Последние приготовления к вторжению
В последние недели перед началом высадки Эйзенхауэр тратил много времени на посещения воинских частей союзников, маневров и тренировок войск. Будучи твердо уверенным в том, что командующий должен показываться войскам, он совместно с Монтгомери и Брэдли совершил многочисленные поездки в воинские части. Несмотря на конференции, совещания в штабе и прием видных посетителей, он нашел время в период между 1 февраля и 1 июня посетить двадцать шесть .дивизий, двадцать четыре аэродрома, пять военных кораблей, а также большое количество складов, мастерских, госпиталей и других объектов.
Он старался видеться с возможно большим числом солдат, осмотреть их оружие и снаряжение, непринужденно побеседовать с ними о значении их конкретной задачи и о важности того большого дела, частицами которого они являлись. Он стремился не только вдохновить войска, находившиеся под его командованием, сделать для них все возможное, но и развить и укрепить в английских и американских солдатах чувство братства по оружию.
Пока совершались эти поездки, союзники усиливали воздушные налеты на северное побережье Нормандии, вели активную пропаганду против немцев и готовились к эффективному использованию сил французского Сопротивления. К верховному командующему обращались за советами и указаниями в отношении мер безопасности, за тем, чтобы он призывал к порядку командующих, нарушавших правила безопасности или выступавших с заявлениями, не получившими одобрения, и, наконец, за тем, чтобы он отдал окончательный приказ на вторжение.
В апреле 1944 г. усилились действия авиации, продолжавшиеся с возраставшей силой до начала наступления. Наряду с операцией «Поинтблэнк», содействовавшей проведению операции «Оверлорд» посредством осуществления ударов по экономическим объектам и воздушным силам противника, авиация союзников провела ряд различных операций, имевших целью вскрыть и подавить оборону противника в районе вторжения. В частности, аэрофоторазведка, которую начали проводить более чем за год до этого, снабжала командиров, руководивших высадкой, фотопланами европейского побережья от Голландии до границ Испании. Это дало возможность составить схему вражеских береговых укреплений, мостов, будущих посадочных площадок, районов выброски авиадесантов, складов противника и затопляемых районов. В период с 1 апреля по 5 июня 1944 г. союзные экспедиционные воздушные силы совершили более 3000 самолето-вылетов с целью аэрофотосъемок; еще 1500 фоторазведывательных вылетов совершили другие авиационные соединения.
В марте 1944 г. союзная авиация приступила к нанесению ударов по коммуникациям противника во Франции и в Бельгии, и прежде всего по сортировочным станциям и депо. Во второй половине мая союзники начали наносить удары по локомотивам и мостам. Уже в середине апреля начались действия авиации по подавлению береговых укреплений, а в начале мая она приступила к нанесению ударов по вражеским радиолокационным и радиостанциям, телеграфу, складам горючего и боеприпасов, военным лагерям, штабам и аэродромам. Бомбардировки стартовых площадок для самолетов-снарядов, к которым приступили в начале года, усиливались по мере приближения срока вторжения. Авиация была занята также прикрытием союзного флота и наземных войск в период их сосредоточения в исходных районах от налетов вражеских бомбардировщиков и разведчиков. Ли-Меллори отмечал, что за шесть недель, предшествовавших вторжению, противник совершил лишь 125 самолето-вылетов с целью разведки в районе Ла-Манша и четыре полета над устьем Темзы и западным побережьем. Очень немногие из этих самолетов вернулись на свои аэродромы. Таким образом, сосредоточение людей и техники не было вскрыто противником. Те отдельные бомбардировщики, которым удавалось прорываться к Британским островам, обычно успешно отгонялись и причиняли лишь случайные повреждения.
Широкая пропаганда в стратегическом плане продолжала вестись в 1944 г. главным образом в интересах обеспечения форсирования Ла-Манша. Английская широковещательная корпорация активно действовала с 1939 г., подрывая моральное состояние немцев и вдохновляя сопротивление народов оккупированных стран. Накануне начала вторжения к Би-Би-Си присоединились коротковолновые радиопередатчики управления военной информации, которые работали под названием американской широковещательной станции в Европе. [172] Разбрасывание листовок, эффективно проводившееся с 1939 г. главным образом английскими военно-воздушными силами, а после августа 1943 г. и 8-й воздушной армией, усилилось за три месяца до начала вторжения. За период между 1939 г. и высадкой в Нормандии было разбросано более 2 млрд. 750 млн. листовок, из которых более 2 млрд. было сброшено английской авиацией. Кроме того, органы пропаганды, поддерживавшие операции верховного командования, печатали и распространяли ежедневную газету для немецких войск. Начиная с 25 апреля 1944 г. и до окончания войны самолеты союзников сбрасывали от 500 тыс. до 1 млн. экземпляров каждого номера «Нахрихтен фюр ди труппе». Это издание содержало своевременную и точную военную информацию и новости из Германии, рассчитанные на то, чтобы возбудить веру немецких солдат в правдивость источника и держать их в курсе всех поражений, которые терпели немцы и их союзники.
Кроме попыток снизить моральное состояние немцев, предпринимавшихся до начала наступления, союзники обращались к народам оккупированных стран, призывая их сопротивляться врагу и готовиться к активной поддержке союзников, когда освободительные,войска вступят на континент. Самолеты союзников сбрасывали еженедельные газеты, содержавшие новости, которые интересовали и ободряли население оккупированных районов. Органы агентства пропаганды, начав с распространения английской газеты «Воздушный курьер» и затем американской — «Америка в войне» на французском языке, расширяли затем свою деятельность в других оккупированных странах и в Германии. Работу по распространению листовок и газет, первоначально проводившуюся главным образом английской авиацией, все больше принимала на себя 8-я американская воздушная армия, выделившая для этой цели специальную эскадрилью самолетов В-17.
20 мая 1944 г. английские и американские станции начали серию передач «Голос союзного верховного командования» для Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии и Дании. Семь передач, организованных до начала вторжения, предлагали жителям этих стран собирать сведения, которые могут понадобиться союзным войскам после их вступления в эти страны, но воздерживаться от преждевременных выступлений.
Одним из важнейших требований, предъявляемых командующему любой крупной наступательной операцией, является обеспечение внезапности. [173] Этот фактор имел чрезвычайно большое значение для успеха операции «Оверлорд» ввиду того, что наступление на сильно укрепленный берег связано с большим риском. Но усиленное передвижение и сосредоточение войск, имущества и кораблей весьма усложняли задачу обеспечения внезапности. Возникла необходимость в принятии строгих мер предосторожности. В августе 1943 г. КОССАК организовал подкомитет маскировки операции «Оверлорд» при управлении безопасности вооруженных сил для выработки специальных правил сохранения в тайне всего относящегося к высадке в Нормандии. В сентябре 1943 г. КОССАК по рекомендации подкомитета установил специальный порядок, известный под названием «Бигот», по которому обращение и ознакомление со всеми документами, относящимися к операции «Оверлорд» и раскрывавшими район или дату высадки, было ограничено небольшим кругом офицеров и солдат. Эти документы подлежали строжайшей охране. В отличие от материалов, не требовавших такого особого обращения, данные документы обозначались условным наименованием «Нептун». Период от середины марта и до первых дней после высадки включительно был наиболее критическим — для обеспечения скрытности, так как в это время осуществлялось интенсивное сосредоточение войск и высадочных средств в прибрежных районах. Для решения проблемы внезапности верховное командование ввело на критические недели подготовки правила, согласно которым был закрыт гражданским лицам доступ в прибрежные районы, прекращены отпуска военнослужащим за пределы Великобритании и запрещено отправление иностранными дипломатами шифрованной корреспонденции из Англии. Выработка этих правил была возложена на специальный комитет, возглавлявшийся Стюартом и состоявший из представителей английских военных министерств и верховного штаба, министерства внутренних дел, министерства внутренней безопасности и министерства здравоохранения.
Гражданские министерства сразу же воспротивились принятию некоторых предложений. Генерал Морган решительно протестовал против их позиции и подчеркивал серьезную военную необходимость мер по обеспечению скрытности, так как даже предупреждение немцев за 48 часов о дислокации или намерениях союзников могло бы значительно снизить шансы на успешную высадку. Имея в виду, что гражданские министерства противятся этим мерам из боязни вызвать раздражение гражданского населения, он предупреждал: «Если мы потерпим неудачу, то потерпит крах вся наша, политика и, конечно, не будет больше ленд-лиза!» В результате противодействия Черчилля и военного министерства прямому запрещению допуска гражданских лиц в некоторые прибрежные зоны, что, по мнению Черчилля, могло быть весьма эффективно заменено запрещением всякой связи Англии с внешним миром в последние критические недели, в первые два месяца 1944 г. ничего так и не было предпринято. [174]
Пока министерства обсуждали широкую программу мер маскировки, Эйзенхауэр издал приказ, в котором требовал от всех частей, находившихся под его командованием, соблюдения строжайшей тайны и предания суровому дисциплинарному воздействию лиц, виновных в нарушении тайны. Он требовал, чтобы лиц, знакомых с важнейшими подробностями предстоящих операций, особо тщательно охраняли. Эти лица не должны были участвовать в предварительных высадках, в разведке и полетах над районом предстоящей высадки, если этого не требовала оперативная необходимость. Все это предпринималось для того, чтобы не подвергать их излишней опасности быть захваченными противником.
В начале марта Монтгомери просил, чтобы Эйзенхауэр добивался запрещения гражданским лицам иметь доступ в. определенные районы. Теперь Эйзенхауэр считал необходимым, чтобы военный кабинет ввел это запрещение.
«На нашей совести останется, — предупреждал он, — если в будущие годы: мы почувствуем, что из-за пренебрежения какой-либо мерой; предосторожности мы подвергали риску успех этой важнейшей; операции и зря рисковали человеческими жизнями».
Спустя четыре дня военный кабинет объявил, что с апреля гражданским лицам запрещается появляться «в береговом районе от Уоша до Корнвола и, кроме того, в Шотландии, в районе, примыкающем к Фёрт-оф-форт».
Несмотря на это запрещение, на установление цензуры над отправляемой корреспонденцией из Англии и сообщениями печати, а также на ограничение свободы переездов, все же была не исключена возможность утечки информации через другие источники. Особенно опасной в этом отношении была дипломатическая почта, не подлежавшая цензуре. Министерство иностранных дел и военный кабинет, естественно, неохотно шли на такую крутую меру, как просмотр корреспонденции представителей союзников. Но Эйзенхауэр, характеризуя данный источник утечки информации как «серьезнейший риск, которому мы подвергаем безопасность наших действий и жизнь наших матросов, солдат и летчиков», 9 апреля потребовал ввести в действие это ограничение как можно скорее после середины апреля. 17 апреля военный кабинет установил порядок, согласно которому иностранным дипломатическим представителям не разрешалось с этого дня получать и, отправлять почту, не подвергшуюся цензуре, а дипкурьерам не разрешалось выезжать за пределы Англии. Эти ограничения распространялись на все иностранные государства, за исключением США и СССР. Немедленно последовали энергичные протесты, особенно со стороны Французского комитета национального освобождения, который дал указание Кенигу прервать переговоры с верховным командованием. [175] Впоследствии было сделано отступление от этого порядка в пользу французов, но в основном ограничения существовали до начала вторжения.
Невзирая на множество предосторожностей, сведения все же просачивались. В конце марта на чикагском почтамте были обнаружены вызвавшие растерянность секретные документы, содержавшие сведения об этапах операции «Оверлорд». Плохо запечатанный конверт открылся, и его содержимое случайно увидели несколько почтовых служащих. В результате этого в Вашингтоне и Лондоне возникло возбуждение, царившее до тех пор, пока не было установлено, что сержант из штаба американских экспедиционных сил на Европейском театре по ошибке отправил это письмо своей сестре в Чикаго. Расследование показало, что в данном случае имел место не шпионаж, а небрежность. Гораздо более серьезным и драматичным был случай с начальником командования обслуживания 9-й американской воздушной армии. 18 апреля в, ресторане отеля Клариджа этот генерал в присутствии многочисленных гостей заявил, что вторжение начнется до 15 июня 1944 г. Когда подробности инцидента подтвердились, Эйзенхауэр, товарищ этого генерала по Вестпойнтскому военному училищу, подписал приказ об отстранении его от должности, понижении в постоянном звании до полковника и отправке в Соединенные Штаты.
После войны из архивов немцев в Берлине обнаружилось, что уже в первые недели 1944 г. противнику стало известно значение условного наименования «Оверлорд». Немцы были уверены, что основной удар в 1944 г. будет нанесен не в восточной части Средиземного, моря, а в Западной Европе. Согласно сведениям, полученным немцами от источника в английском посольстве в Анкаре, основной удар первоначально обозначался как операция «Оверлорд». Эти данные, которые немцы считали достоверными, поскольку раскрытие их противоречило интересам англичан, рассматривались как
«решающее свидетельство того, что англосаксы решили заставить нас раскрыть карты, открыв второй фронт в 1944 г. Однако этот второй фронт будет не на Балканах».
В анализе обстановки» от 8 февраля, сделанном начальником западного отдела разведывательного управления германской армии, указывалось:
«1. На 1944 г. планируется операция, посредством которой будут пытаться добиться решения вне Средиземноморского, театра; эта операция будет проводиться всеми имеющимися силами. Видимо, она разрабатывается под названием «Оверлорд». Намерение использовать в этой операции крупные силы становится очевидным из того, что от ее последствий ждут окончательного военного решения в сравнительно короткий период времени». [176]
В этом документе нет каких-либо указаний относительно того, в каком районе ожидалось нанесение удара. Однако распределение немецких сил и передвижения войск ясно указывали на то, что Англия считалась исходным районом наступления союзников.
Спустя две недели другое донесение немецкой разведки добавляло:
«Часто высказываемая решимость окончить войну в 1944 г. должна рассматриваться как основной тон оперативных планов противника. Неоднократно и в категорической форме указывалось также на то, что противник будет искать решения путем крупного наступления в Западной Европе. В этой связи вступление Турции в войну может иметь значение только в течение ограниченного периода времени. Из вышеизложенного следует сделать вывод, что противник раскроет свои карты в первой или, самое позднее, во второй трети 1944 г. Раннее начало действий в Италии (сражения у Кассино и Анцио), которое должно рассматриваться только в общей системе оперативного планирования противника (сковывающее наступление) свидетельствует о том же».
При планировании операции «Оверлорд» всегда считались с возможностью, что название операции станет известно противнику. Планирующие органы должны были испытать облегчение, узнав, что наиболее тщательно охраняемый секрет — точный район главного удара и приблизительный срок его нанесения — не был включен в оценку обстановки германской разведкой. Далее, они, по-видимому, имели в виду, что все имевшееся в немецких разведывательных оценках обстановки за январь и февраль, кроме названия «Оверлорд», так или иначе к концу мая в какой-то мере было бы известно из материалов прессы союзников.
Вскоре после того, как Эйзенхауэр наказал генерала авиации за нарушение правил секретности, ему пришлось поставить вопрос об отстранении генерал-лейтенанта Паттона от командования 3-й американской армией. Стремясь избежать какого-либо инцидента, который мог бы возродить в памяти общества эпизод на Сицилии, когда Паттон ударил больного в армейском госпитале, Эйзенхауэр предупредил командующего 3-й армией вскоре после его прибытия, чтобы тот не произносил без разрешения никаких публичных речей и следил за своими заявлениями, дабы не давать повода к неправильному их истолкованию. После этого и после некоторого смятения, возникшего в результате его выступления перед группой американцев в Англии, Паттон обещал воздерживаться от публичных выступлений. [177] Однако в конце апреля, выступая перед людьми, которых он считал частными лицами, Паттон заявил, что Соединенные Штаты и Великобритания будут править миром будущего. Это явное оскорбление других союзных держав подверглось резкой критике в конгрессе США и в прессе. Генерал Маршалл, который старался, чтобы конгресс одобрил представленный список на присвоение постоянных воинских званий, в том числе и генералу Паттону, был весьма опечален этим инцидентом, поставившим под сомнение служебное соответствие командующего 3-й армией и угрожавшим сорвать присвоение званий другим офицерам армии.
Эйзенхауэр запрашивал у Маршалла, уменьшит ли оставление Паттона в должности доверие общества и правительства к военному министерству, и указывал, что в случае оставления Паттона на его посту необходимо наложить на него строгое дисциплинарное взыскание. Затем он учинил Паттону разнос, требуя исчерпывающего объяснения и предупреждая о «возможных серьезных последствиях» его речи. Размышляя над фактом, что командующий 3-й армией оказался не в состоянии сдержать свой язык, Эйзенхауэр сообщил Маршаллу:
«По всем данным, имеющимся в настоящее время, мне следует освободить его от командования и отправить домой, если по этому вопросу не появятся новые, непредвиденные соображения».
Однако, не желая на самом деле отстранять Паттона от должности, он просил принять во внимание, что командующий 3-й армией доказал свою способность проводить «решительное преследование» и что война, видимо, неизбежно создаст такое положение, при котором Паттона, несмотря на недостаток уравновешенности, необходимо будет привлечь для действий в оперативной глубине. 1 мая Маршалл предоставил Эйзенхауэру право самому решить, оставлять ли Паттона командующим 3-й армией. Он указывал при этом, что при решении данного вопроса следует принимать в расчет не мнение военного министерства, а только интересы операции «Оверлорд» и тяжелую ответственность самого Эйзенхауэра за ее успех.
Верховный командующий, понимая, что отстранение Паттона означало бы утрату его опыта как боевого командующего армией и проявленную им способность взять от солдат в наступлении все, что они могут дать, решил, заботясь об успехе операции «Оверлорд», сохранить своего подчиненного на посту командующего. Он сообщил Паттону, что оставляет его на посту, несмотря на вредное влияние его личной неблагоразумности. «Я это делаю, — добавил он, — единственно потому, что верю в Вас как боевого командира, а не из каких-либо иных побуждений». Стимсон в Вашингтоне приветствовал данное решение и высоко оценивал его беспристрастность и рассудительность, «так же как и большое мужество, которое Вы проявили, принимая это решение». [178]
Многочисленные учения, проведенные до вторжения, дали Эйзенхауэру прекрасную возможность видеть свои войска в действии и вскрыть ошибки, которые требовали исправления до начала высадки. Начиная с декабря 1943 г. был проведен ряд учений в масштабе бригады, дивизии и корпуса. Заключительные тренировки проводились на юге Англии в конце апреля и начале мая. Они включали сосредоточение, распределение и погрузку войск, небольшое передвижение по воде, высадку при поддержке с моря и с воздуха, удар по берегу с использованием боеприпасов, захват плацдарма и быстрое продвижение в глубь побережья. Эти учения были разработаны применительно к условиям операции «Оверлорд» во всем, кроме последовательности высадок и расчета времени, с целью ввести противника в заблуждение, если он наблюдает за маневрами. Союзники пришли в смятение, когда во время одного из учений немецкая подводная лодка атаковала семь судов типа «LST», потопив два, в результате чего погибло 700 человек. Немцы поняли, что суда проводят учения, но, кажется, не вывели из этого никакого заключения, относящегося к форсированию Ла-Манша.
За учениями последовало заключительное ознакомление руководящего командного состава с обстановкой. Это совещание проводилось 15 мая под руководством верховного командования в училище Сент-Пол, штаб-квартире Монтгомери в Лондоне, в присутствии английского короля, премьер-министра, фельдмаршала Сметса, английских начальников штабов, членов военного кабинета и главных союзных командующих. Это было одним из важнейших военных собраний за время войны. После того как Эйзенхауэр открыл совещание, выступили Монтгомери, адмирал Рамсэй, Ли-Меллори и Брэдли, которые дали развернутые обзоры переработанного плана операции «Оверлорд», а также сообщили о мерах по поддержке, которую командиры должны получить во время их действий. С краткими речами выступили король и премьер-министр. Эйзенхауэр впоследствии писал об этом знаменательном собрании, что оно
«не только означало фактическое завершение предварительного планирования и подготовки, но и вселяло еще большую уверенность, так как каждый из многих присутствующих на нем командиров и штабных офицеров в подробностях узнали масштаб той помощи, которую ему предстояло получить при выполнении своей части обширной операции».
Когда проводились последние приготовления, верховный командующий рассмотрел вопрос всеобъемлющего значения о дате проведения операции «Оверлорд». [179] На Тегеранской конференции в качестве предварительной даты был принят день 1 мая 1944 г. После того как определилась необходимость расширить район высадки и изыскать добавочные высадочные средства, начало операции было перенесено на конец мая. В конце концов было решено считать 1 июня днем окончания всех приготовлений. Условились, что начало высадки будет назначено на ближайший после 1 июня день, как только позволят приливы и отливы, фаза луны, продолжительность дня и погода. Изучение всех этих факторов показало, что всем необходимым требованиям в начале июня отвечают только три дня — 5, 6 и 7 июня. 8 мая, после обсуждения вопроса с командующими, выбор Эйзенхауэра пал на 5 июня. 17 мая он информировал об этом объединенный штаб, заявив, что в случае плохой погоды 5 июня можно начать высадку 6–7 июня, но дальнейшая отсрочка повлечет за собой значительные изменения в развитии операции или дальнейшую отсрочку до 19 июня, когда условия приливов и отливов опять будут благоприятны. Затем Эйзенхауэр просил известить о перемене дня русских, которые обещали начать свое наступление сразу после форсирования Ла-Манша.
Исходя из предположения, что наступление начнется 5 июня, верховный командующий в середине мая отдал приказ о сосредоточении войск первого эшелона на юге Англии, в районе вблизи от портов отправления. Огромные массы боеприпасов, снабжения и боевой техники, находившиеся на складах по всей Англии, теперь двигались бесконечным потоком на юг. Ввиду переполнения складов грузы были выложены и тщательно замаскированы вдоль дорог, готовые к последней погрузке. Затем тысячи солдат двинулись в палаточные лагеря на полях Корнуолла, Девона, Сассекса и других южных графств, откуда их можно было отправить на мелкие суда, ожидавшие в бухтах и узких морских заливах неподалеку, и затем перевести в район большого сосредоточения судов у Портлэнда, Плимута, Портсмута, Саутгемптона и на острове Уайт.
В это время проводился ряд мероприятий для поднятия морального духа солдат перед наступлением. Эйзенхауэр требовал, чтобы его командиры преодолели малейшее нежелание солдат вступить в бой, разъясняя крайнюю важность разгрома немцев. Статьи в армейской печати подчеркивали порочность политических взглядов и убеждений противника и необходимость безжалостно громить его. Чтобы победить страх у тех солдат, которые предвидели тяжелые потери во время вторжения и боялись трудностей и опасностей сражения, Эйзенхауэр требовал от командиров открыто обсуждать с людьми перспективы первого дня высадки. Военные газеты, как, например, «Старс энд страйпс», печатали специальные статьи, описывали чудеса современной полевой медицины и оптимистично предсказывали шансы уцелеть. [180]
Но лучшей психологической подготовкой к высадке были короткие личные беседы командиров частей со своими солдатами. Объединенные в небольшие группы, взводы и отделения, солдаты тщательно изучали их специфические задачи во время высадки. На резиновых макетах, подробных картах и схемах района высадки, фотографиях укреплений и препятствий изучались сильные и слабые стороны противника. Была сделана попытка определить местонахождение каждого человека, указывая ему его место по отношению к другим бойцам взвода, взвода по отношению к подразделениям на флангах. Каждый солдат был ознакомлен с береговыми знаками, с которыми он встретится на берегу после высадки, с проходами, по которым он мог продвигаться вперед, и с вероятным расположением минных полей и пулеметных гнезд. Особенно важной для поднятия духа солдат была уверенность в мощной поддержке с моря и с воздуха, которая, как предполагалось, нейтрализует сопротивление противника. И, наконец, после того, как район развертывания был тщательно отделен от Англии проволочными заграждениями и вооруженной охраной, каждому человеку было точно указано место высадки, день начала наступления и общий характер действий союзников после того, как они высадятся на берег. К концу мая было уже ясно, что это сосредоточение войск не является просто очередным учением.
Вслед за постановкой задач проводилась проверка водонепроницаемости машин, проверка оружия, пригонка личного снаряжения и последний осмотр. Были розданы оккупационные деньги и даны наставления, как вести себя в освобожденных странах. В последние минуты было сделано предупреждение, что немцы с целью остановить наступление, возможно, применят отравляющие вещества. Союзные командующие подтвердили постоянно действующие инструкции относительно способов обнаружения отравляющих веществ и борьбы с ними. Не были забыты и таблетки от морской болезни, а также посуда, необходимая в случае морской болезни. Теперь, когда люди знали, куда они направляются, были розданы французские разговорники, и предприимчивые лингвисты организовали на ходу занятия для солдат, которые ожидали интересных приключений на континенте. Наконец, были розданы сигареты, зубные щетки, запасные носки, рационы «К» и «Д» и патроны. Оставалось лишь написать последнее письмо домой и последний раз осмотреть снаряжение. К 1 июня, когда войска, наиболее удаленные от места высадки, уже начали двигаться, почти ничего не было забыто. Первые дни июня принесли крайнее напряжение, так как люди, понимавшие, что их возвращение домой зависит от быстроты и эффективности, с какой они выполнят задачу, нетерпеливо ожидали приказа на выступление. [181]
Но этот приказ зависел от фактора, который не мог быть предусмотрен планом, — от погоды. В конце мая Эйзенхауэр начал вплотную интересоваться метеорологией. Он имел обыкновение обсуждать прогнозы погоды с начальником метеослужбы верховного штаба капитаном Стаггом. Таким образом, он входил в курс предсказаний погоды и начинал понимать их значение и данные, на которых эти предсказания строились. Первого июня Эйзенхауэр предложил командирам ежедневно посещать его для рассмотрения последнего решения на наступление. Он понимал, что вряд ли можно начать, а затем остановить операцию такого масштаба без полной потери внезапности. Погрузка судов была начата к 1 июня, и было ясно, что возвращение в порт и разгрузка повлекут за собой неудачи. И что еще хуже, отсрочка означала дополнительный шанс навлечь на себя удары беспилотной авиации противника или возможность того, что следующий благоприятный период приливов, в середине июня, может принести еще менее подходящую погоду, чем та, которая стояла 5 июня. Еще более важное воздействие оказала бы отсрочка на моральное состояние войск, которые находились в последней стадии готовности. Достичь же этой стадии еще раз было бы весьма трудно. Верховный командующий должен был учесть все эти факторы, изучая донесения метеорологов и обсуждая вопрос: отдавать приказ о наступлении или нет.
Сообщения о погоде делались Эйзенхауэру метеорологическим комитетом под руководством главного метеоролога верховного штаба. В комитет входили офицеры метеослужбы из союзных военно-воздушных сил, союзных военно-морских сил, адмиралтейства, американской службы погоды, штаба американских военно-воздушных сил в Европе и английского министерства авиации. В большинстве случаев офицеры представляли свои мнения по телефону председателю комитета, их донесения выносились на общее обсуждение и выводилось окончательное предсказание, которое в свою очередь представлялось на одобрение различных офицеров-метеорологов.
Предсказания, бывшие оптимистичными 29 мая, стали менее обнадеживающими на 2 июня. Но так как не было уверенности, что погода изменится, то Эйзенхауэр решил приказать одной части десанта на следующее утро отправляться к месту встречи. Предсказания на 3 июня были опять малобоещающими, что, вероятно, исключало начало высадки июня, но Эйзенхауэр подтвердил приказ одному из американских оперативных соединений отплыть, оговорив этот приказ, что в последний момент возможны изменения. Рано утром июня метеорологи установили, что погода на следующий день не позволит авиации выполнить свою задачу по обеспечению высадки. [182] Ни авиационное, ни морское командование не считали возможным начать наступление в этих условиях, хотя Монтгомери объявил, что его войска готовы к выступлению. Эйзенхауэр напомнил, что было решено считать операцию возможной только в том случае, если может быть использовано превосходство союзников в воздухе. Он отсрочил операцию на 24 часа и созвал в половине десятого вечера совещание для решения, можно ли начинать наступление в июне. Конвойным судам, уже вышедшим в море, было приказано вернуться.
Решающее совещание, как и все другие, было собрано в штаб-квартире адмирала Рамсея в Саутуик-Хаус, близ Портсмута.
Новые данные, полученные незадолго до этого, давали некоторую надежду на улучшение погоды в течение 5 июня и утра вторника 6 июня. Ожидалось прояснение, достаточное для действий тяжелых бомбардировщиков в течение ночи с 5 на 6 июня и в час начала атаки на следующее утро, хотя не исключалась возможность более поздних изменений, которые могли помешать действиям истребителей-бомбардировщиков и целеуказанию для корабельной артиллерии. Таким образом, при наличии некоторой надежды имелись еще некоторые сомнения в верности сообщений. В последнем случае флот был бы вынужден вернуться. Однако всякая возможность отложить решение на несколько часов до подготовки нового прогноза погоды была отброшена адмиралом Рамсеем, который заявил, что
«адмирал Кирк должен быть извещен в ближайшие полчаса, начнется ли операция «Оверлорд» во вторник. Если ему сообщат, что наступление начнется и его корабли выйдут в море, а затем должны будут вернуться, то они не будут опять готовы к выступлению утром в среду. Следовательно, придется откладывать начало операции на 48 часов».
Эйзенхауэр попросил своих советников высказаться. Ли-Меллори был настроен пессимистически и считал, что операция будет «рискованной». Теддер поддержал его мнение. Монтгомери повторил предложение, которое сделал накануне, и проголосовал «за». Решение вопроса зависело теперь от Эйзенхауэра. Он мог рискнуть и начать наступление с опасностью остаться без поддержки авиации или мог вернуть оперативные соединения и ждать, не принесет ли удачи более поздний срок. Важность его решения произвела сильное впечатление на собравшихся; некоторые из них написали потом специальные воспоминания об этом моменте. Смит был поражен «одиночеством и изолированностью командующего в момент, когда он должен был принять такое важное решение с полным пониманием, что успех или неудача операции зависят от его личного решения». Верховный командующий спокойно взвесил «за» и «против» и указал, что именно решение отложить операцию и является «чрезвычайно рискованным». [183]
«Весь вопрос, — сказал он заключается в том, сколько же времени можно держать операцию «Оверлорд» на волоске и позволять ей висеть таким образом».На это можно было дать только один ответ: «Выступать». Был отдан приказ о том, что выступление не отменяется, но на раннее утро 5 июня было назначено последнее совещание верховного командующего и его помощников. В 3 часа 30 минут утра, когда союзные командующие отправились к месту совещания, погода не предвещала ничего хорошего. Ветер, дождь, грязь сопровождали их на пути к морскому штабу. Не предвиделось хорошей погоды и на 6 июня. Однако метеорологи, подготовившие в два часа ночи последний прогноз, вселили некоторую надежду, что 6-го можно ожидать улучшения погоды, которое может продлиться 36 часов. Они не хотели предсказывать, что может произойти после этого. На основе данного сообщения Эйзенхауэр остался при своем вчерашнем мнении. Он отправил в объединенный штаб донесение условной фразой, предварительно сообщенной военному министерству: «Окончательно и определенно подтверждается: «Погода спокойная, плюс 5». [184]