Часть первая.
Переворот в шпионаже
Поездка полковника Николаи
В начале июня 1932 года полковник в отставке Вальтер Николаи выехал из Берлина в Мюнхен, где он должен был выступить в Коричневом доме.
Это было вторым его выступлением в центре гитлеровской партии и пропаганды. Три недели назад он уже выступал здесь в качестве представителя верховного командования германской армии перед небольшой группой руководителей СА (Sturmabteilungen) и СС (Schutzstaffelln). Темой его выступления было: «Германия в будущей войне». Его заявление о том, что Германия должна без объявления войны, одним лишь колоссальным по масштабам воздушным наступлением раздавить своего противника, произвело исключительное впечатление на аудиторию.
Сейчас он снова направился в Мюнхен в качестве представителя верховного командования, хотя официально больше не принадлежал к офицерскому корпусу германской армии. Однако на этот раз его выступление являлось только предлогом. Николаи поехал в Мюнхен для того, чтобы обсудить там с вожаками германского фашизма вопрос, который в случае захвата ими власти приобретал огромное значение. Что касается возможностей гитлеровской шайки в этом направлении, то Николаи в них не сомневался.
Итак, полковник в отставке Николаи сел на ночной экспресс, уходящий с Ангальтского вокзала в Берлине. Мало вероятно, чтобы кто-нибудь узнал этого человека с небольшим, худым, невыразительным лицом, острым, пронизывающим взглядом, слегка вздернутым носом, чувственные ноздри которого как будто вечно вынюхивали что-то. Обывателю не была знакома даже его фамилия. В течение ряда лет она [19] уже больше не появлялась ни в справочниках, ни в военной литературе. Только люди с хорошей памятью могли бы вспомнить, что Вальтер Николаи возглавлял знаменитое Третье бюро - мозг разведывательной службы верховного командования германской армии, что он был самым могущественным человеком за кулисами официальной германской действительности, главой всей системы германского шпионажа в период мировой войны 1914–1918 гг. Однако времена эти были далеко позади!
За несколько дней до поездки Николаи — 31 мая — господин фон Папен стал главой правительства Германии.
Николаи был невысокого мнения о Франце фон Папене, завсегдатае «клуба господ», матером шпионе и завзятом анекдотисте; поэтому он мог только презрительно улыбнуться, вспомнив о том, как этот авантюрист Франц фон Папен, прозванный американцами «сатаной в цилиндре», работал на него, полковника Николаи.
Это было в январе 1914 года, когда фон Папен был назначен военным атташе германского посольства в Вашингтоне. Его деятельность не ограничивалась обычной деятельностью военных атташе — пассивным шпионажем, т. е. посылкой сведений в Германию, касающихся военного положения в Соединенных Штатах.
В его задачи входило раздувать пламя недовольства в Мексике и тем самым отвлекать внимание США от угрожающей ситуации в Европе. Фон Папен работал в тесном контакте с морским атташе капитаном Бой-Эд.
После начала первой мировой войны фон Папен еще более расширил свою шпионскую деятельность, использовав в качестве «щита» купленную им фирму Г. Амсинк и К0.
В скором времени он начал организовывать с помощью своих агентов, большей частью матросов германских судов, задержанных в американских портах, массовое вредительство на военных предприятиях США. Засланный им в британскую разведку человек по имени «Тейлор» недостаточно хорошо владел английским языком и был разоблачен; следствие установило, что он являлся одним из помощников фон Папена и что зовут его Хорст фон дер Гольц. Другой его помощник, специалист по подделке паспортов, фон Ведель был также разоблачен.
Николаи, разумеется, не был доволен деятельностью фон Папена; в апреле 1915 года ему было послано в США подкрепление. [20] Проездом через Южную Америку, по подложному шведскому паспорту прибыл в Нью-Йорк некий капитан Франц Ринтелен, взявший на себя руководство всей системой вредительства в США.
Появление Ринтелена Папен воспринял как вызов и как наказание, почему и постарался возможно быстрее избавиться от него; вскоре это ему удалось. Ринтелен проживал в Нью-Йорке как британский подданный Гиббонс; под этим именем он открыл небольшой магазин на улице Сидар. Летом 1915 года пришло письмо от фон Папена, адресованное на имя «капитана Франца фон Ринтелена». Американцы, служившие в магазине, были, естественно, удивлены. Не менее удивленными оказались и соответствующие власти в Вашингтоне, благодаря чему в августе 1915 года Ринтелен вынужден был покинуть США. В пути он был арестован англичанами, имевшими в своем распоряжении код, которым пользовались Папен и Бой-Эд, направляя в Берлин сообщение об отъезде Ринтелена.
Неудачи продолжали преследовать фон Папена. Осенью 1915 года его портфель попал в руки государственного департамента США. Один из его помощников, доктор Гейнрих Альберт «потерял» его в вагоне метро. В портфеле находились столь компрометирующие документы, что Вашингтон потребовал отзыва фон Папена. Фон Папен выехал и захватил с собой другие, еще более компрометирующие документы, которые и были извлечены англичанами из его чемоданов и срочно пересланы в Вашингтон. Корешки чековой книжки дали возможность американским властям установить имена всех людей, использованных фон Папеном в качестве шпионов, в особенности занимавшихся вредительством. Благодаря этим и другим документам Вашингтон установил, что немцы на одно только вредительство истратили в США более 40 миллионов долларов, что ответственность за вредительские акты, произведенные более чем на 40 заводах и верфях, прямо или косвенно ложится на фон Папена и что он несет ответственность за диверсии на 47 кораблях, в трюмы которых еще до их выхода в море были подброшены взрывчатые вещества. «Государственный трудовой комитет мира» — организация, созданная для того, чтобы воспрепятствовать вступлению США в войну, — был разоблачен как прямое орудие фон Папена, на деньги которого он и существовал.
Полковник Николаи знал, что фон Папен никогда не смог бы стать главой правительства Германии, если бы его шпионская [21] деятельность в США стала широко известна в стране. А это могло легко произойти. Известное германское издательство Ульштейн и К0 уже намеревалось издать книгу о шпионской деятельности фон Папена, и потребовалось сильнейшее воздействие извне, для того чтобы Ульштейн отказался от своего плана. В переговорах с Ульштейном, проходивших в течение 1930 и 1931 гг., германские официальные власти выставляли в качестве основного аргумента то обстоятельство, что процесс по делу о германском вредительстве в США не был закончен американским судом. Германские власти упорно отрицали свое участие в этих преступлениях; но мемуары Ринтелена вполне определенно устанавливали ответственность Германии, в результате чего она была вынуждена оплатить ущерб. Однако Николаи, упорно выступавший против книги Ринтелена, действовал таким образом потому, что старался сохранить в полной тайне все, что касалось германской разведки.
В одних только Соединенных Штатах германская разведка израсходовала огромные денежные суммы, значительно более 40 миллионов, истраченных фон Папеном; и все это не давало должных результатов.
Вся система германского шпионажа была в ту пору сконцентрирована в руках официального военного атташе фон Папена, человека, все время находившегося в центре внимания общественности, за которым усиленно наблюдали контрразведывательные организации противника. Отсюда следовал вернейший и весьма катастрофический по своей серьезности вывод: по-видимому, вся система организации шпионажа была ошибочной.
Николаи и в особенности Людендорфу это было ясно даже еще до возникновения первой мировой войны. Как писал впоследствии Николаи: «Британская служба разведки представляла из себя превосходную организацию. Французское 2-е бюро было вряд ли менее действенным». Эти организации оказались настолько хорошо осведомленными, что, по признанию того же Николаи, 4 августа 1914 года англичане были в состоянии физически изолировать большинство германских агентов у себя в стране. То же самое имело место во Франции и России. «Германская система шпионажа в течение первых шести месяцев войны находилась в совершенно хаотическом состоянии», — заявляет Николаи. Он утверждает также, что знал об этой опасности, но не смог [22] провести в жизнь мероприятия, которые считал необходимыми.
После поражения Германии и заключения Версальского мира молодая германская республика на первых порах официально отказалась от ведения шпионажа. Для полковника Николаи наступили трудные дни. Военное министерство внезапно не пожелало больше иметь с ним дела. Не помогло даже то, что он был готов идти на всяческие уступки. Тогда он обратился с запросом, что делать с его архивами, содержащими важные секретные документы. Никто в Берлине не хотел тогда взять эти документы на сохранение. Ему было предложено сжечь их. Николаи не смог заставить себя уничтожить плоды своей многолетней работы. После длительного хождения по инстанциям он нашел место для временного сохранения своих бумаг. Более 48 тыс. дел было перевезено в имение одного из крупных помещиков Восточной Пруссии. Здесь они, однако, находились не более шести недель. В конце концов, Альфред Гугенберг, бывший председатель комитета директоров Крупповского концерна и владелец издательства Шерль, предложил Николаи использовать принадлежащее ему помещение. Во время перевозки документов в Берлин бесследно исчезло более 3 тыс. дел. Позднее выяснилось, что некий бельгийский профессор Бюллюс, видимо, работавший для бельгийской разведки, украл их и перевез в Брюссель.
После этого Николаи стал выжидать. И надо сказать, что ждать ему пришлось не слишком долго.
Николаи приложил руку к созданию так называемого «Черного рейхсвера», действуя в качестве посредника между военным министром Геслером и генералом Куртом фон Шлейхером. Эти люди занимали официальные государственные посты, что несколько ограничивало свободу их действий. Что же касается Николаи, то он был тогда «не у дел», и это значительно облегчало его возможности.
Николаи участвовал не только в организации «Черного рейхсвера». Им была также создана, правда, в миниатюре, новая система шпионажа. Уже в 1920 году им были засланы агенты на оккупированную союзниками территорию Германии для установления не только дислокации, но и морального состояния оккупационной армии.
Одновременно им было организовано розыскное бюро, субсидировавшееся из неограниченных фондов германской тяжелой индустрии. Оно занималось сбором материалов, целиком [23] направленных против Веймарской республики, ее сторонников и политических деятелей.
Несмотря на свою разностороннюю деятельность, Николай чувствовал себя неудовлетворенным, поскольку он не находился в самом центре международного шпионажа, масштабы деятельности которого с окончанием войны все время росли. Николаи был достаточно хорошо осведомлен обо всем. Ему было известно, что одна международная шпионская организация предлагала за умеренную цену чертежи новейшего американского вооружения. Он знал, что 2-е бюро и французская морская разведка добыли фотографии всех итальянских пограничных укреплений и чертежи находящихся в постройке итальянских военных кораблей. Он знал, что формулы новейших ядовитых газов и образцы химических снарядов предлагались на международной бирже шпионажа.
Не было для него секретом и то, что внутри самой Германии действует целая армия вражеских шпионов.
В течение всех этих лет, и особенно между 1928 и 1932 гг., Николаи очень сблизился с Людендорфом, этим апостолом и глашатаем «тотальной войны».
Ведение «тотальной войны», по твердому убеждению Николаи, требовало внедрения разветвленной системы тотального шпионажа. Тотальный шпионаж не был похож, по мнению Николаи, ни на одну из прежних форм. До сих пор шпионаж лишь развивался и совершенствовался. Теперь же назрело время для кардинальных реформ. Необходим был коренной переворот в этой области.
Совещание
Совещание, на которое прибыл полковник Вальтер Николаи в Мюнхен, состоялось в доме капитана Эрнста Рема. На нем присутствовали Геббельс, Гиммлер, Гесс и несколько менее видных вожаков фашистской партии. Все они собрались для того, чтобы обсудить возможности и перспективы создания тайной полиции, чья деятельность не только в Германии, но и за ее пределами должна была начаться сразу же после захвата власти фашистами в Германии.
Рем надеялся, что во главе этой полиции будет стоять он. По-видимому, нечто подобное обещал ему Гитлер. Однако совещание не успело начаться, а шансы Рема были уже сведены к нулю. Рем не имел никакого представления о том, [24] как следует создавать подобную организацию. Наоборот, Геббельс представил детализированные планы. Гиммлер говорил весьма мало, но Николаи, по собственному признанию, сразу «раскусил» его.
Во время совещания в квартире Рема в июне 1932 года только один из присутствовавших ни разу не произнес ни одного слова. Этим человеком был Рудольф Гесс. По всем данным, он находился здесь лишь в качестве наблюдателя Гитлера. Этот почти бесцветный человек, секретарь и тень «фюрера», казалось, не обращал никакого внимания на все то, о чем здесь говорят. Это была первая встреча Николаи с Гессом. Но Николаи знал все о личном секретаре Адольфа Гитлера. Он знал, что Гесс родился в Александрии, а в Германию приехал 14 лет. После войны 1914–1918 гг. он стал крайним националистом и антисемитом. Николаи знал, что вскоре после этого Гесс тесно связал свою судьбу с Гитлером, защищая его во время всех стычек, которыми обычно заканчивались собрания фашистов. Он знал, что Гесс попал вместе с Гитлером в тюрьму. Однако Гесс не писал книг и не занимал никакого официального поста в руководстве фашистской партии. А потому Николаи был еще более удивлен, и не только он один, когда, наконец, незадолго до закрытия совещания, Гесс заговорил.
Его первые слова были произнесены в тот момент, когда кто-то прервал Геббельса, излагавшего задачи этой необычной тайной полиции. Геббельсу был задан вопрос: «Где мы найдем людей для такой полиции?» Николаи утверждает, что Гесс в этот момент ответил: «Если мы не сможем их найти, мы их создадим». Позднее он бросил еще одну фразу — «массовая база». Николаи сразу почувствовал, что означают эти два слова. Они означали организацию тотального шпионажа во всех областях общественной жизни.
Гесс не сказал ничего другого в этот вечер, но он упомянул одно имя. Он говорил о своем учителе и друге Карле Гаусгофере, основателе института «геополитики» и профессоре Мюнхенского университета, где Гесс провел ряд лет, изучая быт и нравы японцев. Японцы, по мнению Гесса, показывают отличные образцы шпионажа «на массовой базе».
В декабре 1932 года Гитлер назначил Гесса» своим заместителем по фашистской партии и тем самым открыл перед ним немалые возможности по внедрению тотального шпионажа. [25]
Архитектор Гиммлер
Итак, Рем не был тем человеком, которому поручили руководство тайной полицией. Пост этот был предоставлен Генриху Гиммлеру, человеку, который, подобно Гессу, почти не раскрыл рта на совещании, где впервые обсуждались структура и функции гестапо.
Его настоящая карьера началась в 1925 году, когда Гитлер образовал охранные отряды (СС). На пост начальника СС Гитлеру был предложен ряд кандидатур; некоторые из них прошли даже соответствующие испытания. И вот в то время еще могущественный Грегор Штрассер выдвинул на этот пост своего секретаря Генриха Гиммлера. Под руководством Гиммлера охранные отряды (СС) стали все более и более противопоставляться штурмовым отрядам (СА) и превратились в личную охрану Гитлера. Когда фашисты пришли к власти, Гиммлер вначале был назначен начальником полиции в Мюнхене, а в конце 1933 года ему было поручено руководство всей полицейской системой Германии, за исключением Пруссии. В Пруссии хозяйничал Геринг, и он уже создал там свою полицию. Власть, сосредоточенную в своих руках, Геринг не хотел ни с кем делить. Однако Фрик, тогдашний министр внутренних дел, настаивал на том, чтобы тайная полиция была подчинена ему.
На этих разногласиях сыграл, по-видимому, Гиммлер. Прошло немного времени, и прусская тайная полиция перешла в его ведение. Вскоре ему удалось подчинить себе полицию всей Германии.
По первому впечатлению могло показаться, что Гиммлер совершенно не подходит для подобной роли. Родился он в Мюнхене, в 1900 году, в небогатой семье и походил на типичного молодого человека из мелкобуржуазной среды. Он был коммерсантом, позднее — учителем. Однако те, кто хорошо знал его и видел его за работой, утверждали, что этот невозмутимый, педантичный человек был подвержен внезапным и странным переменам. В сонных глазах вспыхивал огонь холодной ненависти, четко очерченные губы делались тонкими и злобными. И этот внешне равнодушный человек мог действовать с самой ужасающей жестокостью, принимая чудовищные решения и сразу осуществляя их. Таков был внешне бесцветный главарь гестапо Гиммлер. Он не терял времени даром и всячески увеличивал свои кадры. К моменту захвата власти Гитлером в Германии насчитывалось 138 тыс. полицейских. Полтора года [26] спустя — в конце 1.934 года — их было 437 тыс., включая 250 тыс. эсэсовцев. К началу второй мировой войны численность отрядов СС составляла 372 тыс. человек. Центром всей этой полицейской системы являлось гестапо. Гестапо имело неограниченный бюджет, неограниченные полномочия и столь же неограниченные права. Оно вмешивалось в любые дела, вело наблюдение за кем угодно, могло арестовать кого угодно. Согласно приказу Гитлера от февраля 1936 года, распоряжения и деятельность тайной полиции не были подсудны обычным судам. Это означало, что никто, кроме Гиммлера и, разумеется, Гитлера или его заместителя Гесса, не имел права на обсуждение решений или действий гестапо.
Гестапо терроризировало поголовно все население Германии; характерно, что не только Геббельс, но даже и Геринг, считавший себя всесильным, вынужден был опасаться происков Гиммлера и пойти на примирение с ним.
Первой заботой Гиммлера было создание организации телохранителей Гитлера. К этой своей задаче он отнесся весьма серьезно. Так, например, после убийства югославского короля Александра в Марселе было установлено, что один кинорепортер заснял весь ход покушения. Гиммлер добыл этот фильм, и он был просмотрен в гестапо сотни раз для исследования методов наилучшей охраны Гитлера от террористов.
Гиммлер, начав с организации отряда телохранителей для одного человека, закончил созданием организации «телохранителей» для всей «Третьей империи», ибо гестапо по существу представляло собой стену, ограждающую Германию от внешнего мира. Естественно, что запретить совершенно выезд из страны, расположенной в центре Европы, было невозможно, да это и не соответствовало бы германским планам на будущее; но ни один путешественник не мог избежать непрерывного наблюдения агентуры гестапо. Гестапо разработало примерные правила для всех покидающих пределы страны. До получения разрешения на выезд нужно было заполнить огромную анкету. В ней надо было указать, куда вы едете и зачем; кого вы намереваетесь посетить, находясь за границей; имеете ли за границей родственников; каковы их политические убеждения и т. д. Путешественники инструктировались о том, как им надлежит вести себя. Они были лишены возможности носить ордена и форму; немедленно по прибытии к месту следования они должны были доложить об этом в ближайшее германское [27] консульство. По возвращении они должны были дать полный отчет обо всем виденном и слышанном.
Все это уже граничило со шпионажем, но пока еще в полной мере не было шпионажем. Скорее всего, это напоминало метод проверки немцев, которым гестапо разрешало временно вырваться из тюрьмы, ибо гитлеровская Германия есть не что иное как тюрьма.
В этих условиях тотальный шпионаж мог развиваться в направлении своей конечной цели — развязывания тотальной войны. Никто этого не знал лучше, чем сам Гиммлер. Никто не работал над этим столь настойчиво и тщательно, как он. И все же он был неспокоен. Незадолго до начала второй мировой войны в своей лекции, прочитанной для группы офицеров, он заявил: «В будущем нас ждет война не только на суше, на море и в воздухе; перед нами будет также еще и четвертый — внутренний фронт».
Гиммлер делал все возможное для того, чтобы парализовать и предупредить появление этого внутреннего фронта, обезвредить его. И все же он знал, что с этим фронтом придется серьезно считаться.
Из достоверного источника известно, что Гиммлер докладывал Гитлеру о необходимости в случае войны завербовать для одной только Чехословакии дополнительно 125 тыс. агентов. Неуверенность Гиммлера в силе гестапо подчеркивается еще и тем фактом, что на пятый день войны, 5 сентября 1939 года, он создал совещательное бюро по вопросам внутренней обороны «Третьей империи». Это бюро состоит из 15 уполномоченных — офицеров СС, которые работают в тесном взаимодействии с армией и полицией.
На пятый день второй мировой войны Генрих Гиммлер лишился обычной своей уверенности ...
Конец романтической эры шпионажа
30 июня 1934 года гестапо были убиты генерал фон Шлейхер и генерал фон Бредов. Мир решил, что Шлейхер был убран с дороги как человек, могущий возглавить оппозиционно настроенные круги рейхсвера против Гитлера. Убийство фон Бредова прошло почти незамеченным. Но оба они были между собой тесно связаны. Фон Бредов был главой военной разведки рейхсвера и располагал документами, изобличающими Гитлера в том, что «фюрер» в 1919–1920 гг. усердно выполнял обязанности шпика не только для баварской [28] полиции, но и для 2-го бюро французской разведки. Бредов показал эти документы своему другу Шлейхеру, и тот, разумеется, сделал из этого нужные выводы. Убийство Шлейхера вызвало шумные отклики за границей. Но рейхсвер реагировал особенно горячо на убийство начальника военной разведки фон Бредова. Руководящие круги рейхсвера не возражали против того, чтобы гестапо взяло на себя функции контрразведки в стране. Но они отказывались молчать, когда агенты гестапо осмелились «ликвидировать» начальника армейской разведывательной службы. Вспыхнули горячие споры, продолжавшиеся вплоть до конца 1938 года. Эти споры поставили Геринга перед серьезной дилеммой: с одной стороны, он был связан с руководством гитлеровской партии; с другой, — он был одним из руководителей армии. Вражда между Герингом и Гиммлером была вызвана как раз тем обстоятельством, что Гиммлер усиленно стремился установить контроль гестапо над армейской разведкой. Постепенно Геринг склонился на сторону армии и высказался за ее независимость. Так, несмотря на убийство Бредова и Шлейхера, а также отстранение Бломберга и Фрича, победителем из этой борьбы вышел рейхсвер.
Между тем Николаи временно отошел на второй план. Чтобы ввести в заблуждение иностранных наблюдателей, Гитлер назначил его главой Института истории новой Германии и поручил ему заново составить историю мировой войны, в соответствии со взглядами гитлеровцев.
Разумеется, это назначение было только трюком. Николаи и не собирался делаться историком. Вместо этого он занялся тайной организацией новой военной разведки. В течение нескольких лет имя Николаи нигде не упоминалось и даже не попадало в армейские справочники. Однако как только началась вторая мировая война и, следовательно, как только «Третья империя» отбросила всякие предосторожности по отношению к внешнему миру, полковник Николаи внезапно всплыл на поверхность и вновь был официально назначен начальником армейской разведки.
Под каким бы именем, за какой бы ширмой ни работал Николаи в течение первых лет господства гитлеровской клики, документальные доказательства безошибочно устанавливают, что он не сидел без дела. Он создал в генеральном штабе отдел, названный «Иностранные армии»; совместно с капитаном Рольфом Крацером он реорганизовал отдел контрразведки (Spionageabwehr), который находился [29] в ведении военного министерства и имел свои фонды в штабах всех родов войск. Наконец, он координировал работу армейской, морской, а позднее и авиационной разведок с деятельностью разведки министерства иностранных дел.
В этой своей деятельности Николаи руководствовался убеждением в том, что шпионаж должен быть тотальным, всепроникающим, всеобъемлющим. Сфера его интересов неограниченна.
Романтический период индивидуального шпионажа миновал безвозвратно. Стиль деятельности какой-нибудь Мата Хари или «Фрейлейн Доктор» стал достоянием истории.
Это, разумеется, не означало, что весь прошлый опыт полностью отвергался. Николаи решительно настаивал на использовании всего, что еще имело какую-либо ценность. В течение первой мировой войны ему стало известно, что шпионы союзников, действовавшие на германской территории или на территории, оккупированной Германией, поддерживали связь со своими центрами преимущественно по воздуху. Начиная с 1917 года, английские и французские агенты часто сами спускались на парашютах в заранее назначенные места, а также получали сбрасываемые на парашютах радиопередатчики и другое имущество. В то время Николаи был бессилен против такой тактики, поскольку его шпионы не были тренированными парашютистами. Вторая мировая война в этом смысле уже не застала его врасплох.
Система и методы военного шпионажа являются в известной мере отражением системы стратегической подготовки войны. Если бы мы ничего не знали о планах «молниеносной войны», разработанных германским генеральным штабом еще в 1934 году, то мы могли бы, составить о них представление по особенностям разведывательной службы, создаваемой Николаи. Его приказы и все его действия ясно свидетельствовали о том, что генеральный штаб не столько заинтересован в сведениях о вражеских укреплениях (мотомеханизированные дивизии попросту обходят укрепления), сколько в детальных данных, касающихся шоссейных и железных дорог, мостов, электростанций и т. п. сооружений, разрушение которых неминуемо вызывает серьезное расстройство всей тыловой системы противника и, в конечном счете, парализует силу сопротивления его армии.
В течение периода, предшествующего второй мировой войне, Николаи подготовлял диверсионные действия в больших масштабах. Его задачей было изыскание методов диверсии, [30] характер и происхождение которых были бы полностью неизвестны противнику. Иными словами, Николаи искал таких методов диверсии, которые можно было бы неоднократно и безнаказанно повторять.
В этих своих поисках Николаи, возможно, вспомнил о некоем докторе Швебере, который в 1914 году изобрел в Нью-Йорке новый тип адской машины. Она была очень небольшого размера, имела форму сигары и полностью уничтожалась при взрыве, не оставляя совершенно никаких следов. Однако в данном случае требовалось нечто большее; и в сентябре 1934 года Николаи основал вблизи Берлина, в Грос-Лихтерфельде, лабораторию, которая занималась изысканием и испытаниями научных методов диверсии. Для каждого вида производства, прямо или косвенно связанного с выпуском предметов вооружения и важных военных материалов, в этой лаборатории экспериментальным путем разрабатывался соответствующий вид вредительства, который максимально сокращал степень риска и стоимость самой диверсии.
Еще до захвата власти Гитлером, во второй половине 1931 года, один так называемый «эксперт по шпионажу» выступил в Париже с докладом о возможности возрождения германского шпионажа. Он заявил, что для этого потребуется от 10 до 15 лет по той причине, что у Германии не окажется надежных агентов, способных работать за границей, и ей, мол, придется потратить годы для их подготовки. «Эксперт» этот глубоко заблуждался. Немедленно после получения сигнала к действию Николаи располагал нужным количеством агентов, которые уже находились в этот момент за рубежом.
В большинстве своем это были немецкие офицеры, посланные генеральным штабом во время первой мировой войны за границу в качестве наблюдателей, сначала в нейтральные страны, а затем на Ближний Восток. После революции в Германии многие из них предпочли остаться за рубежом; они-то и предложили свои услуги Николаи. Кроме того, многие офицеры, уволенные из рейхсвера после частичного разоружения, проведенного по Версальскому мирному договору, работали в качестве инструкторов в иностранных армиях. Так, например, в армиях Чили и Аргентины обучение проводилось германскими офицерами-инструкторами. Некоторые уехали в Китай. Рем был в Боливии. Этих людей Николаи также мог использовать, а они, естественно, имели доступ к военным материалам, о которых обычные [31] шпионы не могли и мечтать. Многие германские офицеры были посланы за границу в качестве торговых представителей от тяжелой промышленности, в особенности от Круппа. После войны Крупп сделал вид, что переходит на производство мирной продукции; в действительности он построил ряд военных заводов вне Германии. Кое-кому может показаться случайностью, что большинство крупповских представителей за границей принадлежало к числу бывших офицеров рейхсвера. В действительности никакой случайности здесь не было. Рейхсвер, Николаи и окружающие его люди указали магнатам тяжелой промышленности — круппам, тиссенам, феглерам и прочим — на желательность посылки за границу возможно большего числа бывших армейских офицеров. Желание их было, разумеется, осуществлено полностью. Существовали также два крупных офицерских объединения, образованных вскоре после революционных событий 1918 года в Германии: «Союз германских офицеров» и «Тевтонский офицерский союз». Николаи и Людендорф играли далеко не последнюю роль в основании этих организаций. Эти союзы весьма тщательно поддерживали связь с «экспортированными» офицерами; они имели списки их адресов и занимались доставкой в адрес Николаи «личных писем» от этих офицеров. Немецкие офицерские союзы, работая в тесном контакте с рейхсвером, засылали своих агентов за границу: в Скандинавию, Испанию, в бывшие немецкие колонии в Африке и в другие страны; эти люди субсидировались центром и образовывали так называемые «опорные пункты» (Stuetzpunkte).
В этой связи уместно упомянуть о деятельности Ганса Оберлиндобера, одного из близких сотрудников Николаи. Во время первой мировой войны Оберлиндобер был ранен. Впоследствии он работал в «Обществе помощи ветеранам войны», а после захвата власти фашистами не только руководил этой организацией, но также стал во главе «Союза ветеранов войны». Он усиленно занимался организацией поездок ветеранов войны в районы бывших боев, на военные кладбища Бельгии и Франции. Естественно, что ему удавалось наладить связь с английским и французским «Союзами ветеранов» и с их руководителями, в частности с Жаном Гуа, которого он в 1936 году пригласил на съезд гитлеровцев в Мюнхене.
Оберлиндобер был тесно связан со многими французами, англичанами, итальянцами, чехами и поляками. Их объединяли [32] боевые воспоминания и сентиментальные беседы о прошедшей молодости. Казалось вполне объяснимым, что прежние враги стали хорошими друзьями; на почве этой дружбы завязывались беседы о многих вещах, которые в обычных условиях держались бы в секрете. В конце концов, Оберлиндобер не был фашистом, по крайней мере, он неоднократно уверял в этом своих французских и английских друзей. Он считал себя только «хорошим немцем», а против этого, в сущности, не мог возразить ни один из его зарубежных друзей. Ведь организации ветеранов войны во всех странах были настроены более или менее националистически; это относилось также и к пожилым отставным офицерам, с которыми Оберлиндобер был так дружен. А эти отставные офицеры, никогда не устававшие критиковать современные методы, как раз и выбалтывали немало секретов.
Таким образом, можно утверждать, что Николаи имел вполне достаточное количество невольных агентов среди французских и английских друзей Оберлиндобера.
В первое время Николаи не подбирал их специально, а пользовался теми, кто уже имелся в наличии. Но он должен был вместе с тем найти пути и методы к систематическому их подбору и к регулярной их подготовке.
В этом направлении все подготовительные работы также были уже проделаны. «Психологическая лаборатория» рейхсвера, казалось, была специально создана для этой цели. Одной из ее основных задач являлось установление основных принципов отбора и подготовки будущих шпионов, руководство этим отбором и этой подготовкой.
«Психологическая лаборатория» возникла в ходе подготовки «тотальной войны». Самая идея такой лаборатории принадлежала не фашистам. Еще в первую мировую войну армия Соединенных Штатов имела специальный «Психологический отдел».
Что касается германской армии, то и она после 1916 года также занималась вопросами психологии. Первым военным психологом являлся доктор Альбрехт Блау. Однако в то время эти вопросы находились в столь бессистемном состоянии, что Людендорф считал всю затею пустым делом. После войны Блау официально ушел из армии. В действительности он оставался в тесном контакте с рейхсвером, способствовал организации «Черного рейхсвера» и в 1929 году вернулся в армию в чине майора. По странному совпадению это произошло в том же году, когда в Берлине, в доме № 58 на [33] Лертерштрассе, открылась «Психологическая лаборатория» рейхсвера. Для введения в заблуждение иностранных наблюдателей было преднамеренно избрано такое малозначащее название. В течение нескольких лет лаборатория, насчитывавшая в своем штабе ряд научных работников и около 100 офицеров рейхсвера, занималась в основном проблемами отбора летчиков и комплектованием танковых экипажей. Ее подлинная роль не проявлялась до тех пор, пока фашисты не захватили власть в свои руки и Германия не начала открыто вооружаться. После этого лаборатория была переименована в «Психологическую лабораторию имперского военного министерства» и, следовательно, официально была признана военным учреждением.
Щедрое финансирование лаборатории производилось различными окольными путями, главным образом посредством специально созданного для этой цели «Германского научного общества военной политики и вооружений».
Многие из проблем, над которыми работала лаборатория, не имели прямого отношения к шпионажу. И все же деятельность лаборатории весьма облегчала экспансию германского шпионажа и стремление поставить его на научную основу.
Для выявления специфических способностей кандидатов в шпионы была разработана целая система тестов. Разумеется, речь шла лишь о тех индивидуумах, которые должны были занять руководящие посты в шпионской организации и подчинить себе большое число агентов. Рядовыми шпионами-исполнителями лаборатория не занималась.
Наряду со всеми перечисленными проблемами особое внимание лаборатория уделяла военным мероприятиям за рубежом. Она издавала также подробные карты и тщательные описания структуры армий всех стран.
За несколько лет до второй мировой войны это учреждение разрослось в огромной степени. Если в 1933 году штат его состоял из 200 сотрудников, то в 1936 году их было 1450. К этому времени в постоянном штате «Психологической лаборатории» числилось 200 психологов. Вся организация распадалась на 20 отделов. По всей Германии в орбиту ее деятельности было втянуто 150 тыс. человек — ученых, военных и просто «подопытных животных» в виде отдельных индивидуумов.
В то же время эта усовершенствованная лабораторий являлась лишь небольшой составной частью всей системы германского шпионажа, раскинувшего уже в 1936 году свои коричневые щупальцы по всему миру. [34]
Первым, кто почувствовал в Англии всю опасность, какую несут всему миру Гитлер и его шайка, был в ту пору сэр Роберт Ванситтарт, заместитель министра иностранных дел. Разведывательные органы военного министерства по его инициативе стали более энергично следить за лихорадочными вооружениями Германии. Когда в начале 1934 года Ванситтарт имел беседу с премьер-министром Болдуином по этому вопросу, то он, к своему удивлению, обнаружил полную незаинтересованность премьера во всей проблеме. Болдуин был весьма доволен той «эрой процветания», какая, по его мнению, охватила тогда Англию, и не испытывал беспокойства от информации Ванситтарта. Ванситтарт передал свою информацию в «Б-4», и это важнейшее управление военной разведки немедленно принялось за дело. В скором времени все опасения Ванситтарта полностью подтвердились. Сэр Морис Хэнки, осуществлявший связь между Ванситтартом и премьер-министром, был послан к Болдуину, но в течение ряда дней не смог добиться аудиенции. Создавшаяся ситуация казалась странной и неправдоподобной. Согласно установившейся старинной традиции, разведка всегда работала в тесном сотрудничестве с правительством. Подобное безразличное отношение премьер-министра к разведке являлось чем-то совершенно новым в истории Англии. И то, что это случилось как раз в тот момент, когда Гитлер усиленно подготовлял войну, имело, разумеется, пагубные последствия как для Англии, так и для всего мира. Лишь поздней осенью 1934 года, когда представители «Б-4» стали более настойчивыми, Болдуин изъявил, наконец, свое согласие ознакомиться с их докладами. Его выводы были, по меньшей мере, странными. 29 ноября 1934 года он заявил на заседании в палате общин: «Я полагаю, что не ошибусь, если скажу, что немцы заняты созданием воздушного флота, хотя мне кажется, что большинство данных, приводимых в нашей прессе, весьма преувеличено ... Достоверные цифры, которыми мы располагаем, говорят о 600 боевых самолетах; по другим источникам, количество немецких самолетов превышает тысячу. Разве не ясно, что каких-либо оснований для тревоги в настоящий момент нет?»
Действительное число немецких боевых самолетов уже в то время в три раза превышало оптимистические данные Болдуина. Как было доказано позднее, сведения британской разведки отличались большой точностью. Болдуин же попросту счел их «преувеличенными». [35]
В течение последующих месяцев тревога в кругах разведки постепенно возрастала. Грозная опасность приближалась семимильными шагами. Возможно, что в течение этого периода Ванситтарт не раз серьезно беседовал со своим ближайшим другом Уинстоном Черчиллем. Как бы то ни было, 20 марта 1935 года на заседании палаты общин Черчилль в письменной форме задал вопрос: «Не превзошел ли германский воздушный флот в настоящее время английский?» 4 апреля министр иностранных дел Джон Саймон вынужден был признать, что Гитлер лично заявил ему о достижении германским воздушным флотом равенства с британским флотом. Если бы Саймон прислушивался к голосу своей собственной секретной службы, то он знал бы на полгода раньше о том, что германские воздушные силы в действительности уже в три раза превосходят английские.
Кризис наступил быстро.
23 мая 1935 года Болдуин вынужден был заявить во время дебатов в парламенте, что британское правительство сильно недооценивало германские возможности в области производства военных самолетов; более того, он подчеркнул, что британская разведка была также недостаточно осведомлена о ходе германских вооружений.
Представителям разведки было не совсем удобно выступить публично и назвать премьера лжецом. Однако в английских политических кругах был ряд влиятельных лиц, отлично знавших, откуда ветер дует. Среди них были Уинстон Черчилль и Антони Иден, которых постоянно держали в курсе дела Ванситтарт и британская разведка. Ни один из этих деятелей не смотрел на будущее оптимистически. [36]