и страну от несчастий войны. Король Кристиан X прибавил к обращению еще несколько личных успокоительных слов, призывая вести себя корректно и достойно»{36}.

В тот же день началось вторжение германских войск в Норвегию, где события развертывались несколько иначе, чем в Дании. Однако и здесь появление немецко-фашистских агрессоров вызвало замешательство в правительственных кругах и предательство [63] целого ряда ведущих политических деятелей и командного состава армии. Поэтому, несмотря на малочисленность первых гитлеровских десантов, немцы уже 9 апреля захватили Нарвик, Тронхейм, Берген и другие крупные города, а также и столицу Осло{37}. Все же норвежские войска оказали врагу хотя и разрозненное, но подчас стойкое сопротивление. Когда корабли немецкого флота, включая тяжелый крейсер «Блюхер», попытались захватить норвежскую столицу с моря, то они встретили отпор. Норвежский минный заградитель повредил крейсер «Эмден», а огнем береговой артиллерии с острова Хоой был потоплен крейсер «Блюхер», на борту которого находилось 1400 немецких солдат и офицеров. Захватить Осло гитлеровцы смогли лишь при содействии своего агента Польмана, а также квислинговцев, способствовавших высадке немецких воздушных десантов.

Норвежское правительство Нюгорсволла, стортинг (парламент) и король Хокон VII после некоторых колебаний все же отклонили германский ультиматум о фактической капитуляции перед агрессором. Не было дано согласия и на создание нового правительства во главе с Квислингом — штатным агентом германской разведки и «фюрером» норвежских фашистов. 13 апреля король обратился с воззванием к народу, в котором содержался призыв к борьбе за свободу и независимость страны. Норвежское правительство перебралось на север страны.

14 апреля в Норвегию стали прибывать англо-французские войска (3 дивизии и бригада), которые 19 апреля перешли в наступление. Однако наступление было неудачным. Союзные войска, так и не соединившись с норвежскими войсками, сражавшимися севернее Осло, в начале июня эвакуировались в Англию. С ними отбыли на английском крейсере правительство и король Норвегии. Норвежские войска 10 июня капитулировали.

В ходе сражений вдоль Северной и Центральной Норвегии действиями союзных сил, главным образом английского флота, при всей их незавершенности германскому флоту был нанесен значительный урон. Он потерял 3 крейсера, 10 эсминцев, миноносец, 8 подводных лодок и ряд других кораблей.

Советский историк А. С. Кан следующим образом оценивает значение событий в Норвегии весной 1940 г. :

«Кампания в Норвегии закончилась, таким образом, поражением норвежцев и их союзников. Учитывая полную неподготовленность норвежской армии к войне, определенным успехом было ее 62-дневное сопротивление, в ходе которого потери у норвежцев были впятеро меньше, чем у захватчиков. Тяжелый урон был причинен военно-морскому флоту Германии. Расчет Гитлера на подчинение Норвегии в течение нескольких дней не оправдался. Норвежская кампания сыграла свою, пусть небольшую, роль в общем ходе войны, задержав немецкое генеральное наступление на Западном [65] фронте, начатое лишь после эвакуации союзников из Центральной Норвегии (район Тронхейма)»{38}.

Захват фашистской Германией Дании и Норвегии произвел сильное впечатление в Англии, где истинный смысл происходивших событий стали понимать и представители правящих партий. Даже для многих членов консервативной партии стало ясно, что мюнхенская политика чревата национальной катастрофой. Лейбористы поставили в парламенте вопрос о доверии правительству. Чемберлен уже 10 мая вынужден был подать в отставку. Национальное коалиционное правительство возглавил Уинстон Черчилль. Во Франции, над которой нависла смертельная опасность, положение оставалось без изменений.

Западный фронт рушится

Несмотря на быстрый разгром Польши, военная мощь фашистской Германии в 1939 г. не соответствовала масштабам агрессивных замыслов нацистов, хотя численность германской армии возросла со 104 тыс. человек в 1932 г. почти до 3,8 млн. человек в 1939 г. (сухопутные силы военного времени), т. е. более чем в 35 раз, а количество ее дивизий увеличилось в 10 раз{39}. Резко возросло и военное производство. Однако ресурсы одной Британской империи были значительно выше, чем их имела тогда Германия. Выступая в августе 1939 г. перед своим генералитетом, Гитлер заявил: «Наше экономическое положение таково, что мы можем продержаться немногие годы».

Нацистам было крайне важно выиграть время для подготовки нового наступления. Используя пассивность своих противников на Западном фронте{40}, Гитлер поддерживал заблуждение англо-французских политических и военных деятелей в отношении своих действительных намерений. Так, в выступлениях 19 сентября в Данциге и 6 октября в рейхстаге он заявил, что не имеет претензий к Франции, а от Англии ждет лишь возвращения колоний{41}.

Под прикрытием дезинформации в Германии велась усиленная военная подготовка. Развертывалось производство вооружения и боеприпасов, создавались новые воинские формирования. В то же время подавлялись любые проявления антивоенных настроений, которые были у части немецкого населения. С особой свирепостью нацисты расправлялись с организациями и лицами, представлявшими антифашистское сопротивление. С помощью жестоких репрессий и оголтелой пропаганды они методично и неумолимо вели идеологическую подготовку личного состава вооруженных сил, добиваясь превращения армии в слепой инструмент гитлеровской агрессии,

Гитлер конкретизирует свои политические и стратегические цели. Выступая 23 ноября 1939 г. на совещании руководителей вермахта, он вновь рассуждает о решении «извечной проблемы» завоевания немцами жизненного пространства.

«Необходимо обеспечить нужное жизненное пространство. Никакое умничание здесь не поможет, решение возможно лишь с помощью меча... Борьба стала сегодня иной, нежели 100 лет тому назад. Сегодня мы можем говорить о расовой борьбе. Сегодня мы ведем борьбу за нефтяные источники, за каучук, полезные ископаемые и т. д. »{42}

Особо фюрер подчеркивает, что впервые за последние 67 лет (после франко-прусской войны 1870 — 1871 гг.) Германии не придется вести войну на два фронта. Имея в виду свой давний замысел о разгроме и порабощении Советского Союза, Гитлер заявляет:

«Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе»{43}.

Он говорит о том, что Англия вынуждена будет стать на колени.

«В ближайшее время я выберу благоприятнейший момент и нападу на Францию и Англию. Нарушение нейтралитета Бельгии и Голландии не имеет никакого значения. Ни один человек не станет спрашивать об этом, когда мы победим»{44}.

Таким образом, в 1939 г. фашистская Германия еще не была готова к войне против СССР. При всем своем авантюризме фюрер и его генералитет считали, что для этого время еще не настало. На пути к мировому господству нацистские вожаки хотели усилить военно-промышленный потенциал третьего рейха за счет завоевания Франции и Англии, подготовить плацдармы, договорившись с Финляндией и Румынией, для ударов по СССР с севера и юга. Кроме того, следовало считаться с тем, что на линии Мажино и на бельгийской границе находились французские войска. Нанести поражение Франции, взять окончательный реванш за проигранную войну 1914 — 1918 гг. — это давно стояло в планах фашистской Германии. Поэтому руководители немецко-фашистской агрессии пришли к выводу, что очередные удары целесообразно нанести на Западе.

Политическое и военное положение западных противников фашистской Германии как нельзя лучше отвечало планам гитлеровцев. Франция, которая со времен первой мировой войны сохраняла ореол могущественной державы, в последующие годы слабо совершенствовалась в военном отношении. Организация ее вооруженных сил, развитие стратегии, оперативного и тактического искусства застыли на уровне первой мировой войны. Армия во многих областях боевой техники, особенно в авиации, отставала. Видный военный историк Франции де Коссэ Бриссак в своем выступлении на Московской научной конференции (апрель 1965 г.) говорил:

«Несмотря на многие предупреждения, мы слишком поздно заметили нависшую над Европой [66] опасность, заключавшуюся в стремлении нацистской Германии к владычеству. Численность ее жителей в два раза превышала население Франции. Германская тяжелая промышленность намного превосходила наш потенциал, особенно в области производства тяжелого вооружения. Немецкая боевая техника была более многочисленной и лучше приспособленной к новым условиям боевых действий. Такое превосходство отмечалось главным образом в авиации, средствах связи, противотанковом вооружении и зенитных средствах»{45}.

Высшие французские военные деятели, как правило, не отличались прогрессивностью взглядов при оценке новых процессов в развитии военного дела. Поэтому вся подготовка к возможной войне с Германией проводилась ими исходя из принципов оборонительной стратегии. Когда же война началась, то французские генералы не внесли никаких изменений в свои военные планы. Затишье на Западном фронте они истолковывали как свидетельство готовности германских руководителей к созданию единого антисоветского союза с Францией и Англией. Эта слепая политика подорвала силы национального сопротивления изнутри. Позиция антикоммунизма, стремление к новому крестовому походу империалистов против социалистической России в действительности привели Францию к катастрофе.

К весне 1940 г. по сравнению с осенью 1939 г. германская действующая армия увеличилась на 540 тыс. человек. Особенно заметно возросли военно-воздушные силы. Вдвое выросло число танковых соединений (вместо 5 стало 10). Увеличена была армия резерва. Производство вооружения, боеприпасов и автотранспорта также выросло и продолжало быстро развиваться.

Немецкие нацисты, используя внутреннюю реакцию, господствовавшую во Франции и у ее союзников, активно сотрудничали с профашистскими элементами этих стран. Это позволяло успешно получать через разветвленную шпионскую сеть самые секретные сведения из Франции, Голландии, Бельгии. Германское командование знало все, что его интересовало, о своих противниках: количество и качество их вооруженных сил, дислокацию, состояние военной экономики, мобилизационную готовность и т. д.

Наступлению гитлеровцев на Западном фронте предшествовали, как отмечалось выше, проведенные в апреле 1940 г. операции по захвату Дании и Норвегии. Вслед за этим должен был последовать внезапный сокрушительный удар по войскам союзников на Западе. Подготовка его проводилась в условиях строгой секретности. Широко применялись меры дезинформации. Однако тайна нападения не была сохранена.

«Опыт первых столкновений второй мировой войны обнаружил, что даже самому искусному генеральному штабу практически почти немыслимо сохранить [67] в тайне подготовку агрессии. Германский генеральный штаб сделал все возможное, чтобы скрыть дату вторжения на Запад, но союзное командование заблаговременно раскрыло ее. Информация шла из самых различных источников — политических и военных. Намерения Гитлера и примерные сроки наступления перестали быть тайной уже в марте 1940 г. »{46}.

Был ли использован этот последний шанс, который оказался в руках западных противников Гитлера? Нет, он использован не был.

«Снова — уже в третий раз за эту войну — политические и военные руководители европейских государств накануне гитлеровского вторжения в их страны, несмотря на то, что располагали многими сведениями о готовящемся ударе, оказались не в состоянии понять всю реальность угрозы и своевременно принять контрмеры»{47}.

Так было с Польшей, Данией, Норвегией. Вскоре это произошло и с Бельгией, Голландией, Францией.

Руководящие деятели Запада настолько уверовали в собственную идею близкого союза с гитлеровской Германией на общей антисоветской платформе, а малые страны — в незыблемость «нейтралитета», что уже не в состоянии были трезво оценивать реальную действительность. Бельгийское правительство, например, 9 мая восстановило пятидневное увольнение из армии, чтобы продемонстрировать свое неверие «нелепым слухам» о якобы готовящемся вторжении немецко-фашистских войск в Бельгию. В это время гитлеровские полчища уже двигались к ее границам, и пограничные посты Голландии, Бельгии и Люксембурга слышали шум моторов немецких танков. Но и это обстоятельство не было принято во внимание теми, на ком лежала главная ответственность за безопасность и независимость стран Западной Европы.

Главные силы гитлеровской армии в составе 136 дивизий (в том числе 10 танковых и 6 моторизованных) к маю 1940 г. сосредоточились на Западном фронте. Немецкие войска насчитывали 3300 тыс. человек, в их составе было 2600 танков, 24 500 орудий. Наземные войска должны были поддерживать 2-й и 3-й воздушные флоты — свыше 3800 самолетов. Этим войскам противостояли почти равные по количеству силы союзников: 22 бельгийские, 10 английских, польская, около 8 голландских, 94 французских — всего 135 дивизий{48}. Против 10 немецких танковых дивизий западные союзники имели лишь 3 бронетанковые и 3 легкие механизированные дивизии. В распоряжении французского верховного командования всего было около 3000 танков.

«У немцев, — как считает английский историк Батлер, — их вряд ли было больше (в действительности даже несколько меньше! — А. С.), но все немецкие танки были сведены в специальные танковые дивизии, тогда как французские танки были распределены между соединениями и частями»{49}. [68]

На рассвете 10 мая 1940 г. немецкие войска начали генеральное наступление на Западном фронте. Операции развертывались в соответствии с уточненным вариантом «Желтого плана» (план войны против Франции). Он предусматривал вторжение во Францию не только через Центральную Европу, как это было в первоначальном варианте, повторявшем в главных чертах «план Шлиффена» 1914 г., а одновременное наступление по всему фронту вплоть до Арденн. Главный удар наносился через Люксембург — Бельгийские Арденны. Таким образом, франко-германская граница, прикрытая со стороны Франции мощной зоной укреплений — линией Мажино, обходилась немецко-фашистскими войсками с последующим их выходом к побережью пролива Ла-Манш. Между тем стратегическая идея обороны Франции строилась ее военными руководителями на повторении опыта 1914 г., т. е. на отражении удара через Бельгию.

Первые удары обрушились на Голландию и Бельгию. Правительства этих стран, не принявшие своевременно мер к отражению агрессии, тотчас же обратились за помощью к Англии и Франции. Немецкие войска успешно продвигались в Голландии, Бельгии, Люксембурге. Гитлеровская авиация наносила удары по аэродромам, французским и английским штабам, узлам связи, расположенным на франко-бельгийской границе, нарушала коммуникации союзников. Французские войска и английский экспедиционный корпус вступили на бельгийскую территорию и двинулись навстречу противнику. Но было уже поздно.

14 мая капитулировала голландская армия, а 17 мая немецкие войска заняли столицу Бельгии Брюссель. На северном крыле фронта немецкая группа армий «А» под командованием Рундштедта и группа армий «Б» под командованием Лееба охватывающим движением окружили крупную группировку англо-франко-бельгийских войск, прижимая их к побережью. В районах Седана и Динана немцы форсировали Маас.

«Когда в Лондоне узнали, что оборона на реке Маас сломлена противником и что у Гамелена нет наготове никаких стратегических резервов, это произвело на англичан впечатление разорвавшейся бомбы»{50}.

Крупные танковые соединения 4-й армии, сбивая сопротивление французских войск, двигались на Сен-Кантен. 16 мая Гальдер делает следующую запись в своем дневнике:

«Развитие прорыва приобрело классическую форму. Западнее реки Маас войска безостановочно продвигаются. Контратаки танков противника успеха не имеют. Скорость марша пехотных частей великолепна (1-я и 5-я горноегерские дивизии)»{51}.

Ударная танковая группировка Клейста (5 танковых, 3 моторизованные дивизии — всего 1200 танков), преодолев Арденны, форсировала Маас и, прорвавшись через Северную Францию, к 20 мая вышла к Ла-Маншу в районе Кале. Главные силы союзных войск в составе [69] 40 — 45 дивизий были окружены на полях Фландрии и прижаты к побережью. Таков был первый итог операции «удара серпом».

23 мая Гальдер был уже настолько уверен в успехе операции, что записал многозначительную фразу:

«Судьба Франции в наших руках!»{52}.

В исторической литературе разных стран считается бесспорным, что изменение плана стратегического развертывания немецких войск перед наступлением на Западном фронте сыграло существенную роль в быстром достижении поставленной гитлеровским командованием цели. Действия союзников лишь способствовали этому, поскольку группировка их сил осталась прежней: наиболее боеспособные и подвижные соединения находились на левом фланге, между Намюром и Ла-Маншем.

«Обстановка могла бы сложиться совершенно иначе, — признавал после войны бывший гитлеровский генерал К. Типпельскирх, — если бы французское командование, остановив свои войска западнее линии Мажино у французско-бельгийской границы с ее мощными полевыми укреплениями, доверило бы вопреки всяким политическим соображениям бельгийцам и голландцам помешать наступлению немецких армий и держало бы в резерве за линией фронта основные силы своих подвижных войск. Этого решения представители немецкого командования опасались больше всего, поэтому сообщение о вступлении трех армий левого фланга (1-й и 7-й французских и английской) на бельгийскую территорию вызвало у всех вздох облегчения»{53}.

Положение на фронте для союзников складывалось катастрофически. Управление войсками было нарушено, связь прервана. Немецкие самолеты бомбили и расстреливали не только войска, но и огромные массы гражданского населения, искавшего спасения в беспорядочном бегстве.

«По всем дорогам, идущим с севера, нескончаемым потоком двигались обозы несчастных беженцев. В их числе находилось немало безоружных военнослужащих. Они принадлежали к частям, обращенным в беспорядочное бегство в результате наступления немецких танков в течение последних дней»{54}.

Авиация союзников почти бездействовала. Новый главнокомандующий французской армии генерал Вейган, сменивший обанкротившегося Гамелена, ничего не изменил в ходе борьбы. 28 мая капитулировала 550-тысячная бельгийская армия.

Отрезанная во Фландрии и Северной Франции 340-тысячная группировка союзных войск находилась в треугольнике Гравлин, Денен, Гент. С запада на нее наступали войска Рундштедта, а с востока — группа армий Лееба. В ночь на 23 мая главное командование сухопутных войск отдало приказ группам армий «А» и «Б» продолжать сжимать кольцо окружения вокруг англо-франко-бельгийских войск. При этом группа армий «Б» своим [70] левым флангом должна была отбросить на север части противника, расположенные южнее и восточнее Лилля. Группе армий «А» предлагалось по достижении рубежа Бетюн, Сент-Омер, Кале развивать наступление в северо-восточном направлении. Таким образом, уничтожение окруженной группировки планировалось осуществить совместными ударами войск группы армий «Б», наступавшей на дюнкеркский плацдарм с востока, и группы армий «А», продвигавшейся с запада.

Несомненно, что окруженным войскам грозила гибель или капитуляция. В этой критической обстановке из Лондона последовал приказ командующему британскими экспедиционными силами во Франции генералу Горту эвакуировать войска через пролив на острова. Но возможно ли было это сделать? Дальнейшее развитие событий многие историки склонны рассматривать как одну из загадок второй мировой войны.

Наибольшую опасность для союзных войск представлял, конечно, намечавшийся удар с запада танковыми и моторизованными дивизиями 4-й армии. Однако командующий группой армий «А» Рундштедт вместо выполнения приказа ОКХ решил отложить до 25 мая наступление подчиненных ему подвижных войск Клейста и Гота. Прибывший 24 мая в штаб Рундштедта Гитлер вместе с Йодлем на состоявшемся совещании согласился с мнением, что восточнее Арраса должна наступать пехота, а подвижные войска следует задержать на достигнутом рубеже, чтобы «перехватить» противника, теснимого группой армий «Б». Соответствующий приказ был передан в штаб 4-й армии.

Таким образом, танковые группы Клейста и Гота были неожиданно остановлены 24 мая перед Дюнкерком. О причинах этого в историографии существуют различные толкования, в том числе точка зрения о том, что в основе «стоп-приказа» Гитлера лежало его стремление создать предпосылки для заключения мира с Англией. Именно поэтому, согласно этой версии, Гитлер предоставил английским войскам возможность эвакуироваться из Франции, правда, в тяжелой обстановке и ценой значительных потерь.

В советской историографии дискуссия о «дюнкеркском чуде» велась между историками Д. М. Проэктором и В. И. Дашичевым{55}, многое проясняя в изучении рассматриваемых событий. В. И. Дашичев, на наш взгляд, убедительно доказывает, что в основе решений гитлеровского командования надо видеть не политический расчет, а военный просчет. Гитлер и Рундштедт не имели намерения «подарить» Англии ее экспедиционную армию, позволив ей беспрепятственно эвакуироваться из-под Дюнкерка.

«Наоборот, гитлеровское командование стремилось уничтожить ее на континенте и тем самым принудить Англию к миру. Но это ему не удалось сделать»{56}. [71]

Что же все-таки послужило причиной «стоп-приказа», остановившего наступление танковых групп Клейста и Гота? Следует учесть, что 23 мая союзники силами трех английских бригад и частью 3-й французской механизированной бригады нанесли контрудар по правому флангу танковой группы Клейста, что создало кризис для нее в районе Арраса. Потери в танках у немцев составляли здесь до 50%{57}. Необходимо было поэтому перегруппировать танковые войска для нового удара, а главное — сохранить их для последующих операций.

25 мая 6-я и 18-я армии, а также два армейских корпуса 4-й армии развернули наступление с целью прижать окруженные союзные войска к «танковой наковальне» и уничтожить их. Однако наступление на дюнкеркскую группировку с востока и юго-востока протекало очень медленно. В этих условиях Гитлер отменил «стоп-приказ». Это произошло 26 мая. Запрет на использование танков для наступления на дюнкеркскую группировку просуществовал немногим более двух суток, но командование союзных войск сумело этим воспользоваться. И когда 27 мая немецкие танковые войска начали наступление, то встретили сильное сопротивление.

Гитлеровское командование совершило крупный просчет, упустив возможность с ходу продвинуться к Дюнкерку своими подвижными соединениями, пока противник не укрепился на этом направлении. Этому просчету во многом способствовал Геринг, который заверил фюрера, что уничтожит англичан своей авиацией. Однако немецкая авиация не смогла решить задач, поставленных перед ней под Дюнкерком.

Эвакуация союзных войск проходила под прикрытием огня английских военных кораблей и авиации. За время с 26 мая по 4 июня на Британские острова из Фландрии было вывезено около 338 тыс. человек, в том числе из состава английской армии 215 тыс. англичан, 123 тыс. французов и бельгийцев. Эвакуация шла главным образом через порт Дюнкерк, а частично и с необорудованного побережья. До 24 мая англичане вывезли из Франции около 58 тыс. человек из состава своих войск. Все вооружение и остальная материальная часть остались на французском побережье в качестве трофеев гитлеровцев. В районе окружения осталось также около 40 тыс. французских солдат и офицеров{58}.

В боях за дюнкеркский плацдарм английская армия потеряла 68 тыс. человек. Значительными были потери британского флота. Из 693 английских кораблей и судов, участвовавших в спасении окруженных войск, 224 было потоплено и такое же количество повреждено. Немецкая авиация в районе Дюнкерка потеряла 130 самолетов{59}.

Немецко-фашистские войска продолжали развертывать наступление во Франции, устремляясь к Парижу. Военная мощь [72] гитлеровского рейха казалась неодолимой. 10 июня Италия объявила, что вступает в войну на стороне Германии. В этот же день французское правительство Рейно перебралось из столицы в город Тур, а затем в Бордо и по существу утратило контроль над страной. Маршал Пэтен и генерал Вейган, являясь лидерами пораженцев, вели страну к позорной капитуляции. Только Французская коммунистическая партия и ее Центральный Комитет призывали страну к народной войне за свободу и национальную независимость.

14 июня немецко-фашистские войска вступили в Париж, который французское правительство объявило открытым городом. Через два дня после этого Рейно подал в отставку. Новый глава правительства маршал Петэн обратился к Гитлеру с просьбой о перемирии. Германские войска продолжали наступать, захватывая все большую часть французской территории. Перемирие было подписано 22 июня в Компьенском лесу, там же, где и в 1918 г. Сдача врагу Парижа была актом национальной измены, символизирующим крах капитулянтской политики французских буржуазных деятелей.

Рассчитывая привлечь Францию на свою сторону в войне против Англии, Гитлер в договоре о перемирии установил некоторые послабления режима завоеванной страны. Колонии оставались в ведении французского правительства, так же как и военно-морской флот, который следовало разоружить{60}. Франция была поделена на две зоны — оккупированную и неоккупированную, причем для последней сохранялись небольшие национальные войска для поддержания внутреннего порядка. В действительности над всей Францией, как и над рядом других европейских стран, установилось жестокое владычество гитлеровских агрессоров.

Следующий этап войны в Европе вошел в историю под названием «битвы за Англию». Разгромив Францию, Бельгию и Голландию, а еще раньше — Данию и Норвегию, гитлеровская Германия готовилась к вторжению на Британские острова.

«... Никогда угроза поражения не была столь серьезной, как летом 1940 г. », — пишет английский историк войны{61}.

В первых числах июля английское правительство считало, что противник «попытается произвести вторжение большими или малыми силами в течение нескольких ближайших недель». Разведывательный комитет в это же время сообщал Комитету обороны, что, по его мнению, «имелась непосредственная угроза вторжения»{62}. Осуществление немецкого плана вторжения — операции «Зеелёве» («Морской лев») намечалось сначала в августе, затем срок был перенесен на сентябрь 1940 г.{63} Однако но ряду причин события здесь развивались далеко не так, как этого хотели германские агрессоры. [74]

Англия находилась в более благоприятном положении, чем Франция, уже в силу своего островного положения. К тому же она обладала более сильным военно-морским флотом, чем Германия, а ее общая способность к сопротивлению даже на первом этапе войны оказалась выше, чем предполагал противник. Перед лицом неудач в развитии военных действий и угрозы фашистского вторжения английский народ проникся еще большей ненавистью к фашизму и готов был к борьбе с ним до конца. Что касается правительства Черчилля, то оно реалистически оценивало огромную опасность для страны со стороны гитлеровской Германии и, получив чрезвычайные полномочия, принимало решительные меры для организации обороны. Объем военного производства быстро возрастал и к июлю 1940 г. увеличился более чем в два раза по сравнению с началом войны. На помощь регулярной армии, сравнительно немногочисленной на первых порах, пришли добровольческие отряды гражданской обороны, которые в июле были преобразованы в народное ополчение, насчитывавшее свыше 1 млн. человек.

После поражения Франции, завершившего поход немецко-фашистских войск на Западе, Гитлер 19 июля на торжественном заседании германского рейхстага объявил, что предлагает Англии мир. Что побудило его сделать этот шаг как раз в то время, когда фашистская армия была опьянена своими молниеносными победами в Европе? Следует ли из сказанного, что Гитлер считал Англию в военном отношении непобедимой или же в основе его предложения о мире лежали другие побуждения? В мировой историографии даются различные ответы и на этот вопрос. Английский историк Дж. Фуллер, например, считает, что Гитлер и его генеральный штаб

«не могли понять, что единственный способ вынудить Британию выйти из войны — нанести по ней косвенный, а не прямой удар, т. е. подорвать ее островную безопасность войной на истощение, а не бросаться на штурм, к которому немцы были не подготовлены. Но это означало применение стратегии истощения вместо стратегии сокрушения, т. е. такой стратегии, которая была совершенно чужда традиционному военному мышлению немцев»{64}.

Дж. Батлер пишет о том, что в то время Гитлер был готов пойти на соглашение с Великобританией, «основанное на взаимном признании интересов Германии и Великобритании»{65}.

Отметив, что уничтожение Британской империи само по себе никогда не являлось целью Гитлера (это весьма спорное утверждение. — А. С.), Дж. Батлер мотивирует это, в частности, тем, что эта империя «была творением нордического гения и предприимчивости» и что «она не испытывала особых симпатий к большевизму»{66}.

Предложение немецких фашистов о мире с Англией следует в действительности объяснять тем, что в рассматриваемое время [75] начиналась подготовка гитлеровской агрессии против СССР. Гитлер еще в двадцатых числах мая 1940 г. принял решение в сентябре — октябре того же года напасть на Советский Союз. Именно это решение заставило фашистского фюрера одновременно искать союза с английскими правящими кругами. Однако для такого предложения время было упущено. Английский народ не принял бы такого мира.

Правительство Черчилля, руководствуясь своими классовыми интересами, отвергло предложение Гитлера: оно отнюдь не желало крушения Британской империи и превращения ее остатков в вассала германского империализма.

Война продолжалась. С первых чисел августа немецко-фашистская авиация усилила налеты на торговые суда и порты в Ла-Манше. Постепенно наращивая силу своих ударов, гитлеровские военно-воздушные силы (люфтваффе) все более настойчиво обрушивали их на военно-морские базы и аэродромы англичан. В этом воздушном наступлении участвовало 1300 бомбардировщиков и 1000 истребителей. В «битве за Англию» только с 23 августа по 6 сентября англичане потеряли 466 самолетов «Спитфайр» и «Харрикейн». 103 пилота были убиты или пропали без вести, 128 ранены. Немцы за это время потеряли 385 машин{67}. 7 сентября начался новый этап воздушной битвы. Массированным ударам начали подвергаться Лондон и его окрестности, а затем и другие крупные промышленные города: Ковентри, Бирмингем, Шеффилд, Манчестер, Ливерпуль, Глазго.

Воздушными налетами на Англию германское командование рассчитывало уничтожить или значительно ослабить английский военный флот и авиацию, дезорганизовать ее военную экономику, сломить у населения волю к сопротивлению. Однако ни одна из этих целей не была достигнута. Английская авиация и зенитная артиллерия оказывали стойкое сопротивление врагу. За время с середины августа до конца октября 1940 г. немецкие ВВС потеряли более 1110 самолетов, а британская авиация — значительно меньше (около 650). Гитлеровцам не удалось с помощью авиации разрушить английскую промышленность и подорвать моральный дух населения. С ноября интенсивность их налетов ослабевает, а с февраля 1941 г. объектами их воздушных атак стали британские порты Портсмут, Саутгемптон, Плимут и др. Одновременно периодические налеты продолжались на промышленные центры. Последние массированные удары гитлеровской авиации по Лондону были нанесены в конце апреля — начале мая 1941 г. За время воздушного наступления люфтваффе на Великобританию (12 августа 1940 г. — 11 мая 1941 г.) англичане потеряли убитыми 42 320 человек, а 49 675 человек были ранены{68}. Однако народные массы не были этим деморализованы. В условиях тяжелых испытаний население проявляло мужество [76] и организованность. Вторжение гитлеровской армии на Британские острова так и не состоялось.

Операция «Зеелёве» перестала интересовать немецкое верховное командование.

«Оно было занято другой, более важной задачей»{69}.

Внимание и усилия немецких фашистов все в большей мере поглощались предстоящей войной против СССР. Нацистские правители не могли не видеть, что Советский Союз с его растущей внутренней мощью и непрерывно возрастающей ролью в международных делах являлся главным препятствием на пути к осуществлению их замыслов о мировом господстве. Они не решались на вторжение в Англию, пока на Востоке продолжал усиливаться Советский Союз. Гитлер все больше склонялся к решению о необходимости разгромить СССР, а уже после этого осуществлять дальнейшие планы завоеваний.

Начиная с лета 1940 г. нацистские лидеры все в большей мере стали переориентировать военное производство и распределение материальных ресурсов для войны против СССР, т. е. на развитие своих вооруженных сил в «сухопутном», а не в «морском» варианте. Это означало, что гитлеровцы отказались от вторжения в Англию.

Сообщая о состоявшейся в Москве встрече английского посла С. Криппса с И. В. Сталиным, американский посол Л. Штейнгарт писал в Вашингтон:

«Сталин был весьма откровенным, реалистичным... Он дал совершенно ясно понять, что его настоящая политика имеет целью избежать вовлечения Советского Союза в войну и особенно избежать конфликта с германской армией. Сталин признал, что Германия представляет собой единственную действительную угрозу Советскому Союзу и что германская победа поставит Советский Союз в трудное, если не опасное, положение, однако он считает, что в настоящее время нельзя становиться на путь явного провоцирования германского вторжения в СССР путем изменения советской политики»{70}.

Впоследствии, пренебрегая историческими фактами, Черчилль напишет в своих мемуарах, что Советы

«проявили полное безразличие к участи западных держав, хотя это означало уничтожение того самого «второго фронта», открытия которого им суждено было скоро требовать»{71}.

Известно, что все обстояло далеко не так. В предвоенные годы именно западные державы, правители Англии в первую очередь, как выше уже отмечалось, бойкотировали советскую идею коллективной безопасности и совместного обуздания агрессора. Англия, Франция и США не захотели пойти на это и в то время, когда захватчики уже творили свои чудовищные преступления в ряде стран Европы и Азии. Правящие классы великих западных держав пошли на объединение с СССР в борьбе с агрессором только в условиях, когда агрессоры обрушились на их [77] собственные государства. Предоставленный самому себе Советский Союз готовился к неизбежной схватке с германским фашизмом и империализмом.

События в Африке и бассейне Средиземного моря

В июньские дни 1940 г., когда английские войска в трудных условиях эвакуировались с французского побережья на острова, а правительство Франции, возглавляемое пораженцем маршалом Петэном, вступило с гитлеровцами в переговоры о перемирии, перед руководящими кругами Великобритании встал вопрос о дальнейших взаимоотношениях со своим недавним союзником. Прошло совсем немного дней, и англичанам стало ясно, что французское правительство не пойдет на продолжение борьбы против Германии, опираясь на свои африканские колонии.

Правда, прибывший 17 июня в Лондон генерал де Голль, на следующий же день выступил по радио с воззванием к французам, в котором заявил:

«Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет»{72}.

Однако это обращение было сделано вопреки правительству капитулянтов. Де Голль отказался подчиниться приказу генерала Вейгана, военного министра французского правительства, о немедленном возвращении во Францию. Что касается британского кабинета Черчилля, то 28 июня он признал де Голля «главой всех свободных французов». Это были политические акции дальнего прицела, но в то время появились весьма острые проблемы, требовавшие немедленных действий.

Поражение Франции означало крах стратегии, которую проводили союзники не только в Европе, но и в других частях мира. Крушение англо-французской стратегии было предопределено всей предшествующей политикой правящих кругов этих стран. Одним из ее логических результатов было возникновение ситуации, когда Англия лицом к лицу оказалась перед фашистской Германией. К тому же на Средиземном море в войну на стороне гитлеровцев вступила Италия.

«Со времен Наполеона Великобритания не оказывалась перед таким скоплением вражеских сил, а вести борьбу совершенно без союзников, хотя бы даже против одной европейской державы, ей вообще никогда не приходилось»{73}.

В сложившейся обстановке правительство Черчилля решило прежде всего активно вмешаться в определение дальнейшей участи французского военно-морского флота и французских африканских владений. В конечном счете, как стало очевидно, их судьбы зависели не от условий германо-французского перемирия, а от реального соотношения сил воюющих держав. Англичане не хотели, конечно, примириться с мыслью, что французский флот и колонии достанутся немцам. Помимо столкновения чисто империалистических интересов, это имело также большое [78] значение с точки зрения дальнейшего соотношения сил на театрах военных действий и всей стратегии войны.

22 июня английский военный кабинет получил известие о том, что условия германо-французского перемирия подписаны. При обсуждении сразу же поставленного вопроса о французском флоте выяснилось, что два новых линейных корабля — «Ришелье» и «Жан Барт» — ушли из Франции: первый — в Дакар, второй — в Касабланку. Два других линейных корабля — «Дюнкерк» и «Страсбург» — и 6 крупных эсминцев находились в военно-морской базе Мерс-эль-Кебир недалеко от Орана (Алжир). Четыре крейсера стояли в Тулоне. Остальные крейсеры были под контролем англичан в Александрии, а несколько кораблей находились в британских портах Портсмуте и Плимуте.

Прошло еще несколько дней, и военным кабинетом было принято окончательное решение. Британскому флоту было приказано потопить французские военные корабли в алжирских водах в случае отказа принять ультиматум. Сильная английская эскадра под командованием вице-адмирала Сомервилла прибыла из Гибралтара в Мерс-эль-Кебир. Сомервилл имел приказ действовать быстро и застигнуть французов врасплох.

«Поэтому, когда утром 3 июля текст послания (содержащего условия ультиматума. — А. С.) был передан адмиралу Жансулю, корабли последнего уже находились под прицелом орудий английского флота»{74}.

Начались переговоры. Между залом заседаний военного кабинета и командованием английского флота, находившегося у африканского побережья, шел усиленный обмен радиограммами. В конце дня Жансуль сообщил Сомервиллу через английского посредника капитана Холленда, что он согласен собственноручно демилитаризовать все свои корабли у Мерс-эль-Кебира, а в случае угрозы со стороны противника направить их к острову Мартиника или в Соединенные Штаты и что сокращение численности экипажей фактически уже началось. Но Сомервилл уже не хотел больше ждать. До наступления ночи 3 июля английские корабли открыли огонь, которым были выведены из строя линейный корабль «Дюнкерк», 2 более старых линейных корабля и эсминец. При этом погибло почти 1300 французов. Только линейному кораблю «Страсбург» с несколькими эсминцами удалось уйти в Тулон.

В Александрии без кровопролития было достигнуто соглашение о том, что французы

«не затопят свои корабли, не будут пытаться уйти из порта или начать какие-либо враждебные по отношению к англичанам действия, а англичане в свою очередь не станут предпринимать попыток овладеть кораблями»{75}.

В Плимуте и Портсмуте англичане силой овладели стоявшими там французскими кораблями. Находившиеся в Дакаре и Касабланке линкоры «Ришелье» и «Жан Барт» были торпедированы англичанами и повреждены.

Де Голль в своих мемуарах назвал эти [79] действия англичан проявлением «диких порывов».

«Между тем было совершенно ясно, — отмечал он, — что французский военно-морской флот никогда не замышлял враждебных действий против англичан»{76}.

Можно и должно, конечно, было не доверять условиям германо-французского перемирия, которые не содержали прямых посягательств на французский флот. Но французские моряки заслуживали доверия, в котором им было отказано британским военным кабинетом.

Другой вопрос, который британский военный кабинет хотел разрешить в связи с поражением Франции, касался судьбы французских колониальных владений. Это имело большое значение для положения дел в Средиземноморском бассейне и в восточной части Атлантического океана. Обстановка усугублялась тем, что командующий французскими вооруженными силами в Северной Африке генерал Ногес признал капитуляцию Франции, а правительство Виши порвало дипломатические отношения с Лондоном.

«Опасность того, что противник использует французские базы, являлась наиболее существенной после опасности изменения в соотношении военно-морских сил; некоторые английские колонии могли оказаться под непосредственной угрозой. В случае действий против Гибралтара, направленных из Северной Африки, Великобритания лишалась возможности пользоваться этой базой; чрезвычайно трудной становилась и переброска подкреплений на Мальту. Самую серьезную угрозу представляло бы использование противником Касабланки или Дакара, особенно последнего. Нельзя было бы также допустить, чтобы противник превратил Диего-Суарес на Мадагаскаре в базу для действий своих рейдеров в Индийском океане»{77}.

Явное осложнение положения Гибралтара повысило роль порта Фритаун в Сьерра-Леоне, где к тому же находился штаб командующего английскими военно-морскими силами в Южной Атлантике. Начальники штабов считали необходимым изучить возможность использования для формирования конвоев порт Золотого Берега Такоради и направления основной части судов, следующих из Австралии и Новой Зеландии, через Тихий океан и Панаму, а судов, идущих через мыс Доброй Надежды, — на Тринидад. Военный кабинет решил оставить в Гибралтаре линейные корабли, сохранить флот в восточной части Средиземного моря и усилить противовоздушную оборону Мальты.

Крайняя настороженность и опасения английского правительства в отношении африканских дел подтвердились не во всем.

«Ни Гибралтар, ни Фритаун, — пишет Батлер, — не подверглись серьезным нападениям, а Мальта устояла против всех атак с воздуха. И не вся Французская империя пошла за правительством Виши: еще до окончания 1940 г. обширные районы Французской Экваториальной Африки стали поддерживать де Голля»{78}. [80]

Существенное значение имело то, что гитлеровская Германия не могла сразу же оккупировать французские колонии в Африке и предпочитала временно оставить их в руках побежденной Франции. В этих условиях британский военный кабинет проводил двоякую политику: поддерживал де Голля и сформированный им Национальный комитет Свободная Франция и вместе с тем продолжал вести переговоры с правительством Виши.

Серьезную угрозу Великобритании в бассейне Средиземного моря представляла Италия, которая к началу вступления в войну (11 июня 1940 г.) располагала сухопутной армией из 73 дивизий, военно-морским флотом и авиацией. Наиболее подготовленным к войне был итальянский флот, в составе которого находилось 154 крупных подводных корабля (в том числе 4 линейных корабля, 21 крейсер). В июле вступили в строй еще 2 линейных корабля. Занимая позиции в центральной части Средиземного моря, итальянский флот являлся для англичан серьезным противником. В распоряжении адмирала Эндрю Каннингхэма, командующего английскими военно-морскими силами в Средиземном море, в это время находились 5 линейных кораблей, 13 крейсеров, 40 эсминцев и миноносцев, 18 подводных лодок и 2 авианосца. Происшедший 9 июля морской бой у берегов Калабрии не имел решающих результатов, но показал возможность активных действий англичан в районе Средиземного моря.

Несмотря на превосходство в силах, итальянский флот не добился успеха в первый год войны.

Особое внимание военный кабинет уделял защите британских колониальных позиций на Ближнем и Среднем Востоке, богатом источниками нефти. Был создан специальный Комитет по вопросам Среднего Востока в составе трех министров: военного, по делам Индии и по делам доминионов. Комитет должен был наблюдать за развитием событий на Среднем Востоке и представлять кабинету соответствующие доклады. Несмотря на существовавшую тогда угрозу вторжения немцев на Британские острова, военный кабинет решил направить на Средний Восток свыше 150 танков, более 100 орудий, а еще ранее туда были посланы авиационные подкрепления.

В конце августа кабинет направил директиву командующим вооруженными силами на Средиземноморском театре военных действий{79}, содержавшую не только оперативно-тактические указания, но и сравнительную оценку стратегического значения различных районов предстоящих военных действий. На первое место в ней ставилась оборона западных границ Египта против ожидаемого вторжения итальянцев из Ливии. Второе место по значению отводилось обороне Судана, третье — Кении. Гарнизону Мальты ставилась задача содействовать обороне Египта, препятствуя отправке в Африку итальянских или немецких войск. Вместе[81] с тем кабинет продолжал рассматривать и решать вопросы о дополнительной посылке вооружения и войск в Египет, Судан, Ирак, Палестину, Аден и Кению.

Между тем в Восточной Африке развертывались военные действия. Итальянская армия обладала в Эфиопии подавляющим превосходством сил, имея более 300 тыс. солдат и офицеров против 30 тыс., которыми располагали англичане в Сомали, Кении и Судане. В июле итальянцы заняли часть Кении и ряд важных пунктов в Судане. Затем они вторглись в Британское Сомали и захватили его, вступив 19 августа в Берберу. Однако в Судане и Кении итальянцы не сумели развить успеха и осенью 1940 г. перешли к обороне.

Главные усилия итальянские руководители направили на захват Египта и Суэцкого канала, рассчитывая в дальнейшем установить свое господство на всем Ближнем Востоке. Осуществляя 81 от замысел, 5-я армия под командованием маршала Грациани 13 сентября начала наступление в Северной Африке, вторгшись в Ливию и Египет. Итальянцы продвинулись вдоль побережья на 90 км в глубь Египта и 16 сентября заняли Сиди-эль-Баррани. На этом рубеже они остановились. Растянутость тылов, перебои в снабжении, а главное — общая слабость итальянского фашизма не позволили Грациани организовать дальнейшее продвижение.

Заслуживающие внимания события происходили и в других частях Африканского континента. Де Голль в своих мемуарах рассказывает о том, как возрастало в Африке число сторонников движения Свободная Франция.

«На Алжир, Марокко и Тунис, — пишет он, — я не мог в ближайшем будущем рассчитывать. Правда, вначале я получал оттуда много телеграмм о присоединении ко мне муниципалитетов, организаций, офицерских клубов, секций бывших фронтовиков. Но вскоре одновременно с усилением репрессивных мер и цензурных ограничений стала проявляться покорность вишийским властям... Французская власть сохранялась там со всем своим военным аппаратом и проводила жесткую политику, что успокаивало колонистов и не вызывало недовольства у мусульман»{80}.

Более благоприятная обстановка для последователей де Голля существовала в Экваториальной Африке.

«Так, например, — писал де Голль, — в Камеруне движение протеста против перемирия охватило все слои населения. Энергичные и активные жители этой территории, как французы, так и туземцы, выражали возмущение капитуляцией. Здесь к тому же были уверены, что победа Гитлера повлекла бы за собой восстановление германского господства на этой территории, существовавшего до первой мировой войны»{81}.

В конце августа 1940 г. большая часть Экваториальной Африки — Чад, Камерун, Конго и Убанги — присоединилась к движению Свободная Франция при активном содействии этому процессу присланных де Голлем лиц. [82]

Иначе развивались события в Западной Африке, где французская администрация и военные власти оказали решительное противодействие сторонникам де Голля. При этом они опирались на значительные воинские силы. Находившаяся в их распоряжении крепость Дакар имела сильные укрепления и мощное вооружение, в том числе современные артиллерийские орудия. Крепость располагала несколькими авиационными эскадрильями и сложила базой для эскадры, в частности для подводных лодок, а также для мощного линкора «Ришелье».

Британский военный кабинет решил направить в Дакар совместную с де Голлем экспедицию с целью овладения этой сильной военно-морской крепостью, игравшей важную роль в борьбе за коммуникации на Атлантике. 31 августа эскадра военных кораблей под командованием адмирала Джона Кеннингэма и суда с двухтысячным отрядом французских войск под командованием де Голля отправились из Ливерпуля в намеченную экспедицию. Через две недели корабли прибыли в порт Фритаун, откуда им предстояло направиться в Дакар. Однако обстановка к этому времени значительно осложнилась, так как туда прибыла эскадра военных кораблей Виши. Выйдя из Тулона, три тяжелых и три легких крейсера прошли беспрепятственно через Гибралтарский пролив и достигли Дакара. 23 сентября сюда подошла и англо-французская эскадра. Де Голль обратился к гарнизону и населению крепости по радио, призывая присоединиться к Свободной Франции. Об этом же говорилось в листовках, сбрасываемых с самолетов французскими летчиками. Однако в ответ береговые батареи крепости, а затем и крейсер «Ришелье» открыли огонь по англо-французским кораблям. Неудачной оказалась и попытка произвести высадку отряда де Голля в небольшом порту Рюфикс неподалеку от Дакара. Там тоже свободные французы были встречены огнем. 24 сентября английские корабли вступили в перестрелку с защитниками Дакара. К вечеру поединок завершился без каких-либо шансов на овладение крепостью. Линкор «Резолюшн» и несколько других английских кораблей получили серьезные повреждения, а четыре английских самолета были сбиты. Со стороны противника значительно пострадали линкор «Ришелье» и другие корабли, один легкий крейсер и две подводные лодки были потоплены. «Но форты крепости, — пишет де Голль, — продолжали вести огонь»{82}. Дакарская экспедиция закончилась провалом.

Де Голль со своим отрядом направился в порт Дуала, откуда развернул энергичную деятельность по дальнейшему сколачиванию своих сил. В первых числах ноября его войска заняли порт Либревиль, и вскоре территория Габона была полностью потеряна для властей правительства Виши. Тем самым завершилось присоединение всей территории Французской Экваториальной [83] Африки к сторонникам движения Свободная Франция. После этого де Голль вернулся в Лондон.

В бассейне Средиземного моря фашистская Италия, следуя своим стратегическим замыслам, стремилась к захватам не только в Африке, но и на Балканах. Муссолини решил провести внезапный, «молниеносный» поход против Греции. 9-я итальянская армия, предназначенная для решения этой задачи, на рассвете 28 октября 1940 г. вторглась из Албании на греческую территорию. На границе с Албанией находилась лишь приграничная греческая группировка в составе 27 тыс. человек, 20 танков, 36 боевых самолетов и 220 орудий. Итальянцы, обладая подавляющим превосходством сил и средств, прорвали греческую оборону на 50-километровом участке и вторглись на территорию Эпира и Македонии. Одновременно итальянская авиация подвергла бомбардировке греческие города, порты и железные дороги.

Греческое монархо-фашистское правительство Метаксаса и генеральный штаб, укрывшиеся в подвалах афинской гостиницы «Великобритания», передали оттуда приказ об «общем отступлении» эпирской армии, которая еще не вступила в бои с противником. Однако греческие войска отказались повиноваться этому приказу, решив защищать родную землю. На борьбу против агрессора поднялся весь греческий народ. Вместе с тем развязанная Муссолини несправедливая война против Греции была непопулярной среди широких масс итальянского народа и итальянских солдат, которые не желали умирать ради чуждых им несправедливых целей.

Приграничные греческие войска и подошедшие части эпирской армии оказали стойкое сопротивление, и 8 ноября итальянцы вынуждены были приостановить наступление. Вслед за этим греческие войска перешли в контрнаступление. Поспешно отступая в покрытых снегом горах, итальянцы к концу ноября откатились на исходные позиции. Разъяренный Муссолини, не ожидавший такого развития событий, сместил главнокомандующего войсками в Албании генерала Висконти Праска и заставил уйти в отставку начальника генерального штаба маршала П. Бадольо. Вместо него в начале декабря начальником генерального штаба стал генерал У. Кавальеро, по совместительству назначенный и командующим итальянскими войсками в греческой кампании. Таким образом, итало-фашистское наступление в Греции в конце 1940 г.. завершилось провалом.

Правительство Метаксаса и греческий генеральный штаб вместо того, чтобы использовать благоприятную обстановку и преследовать противника на территории Албании, чтобы окончательно разгромить его, последовали указаниям германского посла в Афинах Эрбаха, который рекомендовал [84]

«не бить так сильно по Италии, а то хозяин (Гитлер. — А. С.) начнет сердиться»{83}.

В Греции сложилась специфическая обстановка. «С одной стороны, Метаксас, будучи не в состоянии не считаться с патриотическим подъемом греческого народа, вынужден был формально руководить его борьбой против своего фактического союзника — итальянского фашизма. С другой же — он выполнял данную роль лишь в той степени, в какой это было угодно сообщнику и покровителю последнего — германскому фашизму, который в то же время сам готовился к нападению на Грецию»{84}.

В это же примерно время фашистская Италия потерпела серьезные неудачи и в Северной Африке. Английская армия «Нил», получив подкрепления, 9 декабря перешла в контрнаступление в Египте. Итальянские войска оказались не в состоянии противостоять натиску англичан и в первый же день боев стали беспорядочно отступать. На следующий день наступающие вступили в Сиди-Баррани. К концу декабря территория Египта была полностью очищена от итальянцев. В начале января 1941 г. английские войска под командованием Уэйвелла вторглись в Киренаику (Ливию). Перед англичанами капитулировали сильно укрепленные города Бардия и Тобрук. Итальянская армия Грациани оказалась полностью разгромленной, из ее личного состава 150 тыс. человек были взяты в плен. Уцелевшие 10 тыс. итальянских солдат и офицеров отошли в Триполитанию. 10 февраля британский кабинет принял решение прекратить дальнейшее наступление в Северной Африке, а большую часть войск из Ливии перебросить в Грецию.

Военно-морские операции в Средиземном море также развертывались не в пользу фашистской Италии. При относительно равных силах в кораблях англичане решительнее использовали в сражениях авиацию. Значительную роль в борьбе на Средиземном море играла английская военно-морская база на Мальте.

«Сражения на Средиземном море проходили с переменным успехом, пока ночью 11 ноября английские самолеты-торпедоносцы не осуществили успешной операции против военного порта Таранто, где концентрировались основные силы итальянского флота. В результате налета были выведены из строя сразу три линейных корабля, что дало перевес английскому флоту»{85}.

В борьбу на Балканском полуострове включилась фашистская Германия. После того, как 1 марта 1941 г. монархо-фашистская Болгария присоединилась к Тройственному пакту, немецко-фашистские войска уже на следующий день были введены на ее территорию. 25 марта правители Югославии также официально примкнули к фашистской «оси». Однако в Югославии известив о присоединении страны к Тройственному пакту вызвало волну массовых митингов и демонстраций с резким выражением протеста. В первых рядах антифашистских выступлений была Коммунистическая партия. Народное возмущенно использовали буржуазные [85] группы и часть высшего офицерства, которые в ночь на 27 марта совершили государственный переворот. Свергнув принца-регента Павла и правительство Цветковича — Мачека, путчисты объявили королем несовершеннолетнего Петра П. Вновь созданное правительство возглавил генерал Душан Симович. Новое правительство продолжало проводить антинародную политику и заняло колеблющуюся позицию в международных делах. Стараясь сохранить прежние контакты с гитлеровской Германией и фашистской Италией, правительство Симовича вместе с тем пошло на заключение Договора о дружбе и ненападении с Советским Союзом. Однако договор был заключен не в марте 1941 г., когда Советское правительство внесло предложение об этом, а лишь 5 апреля, в самый канун гитлеровской агрессии.

Гитлер и другие главари фашистской Германии решили одновременно с нападением на Грецию («план Марита») совершить агрессию и против Югославии. Готовя это нападение, гитлеровцы использовали в своих целях «пятую колонну» в Югославии.

«Распускались панические слухи, принимались меры, чтобы затормозить и сорвать мобилизацию. В Хорватии развернули подрывную деятельность усташи А. Павелича. Гитлеровская разведка спешно вооружила многих югославских немцев — своих агентов, которые устраивали диверсии и вызывали беспорядки»{86}.

Этой подрывной деятельности способствовали профашистские элементы, которые занимали многие командные посты в югославской армии.

6 апреля фашистская Германия совершила внезапное нападение на Югославию. На рассвете немецкая авиация подвергла варварской бомбардировке Белград, несмотря на то, что югославское правительство еще за несколько дней до этого объявило столицу открытым городом. Немецко-фашистская армия пересекла югославские границы и стала продвигаться внутрь страны. К отражению агрессии и к ведению современной войны с массовым применением танков и авиации югославская армия не была подготовлена. Всеобщую мобилизацию объявили только 7 апреля. К тому же вступившие в сражения войска были лишены единого руководства. В первый же день немцы заняли город Скопле, а на следующий день их танковые и моторизованные части разбили югославские войска в Вардарской Македонии и отрезали им пути отхода в Грецию. 9 апреля пал город Ниш, и гитлеровские дивизии устремились к Белграду. На севере страны войска противника взяли Загреб. Сопротивление югославской армии подрывалось возникшей паникой и подрывными действиями «пятой колонны». 13 апреля гитлеровцы вошли в Белград. Король Петр II и его министры покинули страну, вылетев в Грецию, а оттуда в Египет. 17 апреля 1941 г. в Белграде был подписан акт о безоговорочной капитуляции югославской армии. Антинародная, [86] реакционная политика югославских правящих верхов привела не только к поражению армии, но и к краху буржуазной Югославии.

Одновременно гитлеровская Германия совершила агрессию и против Греции. Перед этим на греческую территорию высадился британский экспедиционный корпус, насчитывавший около 50 тыс. солдат и офицеров, главным образом новозеландцев и австралийцев. В военном отношении такая сила не могла иметь решающего влияния на ход событий. Что касается греческого правительства и высшего командования, то их капитулянтская позиция стала еще более откровенной перед лицом гитлеровской агрессии. Смерть Метаксаса (29 января 1941 г.) ничего не изменила в этом отношении. Новый глава правительства А. Коризис был ярым фашистом, и в стране активно действовали германские шпионы и «пятая колонна».

Немецко-фашистские войска вторглись в Грецию с территории Болгарии. Греки и на этот раз оказали героическое сопротивление. На греко-болгарской границе немцы в течение нескольких дней не могли продвинуться вперед, хотя они бросили в бой большое количество танков, пикирующих бомбардировщиков и тяжелой артиллерии. Однако греческое командование, основываясь на директиве главнокомандующего Папагоса, поспешило капитулировать перед гитлеровцами. 27 апреля немецкие войска вступили в Афины. На этом заключительном этапе войны с Грецией Муссолини, который тщетно пытался самостоятельно добиться успеха, теперь вновь бросил в наступление итальянские войска. 23 апреля 1941 г. представители Греции подписали перемирие с Германией и Италией. В этот же день греческий король и его правительство бежали на остров Крит, а затем в Александрию под защиту англичан. Эвакуировались и войска британского экспедиционного корпуса. К 1 июня гитлеровцы захватили и Крит.

На африканском театре войны Муссолини также не мог обойтись без военной поддержки гитлеровской Германии. В первые месяцы 1941 г. британские войска стали вытеснять итальянцев из Восточной Африки. В мае при активной помощи местных партизанских отрядов англичане заняли Аддис-Абебу, а затем такая же участь постигла итальянские колонии Эритрею и Сомали. Командующий итальянскими войсками в Восточной Африке герцог Аоста, вице-король Эфиопии, сдался в плен вместе со своим штабом.

«Несколько итальянских гарнизонов продолжали сопротивление до осени 1941 г., однако фактически империя Муссолини прекратила свое существование»{87}.

В Северной Африке обстановка не сложилась столь же неблагоприятно для фашистской Италии только потому, что на помощь ей поспешил Гитлер. В феврале 1941 г. гитлеровцы перебросили в Ливию бронетанковый [87] корпус под командованием генерала Роммеля. На острове Сицилия находился прибывший туда 10-й немецкий авиационный корпус, в составе которого было 250 самолетов, 31 марта войска Роммеля перешли в наступление и уже через три дня вступили в Бенгази, а к середине месяца заняли всю Киренаику. Английские войска были окружены в Тобруке. В этом районе, у ливийско-египетской границы, завязались длительные бои. Гитлер не считал возможным посылать в Северную Африку новые пополнения, так как силы и средства фашистской Германии готовились для войны против СССР. Что касается Италии, то она не могла одна вести борьбу против противостоящего ей противника.

Таким образом, Германия и Италия добились определенных успехов в Северной Африке, но они не смогли вытеснить англичан из Египта, овладеть Суэцким каналом. В Средиземном море английская авиация и корабли военно-морского флота препятствовали подвозу противником подкреплений, горючего и продовольствия в Северную Африку.

На этом закончился первый период развития военных событий в бассейне Средиземного моря.

На атлантических коммуникациях

В годы, предшествовавшие второй мировой войне, Германия свои главные усилия в области развития вооружений направляла на создание мощных сухопутной армии и авиации. Определенное внимание германские правящие круги уделяли и строительству флота. С 1929 по 1934 г. немцы построили 3 «карманных линкора» (обладавших легкой броней, но большой скоростью хода и мощным вооружением), а в 1934 г., открыто нарушив требования Версальского договора, они заложили на стапелях 2 линейных корабля типа «Шарнхорст». После заключения англо-германского морского соглашения (18 июня 1935 г.) Германия приступила к созданию большого военно-морского флота. Договор устанавливал, что германский флот мог достигнуть 35% британского по всем классам кораблей, а по подводным лодкам — 45%.

«Последняя цифра после особого уведомления могла быть доведена до 100% с соответствующим сокращением тоннажа по другим классам. В качестве компенсации германский военно-морской флот присоединился к соглашению, обязывавшему все подводные лодки вести войну по правилам призового права, т. е. не топить суда без предупреждения»{88}.

В Германии развернулось строительство линейных кораблей типа «Бисмарк», крейсеров типа «Хиппер», эскадренных миноносцев типа «Маас» и подводных лодок трех различных типов — на 250, 500 и 750 тонн. К началу 1939 г. в третьем рейхе были [88]

построены (с 1935 г.) военные корабли общим водоизмещением 300 тыс. тонн из 425 тыс. тонн запланированных.

Однако в конце 1938 г. в фашистской Германии был принят новый вариант кораблестроительной программы (план «Z»), предусматривающий строительство огромного океанского флота{89}. Эта программа в первую очередь была направлена против Англии. При этом начало войны с ней предусматривалось не ранее 1944 — 1945 гг. «Выбор Редером (главнокомандующим германскими ВМС. — А. С.) долгосрочной кораблестроительной программы наряду с просчетом, допущенным Гитлером в определении времени начала войны, имел весьма благоприятные для Англии последствия»{90}, — пишет английский военный историк. Мировой конфликт начался в то время, когда реализация плана «Z» находилась в начальной стадии. Если бы Германии удалось выполнить долгосрочную программу кораблестроения, то ее военно-морские силы имели бы в своем составе 13 линейных кораблей, 33 крейсера, 4 авианосца, около 250 подводных лодок и значительное число эскадренных миноносцев. «Такой флот, несомненно, создал бы для Англии большую угрозу, особенно если принять во внимание, что большинство ее кораблей были устаревшими»{91}.

Развитие мировых событий заставило гитлеровских главарей и командование германских ВМС пересмотреть очередность строительства кораблей различного типа. На первое место были поставлены подводные лодки.

К началу второй мировой войны гитлеровцы не располагали достаточными силами для ведения операций против крупных морских сил противника. Германские ВМС имели всего 2 относительно новых линейных корабля («Шарнхорст» и «Гнейзенау»), 3 тяжелых крейсера, «карманные линкоры» («Адмирал граф Шпее», «Адмирал Шеер» и «Дейчланд», впоследствии переименованный в «Лютцов»), 2 устаревших линейных корабля («Шлезиен» и «Шлезвиг-Гольштейн»), 8 крейсеров, до 40 различных миноносцев, около 70 тральщиков и 20 торпедных катеров, 57 подводных лодок{92}. Из них 27 лодок имели водоизмещение от 500 до 750 тонн, и их можно было использовать для действий в океане на большом удалении от районов базирования{93}. По разным причинам к началу войны из общего числа подводных лодок только 46 находилось в состоянии боевой готовности. Большая часть германских кораблей и подводных лодок базировалась в Вильгельмсхафене, остальные — в балтийских портах: Киле, Штеттине, Ростоке и др. Германский военно-морской флот не имел собственной авиации. Но к началу войны в его оперативном подчинении находилось 120 самолетов на авиабазах Северного моря и 108 самолетов — на базах Балтийского моря{94}.

Италия, вступившая в войну на стороне фашистской Германии в июне 1940 г., располагала 4 линейными кораблями (в том [89] числе 2 модернизированными), 21 крейсером (из них 14 легких), относительно большим количеством эсминцев — 129 и 115 подводными лодками{95}. Однако боевые качества итальянских надводных кораблей и подводных лодок были значительно ниже английских и французских. Отсутствие у итальянского флота своей авиации еще больше снижало возможность его эффективного использования.

Флоты Англии и Франции к сентябрю 1939 г. имели 22 линейных корабля (из них 15 английских), 8 авианосцев (7 английских), 84 тяжелых и легких крейсера (65 английских), 258 эскадренных миноносцев (187 английских), 137 подводных лодок (58 английских){96}.

Главная задача германского флота при сложившемся соотношении сил состояла в борьбе на коммуникациях Великобритании в Атлантике. При этом обе стороны отчетливо понимали, что для Англии проблема обеспечения океанских сообщений является вопросом жизни и смерти, так как ее экономика в огромной степени зависела от импорта. Англия ввозила до 50% стратегического сырья и продовольствия. На 1941 г. ее импорт планировался в объеме 31 млн. тонн, в том числе 16 млн. тонн стратегического сырья.

«В начале войны Англия вынуждена была держать в море одновременно 2 тыс. судов, через ворота ее портов ежесуточно проходило более 350 транспортов. Именно в расчете на высокую зависимость Англии от морских сообщений и большую уязвимость их был построен плац войны фашистской Германии»{97}.

На атлантических коммуникациях в годы второй мировой войны развернулась напряженная борьба.

Германское морское командование в последние мирные дни направило 22 средние и большие подводные лодки в районы западнее Англии и Ирландии, а малые подводные лодки — к северо-восточному побережью Англии в Северное море. На второй день войны подлодка «U-30» потопила английский лайнер «Атения» в 150 милях к западу от Ирландии, что было грубым нарушением Гаагской конвенции. Такое пиратское действие вызвало протест во всем мире, но немецкие власти поспешили опровергнуть причастие своих лодок к этому делу. С присущей гитлеровцам циничной наглостью англичане были обвинены в провокационном потоплении своего же транспорта. Непосредственным участникам дела — экипажу «U-30» — было приказано строго хранить тайну, а для сокрытия следов преступления в вахтенном журнале лодки запись об акте была уничтожена. Верховное командование фашистской Германии, рассчитывавшее после польской кампании заключить перемирие с западными державами, отдало приказ: до особого распоряжения не нападать на пассажирские суда, а грузовые суда топить только после предупреждения. Ф. Руге с откровенностью убежденного участника фашистской [90] агрессии высказывает сожаление по поводу упомянутого приказа, ибо «это вмешательство лишило военно-морской флот больших и легко достижимых успехов» 98. Однако действие приказа было кратковременным. Немецкие подводные лодки вновь стали атаковать транспорты противника без предупреждения. В декабре 1939 г. всякие ограничения в этой области практически были сняты, а в 1940 г. «была объявлена неограниченная подводная война с постепенным распространением зоны потопления встречающихся судов без предупреждения на все водное пространство вокруг Англии; наконец, 17 августа 1940 г. островное государство было объявлено осажденной крепостью, а все водное пространство вокруг Англии до 20° западной широты — районом военных операций, имеющих целью установление полной блокады. Так пали последние препятствия»{98}.

Германским военно-морским флотом командовал гросс-адмирал Эрих Редер. По словам американского историка Морисона, Редер обладал организаторскими способностями и властным характером{99}.

«Обычно он отдавал приказы без предварительной консультации с кем-либо и тем не менее раболепствовал перед Гитлером, единственным человеком, которому он подчинялся»{100}.

Германский флот в сентябре 1939 г. был разделен на три составные части: линейный флот, разведывательные силы и подводный флот. Подводным флотом командовал контр-адмирал Карл Дениц, который, по характеристике того же Морисона, «обладал большой энергией и был беспощаден, что импонировало Гитлеру»{101}. Дениц издал ряд приказов командирам подводных лодок, предписывающих расстреливать из пулеметов уцелевших людей из команд торпедированных судов{102}.

Стремясь уменьшить опасность для транспортов на коммуникациях, англичанки их союзники изменяли общепринятые маршруты движения судов. Учитывая это, германские подводные лодки в поисках добычи бороздили обширные морские пространства. Районы крейсерства избирались в удалении от берегов противника, чтобы ослабить угрозу со стороны противолодочной обороны (ПЛО). Настигались обычно отдельно плывущие корабли, которые и подвергались нападению. В сентябре 1939 г. немецкие подводные лодки потопили в Атлантике торговые суда общим тоннажем свыше 150 тыс. тонн.

В качестве ответной меры англичане сразу же прибегли к конвоированию. Конвой составлялся из 40 — 50 транспортов. В пределах 200-мильной зоны от берега он сопровождался 3 — 4 кораблями охранения, а дальше транспорты следовали самостоятельно.

Британское адмиралтейство сделало попытку использовать для охраны коммуникаций авианосцы. Однако первый опыт оказался неудачным. 17 сентября немецкая подводная лодка «U-29» в районе к западу от Ирландии потопила находившийся в противолодочном [91] дозоре авианосец «Корейджес» с 24 самолетами на борту. Погибла и большая часть команды. В дальнейшем вместо использования авианосцев англичане усиливали авиацию береговой обороны и шире применяли систему конвоев.

В связи с потерями судоходство англичан снизилось, но все же система конвоев позволяла сохранять его в достаточных масштабах. 6 декабря 1939 г. Черчилль заявил в палате общин, что в море постоянно находится 2000 британских судов и от 100 до 150 судов ежедневно приходит и покидает порты Великобритании{103}.

Поскольку конвои стремились обходить районы действия подводных лодок, немецкое командование стало периодически посылать их ближе к базам противника, где поиск транспортов значительно облегчался. Потери подводных лодок при этом возросли.

В период «странной войны» Англия не принимала решительных действий для организации блокады Германии, но все же на морских коммуникациях определенную активность она проявляла. По свидетельству Ф. Руге, англичане не достигли большого успеха в деле захвата германских торговых судов, застигнутых войной в чужих портах, но им больше повезло с захватом нейтральных судов, следующих с грузами для Германии. В сентябре 1939 г. они заполучили на захваченных ими нейтральных и германских судах 300 тыс. тонн товаров, примерно вдвое больше того, что потеряли сами на погибших английских судах{104}.

Методы борьбы на океанских и морских пространствах совершенствовались с обеих сторон. Англичане ввели твердые графики движения конвоев на основных трассах, что позволило не только сопровождать, но и встречать транспорты на определенных рубежах. На подходах к английским базам и портам устанавливались минные заграждения. В свою очередь немцы стали использовать подводные лодки и авиацию для постановки магнитных мин у английских баз и на прибрежных фарватерах, что привело к резкому возрастанию гибели торговых транспортов. Если в октябре 1939 г. на минных полях подорвалось 10 судов, то в ноябре — 26, в декабре — 33{105}. К началу 1940 г. потери по этой причине снизились, так как англичане нашли надежное средство против магнитных мин.

В целом действия германского подводного флота оказались весьма результативными. Только с начала войны и до капитуляции Франции немецкие подводные лодки потопили 256 судов, общий тоннаж которых превышал 1 млн. тонн, что составляло почти 2/3 всех потерь, понесенных за это время противниками Германии. Следует добавить, что за это же время на немецких минах погибло 115 судов (свыше 394 тыс. тонн). Потери гитлеровцев составили 20 подводных лодок{106}. [92]

Значительным эпизодом в боевой деятельности германских подводных сил явился успешный прорыв в крупную базу английского флота Скапа-Флоу и потопление в ней линейного корабля. В ночь на 14 октября 1939 г., действуя по тщательно разработанному плану, немецкая подводная лодка «U-47» в надводном положении проникла в Скапа-Флоу через пролив Керк и выпустила четыре торпеды в линкор «Ройял Оук». Повреждения оказались незначительными, и лодка отошла для перезарядки носовых торпедных аппаратов.

«В 01.16 лодка возвратилась и выпустила еще три торпеды по «Ройял Оуку», на этот раз успешно. Две торпеды попали в цель, и 30 минут спустя корабль лег на борт и перевернулся. 24 офицера и 809 матросов из состава экипажа погибли»{107}.

Подводная лодка все также в надводном положении выбралась в открытое море и 17 октября вернулась на свою базу в Вильгельмсхафен.

Удары по противнику на морских коммуникациях наносила и фашистская авиация. 16 и 17 октября 1939 г. немецкие самолеты совершили налеты на английские базы Ферт-оф-Форт и Скапа-Флоу: в первой из них они легко повредили крейсер и эсминец, а во второй — нанесли тяжелые повреждения линкору «Айрон-Дюк». Немецкие летчики в декабре того же года и в первом квартале 1940 г. потопили некоторое количество английских транспортов и рыболовных судов общим водоизмещением около 38 тыс. тонн, а также 3 сторожевых корабля и тральщик. Однако в целом боевые вылеты немецкой авиации не отличались высокой результативностью. Это происходило прежде всего в результате удаленности системы базирования гитлеровской авиации от районов боевых действий.

«Ударная авиация могла летать в Ла-Манш либо через Северную Францию, либо выходить в Северное море над территорией Германии и затем следовать на юго-запад, к Па-де-Кале. В обоих случаях она вынуждена была пролетать в районе французской или английской системы ВНОС, поэтому внезапность ударов почти полностью исключалась»{108}.

К тому же Германия не имела истребителей с дальним радиусом действия, которые могли бы сопровождать ударную авиацию к Ла-Маншу.

С несравненно большим успехом гитлеровские самолеты стали проводить постановку магнитных мин у английских берегов; в ноябре и декабре 1939 г. на них подорвались английские и французские суда общим тоннажем свыше 200 тыс. тонн{109}. Установку мин осуществляли также немецкие надводные корабли и подводные лодки. Как уже отмечалось, англичане вскоре нашли действенные средства борьбы с этой опасностью, вооружая суда компенсационной обмоткой и резко увеличив тральный флот. Это резко уменьшило потери судов от магнитных мин.

Важную роль в защите прибрежных коммуникаций играли английская [93] авиация и зенитная артиллерия, которые при помощи расположенных на побережье 20 радиолокационных станций своевременно оповещались о приближении вражеских самолетов.

Развертывали свою деятельность в Атлантике и германские надводные корабли — рейдеры. В их задачу входило нападение как на конвои, так и на одиночные суда. Находясь на большом удалении от своих баз, рейдеры совершали длительные передвижения, стремясь скрыть от противника свое местонахождение и быть за пределами радиуса действий его береговой авиации. Обнаруживая английские и французские транспорты, рейдеры быстро их уничтожали, пытаясь не допустить посылки с них перед гибелью радиосигналов. «Однако суда, подвергавшиеся нападению, в большинстве случаев успевали передать эти важные донесения»{110}. Доставка рейдерам топлива, боезапасов и продовольствия производилась специальными судами снабжения в заранее обусловленных морских зонах. Направляя в океан свои боевые корабли, немцы использовали долгосрочные прогнозы метеостанций.

Известный урон судоходству англичан и их союзников нанесли в течение первых двух с половиной месяцев войны рейдировавшие в Южной и Северной Атлантике тяжелые крейсеры («карманные линкоры») «Адмирал граф Шпее» и «Дейчланд». «Адмирал граф Шпее» настиг и потопил в Индийском океане и в Южной Атлантике 9 транспортов общим тоннажем около 50 тыс. тонн, а «Дейчланд» до 15 октября захватил в Северной Атлантике 1 и потопил 2 судна.

Проводя защиту морских коммуникаций, англичане стремились своевременно обнаружить выходящие в Атлантику немецкие рейдеры. Для этого в радиусе действий авиации и прибрежной зоне проводился воздушный контроль, а за ее пределами наблюдение велось подводными лодками. Воздушная разведка одновременно должна была следить и за появлением немецких подводных лодок. Кроме того, в начале войны англичане совместно с французами создали несколько групп кораблей с постановкой перед ними задачи поиска и уничтожения немецких рейдеров.

13 декабря 1939 г. 3 английских крейсера встретились с германским крейсером «Адмирал граф Шпее», который следовал вдоль берегов Южной Америки. В районе залива Рио-де-ла-Плата произошел бой. Немецкий рейдер с дистанции 100 кабельтовых первым открыл огонь по английским кораблям. Завязалась ожесточенная перестрелка. Английский крейсер «Эксетер» и легкие крейсеры «Эйджекс» и «Акилез» вели обстрел рейдера с двух направлений, что вынудило последний разделить огонь главного калибра. Затем «Адмирал граф Шпее» сосредоточил весь огонь на крейсере «Эксетер», который в результате тяжелых повреждений [94] вышел из боя. Крейсер «Эйджекс» также имел серьезные повреждения, к тому же на нем подходил к концу боезапас. Но и «Адмирал граф Шпее» находился не в лучшем положении. В ходе 80-минутного боя он получил до 50 попаданий, из команды 94 человека были убиты или ранены. Боеспособность корабля заметно упала. В такой ситуации английские легкие крейсеры продолжали преследовать рейдер, заняв позиции на траверзах его левого и правого бортов, стараясь держаться вне действенного огня артиллерии врага.

Уже ночью 14 декабря «Адмирал граф Шпее» вошел в уругвайские территориальные воды и бросил якорь в заливе Рио-де-ла-Плата. Выход из него охраняли 2 английских легких крейсера, а затем к ним присоединился крейсер «Кумберленд». Сюда спешило из других районов еще несколько боевых кораблей английского флота. В сложившейся обстановке, не имея возможности отремонтировать корабль и восстановить его боеспособность, командир крейсера «Адмирал граф Шпее» взорвал корабль на рейде Монтевидео.

Конец германского «карманного линкора» показал большую уязвимость немецких надводных кораблей, действующих на океанских коммуникациях в отрыве от баз снабжения и ремонта. Вместе с тем стало ясно, что средства радиосвязи позволяли принимать действенные меры для организации поиска и последующего уничтожения превосходящими силами германских рейдеров. Посылка их в Атлантику была временно приостановлена немецким командованием.

В последующие месяцы главные усилия германского флота были направлены на подготовку и активное участие в операции по захвату Дании и Норвегии (операция «Везерюбунг»), К ее проведению привлекались основные силы военно-морского флота, включая все боеспособные подводные лодки. Общий тоннаж судов, участвовавших в операции, достигал 1,2 млн. тонн. Для вторжения в Норвегию формировались оперативные группы из боевых кораблей с задачей высадки передовых отрядов десанта в Осло и основных военно-морских базах, в том числе Бергене, Тронхейме и Нарвике. Немецкие подводные лодки, действовавшие на коммуникациях Атлантики, были временно отозваны на свои базы и получили задачи по обеспечению операции в Северном и Норвежском морях.

Готовились к захвату Норвегии, а также северной части Швеции с ее богатыми железными рудниками и англо-французские союзники. Однако гитлеровцы их опередили.

О ходе норвежской кампании нами уже было сказано. Приведем здесь высказывания об ее итогах С. Роскилла.

«На всем ее протяжении, — пишет он, — наши сухопутные войска терпели неудачи и поражения. На море и в воздухе мы несли потери, которые [95] едва ли могли позволить себе в то время, когда перед нами вставали новые серьезные задачи... Говоря о кампании в целом, надо отметить, что противнику удалось обеспечить безопасность перевозок железной руды, усилить контроль на морских коммуникациях на Балтике и овладеть весьма ценными и выгодно расположенными базами, откуда его подводные лодки, надводные корабли и авиация могли выходить на торговые пути и активизировать свои действия против союзного прибрежного судоходства»{111}.

Потери флотов в норвежской операции были значительными с обеих сторон, но особенно тяжелыми они оказались для германского флота.

Развитие военных событий весной и летом 1940 г., завершившееся разгромом англо-французских армий на Западном фронте, привело в качестве одного из результатов к захвату войсками фашистского вермахта Атлантического побережья от берегов Норвегии до Испании. Это обстоятельство намного увеличило возможности германского флота в борьбе на морских и океанских просторах.

С норвежских баз германским надводным кораблям и подводным лодкам стало ближе и легче выходить в Атлантику и Северное море. Многочисленные порты Северной и Западной Франции также оказались в полном распоряжении Германии. Немецкие подводные лодки после капитуляции Франции в значительной своей части перебрались в базы Бискайского залива: Брест, Лориан и Сен-Назер, причем базы Сен-Назер и Лориан были превращены в главные базы германских подводных лодок. Быстро были восстановлены верфи, доки и другие сооружения, необходимые для обслуживания подводных лодок. Сокращение на 800 — 900 миль пути к западным подходам к Англии и обратно увеличивало эффективность боевого использования лодок и позволило привлечь для действий в Атлантическом океане малые подводные лодки. В этих же целях была сформирована флотилия итальянских подводных лодок с базированием в Бордо.

В результате боевых действий германского флота и авиации против судоходства Англии, ее союзников и нейтральных стран с 3 сентября 1939 г. по 30 июня 1940 г. было уничтожено 701 судно общим тоннажем около 2336 тыс. тонн{112}. При этом подводными лодками было потоплено 300 судов тоннажем около 1137 тыс. тонн, т. е. примерно 43% по числу судов и до 50% — по тоннажу{113}. Следует к тому же иметь в виду, что за тот же период английский торговый флот получил пополнения, которые значительно превышали потери. Источниками этих пополнений являлись: переход под английский контроль торговых судов Польши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и Франции общим тоннажем около 8 млн. тонн; захват 260 торговых судов Германии и Италии тоннажем около 500 тыс. тонн; приобретение и аренда [96] у США и нейтральных стран до 700 судов тоннажем около 1,5 млн. тонн; получение от собственной судостроительной промышленности кораблей не менее чем на 400 — 500 тыс. тонн{114}.

Однако, как отмечают исследователи, положение английского судоходства к лету 1940 г. ухудшилось. Значительное число судов было переоборудовано для использования в качестве вспомогательных крейсеров, тральщиков, кораблей противолодочной обороны и т. д. Кроме того, в связи с введением системы конвоев оборачиваемость судов, а следовательно, и объем перевозок сократились не менее чем на 30 — 40%. Так, если до августа 1939 г. в порты Англии ежемесячно прибывали суда общим тоннажем до 6,6 млн. тонн, то с сентября 1939 г. эта цифра снизилась до 2,9 — 3,7 млн. тонн, а с июля 1940 г. — до 1,5 — 2,5 млн. тонн. Сократился и общий тоннаж судов, уходивших в грузом из портов Англии{115}. Такое положение привело к заметному падению импорта в Англию продовольствия, нефти, различных видов сырья и готовых изделий. Летом 1940 г. англичане вынуждены были начать жить в значительной мере за счет запасов, накопленных ранее. Это было время наибольших успехов германских подводных лодок за все время войны. Несмотря на то, что потери, нанесенные подводными лодками, в 1940 г. были значительно меньше, чем в 1942 г., однако, как отмечал Морисон, средний тоннаж английских судов, потопленных каждой подводной лодкой, был почти в 10 раз больше{116}.

Возобновление активных действий германского подводного флота с середины 1940 г. сопровождалось концентрацией его усилий в районе западнее Шотландии и южнее Исландии. Обладая большой надводной скоростью, подводная лодка могла следовать за обнаруженным днем конвоем на большом от него расстоянии, а с наступлением темноты сближалась и атаковала судно противника. Немецкая подводная лодка «U-100», например, в сентябре 1940 г. в течение двух ночей потопила 7 и повредила 1 транспорт одного и того же конвоя, а в следующем месяце за шесть суток потопила 6 транспортов. В октябре потери союзников от немецких подводных лодок составили 63 судна общим водоизмещением свыше 352 тыс. тонн.

Английскому адмиралтейству удалось, наращивая силы противолодочной обороны, заставить немецкие подводные лодки держаться дальше от прибрежной зоны. Кроме того, оно стало направлять свои подводные лодки к базам Бискайского залива, что привело к уничтожению 4 фашистских лодок. И все же общие итоги боевых действий на морских сообщениях складывались не в пользу англичан.

Британский флот в результате понесенных им потерь и расширения системы конвоирования ощущал острую нужду в эскортных кораблях. Это происходило в то время, когда перед Англией [97] вырисовывалась непосредственная угроза вторжения на ее территорию немецко-фашистских войск. В этих условиях английское правительство заключило соглашение о сдаче США в аренду сроком на 99 лет своих островных владений на Багамских островах, островах Антигуа, Сент-Люсия и Ямайка. В обмен на это американцы передали Англии 50 старых миноносцев. Принимались и другие срочные меры. Эскортные корабли высокими темпами строились на английских и канадских верфях. Все это создавало предпосылки для некоторого увеличения боевого охранения в конвоях и постепенного расширения зоны конвоирования. К тому же англичане стали применять новые маршруты следования конвоев.

Успехи, достигаемые германским подводным флотом, обходились ему не дешево. Только при действиях на коммуникациях его потери за рассматриваемое время составили 23 подводные лодки{117}. К 1 сентября немецкий флот получил в качестве пополнения 28 подводных лодок, но это лишь восполнило понесенный урон{118}. В дальнейшем численность немецких подводных лодок начинает возрастать. В декабре 1940 г. она достигла 75, в январе 1941 г. — 83, в конце февраля — 103 единиц и т. д.{119} С ноября 1940 г. активность действий лодок снизилась и в течение двух месяцев была менее эффективной, чем в августе — октябре. Штормовая погода в северо-восточной части Атлантики была лишь одной из причин этого. Еще большее влияние здесь оказывало отмеченное выше улучшение системы противолодочной обороны англичан, вынуждавшее немецкие лодки действовать без авиационной разведки на далеких океанских коммуникациях. Однако в целом эффективность действий германского подводного флота во второй половине 1940 г. была успешной.

В январе и феврале 1941 г. германские подводные лодки нанесли судоходству противника потери в общей сложности около 323,5 тыс. тонн. Это было меньше, чем в декабре. Однако именно в это время в тактике подводной войны происходило существенное изменение. От действий одиночных лодок немцы переходили к объединенным действиям группами лодок. Наибольший эффект достигался, когда завесы лодок наводились на конвой противника разведывательными самолетами. Особенно совершенствовался метод ночных атак. «Завесы лодок могли почти безнаказанно действовать за пределами зоны усиленного эскортирования транспортов, которая распространялась в этот период только на одну четверть пути от Англии до Галифакса. Если до марта 1941 г. основные потери английское судоходство несло в прибрежной (300-мильной) зоне, то начиная с апреля, и особенно с мая 1941 г., до 90% потерь тоннажа стало приходиться на район открытого океана, куда не достигала авиация (ПЛО) с аэродромов Англии»{120}. Особенно большие потери [98] англичане несли к югу от Исландии и у берегов Западной Африки.

Принимая ответные меры, англичане в марте 1941 г. в течение одной недели уничтожили 3 германские подводные лодки — «U-47», «U-99» и «U-100». Возмездие было тем полнее, что все они обладали рекордным боевым счетом — с начала войны ими было потоплено 81 судно (свыше 517,5 тыс. тонн).

Наращивая средства противолодочной обороны, англичане увеличивали количество авиации, используемой для поисков лодок, но главные их усилия по охране судов сводились к совершенствованию и усилению сил сопровождения. Возрастало число эскортных кораблей, расширялась зона сопровождения транспортов. В связи с завершением развертывания баз на острове Исландия, захваченном англичанами в июне 1940 г., конвои стали обеспечиваться противолодочным охранением больше чем на половине маршрута через Северную Атлантику. С апреля 1941 г. суда стали сопровождаться по принципу эстафеты: эскортные отряды из Исландии принимали транспорты от отрядов, сопровождавших их из Англии, и следовали с ними до меридиана 35° западной долготы, где встречали караваны судов, шедшие из США, и сопровождали их до Исландии.

«Хотя эта мера отодвинула зону действия лодок еще дальше в океан, но полностью обезвредить их не могла. Потери продолжали расти»{121}.

В июне 1941 г. была введена сквозная система конвоев на северном маршруте от Ньюфаундленда до Великобритании. Корабли и самолеты ПЛО оснащались радиолокационными приборами и современной гидроакустикой, новейшими образцами глубинных бомб. Борьба в Атлантике становилась все более напряженной. Из-за роста потерь гитлеровцы испытывали нехватку опытных кадров подводников, но число новых лодок возрастало. В январе 1941 г. германская промышленность поставила флоту 10 подводных лодок, в феврале — 11, в марте — 13, в апреле — 17, в мае — 21 и т. д. Списочная численность подводных лодок на 1 июня составляла 146 единиц{122}. Однако на операции выходила едва треть этих сил{123}. Увеличение численности лодок, а также отмечавшееся уже расширение системы базирования и развитие тактики действий обеспечивали рост боевой эффективности подводных лодок. С июня 1940 г. по июнь 1941 г. они потопили в Атлантике 520 судов общим водоизмещением 2,84 млн. тонн, что составляло более половины (58%) общих потерь тоннажа союзными и нейтральными странами{124}. Кривая этих потерь быстро возрастала. Тоннаж потопленных судов составлял: 130 тыс. тонн — в январе, 200 тыс. — в феврале, 250 тыс. — в марте, 250 тыс. — в апреле, 326 тыс. — в мае, 310 тыс. — в июне{125}. По отношению к общим потерям это составляло: 45,8% — в марте 1941 г., 63,6 - в мае, 74,1% - в июне{126}. [99]

Продолжали действовать на океанских коммуникациях и германские надводные корабли. 5 ноября 1940 г. тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» атаковал в Северной Атлантике большой конвой, двигавшийся с запада под охраной вспомогательного крейсера «Джервис Бей». В ходе завязавшегося боя немецкий «карманный линкор» уничтожил английский вспомогательный крейсер, а затем 5 транспортов из состава конвоя. Появление германского тяжелого крейсера на маршруте следования конвоев из Галифакса внесло дезорганизацию в систему атлантических коммуникаций. Находившиеся в пути два конвоя из Галифакса и один конвой с Бермудских островов возвратились назад, выход многих судов был задержан в портах. Движение конвоев в Северной Атлантике возобновилось лишь со второй половины ноября. «Адмирал Шеер» ушел после этого далеко на юг — на трассу между Антильскими и Азорскими островами, где потопил еще несколько судов, а затем направился в южную часть Индийского океана. За 161 день «Адмирал Шеер» прошел 46 тыс. миль, захватил 2 танкера и потопил 19 судов общим водоизмещением 137 тыс. тонн{127}. После этого он вернулся на германскую базу.

Прорвавшиеся в Атлантику через Датский пролив немецкие линейные корабли «Гнейзенау» и «Шарнхорст» в феврале 1941 г. потопили 5 транспортов, а в следующем месяце, рейдируя вдоль западного берега Африки, по радио навели на большой конвой подводные лодки, которые уничтожили 13 транспортов и повредили охранявший конвой английский линкор «Малайя». В том же месяце «Гнейзенау» и «Шарнхорст» уничтожили еще многие транспорты противника, после чего ушли в Брест. В течение двух месяцев немецкие линкоры прошли 17 800 миль, уничтожили и захватили 22 судна водоизмещением 115610 тонн. «Это был самый результативный выход боевых кораблей в Атлантику»{128}. Германский крейсер «Хиппер» в феврале того же года в районе Азорских островов уничтожил 7 транспортов (33 тыс. тонн).

Конечно, далеко не все операции германских надводных кораблей проходили столь же успешно. Так, в ноябре 1940 г. отряд из 7 немецких эсминцев пытался атаковать конвой у северо-восточного берега Англии, но на пути к нему попал на минное поле. Флагманский эсминец наскочил на мину и затонул, а остальные корабли вернулись обратно на базу, не выполнив задачу.

Наиболее крупной неудачей германского флота в рассматриваемый период являлась гибель линейного корабля «Бисмарк». Он вышел вместе с крейсером «Принц Ойген» в Норвежское море и Северную Атлантику из порта Гдыня. 20 мая 1941 г., получив разведывательные данные о проследовании германских кораблей через балтийские проливы, англичане сразу же приняли [100] меры для их обнаружения и уничтожения. В поддержку блокадному дозору были направлены линейный крейсер «Худ» (флагман), линкор «Принц оф Уэлс» и 6 эсминцев. Затем из Скапа-Флоу вышли главные силы английского флота — линкор «Кинг Джордж V» (флагман), авианосец «Викториес», 4 крейсера и 7 эсминцев, в море к ним присоединились еще несколько кораблей.

23 мая «Бисмарк» и «Принц Ойген» были обнаружены дозорными крейсерами. Завязавшийся бой оказался непродолжительным и безрезультатным. На следующий день в Датском проливе произошел бой превосходящих сил англичан с германскими кораблями. Немцы сконцентрировали весь огонь на «Худе», который вскоре был потоплен. Находившаяся на нем команда из 1500 человек почти вся погибла (спаслись лишь трое). Вступивший в бой с некоторым запозданием «Принц оф Уэлс» получил серьезные повреждения. «Бисмарк» также получил повреждения тяжелыми снарядами, ход его несколько снизился. Обе стороны прекратили вести огонь.

Английское адмиралтейство стягивало силы для перехвата германских кораблей. Вечером 24 мая «Принц оф Уэлс» и 2 крейсера возобновили артиллерийский бой с «Бисмарком», но попаданий не было с обеих сторон. Затем немецкий корабль атаковали 9 торпедоносцев с авианосца «Викториес», но цели достигла лишь одна торпеда, нанесшая линкору незначительные повреждения. После этого местонахождение немецких кораблей было утеряно. На следующий день, по данным радиоразведки, стало известно, что они продвигаются к западным французским берегам. К исходу 25 мая английская летающая лодка «Каталина» обнаружила «Бисмарк», но он был один. «Принц Ойген» накануне вечером направился в район Азорских островов для самостоятельных действий.

«Бисмарк» пытался прорваться в одну из баз Бискайского залива. В район его обнаружения вышел крейсер «Шеффилд» для установления радиолокационного контакта с немецким линкором, что и было им выполнено. Поднимавшиеся с авианосца «Арк Ройял» торпедоносцы атаковали «Бисмарк», причем наведение самолетов проводилось с «Шеффилда». При атаке второй волны торпедоносцев (первая ошибочно, хотя и без последствий, атаковала свой же крейсер «Шеффилд») одна из торпед попала в корму линкора. На «Бисмарке» были повреждены рули и винты, он почти лишился хода.

Английские эсминцы в ночь на 27 мая атаковали все еще двигающийся линкор, но успеха не достигли. Конец наступил утром. «Кинг Джордж V» и «Родней» около 9 час. сблизились с «Бисмарком» и открыли артиллерийский огонь. Бой продолжался свыше часа. Немецкий линкор полностью потерял ход, его орудия [101] умолкли. Последние, на этот раз смертельные удары были нанесены торпедами с крейсера «Дорсетшир». После открытия кингстонов «Бисмарк» перевернулся и в 10 час. 36 мин. затонул. Вместе с ним погибла и большая часть его команды в составе 2300 человек.

Поиски «Принца Ойген» не дали результатов, он сумел 1 июня прибыть в Брест. Зато все 5 германских танкеров (тоннажем свыше 48,5 тыс. тонн), находившихся в океане для снабжения отряда, были обнаружены и уничтожены.

В ходе операции по уничтожению «Бисмарка» англичане стянули из своих атлантических и средиземноморских баз 5 линкоров, 3 линейных крейсера, 2 авианосца, 14 крейсеров и 22 эсминца. В операции использовались также крупные силы авиации, подводные лодки, радиопеленгаторные станции с побережий океана. Решающую роль в операции сыграла авиация, которая обнаружила германские корабли на выходе в Норвежское море и нанесла по «Бисмарку» завершающий удар.

Рассматриваемая операция выявила и серьезные недостатки в действиях английского флота.

«Вместо того, чтобы организовать взаимодействие превосходящих артиллерийских и торпедных сил для уничтожения немецкого отряда еще на выходе из Датского пролива, англичане, вступив в артиллерийский бой с германским отрядом, проиграли его. Потеряв «Худ», они не смогли нанести «Бисмарку» значительных повреждений. Крупные недостатки были вскрыты в организации разведки и в управлении силами, в результате чего, несмотря на участие в операции значительной части английского флота, германский отряд из двух кораблей не был уничтожен полностью»{129}.

Гибель «Бисмарка» обнаружила слабые стороны и в действиях германского флота. Взаимодействие рейдирующих одиночных кораблей с подводными лодками и авиацией оказалось слабым.

«До завесы своих лодок в районе Бискайского залива «Бисмарк» не дошел. Воздушная разведка, организованная немцами для обеспечения прорыва «Бисмарка» первоначально в океан, а затем в свои базы, слишком запоздала и не раскрыла развертывания английского флота. Небольшие силы ударной авиации при ограниченном, радиусе ее полета не смогли оказать «Бисмарку» необходимой помощи»{130}.

Последней попыткой боевого использования германских линейных и тяжелых крейсерских кораблей на океанских коммуникациях был выход из Киля в Атлантику тяжелого крейсера «Лютцов». Обнаруженный 13 июня у берегов Норвегии, он был атакован английской авиацией и, получив повреждение, вернулся на свою базу.

Действия германского флота на атлантических коммуникациях создавали большое напряжение для английского флота, вынуждая [102] его вести постоянное охранение конвоев и борьбу с немецкими рейдерами. Решением этой же задачи были скованы крупные силы авиации. И все же ущерб, нанесенный англичанам, был весьма ощутим. С ноября 1940 г. по июнь 1941 г. они потеряли только от ударов немецких линкоров и тяжелых крейсеров 51 судно общим тоннажем 257 381 тонна. Кроме того, Англия вынуждена была задерживать свои корабли в портах, где формировались конвои.

Немалую роль в боевых операциях германского флота играли вспомогательные крейсеры. Переоборудованные в боевые корабли из быстроходных судов, вооруженные артиллерией и торпедными аппаратами, они рейдировали, как правило, поодиночке, и обычно на коммуникациях их находилось немного — не свыше 6. Начиная с весны и до конца 1940 г. вспомогательными крейсерами, действовавшими на удаленных, наиболее слабо охраняемых коммуникациях в Атлантике, Индийском и Тихом океанах, были захвачены и уничтожены 54 транспорта водоизмещением 366 644 тонны.

Англичане хотя и с некоторым запозданием, но приняли меры, обеспечившие повышение эффективности борьбы с немецкими вспомогательными крейсерами. Помимо кораблей специальной постройки, для этой цели стали использоваться радиосредства и авиация, что в значительной мере лишило немецкие рейдеры неуловимости. Существенно повышалась безопасность для одиночных транспортов изменением режима их плавания.

Оценивая результаты боевых операций германских надводных кораблей в 1939 — 1941 гг., следует отметить, что они были лучше подготовлены для крейсерских действий, чем в первую мировую войну. Тяжелые крейсеры типа «Дейчланд» и особенно линкоры типа «Шарнхорст» и «Бисмарк» обладали достаточной дальностью плавания и относительно высокими техническими и тактическими данными. За указанный отрезок времени немецкими надводными кораблями всех типов было потоплено и захвачено на морских и океанских коммуникациях свыше 900 тыс. тонн торгового и промыслового тоннажа. Из этого количества около 62% приходилось на долю вспомогательных крейсеров. Линкорами и тяжелыми крейсерами было захвачено и потоплено 69 судов (346 885 тонн). Однако в условиях второй мировой войны надводные корабли вопреки расчетам немецкого главного морского командования не смогли полностью решить поставленную перед ними задачу. Средства радиосвязи и авиации исключали возможность длительного скрытного пребывания надводных кораблей в океане.

«Действия надводных рейдеров не привели Англию на грань катастрофы, а потери крупных боевых кораблей в ходе войны были для Германии невосполнимы. Кризис в действиях немецких надводных рейдеров свидетельствовал о кризисе взглядов [103] германского командования на средства и методы ведения борьбы на коммуникациях»{131}.

С начала 1941 г. и по май месяц включительно значительна возросла активность авиации на атлантических коммуникациях. За эти месяцы в среднем было проведено 2120 самолето-вылетов. Особенно результативным для гитлеровцев был апрель, а за все три весенних месяца англичане потеряли от ударов авиации 212 транспортов (около 584 тыс. тонн). Против конвоев направлялись самолеты-торпедоносцы и бомбардировщики. Эффективность действий немецкой авиации возросла, когда стали применяться самолеты ФВ-200 («Кондор»). Взаимодействие авиации с подводными лодками достигалось лишь в отдельных случаях, планомерному взаимодействию препятствовал ограниченный радиус действий самолетов.

Для усиления защиты судов, особенно в открытом океане, англичане, помимо вооружения их зенитной артиллерией, начиная с июня 1941 г. стали применять конвойные авианосцы. Переделанные из транспортов, они имели полетные палубы с самолетами.

Всего за первый период второй мировой войны фашистская авиация на коммуникациях и базах уничтожила 1,4 млн. тонн торгового тоннажа. Однако опыт борьбы за Атлантику в этот период показал, что флот фашистской Германии не был достаточно подготовлен к действиям на коммуникациях. В его составе отсутствовала боеспособная ударная авиация, что и сказалось на результатах борьбы. Достигнутый же успех был кратковременным, он не обеспечил стратегической эффективности в масштабах войны.

Общие итоги борьбы за атлантические коммуникации в первый период войны (сентябрь 1939 г. — июнь 1941 г.) свидетельствуют о весьма серьезных потерях Англии в торговом тоннаже. Они составляли 4,5 млн. тонн, а пополнение английского торгового флота за это время равнялось 1,35 млн. тонн{132}. Такое положение угрожало серьезным кризисом торгового тоннажа. Все же перед германским флотом была поставлена явно авантюристическая задача — изолировать Англию от связей с континентами. К этому германский флот не был достаточно подготовлен, хотя его действиями Англия, несомненно, была поставлена в тяжелое положение.

Подготовка, а затем развязывание третьим рейхом войны против СССР резко облегчили ситуацию для Англии. Исчезла угроза вторжения гитлеровцев на Британские острова. Главные силы немецкой авиации были переключены на Восточный фронт, и ее удары по английским морским базам и аэродромам полностью прекратились. Атлантические коммуникации, соединяющие Англию с ее колониями, доминионами и Соединенными Штатами Америки, стали лучше охраняться, что привело к снижению [104] потерь торговых судов, хотя они и оставались еще значительными. Но самый тяжелый период за всю войну — второй квартал 1941 г. — больше уже не повторялся. Нападение фашистской Германии на Советский Союз явилось важнейшим фактором, оказавшим свое влияние на дальнейший ход борьбы в Атлантике, Северной Африке и в бассейне Средиземного моря. Главные события второй мировой войны переместились на советско-германский фронт.