Приходите к нам!
Если кто-то и был счастливой «бандой братьев», так это добрые старые Воздушные Силы Флота.
На первый взгляд, такое счастье казалось невозможным. Воздушные Силы Флота были неким гибридом ВМФ и ВВС. Королевские ВВС на законном основании владели ими, потому что ВСФ, как и Береговое Командование, административно подчинялись им и большинство пилотов были офицерами КВВС. Королевский Флот обеспечивал наблюдателей и часть пилотов. Весь технический персонал являлся личным составом КВВС. Однако поскольку самолеты базировались на кораблях, ВСФ находились под оперативным контролем Адмиралтейства.
ВСФ были созданы в 1924 году, и с самого начала им пришлось вести борьбу за существование. Отношение к ним внутри КВВС было более чем прохладным. Морская авиация страдала от нехватки самолетов, а те, что имелись, значительно уступали по характеристикам сухопутным самолетам. Никто не хотел проектировать скоростные истребители и бомбардировщики для авианосцев, потому что практически никто не верил в возможности самих авианосцев.
Единственными, кто верил в эти корабли, были люди, служившие на них. Они отрабатывали торпедные атаки и бомбометание по кораблям, авианосные истребители [428] отличались завидной энергией и предприимчивостью. Они-то знали, что у авианосца большое будущее.
Но слишком долго флотское руководство упрямо твердило обратное. Твердокаменные адмиралы бубнили, что все самолеты будут сбиты корабельными зенитками, хотя, разумеется, авианосец может оказаться полезным для ведения разведки. Зато офицеры ВСФ считали, что они могут поддержать действия тяжелой артиллерии или даже вообще заменить ее. И уж точно, они способны на большее, чем просто разведка.
Фанатики бомбардировщиков ВВС кричали, что горизонтальные бомбардировщики разнесут в щепки любой корабль в считанные минуты. Летчики-истребители морской авиации высмеивали такие заявления как полный бред. Они говорили: «Дайте нам истребители, сравнимые с сухопутными, и мы следа не оставим от ваших хваленых бомбардировщиков».
Этот вопрос обсуждали все, от измотанных до предела пилотов до не вылезающих из уютных кресел маршалов авиации, но никто не знал ответа.
Эти теории можно было подтвердить или опровергнуть только в ходе настоящей войны. Однако за 10 лет отважной и умелой деятельности «подразделения» и Королевский Флот, и Королевские ВВС так и не поверили, что авиация все-таки будет иметь определенное значение в будущей морской войне.
Именно поэтому в 1934 году ВВС и ВМФ вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть за полный контроль над Воздушными Силами Флота.
Именно поэтому в том же самом году Адмиралтейство решило построить новый авианосец, который в результате оказался лучшим в мире.
При этом Адмиралтейству мешали два очень серьезных обстоятельства.
Прежде всего, у него не было лишних денег. В предыдущие годы флот «ободрали до костей», и лишь теперь стало ясно, что британские правители проявили преступную [429] глупость, сократив вооруженные силы до опасно низкого уровня. Министерство финансов упрямо не желало выделять деньги на строительство крейсеров и эсминцев, которые были жизненно необходимы для зашиты британских морских коммуникаций. Что же говорить о страшно дорогих авианосцах.
Но Адмиралтейство все-таки сумело выкроить средства, чтобы добавить еще один корабль к 6 имеющимся устаревшим авианосцам, большинство из которых были импровизированными переделками из линкоров и линейных крейсеров.
Но в этот момент возникло второе и гораздо более серьезное препятствие. Их Лордствам пришлось снова сесть за стол, чтобы хорошенько подумать.
По Вашингтонскому договору Великобритании и Соединенным Штатам разрешалось иметь авианосцы общим водоизмещением 135000 тонн. В 1934 году Великобритания имела 6 авианосцев: «Аргус», «Игл», «Гермес», «Фьюриес», «Глориес» и «Корейджес». Их суммарный тоннаж составлял около 115000 тонн.
Путем элементарного вычитания можно было получить ответ: следует построить авианосец водоизмещением 20000 тонн. Именно в эту цифру уперлись амбиции адмиралов. Сколько бы авианосцев мы ни пожелали строить, уже имелась верхняя планка.
Единственным выбором для флота оставалась альтернатива между одним большим или двумя малыми авианосцами. Адмиралы имели свое собственное мнение на этот счет, а кроме того, перед глазами стояли заграничные примеры.
Соединенные Штаты начали с огромных авианосцев. В момент подписания Вашингтонского договора у них на стапелях стояли корпуса двух огромных линейных крейсеров, которые предстояло разобрать. В договор был внесен специальный пункт, который разрешал превратить эти чудовища в авианосцы водоизмещением по 33000 тонн каждый. Так появились «Лексингтон» и «Саратога». Американцы [430] тоже прибегли к элементарной арифметике и решили поделить оставшиеся 69000 тонн между 5 авианосцами в 13800 тонн каждый. Япония в это время строила авианосцы водоизмещением от 7000 до 10000 тонн.
Но к 1934 году американский флот отказался от идеи малых авианосцев и вместо них решил построить 3 корабля по 20000 тонн. Водоизмещение 14000 тонн американцы считали совершенно недостаточным, зато «Сара-тога» и «Лексингтон» были явно велики.
Единственным новым британским авианосцем был «Гермес», однако он тоже был слишком маленьким, этакая изящная, крошечная игрушка.
Его конструктор сэр Юстас д'Эйнкерт на заседании Института военного кораблестроения сообщил:
«Гермес» стал первым британским кораблем, который сразу был спроектирован как авианосец.
В данном случае я имел приказ построить максимально маленький и дешевый корабль, который в то же время будет эффективным авианосцем. В результате появился «Гермес», имевший водоизмещение 10000 тонн и длину 600 футов.
Хотя он оказался эффективным авианосцем, тем не менее он страдал от ряда недостатков, обусловленных его слишком маленькими размерами. Лично я придерживаюсь того мнения, что мы должны строить более крупные корабли длиной от 650 до 700 футов.
Более крупный корабль является, прежде всего, более устойчивой платформой, чем маленький. Качка крупных кораблей имеет меньшую амплитуду и угол, что облегчает проведение летных операций».
Таково было мнение Адмиралтейства в 1934 году. В результате Совет Адмиралтейства подготовил задание на постройку авианосца в 20000 тонн. Их Лордства желали получить быстроходный корабль, который будет нести достаточное количество самолетов, чтобы оправдать затраты. При [431] его проектировании следовало учесть все новейшие идеи, чтобы он смог противостоять новым быстроходным авианосцам, которые собирались строить другие страны.
Британские адмиралы желали получить своего рода суперавианосец, на котором будут базироваться морские самолеты. Их поддерживали летчики-энтузиасты, не прекращавшие борьбы за создание независимой морской авиации.
Но первое требование летчиков оказалось совершенно немыслимым. Кораблестроители сразу заявили, что это немыслимо в рамках лимита 20000 тонн. Но если Совет Адмиралтейства согласится срезать сотню футов, тогда они смогут установить такую полетную палубу на легкий корпус. При этом будут обеспечены необходимая остойчивость и мореходность, хотя полетная палуба будет выступать за обводы корпуса. Так как приходилось работать с учетом договорных ограничений, такое решение представлялось разумным компромиссом.
Окончательный эскизный проект Совет Адмиралтейства утвердил 21 июня 1934 года. На бумаге корабль выглядел здорово.
Он имел 3-вальную машинную установку мощностью 32000 ЛС на каждом валу, что гарантировало скорость 30 узлов. В этом случае над палубой создавался достаточно сильный воздушный поток. Полетная палуба длиной 800 футов позволяла легко поднять в воздух все самолеты, если поблизости появлялся противник. Орудия авианосца могли отбить атаку вражеских бомбардировщиков, а основу ударной мощи корабля составляла собственная авиагруппа.
Авианосец должен был нести 72 самолета, истребители и бомбардировщики, в 2 больших ангарах, один над другим. В глубине корпуса были спрятаны более 100000 галлонов авиабензина. Все оборудование полетной палубы было новейших образцов.
Заказ на постройку корабля стоимостью 3 миллиона фунтов был выдан фирме «Кэммел Лэйрд», Биркенхед. [432]
В Мерсисайде эту новость встретили очень радостно. Сотни людей, которые уже более года сидели без работы, снова получили ее. Это был самый длинный корабль из строившихся на речной верфи и самый дорогой контракт Адмиралтейства с момента окончания Первой Мировой войны.
Итак, новый корабль оказался просто даром божьим буквально для всех. В свою очередь строители приложили всю энергию и умение, чтобы быстрее построить его. Корпус был сделан сварным, а не клепаным, как ранее. «Арк Ройал» стал самым крупным кораблем Королевского Флота со сварным корпусом. В теории это позволяло сэкономить вес, равный весу всего артиллерийского вооружения авианосца. Однако некоторые люди считали такое решение слишком рискованным. Пока что о сварных корпусах было известно слишком мало, к тому же было очевидно, что корпус авианосца будет испытывать более высокие напряжения, чем корпус корабля любого другого класса. Поэтому среди строителей ползли обычные нехорошие слушки. Но всегда очень просто кидать камни. Чем станет этот корабль — рискованной авантюрой или смелым новшеством, гадким утенком или прекрасным лебедем — должно было показать будущее.
При спуске авианосца все пошло наперекосяк, что явно предвещало кораблю необычную судьбу.
Он сошел со стапелей 13 апреля 1937 года. Началось с того, что леди Мод Хор, жена Первого Лорда Адмиралтейства Сэмюэля Хора, трижды безуспешно пыталась разбить бутылку шампанского о форштевень. Ей удалась лишь четвертая попытка. Бутылка разлетелась, белая пена посыпалась вниз подобно хлопьям снега, и леди Хор с огромным облегчением произнесла:
«Нарекаю этот корабль «Арк Ройал». Пусть бог направляет его и хранит всех, кто будет плавать на нем».
«Арк Ройал». Это имя сразу устанавливало высокие стандарты. Королевский Флот явно ждал от этого корабля великих дел, если дал ему такое имя. Оно сразу заставляло [433] вспомнить времена Непобедимой Армады, когда горстка отважных британских моряков поразила в самое сердце Испанию. На «Арк Ройале» развевался флаг лорда Говарда Эффингема, который командовал авангардом. Девиз старого корабля гласил: «К цели без отдыха». Потом это имя с честью несли еще 3 корабля, и вот получил четвертый, странный и немного неуклюжий. Он величаво соскользнул в воду и казалось, что он с достоинством принял девиз из рук предшественников.
А потом его отбуксировали для достройки. Прежде всего требовалось установить в пока еще пустой корпус мощные машины, сложные механизмы и тонкое оборудование. Ни один из военных кораблей не имел ничего подобного. Пока еще он был не более чем пустым корпусом с грубыми очертаниями, куколка, из которой предстояло вылупиться прекрасной бабочке.
Однако, когда прибыли первые члены команды, он уже начал оформляться. На правом борту появилась островная надстройка. Большая плоская труба авианосца на некоторое время стала неотъемлемой частью пейзажа Биркенхеда. Любой гость города сразу понимал, куда он попал.
Впрочем, остров был очень маленьким. Один из новых офицеров даже предположил, что он не сможет вместить все мозги этого могучего корабля. Он ничем на напоминал массивные конструкции линкоров с их многочисленными адмиральскими мостиками, сигнальными платформами и тяжелыми бронированными конструкциями постов управления огнем. Остров авианосца был немногим больше обычного ходового мостика, скромно приткнувшегося на краю огромной 800-футовой стальной взлетной полосы.
Одним из первых на корабль прибыл командир боевой авиационной части «Арк Ройала». Его штаб-квартира должна была находиться как раз внутри островной надстройки. Из центра управления полетами он мог контролировать и направлять все операции на расположенной [434] ниже полетной палубе. Когда он впервые увидел свой боевой пост, то впечатление было не слишком хорошее.
Новый корабль казался чем-то вроде гибрида всех старых британских авианосцев вместе взятых. Он выглядел таким же прямоугольным, как «Аргус». Имел одну большую трубу по правому борту, как «Глориес» и «Корейд-жес». Но его полетная палуба начиналась прямо от форштевня, как на «Гермесе», и это выгодно отличало корабль от предшественников. Носовые обводы смыкались с полетной палубой, что придавало ему более элегантный и стремительный силуэт, чем у старых авианосцев.
Не могли не нравиться и другие новинки, появившиеся на «Арке». Если бы кто-нибудь спросил старшего артиллериста о его впечатлениях, то в ответ услышал бы сплошные восторги. 16 новых 114-мм универсальных орудий, 4 пом-пома и 8 многоствольных пулеметов представляли внушительную силу, причем все они были установлены почти на уровне полетной палубы. Это было значительно лучше, чем на старых авианосцах, где орудия ставились внизу на главной палубе, что серьезно ограничивало их углы обстрела.
Старшему помощнику корабль также понравился. Шлюпки легко могли подходить к борту, что значительно облегчало чистку и покраску корпуса. Но пока еще оставалось неизвестным, как поведет себя этот большой корпус с большим развалом верхней части носовых шпангоутов в море при сильном ветре. Авианосцы особенно сильно чувствуют ветер, напоминая плавучие стога. Хотя и здесь «Арк Ройал» имел преимущества, обладая относительно небольшим силуэтом.
Один за другим командиры боевых частей и служб прибывали в Биркенхед, чтобы наблюдать за достройкой корабля и досконально ознакомиться со своим будущим хозяйством. Каждый начальник имел помощника, поэтому на корабле теперь присутствовали 11 ключевых специалистов-офицеров и 11 матросов. [435]
Один из помощников вдруг обнаружил, что сам стал боссом. Старший унтер-офицер Сэм Лейф прибыл из Портсмута, чтобы помогать капитану 2 ранга Хоксуорту, корабельному казначею. Во время достройки он являлся особенно важной фигурой, потому что отвечал за любые припасы, кроме артиллерийских, не говоря уже о своих прямых обязанностях — оплате всех и всяческих счетов. Но капитан 2 ранга Хоксуорт находился в отпуске в Ирландии, когда прибыл Сэм. Для Лефа достройка и оснастка корабля была совершенно незнакомым делом, а что уж говорить об огромном авианосце.
Однако он взвалил на свои плечи эту нелегкую ношу, положившись на 15-летний опыт службы. Корабельный казначей имеет в своем заведовании более сотни отсеков.
Сэм был прекрасно знаком со всеми старыми морскими обычаями. Старый флот никогда особенно не заботился о сохранении различных припасов. Корабельные кладовые были отданы на откуп командирам соответствующих служб, которые никогда не утруждали себя ведением приходно-расходных книг. Нормативы запасов никак не регулировались, и кладовки пополнялись по мере необходимости.
Первая Мировая война с ее огромными флотами и сотнями самых разнообразных предметов, необходимых для обеспечения жизнедеятельности корабля, показала, что эта архаичная система отжила свое. Поэтому вскоре после нее был введен новый порядок. Все корабельные припасы были отданы под контроль казначея, была создана новая структура — служба снабжения, чтобы управляться со всем этим.
Сэм стал одним из ее отцов-основателей. Зеленым новичком он попал на «Корейджес», один из легких линейных крейсеров Джекки Фишера, еще перед его перестройкой в авианосец. Это были дни, когда ежедневный «стандартный паек» — полфунта мяса, фунт картофеля, три четверти унции молока, две унции сахара, унция джема, четверть унции чая, две унции хлеба и четверть [436] фунта тушенки или рыбы — считался вполне достаточным. На день отпускалось 7 пенсов на человека, но как на эти деньги купить тушенку, если фунт стоил 4,5 пенса! Масло, бекон, маргарин вообще не предусматривались. Они появились в рационе моряков лишь после 1937 года. «Арк Ройал» вошел в строй как раз в это время.
Первое, что сделал Сэм на корабле — обзавелся факелом. Впрочем, остальные делали то же самое. Корабль внутри был огромным и темным. Просторные пустые отсеки вообще не напоминали корабль. На переборках красовались таинственные номера, нанесенные мелом, которые позволяли вам хоть как-то ориентироваться в этом лабиринте. Тысячи изогнутых кабелей и временных деревянных переборок заставляли вас усомниться в том, что «это» вообще когда-либо превратится в корабль.
Поэтому горстка людей, первыми прибывших на корабль, с облегчением следила, как верфь медленно исчезает за кормой, когда «Арк Ройал» впервые поднял пары и вышел в море.
Сразу выявились некоторые недоделки. 40-футовый свес полетной палубы и расположение руля сразу за центральным винтом вызывали необычно высокие напряжения в легких конструкциях кормы, поэтому пришлось усиливать слабую обшивку.
Затем выяснилось, что воздушным потоком сносит дым из трубы, и он закрывает посадочную зону. Высоту трубы увеличили на 8 футов, и проблема была устранена. Потом на полном ходу заклинило руль, и корабль пришлось вернуть в Мерсисайд и поставить в док для переделок.
В июле в Клайде были проведены новые испытания, за которыми последовало завершение достройки и оснастки. Сэм Лейф и другие моряки получили возможность побывать на праздничной выставке в Глазго.
Обязанности Сэма теперь свелись к подготовке к прибытию из Портсмута личного состава, который должен был принять корабль у верфи, когда он будет введен в состав флота. Ему предстояло выписать массу требований [437] на провизию, обмундирование, мебель, посуду. Примерно так выглядит большой дом, готовящийся к приему новых жильцов.
Их отъезд выглядел, как бегство жителей из Помпеи! Какая куча матросских сундучков и вещмешков! Только для личных вещей потребовались 4 грузовика. Матросы перебирали свои шмотки и старались избавиться от любых даже слегка поношенных вещей. Завершилось все это получением проклинаемого всеми сухого пайка, и они отбыли специальным поездом.
Путешествие на север заняло целые сутки, и когда моряки вечером прибыли в Ливерпуль, они чувствовали себя несколько уставшими. Но им еще предстояло перегрузить весь свой багаж на машины. Когда это было сделано, все буквально падали с ног от усталости. Однако их опять построили, и матросы двинулись далее пешком. Марш по улицам Биркенхеда до верфи занял 4 часа. Жителям города еще не приходилось видеть столько мужчин в морской форме сразу, поэтому процессия пользовалась большим вниманием, особенно со стороны девушек.
Они смогли увидеть корабль задолго до того, как подошли к воротам верфи. Хотя сумерки уже начали сгущаться, на фоне темнеющего неба появился высокий величественный силуэт. Это было внушительное и несколько пугающее зрелище.
Впечатление стало глубже, когда измученные моряки подошли ближе, и корабль стал еще больше. Он возвышался над причалом, подавляя даже саму верфь. Возле его смутно вырисовывающейся туши матросов остановили и построили в шеренгу. Усталые, грязные, небритые и злые, они стояли и тупо разглядывали очертания «Арк Ройала». Он выглядел, как большая гробница. А потом они начали подниматься на борт.
И тут они словно попали на пуховую перину. «Гробница» оказалась теплой и ярко освещенной. Она приветливо встретила своих новых хозяев. Все выглядело просто чудесно. Они прибыли домой. [438]
Каким же он был светлым и просторным! Каким великолепно чистым и ярким! Всюду сверкала новенькая мебель, обеденные столы, мягкие стулья, нагреватели в кубриках излучали приятное тепло.
На корабле было более чем достаточно ванн, а в современных банях, оборудованных душами, всегда имелась горячая вода. Имелась также сушилка для шинелей и большая комната отдыха, в которой прямо на полу была нарисована огромная шашечная доска. На авианосце имелась даже парикмахерская, в которой работали вольнонаемные мастера. Раньше на кораблях британского флота ничего подобного не было. Даже самый рослый из моряков мог не нагибаться, так как на этом корабле все отсеки имели достаточную высоту. Все они с первого же взгляда влюбились в свой новый корабль.
Матрос первого класса Сирил Кальдер не раз задавал себе вопрос: а сможет ли он когда-либо забыть свой любимый «Аякс»? На этом корабле он служил сразу после того как попал на флот, причем в таком приятном месте, как Вест-Индская станция.
Кальдер видел отпечатки своих ботинок на том самом пляже, где Робинзон Крузо впервые встретил Пятницу — на пустынном острове Хуан-Фернандес, безлюдном королевстве Александра Селкирка, расположенном в 300 милях от берегов Патагонии. Впрочем, сейчас этот остров посещали только пролетающие мимо ветры. Затем крейсер двинулся дальше на юг и обогнул известный своими бешеными штормами мыс Горн. Крейсер посетил ледяные равнины Южной Георгии. Рядом с этим островом киты пасутся огромными стадами в синих глубинах. Затем «Аякс» побывал в Порт-Стэнли, где можно увидеть могилу известного путешественника Эрнеста Шэклтона.
А в конце антарктического лета они взяли курс на север. Когда крейсер проходил мимо Монтевидео и Ла-Платы, никто даже не мог представить, что «Аяксу» предстоит жестокая битва в этих безмятежных водах... [439]
Рио встретил их теплом. Там было много рома и румба, которая позволяла забыть унылую Патагонию и шторма «Ревущих сороковых». Экипаж «Аякса» всегда хорошо встречали в этом порту, особенно его ансамбль аккордеонистов, в который входил и Сирил. Жители Рио приветствовали его с бешеным энтузиазмом.
Дух команды «Аякса» был исключительно высоким. Все моряки любили крейсер и гордились им.
А теперь, судя по всему, Сирилу предстояло нарушить свою клятву верности. Он невольно признал это, как только увидел «Арк»...
То же самое можно было сказать про матроса 2 класса Джека Бишопа, специалиста-оружейника. Он служил на эсминцах, линкорах и крейсерах, от маленького «Вело-кса» до овеянного трагической славой исполинского «Худа». Бишоп был знаком со множеством прекрасных артиллеристов и сразу понял, что попал на счастливый корабль.
Служба на «Арке» началась для него исключительно удачно, потому что его старший сын, тоже Джек, между прочим, попал на этот же корабль в качестве барабанщика морской пехоты. Так как Бишопы оказались на «Арк Ройале» вдвоем, фраза «экипаж — одна семья» была для них не пустой формальностью.
Джек был специалистом-оружейником. Он помогал унтер-офицерам артиллеристам обслуживать орудия, но также исполнял обязанности и строевого матроса. Это означало, что у него нет ни одной свободной минуты.
Старший унтер-офицер кок Ватчер был одной из ключевых фигур, которые определяют стиль жизни всех 1600 человек, составляющих экипаж авианосца. На новом корабле он получил в свое распоряжение самый современный камбуз с паровыми котлами и моечными машинами. Надвигалось Рождество, к которому уже были откормлены гусыни. Вдобавок Ватчер делал самые лучшие пудинги на флоте.
Во время приемных испытаний на корабле находились около 300 рабочих фирмы. После подписания акта [440] авианосец вернулся в Ливерпульскую бухту, чтобы переправить их на берег на портовых буксирах.
Но в это время сгустился туман, и они не смогли покинуть корабль. Походило на то, что им придется провести ночь в море. Сэму Лейфу приказали обеспечить лишних 300 человек постелями. Но ближе к полуночи туман все-таки рассеялся, и рабочие отбыли, оставив позади разложенные по всему кораблю койки. Сэму и его людям пришлось все это собирать.
Затем костяк экипажа энергично взялся за дело и повел корабль в Портсмут, где ему предстояло базироваться какое-то время.
Там он и оказался на святки, встав возле понтона в этом гнезде военных кораблей Британии. Корабль был еще совершенно новенький, сверкающий краской. В этом мог убедиться любой, побывавший этим промозглым зимним утром на верфи Портсмута. Вокруг виднелись разнообразные причалы и ангары, мачты и краны, чьи журавлиные силуэты вырисовывались в бледном небе. Но «Арк» не вписывался в этот пейзаж. Он был здесь чужаком, в мирке, привыкшем к традиционным силуэтам линкоров, крейсеров и эсминцев. Этот молодой гигант казался неловким родственником из провинции, робким и неуклюжим, среди лощеных столичных жителей.
У стороннего наблюдателя при виде «Арк Ройала» невольно возникало ощущение непривычной новизны. Этот корабль не обладал традиционной красотой военного корабля, оценить его могли только авиаторы. Однако от него веяло подлинным величием, величием и несокрушимой мощью дремлющего исполинского зверя.
Но в тот день никто не мог полюбоваться новым авианосцем. И на корабле, и на верфи людей практически не было. В казармах по всему Портсмуту и в других английских городах будущая команда «Арк Ройала» пока что мирно спала. Все готовились праздновать Рождество, и мысли о новом корабле, на котором им предстояло служить, хоть и радовали, но пока оставались на втором [441] где-то плане. Те немногие моряки, которые остались на борту, наслаждались праздничным ужином. Они радовались комфорту новеньких кают-компаний или ходили друг к другу в гости, хвастаясь роскошными каютами, ведь раньше они ничего подобного не имели. Да, это было самое лучшее, что могли дать морякам кораблестроители на деньги налогоплательщиков.
Если вам предстоит праздновать Рождество, постарайтесь в это время не оказаться где-то в дебрях доков или, еще хуже, в шлюпке. Но об этом приходилось беспокоиться только экипажу дежурного катера. Однако они оказались единственными, кто шастал по гавани этим утром, причем этот вызов можно было счесть дурной шуткой. Маленький моторный баркас побежал через порт, мимо хорошо знакомого зубчатого силуэта крейсера «Хокинс» к Железнодорожному причалу, находившемуся за кормой «Арк Ройала».
Когда они увидели, кто их ждет, то взбеленились. Старшина, моторист и рулевой дружно подумали: «Черт! И ради этого нас погнали! Юнга? Ну, мы им покажем!» Они не смотрели на стоящий во всей красе «Арк», они помнили лишь остывающий горячий грог.
Но юнга, их пассажир, видел корабль. Он судорожно вцепился в новенькую застежку своего вещевого мешка и придерживал лежащую рядом койку, что составляло все его имущество. При этом паренек с опасением рассматривал свое будущее место службы.
Молоденькие рассыльные всегда со страхом ждут первого дня службы, о котором им рассказывают столько ужасного. Причем их чувства ничуть не отличаются от тех, что испытывали юнги, попав на пропахшую пороховым дымом батарейную палубу нельсоновского «Виктори».
Единственный «корабль» Королевского Флота, который был ему известен, — это учебная казарма «Ганг» в Шотли возле Ипсвича. Он был очень рад тому, что «Ганг» остался позади, «каменный фрегат», который временами превращался в концентрационный лагерь, тюрьму и [442] каторгу. Единственное, что он вспоминал без озлобления, — это мачта на парадном плацу. Для других это был настоящий ужас, но для него убежище. Од видел, как один из мальчиков от отчаяния бросился с мачты прямо на землю и разбился насмерть. Однако он сам специально залезал на эту мачту до брам-салинга. Выше был только топ. Мачта гнулась и раскачивалась над серыми волнами, по которым когда-то плавали деревянные корабли и железные люди Королевского Флота. Здесь он хоть ненадолго чувствовал себя в полной безопасности. Он мог наслаждаться своим одиночеством и мечтать о далеких берегах и счастливых моряках, несущихся по залитому солнцем морю под ослепительно белыми парусами.
Тогда был «Ганг». Теперь был «Арк Ройал».
«Похоже, я поменял одну тюрьму на другую», — подумал он.
Авианосец не опустил трап, поэтому его высадили с катера на Железнодорожный причал. Ему пришлось подниматься на корабль по сходне, волоча за собой вещевой мешок, койку и портфель.
Его глаза не могли охватить весь корабль сразу. Он на мгновение остановился и посмотрел вверх на огромный закругленный свес полетной палубы и не поверил собственным глазам. Он был огромен. Его борта поднимались подобно стальным утесам, а полетная палуба вздымалась в небо, словно горное плато. Он в изумлении уставился на исполинский корпус, который тянулся вдоль причала на много миль, и гадал, где же там находится его кубрик, и встретит ли он на борту кого-нибудь из знакомых, например, из юнг «Ганга». Он отметил, что корабль стоит носом к морю и вокруг него толпятся баржи. Он подумал: «Скоро я в первый раз выйду в море». До этого он всего лишь раз ненадолго выходил из гавани на эсминце.
Причал был совершенно пустынным. Ветер гнал обрывки газет по грязным камням. Обрывки бумаги обмотались вокруг швартовых концов и трещали на ветру. Ветер [443] был холодным. Он дул с моря, и в нем отчетливо ощущался привкус соли. Оставив вещевой мешок на причале, он забросил койку на плечо, покрепче сжал портфель и ступил на широкую двойную сходню. Она круто поднималась с причала, исчезая в огромном вырезе корпуса «Арка», похожем на пасть кита, проглотившего Иону. Молодой моряк поднялся по сходне и очутился в брюхе левиафана, которое могло вместить 1600 человек и 60 самолетов. Но даже после этого в нем все равно осталось бы много свободного места.
На сходне стояли морские пехотинцы, ему показалось, что там было целое отделение офицеров и солдат. Молодой моряк нервно сжал направление, а потом вдруг побежал вниз по сходне, испугавшись, что пропадет его драгоценный вещевой мешок. Затем ему приказали идти по бесконечным гулким стальным коридорам, переступая через высокие комингсы дверей в переборках, которые с лязгом захлопывались за спиной. Он проходил через отсеки, набитые странными механизмами, пока не очутился в логове могучего оружейника.
Оружейник сразу ошарашил его, приказав вызвать унтер-офицера. Рон стоял, онемевший и потрясенный. Он не верил, что сумеет найти дорогу в этом странно пахнущем лабиринте. Это был характерный запах военного корабля — смесь нефти и пара. Если бы кто-нибудь сказал ему, что через пару месяцев он сможет добежать с мостика до центрального поста за 30 секунд, он просто не поверил бы.
После долгих и мучительных поисков он все-таки нашел свой кубрик. Рона вполне устроил большой сверкающий рундук, куда ему приказали сложить свое имущество. Обычно увольняющийся матрос оставляет в пустом рундуке монету в 10 шиллингов, потому что новичок прибывает, как правило, с пустыми карманами. Однако Рон не нашел монеты в своем рундуке, там не было даже крошечной пылинки. И понятно — ведь он был первым хозяином рундука. Это заставило его слегка вздрогнуть. [444]
Он обнаружил, что на авианосце уже находятся 10 юнг, которые были переведены с «Корейджеса». Он прислушивался к каждому их слову, в конце концов, они были настоящими ветеранами, по сравнению с зеленым салагой. Эти настоящие моряки уже плавали на авианосце. Потом он распаковал свой вещмешок, подвесил койку и уселся писать длинное письмо домой. Здесь, в отличие от «Ганга», он нигде не мог укрыться. Однако он был всего лишь мальчиком 15 лет, и перед ним была вся жизнь, с ее надеждами и радостями, жизнь, в которой этому кораблю предстояло сыграть важнейшую роль... [445]