Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Заключение.

Уроки Норвежской кампании

Итак, Норвежская кампания, длившаяся 62 дня, завершилась. Ее опыт изучался штабами воюющих держав еще в ходе войны, а после окончания последней дал богатую пищу для военных аналитиков и историков. Как бы парадоксально это ни звучало, но об итогах Норвежской кампании мы сейчас имеем гораздо более полное представление, чем об ее ходе. Разносторонние обобщения, пусть и не подкрепленные должным образом соответствующим фактическим материалом, содержатся в таких широко известных читателю книгах как «Боевые действия в Атлантике и на Средиземном море», «Блокада и контрблокада», «Скандинавский плацдарм во Второй Мировой войне». Именно им мы обязаны большинством расхожих штампов и стандартных клише, кочующих по современным изданиям. С позиций же сегодняшнего дня многие высказывания таких авторитетов как В.А. Белли, В.И. Дашичев и А.М. Носков могут быть оспорены. В то же время многие выводы, сделанные западными авторами, отечественным любителям военной истории практически не известны.

Ниже будет сделана попытка анализа хода и уроков Норвежской кампании путем ответа на следующие основные вопросы:

— в какой мере противоборствующие стороны решили задачи, которые ставили перед собой, начиная боевые действия;

— какую цену заплатила та или иная сторона за свое участие в кампании, и была ли эта цена адекватна достигнутым результатам;

— какова была эффективность использования различных видов вооруженных сил;

— все ли возможности были использованы союзниками в вооруженной борьбе, и, как следствие, был ли возможен альтернативный исход кампании.

При этом будут опущены некоторые факты и мнения, изложенные в общедоступной литературе, но заострено внимание, во-первых, на малоизвестных замечаниях зарубежных исследователей, во-вторых, на тех выводах и заключениях, которые кажутся лишенными достаточных оснований или излишне критичными.

1

Норвежская кампания стала очередной в череде военных триумфов Германии. Проведя серию стремительных операций, германские войска, при активной поддержке авиации и флота, нанесли решительное поражение противнику и заняли всю территорию Норвегии. Тем самым была решена важнейшая из выдвигавшихся перед началом операции «Везерюбунг» задач — отводилась угроза вторжения в эту страну со стороны противника и обеспечивалась безопасность северного стратегического фланга. Германский флот приобрел новые базы, расширив свои исходные позиции для ведения морской войны против Англии. Доставка железной руды из Швеции перестала подвергаться опасности, одновременно с этим прекратилась торговля Великобритании со Скандинавскими странами, которые полностью переходили на политическую и экономическую орбиту Германии. Солдаты и офицеры получили опыт боевых действий в новых для себя географических и климатических условиях — опыт, надо отметить, успешный. При этом германское военное командование добилось полного выполнения исходного замысла — провести операцию «Везерюбунг» без ущерба для операции «Гельб» против Франции, иными словами, без влияния на подготовку вторжения в Западную Европу, как в отношении времени, так и в отношении задействованных сил. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов моральный аспект: добившись блистательных побед над войсками союзных держав (причем, окончания Норвежской и Французской кампаний практически совпали по времени), Вермахт поднял свой престиж на необычайную высоту.

Аналогичным образом, только со знаком «минус», можно охарактеризовать результаты кампании для союзников. Главная цель, которую ставили перед собой военные кабинеты Великобритании и Франции, — нарушение пути доставки железной руды в Германию — достигнута не была. Ведение боевых действий вооруженными силами этих стран (за исключением, может быть, британского флота) и, особенно, работа их штабных органов были совершенно неудовлетворительными. Даже в те редкие моменты, когда союзники владели инициативой, они не смогли должным образом ею воспользоваться и в итоге не решили практически ни одной из стоявших перед ними задач. Можно со всей уверенностью заявить, что от полного разгрома их спасло только своевременное прекращение ставшей бесполезной борьбы.

В ходе кампании германские вооруженные силы потеряли 1317 человек убитыми, 1604 ранеными и 2375 пропавшими без вести — главным образом на потопленных судах. Потери англичан убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили 1869 человек в боях на суше (в том числе в Южной Норвегии — 1363, под Нарвиком — 506 человек) и более 2500 — в морских сражениях; польского контингента — 97 убитых, 189 раненых и 28 пропавших без вести; французские войска потеряли около 230 человек.

Таким образом, суммарные безвозвратные потери германской стороны составили 3692 человека, союзников (без учета вооруженных сил Норвегии и Дании) — более 4900 человек.

По боевым и техническим причинам немцы потеряли 30 (!) танков, союзники — в общей сложности около 10 (англичане — 3; точные данные по потерям французской стороны отсутствуют).

Королевский флот потерял 1 авианосец, 2 легких крейсера, 7 эскадренных миноносцев, 4 подводные лодки, 1 шлюп, 14 вооруженных траулеров и 5 вспомогательных судов. Потери французского флота — 2 лидера, польского — эскадренный миноносец и подводная лодка.

Более ощутимыми оказались потери Кригсмарине: 1 тяжелый и 2 легких крейсера, 10 эскадренных миноносцев, 2 миноносца, 4 подводных лодки, 1 учебно-артиллерийский корабль, а также 17 тральщиков, охотников и сторожевых кораблей (по большей части переоборудованных из мобилизованных судов).

Потери Люфтваффе составили 117 боевых и транспортных самолетов, британская авиация лишилась 119 самолетов (87 сбито над Норвегией и прилегающими водами, еще 32 затонуло вместе с «Глориэсом» ). Военно-воздушные силы Норвегии фактически полностью утратили свой авиационный парк: немногочисленные машины, которым удалось перелететь в нейтральные Швецию и Финляндию, были интернированы.

Относительно людских потерь Норвегии имеются значительные расхождения. Американец Ф. Цимке и ссылающаяся на него советская «История второй мировой войны» приводят цифру в 1335 погибших. Норвежец Одд Линдбэк-Ларсен говорит о примерно 1700 убитых и раненых солдатах и офицерах вооруженных сил, почти 300 погибших мирных жителях и таком же числе погибших моряков торгового флота. Отличающиеся данные приведены в статье западногерманского историка Арнима Ланга, чьи выводы интересны еще и тем, что позволяют сравнить потери в ходе кампании с потерями в другие периоды войны. Ссылаясь на норвежские источники, он оценивает людские потери Норвегии в ходе войны следующим образом (для сравнения приведены наиболее характерные цифры):

— число погибших в норвежских вооруженных силах за все время войны составило около 2 тысяч человек, из которых на период между апрелем и июнем 1940 года приходится лишь 850 человек;

— число убитых бойцов Сопротивления составило 2091 человек;

— среди норвежских добровольцев, состоявших в большинстве своем в таких частях, как полк «Нордланд» дивизии СС «Викинг», задействованных с немецкой стороны на Восточном фронте, было убито около 1000 человек.

Аналогичные цифры (2000 погибших военных, 3638 моряков торгового флота, 2091 участник движения сопротивления, 689 норвежцев в германской армии) приводятся в работе американского историка Хэнсона Болдуина.

Таким образом, можно констатировать, что число человеческих жертв в ходе боевых действий было относительно невелико. В этом смысле тезис видного советского историка Д.М. Проэктора об «упорной борьбе с большими потерями для обеих сторон» выглядит безосновательным. Можно даже сказать, что оккупация Норвегии далась немцам сравнительно легко. Менее продолжительная война с Польшей стоила им около 14 тысяч убитых и пропавших без вести и более 30 тысяч раненых. Нельзя назвать значительными и потери в технике (исключая военно-морские силы, о которых ниже будет сказано особо).

2

С военной точки зрения Норвежская кампания изумительно красива. Она явилась, прежде всего, своеобразной демонстрацией новых методов ведения войны, обусловленных последними достижениями военной техники, бурным развитием современных видов вооружения, средств управления войсками, а также военной мысли.

«Везерюбунг» показал пример тщательно спланированной и твердо осуществлявшейся операции всех трех видов вооруженных сил. Германская сторона продемонстрировала свое превосходство над союзниками в развитии военного искусства, степени готовности высшего командования и штабов к проведению сложных в оперативном и тактическом плане форм действий, уровне боевой подготовки сухопутных войск, авиации и флота.

Кампания стала одной из немногих военных операций, полностью координировавшихся OKW. В рабочую группу, занимавшуюся ее планированием, входили представители всех видов вооруженных сил. Это позволило в окончательном варианте оперативного плана в достаточной степени учесть возможности каждого из них, что в совокупности с использованием фактора внезапности дало потрясающий результат. Но, несмотря на полученный в период планирования и подготовки положительный опыт объединения усилий штабов, в ходе собственно боевых действий не удалось уйти от свойственной Вермахту громоздкости и разобщенности командных структур. Оперативное командование военно-морскими силами продолжало оставаться в руках MGK «Вест» и «Ост», авиацией фактически распоряжался главный штаб ВВС, штаб XXI армейской группы руководил только действиями на суше. Единый оперативный штаб, полностью отвечавший за ход операции, отсутствовал, хотя OKW и пыталось организовать взаимодействие штабов армии, авиации и флота. Как заключает Фридрих Руге, «подлинно единое руководство не было создано и в связи с этой первой за войну десантной операцией». Тем не менее, взаимоотношения между различными видами вооруженных сил на среднем уровне были превосходными. Имея перед собой опыт боев в Польше, командиры знали, как осуществлять взаимодействие, чтобы преодолеть несовершенство организации командования. На самом деле, вряд ли найдется характерный эпизод, о котором можно с уверенностью сказать, что в этом конкретном случае отсутствие единого оперативного штаба сыграло свою роль. Поэтому позволим себе не согласиться с мнением другого немецкого автора — Эдварда фон дер Портена, писавшего, что в Норвегии «три германских вида вооруженных сил вели три отдельные войны».

Немаловажной при подготовке и осуществлении операции была личная роль Адольфа Гитлера. То, как он организовал планирование и руководство, высветило взаимное недоверие, существовавшее между ним и германской военной элитой в лице командования сухопутных сил. Как пишет Алан Буллок, «он настроился иметь такой же решающий голос в вопросах войны, как в политике, и не хотел быть связанным установившимися процедурами, сознательно действовал вопреки им…» Трения с руководством армии по поводу вторжения в Польшу убедили Гитлера, что если он допустит, чтобы армейская бюрократия в лице ОКН диктовала бы ему методы ведения этой кампании, то ее осторожный подход и желание застраховаться от катастрофы сведут на нет фактор внезапности, от которого, по его мнению, зависел успех. Это и стало основной причиной, по которой Гитлер с самого начала решил игнорировать ОКН и сосредоточить все подготовительные мероприятия под эгидой гораздо меньшего по составу штаба OKW. Даже командующий операцией был назначен через голову армейского руководства, хотя по существовавшим правилам такие назначения производило ОКН, представляя затем кандидатуры фюреру для формального утверждения.

По мере развития событий в Норвегии высшие чины Вермахта впервые воочию наблюдали, как их демонический лидер теряет самообладание даже при самых незначительных военных неудачах. Несмотря на достигнутые в первую неделю кампании успехи, высадка союзников потрясла Гитлера, вызвав у него нервный срыв. Руководитель государства дошел до полного нервного истощения, он то раздражался взрывом бурного возбуждения, то впадал в молчаливую задумчивость и сидел, сгорбившись, в углу, уставившись ничего не видящими глазами в пустоту перед собой. Именно это и породило командный кризис середины апреля, хотя правильнее было бы говорить не о «кризисе командования», а о «кризисе командующего». Дневник Йодля дает наглядное представление о душевном состоянии фюрера в этот период. «Каждое скверное известие порождает самые худшие опасения», — отмечает генерал 17 апреля; «В руководстве назревает угроза хаоса», — пишет несколькими днями позже, а 22-го добавляет: «Фюрер все сильнее беспокоится по поводу английских десантов». В один из моментов депрессии Йодлю даже пришлось постучать костяшками пальцев по столу и с укором сказать: «Мой фюрер, в каждой войне бывают моменты, когда Верховный Главнокомандующий должен держать себя в руках». Только на последней неделе месяца, когда известия из Норвегии становились все более утешительными, Гитлер взял себя в руки. 30 апреля, когда Йодль доложил ему, что между Осло и Тронхеймом установлена прямая связь, «фюрер был вне себя от радости». Наконец, он снова смог сосредоточить свое внимание на Западе. Вскоре Führungschaos был совсем забыт в ликовании победы.

Подводя черту под сказанным, отметим, что немцам так или иначе, но удалось преодолеть недостатки системы командования, чего нельзя сказать об их противниках.

Кампания выявила неготовность союзников к серьезному противодействию германским планам. Отсутствие единого командования, консервативность оперативно-стратегического мышления, его привязка к опыту Первой Мировой войны, выражавшиеся в преувеличении роли флота и недооценке авиации, — вот далеко не полный перечень причин, приведших в конечном итоге к поражению англо-французских войск. Традиционная стратегия Британии — опора на мощные военно-морские силы и использование людских ресурсов других стран — показала свою несостоятельность. Как замечает Дж. Батлер, союзникам был свойственен недостаток воображения. Они не ожидали, что немцы смогут использовать для высадки десантов крупные надводные корабли; недооценили боеспособность германских вооруженных сил и решительность их руководства. В то же время мобильность английских и французских войск и их способность к действиям в непривычных для них суровых условиях Севера были переоценены. Даже американцы Ч. Нимиц и Э.Б. Поттер дают своему союзнику по антигитлеровской коалиции нелестную оценку. «Реакцию англичан на действия немцев характеризовали нерешительность и импровизация», — считают они.

Главным просчетом военно-политического руководства союзников, прежде всего — англичан, на которых в основном была возложена ответственность по руководству кампанией, стало нарушение принципа постоянства цели. В самом начале британский кабинет терял драгоценные дни, пытаясь решить, в каком месте контратаковать противника. Впоследствии планы слишком часто менялись, причем зачастую не оставалось времени на то, чтобы непосредственные исполнители могли провести необходимые мероприятия в соответствии с этими изменениями. Комитет по планированию постоянно торопили, и он вынужден был разрабатывать планы в обстановке исключительной спешки. В результате создавалась неразбериха.

Советский посол в Лондоне И.М. Майский, имевший возможность непосредственно наблюдать за военными усилиями союзников, в своих мемуарах так оценивает происходившее: «Трудно представить себе картину большей бездарности, путаницы, неразберихи, отсутствия дисциплины, недостатка координации и глупого соперничества между лицами и учреждениями, чем то, что обнаружилось во время Норвежской кампании в Англии и во Франции».

Ошибки в планировании оборачивались тяжелыми последствиями для солдат и офицеров, непосредственно участвовавших в боях. Британские войска использовались для решения задач, для которых они не предназначались, не были подготовлены и должным образом оснащены. Отсутствовали достоверные сведения о театре военных действий. Выбранные порты оказывались не в состоянии принять намеченные силы и обеспечить их снабжение, и это обнаруживалось совершенно неожиданно, в последний момент. В результате командование сухопутных войск постоянно ощущало нереальность планирования, особенно в отношении материально-технического обеспечения.

В то время еще не были проработаны вопросы обеспечения десантных операций. Корабли и суда загружались неправильно, из-за чего невозможно было выгрузить необходимые грузы за то короткое время, в течение которого ночная темнота давала защиту от немецких бомбардировщиков. Разгрузка проходила в спешке, поскольку экипажи судов стремились как можно скорее покинуть опасную акваторию. Набитое в трюмы снаряжение выбрасывали на берег как попало, увеличивая тем самым беспорядок, вызванный непродуманной погрузкой. После ухода судов сортировка грузов продолжалась до двух недель. Начальник оперативного отдела штаба польской бригады полковник Майоркевич вспоминал: «Беспорядочная погрузка боеприпасов и оборудования лишала наши подразделения самостоятельности и возможности действия непосредственно после высадки в Норвегии. Не думали при этом о принципе сохранения организационной компактности подразделений, а максимально перепутали и сами подразделения, и боеприпасы. Были перемешаны разные виды боеприпасов, а некоторые подразделения вообще оказались безоружными. Орудийные расчеты были отделены от орудий… Однако наше удивление перешло все границы, когда мы узнали, что весь запас продовольствия бригады погружен на одно судно, а все боеприпасы — на другое. Можно было лишь представить себе ситуацию в случае бомбардировки и потопления одного из них».

Если немцам удалось компенсировать отсутствие единого командования операцией хорошим взаимодействием между командирами на местах, то англичане вообще не сумели обеспечить согласованность действий командований трех видов вооруженных сил. Представители Комитета начальников штабов справлялись со своими обязанностями советников, однако, когда дело доходило до претворения решений в жизнь, каждое из министерств видов вооруженных сил давало своим командующим отдельные указания. Единого штаба, в котором были бы представлены все три вида вооруженных сил, создано не было. Не было предпринято и других действенных мер для надлежащего согласования отдаваемых распоряжений. Кроме того, при подборе командующих не учитывалось, смогут ли они успешно сотрудничать друг с другом, хотя в британском Уставе по проведению десантных операций прямо указывалось, что для успеха необходимо, чтобы «характер и опыт командующих позволяли им действовать в тесном сотрудничестве. Они должны… питать доверие друг к другу и действовать в полном согласии».

Не удалось союзникам установить дружественных отношений с норвежской армией, что стало еще одной из неприятных особенностей экспедиции. Норвежское военное командование высказывало глубокое разочарование тем, что англичане не оказали ему достаточной помощи и в конечном итоге приняли решение о выводе своих войск. «Я не могу сказать, что доволен помощью Англии и теми обещаниями, которые она дает», — высказывался премьер-министр Норвегии Ю. Нюгордсволль. Англичане в свою очередь были недовольны тем, что норвежцы оказывали агрессору недостаточно сильное сопротивление и особенно тем, что они не сумели разрушить важные объекты. Отношения между союзниками на протяжении практически всей кампании оставались натянутыми и отличались взаимной подозрительностью.

3

Немаловажным фактором, способствовавшим успеху немцев и отмечавшимся многими исследователями, явилось превосходство германской разведки над британской. Хотя с точки зрения долговременной работы разведки операция «Везерюбунг» являлась чистейшей импровизацией, к зиме 1939/40 года Абвер уже прочно обосновался в Норвегии, создав там свою агентурную сеть. Германские разведывательные службы обеспечили войска разнообразной информацией: были добыты описания и схемы важнейших портов, подъездных путей к ним, расположенных поблизости фортов и крепостей, фотографии важнейших ориентиров, данные о пропускной способности железных дорог, внутренних водоемах, пригодных для посадки гидросамолетов, собраны сведения о расположении штабов дивизий и полков, подразделениях снабжения, военных складах. После высадки союзников основное внимание разведки было сосредоточено на добыче сведений о составе и перемещении их сил. Например, отделению контрразведки в Гамбурге удалось своевременно получить сведения о снятии французских альпийских стрелков с Западного фронта и отправке их в Норвегию.

Еще больших успехов добились германские дешифровальные службы. Как признают британские источники, весной 1940 года они обеспечили возможность заранее узнавать практически все, связанное с действиями англо-французских сил в Норвегии и прилегающих к ней водах. В этот период им удавалось расшифровывать от тридцати до пятидесяти процентов радиообмена британских ВМС. Сравнивая ежедневные разведсводки в Журнале боевых действий Руководства войной на море с реальным положением вещей, невольно поражаешься, насколько точной информацией о диспозиции кораблей Флота метрополии располагало германское командование.

Успехам германских дешифровальных служб способствовали и недостатки организации британской радиосвязи. До июня 1942 года англичане не располагали каким-либо специальным шифром для связи между тремя видами вооруженных сил в совместно проводимых операциях. В таких случаях использовалась шифр-система для связи представителей видов вооруженных сил с отделениями министерства иностранных дел в доминионах и колониях. Немцы очень быстро раскрыли эту систему.

По результатам кампании организация германской разведывательной службы (это относится как к разведке и контрразведке армии, так и к аналогичным органам Люфтваффе и Кригсмарине) была признана правильной и отвечающей всем требованиям современной войны. Зато британским разведслужбам опыт и уроки, полученные в Норвегии, на многое открыли глаза. Прежде всего, была признана необходимость всестороннего обеспечения разработчиков плана высадки разведывательными данными о характере местности, что имело целью не повторять ошибок, допущенных в этой неудачной кампании. Немедленно были приняты меры к устранению печального по своим последствиям пренебрежения к топографической разведке. Обеспечение военно-морского командования надежными данными о навигационной обстановке и состоянии береговой обороны стало непреложным требованием даже в том случае, если высадка не ожидала встретить серьезного сопротивления. Если же в ходе десантной операции ожидалось противодействие, то совершенно необходимой становилась тщательная предварительная работа топографических служб с использованием средств аэрофоторазведки, диверсионно-разведывательных групп, агентуры, опроса людей, знакомых с географией и топографией района высадки, подводной разведки, изучения геологических факторов и многого другого.

4

Одним из важнейших уроков, извлеченных обеими сторонами из опыта боевых действий в Норвегии, явилось осознание той огромной роли, которую стала играть авиация в войне на море.

Дискуссии о возможном закате «морской мощи» перед лицом набирающей силы «мощи воздушной» велись с начала 20-х годов. Апологетами последней стали итальянец Д. Дуэ и американец Дж. Митчелл. По их мнению, с развитием авиации надводный флот в роли защитника берегов прекратил свое существование. Генерал Митчелл даже заявил в Конгрессе США: «Воздушные силы станут господствовать над морскими пространствами, и никакие надводные корабли не смогут конкурировать с ними». Британские теоретики были более сдержанны в своих оценках. В частности, адмирал Х. Ричмонд учитывал возможность более широкого применения авиации на море, но относил это лишь к ограниченным морским театрам. Аналогичных взглядов придерживался Д. Кресуэлл, отводивший авиации лишь вспомогательную роль.

Иными словами, до Норвежской кампании вопрос о способности базовой авиации оспаривать господство над прибрежными водами, нарушать морские коммуникации, препятствовать развертыванию тщательно выбранных передовых баз и использованию военно-морских сил для поддержки сухопутных войск на берегу считался дискуссионным. Однако после ее окончания расхождений на этот счет уже не наблюдалось. Стало ясно, что один флот не может установить надлежащий и постоянный контроль над ограниченными водами в районе, где господство в воздухе принадлежит авиации противника. «С применением авиации в качестве оружия для ведения войны на море возникли условия, давшие немцам возможность в определенных морских районах компенсировать недостаточное господство на море господством в воздухе », — заключает бывший немецкий адмирал Курт Ассман.

Действуя над морем, Люфтваффе решали широкий круг задач: нанесение ударов по отдельным кораблям и корабельным соединениям вдали от берегов, бомбардировка военно-морских баз и портов, ведение дальней и ближней разведки, противолодочное патрулирование. В ходе кампании прошли морскую «обкатку» такие авиационные части, как KG 26, KG 30, LG 1 и I/StG 1. Полученный здесь ценный боевой опыт и отработанные приемы борьбы с морскими целями позволили им впоследствии с лучшей стороны показать себя в операциях на Средиземном море и в Заполярье.

Опыт боевых действий показал, что эффективно действовать против маневренных боевых кораблей могут только бомбардировщики, способные производить атаки с пикирования. Точность бомбометания с горизонтального полета оставляла желать лучшего. Германская авиация оказалась к этому готовой, так как уже имела на вооружении самолеты нового типа — пикирующие бомбардировщики Ju-87 и Ju-88, оптимизированные для поражения малоразмерных и подвижных целей. Именно им принадлежит львиная доля успехов в противокорабельных вылетах.

В то же время в организации и вооружении «морских» подразделений Люфтваффе имелся ряд недостатков, негативно отразившихся на конечных результатах. Главнокомандующий ВВС рейхсмаршал Герман Геринг не уделял должного внимания морской авиации. Выдвинутый им лозунг «Все, что летает — моё!» не оставлял возможности военно-морским силам самостоятельно осуществлять заказы самолетов, производить их оснащение и вести подготовку летных кадров. Руководство военно-воздушных сил рассматривало стандартную авиабомбу как наилучшее средство поражения морских целей и не поддержало флот, возлагавший большие надежды на торпедное оружие. Следствием этого стало отсутствие на вооружении пригодной к использованию авиационной торпеды (имевшиеся образцы были столь далеки от совершенства, что говорить о них не приходится). Что же касается кадров, то к началу Норвежской кампании опыт применения торпед имели лишь несколько эскадрилий гидросамолетов. Отсутствие торпедоносных частей существенно снижало потенциальные возможности германской авиации по борьбе с крупными надводными кораблями. Немецкие летчики с удивлением обнаружили, что прямого попадания 500-кг и даже 1000-кг бомбы не всегда достаточно для уничтожения линкора или крейсера. В итоге, хотя британский флот и понес значительные потери, они были не столь велики, как можно было судить по заявлениям пилотов и существенно уступали тем, о которых трубила официальная пропаганда.

В целом же влияние Люфтваффе на характер развития событий было очень велико, возможно, даже выше, чем это принято считать. Эффективность немецких бомбардировщиков оказалась настолько высокой, что поставила под вопрос возможность снабжения англо-французских экспедиционных войск. Норвежская и британская истребительная авиация берегового базирования была слишком слаба, чтобы противостоять германской воздушной мощи. Нехватку самолетов военно-воздушных сил британское командование пыталось возместить использованием флотских истребителей и бомбардировщиков, действовавших с авианосцев, но в силу ограниченности и технического несовершенства авиационного парка FAA эти меры не помогли англичанам изменить ситуацию в свою пользу.

5

С точки зрения военно-морского искусства, выражаясь словами Ф. Руге, «экспедиция в Норвегию полностью противоречила канонам ведения войны, ибо на место господства на море поставила внезапность». За семь месяцев, прошедших с сентября 1939 года, германские надводные силы не раз демонстрировали свою способность к активным действиям (рейдерские операции «карманных линкоров», активные минные постановки у берегов Англии, набеговая операция линейных сил, завершившаяся потоплением «Роуэлпинди» ), однако никогда еще эти действия не достигали такого размаха. Активность надводного флота в предшествующий период косвенно способствовала успеху 9 апреля. Идея использовать немногочисленные группы боевых кораблей для высадки стратегического десанта была настолько неожиданной, что англичанам и в голову не пришло, что обнаруженные ими в море соединения противника имели целью не прорыв в Атлантику, а захват Норвегии.

С первых же дней кампании на военно-морские силы легло бремя обеспечения безопасности перехода конвоев с войсками, боеприпасами и снаряжением. Защита коммуникаций стала основной заботой флотов, отодвинув на второй план другие задачи. При этом, что особенно интересно, каждый флот действовал в собственной операционной зоне, практически не предпринимая попыток проникнуть в операционную зону противника. Опасность, которую таило в себе такое проникновение, явно не соответствовала бы ожидаемому результату. В этом плане, успех операции «Юно» — личная заслуга адмирала Маршалля и результат общей эвакуационной неразберихи, к которой, безусловно, примешался элемент самоуспокоенности британского командования. Действия на коммуникациях подводных сил, на которые немцы возлагали особые надежды, потерпели фиаско, однако не приходится сомневаться, что если бы не «торпедный кризис», который англичане-то уж точно не могли предвидеть, Флот метрополии и транспортные суда союзников понесли бы такие потери, что вопрос об эвакуации встал бы еще раньше, чем германская армия вышла к Ла-Маншу. В противоположность этому, британские подводники действовали на неприятельских коммуникациях в проливной зоне очень активно, намного превзойдя по результативности своих немецких коллег, что стало, пожалуй, самым парадоксальным итогом кампании. Успехам британских субмарин способствовали два обстоятельства: их грамотное развертывание (здесь позволим себе оспорить совершенно противоположные выводы В.А. Белли и К.В. Пензина) и большое число слабоохраняемых целей в начальный период кампании. Впоследствии, когда немцы провели в проливах поистине образцовые блокадные мероприятия, успехи в данном районе резко пошли на убыль и никогда в дальнейшем не повторялись.

Норвежская кампания явила пример активного использования флота в интересах армии. Если в предыдущие периоды истории под такого рода деятельностью понимались лишь непосредственная поддержка высадки десанта и бомбардировка побережья, то теперь боевым кораблям пришлось решать более широкий спектр задач. К ним относятся: переброска морем и высадка на побережье десантных подразделений, обстрелы береговых объектов, противовоздушная оборона портов, противодействие десантам противника и, в чем была особенно велика роль британского флота, эвакуация воинских контингентов, когда развитие ситуации требовало этого. Разумеется, объем этих мероприятий был не столь грандиозен, как тот, что проявили военно-морские силы при поддержке операции «Оверлорд», но все же флот внес весомый вклад в совместные операции. В частности, именно здесь, впервые в ходе Второй Мировой войны, были применены специальные высадочные средства — десантные катера типов ALC и MLC. И хотя англичанам не удалось избежать досадных неудач (к таковым можно отнести нелепую гибель крейсера «Эффингем» ), в целом оценка Питера Ч. Смита, писавшего, что «любая ошибка, которую можно было допустить, была допущена, и все, что могло идти не так, шло не так», представляется излишне эмоциональной и не слишком объективной.

Остановимся подробнее на анализе потерь, понесенных военно-морскими силами (таблица 1). Сразу же бросается в глаза парадокс — наибольшее число побед приходится на долю надводных кораблей, которые, пусть и совсем незначительно, но опережают по этому показателю авиацию. При всей очевидности таких результатов, необходимо отметить следующее. Половина успехов надводных сил имеет совершенно четкую географическую и временную локализацию — район Нарвика, 8–13 апреля. Именно там и тогда нашли свою гибель 15 боевых кораблей (все германские и три британских, включая «Глоууорм», эсминцы, два норвежских броненосца береговой обороны). Цепь досадных ошибок и роковых случайностей, приведших к истреблению немецких эскадренных миноносцев, подробно разобрана в соответствующей главе. Потопление германскими линкорами «Глориэса», «Ардента» и «Акасты»  — скорее результат безалаберности англичан, усугубленной стечением обстоятельств. Остальные успехи надводных кораблей имели место при осуществлении высадки десантов или противодействия им. Иначе говоря, все эти победы одержаны при тех обстоятельствах, когда авиация не могла эффективно действовать. Добавим к этому тот факт, что на каждый потопленный германскими бомбардировщиками корабль союзников приходится еще один тяжело поврежденный; плюс потери торгового флота… В общем становилось совершенно очевидным, что в ближайшем будущем успехи надводных сил будут неуклонно снижаться, успехи же авиации — стремительно расти. Норвежская кампания стала первым тревожным звонком для британских адмиралов, затем Люфтваффе фактически очистят от английских кораблей Ла-Манш, апогеем станет битва за Крит.

Успехи подводных лодок в борьбе с боевыми кораблями оказались довольно скромными. Напомним, что причинами этого стали «торпедный кризис» для немцев и сосредоточение усилий на транспортных судах (в совокупности с отсутствием достойных целей среди боевых кораблей) для англичан. Правда, к достижениям британских субмарин можно приплюсовать как минимум половину кораблей, погибших в результате подрыва на минах. Минное оружие, в первый год войны вообще использовавшееся с потрясающей эффективностью, в норвежских водах применялось ограничено, однако сыграло важную роль в блокаде проливной зоны. Не пройдет и года, как немцы сделают на мины основную ставку при решении проблемы обеспечения защиты внутреннего фарватера. Береговым батареям удалось добиться одной-единственной победы, однако тяжелый крейсер «Блюхер» стал вторым по величине из погибших в ходе кампании кораблей. Определенная доля участия норвежских артиллеристов имеется в потоплении крейсера «Кёнигсберг» и миноносца «Альбатрос». Прояви норвежцы больше умения и решимости сражаться, они могли бы добиться существенных успехов, совсем другое дело — немцы, которым даже не выпадало такой возможности.

В ходе кампании германский военно-морской флот, без всяких сомнений, получил тяжелый удар. Фактически, ко времени ее окончания ни один крупный надводный корабль Кригсмарине не мог выйти в море.{76} Здесь уместно снова процитировать К. Ассмана: «После потерь и боевых повреждений, связанных с Норвежской кампанией, для ведения войны в океане не было подходящих соединений кораблей. Возникло положение, противоположное тому, что мы имели в 1914 году. Тогда мы имели сильный военно-морской флот, который мог не бояться сражения с английским Гранд Флитом, но не располагали стратегическими позициями в качестве исходной базы. Теперь у нас были военно-морские стратегические позиции, но отсутствовал сколь-нибудь значительный флот, который можно было бы использовать».

В целом соглашаясь с мнением адмирала, отметим лишь одну небольшую деталь. Германский флот и без того уступал британскому более чем в 7 раз! Так что, итоги кампании мало повлияли на соотношение сил на море. С точки зрения ведения крейсерской войны, единственной безвозвратной потерей стал «Блюхер», однако использование его систершипов показало, что способности кораблей данного типа действовать в океане были весьма ограничены. Потопленные легкие крейсера можно вообще списать со счетов — судя по опыту войны, они оказались самыми бесполезными кораблями Кригсмарине. Гораздо больнее была потеря десяти эсминцев — отныне дефицит кораблей этого класса стал весьма ощутимым. Ремонт тяжелых кораблей затянулся, но, в конце концов, все они приняли участие в рейдерских операциях. Таким образом, действительно значимым результатом Норвежской кампании стало оттягивание на несколько месяцев активных действий надводных рейдеров, что позволило англичанам перебросить часть сил на Средиземное море, где они успели нанести ряд поражений флоту основного союзника Германии.

Отдельные историки, в частности, В.И. Дашичев, идут еще дальше, связывая «вынужденное бездействие» немецкого флота в период дюнкеркских событий с понесенными в Норвегии потерями. Этот тезис более чем спорный. Прежде всего, потери не остановили легкие силы Кригсмарине, которые в критические дни битвы за Францию продолжали оперировать в юго-западной части Северного моря, на правом фланге сухопутных войск, а позднее активно боролись с британским судоходством в Ла-Манше. Использование же более крупных единиц вряд ли было возможно ввиду целого ряда негативных факторов: коротких в это время года ночей, отсутствия на голландском побережье подходящих баз, минной опасности.

Если тема потерь военно-морского флота Германии затрагивается довольно часто, то ее торговый флот необоснованно остается в тени. Между тем, за два месяца напряженных боевых действий он пострадал не менее сильно (таблица 2). Было потеряно 51 судно общей вместимостью 247 074 брт (правда, часть из них впоследствии была поднята и восстановлена). Более трех четвертей этих потерь пришлось на апрель, что обусловлено несколькими факторами. Во-первых, интенсивность перевозок была максимальной в первые дни кампании, когда требовалось обеспечить первые эшелоны высадившихся войск необходимым вооружением, снаряжением и транспортом. Во-вторых, необходимость сохранения элемента внезапности вынуждала суда совершать переходы без охранения. В-третьих, военно-морские силы еще не установили жесткого контроля над западным побережьем Скандинавии и проливной зоной.

Понесенные в ходе кампании потери с лихвой компенсировались захватом части торговых флотов Дании и Норвегии (таблица 3). Суммарный тоннаж попавших в руки немцев судов этих стран почти в 4 раза превосходил их собственные потери. Кроме того, захват Норвегии отчасти способствовал возвращению на родину немецких судов, застигнутых войной в нейтральных странах. Каботажное судоходство в прибрежных водах было быстро восстановлено. Для его защиты было задействовано несколько флотилий сторожевых кораблей и тральщиков, переброшенных с Балтики, а также сформированных из захваченных норвежских китобойных и рыболовных судов. Уже в июле 1940 г. в норвежские порты прибыли суда общим тоннажем почти 1 млн. брт.

С другой стороны, в части распределения контроля над норвежским торговым флотом результаты кампании были выгодны скорее Великобритании. 15 апреля генеральный консул в Лондоне Фритьоф Утне разослал по всему миру распоряжение о переходе всех норвежских судов под контроль британских властей. Особенно важным для англичан стало получение в свое распоряжение первоклассного норвежского танкерного флота. Согласно опубликованному после войны статистическому отчету Адмиралтейства, из 21 096 тыс. брт торгового тоннажа, находившегося под британским контролем на 30 июня 1940 года, сухогрузные суда под иностранным флагом составляли всего 2 185 тыс. брт (10,4 %), однако из 6 638 тыс. брт танкерного флота иностранные танкеры составляли 2 078 тыс. брт (31,3 %), причем большую их часть составляли норвежские. В годы войны ими перевозилось до 40 % бензина, необходимого британской авиации. О возрастании роли норвежского торгового флота в товарообороте стран Британского Содружества можно судить по следующим цифрам. Если в 1938–1939 гг. в порты Австралии прибыло и вышло из них 325 тыс. брт норвежских судов, то в 1939–1940 гг. их стало уже 634 тыс. брт, а спустя еще год — 729 тыс. брт.

В то же время, оккупация немцами практически всего западного побережья Скандинавии привела к резкому сокращению товарообмена и, соответственно, судооборота между Великобританией и Северной Европой. Если в предвоенные годы на североевропейские страны приходилось до трети британского грузопотока, то после Норвежской кампании он сократился более чем в 10 раз (таблица 4). Базирование в Норвегии значительных сил германского подводного флота и авиации создавало угрозу портам северо-восточной части Великобритании. По официальным британским данным, тоннаж судов, прибывших с грузом и в балласте в порты северо-восточного побережья Англии и восточного побережья Шотландии упал с 12,5 % в 1939 году до 9,7 % в следующем.

6

Рассмотрим теперь действия сухопутных сил. С их точки зрения, кампания стала примером современной войны в горных условиях. Основополагающее влияние на действия сухопутных войск оказали факторы, характерные для горного театра действий, прежде всего — бедность его коммуникациями. Возможности использования транспорта сильно ограничивались состоянием дорог и погодными условиями. Глубокий снег, крутые горные склоны, скалы и густые леса по обеим сторонам дорог в совокупности с зимним гололедом, весенней грязью и постоянными туманами серьезно затрудняли продвижение и ограничивали возможность маневра. Узость природных дефиле зачастую не позволяла атакующей стороне своевременно производить развертывание маршевых колонн в боевые порядки. В целом, местность, дороги и погода благоприятствовали оборонявшимся. Используя различные заграждения (завалы на дорогах, поваленные деревья, валуны, взорванные мосты) они могли еще сильнее замедлить темпы вражеского наступления.

Сложные географические условия особенно ярко высветили преимущества в подготовке немецких сухопутных войск. Из всех частей, выделенных для операции «Везерюбунг», только 2-я и 3-я горные дивизии участвовали до этого в боях, но не слишком удачно, так как не были моторизованы и для скоротечной Польской кампании оказались слишком медлительными. Последняя из них была единственной, имевшей подготовку для действий в зимних условиях, остальные шесть дивизий, участвовавших в кампании, специальной подготовки не проходили. Несмотря на это, немцы сумели наилучшим образом приспособить свою тактику к особенностям театра. Ее наиболее характерными особенностями стали: создание разнородных боевых групп (причем, в отличие от завершающего этапа войны, это были не «пожарные команды», в которые в спешном порядке сводилось все, что было под рукой, а сбалансированные отряды, формировавшиеся для выполнения конкретных задач); использование хорошо оснащенных автоматическим оружием мотоциклетных подразделений в качестве передовых и разведывательных; широкое применение горных егерей и лыжников для обходных маневров и охватов флангов. Эффективно действовали артиллерия и саперные подразделения, не говоря уже о танках и бронемашинах, использование которых в горах в предвоенные годы считалось невозможным.

В противоположность этому, тактика сухопутных частей союзников отличалась примитивностью. Большинство столкновений происходило по стандартной схеме: англичане оборудовали оборонительные позиции на дороге, подошедшие немцы завязывали перестрелку, подтягивали артиллерию, тем временем их «летучие отряды» обходили противника с флангов, чего обычно хватало, чтобы заставить его отступить. Отчасти это можно оправдать неподготовленностью британских пехотных бригад к тем условиям, в которых они оказались. Однако подразделения, имевшие специальную подготовку для действий в горах, использовались далеко не лучшим образом. Французские альпийские стрелки практически не участвовали в боях, а «независимые» роты вместо того, чтобы наносить разящие удары по наиболее уязвимым объектам противника (штабам, центрам связи, аэродромам) или проводить диверсии на линиях коммуникаций, выступали в роли обычной пехоты.

С точки зрения боевого применения бронетанковой техники Норвежская кампания явилась незаметным эпизодом на фоне развернувшихся вскоре грандиозных сражений во Франции, Северной Африке или России. Не вызывает сомнений, что германской армии удалось бы захватить Норвегию и, тем более, Данию и без этой танков, однако в их использовании имелись свои резоны. Поскольку в операции принимали участие главным образом самые обычные пехотные части, даже один танковый батальон значительно усиливал их огневую мощь и повышал мобильность. Норвегия стала своеобразным испытательным полигоном как для техники, так и для личного состава панцерваффе, позволив опробовать грозное оружие в столь неподходящих условиях. Главным итогом деятельности 40-го батальона стало подтверждение возможности применения танков в горах. Планируя год спустя операцию на Балканах, в которой было задействовано несравнимо большее число техники, штабные работники знали, с какими трудностями им предстоит столкнуться, как лучше организовывать снабжение и производить ремонт. Так что, немцы не напрасно с такими трудностями (погрузка, разгрузка, потери при доставке, техническое обслуживание) доставили на север представителей своего ударного рода войск.

Союзники задействовали свои танки в Северной Норвегии с меньшим эффектом. Однако, несмотря на скромность результатов, применение французских «Гочкисов» дало весьма ценный опыт. Напомним, что это был первый в истории случай использования танков в морских десантных операциях, когда они высаживались с десантных плашкоутов на необорудованное побережье. Даже двух небольших эпизодов хватило, чтобы продемонстрировать как полезность бронетехники в поддержке атакующей пехоты, так и необходимость более тщательного изучения района высадки. Все это было учтено англичанами при подготовке к следующим десантным операциям — на Мадагаскаре, в Северной Африке, не говоря уже о грандиозной высадке в Нормандии.

7

Норвежские вооруженные силы, которые, как казалось бы, должны были хорошо подготовиться к действиям на собственной территории, фактически не оказали никакого существенного влияния на ход боевых действий. Отвечая на вопрос, почему так произошло, можно выделить несколько причин. Это и нерешительность правящих кругов страны, и капитулянтство отдельных представителей военного руководства, и прямые акты предательства, и упущенные возможности. Остановимся лишь на наиболее показательных.

Многими авторами отмечалась слабая профессиональная подготовка норвежских офицеров, выразившаяся в использовании устаревших концепций развития и применения вооруженных сил, неумении своевременно реагировать на стремительные изменения обстановки, недостаточной инициативности. «Именно наши руководители и командиры были одной из причин нашего сокрушительного поражения, это по их вине наши вооруженные силы во время войны были подобны инвалиду», — писал Магнус Нэсс. Не отрицая справедливости данных обвинений, заметим, что старшие офицеры норвежской армии (разумеется, не все) проходили обучение в высших военных учебных заведениях Швеции, Великобритании и Франции — следовательно, имели представление о тогдашнем состоянии военной мысли. Тот факт, что англичане и французы, как в данной кампании, так и вскоре на Западном фронте, показали себя не лучшим образом, наглядно говорит о несоответствии подготовки армий даже этих (ведущих, что уж говорить о других) держав реалиям современной войны. С учетом общего состояния экономики Норвегии, ее военного бюджета и технической отсталости ее вооруженных сил было бы наивным ожидать от норвежских командиров того же профессионального уровня, которым всегда славился германский офицерский корпус.

Часть старших офицеров норвежской армии открыто симпатизировала Германии, и акты предательства в их среде имели место (наиболее яркие примеры тому — генерал Лаурантзон и полковник Сундло; оба после войны предстали перед судом), однако в целом не приходится говорить о заметном влиянии «пятой колонны» на ход и результаты кампании. В частности, и взятие Нарвика, и захват аэродрома Вэрнес (именно это инкриминировалось указанным личностям) немцы легко осуществили бы и без посторонней помощи.

Малочисленность кадрового состава, разбросанность подразделений по всей территории страны, недостаточная подготовка и низкий моральный дух солдат — все это негативно отразилось на боеспособности норвежской армии. Стремительность германского продвижения и несовершенство системы мобилизационных мероприятий не позволило ей развернуться по полным штатам военного времени. В течение всей кампании, по оценке бывшего начальника штаба 6-й дивизии полковника Линдбэк-Ларсена, было мобилизовано около 50–55 тысяч человек, то есть не более 50 % от предвоенного плана. Новобранцы и резервисты были плохо обучены и вооружены. Анализу боевых возможностей такой армии посвятил свою работу подполковник Э. Фьерли. Его выводы были просто убийственны: «Когда начинаешь изучать, какие потери вынудили отступить норвежские войска, то узнаешь, что они были или совершенно незначительными, или зачастую их вообще не было». Самый большой урон в живой силе понес батальон 6-й дивизии при атаке Эльвенеса{77}. Тогда количество убитых достигло 6–7 %. За время боев под Хегра потери, включая больных, составили 3 %. Во всех других случаях потери норвежских войск не превысили одного процента.

И все же, думается, что поражение норвежской армии было предопределено задолго до начала германского вторжения. Корень его кроется в ошибках руководящих кругов страны, допущенных в области политической ориентации. Малые страны всегда были заложниками политики великих держав, и произошедшее с Норвегией и Данией служит наглядным тому подтверждением. История практически не знает случаев длительного сопротивления регулярных армий малых стран более могучим соседям (советско-польская 1920 г. и советско-финляндская войны, пожалуй, самые длительные случаи). Если рассматривать вопрос более широко, то для того чтобы уцелеть, малая страна могла пойти по одному из трех путей.

Первый: оставаться нейтральной. Этот путь был сколь желанным, столь и нелегким. За годы Второй Мировой сохранить независимость и нейтралитет сумела фактически лишь одна европейская страна — Швейцария. Правительству любого государства, оказавшегося по соседству с театром военных действий, стоило очень крепко задуматься: сумеет ли оно «отсидеться» или последует в жернова вслед за Польшей, Бельгией, Голландией...?

Второй: вступить в одну из коалиций. Данный вариант был, наверное, наименее желательным. Существовала опасность ошибиться в выборе партнера и потом долго в этом раскаиваться. Война ложилась бы тяжелейшим бременем на экономику. Кроме того, территория страны непременно превращалась бы в арену боевых действий, а причиняемый этим материальный ущерб мог с лихвой перекрыть выгоды от союза с великой державой.

Третий: стать чьим-нибудь невоюющим союзником и своевременно менять «хозяина» (пример Швеции, Испании, Турции). Безусловно, в подобном случае великая держава сама должна была по каким-либо причинам быть заинтересованной в поддержании такого статуса и быть готовой в случае необходимости оказать вооруженную помощь своему партнеру.

В дальнейших рассуждениях будем исходить из того, что в довоенные годы имела место довольно тесная экономическая и политическая связь между Норвегией и Германией, и учтем тот факт, что норвежское правительство не являлось антифашистским, то есть, по большому счету, ему было все равно с кем идти. Политика нейтралитета была скорее данью традициям столетней давности.

Если бы правящие круги Норвегии правильно ориентировались в политической ситуации и отдавали себе отчет в возникновении нездорового ажиотажа вокруг их страны в конце 1939 — начале 1940 года, они должны были бы действовать по третьему варианту. Поскольку в силу географических особенностей британские гарантии норвежцам мало что давали, то, по крайней мере, на данном этапе войны, им не следовало заигрывать с союзниками, а надо было занимать четкую прогерманскую позицию. В этом случае шансы сохранить национальную независимость страны намного бы возросли. Вряд ли англичане решились бы на высадку в Норвегии, если бы знали, что встретят там яростный отпор, в то время, как по кратчайшему морскому пути на помощь норвежцам придут союзные им германские войска. Опыт Первой Мировой войны подсказывал, что немцы были жизненно заинтересованы в сохранении статус-кво Норвегии (и реально Редер неоднократно докладывал об этом Гитлеру) в качестве морских ворот Рейха. Если бы норвежцы разрешили им создать пару секретных баз подводных лодок, то немцы, скорее всего, вполне удовлетворились бы этим до конца войны.

Что же касается собственно обороны Норвегии, то для повышения ее устойчивости было необходимо наличие нескольких предпосылок: создание укреплений и арсеналов во внутренних областях страны, наличие развитой транспортной сети и населенных пунктов. Как известно, Норвегия была одной из самых бедных стран Европы. Начало войны нанесло дополнительный удар по доходной статье бюджета, которая основывалась главным образом на морских транспортных услугах и рыболовстве, значительно затруднился ввоз импортных товаров, который также осуществлялся в основном по морю. В этих условиях развертывание армии до штатов военного времени, плюс модернизация и накопление вооружений, плюс строительство оборонительных рубежей привели бы к увеличению бюджетных ассигнований на армию в 4–7 раз, о чем не могло быть и речи. Вероятнее всего, в случае реализации этих мероприятий уже к концу 1940 года в стране наступил бы экономический и политический кризис с совершенно непредсказуемыми в условиях войны последствиями.

Таким образом, милиционный характер норвежской армии был неизбежным и сыграл свою негативную роль, когда войска оказались не готовыми ко встрече со столь хорошо организованным и оснащенным противником. Поскольку оборонительных сооружений внутри страны не имелось, а возможности по переброске войск из одного района страны в другой были крайне ограниченными, то первая и последняя линия обороны норвежской армии могла пролегать только по берегу. В свою очередь, чтобы дать бой на берегу, необходимо было иметь заранее развернутые вооруженные силы. Порочный круг замкнулся!

Захватив приморские области и главные города, немцы практически решали проблему оккупации страны в части ее военного и экономического потенциала, а также лишить армию мобилизационных ресурсов. Уйдя с побережья в горы, норвежские войска переходили почти на роль партизан, которые в безлюдной и голодной местности не смогли бы долго сражаться.

8

Здесь мы подходим к дискуссии о возможности альтернативного исхода Норвежской кампании. Высказываются мнения, что, имей союзники чуть больше сил и прояви больше упорства, они могли бы овладеть Тронхеймом, Нарвиком и остановить немецкое наступление в Северной Норвегии, опираясь на благоприятные для обороны географические особенности театра. При этом обычно ссылаются на показательный опыт германской армии, более полутора лет сдерживавшей продвижение превосходящих сил противника на Итальянском полуострове.

Как известно, история не имеет сослагательного наклонения. Норвежская кампания закончилась именно так, как она должна была закончиться. Основанием для такого вывода служит огромная пропасть, разделяющая потенциальные возможности Германии и союзных держав по наращиванию своих группировок. Разница в потенциале наступавшей и оборонявшейся стороны в Итальянской кампании была гораздо менее существенной, чем в ходе завоевания немцами Норвегии. Куда ближе сравнение Норвежской кампании с кампаниями в Югославии или Греции, но и в том, и в другом случае финал был одинаков.

Даже если бы союзникам и удалось стабилизировать линию фронта в Норвегии на каком-то естественном рубеже, то, скорее всего, перебросив туда после окончания Французской кампании небольшую часть своих сил (вполне достаточно было бы одной полной эскадры пикирующих бомбардировщиков) немцы прорвали бы ее. Прорвали же они в июне 1940 года пресловутую линию Мажино на одном из центральных участков!

Принципиальное различие между приведенными выше примерами и гипотетической возможностью англичан обороняться в Северной Норвегии заключается в отсутствии возможности снабжать обороняющиеся войска по суше. Как только последний порт, последняя якорная стоянка союзников оказалась бы в радиусе эффективной досягаемости Люфтваффе, их ждал бы в лучшем случае Дюнкерк, в худшем — Сингапур или Севастополь. Англичане, как известно, не были склонны доводить ситуацию до крайности. Эвакуация до того момента, когда в находящиеся в их руках порты (в данном случае — Харстад и Нарвик) нельзя будет ввести ни одного крупного судна, что обернется тяжелыми и бессмысленными потерями, должна была стать наиболее разумным решением. Именно его и приняло британское военное руководство на этот раз.

9

В заключение проследим, какое влияние оказали результаты двухмесячных боев в Норвегии на дальнейший ход Второй Мировой войны.

Заняв норвежские порты, германский флот претворил в жизнь идеи Вегенера и его последователей, приобретя желанные базы. Их значение особенно проявилось во второй половине 1941 года, когда с этих баз немцы развернули боевые действия против советского Северного флота и союзных конвоев, идущих в Мурманск и Архангельск. Тем не менее, находится немало исследователей, ставящих под сомнение их ценность. Основной аргумент такого подхода состоит в том, что роль норвежских баз в Битве за Атлантику оказалась не столь существенной, так как занятие побережья Западной Франции позволило использовать его в качестве основного района базирования, из которого германские подводные лодки вели борьбу с североатлантическими конвоями; именно оттуда, а не из Норвегии, открывался прямой доступ к океанским коммуникациям, что дало коренное улучшение стратегических позиций германскому флоту.

И все же, считать достижения Норвежской кампании малозначащими в свете скорых успехов на Западном фронте было бы ошибкой, так как при таком подходе нарушаются причинно-следственные связи. Хотя всеми признавалось, что захват баз в Западной Франции мог бы существенно изменить стратегическую ситуацию, перед началом вторжения в Норвегию этот вопрос всерьез не рассматривался. Тогда, в марте 1940 года, никто не мог предугадать быстрого падения Франции. Даже германский Генеральный штаб полагал, что понадобится в лучшем случае полгода, чтобы осуществить первую фазу операции «Гельб» и занять побережье Голландии и Бельгии, а полную оккупацию французского атлантического побережья считал возможной после двух лет напряженных боев.

С середины 1940 года французские порты стали основным местом базирования германских подводных лодок, однако туда им нужно было еще попасть. Все выходившие из Германии лодки (а они все выходили оттуда как минимум один раз, а иногда и больше — например, с капремонта) дозаправлялись в норвежских фьордах, что позволяло им не идти сразу в Брест или Лориан, а сначала «поучаствовать» в Битве за Атлантику. Это существенно увеличивало время общее пребывания лодок в районах активной борьбы на коммуникациях. Особенно заметным это стало в 1943–1944 годах, когда списочная численность подводного флота резко возросла, а количество походов до момента гибели стало совсем небольшим. Для многих лодок выход из норвежских баз вообще становился единственным.

Конечно, нельзя полностью отрицать, что результаты кампании содержали ряд негативных для Германии моментов. Во-первых, преимущества, полученные в результате оккупации Норвегии, были в значительной степени обесценены высадкой британских войск в бывших датских владениях: на Фарерских островах (13 апреля) и в Исландии (10 мая). Тем самым англичане получили выгодные стратегические позиции, закрывавшие германскому флоту выход в Атлантику, а созданные в Исландии базы и аэродромы использовались впоследствии для прикрытия конвоев.

Во-вторых, захват значительной по размерам территории привел к созданию нового театра военных действий. Протяженная береговая линия поглощала массу людских и материальных ресурсов для своей обороны. Этим умело пользовалась британская разведка, на протяжении последующих лет «заботливо» снабжавшая гитлеровское руководство информацией о напряженно ведущейся подготовке к ответной высадке, открывающей второй фронт в Европе. Во время всего периода оккупации главное внимание немцев удалялось ожидавшемуся крупномасштабному вторжению. Страх перед этим заставлял держать в Норвегии в боевой готовности крупные военные соединения. Точные данные о размерах этого контингента на 10 мая 1945 года (дата капитуляции германских войск в Норвегии) таковы. Численность размещавшихся на норвежской территории частей Вермахта и приданных ему подразделений составляла 327 393 человека, в том числе: сухопутные войска — 186 249 человек, Кригсмарине — 75 767 человек, Люфтваффе — 40 626 человек, СС и полиция — 2 224 человека, организация Тодта — 8 828 человек, ведомство Шпеера — 1 672 человека. Это в значительной мере соответствовало традиционным интересам британской периферийной стратегии с ее основным правилом — распылять силы противника, отвлекая их от главных целей.

В-третьих, в сфере политики германская сторона не сумела осуществить свои замыслы в полном объеме. Король и правительство Норвегии сумели эвакуироваться из страны. Немцы вынудили капитулировать норвежскую армию, но так и не добились поддержки народом своего режима. Обрекая Норвегию на оккупацию, но демонстрируя при этом свое «желание» помочь, Великобритания превращала норвежское правительство из «шатающегося нейтрала», который мог в любой момент склониться на сторону немцев, в накрепко привязанного к себе союзника. Хотя в целом, Британия скорее ослабила, чем укрепила свой престиж.

10

Подводя черту под сказанным, повторим, что план «Везерюбунг», при всех его недостатках, явился одной из самых ярких и новаторских стратегических разработок периода Второй Мировой войны. Именно такие операции, сочетающие в себе дерзкий замысел и холодный расчет, демонстрирующие четкое взаимодействие между различными видами вооруженных сил и штабами всех уровней, предопределили лицо военного искусства второй половины ХХ века. Отчасти, благодаря этому Норвежская кампания золотыми буквами вписана в мировую военную историю.

Дальше