От победы на Западе к началу агрессии против Советского Союза
l
Поражение Франции, Бельгии и Голландии летом 1940 г. было самым тяжелым ударом по коалиции капиталистических государств, противостоящих фашистскому блоку в первом периоде Второй Мировой войны. Оно стало началом подлинной трагедии народов этих стран, попавших под иго нацизма, вынужденных своей кровью и свободой расплачиваться за многолетнюю реакционную политику буржуазных правительств. События лета 1940 г. означали полный крах мюнхенского политического курса, всей политики «странной войны», приведших государства Западной Европы к военной катастрофе и оккупации. «Война, которую правящие круги не желали вести против нацистов, а хотели направить [265] против своего народа, привела Францию к катастрофе мая — июня 1940 года»{323}.
Западная, Центральная и Северная Европа находилась в руках захватчиков или под их влиянием. Англия осталась в одиночестве. Никто из англичан не мог в эти летние месяцы поручиться, что гитлеровцы не рискнут начать вторжение. Теперь английский народ оказался лицом к лицу со своим смертельным врагом — германским фашизмом и милитаризмом. Он поднимался на защиту отечества. Английская буржуазия не могла капитулировать и пойти на мир с Гитлером. Это означало бы для нее как для класса полнейшее банкротство — политическое, экономическое и моральное. У нее был один путь — война. На данном ее этапе у правящих кругов не оставалось места для продолжения старого политического курса. Угроза национальному существованию требовала вступить в бескомпромиссную схватку с фашизмом.
Западный поход окончился. Голландия, Бельгия, Северная Франция находились во власти победителей. Прекрасные поля и долины чернели, выжженные пламенем войны. По дорогам Франции миллионы беженцев уходили на юг от порабощения и смерти, которые нес гитлеризм. Немецкая 84-я пехотная дивизия маршировала под Триумфальной аркой. Ее встретил молчавший Париж. Фюрер позировал фотографу у Эйфелевой башни. Рейхстаг в связи с победой наградил его миллионом марок. В Компьене французский генерал Хюнцигер салютовал фашистскому военному флагу. Генерал Штюльпнагель распоряжался в столице Франции. Правительство Пэтэна готовилось выполнять директивы германских хозяев. Словом, победа была полной. Германский [266] Генеральный штаб находился на вершине славы и торжествовал. Его офицеры, теперь полностью убежденные в непобедимости вермахта, расположились во дворце французских королей — Фонтенбло и приступили к планированию новых военных походов. Реакционная печать всего мира кричала о полном перевороте в военном искусстве, произведенном германской армией, об абсолютной несостоятельности обороны вообще, о том, что современная война благодаря творчеству германского Генерального штаба стала сплошным безудержным порывом «скоростных» войск, в первую очередь авиации и мотомехчастей. Американский полковник Рейли опубликовал исследование о «молниеносной войне», создателем которой объявил германский Генеральный штаб. Датские газеты безмерно превозносили германскую стратегию и методы ведения операций, обеспечившие «изумительно быстрое продвижение германской армии в Голландии и Бельгии». Шведский военный журнал посвящал статьи «идеальной тактике германского клинового удара» и т.д. Легенда о «непобедимости» германских вооруженных сил, владеющих всеми тайнами «молниеносной войны», широко подкрепляемая геббельсовской пропагандой, распространялась на Западе с необычайной быстротой и парализующе действовала на умы нестойких, дезориентированных людей. Эту легенду усиленно насаждали те, кто не могли трезво разобраться в происходящих событиях, видели лишь сильные стороны гитлеровского вермахта, и те, кто открыто сочувствовали фашизму и хотели способствовать ослаблению воли народов, сопротивляющихся агрессии.
19 июня 1940 г. состоялось заседание германского рейхстага. В огромном зале собрался цвет Третьего рейха: генералы вплоть до командиров корпусов, дипломаты, партейгеноссе, главари СС, гестапо, экономические вожди, бессловесные, раболепствующие перед фюрером депутаты. Перед ними выступил Гитлер. Подведя итог победам германского оружия, он торжественно объявил, что предлагает Англии мир. Это была апелляция к соглашательским [267] элементам Англии в расчете на новое издание Мюнхена{324}.
Однако времена изменились. Мирное предложение повисло в воздухе. Блестящее собрание не дало ожидаемых результатов. В тот же день Гитлер выразил благодарность вооруженным силам. Двенадцать генералов были произведены в фельдмаршалы. Торжества в Генеральном штабе продолжались несколько дней.
Но в те дни полного торжества генералы вермахта, конечно, не знали, что и пышное заседание рейхстага, и цветы, которые трогательно преподносили офицеры своим начальникам, получившим новые чины, и военные ритуалы в роскошном парке французских королей — вершина не только личной военной карьеры каждого из них, но и кульминация военных достижений германского милитаризма вообще. Уже сейчас тени омрачали, казалось, безоблачные горизонты победы. Пришлось отменить парад в Париже. В июле в столице Франции состоялась крупная демонстрация протеста против оккупантов. Стали появляться сигналы о первых вооруженных выступлениях французских патриотов. Но пока это не беспокоило триумфаторов.
Вторая половина мая, июнь, июль 1940 г. составляют первый важный этап дальнейшего планирования войны, завершившийся выступлением Гитлера в Бергхофе 31 июля. Решения, принимаемые теперь под впечатлением неожиданных фантастических успехов в Европе и порожденной ими переоценки своих возможностей, отличались крайней импульсивностью. Гитлеровская верхушка была в это время, как никогда ранее, далека от объективного анализа мировой политической и военной обстановки. Больше чем когда-либо прежде, она действует на основе предвзятых мнений, в соответствии со своей доктриной. Но всякий раз, когда военное командование пыталось проверить возможности осуществления оперативных планов реальными [268] данными, эти планы вызывали многочисленные сомнения и нередко отменялись, чтобы уступить место новым, не менее сомнительным планам. В противоречии между методами планирования, основанными на ложных предпосылках, и реальной действительностью находятся причины тех колебаний, которыми отмечен период деятельности гитлеровского руководства летом и осенью 1940 г. Авантюризм в стратегии, столь характерный, как показала история, для германского Генерального штаба в годы Второй Мировой войны, с особой полнотой выступил наружу именно теперь, когда болезненная уверенность в неограниченности возможностей вермахта толкнула германское руководство на решение о походе против Советского Союза.
Военный разгром Советского Союза, уничтожение первого в мире социалистического государства, захват его ресурсов и порабощение советского народа всегда оставались в центре политики гитлеризма, рассматривавшего себя в качестве ударной силы против СССР и готовившегося к войне с ним в наиболее благоприятный для себя момент. Теперь гитлеровцы решили, что этот момент наступил — в руках Третьего рейха оказались ресурсы почти всей Европы, германские вооруженные силы обладали огромной ударной мощью и большим опытом.
Решение нанести очередной удар против Советского Союза сложилось очень рано — в самом разгаре военных действий на Западе, значительно раньше тех сроков, о которых говорят многие историки Запада. Столь раннее принятие решений о войне против СССР не оставляет никакого места утверждениям западногерманской историографии о том, будто планы восточного похода возникли в результате угрозы со стороны Советского Союза, были «ответом» на эту угрозу.
Как мы уже отмечали, еще 20 мая 1940 г., то есть через 10 дней после начала вторжения во Францию, когда главнокомандующий сухопутных сил Браухич сообщил Гитлеру, что взят Абвиль и что немецкие танки находятся [269] вблизи устья Соммы, Гитлер, по свидетельству Йодля, заявил, что Англия после возвращения ею немецких колоний могла бы получить с Германией выгодный мир. 2 июня 1940 г., после выхода немецко-фашистских войск на побережье, Гитлер, беседуя с Рундштедтом и его начальником штаба Зоденштерном в Шарлевиле, подчеркнул, что Англия, как он ожидает, будет вскоре готова к заключению «разумного мира» и тогда освободятся руки для выполнения «его великой задачи — рассчитаться с большевизмом».
Характерно, что людьми, которых Гитлер прежде всего посвятил в свои решения, были представители германского милитаризма Рундштедт, Зоденштерн. Фашистские генералы были соучастниками решения.
Уже 25 июня ОКХ высказывает предположение о необходимости сосредоточить на Востоке 24 дивизии, в том числе 6 танковых и 3 моторизованные. 30 июня в ходе беседы начальника штаба ОКХ с государственным секретарем министерства иностранных дел Вейцзекером, состоявшейся в Берлине, затрагивались различные политические вопросы. Итог беседы Гальдер зафиксировал на страницах своего служебного дневника многозначительной фразой: «Взоры обращены на Восток»{325}. В сочетании с фактами, характеризующими линию поведения Гитлера во время Дюнкерка, эти данные не оставляют сомнения, что первая мысль германского руководства о направлении следующего удара связывалась в этот период с планами развязывания войны против Советского Союза.
Однако после завершения военных действий во Франции и подписания перемирия в Компьене Англия молчала, не подавая сигналов о желании прекратить борьбу и начать переговоры. Гитлеровское руководство не поняло в те дни, что английский империализм ни при каких обстоятельствах не смирится с огромным усилением в Европе германского империализма, с его захватами, [270] решительно ущемляющими не только европейские, но и мировые позиции Англии. Англия не могла пойти на мир и тем признать немецкую гегемонию в Европе. Это было бы равносильно самоубийству для Англии как великой державы. Именно поэтому, несмотря на свое крайне трудное положение после Дюнкерка, Англия не собиралась идти на заключение мира и на какие-либо переговоры и предполагала вести дальнейшую борьбу.
Перед гитлеровской верхушкой возник теперь вопрос: как дальше действовать против Англии?{326} Именно этот вопрос был поставлен Редером на совещании у Гитлера 20 июня{327}. Через 10 дней, когда Гальдер беседовал в [271] министерстве иностранных дел о возможной войне против СССР, начальник штаба оперативного руководства ОКВ Йодль представил Гитлеру памятную записку, в которой заявлял, что войну против Англии необходимо завершить политическими средствами. Если же они к цели не приведут, следует силой сломить сопротивление Англии. В начале дальнейшей борьбы необходимо подавить английскую авиацию, после чего развернуть наступление авиацией и флотом на морские коммуникации и особенно на промышленность Англии. Йодль считал вторжение крайним, последним средством. Главная предпосылка вторжения — завоевание господства в воздухе. Для десанта в Англию, если он все же потребуется, должно быть выставлено не менее 30 дивизий, которые могут встретить сопротивление примерно 20 английских соединений. Йодль считал, что Англия борется теперь не ради победы, а только во имя удержания своих позиций{328}.
Записка Йодля — генерала, ответственного за высшее стратегическое планирование, — свидетельствует о том, что намерением германского верховного командования в конце июня — начале июля 1940 г. по-прежнему было немедленное заключение мира с Англией и прекращение войны на Западе. Вторжение рассматривалось как нежелательное и самое крайнее средство.
1 июля Гальдер обсуждал в Берлине вопросы ведения войны против Англии с начальником штаба военно-морского руководства генералом Шниевиндом, а на следующий день ОКВ впервые официально предложило [272] штабам трех видов вооруженных сил начать по указанию Гитлера подготовку операции против Англии. Срок готовности оставался открытым. В установке ОКВ, как и в записке Йодля от 30 июня, особо подчеркивалась необходимость завоевания господства в воздухе. ОКХ представлял себе будущую десантную операцию примитивно, как «форсирование крупной реки» с фронта Остенде — Гавр первоначально силами шести дивизий под прикрытием дымовой завесы. 2 июля ОКВ отдало приказ штабам сухопутных и морских сил о начале планирования, а 3 июля в штабе сухопутных сил была создана небольшая рабочая группа{329}, которая и занялась подготовкой оперативного плана вторжения в Англию. Одновременно энергично развертывались работы по планированию нападения на СССР. В тот же день 3 июля начальник Генерального штаба сформулировал своим подчиненным сущность «восточной проблемы»: «Нанести решительный удар России, чтобы принудить ее признать господствующую роль Германии в Европе»{330}. На следующий день Гальдер дал в этом духе практический инструктаж командующему и начальнику штаба 18-й армии генералам Кюхлеру и Марксу, направляемым на восток для руководства стратегическим развертыванием. Начали составляться первые планы железнодорожных перевозок для развертывания сил против Советского Союза с таким расчетом, чтобы 18 июля приступить к переброске танков.
3
9 июля военно-морское командование сообщило ОКХ и главному командованию ВВС о том, что, с его точки зрения, осуществить вторжение — значит прежде всего [273] решить транспортную задачу. Наиболее целесообразный район посадки и высадки десанта — между 1°30' восточной и 1°30' западной долготы{331}. 11 июля проект оперативного плана ОКХ был одобрен Браухичем. В тот же день к Гитлеру в Оберзальцберг прибыли Кейтель и Редер. В ходе длительного совещания Гитлер снова несколько раз подчеркнул, что вторжение — крайнее средство принудить Англию к миру{332}. Англия, с его точки зрения, пойдет на мир и без вторжения, в результате ударов подводных лодок по морским коммуникациям и воздушного наступления на промышленные центры, такие как Ливерпуль.
В ОКВ разработка соображений по десантной операции была закончена Йодлем 12 июля. В первоначальном варианте плана, условно именуемом «Лев», Йодль выдвинул пять главных предпосылок, являющихся, по его мнению, залогом успеха вторжения в Англию: победа над английской авиацией, уничтожение или изгнание базирующихся у английских берегов военно-морских сил, разминирование путей движения десантов, обеспечение флангов минными полями, сковывание английских военно-морских сил операциями в Северном море, а итальянским флотом — в Средиземном море. Авиация должна, помимо завоевания господства в воздухе и наступления на английский флот, подавить береговые укрепления, наземные войска, а также разрушить важнейшие железнодорожные линии{333}.
Германские ВВС, понесшие, согласно Клее, за апрель — июнь 1940 г. потери — 2784 самолета, значительно ослабели. И хотя штаб ВВС в своих расчетах приходил к выводу, что по качеству руководства и боевым свойствам материальной части германские ВВС превосходят английские и что уже в этом году ожидается победа, решить выдвигаемые ОКВ многочисленные задачи авиации было [274] явно не под силу{334}. В затруднительном положении находился германский флот, который не оправился от потерь в Норвежской операции и ударные силы которого еще не вступили в строй.
На новом совещании с командованием сухопутных сил, состоявшемся в Бергхофе 13 июля, Гитлер повторил о нежелательности дальнейшего ведения войны против Англии. Он удивлялся тому, что Англия до сих пор не ищет мира, но объяснял это ее надеждой на Россию. «Если мы разгромим Англию в военном отношении, то вся Британская империя распадется, — заявил он. — Однако Германия ничего от этого не выиграет. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и другие»{335}. Так или иначе, но оговорки свидетельствовали об отсутствии решимости провести намерения в жизнь. Гитлер продолжал развивать свои планы: втянуть в войну Испанию, «чтобы создать сплошной фронт против Англии от Нордкапа до Марокко», расширить влияние в Румынии, захватить побережье Африки. Совещание не дало ничего нового. Оно вновь убеждало военное командование в том, что у Гитлера нет ясности о дальнейшем ведении войны.
Тем временем работа над директивой о вторжении в Англию в ОКВ закончилась. Эта директива (№ 16) была подписана 16 июля под условным наименованием «Зеелеве» («Морской лев»). Директива начиналась констатацией того факта, что Англия, «несмотря на свое безнадежное военное положение, еще не дает признаков [275] готовности к соглашению». Поэтому необходимо подготовить десантную операцию, «и если окажется необходимым — провести ее». Комментируя эту часть директивы, западногерманский историк Клее пишет: «Другими словами, это означало, что Гитлер еще предполагал возможность, что Англия при известных условиях из политических соображений проявит уступчивость, или ее можно будет заставить уступить под военным нажимом — сильной воздушной и морской войной, и что тем самым необходимость проводить десант на остров отпадает»{336}. Следует добавить, что «политическими соображениями», о которых упоминает, но которые не раскрывает Клее, был, конечно, желаемый сговор с Англией за счет Советского Союза — именно об этом мечтали в те дни Гитлер и его генералы. В качестве главного объекта операции директива № 16 называла метрополию, которую следовало, «если потребуется», полностью занять. Десант должен производиться в форме внезапного перехода канала на широком фронте примерно от Рамсгета до района западнее о. Уайт. Подготовку операции требовалось закончить к середине августа.
Директива главного командования сухопутных сил, отданная на следующий же день, предусматривала участие в операции группы армий «Б» в составе 16, 9 и 6-й армий{337}. [276]
Но уже на следующий день после подписания директивы № 16 между Браухичем и Редером состоялся крупный разговор о предполагаемом десанте. Оказалось, что военно-морское командование не видит реальной возможности подготовить флот к середине августа. Более того, оно считало, что задачи, поставленные директивой № 16, совершенно не отвечают состоянию флота, что они значительно труднее задач, определенных директивой другим видам вооруженных сил. Сухопутные силы уже сосредоточены в Бельгии и Северной Франции; авиации не потребуется для наступления на Англию проводить какую-либо серьезную подготовку, а флоту предстоит полная перегруппировка сил, изменение базирования, создание новых стоянок. Наконец, перед ним стоят дополнительные трудности: погода, туманы, штормы, течения и т.д.{338}. Прошло еще несколько дней — и военно-морское командование официально сообщило, что к 15 августа оно ни в коем случае подготовку вторжения не закончит. Сосредоточение флота, разминирование путей движения через канал станет возможным лишь после установления господства в воздухе{339}. Таким образом, военно-морское командование уже на самой ранней стадии указало на ряд трудностей намечаемых планов и на отсутствие реальных возможностей проведения десанта, по крайней мере в намечаемые сроки. Вскоре открылись серьезные разногласия между военно-морским и сухопутным командованием по ряду принципиальных технических вопросов десантной операции, которые еще более усложнили решение проблем ее подготовки.
На известном заседании рейхстага 19 июля Гитлер официально предложил Англии мир. Через два дня состоялось совещание в рейхсканцелярии. Оценка обстановки, данная Гитлером в отношении Англии, была крайне противоречивой. Она отражала колебания в принятии решений и противоречия в анализе возможностей [277] вермахта и английских вооруженных сил, которые были характерны для германского руководства в этом вопросе. С одной стороны, Гитлер, как и раньше, отмечал безнадежность положения Англии и требовал убыстрения подготовки операции «Зеелеве», чтобы «не упускать из своих рук военно-политической инициативы». С другой — снова, уже в который раз, подчеркивал рискованность десанта и рассматривал его лишь как самое крайнее и нежелательное средство, ибо десант — это не «переправа через реку», как предполагает ОКХ, а «переправа через море, на котором господствует противник». Вопрос о сроках готовности вторжения вновь остался открытым впредь до завершения в штабе военно-морских сил всех подготовительных расчетов. «В середине этой недели, — записал Гальдер 22 июля, — после доклада Редера последует решение фюрера о том, проводить ли десантную операцию этой осенью. Если не теперь, то только в мае будущего года»{340}. Здесь, на совещании 21 июля, впервые через пять дней после отдачи директивы о вторжении, появилась мысль о перенесении десанта на 1941 г.
Итак, факты показывают, что решение о наступлении на Англию никогда, буквально ни на один день, не было окончательным и твердым. Оно все время рассматривалось как нечто весьма трудное и нежелательное.
4
В противоположность этому несравнимо более определенно и твердо принималось решение о подготовке войны против Советского Союза.
На совещании 21 июля Гитлер категорически заявил, что «русская проблема будет решена наступлением». Его тон в этом вопросе был значительно более категоричным, [278] чем в вопросе об Англии{341}. Здесь же Браухич доложил фюреру первые расчеты операции на Востоке. Развертывание продлится 4–6 недель. Россия имеет 50–75 хороших дивизий, для разгрома которых Германия должна выставить 80–100 дивизий. Необходимо «разбить русскую сухопутную армию или по крайней мере занять такую территорию, чтобы можно было обеспечить Берлин и Силезский промышленный район от налетов русской авиации»{342} и чтобы немецкая авиация могла разгромить важнейшие центры СССР. В качестве главных направлений вторжения предполагались Украина, Прибалтика, Финляндия. В расчетах Браухича не исключалась возможность нападения на СССР еще осенью 1940 г.
Совещание 21 июля, в конечном счете ни на шаг не сдвинув с места проблемы ведения войны против Англии, представляло собой вместе с тем важный этап начальной стадии планирования войны против Советского Союза. Здесь в масштабах государственного совещания нацизм и милитаризм утвердили свое намерение напасть на СССР. Впервые вопрос об этом был поставлен на почву оперативных расчетов, которые ясно свидетельствовали, что Генеральный штаб уже значительное время вел работы по оперативному планированию нападения на Советский Союз.
На следующий день Англия официально отклонила мирные предложения Гитлера. Какой же была реакция на это в германском Генеральном штабе?
Браухич дал указание Гальдеру усилить подготовку войны против Советского Союза. Он поставил дополнительные вопросы, подлежащие изучению в ходе планирования. Начальник разведывательного отдела «Восток» полковник Кинцель получил уточненные задачи о разведывательной деятельности против СССР. Через четыре дня Кинцель уже смог доложить Гальдеру некоторые новые сведения о Красной Армии. Затем в ОКХ возник [279] еще один вариант оперативного плана: главный удар нанести на Москву, сохраняя примыкание к Балтийскому морю, после чего обойти с севера советскую группировку, находящуюся на Украине и на Черноморском побережье.
В последние дни июля 1940 г. ОКХ напряженно работало над уточнением основ будущего оперативного плана восточного похода. Прежде всего обсуждался вопрос о направлении главного удара. Из двух точек зрения: наносить удар на юге или на севере, руководство ОКХ придерживалось второго варианта, имея в виду развивать успех на Москву с последующим поворотом ударной группировки к югу, с выходом в тыл советским войскам, обороняющимся на Украине. Обсуждались проблемы стратегического развертывания на Востоке пока главным образом с точки зрения возможностей дорожной сети. Детализацию оперативного плана восточного похода было решено поручить начальнику штаба 18-й армии генералу Марксу, который еще во времена рейхсвера специализировался на изучении Советского Союза и слыл «специалистом по России». С этой целью Маркс был вызван в Фонтенбло, где получил указания начальника Генерального штаба по дальнейшему планированию.
Предварительные наметки плана восточного похода появились также и в штабе военно-морского командования; здесь 28 июля 1940 г. был составлен документ под названием «Соображения о России». В нем предлагалось «скорее устранить советскую опасность большевизма» и с этой целью еще в 1940 г. «занять пространство до линии Ладожское озеро — Смоленск — Крым, чтобы с этих позиций продиктовать условия мира»{343}. Далее в документе высказывалось предложение провести на Востоке сильное воздушное наступление, а для борьбы против Англии оставить только подводные лодки.
Но все же штаб ВМФ до поры до времени должен был планировать десант в Англию. 28 июля Редер представил [280] соображения и расчеты по плану «Зеелеве». Они были неутешительными. Оказалось, что требования штаба сухопутных сил военно-морское командование выполнить не может: все транспортные средства позволяли перебросить через канал только 30 % сил, запланированных ОКХ для десантирования. На переправу первого эшелона, по расчетам Редера, требовалось 10 дней. Форсирование предполагалось вести на чрезмерно узком, с точки зрения ОКХ, фронте. Доклад Редера вызвал в штабе сухопутных сил нервную реакцию. «Это означает, — заявил Гальдер, — что никакая десантная операция вообще невозможна»{344}. К такому же заключению присоединился и Браухич. Он отправил в Берлин для переговоров с военно-морским командованием обер-квартирмейстера ОКХ полковника Грайфенберга, через которого Редер сообщил сухопутному командованию, что флот может быть готов не ранее 15 сентября и что самым ранним сроком вторжения будет 20–26 сентября. Он заявил далее, что главные трудности флота состоят в нехватке тоннажа для переброски войск, что операцию невозможно обеспечить от нападения английского флота, так как основные германские линейные корабли находятся еще на верфях.
29 июля Йодль сообщил в отделе «Д» штаба оперативного руководства четырем офицерам, что Гитлер решил начать войну с Советским Союзом. «Война с Россией должна произойти так или иначе, так будет лучше провести эту войну в связи с уже происходящей войной»{345}.
Вечером 30 июля в штабе сухопутных сил Браухич и Гальдер обсуждали дальнейшие перспективы ведения войны. Они пришли к выводу, что военно-морской флот не обеспечит осенью 1940 г. условий для проведения десанта в Англию. Но перенесение десанта на май 1941 г. будет иметь ряд отрицательных моментов: усиление Англии, [281] расширение помощи ей со стороны Америки и т.д. Наиболее опасным результатом изменения сроков операции «Зеелеве» Браухич и Гальдер считали вероятную потерю инициативы ведения войны. Германия должна только наступать, только наносить удары, держать весь мир в напряжении — такова природа Третьего рейха. «Зеелеве» должен осуществляться возможно скорее или никогда.
Первый этап выработки новых стратегических решений, начавшийся еще в мае 1940 г., завершился 31 июля совещанием у Гитлера в Бергхофе. Это совещание имело особое значение для дальнейшего хода войны. На нем присутствовали высшие военные руководители: Кейтель, Йодль, Браухич, Гальдер, Редер. Последний заявил, что флот может быть готов к высадке десанта в Англию не раньше 13 сентября, но следует учитывать плохую погоду в проливе, обычную для второй половины сентября, и нехватку транспортов. Так как требования сухопутных сил о высадке на широком фронте и некоторые другие не могут быть выполнены, Редер приходил к выводу о необходимости перенести операцию на май 1941 года{346}. К этому времени войдут в строй 4 крейсера, в том числе «Бисмарк» и «Тирпиц», с сентября 1940 г. флот ежемесячно будет получать по одному эсминцу, увеличится количество торпедных катеров. К тому же до весны Англию, возможно, удастся еще более ослабить ударами авиации.
Мысль о воздушном наступлении на Англию пришлась по душе также и Гитлеру. В результате обсуждения этого вопроса он заявил, что окончательное решение о высадке десанта в этом году или весной будущего года будет принято после крупного воздушного наступления на Южную Англию, которое осуществится в течение ближайших 8–10 дней. Сухопутные силы должны тем временем продолжать подготовку, ориентируясь на 15 сентября. [282]
Особенно важной была вторая часть заседания, после ухода Редера. Гитлер обратился к присутствующим с речью о войне против Советского Союза. Надеждой Англии, заявил он, является Россия и Америка. Если надежда на Россию исчезнет, то Америка также отпадет от Англии. «Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 г. Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция только тогда будет иметь смысл, если мы одним стремительным ударом разгромим государство»{347}. Фюрер считал, что лучше всего было бы напасть на СССР еще в 1940 г., но нужно хорошо подготовиться. Кроме того, «остановка зимой опасна». Характерно, что в качестве срока нападения на СССР Гитлер назвал май 1941 г., то есть тот месяц, на который только что ориентировал Редера как на возможный срок вторжения в Англию. Следовательно, он не верил в десант и проводить его не собирался. Далее Гитлер изложил основы оперативного плана войны против Советского Союза, подготовленного к этому времени ОКВ. Война против СССР должна продлиться пять месяцев. Ее цель — «уничтожение жизненной силы России». Необходимо нанести два удара: первый — на Киев с выходом к Днепру, второй — на Прибалтику и Белоруссию с развитием наступления на Москву; затем двусторонний удар с севера и юга и широкий охват всей территории Европейской части СССР. Необходимо дополнительно сформировать 40 дивизий, чтобы общее их количество достигло 180. Тогда примерное распределение сил окажется следующим: против СССР будет направлено 120 дивизий («чем больше соединений мы бросим в наступление, тем лучше»). Во Франции останется 50 дивизий, в Норвегии — 7, в Голландии и Бельгии — 3. В качестве маскировки могут быть использованы подготовительные мероприятия к действиям против Испании, Северной Африки и Англии.
Так закончилось совещание 31 июля 1940 г., определившее главные перспективы гитлеровской стратегии на [283] будущее и завершившее первый этап стратегического планирования после западного похода.
Можно сделать следующие выводы.
Замыслы нападения на Советский Союз и вторжения в Англию возникли на различной основе. Решение развязать войну против СССР было обусловлено всей многолетней антикоммунистической направленностью фашизма, стремлением овладеть богатствами СССР, поработить его народы и предположением, что теперь, после столь необычайных побед, для этого настал благоприятный момент.
С Англией, уже в ходе и особенно после окончания западного похода, предполагалось заключить мир, чтобы затем при сотрудничестве с нею начать войну против Советского Союза. План вторжения, как и «воздушной войны» против Англии, появился из интуитивного стремления гитлеровской верхушки оказать военный нажим и принудить Англию к миру военными средствами или угрозой их применения, поскольку дипломатические меры успеха не принесли. План «Зеелеве» возник как крайнее и нежелательное средство.
План нападения на Советский Союз был решительным планом, в основе которого лежали установки на истребительную войну, на уничтожение Советского государства и низведения его народов до состояния рабов. Решение напасть на СССР, принятое раньше, чем сложился замысел «Зеелеве», было с самого начала твердым. Именно Советский Союз Гитлер и его приспешники начиная с мая — июля 1940 г. считают главным противником и основным объектом агрессии.
Если говорить о непосредственной подготовке вторжения в Англию, которая велась с 17 июля и до октября{348} 1940 г. каждым из трех видов вооруженных сил, то следует отметить, что командиры, штабы и войска, не осведомленные в политических аспектах проблемы, готовились [284] к десанту тщательно в духе традиций и правил германского милитаризма. Не может быть двух мнений относительно судьбы, которая постигла бы английский народ, если бы вторжение состоялось. Бывший гитлеровский фельдмаршал Паулюс 16 мая 1946 г. показал, что приказы относительно «Зеелеве» воспринимались командованием и войсками 6-й армии, где он тогда находился, как действительные{349}. Командования видов вооруженных сил готовили вторжение методически. ОКХ в августе 1940 г. разработало детальнейшие указания под названием «Борьба за побережье», которые Браухич утвердил 21 августа. В них определялись «основные принципы борьбы за побережье при пересечении широкого морского пролива»{350}. Они были главным руководством для. армии при вторжении. К 5 сентября были уточнены задачи сухопутной армии, состоявшие в том, чтобы «во взаимодействии с военно-морским флотом и авиацией... высадиться в Южной Англии, разбить английские сухопутные силы, овладеть Лондоном и, в зависимости от обстановки, также и другими областями Англии»{351}. Наступление возлагалось теперь на группу «А» в составе 9-й и 16-й армий с первой оперативной целью «овладеть линией устье Темзы — высоты южнее Лондона — Портсмут... кроме того, продвинуть в западном направлении от Лондона моторизованные силы, чтобы охватить столицу с юга и запада, затем продолжать атаку с ближайшей задачей овладеть линией Мелден (северо-восточнее Лондона) — устье р. Соверн (вторая оперативная цель)». Детальные расчеты велись в течение всего сентября. Командование флота сделало расчеты рейсов и эшелонов, предусмотрело обманный маневр морских сил от берегов Норвегии, сосредоточило к 4 сентября в исходных портах 6300 мин и т.д.{352}. Были, наконец, подготовлены указания для свирепых [285] расправ с английским населением, для борьбы с партизанами{353} и даже указатели дорог.
Все это показывает, что армия и флот, не вдаваясь, естественно, в соображения высшего командования, вновь методически готовили завоевательную войну, планировали в соответствии со своими обычаями и методами захватить Англию и обрушить на английский народ ужасы фашистского террора.
Подготовка нападения на Советский Союз ускорила полную отмену плана «Зеелеве» и окончательно сняла угрозу вторжения. Те танковые и пехотные дивизии, тот эсэсовский полк, которые предназначались для марша по дорогам Англии, окружения Лондона и других английских городов, были погружены в эшелоны и двинуты против Советского Союза. Из 24 соединений, входивших в состав 16-й и 9-й армий группы «А», развернутой против Англии, 17 было переброшено на Восток{354}.
Объективно Советский Союз еще задолго до начала Великой Отечественной войны стал той силой, которая оттягивала на себя гитлеровские армии от стран Запада. Тем самым СССР отводил все новые удары вермахта от европейских народов и облегчал развертывание национально-освободительной борьбы в Европе.
5
Постепенно подготовка вторжения в Англию переключается на холостой ход. Сроки готовности переносятся: сначала на 15 сентября, потом на 21 и 24 сентября и, наконец, на 12 октября. Формальная отмена плана фиксирует уже свершившийся факт.
Воздушное наступление на Англию было порождено теми же расчетами — принудить ее к заключению мира. [286]
Оно началось еще в июле и значительно усилилось после директивы Гитлера № 17 от 1 августа 1940 г., требовавшей создать предпосылки для окончательного поражения Англии, для чего продолжать воздушную и морскую войну против Англии более энергично, чем это было до сих пор. Удары авиации предполагалось направить в первую очередь против английских ВВС, их аэродромов и баз снабжения, а также против военной промышленности. Фактически от воздушного наступления гитлеровское руководство ожидало значительно большего. Умами Гитлера, Геринга и Йодля владел не только смутный расчет все-таки принудить Англию к миру путем военного нажима, но и явное желание продемонстрировать всесокрушающую мощь германского воздушного флота и стремление не выпустить из рук военную инициативу в период, когда новые решения еще не созрели. Немалую роль играли также попытки подорвать английскую экономику путем ударов по судоходству{355}.
В конечном счете по инициативе Геринга воздушное наступление превратилось в попытку развертывания «тотальной воздушной войны» в духе доктрины Дуэ{356}. Геринг давно считал, что Англию можно заставить согласиться на мир только авиацией, и тем самым вторжение станет излишним{357}. Такая возможность прельщала Гитлера, желавшего сберечь как можно больше сухопутных сил для нападения на СССР. Однако германское командование оказалось не в состоянии определить возможности самостоятельного авиационного наступления и рассчитать [287] силы, необходимые для достижения поставленной цели. Назначенные для «воздушного блица» 2-й и 3-й воздушные флоты оказались слишком малочисленными для столь серьезной задачи.
Согласно Ассману, к началу августа 1940 г. германские ВВС имели 2669 боевых самолетов, из которых 2460 входило в состав названных воздушных флотов (из них 1200 бомбардировщиков, 280 пикирующих бомбардировщиков, 980 истребителей){358}. Германское командование, склонное теперь переоценивать свои силы, допустило немалый просчет в определении возможностей английской истребительной авиации.
Даже Вебер, настроенный отнюдь не критически к «Люфтваффе», признает, что командование германских ВВС «как в отношении численности британской истребительной авиации, так и в отношении снабжения самолетами и возможностей подготовки летчиков было недостаточно осведомлено, или оно недооценивало оба эти основных элемента боевой силы противника в воздухе»{359}. Достаточно сказать, что по немецким данным в середине июля на юге Англии действовало 400–500 истребителей, а в действительности их было 650. Германская промышленность не возмещала ежемесячных потерь в самолетах. Англия же форсировала выпуск истребительной авиации{360}. Количество ее бомбардировщиков первой линии на 1 августа составляло 560.
Английское руководство понимало неразрешимость проблем, поставленных немцами перед собой в отношении Англии. Оно вполне отдавало себе отчет в том, что десант в Англию может быть высажен лишь в случае, если Германия добьется решающего господства в воздухе и на море. Но англичане знали ограниченность сил немецкой [288] авиации и относительную слабость немецкого флота после Норвежской операции. Борьба во Франции причинила германским ВВС серьезный урон и во многом облегчила теперь положение Англии, а военные действия в Норвегии сделали то же в отношении германского флота. Несмотря на всю трудность обстановки в июне — июле 1940 г., английский кабинет был уверен, что немцы не смогут осуществить десант.
Черчилль надеялся, что Германия вскоре нападет на Советский Союз и, опасаясь потерять силы, ослабит нажим на Англию. Так и было в действительности. Что касается военно-морского флота, то здесь английские руководители чувствовали себя особенно твердо. В служебной записке главнокомандующему войск метрополии, написанной 10 июня 1940 г., Черчилль сообщал, что неожиданная переправа немцев невозможна, а в более широких местах Северного моря захватчики стали бы легкой добычей, поскольку часть пути им пришлось бы совершить днем.
Общая система обороны Англии строилась на сочетании комбинированных действий флота, авиации и эшелонированных позиций сухопутных сил, обороняющих собственно территорию Англии{361}.
Таким образом, английские руководители даже в самые трудные дни не сомневались в бесперспективности германских намерений.
Конечно, Гитлер и его генералы недооценили способность Англии к сопротивлению, действия вооруженных сил которой были стойкими и организованными. Но при всех обстоятельствах остается фактом, что, вопреки установившейся ныне на Западе точке зрения, намерение направить очередной удар против Советского Союза [289] появилось не как производное от результатов борьбы с Англией, а как самостоятельное решение, вытекающее из всего курса политики немецко-фашистского государства. Уже начало подготовки этого нападения оказало решающее влияние на судьбы Англии. Англия была спасена. Другое дело, что позже, когда для гитлеровской верхушки выяснились трудности высадки десанта на Британские острова, она стала обосновывать необходимость, восточного похода своим стремлением уничтожить Советский Союз как «последнюю опору Англии на континенте». Такая «аргументация» потребовалась Гитлеру, видимо, для того, чтобы рассеять у некоторых из его приближенных, в том числе у генералов, опасения о возможных боевых действиях на два фронта. Выдвинутый одно время тезис «Россия — опора Англии» не мог заслонить основного содержания идеи восточного похода — захватить «восточное пространство», ограбить Советский Союз, уничтожить десятки миллионов славян.
«Битва за Англию», в ходе которой английский народ продемонстрировал мужество, твердость духа и дисциплинированность, а британские ВВС — воинское умение, не была решающим событием первого периода Второй Мировой войны, а тем более ее поворотным пунктом, как это нередко утверждают историки, социологи и общественные деятели Запада{362}.
Начало интенсивного германского воздушного наступления на Англию относится к первым числам августа 1940 г.{363}. На первом этапе воздушного наступления, который продолжался от начала августа до первых чисел сентября, германская авиация стремилась измотать и [290] ослабить английскую истребительную авиацию, подавить систему ПВО и нарушить торговое судоходство главным образом путем налетов на морские суда в Ла-Манше и на прибрежные порты. Эта задача выполнялась на основе директивы Геринга, отданной 2 августа и известной под наименованием «Адлер». В ходе боевых действий первого этапа английская авиация понесла тяжелые потери. Только с 24 августа по 6 сентября было сбито 466 самолетов «Спитфайр» и «Харрикейн», погибло 230 английских летчиков. Однако достигнуть своей цели — уничтожить английскую авиацию и захватить господство в воздухе — немцы не смогли. Серьезные потери понесла и немецкая авиация{364}.
Германское авиационное командование переоценило свои успехи. Оно считало, что на 1 сентября у англичан осталось только 350 истребителей. В действительности их имелось около 700, то есть больше, чем в июле{365}.
В таких условиях гитлеровцы начали 7 сентября второй этап воздушного наступления. Он представлял собой попытку главным образом подорвать экономический потенциал Англии{366}. Кроме того, имелось в виду ослабить моральный дух населения и вместе с тем самим фактом воздушного наступления маскировать развертывание главных сил вермахта против Советского Союза. В первый же день нового этапа воздушного наступления английской столице пришлось пережить один из самых сильных налетов германской авиации. В нем приняло участие днем 300, ночью 250 бомбардировщиков дальнего действия.
Тяжелые удары по Лондону наносились в течение десяти суток. Кульминационным английские историки считают налет 15 сентября, когда над жилыми районами Лондона английской авиации удалось сбить 60 немецких [291] самолетов, потеряв при этом 26 своих истребителей{367}. А в следующую ночь английские бомбардировщики нанесли сильный ответный удар по германским судам в портах между Булонью и Антверпеном.
Итак, не решив первой задачи — уничтожения английской авиации и системы противовоздушной обороны, германское командование переходит к попыткам добиться новой цели — подорвать экономику Англии. Это было еще одним просчетом. Перенеся удар на Лондон, Геринг и его генералы «создали командованию британской истребительной авиации именно ту передышку, в которой оно так нуждалось»{368}. Вместе с тем у Германии оказалось недостаточно авиации для ведения «экономической войны» и самостоятельного воздушного наступления в стратегических целях, в духе концепции Дуэ, которая в условиях Второй Мировой войны оказалась неприемлемой.
После 15 сентября в Англии вновь усиливается тревога по поводу возможного вторжения немцев. Конечно, в те дни в Англии никто не знал, что опасность вторжения фактически миновала. Но и в наше время, когда английские историки и мемуаристы отлично знают это, они все же продолжают настаивать, что только победа англичан в воздухе 15 сентября заставила Гитлера отменить вторжение в Англию. Делается это, как мы уже отмечали, с целью преувеличить роль «битвы за Англию», отодвинуть на второй план разбойничий замысел фашистов по уничтожению СССР.
Начиная со второй половины сентября интенсивность налетов на Англию падает. Вплоть до 13 ноября немецко-фашистская авиация продолжала наносить удары по Лондону, прежде всего по докам и железнодорожным путям, по заводам в Рочестере, Бирмингаме, Ковентри, Дерби, Миддлсборо и в других городах. Примерно [292] с 14 ноября и до 15 февраля немцы сбрасывают бомбы преимущественно на периферийные города и порты, а затем, до 16 мая, ударам авиации подвергаются порты западного и юго-западного побережья Англии. В эти заключительные периоды воздушное наступление во все большей, степени приобретает характер стратегической маскировки мероприятий, проводимых по «плану Барбаросса».
Во время германского воздушного наступления на долю английского народа выпали тяжелые испытания. Впервые за века война пришла непосредственно в его дом. По английским данным, за 10 месяцев, с сентября 1940 г. по июнь 1941 г., в Лондоне разорвалось свыше 45 тыс. бомб общим весом около 7,5 тыс. т, не считая зажигательных. Всего за время «блица» Англия потеряла убитыми 43 667 своих граждан, 50 387 человек перенесли тяжелые ранения. Разрушались и пылали дома, больницы, вокзалы, заводы. В этих условиях рабочие, служащие, крестьяне Англии показали себя мужественными людьми. Лондонцы смело боролись с очагами пламени. Почти по 40 часов подряд находились на своих постах пожарные, которые только за первые 22 дня налетов выезжали на 10 тыс. пожаров. Английский рабочий класс самоотверженно трудился на оборону. Рабочие таких крупных промышленных городов, как Бирмингам, Шеффилд, Бристоль и другие, не покидали работу, даже когда их заводы оказывались в зоне бомбометания. Столь же энергично и хладнокровно действовали на своих участках отряды гражданской обороны, медицинский персонал, служащие. Народ видел, что фашистский агрессор несет ему смерть и разорение. В Ковентри от центральной части города осталась только колокольня. В Портсмуте был уничтожен лучший квартал. Такая же участь постигла центральные районы Бристоля, Плимута, Гулля. Нужно ли говорить, что тяжкие испытания, выпавшие в эти месяцы на долю английского народа, вызвали в нем острую ненависть к германскому фашизму и милитаризму, укрепили в нем желание со всей решимостью и до конца разгромить агрессора. [293]
В сложившихся обстоятельствах никакой другой политической линии не могло проводить и английское правительство, интересы которого теперь были прежде всего направлены на то, чтобы выстоять в борьбе, выстоять до того момента, когда немецкий удар будет перенесен на Восток. Тенденции «странной войны» и политического заигрывания с Гитлером были погребены под градом немецких бомб, разрушавших английские города.
Итак, определяющее значение для дальнейшего хода войны имело решение Гитлера об агрессии против Советского Союза, сложившееся в принципе в период май — июль 1940 г. План вторжения в Англию не опирался на твердую базу, он никогда не был окончательным и не принимал решительных очертаний, хотя войска в рамках тактических форм готовились к его осуществлению интенсивно. Постепенно план был отменен, а позже превратился в крупную маскировочную акцию при подготовке агрессии против Советского Союза. Отмена плана «Зеелеве» произошла в связи с ранее принятым решением фашистской верхушки напасть на Советский Союз, боязнью понести потери в авиации и войсках, необходимых для войны против СССР, а также в связи с тем, что силы гитлеровских авиации и флота были недостаточными для установления господства на море и в воздухе. Главной причиной была первая, однако все они должны рассматриваться в комплексе.
Воздушное наступление на Англию не принесло и не могло принести стратегических результатов, ибо в его основе лежала нереальная политическая цель, а стратегическая задача не соответствовала имеющимся силам.
Борьба против Советского Союза как объекта германской колонизации и носителя идей марксизма была ведущей целью германского империализма, монополий, нацистов. Она составляла стержень внешней политики Третьего рейха на всех этапах его существования. Победы в Европе многократно усилили авантюризм германских милитаристов. Многие из них чувствовали себя способными [294] вести войну против любого противника на многих фронтах, втягивая в сферу войны новые и новые районы мира.
Мы не ставим своей целью рассматривать здесь подробно подготовку и планирование германским командованием войны против СССР. Остановимся кратко лишь на двух характерных чертах подготовки агрессии против Советского Союза. Ими были: всесторонняя недооценка германскими милитаристами сил и возможностей социалистического государства и особая тщательность подготовки нападения в оперативно-тактических рамках.
Недооценка сил Советского Союза и его армии порождалась общим непониманием природы социалистического строя, гиперболической переоценкой своих возможностей и неправильными сведениями о состоянии Красной Армии, к которым пришел германский Генеральный штаб. Он с особой охотой воспринимал все отрицательные сведения о советских войсках, которыми его усиленно питала разведка, в частности финская, после советско-финляндской войны. Одностороннее восприятие ее опыта толкнуло гитлеровских генштабистов, подобно их французским коллегам зимой 1939/40 г., на грубый просчет в отношении «восточного противника».
В специальных разведывательных обзорах состояния Красной Армии, рассылаемых всем ответственным командирам вермахта в начале 1941 г., сообщалось, что в войне с Германией «русские военачальники будут не способны проводить крупные наступательные операции, будут не способны к быстрым действиям при благоприятном положении»{369}.
У советских войск, по мнению гитлеровской разведки, не будет умения атаковать, обеспечивать взаимодействие, не будет «знаний современных требований»{370}. «Взаимодействие разных родов оружия совершенно неудовлетворительное», — утверждалось в другой сводке о [295] Красной Армии. И наконец, подводя 15 января 1941 г. итог ставших известными германской разведке мероприятий по перестройке Красной Армии, генштабисты приходили к выводу, что «успех новых методов будет виден не по прошествии нескольких лет, а может быть, по прошествии нескольких десятилетий»{371}. Единственное, что признавалось, — это упорство и отвага советских солдат, особенно в обороне, а также приоритет советского военного искусства в разработке методов массированного использования танковых соединений в наступлении на реке Халхин-Гол{372}.
Что касается определения количества советских дивизий, то здесь был допущен крупный просчет: гитлеровская разведка считала, что в Красной Армии почти на 100 соединений меньше, чем было на самом деле. Изучая советскую военную технику, фашисты особенно внимательно следили за танкостроением. Гитлеровские атташе изучали советское оружие во время парадов на Красной площади{373}. В целом германская разведка неплохо знала старые модели советского оружия, но не имела представления о многих новых образцах. Поэтому, например, появление в боях 1941 г. замечательных советских танков Т-34 и KB оказалось для вермахта полной неожиданностью.
Коренная недооценка сил и возможностей Советского Союза и его армии представляла собой законченное выражение авантюризма военного мышления германских милитаристов. Все их стратегические расчеты строились на ложной основе представлений, будто Красную Армию можно разгромить одним ударом и завершить войну на Востоке за несколько месяцев. Эти расчеты полностью воплотились в «плане Барбаросса» — плане нападения на Советский Союз. И было вполне закономерным, что они потерпели полный крах в первые же [296] месяцы войны с Советским Союзом. Здесь уместно привести слова Гальдера, которые он произнес 11 августа 1941 г., испытав горечь разочарований во всех своих предвоенных расчетах. «Общая обстановка показывает, — писал он в своем дневнике, — что колосс — Россия... был недооценен нами. Это утверждение распространяется на все хозяйственные и организационные стороны... и в особенности на чисто военные моменты»{374}. Но это было сказано лишь год спустя.
Первые чисто практические меры для подготовки войны против СССР германское командование начало принимать в июне 1940 г., когда в Польшу дополнительно к находившимся здесь ранее 9 пехотным дивизиям были направлены еще 15 дивизии. Там же был развернут штаб 18-й армии, объединивший теперь все войска на Востоке. Новый организационный план, разработанный в связи с подготовкой восточного похода, предусматривал формирование дивизий, общее число которых должно было возрасти со 155 до 180. Работа в этом направлении, требовавшая значительного времени, началась летом 1940 г. Увеличение армии на Востоке было связано с большой перестройкой вооруженных сил в целом, так как затрагивало почти все соединения, которым предстояло выделять из своего состава опытные кадры для вновь создаваемых дивизий. С особой интенсивностью эта работа развернулась в сентябре 1940 г.; формировались новые части, реорганизовывались старые, комплектовалась новая 11-я армия. Одновременно главное командование сухопутных сил отдало приказ о дальнейшей переброске войск на Восток. Из Франции в Польшу был передислоцирован штаб группы армий «Б», штабы 4-й и 12-й армий и 14 дивизий, в том числе 3 танковые. Общая численность войск, сосредоточенных в районах, прилегающих к Советскому Союзу, значительно возросла по сравнению с началом августа и достигла 30 дивизий. [297] Тем самым во все большей степени снималась угроза вторжения, висевшая над Англией.
Война против Советского Союза требовала подготовки исходного плацдарма. Поэтому уже в августе 1940 г. на территории Польши развернулись работы по строительству и улучшению железных и шоссейных дорог, линий связи, складов, казарм и т.д., которые должны были обеспечить развертывание главных сил гитлеровской армии.
По первым наметкам оперативного плана, составленного начальником штаба 18-й армии генералом Марксом, выходило, что для победы над Советским Союзом достаточно 80–100 дивизий. Ясными данными о численности Красной Армии германский Генеральный штаб, как известно, не располагал. Ни посол в Москве Шуленбург, ни военный атташе Кестринг не могли представить на этот счет сколько-нибудь полных сведений. В предварительных расчетах была взята цифра 50–75 дивизий, однако вскоре от нее отказались и приняли численность Красной Армии в 213 дивизий, а число немецких дивизий для восточного похода увеличили до 120. Но обе цифры, определяющие численность советских войск, были весьма далеки от действительности. С начала сентября дальнейшей разработкой плана занимался обер-квартирмейстер главного штаба сухопутных войск Паулюс. План военного нападения на Советский Союз складывался постепенно в течение лета, осени и начала зимы 1940/41 г. по мере изучения Генеральным штабом данных обстановки, задач и возможностей вооруженных сил{375}.
К осени главные предпосылки плана вырисовывались достаточно четко. Они состояли в том, чтобы наступлением [298] 130–140 дивизий разбить Красную Армию в западных областях Советского Союза, захватить Москву, Ленинград, Украину, а впоследствии Северный Кавказ с его нефтяными источниками и достигнуть линии, которая сделала бы невозможными налеты советской авиации на территорию Германии. Конечной целью предусматривалось достижение линии Астрахань — Архангельск. При этом Генеральный штаб руководствовался требованием Гитлера, чтобы территория России никогда в последующем не распространялась западнее Урала.
5 декабря план был доложен Гитлеру, а 18 декабря он подписал директиву № 21 «Барбаросса» о войне против Советского Союза. Эта директива стала основой дальнейшего планирования и подготовки войны. Составленная в январе 1941 г. на ее основе директива по сосредоточению войск развивала способы действий и задачи вооруженных сил и армейских объединений. Обе директивы определяли методы и средства, которыми предполагалось достигнуть «молниеносной победы» над Советским Союзом. В качестве главной стратегической цели определялась задача «еще до окончания войны с Англией победить путем быстротечной военной операции Советскую Россию». Это предполагалось достигнуть посредством «глубокого вклинивания танковых войск и уничтожения новой массы русских армий, находящихся в Западной России». Генеральный штаб особо требовал «предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны».
Германский Генеральный штаб, планируя нападение на Советский Союз, не смог сделать оперативный расчет сил, необходимых не только для войны в целом, но и для первой кампании. Начиная наступление 153 дивизиями на общем фронте около 2 тыс. км, он предполагал к завершению «восточной кампании» до зимы 1941 г. продвинуть их более чем на 2 тыс. км и выйти на фронт, превышающий 3 тыс. км. Это означало, что войска должны были двигаться на всю глубину со среднесуточным темпом 25–30 км и к завершению кампании иметь [299] чрезвычайно низкую оперативную плотность — одна дивизия на более чем 20 км фронта! Иными словами, расчет был составлен на движение как бы в пустом, никакими войсками не занятом пространстве. Возможное сопротивление Советских Вооруженных Сил, по крайней мере восточнее Днепра, просто не принималось в расчет. Столь невероятные ошибки могли быть допущены лишь Генеральным штабом, убедившим себя в собственной непогрешимости и гениальности, штабом, доктрины которого пропитаны духом авантюризма, презрения и пренебрежения к противнику.
После победы над Францией несоответствие гитлеровской стратегии в масштабах мировой войны реальным военным возможностям рейха и вооруженных сил обнаружилось особенно ясно. Агрессия имеет свою внутреннюю логику, коренным образом отличающуюся от логики реальной политики. Нить агрессии, если она не будет разорвана, разматывается непрерывно. Один удачный акт влечет за собой серию других, и чем больше успехов одерживает агрессор, тем больше новых задач он ставит перед собой и пытается выполнять.
После победы над Францией Гитлер и верховное командование уверовали в непобедимую силу вермахта, для которого отныне не существует невыполнимых задач. Они стали считать, что именно теперь наступило время, когда возможно приступить к осуществлению военных планов всемирного масштаба. Западногерманский историк Якобсен приходит к выводу, что корни «национального несчастья», которое постигло Германию в 1945 г., «следует искать... в так называемых «победоносных годах» немецкого полководческого искусства»{376}. К этому следует прибавить, что генералитет был един с Гитлером как в оценках мощи вермахта, так и в определении задач, которые необходимо решать в дальнейшем ходе [300] войны. «Когда летом 1940 г., — продолжает Якобсен, — Герман Геринг объявил Гитлера «величайшим полководцем всех времен», он создал этим фальшивый, даже опасный ореол «своему фюреру»... Гитлер, пожалуй, и сам начал верить в свой «полководческий гений», а нацистская пропаганда сделала свое дело, приписывая победу на Западе исключительно только «военному гению фюрера»{377}.
Генеральные штабы исходили из главной ошибочной предпосылки Гитлера, высказанной им в октябре 1940 г. при встрече с Муссолини: «Война выиграна; доведение ее до полной победы является лишь вопросом времени»{378}. Определяя пути к «полной победе», Гитлер, ОКВ и штабы постепенно доводили цепь своих стратегических расчетов, разрабатываемых теперь в изобилии и с необычайной быстротой, до подготовки захватов мирового масштаба.
Было решено провести войну против Советского Союза как единственную кратковременную кампанию. Германский генералитет считал, что после победы на Востоке европейский континент уже не будет иметь реальных противодействующих Германии сил. Казалось естественным после победы над Советским Союзом начать наступление от Кавказа на Ближний Восток, в Иран и к Суэцу, где новый удар сомкнется с наступлением группы Роммеля, которая к этому времени одержит победу в Африке. Чтобы задушить Англию, следовало отрезать ее средиземноморские коммуникации, проходящие через Гибралтар, и, приняв различные меры против не оккупированной Франции, Испании и Португалии, завершить превращение побережья Атлантики в германское. Все эти расчеты были выражены в оперативных планах ОКВ и генеральных штабов. Директива верховного командования № 32 от 11 июня 1941 г. предусматривала уже осенью 1941 г., оставив для охраны территории России 60 дивизий и [301] одну воздушную армию, осуществить концентрическое наступление в районы Передней Азии из Ливии через Египет, из Болгарии через Турцию, из Закавказья через Иран; развить наступление совместно с итальянцами на Суэцкий канал, осуществить захват Гибралтара; возобновить в полном объеме «осаду Англии» силами флота и авиации.
В августе 1940 г. в штабе сухопутных сил был разработан план агрессии против Швейцарии («план Танненбаум»), согласно которому предусматривалось ударом 12-й немецко-фашистской армии в составе 16–17 дивизий (в том числе 3–4 танковых, 2 моторизованных, 2 горных) перейти на широком фронте швейцарскую границу и «возможно скорее занять главный город страны Берн с прилегающей индустриальной областью...»{379}.
В конце августа того же года командование сухопутных сил одобрило план вторжения в Ирландию («план Хербстрайзе»){380}.
Общие перспективы дальнейшего ведения войны были изложены Гитлером 12 ноября 1940 г. (директива № 18). Здесь мы находим планы нанесения ударов в различных направлениях европейского континента и вне его пределов. Фюрер и его генералы готовят вступление войск в Испанию и Португалию с целью изгнать Англию из западной части Средиземного моря. Они планируют захват Канарских и Азорских островов. Одновременно даются указания о подготовке оккупации греческой территории севернее Эгейского моря — все это в рамках широкой подготовки войны против СССР{381}.
План наступления через Испанию и Португалию к Средиземноморью и Атлантике вскоре принял характер конкретных оперативных расчетов (варианты «Феликс» и «Изабелла»). Предусматривалось создать ударные [302] группировки под общим командованием Рейхенау для быстрого захвата Гибралтара, Испанского Марокко и Португалии{382}. Особенно детально, с учетом многочисленных данных воздушной разведки, планировался штурм гибралтарской крепости 1-й горной дивизией и эсэсовским полком «Великая Германия»{383}.
Германские милитаристы в это же время планировали захват не оккупированной территории Франции (вариант «Аттила»). Директива № 19, отданная 10 декабря, предусматривала быстрое решение этой задачи сильными моторизованными группами, захват французского флота в Тулоне и оставшихся французских ВВС{384}.
Параллельно велась подробная разработка захвата Балкан. «План Марита», разработанный главным командованием (директива № 20 от 13 декабря 1940 г.), предусматривал введение в Румынию группировки в 7 дивизий, а после установления хорошей погоды, примерно в марте 1941 г., усиление ее 24 дивизиями и направление этих сил через Болгарию в Грецию для захвата всего полуострова. Удар намечался через Салоники на Коринфский перешеек{385}.
Наконец, в начале 1941 г. был составлен план наступления в Африке («план Зонненблюме») и захвата острова Крит («план Меркур»).
Подготовка удара на Ближний Восток, а затем против Индии начиналась заблаговременно с широкого шпионажа. Изучая документы фашистских высших штабов, мы находим обширные досье по так называемому «воздушно-географическому описанию», в частности Сирии и Палестины, в которых собраны добытые германской разведкой подробнейшие характеристики и снимки [303] всех районов и объектов, имеющих мало-мальское военное значение{386}.
Так, потеряв чувство реального, поверив в свои безграничные возможности и в бессилие всего остального мира, германские милитаристы вместе с нацистской верхушкой готовили на рубеже 1940/41 гг. последовательный захват многих стран. Эту «ближайшую программу» они собирались выполнить к осени 1941 г., и ее первым условием была победа над Советским Союзом.
Что произошло бы в мире, если бы советский народ не отразил удара? [304]