Глава вторая.

Сражение на Марне (продолжение)

1. Третий день сражения (8 сентября)

(Схема 4)

Для боевых действий французских армий на 8 сентября в общем оставалась в силе директива французской главной квартиры, объявленная накануне, но дополненная в течение дня следующими указаниями: 6-я армия должна была при первой возможности перевести 8-ю дивизию с правого на левый фланг с целью присоединения ее к прочим частям 4-го корпуса; ввиду падения Мобежа и возможной переброски германцами своего осадного корпуса к Марне, 1-му кав. корпусу приказано действовать отдельными дивизиями в направлении более чувствительных мест на сообщениях противника, для того чтобы замедлить перевозку германских войск, а английской армии приказано наступать во фланг неприятельским войскам, находившимся перед 6-й французской армией.

Германским главным командованием в этот день не было дано своим армиям никаких новых оперативных указаний.

Бой на берегах р. Урк в течение 8 сентября

Ввиду того что возобновление германских атак на р. Урк находилось в зависимости от прибытия туда 3-го и 9-го корпусов, которые могли подойти лишь после полудня, инициатива действий в этот день, естественно, оказалась здесь в руках французов.

Раньше всего командующий 6-й французской армией приказал 1-му кав. корпусу и 61-й рез. дивизии, начав наступление с рассветом, вернуть все потерянное накануне. 5-я кав. дивизия двинулась к Вилер-Котрэ, но на восточной окраине леса дю-Руа, наткнулась на сильное охранение 4-й германской кав. дивизии и повернула к Крепи-ан-Валуа, где получила приказание произвести набег в тыл противника на Ла-Фэртэ-Милон; 1-я и 3-я кав. [57] дивизии наступали на Бетц и далее между р. Урк и лесом дю-Руа. Движение 5-й кав. дивизии, произведенное недостаточными силами, при плохом снабжении техническими средствами, при слабой ориентировке и неопределенности задачи, представляло собой в полном смысле слова импровизацию{294}. Дивизия направилась от Крепи-ан-Валуа на Вомуаз, далее через лес Вилер-Котрэ к Ла-Фэртэ-Милон и до р. Урк имела лишь мелкие стычки с неприятельскими разъездами; через реку переправилась одна бригада с артиллерией, пытавшаяся разрушить германский авиапарк у Трэна. Отброшенная пулеметным огнем противника, эта бригада повернула к Нейи-С.-Фрон, причем по пути один из ее мелких отрядов атаковал оперативную часть штаба 1-й германской армии, с ген. Клуком во главе, совершавшую в это время передвижение из Вандреста в Ла-Фэртэ-Милон; нападение было отражено огнем конвоя, а вскоре после этого вся французская бригада столкнулась с пехотой 17-й германской дивизии, двигавшейся к р. Урк, и была отброшена за реку. К ночи вся 5-я кав. дивизия собралась к Фаверолю. Одновременно с этим две другие дивизии кавалерийского корпуса едва продвигались, будучи задержаны 4-й кав. и 7-й пех. дивизиями противника, а затем отошли на ночлег к Ормуа-Вилер. В разгаре этих операций было получено приказание о смене ген. Сорде командиром 5-й кав. дивизии ген. Бриду, что должно было, конечно, повлиять неблагоприятно на руководство в этот день боевыми действиями французской конницы.

Несколько южнее последней наступали от Нантейля, под общим начальством командира 4-го корпуса ген. Боэля, 61-я рез. дивизия — на Бетц и 7-я дивизия — между Буйанси и Нантейлем, но обе не могли преодолеть неприятельского сопротивления, особенно вследствие сильного огня германских тяжелых батарей, поставленных у Этавиньи, и после упорных боев в течение всего дня с частями 4-го и отчасти 3-го германских корпусов были вынуждены закрепиться севернее Буйанси. Более успешно было наступление обеих дивизий 7-го корпуса, предпринятое вдоль северного берега Теруана; противник, угрожаемый здесь и с запада и с юга и занимавший небольшими силами Этрепийи, покинул это селение. Однако, нигде не обнаруживая в этот день наступательных намерений, германцы удерживали прочно большинство своих позиций, отражая огнем и контратаками все попытки французских войск продвинуться к востоку. Группа резервных дивизий ген. Ламаза вследствие сильного огня германской тяжелой артиллерии, сосредоточенной у Мэй-ан-Мюльтиен, не могла продвинуться за Теруан, но своим огнем от Жевра содействовала наступлению правого фланга 7-го корпуса. Правее 45-я дивизия атаковала Шанбри, несколько раз переходившее из рук в руки, и к вечеру овладела этим селением. А в это время по другую сторону Марны 8-я дивизия достигла Вийемарей, поддерживая связь с англичанами у Пьер-Левэ, что заставило германцев очистить Варед 8 сентября. [58]

После полудня ген. Галлиени посетил ген. Монури в С.-Супле и совещался с ним о положении дел на фронте 6-й армии. Монури признавал, что дела идут хуже, чем можно было ожидать: противник, повидимому, получил значительные подкрепления, и французские войска в этот день уже нигде не могут продвинуться. Галлиени оценивал обстановку более благоприятно, считал, что 6-я армия отвлекла на р. Урк крупные неприятельские силы и облегчила этим наступление английской и прочих французских армий; для усиления же войск Монури он передал в его подчинение 62-ю рез. дивизию, подошедшую в этот день в район С.-Супле, Дамартен. С передачей этой дивизии в состав 6-й армии n распоряжении Галлиени уже не оставалось войск, которые могли бы быть использованы для маневра вне крепости. До утра 8 сентября он еще лелеял мечту получить от главного командования два новых корпуса, которые должны были, по его предположению, обрушиться севернее Нантейля на правый фланг Клука, разбить и обойти его{295}, но полученное в это утро письмо главнокомандующего окончательно разрушило этот заманчивый план. В этом письме ген. Жоффр, объявляя Галлиени благодарность за его полезную боевую деятельность, между прочим, дает ему понять, что боевыми действиями 6-й армии теперь непосредственно управляет главная квартира.

Между тем, вечером 8-го Монури пришел к окончательному убеждению, что отбросить противника за р. Урк — задача, непосильная для его армии. Но так как он предполагал, что германцы во всяком случае будут пытаться оттеснить ее к западу, то и решил на случай отступления подготовить для нее при помощи 62-й рез. дивизии тыловую позицию несколько восточнее Дамартена.

Опасение Монури быть атакованным на следующий день германцами имело свои основания, потому что частью воздушная, а главным образом кавалерийская разведка на левом фланге его армии обнаружила движение крупных сил противника как о севера, так и о востока в район Крепи-ан-Валуа, Ла-Фэртэ-Милон. И действительно, германцы в этот день, ограничиваясь отражением французских атак на всем фронте от Бетца до Пеншара, подтягивали к полю сражения, преимущественно к своему правому флангу, все, что было возможно, чтобы 9 сентября нанести противнику сокрушительный удар на его левом фланге и отбросить его к Парижу. От марнских переправ у Шарли и Ази опешили войска 3-го и 9-го корпусов, преодолевая серьезные затруднения при перекрещивании своих путей с колониями обозов, двигавшихся к северу; 43-я рез. бригада, следуя из Бельгии на присоединение к 4-му рез. корпусу, дошла в этот день до Вербери, а 10-я ландв. бригада — до Рибекура; наконец, несколько батальонов, стянутых с ближайших этапных участков, подходили к правому флангу 1-й германской армии в западные окрестности Вилер-Котрэ. [59] Всех до последнего человека, все до последней винтовки стягивал сюда Клук для решительного удара{296}.

Левофланговая (5-я) дивизия 3-го корпуса по прибытии после полудня к Лизи направлена на Этрепийи ввиду сильного натиска 7-го французского корпуса севернее ручья Теруан; 6-я дивизия шла на Круи; дивизии 9-го корпуса: 18-я — на Марей, 17-я — на Ла-Фэртэ-Милон. Хотя в этот день уже ясно обнаружилось наступление крупных сил англичан от Куломье и Ребэ, но Клук придавал столь большое значение появлению 9-го корпуса на правом фланге своей армии, что приказал ему ни в каком случае не задерживаться в пути, несмотря на движение противника с юга. Правда, движение этого корпуса задержано не было, но все же обстановка по южную сторону Марны уже представлялась около полудня 8-го настолько тревожной, что явилась необходимость назначить от него на усиление конницы, занимавшей промежуток между 1-й и 2-й армиями, сводную бригаду ген. Крэвеля{297}, с задачей оборонять р. Марну от Ла-Фэртэ-су-Жуар до Ножан-л'Арто и подготовить к взрыву мосты на реке. Этим выделением войск из состава 9-го корпуса, естественно, ослаблялся удар, наносимый Клуком на своем правом фланге, и яснее обрисовывалось раздвоение оперативного руководства Клука.

В результате боев этого дня 22-я рез. дивизия была отброшена от Этрепийи, а 3-я дивизия была вынуждена откинуть свой левый фланг у Вареда ввиду непрочного положения, создавшегося здесь для германцев в результате неприятельских атак у Шанбри и появления противника по ту сторону Марны. К вечеру 1-я германская армия утвердилась на линии Антильи, Аси, восточнее Этрепййи, устье р, Урк, имея 4-ю кав. дивизию на правом фланге в северных окрестностях Бетца, 5-ю дивизию — к северо-востоку от Этрепийи, а бригаду Крэвеля, подчиненную командиру 2-го кав. корпуса, — у Монтрей. Ген. Крэвель, прибывший со своими войсками к этому пункту уже к вечеру и находя затруднительным в темноте разрушать переправы, решил в этот день не дробить своего отряда и заночевать там, где он находился. С наступлением темноты в район Антильи, Бетц подошла 6-я дивизия, а к полуночи в северо-западные окрестности Ла-Фэртэ-Милон — 18-я; 17-я дивизия остановилась на ночь у этого селения. Эти войска пришли совершенно измученные усиленными переходами двух последних дней. Хотя и с крайним напряжением всех своих физических и моральных сил, но все-таки последние подкрепления прибыли в 1-ю армию. После непродолжительного ночного отдыха, завтра с рассветом им предстояло быть брошенными в атаку, которая должна была, наконец, сломить упорное сопротивление противника и решить исход этого сражения. Соответственно этому приказ по армии на 9 сентября указывал войскам следующие задачи: правофланговой группе командира 9-го корпуса ген. Кваста [60] (1 1/2 дивизии его корпуса, 6-я дивизия и 4-я кавалерийская) совместно с 43-й резервной и 10-й ландв. бригадами охватить левый фланг противника в районе Нантейля; центральной ген. Армина (16-я бригада, 7-я и 4-я дивизии) — содействовать этому охвату, а левофланговой ген. Линзингена (15-я бригада, 4-й рез. корпус и 3-я дивизия) — удерживать свои позиции. Судя по характеру этих распоряжений Клука, следует предположить, что у германцев была твердая уверенность в победоносном исходе завтрашнего наступления. В этом смысле и было составлено донесение, отправленное вечером в главную квартиру. Однако, опасения за левый фланг у Марны нашли свое отражение в вечерней оперативной сводке ее штаба, посланной командующему 2-й армией, где положение 1-й армии не выглядело таким прочным. Несомненно, это не осталось без влияния на пессимистические взгляды ген. Бюлова и на решения, принятые им ночью с 8 на 9 сентября и утром 9-го.

В чем же, однако, заключалась та опасность, которая вынудила командующего 1-й германской армией оставить на северном берегу Марны бригаду из состава 9-го корпуса, несмотря на свою твердую решимость собрать возможно больше сил на своем правом фланге? Она заключалась в наступлении с юга, на участок Марны между Шато-Тьери и р. Урк. всей английской армии, для противодействия которой оказывались совершенно недостаточными оставленные против нее силы. Мы видели, что к вечеру 7 сентября промежуток между 1-й и 2-й германскими армиями занимали четыре германские кавалерийские дивизии с несколькими егерскими батальонами: две (2-го кав. корпуса) — от Ла-Фэртэ-су-Жуар по р. Марне до р. Урк и две (1-го кав. корпуса) — по М. Морэну от Саблонье до его устья. Если принять во внимание, что 9-я дав. дивизия была в это время отвлечена для содействия левому флангу и центру 1-й армии и что германские конные части были численно слабы, измотаны и не объединены в своих действиях, то, конечно, невозможно было ожидать от этой кавалерийской завесы продолжительного сопротивления. Тем не менее, благодаря вялым действиям английских войск германской коннице все-таки удалось в этот день задержать англичан на переправах через М. Морэн, несмотря на значительное численное превосходство противника{298}.

Обо английские кавалерийские дивизии (1-я — справа, 2-я — слева) наступали с утра впереди своей армии на участок М. Морэна от Бело до С.-Сира, поддерживая вправо связь с французским кавалерийским корпусом ген. Конно. Встреченные на реке огнем спешенных германских эскадронов, поддержанных егерями, они не могли переправиться до прибытия своей пехоты: 1-го корпуса — к Бело и Саблонье, а 2-го — к С.-Сиру. Введение в бой пехотных частей вскоре улучшило положение наступавшего, и к 3 часам дня англичанам удалось оттеснить противника от реки и перейти на ее правый берег; германская гвардейская кавалерийская [61] дивизия отошла к ручью Доляу, где расположилась на участке от Эсиза до Фонтенеля, примкнув у этого последнего пункта к правому флангу 2-й армии, а 5-я, сильно расстроенная боем у С.-Сира, отошла в беспорядке за Марну к Маринки. В это время 2-я кав. дивизия, ввиду наступления от Дьер-Девэ 3-го английского корпуса, оставив у Юси один конный полк, отошла в северные окрестности Ла-Фэртэ-су-Жуар. Беспорядочное и дальнее отступление 5-й кав. дивизии привело к тому, что участок М. Морэна от Да-Фэртэ-су-Жуар до ручья Доляу оказался без наблюдения и охраны, и связь между германскими кавалерийскими корпусами была нарушена. Впрочем, за этим прорывом у Монтрей уже стояла сводная бригада ген. Крэвеля, готовая к обороне этого промежутка. К вечеру 9-я кав. дивизия перешла от Дизи в северные окрестности Юси, несколько усилив оборону р. Марны против левого фланга английской армии.

Между тем, последняя, переправившись на правый берег М. Морэна, к ночи расположилась головными частями 1-й кав. дивизии: 1-го и 2-го корпусов — по линии Вьель-Мезон, Ла-Фэртэ-су-Жуар, а 3-м корпусом — в юго-западных окрестностях Ла-Фэртэ-су-Жуар; 2-я кав. дивизия была эшелонирована между Ребэ и М. Морэном. Армия, получившая приказ решительно наступать в этот день, тем не менее продвинулась к северу только на 15 км, при том условии, что боевые столкновения происходили лишь в передовых частях и ни в одном из корпусов главные силы пехоты не были введены в действие, а 3-й корпус даже и не встретил на своем пути никакого сопротивления. Уже с утра в этот день английские летчики обнаружили за Марной движение сильных германских колонн к северу{299}, что ясно указывало на ослабление неприятельских сил перед фронтом английской армии. Несмотря, однако, на это, английские войска не ускорили своего продвижения и действовали весь день с чрезвычайной осторожностью; к. вечеру соприкосновение с противником сохранялось лишь на флангах: на правом — 1-й кав. дивизией (к стороне ручья Доляу), а на левом — 3-м корпусом у Ла-Фэртэ-су-Жуар, где английские батареи обстреляли ближайшие переправы, охранявшиеся германской конницей.

Уже к ночи с 8 на 9 сентября англичане стояли всеми своими силами между 1-й и 2-й германскими армиями, имея перед собой реку, обороняемую слабыми неприятельскими отрядами. Создавалось угрожающее положение для войск ген. Клука, перед которыми попрежнему стояла не решенная еще задача — разбить и оттеснить к западу 6-ю французскую армию, задача, лишавшая их возможности принять решительные меры для обеспечения своего левого фланга и тыла. Но если таковым оказалось положение германцев при этом медленном, осторожном наступлении английских войск, постоянно озиравшихся на соседей и прекращавших движение при малейшем сопротивлении противника, то насколько оно могло бы быть более тяжелым, если бы фельдм. Френч действовал [62] с полным напряжением всех своих сил. Англичане были бы. вероятно, в этот день уже севернее Марны, и едва ли 3-му и 9-му германским корпусам удалось бы присоединиться на р. Урк к главным силам своей армии.

Значение результатов, достигнутых английскими войсками с такими ничтожными усилиями и жертвами, станет для нас более понятным, когда мы ознакомимся с событиями, которые произошли в это время в районе Монмирайя и Сен-гондских болот.

Сражение у Монмирайя и у Фэр-Шампенуаз

С утра 8 сентября 5-я французская армия продолжала свое наступление в северном направлении. Кавалерийский корпус ген. Конно шел к М. Морэну, на участок реки между Мандофеном и Бело, не встречая сопротивления противника; лишь по достижении первого из этих пунктов авангард 4-й дивизии был задержан небольшими силами германской конницы, скоро отошедшей к ручью Доляу. Перейдя реку в тесной связи с английской конницей, французская кавалерия достигла к вечеру окрестностей Вьель-Мезон, откуда ее правофланговая (10-я) дивизия своим движением к востоку облегчила 36-й дивизии (18-го корпуса) переправу западнее Монмирайя. Этот последний корпус подобно коннице беспрепятственно продвигался к М. Морэну в общем направлении на Монтоливэ и Фонтенель; на реке он встретил незначительное сопротивление 13-й германской дивизии и к вечеру с небольшими боями выдвинулся в южные окрестности Фонтенеля. 38-я дивизия этого корпуса и две резервные дивизии ген. Валябрега еще оставались южнее реки, у Монтоливэ. 3-й корпус, имея все свои дивизии на одной линии (слева направо — 37-ю, 5-ю и 6-ю), наступал в западные окрестности Голя и после небольших столкновений с противником достиг к вечеру левого берега. М. Морэна, южнее Монмирайя. 1-й корпус, подойдя около 8 часов утра к реке, восточнее Монмирайя, был встречен здесь столь сильным сопротивлением германских войск 10-го рез. корпуса, занимавших высоты правого берега, что в течение этого дня успел перебросить через реку лишь свои авангарды. Наконец, правофланговый (10-й) корпус, наступая на Шарлевиль, продвинулся к реке по обе стороны Ле-Туля, но перейти на правый берег не мог; 51-я рез. дивизия оставалась у Шарлевиля в тесной связи с 42-й дивизией (9-й армии). Вообще наступление этого корпуса имело назначением оказать содействие левому флангу войск ген. Фоша, положение коих все ухудшалось.

Несмотря на неудачи наступательных действий своих войск в течение двух предыдущих дней, ген. Фош тем не менее решил продолжать наступление и в этот день. На левом фланге 42-я дивизия (поддержанная слева частями 10-го корпуса) с утра начала движение на Талю-Сен-При, а марокканская дивизия (9-го корпуса) — несколько правее, обе — с целью форсировать М. Морэн у западной оконечности Сен-гондских болот. До 2 часов дня обе французские дивизии, сильно задерживаемые огнем неприятельской тяжелой артиллерии го стороны Бэ и Конжи, все-таки продвигались [63] к реке, но вслед за этим неожиданной и решительной атакой войск 10-го германского корпуса марокканская дивизия была отброшена от реки в восточные окрестности Мондемана; 42-й же дивизии удалось удержаться в достигнутом ею расположении на левом берегу М. Морэна, у Талю-Сен-При.

Вместе с тем неудача, постигшая в это время 11-й французский корпус, вынужденный под натиском противника отойти к Фэр-Шампенуаз, отвлекла все прочие силы 9-го корпуса к восточной оконечности Сен-гондских болот; здесь 17-я дивизия, имея слева и справа по бригаде 52-й рез. дивизии, заняла к 8 часам утра расположение фронтом к востоку, от Конантра до Бана, с целью остановить продвижение неприятеля в тыл 9-й армии, а затем в 4-м часу дня вместе с войсками 11-го корпуса приняла участие в неудачной контратаке на Фер-Шампенуаз, занятый германцами. Но что же, однако, произошло на участке к востоку от Сен-гондских болот, где правый фланг армии ген. Фоша был приведен так быстро в столь критическое состояние?

Мы знаем, что накануне 11-й французский корпус, имея справа 60-ю рез. дивизию, а в ближайшем тылу 18-ю, был оттеснен прусской гвардией и правофланговыми частями 3-й германской армии к линии Сомсу, Нормэ. С утра 8 сентября этот корпус, усиленный одной бригадой 18-й дивизии, должен был перейти в наступление; другая бригада последней была оставлена у Фэр-Шампенуаз. Однако, на рассвете германцы неожиданно атаковали французов. После непродолжительного пехотного боя последние были отброшены в беспорядке за Фэр-Шампенуаз и к 7 часам утра остановились немного севернее линии Майи, Семуэн, Гургасон; это отступление прикрывалось одной бригадой 18-й дивизии, занявшей позицию в юго-восточных окрестностях Фэр-Шампенуаз, а затем тоже отошедшей к Гургасону. Появление со стороны Сен-гондских болот двух дивизий 9-го французского корпуса ослабило натиск противника, что дало возможность расстроенным войскам 11-го корпуса восстановить в своих рядах порядок, а после полудня даже сделать попытку совместно с 9-м корпусом перейти в наступление.

Впрочем, эта попытка не имела успеха, к к ночи с 8 на 9 сентября французские войска занимали дугообразную линию Майи, Семуэн. Гургасон, южные окрестности Конантра, Бан, охватывая Фэр-Шампенуаз с запада и юга. В районе Майи попрежнему находилась 9-я кав. дивизия, ведя мелкие бои с неприятельскими войсками, продвигавшимися с севера, и поддерживая связь с левым флангом 4-й армии у Эмбовнля. В течение дня французская конница была оттеснена к югу, и Майи занято германцами.

Так неудачно закончились в этот день боевые действия 9-й французской армии и к запалу и к востоку от Сен-гондских болот. Левый фланг этой армии был прикован к месту; ее правый фланг был разбит, смят и отброшен на полперехода к югу; дорога от Майи к р. Об, занятая лишь небольшими частями французской конницы, была открыта для германских войск, и связь между 9-й и 4-й армиями, бывшая и до тех пор ненадежной, становилась [64] теперь еще слабее{300}. Казалось, что здесь назревают события, чреватые последствиями большого оперативного значения, и что завтрашний день должен, повидимому, привести в районе Фэр-Шампенуаз к разрешению кризиса в пользу германцев.

Обратимся теперь к рассмотрению распоряжений германского командования и действий 2-й и 3-й германских армий, в результате коих на фронте от Монмирайя до Фэр-Шампенуаз создалось то взаимное положение сторон, с которым мы уже отчасти ознакомились.

Определившаяся еще накануне разница в оперативных условиях на флангах 2-й германской армии с утра 8 сентября постепенно сказывалась все резче и резче. Вслед за уходом 3-го и 9-го корпусов, обнажившим правый фланг этой армии, конница последней, как мы видели, была отброшена противником от М. Морэна: 5-я кав. дивизия — за Марну, а гвардейская — к ручью Доляу; 13-я дивизия{301} не могла задержать сильных колонн английской и 5-й французской армий, продвигавшихся в район западнее Монмирайя, а еще далее к западу было обнаружено наступление других неприятельских войск. Вся совокупность этих условий привела к тому, что наступательные действия на правом фланге Бюлова оказались невозможными: 13-й дивизии и 10-му рез. корпусу приходилось принять на себя заботу по обеспечению этого фланга, а 10-й корпус хотя и мог активно оборонять свой участок М. Морэна и к вечеру частью своих сил продвинулся в северные окрестности Мондемана, но, конечно, без поддержки других войск был не в состоянии продолжать наступление западнее Сен-гондских болот, имея перед собой превосходные силы противника, Что же касается 14-й дивизии и гвардейского корпуса, то они имели возможность частью через Сен-гондские болота, а частью в обход их с востока продвигаться более или менее решительно; 14-я дивизия, наступая в этот день от Конжи, утвердилась на южной окраине болот западнее Бана; 1-я гвард. дивизия до полудня выдвинулась от Ольнизэ до дороги, ведущей из Бана на Фэр-Шампенуаз, и содействовала наступлению 2-й гвард. дивизии, а эта последняя, как и накануне, приняла участие в боевых действиях группы ген. Кирхбаха. Но, несмотря на крупный успех, сопровождавший наступление этих войск, положение на правом фланге армии представлялось ген. Бюлову настолько тревожным, что он признал необходимым в 8 часов вечера отвести 13-ю дивизию и 10-й рез. корпус на линию Марньи, Ле-Туль.

Наступление войск ген. Кирхбаха происходило следующим образом. С целью избежать потерь от неприятельского артиллерийского огня германцы начали здесь атаку на рассвете и застали [65] французов совершенно врасплох. 2-я гвард. дивизия атаковала со стороны Морэн-ле-Пти и отбросила противника к Фэр-Шампенуаз и Конантру; 32-я дивизия штурмом овладела селением Ланхарэ, а 23-я резервная уже в 5 часов утра в рукопашном бою заняла Сомсу. Ввиду столь благоприятного результата этой утренней атаки и выгодного положения группы ген. Кирхбаха в 9 часов утра ген. Бюлов обратился к нему с просьбой оказать содействие 2-й армии движением своих войск в западном направлении, т. е. во фланг и тыл неприятельским войскам, находившимся к югу и к западу от Сен-гондских болот. Получив согласие командующего 3-й армией на выполнение такого маневра, ген. Кирхбах решает, однако, начать его не ранее того, как противник будет отброшен за Фэр-Шампенуаз. После полудня гвардейский корпус возобновляет наступление к Фэр-Шампенуаз и занимает его 2-й дивизией (1-я примыкает к ней справа, фронтом на Сезан); 32-я дивизия отбрасывает французов за Гургасон, а 23-я резервная продвигается в южные окрестности Сомсу. В таком положении германские войска остаются здесь до следующего утра. В то же время 24-я рез. дивизия уже подходила своими головными частями к Ватри, откуда ей было приказано повернуть к Нормэ, на случай необходимости поддержать атакующие войска.

Следовательно, в этот день ген. Бюлову не удалось использовать наступление гвардейского корпуса и правофланговой группы войск 3-й армии для облегчения того положения, в котором оказались центр и правый фланг вверенных ему войск.

Наступление левофланговой группы войск ген. Гаузена в районе Витри-ле-Франсуа, Сомпюи (19-й корпус и 23-я дивизия) было менее успешным и ограничилось задержкой левого фланга 4-й французской армии: 23-я дивизия захватила высоты к северо-западу от Эмбовиля, но под угрозой охвата ее левого фланга частями 17-го французского корпуса должна была откинуть этот фланг к северу; 19-й корпус, сражавшийся между Эмбовилем и Курдеманжем, продвинулся лишь у первого из этих пунктов, а в прочих местах после полудня перешел к обороне. Предполагалось с наступлением ночи вновь атаковать противника при содействии 8-го корпуса, но так как последний признал это для себя невозможным, то от ночной атаки пришлось отказаться.

Несмотря на некоторые частные неудачи, положение 3-й германской армии все же представлялось благоприятным, и можно было рассчитывать, что, продолжая наступление с прежней энергией, эта армия будет в состоянии достигнуть в районе Фэр-Шампенуаз и Майи решительных результатов. Это и побудило ген. Гаузена, по соглашению с Бюловым, приказать группе ген. Кирхбаха продолжать на следующий день наступление в общем направлении на Сезан, в тыл 9-й французской армии.

Гораздо сложнее было в этот день положение армии ген. Бюлова. На своем левом фланге она имела успех, на правом ее постигла неудача. Что же должно было взять перевес с новыми боями завтрашнего дня: успех или неудача? Что могло сильнее отразиться на общих условиях обстановки: успех у Фэр-Шампенуаз или [66] неустойчивое положение у Монмирайя? Угрожало ли этой армии распространение неустойчивого положения далее к востоку, или ее победа на левом фланге обещала потрясти неприятельский дух и сломить упорство противника, стоявшего западнее Сен-гондских болот? Несомненно, что кризис был налицо; необходимо было претерпеть его; необходимо было одолеть врага не только могуществом своей артиллерии и превосходством своего тактического искусства, но и напряжением своих нервов, непоколебимостью своих решений, спокойной уверенностью в победе. Однако, Бюлов уже был непригоден для этого: к вечеру 8 сентября он был мрачно настроен, он низко оценивал боеспособность своих войск и совершенно не верил в дальнейший успех. Он считал, что уже в этот день на правом фланге германцев создалось такое положение, из которого невозможно были выйти иначе, как отойдя обеими правофланговыми армиями к северу, потому что в противном случае 1-я армия была бы атакована в тыл, а 2-я обойдена с правого фланга.

Такое настроение командующего 2-й германской армией явилось вполне благоприятным для воспринятая им различных пессимистических советов и внушений и послужило благодатной почвой, на которой брошенные в нее семена сомнения и паники должны были дать пышные ростки. И германское главное командование, само не подозревал этого, шло в этот вечер навстречу таким возможностям. Вот как случилось это.

Уже донесения ген. Клука и ген. Бюлова, отправленные ими в германскую главную квартиру вечером 7 сентября (о переброске на р. Урк 3-го и 9-го корпусов и об открытом правом фланге 2-й армии), а также перехваченные сообщения обоих кавалерийских корпусов в соседние армии об обороне ими промежутка между этими армиями сильно обеспокоили ген. Мольтке и навели его на мысль о необходимости усиления правого фланга, и так как в это время воздушная разведка выяснила, что район между Гентом, Брюгге, Остендэ и Лилем свободен от противника, то было решено использовать с этой целью собиравшуюся в западной Бельгии 7-ю армию. Утром 8 сентября командующему этой армией ген. Геерингену было приказано немедленно направить к Сен-Кентену 7-ю кав. дивизию, 7-й рез. и 9-й рез. корпуса и туда же отправлять, по мере прибытия из Лотарингии, и войска 15-го корпуса. Вместе с тем, ввиду слабой связи, существовавшей между тремя правофланговыми армиями и главной квартирой, и плохой осведомленности последней о действительном положении дел в этих армиях, ген. Мольтке командировал 8-го утром в эти армии генерального штаба подполк. Хенча со словесной инструкцией, касавшейся принятия на месте решений, если бы обстановка этого потребовала. Хенч выехал из Люксембурга в 11 часов утра на автомобиле и по пути посетил штабы: 5-й армии (в Варене) и 4-й (в Куртизоле), что привело к весьма нежелательной, в данных условиях, потере времени. В 6 часов вечера он был в Шалоне, в штабе 3-й армии, где присутствовал при составлении приказа для наступательных действий следующего дня, и, ознакомившись [67] с обстановкой, донес в главную квартиру, что «положение дел и виды на будущее в 3-й армии вполне благоприятны». Около 8 часов вечера Хенч прибыл в Монмор, в штаб 2-й армии. Здесь он застал не вполне спокойное настроение, которое было вызвано опасением неприятельского прорыва в направлении на Шанпобер, на стыке 10-го резервного и 10-го корпусов. На совещании, состоявшемся в штабе с участием Хенча, Бюлов в мрачных красках обрисовал создавшееся положение: по его мнению, разрыв между 1-й и 2-й армиями, образовавшийся вследствие переброски на правый берег Марны 3-го и 9-го корпусов, угрожал обеим армиям, потому что сюда уже наступали крупные силы противника, которые могли охватить внутренние фланги армий; для противодействии такому охвату уже не было резервов, а потому было бы целесообразно, чтобы 1-я армия теперь же отошла настолько к востоку (примерно, на линию Ла-Фэртэ-Милон, Шато-Тьери), чтобы могла примкнуть к правому флангу 2-й армии. С своей стороны Хенч высказал мнение, что то положение, в котором находится 1-я армия, не даст ей возможности выполнить такое передвижение, почему единственным решением в данных условиях может быть отход обеих армий к северу, внутренними флангами на Фим.

Тем не менее, на этом совещании было принято решение продолжать на следующий день наступление левым флангом 2-й армии и отойти на правом фланге лишь в том случае, если противник перебросит на северный берег Марны крупные силы. О возможности перейти в наступление правым флангом даже не возбуждалось вопроса. После совещания, вместо того чтобы немедленно же отправиться в штаб 1-й армии, Хенч остался ночевать в Монморе, в надежде получить здесь в течение ночи дальнейшие сведения о положении на фронте. Но что могла дать нового предстоящая ночь для принятия правильного решения? Могла ли она что-нибудь изменить в настроениях Бюлова и Хенча, явно склонявшихся к отступлению? Результаты боевых действий минувшего дня уже были известны, продвижение противника в разрыв между армиями уже было выяснено в достаточной мере. Возможно ли было что-нибудь добавить к этому или воспринять что-либо ободряющее дух и укрепляющее волю в этой жуткой тишине только что умолкнувших, охваченных ночным мраком, полей сражений? Наоборот, следовало думать, что утро 9 сентября будет в этом отношении моментом более неблагоприятным, более трудным, чем вечер 8-го.

Боевые действия на верхней Марне, в Аргонах и на Маасе

Общий характер действий обеих сторон в районе Витри-ле-Франсуа остался почти такой же, как и накануне. Главный натиск 4-й германской армии продолжался у Ревиньи, где 18-й рез. корпус 25-й рез. дивизией продолжал бои в восточных окрестностях этого города, а 21-й рез. дивизией атаковал и занял Васинкур. 18-й корпус, занимая своим левым флангом Сермэз, немного продвинулся своим центром и правым флангом между Парный и Блемом; несмотря на поддержку, оказанную 2-му французскому [68] корпусу одной бригадой 15-го корпуса со стороны Вар-ле-Дюк, он все-таки был оттеснен от Шеминона к Труа-Фонтэну. В центре, между Парньи и Витри-ле-Франсуа, наступали на растянутые позиции трех дивизий французского колониального корпуса превосходные силы германцев: 8-й рез. корпус — у Воклера и Блема и 8-й — по обе стороны Марны. Французы успели сильно укрепиться на занятых ими позициях и успешно отражали неприятельские атаки. 8-й рез. корпус не мог продвинуться за линию Воклер, Блем, ввиду чего правобережная (15-я) дивизия 8-го корпуса оставалась весь день на месте, в окрестностях Витри-ле-Франсуа; 16-я дивизия того же корпуса, усиленная подошедшей с тыла 49-й ландв. бригадой, атаковала на левом берегу правый фланг 12-го французского корпуса в направлении к Курдеманжу, оказав поддержку 19-му корпусу. На левом берегу Марны, как мы видели, левофланговая группа 3-й германской армии, поддержанная частью сил 8-го корпуса, медленно продвигалась у Сомпюи и Эмбовиля против 17-го и 12-го французских корпусов, угрожаемая охватом со стороны первого из них у Сомпюи. Предположенное на этот день решительное продвижение левобережных французских корпусов не состоялось вследствие опоздания 13-й дивизии (21-го корпуса), которая должна была с утра выдвинуться в западные окрестности Сомпюи. В общем в центре и на левом фланге положение 4-й французской армии представлялось благоприятным, но на правом фланге оно внушало серьезные опасения ввиду возможности неприятельского прорыва.

Это должно было, конечно, беспокоить командующего 3-й французской армией, тем более что 18-й рез. корпус противника с захватом Васинкура угрожал охватить левый фланг войск ген. Сарайля. Впрочем, положение французов облегчалось тем обстоятельством, что в течение этого дня 5-я германская армия на всем фронте от Ревиньи до Вердена не проявляла большой активности, почему боевые столкновения имели здесь преимущественно местный характер и не отличались упорством и продолжительностью. Значительная часть германских войск оставалась здесь в этот день в оборонительном положении, потому что полученные кронпринцем германским сведения о подходе к Бар-ле-Дюк французских подкреплений (из состава 15-го корпуса) заставили его опасаться решительного удара превосходных сил противника против 13-го корпуса. Для усиления последнего было приказано назначить сводный отряд от 10-й рез. дивизии (5-го рез. корпуса) и всю 12-ю рез. дивизию (6-го рез. корпуса). Между тем, правофланговый 6-й корпус армии, хотя и поддержанный у Ревиньи 18-м рез. корпусом, безуспешно вел бои в окрестностях Вилота; 13-й корпус местами переходил в контратаки, а 16-й оставался в своем прежнем расположении. Части, назначенные от 5-го и 6-го резервных корпусов для поддержки 13-го, подошли к вечеру в район между Триокуром и Нюбекуром. В 6-м рез. корпусе и ландверной дивизии Франке, а также в 5-м рез. корпусе на обоих берегах Мааса, день прошел без боевых действий; ушедшую на поддержку 13-го корпуса 12-ю рез. дивизию сменила на участке севернее Виль-сюр-Кузанс [69] 53-я ландв. бригада (из состава ландверной дивизии Франке). Наконец, к востоку от Вердена в 5-м корпусе с позиций 10-й дивизии начался обстрел маасских фортов.

Несмотря на вялый в общем характер германских атак, французам пришлось пережить в этот день несколько тяжелых положений, для облегчения которых необходимо было проявить немало усилий со стороны войск и немало распорядительности со стороны армейского командования. Раньше всего возникла опасность на стыке 5-го и 6-го корпусов, южнее Ранберкура, где бригада 54-й рез. дивизии была потеснена частями 13-го германского корпуса; пришлось бросить сюда 7-ю кав. дивизию. Затем, когда стало известно, что правый фланг 4-й армии отходит под натиском превосходных сил противника к Труа-Фонтэну, сюда была направлена бригада 15-го корпуса, а 7-й кав. дивизии приказано перейти на левый берег Орнэна и установить прочную связь между флангами армий. Эта мера явилась тем более необходимой, что предпринятое рано утром наступление бригады 29-й французской дивизии (15-го корпуса) к Васинкуру, с целью обратного овладения этим пунктом, окончилось неудачно.

Но вот новая опасность неожиданно появилась на горизонте, притом на таком участке поля сражения, где меньше всего ее ожидали: в 9 часов утра германцы начали бомбардировку форта Труайона с правого берега Мааса, т. е. в тылу 3-й французской армии; спустя некоторое время, обстрел распространился и на форт Женикур и батарею Парош (у С.-Мьеля){302}.

Еще 7 сентября французской разведкой была обнаружена необычная деятельность неприятельских войск на правом берегу Мааса, но на это не обратили внимания, полагая, что как сам Верден, так и река о расположенными на ней южнее крепости фортами являются достаточным обеспечением для тыла французских войск, сражавшихся между Бар-ле-Дюк и Верденом.

Как же отнеслось к этому неожиданному явлению французское командование? Положение было тем более тяжелое, что ничего определенного не было известно о силах противника и их группировке по ту сторону Мааса. Свободных резервов у ген. Сарайля не было, потому что хотя германцы и не вели энергичного наступления на левом берегу, но все же все корпуса и резервные дивизии 3-й французской армии были связаны в своих действиях и прикованы к месту. Ввиду того что комендант Труайона обещал держаться не дольше 48 часов, комендант Вердена ген. Кутансо просил разрешения бросить 72-ю рез. дивизию от Виль-сюр-Кузанс к югу, по правому берегу Мааса. Но эта мера представлялась ген. Сарайлю опасной в том отношении, что она ослабляла связь его армии с Верденским укрепленным районом, чего он ни в каком случае не хотел допустить, несмотря на разрешение главного командования отойти правым флангом на юг. [70]

Каким способом возможно было помочь атакованным фортам в этих трудных условиях? А помощь, и помощь быстрая, была необходима, потому что форт Труайон мог пасть с минуты на минуту и открыть противнику свободный доступ на левый берег Мааса, т. е. в тыл 3-й французской армии. Единственным резервом, которым мог располагать в это время командующий этой армией, была армейская конница, т. е. та 7-я кав. дивизия, которая уже дважды в этот день перебрасывалась с одного участка поля сражения на другой и теперь заполняла собой разрыв между 3-й и 4-й армиями. Сарайль решает еще раз использовать ее в качестве резерва и спешно направляет к Маасу. Но что могла дать эта конница, уже сильно измотанная и имевшая перед собой форсированный переход в 45 км? Конечно, она не была в состоянии оказать форту Труайон никакой существенной помощи, хотя бы уже потому, что могла достичь берегов Мааса не ранее наступления ночи. Но ее роль в этот день была исключительно морального значения, потому что движение конных частей к реке могло создать у германцев представление о приближении к форту французских подкреплении.

В остальном на фронте обеих враждебных армий положение в этот день оставалось неизменным; повидимому, ни одна из сторон не чувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы предпринять здесь какой-либо широкий маневр.

Итоги третьего дня сражения

Характерными особенностями боевых действий 8 сентября являются: бедность оперативных достижений обеих сторон на флангах и крупная перемена в их взаимном положении в центре, как к западу, так и к востоку от Сен-гондских болот. В самом деле, на р. Урк противники попрежнему стояли один против другого, не пользуясь никакими существенными преимуществами в отношении друг друга. Клук остановил продвижение французов, но он вовсе не разбил их, почему и невозможно было считать, что фланговый удар неприятеля уже был отражен. Опасность с запада оставалась здесь столь же реальной, как и в первый день сражения. Обе стороны на р. Урк все еще собирались с силами, намереваясь нанести друг другу решительный удар по прибытии своих последних подкреплений.

С другой стороны, на восточном фланге, между верхней Марной и Маасом, наступательная энергия германцев значительно ослабела в этот день, почему даже такие выгодные положения, как удачное продвижение вразрез между двумя французскими армиями у Сермэза и наличие крупных частей совершенно свежих войск (5-го корпуса) в тылу 3-й французской армии, на правом берегу Мааса, не были ими использованы в такой мере, какая допускалась и количеством имевшихся сил и их группировкой. А это привело к тому, что обе французские армии не только прочно держались на своих местах, но даже находили возможным предпринимать маневры, небезопасные для германцев (как, например, на левом берегу Марны против их 19-го корпуса и 23-й дивизии). [71]

Таким образом, оба фланга сражавшейся уже третий день миллионной массы войск стояли почти неподвижно, в то время как к промежутке между ними велась борьба, имевшая подвижный характер и весьма знаменательная в общем ходе всего изучаемого нами сражения.

Здесь уже ясно определились два опасных прорыва: в германском расположении — западнее Монмирайя, в расположении французов — восточнее Фэр-Шампенуаз; первый из них угрожал отрезать 2-ю германскую армию от 1-й, второй — разобщить 9-ю французскую армию от 4-й. Не могли ли эти прорывы уравновесить друг друга, предоставив каждой из сторон некоторые преимущества в одном месте для ослабления невыгод в другом? Германцы стремились охватить правый фланг армии Фоша и выйти ей в тыл. Не могло ли это оттянуть к востоку часть сил 5-й французской армии и облегчить положение Бюлова у Монмирайя? И обратно, не являлось ли возможным для французов ослабить натиск противника у Фэр-Шампенуаз своим нажимом на правый фланг 2-й германской армии? Несомненно, подобное влияние друг на друга боевых действий, происходивших по обе стороны Сен-гондских болот, было возможно и до некоторой степени даже осуществлялось в этот день, но какого-либо решающего значения оно не могло иметь, потому что эти прорывы имели совершенно различный характер, и различны были те условия, при которых сторонам приходилось вести в них бои.

Во-первых, прорыв в германском фронте достиг ширины в 38 км, тогда как прорыв во французском расположении был по крайней мере в три раза меньше, что, конечно, должно было вызывать совершенно различные усилия для их ликвидации. Во-вторых, в прорыв между 1-й и 2-й германскими армиями шли очень крупные силы противника: вся английская армия и левый фланг 5-й французской, т. е. войска, в данный момент совершенно свободные, не отвлекаемые никакой другой оперативной задачей; для использования же своего прорыва у Фэр-Шампенуаз германцы располагали лишь теми сравнительно небольшими силами, которые уже два дня вели упорные бои с неприятелем, а теперь должны были сдерживать его попытки к переходу в наступление, т. е., иначе говоря, у них не было свободных сил для развития достигнутого в этот день успеха. И, в-третьих, движение союзников в промежуток между 1-й и 2-й германскими армиями непосредственно угрожало тылу первой из них, а следовательно, и безопасности всей предпринятой Клуком на р. Урк операция, имевшей такое важное значение для общего положения германцев на Марне; между тем. движение Гаузена на Майи и далее к р. Об, если бы оно и могло быть произведено, не ставило ни одну из неприятельских армий в безвыходное положение: каждая из них имела возможность отходить, сохраняя в общих чертах группировку своих войск. Вот, следовательно, как неодинаковы были те оперативные условия, в которых находились в этот день противники в центре необъятного поля сражения. Выгоды тактические почти везде сохранялись за германцами; выгоды стратегические как будто бы переходили на [72] сторону союзников. Но обе стороны еще не сказали своего последнего слова, еще не приложили к делу своего последнего усилия, еще не ввели в бой своих последних резервов; каждая из них могла еще рассчитывать, что завтрашний день внесет какие-либо изменения в их относительное положение и направит события по новому руслу.

К вечеру 8 сентября было уже ясно, что боевые операции между Парижем и Верденом получили совершенно не то направление, которое было намечено обоими главными командованиями в директивных указаниях своим армиям накануне сражения. В этих последних предполагалось, что наиболее активная и деятельная роль будет принадлежать у обоих противников флангам, а их центр будет выполнять задачу вспомогательного характера. Как мы видим, получилось нечто обратное: к концу третьего дня сражения фланги как германского, так и англо-французского фронтов не могли продвинуться ни в ту, ни в другую сторону, но зато в центре уже назрели два оперативных кризиса, в разрешении которых, повидимому, и лежало решение вопроса, кто останется победителем в этой тяжелой борьбе.

2. Четвертый день сражения (9 сентября)

(Схема 5)

Для того чтобы сделать более понятным читателю развитие событий в течение 9 сентября, я считаю необходимым начать изложение со 2-й германской армии.

Решение, принятое утром 9 сентября командующим 2-й германской армией

Как и следовало ожидать, ночь с 8 на 9 сентября не принесла с собой никаких новых обстоятельств, которые могли бы побудить ген. Бюлова к более спокойной оценке обстановки; положение германского правого фланга западнее Монмирайя продолжало оставаться угрожающим. На втором совещании Хенча с начальником штаба 2-й армии ген. Лауэнштейном, состоявшемся рано утром 9 сентября, было вновь подтверждено, что 2-я армия только в том случае может оставаться на месте, если 1-я армия примкнет к ней, прекратив свое наступление на р. Урк, причем в соответствии с мнением Хенча, утверждавшего, что такого же взгляда держится и главное командование, было предрешено, что 1-я армия не в состоянии этого сделать. Таким образом, как бы предрешался и отход 2-й армии. Следовательно, вопрос, столь значительный для общего хода событий, происходивших на Марне, был решен без малейшей попытки убедиться, действительно ли армия ген. Клука не может примкнуть своим левым флангом к правому флангу Бюлова. Пессимизм Хенча, повидимому, пошел навстречу пессимизму штаба 2-й армии; предвзятые идеи, тяготевшие над оперативным мышлением Хенча и Лауэнштейна, укрепляли это настроение. [73]

Приняв такое важное, чреватое последствиями, решение, ни Бюлов, ни Хенч не донесли о нем главному командованию, которое вследствие этого лишено было возможности своевременно вмешаться в дело, в случае если бы таковое вмешательство явилось необходимым. В 7 часов утра подполк. Хенч уехал из Монмора в штаб 1-й армии, в Марей, куда прибыл лишь в 12 1/2 часов дня, задержанный в пути германскими обозами, отходившими к северу в большом беспорядке. Сцены, которые ему пришлось наблюдать в ближайшем тылу 1-й армии, произвели на него тяжелое впечатление, которое, конечно, не могло не отразиться на его суждениях об обстановке, высказанных им в этот день в штабе ген. Клука.

Между тем, во 2-й армии уже с 9 часов утра все шло, хотя и постепенно, но быстро к развязке того сложного и неопределенного положения, которое создалось здесь в результате и неприятельских действий и неустойчивых решений германского командования. Раньше всего из донесений обоих кавалерийских корпусов ген. Бюлову стало известно о приближении к Марне крупных сил противника; затем, в начале 11-го часа утра, воздушная разведка обнаружила пять больших неприятельских колонн, подходивших своими головами к реке на участке от Сааси до Ази. Для командующего 2-й армией становилось ясным, что его опасения сбываются, что противник собирается отрезать 1-ю армию от 2-й и что положение войск ген. Клука настолько опасно, что только немедленное отступление к северо-востоку может спасти их. А в этом случае должна отойти и 2-я армия, чтобы оказать помощь соседу на правом берегу Марны и вновь образовать с ним общий фронт на путях наступления противника. Поэтому в 12 часов дня Бюлов отдал приказ об отступлении своей армии правым флангом на Дамери; было приказано начать отход не ранее часа дня и притом с левого фланга.

Еще до начала отступления в штабе 2-й армии было получено сообщение Клука об отходе его левого фланга (группы ген. Линзингена) на левый берег р. Урк, в район Куломба, что уже окончательно убедило Бюлова в критическом положении 1-й армии и утвердило его в принятом им решении отойти за Марну. Вместе с тем Бюловым было предложено отходить и группе саксонских дивизий ген. Кирхбаха, против чего командующий 3-й армией ген. Гаузен не высказал никакого протеста.

Приказ для отступления 2-й армии на линию Дамери, Тур заключал в себе следующие указания: левофланговая группа (гвардейский корпус) должна была начать отход в час дня и следовать на Фэр-Шампенуаз, Вэртю, Тур и восточнее; центр (14-я дивизия и 10-й корпус) — начать движение в 2 часа дня, а правофланговая группа (13-я дивизия и 10-й рез. корпус) — в 3 часа. Двум последним группам не были указаны пути для движения, потому что предполагалось, что войска будут отходить к Марне по кратчайшим дорогам. Кавалерийскому корпусу ген. Рихтгофена приказано прикрывать правый фланг армии и удерживать перенравы на Марне, у Бинсона и западнее. Отходившие войска должны были оставить в соприкосновении с противником до наступления [74] темноты арьергарды с сильной артиллерией. Хотя этот приказ был подписан Бюловым еще до получения сведений об успешном наступлении своего левого фланга, но, даже получив эти сведения около 2 часов дня, он не нашел возможным отменить своих распоряжений, потому что был в полной уверенности, что 1-я армия отходит в тяжелых условиях, облегчить которые должны его войска своим движением на северный берег Марны. Что же, однако, происходило в это время на фронте 2-й армии?

Мы знаем, что вследствие приказаний, отданных Бюловым накануне вечером, 2-я армия должна была в этот день продолжать своим левым флангом наступление в районе Сен-гондских болот, а прочими своими войсками удерживаться в занимаемом ими расположении. Ввиду этого гвардейская кавалерийская дивизия прикрывала правый фланг армии у Конде-ан-Бри, не вступая в боевые столкновения с противником; 5-я кав. дивизия попрежнему оставалась в северных окрестностях Маринки, что сильно затрудняло для 1-го кав. корпуса выполнение назначенной ему задачи, заключавшейся в удерживании переправ между Шато-Тьери и Бинсоном. 13-я дивизия с раннего утра укреплялась на позициях к северо-западу и к югу от Марньи, имея перед собой незначительные силы противника, медленно подходившего со стороны Монмирайя; 10-й рез. корпус вел артиллерийский бой с неприятелем у Фромантьера; 10-й корпус одной дивизией (19-й) оставался на правом берегу М. Морэна, а другой (20-й) — атаковал Мондеман и овладел им; 14-я дивизия вела наступление на Алеман и отбросила противника к югу. Одновременно с этим гвардейский корпус продолжал свои активные действия к юго-востоку от Сен-гондских болот, в тесной связи с правым флангом 3-й армии, в общем направлении от Фэр-Шампенуаз к Сезану и в 3-м часу дня отбросил противника за линию Конантр, Коруа.

Из приказа ген. Бюлова об отступлении мы видим, что отход его армии должен был вестись, начиная с левого фланга; однако, боевые действия этого дня, достигшие наибольшего развития именно на этом фланге, вынудили армию начать свое отступление в районе Монмирайя, где германские войска не были связаны боями с противником. Около часу дня гвардейская кавалерийская дивизия начала отходить на, Ла-Шапель и к вечеру достигла северных окрестностей Дермана; 13-я дивизия дошла в этот день до Бинсона, а обе дивизии 10-го рез. корпуса — до Дамери и его южных окрестностей, все без помехи со стороны противника; 10-й корпус, имевший 20-ю дивизию в боевом соприкосновении с неприятелем, отошел с некоторым замедлением, в 10 часов вечера достиг северных окрестностей Этожа и в 3-м часу ночи продолжал свое отступление. В войсках левого фланга (в 14-й дивизии и гвардейском корпусе), достигших в этот день крупного успеха в боях с правым флангом 9-й французской армии, приказ об отступлении произвел тягостное впечатление, но тем не менее отход был начат еще до наступления темноты и выполнен незаметно для противника: 14-я дивизия поздно вечером достигла северо-западных окрестностей Вэртю, а гвардейский корпус ночью подошел к этому пункту. [75]

B 6 часов вечера Бюлов получил от Хенча сообщение из Фима от 4 часов дня об успехе 1-й армии на ее правом фланге и о последующем ее отходе к северо-востоку, к линии Суассон, Фим{303}; к этому добавлялось: 1-й армии сообщено, что если потребуется, то завтра, 10-го, 2-я армия отойдет на правый берег Марны. Таким образом, сведения, заключавшиеся в этом сообщении Хенча, противоречили тем соображениям, которые побудили Бюлова отдать приказ об отступлении; оказывается, что решение, принятое командующим 2-й армией, было основано на совершенно неправильном представлении о том положении, в котором находилась 1-я армия. Однако, Бюлов, повидимому, не доверял этим сведениям, потому что не сообщил их никому из своих сотрудников и в дальнейших своих распоряжениях не упоминал о них. Поздно вечером войска 2-й армии получили дополнительные приказания: 13-й дивизии приказано, имея правее себя конницу ген. Рихтгофена, удерживать участок реки от Бинсона до Жольгонна, 10-му рез. корпусу — продолжать движение до северных окрестностей Дамери. 10-му корпусу — до северных окрестностей Эпернэ, 14-й дивизии — до Марей, а гвардейскому корпусу — до северо-западных окрестностей Тура. Мосты на Марне приказано не взрывать. О действиях своей армии и о своих распоряжениях за 9 сентября Бюлов отправил донесение в главную квартиру лишь на следующий день утром.

А вот что происходило в 1-й армии до прибытия Хенча в Марей{304}.

Наступление ген. Клука на р. Урк

Ни сведения о подходе английских войск к Марне, ни сообщение Бюлова о том, что правый фланг его армии отошел на линию Марньи, Ле-Туль, не поколебали решимости ген. Клука наступать в этот день своим правым флангом, как это было подготовлено накануне.

Рано утром правофланговая группа ген. Кваста (9-й корпус. 4-я кавалерийская и 6-я дивизии и несколько ландверных батальонов), развернувшись в северо-западных окрестностях Марей, начала наступление в общем направлении к Нантейлю, имея свой правый фланг (4-ю кав. дивизию) немного южнее Крепи-ан-Валуа, но севернее леса дю-Руа; 17-я дивизия атаковала на Гондревиль, 18-я — между Гондревилем и Бетцем, а 6-я — на Бетц и Вилер-С.-Женэ. Одновременно с этим 43-я резервная и 10-я ландв. бригады наступали от Вербери и Пон-Сен-Максанса к Барону, в тыл 6-й французской армии. Воздушная разведка обнаружила, что район к северу от линии Сенли, Крей свободен от противника. Наступление войск ген. Кваста не встретило большого сопротивления [76] французов, у которых здесь не оказалось крупных резервов для противодействия этому энергичному и неожиданному удару, почему обходное движение германцев успешно развивалось к юго-западу. Около полудня артиллерийский огонь неприятеля заметно ослабел, что указывало на перемещение в тыл французских батарей, а также свидетельствовало о наступившем кризисе в положении противника.

Но в то время, когда обстановка складывалась так благоприятно на правом фланге Клука, положение на его левом фланге становилось опасным. Здесь германцам приходилось иметь дело не только с противником, стоявшим за ручьем Теруан, но и с неприятельскими войсками, уже выходившими на. правый берег Марны в промежутке между 1-й и 2-й германскими армиями. Мы знаем, что правый фланг ген. Бюлова был уже откинут к северо-востоку, а германская конница большей частью своих сил (2-й кав. корпус и 5-я кав. дивизия) находилась за Марной, имея одну дивизию (гвардейскую) на правом фланге 2-й армии, в районе Конде-ан-Бри{305}. При таких условиях неприятель имел возможность подойти с крупными силами к переправам на Марне, между Шато-Тьери и р. Урк, и без больших затруднений форсировать здесь реку по неразрушенным германцами переправам, потому что бригада ген. Крэвеля, имевшая задачу взорвать мосты на реке, накануне отложила эту работу за поздним временем до следующего дня, а утром уже не успела этого сделать. Рано утром конница ген. Марвица обнаружила переправу английских кавалерийских частей у Шарли, после чего неприятельские войска постепенно появлялись у переправ и выше и ниже этого пункта, И хотя группа Марвица, собравшаяся между Лизи и Монтрей (три кавалерийских дивизии и бригада ген. Крэвеля){306} и завязала бои с передовыми войсками противника на переправах (в особенности у Ла-Фэртэ-су-Жуар), но было ясно, что одни эти слабые силы не будут в состоянии остановить врага и помешать ему переправиться на северный берег Марны. Ввиду этого командующий 1-й германской армией еще до полудня приказал левофланговой группе ген. Линзингена (3-я, 7-я рез. и 22-я рез. дивизии и 15-я бригада) отойти на левый берег р. Урк на линию Мэй-ан-Мюльтьен, Куломб, а 5-й дивизии — перейти в промежуток между Вандрестом и Монтрей, где и поступить в распоряжение ген. Марвица для активных действий против английских войск, переправлявшихся через Марну. Эти передвижения были выполнены после полудня, причем Марвицу удалось у Ла-Фэртэ-су-Жуар отбросить передовые части англичан за Марну, а затем некоторое время задерживать здесь переправу 3-го английского корпуса.

Однако, все эти маневры и передвижения оказались уже ненужными и не могли внести никаких существенных улучшений в общие условия обстановки, сложившейся неблагоприятно для германцев, невзирая на тактические успехи 1-й армии. [77]

Решение отвести 1-ю армию к северу u мотивы этого решения

В 12 час. 30 мин. дня в Марей прибыл подполк. Хенч. Из сообщений, сделанных ему начальником штаба ген. Кулем, он узнал, что наступление правого фланга армии развивается успешно, предположений об общем отходе не имеется. Несмотря на это, от лица главного командования Хенч заявил, что общее положение неблагоприятно: 5-я армия задержана у Вердена, 6-я и 7-я — у Нанси и Эпиналя; отступление 2-й армии за Марну неизбежно, ее правый фланг, т. е. 7-й корпус, отброшен. Отсюда вытекает необходимость отвести назад все армии: 3-ю — к северо-востоку от Шалона, 4-ю и 5-ю — через Клермон к Вердену; 1-я армия тоже должна отойти в направлении на. Суассон, Фим, а в крайнем случае — на линию Ла Фэр, Лаон. У Сен-Кентена будет сосредоточена новая армия, и тогда возможно будет начать новую операцию.

Впечатление, произведенное в штабе армии этим заявлением Хенча, еще усилилось, когда в начале 2-го часа дня из 2-й армии было получено следующее сообщение по радио: «Воздушная разведка доносит о движении четырех больших колонн противника к Марне, их головы к 9 часам утра были между Сааси, Шарли и Ножан-л'Арто; 2-я армия отходит правым флангом на Дамери»{307}. Это указывало на то, что разрыв между двумя армиями становился все шире и шире.

Во время переговоров Хенча с Кулем ген. Клук находился в штабе армии, но, несмотря на чрезвычайную важность тех сообщений, которые были сделаны представителем главной квартиры, он почему-то не пожелал лично обменяться с ним мнениями, а осведомлялся о требованиях Хенча через своего начальника штаба. Это кажется тем более странным, что, судя по словам самого Клука{308} и свидетельствам других источников, в этот день положение армии представлялось ему вполне благоприятным и тыл ее — обеспеченным теми силами, которые были собраны в районе Монтрей. Как же мог он не пожелать при этих условиях оказать свое личное воздействие на Хенча и не отстоять своей точки зрения и своего решения? Хотя и Клук и другие авторы и упоминают о том, что приказ об отступлении был отдан командующим армией «с тяжелым сердцем», но ни один источник, в сущности не дает нам основания предполагать, что Клук пережил при этом тяжелую душевную драму. В самом деле, не повидав Хенча и удовольствовавшись докладом ген. Куля, он без замедления, уже в 2 часа дня, принял к исполнению приказ об отступлении своей армии. Говорят, что на его решение подчиниться так быстро требованию Хенча повлияли и решительный тон, в котором последний делал распоряжения от лица главного командования, и сведения, сообщенные Хенчем о состоянии 2-й армии, и уже начавшееся отступление последней{309}. Но имея в виду независимый и решительный характер [78] ген. Клука, авторитет, которым он пользовался в германской главной квартире, и его всегдашнее нерасположение к взглядам и решениям Бюлова, можно было ожидать с его стороны более длительного и энергичного противодействия. Поэтому невольно приходишь к заключению, что положение 1-й армии, по всей вероятности, представлялось Клуку в то время далеко не столь благоприятным, каким пытались изобразить его впоследствии как он сам, так и его сторонники.

Между тем, боевые действия и западнее и восточнее р. Урк шли своим чередом и почти везде успешно для германцев. На правом фланге армии 4-я кав. дивизия оттеснила французскую конницу за лес дю-Руа; 9-й корпус и 6-я дивизия продвинулись на линию Ормуа-Вилер, Вилер-С.-Женэ; 43-я рез. бригада уже заняла Нантейль, а 10-я ландв. подходила к Барону. Левый фланг 6-й французской армии находился в полном отступлении. В центре 1-й германской армии группа ген. Армина (16-я бригада, 7-я и 4-я дивизии) медленно продвигалась. Восточнее р. Урк, у Монтрей, шел горячий бой бригады Крэвеля, поддержанной некоторыми частями соседних войск, с 5-й английской дивизией, которая была задержана здесь до вечера.

Приказ для общего отступления армии был разослан в войска вскоре после 2 часов дня. 4-й кав. дивизии приказано следовать к р. Эн для занятия переправ на этой реке между Компьеном и Суассоном; дивизия выступила из Крепи-ан-Валуа лишь около 11 часов вечера и пошла через Вилер-Котрэ. Левофланговой группе ген. Линзингена указано отойти на линию Монтиньи, Гандлю, группе ген. Армина, смотря по обстановке, — на линию Антильи, Марей, а войскам ген. Кваста — удерживать противника, насколько это окажется необходимым, для прикрытия отступления прочих войск армии.

Ген. Кваст, получив в 3-м часу дня приказание прекратить наступление, нашел его до такой степени нецелесообразным и несоответствовавшим обстановке, что сначала признал его недоразумением и некоторое время колебался, исполнить ли это приказание, но после переговоров по телефону с начальником штаба армии он должен был остановить движение своих колонн, недоумевавших по поводу такого неожиданного и, конечно, непонятного войскам распоряжения. Несколько позже, в 8 часов вечера, дополнительным приказанием было назначено: Линзингену итти на Ла-Фэртэ-Милон и Вилер-Котрэ, Армину — от Антильи на Восьен, а Квасту — еще западнее; 43-й резервной и 10-й ландв. бригадам — отходить вслед за 4-й кав. дивизией для занятия вместе с ней переправ на р. Эн. 2-му кав. корпусу и бригаде ген. Крэвеля приказано прикрывать отступление армии с юга.

К ночи отступательное движение войск было уже в полном ходу, за исключением группы ген. Кваста и 43-й рез. бригады, оставшихся за поздним временем на поле сражения до рассвета. Группа ген. Линзингена отошла в район Вилер-Котрэ (7-я рез. дивизия), Шуи (3-я дивизия), Норуа (22-я рез. дивизия), Ла-Фэртэ-Милон (15-я бригада); группа ген. Армина — к Антильи (7-я дивизия) [79] и в его восточные окрестности (4-я дивизия); 10-я ландв. бригада — к Компьену, где она получила приказание занять переправы на р. Эн между этим городом и Виком. Около полуночи закончила свой отход и группа войск ген. Марвица: 2-й кав. корпус — к Куломбу, 5-я дивизия и бригада Крэвеля — к Гандлю; в то же время гвардейская кавалерийская дивизия перешла ночью на правый берег Марны, к Винселю, для прикрытия правого фланга 2-й армии, уже отошедшего за реку, а на присоединение к ней шла от Мариньи через Бовард 5-я кав. дивизия. Следовательно, к утру обе германские кавалерийские массы должны были оказаться у внутренних флангов 1-й и 2-й армий, оставив без наблюдения и охраны весь 30-километровый промежуток между армиями.

Неприятель не преследовал, главным образом, вследствие того, что отступление германских войск явилось для него полной неожиданностью и обстановка на нижней Марне представлялась ему неясной; при этих условиях преследовать германцев ночью, даже там, где их отступление вполне определилось, казалось небезопасным.

Обратимся теперь к описанию боевых действий 6-й французской и английской армий в течение 9 сентября.

Боевые действия 6-й французской и английской армий 9 сентября

Накануне вечером армия ген. Монури, как мы видели, находилась в столь тяжелом положении, что пришлось даже принять меры к подготовке тыловой позиции на случай ее возможного отступления. Несмотря на это, главнокомандующий приказал этой армии во что бы то ни стало удерживать занимаемое ею расположение, в расчете, что продвижение англичан с утра 9 сентября даст ей возможность вновь перейти в этот день в наступление. Но эти расчеты не оправдались: английские корпуса наступали столь же медленно, как и в предыдущие дни, и не дали войскам Монури ожидаемого облегчения в их затруднительном положении.

Более деятельная роль в течение 9 сентября выпала на долю французской конницы, находившейся на левом фланге 6-й армии. 5-я кав. дивизия (ген. Корнюлье-Люсиньера), заночевавшая накануне у Фавероля, с утра возобновила действия мелкими частями севернее р. Урк и по дорогам, ведущим от Вилер-Котрэ и Ульши-ле-Шато на Суассон, но затем, ввиду недостатка патронов и продовольствия и отсутствия связи со своими войсками, к вечеру отошла на Лонгпон и Арамон к Трюмили, западнее Крепи-ан-Валуа. В общем двухдневный набег этой дивизии на сообщения правофланговых частей 1-й германской армии, несомненно, сыграл роль в решительном отступлении этой армии; несмотря на несколько удачных нападений на транспорты и небольшие части войск, в тылу противника не удалось вызвать тревоги, доказательством чего служит то, что германцы не повернули обратно для охраны своих сообщений тех этапных батальонов, которые были направлены для усиления правого фланга 1-й армии.

Остальные части 1-го французского кав. корпуса некоторое время сдерживали натиск 4-й кав. дивизии и 9-го корпуса германцев в районе Бетц, Крепи-ан-Валуа, но должны были отойти в северные [80] и восточные окрестности Эва, имея по пути, между Бароном и Нантейлем, столкновения с неприятельскими частями 43-й рез. и 10-й ландв. бригад.

Южнее конницы 61-я рез. и 7-я дивизии (4-го корпуса) попрежнему удерживали с утра район Вилер-С.-Женэ. В 12-м часу дня обнаружилось наступление германцев (43-й рез. бригады) от Барона к Нантейлю и южнее, т. е. в тыл указанным французским дивизиям. После упорных боев французы были вынуждены покинуть Нантейль и под энергичным натиском противника, теснившего их с трех сторон, около 5 часов дня начали отходить к ручью Теруан в окрестности Уазери. Таким образом, несмотря на то, что наступление германских главных сил прекратилось около 3 часов дня, удар правофланговой группы ген. Кваста оказался настолько сильным, что левое крыло 6-й французской армии продолжало по инерции отходить до наступления темноты, не пытаясь даже остановить преследовавших его мелких частей противника, маскировавших приостановку общей атаки. Вследствие этого 7-й французский корпус, легко отразивший на своих позициях попытки германцев продвинуться от Аси, должен был к вечеру откинуть свой левый фланг. Что же касается правофланговой группы 6-й армии (резервные дивизии ген. Ламаза, 45-я дивизия и марокканская бригада), то, хотя уже вскоре после 3 часов получены были данные об отходе на левый берег р. Урк находившегося перед ней противника (войск ген. Линзингена), ни одна из французских частей не пыталась здесь продвинуться вслед за германцами. Все войска этой группы получили приказание оставаться в своем прежнем расположении, а их сторожевому охранению указано окопаться и быть готовым к отражению неприятельской атаки.

Между тем, 8-я французская дивизия, все еще бездействовавшая на левом берегу Марны, подошла вечером к Шанжи, где при своей попытке переправиться на правый берег встретила сопротивление германской конницы; впрочем, вскоре ей было приказано перейти в течение ночи в район Иверни, С.-Супле, откуда она могла бы быть использована или для усиления левого фланга или для поддержки центра 6-й армии. Вместе с тем 62-я рез. дивизия стянулась в восточные окрестности Дамартена.

Уже с 3 часов дня ген. Монури стал получать сведения, которые давали основание предполагать о начавшемся отступлении германцев: атаки германской пехоты сделались менее напряженными, огонь германских батарей постепенно становился слабее, а воздушная разведка уже обнаружила движение за р. Урк больших неприятельских колонн в северном и восточном направлениях{310}. Все указывало на то, что у германцев происходит какая-то широкая перегруппировка и что их внимание уже в значительной степени отпечено какими-то операциями к востоку от р. Урк. О продвижении английской и 5-й французской армий к Марне уже было известно в штабе Монури; поэтому, казалось бы, общий характер [81] обстановки на нижней Марне не мог быть неизвестен французскому командованию. Допустимо ли было при этих условиях обрекать правый фланг армии на бездеятельность и не использовать этого благоприятного момента для того, чтобы своим преследованием внести расстройство и тревогу в неприятельские ряды? В особенности удивляет исследователя этих событий неправильное использование 8-й французской дивизии: после четырех дней полного бездействия эта дивизия наконец-то оказалась в положении, в котором она могла бы оказать чувствительное влияние на ход боевых действий на правом берегу Марны, потому что после переправы через реку у Шанжи она имела возможность в связи с 3-м английским корпусом угрожать левому флангу 1-й германской армии, но вместо этого ее перебрасывают на правый берег р. Урк, где она в то время уже ни к чему не была нужна.

Ввиду этого приходится сделать заключение, что французское командование, видимо, остерегалось довериться имевшимся сведениям, опасаясь со стороны противника какого-нибудь неожиданного и коварного маневра. Все войска 6-й французской армии провели остаток дня и всю ночь с 9 на 10 сентября на поле сражения, а неприятельская армия, никем не тревожимая, никем не преследуемая, спокойно отходила к северу.

С утра 9 сентября английская армия возобновила свое движение к Марне. 1-я кав. дивизия, усиленная бригадой 2-й дивизии, без сопротивления противника захватила переправы у Ази, Ножан-л'Арто и Шарли и заняла высоты правого берега; 1-й корпус, тоже без боев, переправился 1-й дивизией у Ножан-л'Арто, а 2-й — у Шарли и, продвигаясь с остановками, весьма осторожно, к вечеру дошел у Ле-Тиоле и Купрю до дороги из Шато-Тьери в Монтрей; 2-й корпус перешел реку по двум мостам у Сааси и восточнее и к вечеру достиг Монтрей, на пути к которому 5-й дивизии с трудом удалось оттеснить противника; наконец, 3-й корпус с другой бригадой 2-й кав. дивизии встретил наибольшее затруднение у Ла-Фэртэ-су-Жуар вследствие разрушенных переправ и сильного анфиладного огня неприятеля с правого берега и к ночи успел перебросить на этот берег лишь 6 батальонов пехоты. Наибольшее продвижение английских частей в течение этого дня составило лишь 11 км; всего же за четыре дня наступления наибольшее продвижение армии не превосходило 50 км, правда, с тремя переправами, но с весьма слабым сопротивлением на них неприятеля.

Овладев правым берегом р. Марны, английская армия, подобно 6-й французской, не преследовала отходившего перед нею противника, который, как мы видели, прикрывая отступление левофланговых частей Клука, глубокой ночью отошел из района Монтрей в северном направлении.

Боевые действия в районе Монмирайя и у Фэр-Шампенуаз

Из предыдущего мы знаем, что 2-я германская армия вследствие создавшейся обстановки на всем обширном участке к западу от Сен-гондских болот вскоре после полудня начала свое отступление за Марну, правым флангом на Дорман. Ввиду этого корпусам 5-й [82] французской армии при своем движении к этой реке в течение 9 сентября не пришлось встретить сильного неприятельского сопротивления.

2-й кав. корпус ген. Конно, имея две дивизии в первой линии, а одну — во второй, после полудня, не встречая противника, дошел до Марны. 4-я кав. дивизия переправилась у Ази на правый берег, но так как здесь уже находилась английская конница, то, не продвигаясь далее, она остановилась между Шато-Тьери и Ази; 10-я дивизия перешла реку у этого последнего пункта, но оставалась в ближайших окрестностях города; 8-я дивизия к вечеру подошла к реке у Ази. Следовательно, к ночи с 9 на 10 сентября в небольшом районе Шато-Тьери, Ази, Ле Тиоле сосредоточилась крупная масса союзной конницы, силой более четырех дивизий; она стояла возле большой дороги из Шато-Тьери к Суассону, которая вела в тыл обеим германским армиям и на которой в то время неприятель не имел ни одного вооруженного человека. Какой, в самом деле, блестящий случай для набега на неприятельские сообщения, с возможностью создать огромные затруднения для отходившей в эту ночь с берегов р. Урк утомленной и расстроенной германской армии! Ведь ни французская, ни английская конница не могли быть в этот вечер в состоянии сильного изнурения, потому что как в этот, так и в предыдущие дни они медленно наступали и мало сражались. Обе были в полной мере пригодны для выполнения такого набега, но ни в одной из них не было кавалерийского начальника, которому была бы по плечу такая смелая и, конечно, очень трудная задача. К тому же после неудач в пограничном сражении кавалерия союзников до такой степени привыкла жаться к пехоте и ограничивать свою роль заполнением прорывов между армиями и корпусами, что мысль о самостоятельных действиях перед фронтом или в тылу у неприятеля очень редко проглядывала в боевых приказах, даваемых коннице{311}.

Левофланговый (18-й) корпус 5-й французской армии в этот день, не встречая сопротивления противника, продвинулся своими главными силами в северные окрестности Эсиза, выдвинув, по требованию фельдм. Френча, один полк (38-й дивизии) к Шато-Тьери и одну бригаду (36-й дивизии) — к Ази для прикрытия правого фланга английской армии. Правее 3-й корпус своими обеими дивизиями достиг южных окрестностей Конде-ан-Бри{312}, а две резервные дивизии ген. Валябрега дошли до Артонжа. 1-й корпус своими главными силами наступал на Марньи и Вошан, имея по пути небольшие столкновения с арьергардными частями 10-го рез. корпуса; одна же бригада 2-й дивизии была направлена на Фромантьер, откуда должна была своим наступлением в сторону Шанпобера облегчить продвижение 19-й дивизии (10-го корпуса) от Ле-Туля на Бэ. К вечеру дивизии 1-го корпуса расположились у Марньи [83] (1-я) и в западных окрестностях Фромантьера (2-я). В этот день 10-й корпус (с 51-й рез. дивизией) был передан в распоряжение командующего 9-й французской армией и вел бои в тесной связи с левофланговыми войсками последней.

В общем, 5-я французская армия имела свой фронт, как и накануне, обращенным к северо-востоку, а на правом берегу Марны — лишь одну конницу. Такое расположение не представляло выгод для параллельного преследования 2-й германской армии, которое было бы возможным, если бы достаточно крупные силы французов были уже введены в промежуток между неприятельскими армиями.

А в соседней (9-й французской) армии события в этот день развивались следующим образом.

В приказе по армии от 10 часов вечера 8 сентября ген. Фошем были даны войскам такие задачи: 10-й корпус, переданный временно из 5-й армии, должен был сменить в 5 часов утра 42-ю дивизию у Шарлевиля и затем противодействовать противнику в его продвижении к югу; 42-й дивизии приказано после смены отойти в северные окрестности Плера, откуда и перейти в наступление на Конантр; 9-му корпусу — сосредоточить все свободные силы к этому последнему пункту, войдя в связь с 11-м корпусом; общая цель всех этих передвижений — атака в направлении на Фэр-Шампенуаз. В дополнение к этому приказу в полночь было разослано воззвание ген. Фоша к войскам с горячим призывом проявить на следующий день упорство и решительность, чтобы, наконец, одолеть врага, который уже обнаружил признаки расстройства и утомления.

Решительны и активны были намерения командующего армией, но в руках его не имелось того гибкого и подвижного орудия, которое необходимо было для выполнения его оперативных предположений. Его стойкая воля и бодрые приказы воодушевляли бойцов. 9-я армия выполнила в основном свою задачу — удержание центра гигантской битвы.

Около часу дня 42-я дивизия была сменена 51-й резервной, и только в 6 часов вечера она собралась между Плером и Конантром. Ген. Фош возлагал большие надежды на ее содействие наступлению 9-го и 11-го корпусов и с нетерпением ожидал ее приближения к Конантру. Но ввиду столь позднего прибытия этой дивизии в указанный район, было решено, что она уже не может в этот день наступать к Фэр-Шампенуаз, хотя ее артиллерии и была дана задача обстрелять этот город{313}.

Сменив одной своей дивизией 42-ю дивизию, 10-й корпус остальными двумя пытался продвинуться от Ле-Туля на Бэ, но встретил большие затруднения при переправе через М. Морэн; мы видели, что его левофланговая (19-я) дивизия при содействии частей 1-го корпуса с трудом преодолевала в направлении на Шанпобер [84] сопротивление войск 10-го германского корпуса. Главные силы последнего с утра повели сильное наступление от Талю-Сен-При против расположения марокканской дивизии, на Мондеман и вскоре заняли это селение; так как дальнейшее продвижение противника к Алеману угрожало захватом здесь командующих высот, что поставило бы в тяжелое положение не только эту дивизию, но и другие войска 9-го корпуса, то командир последнего ген. Дюбуа приказал левофланговым частям марокканцев, усиленным 77-м полком из корпусного резерва, овладеть Мондеманом и отбросить германцев к реке. Атака Мондемана, возобновлявшаяся несколько раз ввиду упорного сопротивления неприятеля, продолжалась до 7 часов вечера и окончилась занятием этого селения французами; германцы, понеся большие потери, вынуждены были отойти к Талю-Сен-При.

17-я дивизия, усиленная на обоих своих флангах двумя бригадами 52-й рез. дивизии, занимала участок от южных окрестностей Бана до Конантра, намереваясь вместе с 11-м корпусом наступать к Фэр-Шампенуаз. Однако, уже в 10-м часу утра 11-й корпус был атакован саксонцами и начал отходить за Гургасон, вследствие чего и обеим дивизиям 9-го корпуса пришлось постепенно отводить свой правый фланг к юго-западу. В полдень обнаружился энергичный натиск противника против этого фланга. Находившаяся здесь бригада 52-й рез. дивизии была отброшена и стала отходить в беспорядке, а вместе с тем германцы начали атаку и со стороны Бана. Паника постепенно распространялась вдоль фронта 9-го корпуса, и войска мелкими частями, покидая боевые линии, стали направляться в тыл. В эту критическую минуту положение было спасено личным вмешательством командира корпуса, объезжавшего войска и на месте отдававшего приказания: главным силам 17-й дивизии приказано во что бы то ни стало удерживаться на своих позициях; полки 52-й рез. дивизии, приведенные в порядок, отправлены им на поддержку, и войскам объявлено, что к правому флангу корпуса подходит 42-я дивизия, имеющая задачей атаковать Фэр-Шампенуаз. Все эти меры дали возможность ген. Дюбуа в 5-м часу вечера перейти в наступление и постепенно теснить германцев к северо-востоку. Как увидим из дальнейшего изложения, как раз в это время германские дивизии ген. Кярхбаха ввиду общих условий обстановки уже начали отходить и оказывали сопротивление французскому наступлению лишь своими арьергардами. Благодаря этому войска 9-го французского корпуса в течение вечера и ночи с небольшими боями легко заняли Фэр-Шампенуаз и даже частью сил 17-й дивизии продвинулись к Морэн-ле-Пти вслед за отходившей прусской гвардией.

Менее успешно шли дела в 11-м корпусе. Около 8 часов утра три дивизии этого корпуса, находившиеся в первой линии (21-я, 22-я и 60-я резервная), были атакованы германскими войсками ген. Кирхбаха и начали отступать к юго-западу; в 5-м часу вечера, приведенные в порядок и поддержанные находившейся во второй линии 13-й дивизией, они получили приказание перейти в наступление, но вследствие различных недоразумений и задержек и несмотря [85] на значительное ослабление неприятельского сопротивления продвинулись только до линии Семуэн, Гургасон, Конантр. В районе Майи 9-я кав. дивизия оставалась в своем прежнем расположении.

Итак, к ночи с 9 на 10 сентября в положении 9-й французской армии произошли существенные изменения лишь на правом фланге, где район Фэр-Шампенуаз был вновь занят французами. Этот успех был достигнут благодаря отходу германцев, произведенному в связи с начавшимся общим отступлением правофланговых германских армий.

Взглянем теперь на эти операции у Фэр-Шампенуаз с германской стороны.

Рано утром 9 сентября все три саксонские дивизии (считая с запада — 24-я резервная, 32-я и 23-я резервная), имея справа 2-ю гвард. дивизию (2-й армии), возобновили наступление к юго-западу и после весьма успешных боев в течение дня к 5 часам вечера достигли линии Майи (23 рез. дивизия), Семуэн (32-я дивизия), Гургасон (24-я рез. дивизия). В это утро ген. Бюлов дважды возобновлял свою просьбу помочь его войскам наступлением группы ген. Кирхбаха к западу. Но так как последняя сама имела перед собой противника, то выполнение этого маневра являлось для нее пока невозможным. Между тем, во 2-м часу дня в штабе 3-й армии была перехвачена радиограмма ген. Бюлова в главную квартиру, из которой стало известно об отступлении его армии за Марну; кроме того, в 3 часа дня ген. Кирхбах донес о получении непосредственно от Бюлова приказания отходить к северу.

Хотя положение правофланговой группы 8-й армии, уже отбросившей французов за линию Конантр, Гургасон, Семуэн, было в это время чрезвычайно благоприятным и противник находился в беспорядочном! отступления, но ген. Гаузен не нашел нужным возражать против необходимости отступления. Странным кажется то обстоятельство, что он примиримся так легко с требованием отхода, переданным из соседней армия помимо него одному из подчиненных ему генералов, но еще более непонятным представляется то, что свое решение об отходе он принял на основании лишь случайно попавших в его руки, адресованных не ему, сообщений: первое сообщение от Бюлова он получил лишь в 6-м часу вечера, а первое приказание из главной квартиры — еще позже. Это указывает на то, что ген. Гаузену было известно о тяжелом положении правого крыла германских армий. Армии было указано занять к наступлению ночи своими главными силами линию Жерминон, Ватри, Купец и далее до Марны; гвардейский корпус согласно приказу 2-й армии должен был отходить на Вэртю и далее на Тур (на Марне).

В 9-м часу вечера, вскоре после того, как было отправлено в главную квартиру донесение о принятом решении, Гаузен получил по радио приказание главного командования оставаться южнее Шалона и быть в готовности принять участие в наступлении 4-й и 5-й армий. Это распоряжение показалось ему уже не соответствовавшим обстановке, почему его начальник штаба ген. Хэпнер [86] обратился по телефону к прибывшему в то время в штаб 4-й армии проездом в главную квартиру подполк. Хенчу с просьбой ориентировать его. Хенч нашел, что этот приказ действительно не соответствует новым условиям обстановки, и признал необходимым продолжать отступление. Однако, в этом случае он впал в противоречие с волей главного командования, от которого в 10 1/2 часов вечера вновь последовало распоряжение: 3-й армии оставаться на месте и при первой возможности возобновить наступление. Но так как большинство войск уже находилось в движении к северу, то исполнить это приказание уже было невозможно. К вечеру 24-я рез. дивизия достигла северных окрестностей Кламанжа, 32-я — северо-западных окрестностей Ватри, а 23-я резервная — Тиби. В левофланговой группе армии 23-я дивизия с наступлением темноты отошла к Дамартен-Летрэ, и лишь 19-й корпус, отступление которого было замедлено по тактическим условиям, остался на месте в западных окрестностях Витри-ле-Франсуа, в тесной связи с 8-м корпусом 4-й армии{314}. Добровольный, не вызванный обстановкой, отход 3-й германской армии, явившийся, главным образом, результатом целого ряда недоразумений, дал возможность армии ген. Фоша восстановить свое положение в районе Фэр-Шампенуаз и избегнуть большой опасности, угрожавшей два дня не только ей, но и правому флангу 5-й французской армии.

Боевые действия между верхней Марной и Маасом

По сравнению с операциями, происходившими в этот день в центре и на западном фланге сражавшихся армий, боевые действия на восточном фланге, между верхней Марной и Маасом, не представляют особенного интереса. В общем, во взаимном положении сторон в течение 9 сентября здесь не произошло никаких существенных перемен.

4-я французская армия по-прежнему должна была, удерживаясь на месте своими правофланговыми корпусами (колониальным и 2-м), своей левофланговой группой (21-м, 17-м и 12-м корпусами) решительно наступать на фронте от р. Марны до Майи, против левого фланга 3-й и правого фланга 4-й германских армий. С утра 43-я дивизия (21-го корпуса) выдвинулась на одну линию с 13-й, и обе повели наступление на Эмбовиль, Сомпюи и западнее, установив своей конницей связь с 9-й кав. дивизией, находившейся в нескольких километрах южнее Майи. Несмотря на свое численное превосходство, французы не могли здесь продвинуться к северу, встретив упорное сопротивление 23-й германской дивизии, закрепившейся в лесистой местности южнее Сомпюи. Далее к востоку, до Марны, с утра шел горячий бой между двумя французскими корпусами и 19-м германским корпусом, поддержанным частями 8-го корпуса, причем ни одна из сторон не могла здесь приобрести никаких преимуществ. Это побудило командующего 4-й французской армией, пользуясь сравнительным затишьем на правом берегу [87] Марны, сделать распоряжение о переброске на левый берег по одной дивизии от колониального и 2-го корпусов. Но за поздним временем эта мера не оказала в этот день никакого влияния на ход боевых действий на левом французском фланге. В то же время в промежутке между внутренними флангами 4-й и 3-й французских армий наступление частей 15-го корпуса на Васинкур не дало решительных результатов.

Со своей стороны 4-я германская армия тоже не обнаружила в этот день большой решительности и активности в своих наступательных действиях. 8-й корпус, усиленный полком тяжелой артиллерии, без заметного успеха поддерживал на левом берегу, у Курдеманжа, 19-й корпус, а на правом берегу другая дивизия 8-го корпуса, 8-й резервный и 18-й корпуса вели с утра бои местного значения, причем, ввиду того что общий фронт этих корпусов был обращен к югу (левый фланг 18-го имел направление на Перт), между этой группой войск и 18-м рез. корпусом образовался широкий разрыв (около 12 км), занятый лишь небольшим отрядом у Сермэза; что касается последнего корпуса, то на него была возложена задача обеспечивать внутренние фланги 4-й и 5-й армий. После полудня в штабе командующего 4-й армией стали получаться сообщения из соседних армий об отступлении германского правого фланга, что вызвало приостановку боевых действий на фронте 4-й армии, в предположении; что и остальным германским войскам будут даны новые приказания. Около 7 часов вечера в штаб армии (в Куртизоль) прибыл подполк. Хенч (на обратном пути в главную квартиру); в беседе с командующим армией он склонял его теперь же отвести армию за рейно-марнский канал, но встретил решительный отказ как с его стороны, так и со стороны его начальника штаба. Создавшееся для 4-й армии неопределенное положение вскоре, однако, было выяснено полученным в 9 часов вечера приказанием главного командования продолжать наступление и уведомлением, что наступают и обе соседние армии.

Столь же нерешительны были боевые действия обоих противников и в Верденском районе. Ввиду того что германским главным командованием были получены сведения о появлении крупных неприятельских сил на левом берегу Мааса против С.-Мьеля (что вызывало опасение прорыва между Верденом и Мецом), после полудня было приказано частям 5-го корпуса, продолжавшим бомбардировку маасских фортов, прекратить ее и отойти к востоку с целью образовать укрепленную линию между упомянутыми выше крепостями; с ними должны были отойти: баварская кавалерийская дивизия, подошедшая в этот день из 6-й армии к Эссэ, и 33-я рез. дивизия, находившаяся у Новиана. Этим войскам было указано примкнуть своим левым флангом у Меца к правому флангу 6-й армии{315}. Между тем, к западу от Мааса в этот день произошли следующие события. [88]

С утра на фронте 5-й германской и 3-й французской армий боевые действия не отличались ни энергией, ни решительностью. У германцев на правом фланге 12-я рез. дивизия выдвинулась в передовую линию, в промежуток между 6-м и 13-м корпусами. Далее, к юго-западу, 18-й рез. корпус в течение первой половины дня вел бои в районе Ревиньи, Васинкур с левофланговыми частями 5-го французского корпуса, постепенно подкрепляемого подходившими сюда со стороны Бар-ле-Дюк войсками 15-го корпуса; 25-я рез. дивизия сражалась восточнее Ревиньи, а 21-я рез. дивизия, поддержанная частями 4-го кав. корпуса, — у Васинкура, который ей пришлось к полудню покинуть под натиском превосходных сил противника. В час дня в Триокуре состоялось совещание корпусных командиров 5-й германской армии под председательством кронпринца германского для решения вопроса о плане дальнейших операций; после оценки сложившейся на фронте обстановки совещанием было решено предпринять предстоящей ночью решительную атаку на французские позиции, расположенные по обе стороны р. Эр, причем ночное время было избрано с целью избежать значительных потерь от неприятельского артиллерийского огня, отличавшегося вообще весьма большой действительностью. В этой ночной атаке должны были принять участие 6-й, 13-й и 16-й корпуса, которым было указано наступать на линию Люпи, Ранберкур, Шомон, Эйп; 6-й рез. корпус должен был обеспечивать это наступление с левого фланга, а 18-й резервный — с правого. Однако, ввиду того что вскоре выяснилось неблагоприятное положение германских войск у Ревиньи и Васинкура и явилось опасение, что 18-й рез. корпус не будет в состоянии надежно прикрывать правый фланг армии, 6-му корпусу приказано оставаться на месте. На запрос, сделанный 4-й армии о направлении, в котором она будет наступать, был получен ответ, что армия наступает своим левым флангом на Перт. Между тем, те самые сведения о появлении противника у С.-Мьеля, которые вызвали у германского главного командования опасение прорыва на правом берегу Мааса и приказание прекратить атаку маасских фортов, повлекли за собой и приказ об отмене ночного наступления левобережных корпусов. И лишь после длительных переговоров штаба армии с главной квартирой в 9 часов вечера кронпринц германский получил разрешение привести в исполнение свой план ночной атаки, согласуя свои действия с наступлением 4-й армии. В результате этого в ночь на 10 сентября в районе Шомон, Ранберкур разыгрался горячий бой двух германских корпусов (13-го и 16-го) с 6-м французским корпусом, находившимся по обе стороны р. Эр, и правым флангом 5-го корпуса на левом берегу этой реки. 13-й германский корпус атаковал тремя своими дивизиями в общем направлении на Шомон, но ввиду различных неблагоприятных обстоятельств (темной ночи, дурной погоды, трудной для движения местности) не достиг указанной ему цели; атака велась весьма беспорядочно, многие части сбились с направления, и к рассвету войска корпуса оказались в северных и северо-восточных окрестностях Ранберкура, местами потеснив противника, но не захватив [89] неприятельских батарей, что являлось одной из важнейших задач этой атаки. В 16-м корпусе правофланговая (34-я) дивизия атаковала столь же неудачно, а в левофланговой (33-й) лишь некоторые части достигли указанной им цели и к рассвету прочно закрепились на возвышенностях к северо-западу от Эйпа.

Весь день 9 сентября 3-я французская армия попрежнему сохраняла прочную связь с Верденом; командующий армией, кроме того, внимательно следил за всем происходившим на правом берегу Мааса, в районе С.-Мьеля, против которого на левом берегу все еще оставалась 7-я кав. дивизия, своим присутствием вызвавшая столь серьезную тревогу у германского командования, опасавшегося неприятельского прорыва между Верденом и Мецом.

К ночи с 9 на 10 сентября на фронте армии ген. Сарайля, подобно тому как и в соседней французской армии, успех, одержанный союзниками на западе, еще ничем не обнаружился. Обе французские армии стояли здесь в ожидании неприятельского натиска, в полной готовности отразить его, с твердой решимостью не дать противнику продвинуться к югу и отрезать их от Вердена.

Итоги четвертого дня сражения

Хотя четвертый день сражения на Марне и не был ознаменован крупными боями, тем не менее он привел обе стороны к большим переменам в их взаимном положении, наиболее значительным за весь период боевых действий между Парижем и Верденом.

Два назревавшие кризиса — и тот, который волновал и беспокоил германское командование в районе Монмирайя, и тот, который грозил французам поражением у Фэр-Шампенуаз, — разрешились в этот день в пользу союзников. Раньше всего, под тяжким воздействием опасений за участь 1-й армии и особенно своего правого фланга, заколебался ген. Бюлов и своим решением отходить увлек с поля сражения все силы правого германского крыла. А затем упадок духа и сомнение в возможности добиться победы распространились вдоль германского фронта, на восток от Сен-гондских болот. И если оказалась возможным преодолеть решимость Клука продолжать сражение, то тем легче это было сделать с Гаузеном.

В результате три правофланговые германские армии начали отходить к северу: 1-я — к нижнему Эну, 2-я — за Марну и 3-я — к Марне, причем последняя должна была в ту же ночь прекратить отступление; остальные две, 4-я и 5-я, не только оставались на месте, но и получили приказание совместно с 3-й армией возобновить наступательные действия. Что же касается союзников, то ни одна из их армий ни вечером 9-го, ни в ночь с 9 на 10 сентября не последовала за отступавшим неприятелем.

И тем не менее вечером 9 сентября сражение на Марне закончилось, потому что с того момента, как только колонны 1-й германской армии потянулись с берегов р. Урк к северу, перед обеими сторонами возникли и новые оперативные задачи и иные стратегические цели. С отступлением правого германского крыла, и 1-й германской армии в особенности, завершился на нижней Марне [90] маневр, предпринятый французами для задержки стремительного движения германцев к Сене, и вместе с тем был прерван контрманевр Клука. А с утра 10 сентября уже начнется эксплоатация победы союзными армиями.

Вечером 9 сентября далеко не во всех армиях и той и другой стороны сознавали, что сражение уже закончено. Так, мы знаем, что между верхней Марной и Маасом оба противника сохраняли свое прежнее расположение и готовились на следующий день продолжать боевые действия в том же направлении. Но это не могло, конечно, оказать никакого существенного влияния на резко изменившуюся обстановку. Важно было то, что германские армии уже покидали берега Марны, а следовательно, и окончательно отказывались от дальнейшей борьбы за те стратегические цели, стремление к которым составляло для них всю сущность и весь смысл этого грандиозного сражения{316}.

3. Разбор и оценка сражения на марне

(Схемы 2, 3, 4 и 5)

При описании событий, происходивших между Парижем и Верденом с 5 по 9 сентября, я излагал боевые действия сторон последовательно по дням, объединяя их во времени с целью дать читателю к концу каждого дня общую картину достижений обоих противников. Такой способ изложения казался мне наиболее целесообразным, потому что боевая деятельность отдельных армий оказывала настолько сильное влияние на действия и решения соседей, а следовательно, и на общее положение на фронте, что трудно было бы уяснить себе общую обстановку, не связывая между собой одновременных явлении, разбросанных на обширной территории огромного поля сражения.

Но, с другой стороны, вся эта сложная совокупность разнообразных боевых действий легко поддается расчленению и в пространстве, т. е. группировке по отдельным районам, в пределах которых действия обоих противников образовали как бы ряд частных операций, как бы несколько частных сражений. В этом отношении битва на Марне, которая не совсем правильно называется сражением и которая представляет собой большую и сложную стратегическую операцию, распадается на пять частных сражений: на р. Урк (6-я французская армия против 1-й германской), у Монмирайя (5-я французская и частью английская армии против 2-й германской), у Фэр-Шампенуаз (9-я французская армия против левого фланга 2-й и правого фланга 3-й германских армий), [91] у Витри-ле-Франсуа (4-я французская армия против 4-й и левого фланга 3-й германских армий) и в Аргонах (3-я французская армия против 5-й германской). В каждом из них боевые действия сторон подчиняются до известной степени одной руководящей идее, вытекающей из общего оперативного замысла всего марнского сражения. Ввиду этого разбор и оценка последнего должны заключать в себе характеристику составляющих его частных сражений, в пределах действий отдельных армий или армейских групп, и общий разбор в более широких рамках, в связи с общим положением на театре военных действий.

Сражение на р. Урк

Сражение на р. Урк представляет собой весьма яркий и поучительный образец борьбы на фланге стратегического фронта: внезапной атаки германского фланга 6-й французской армией и активной обороны его 1-й германской. Инициатива в этой борьбе принадлежала французам, стремившимся выполнить здесь маневр широкого оперативного значения, заранее предусмотренный главным командованием. Правофланговая германская армия, как мы видели, повернула на запад под одновременным воздействием совпавших по времени двух оперативных импульсов: директивы германского главного командования, указавшей ей занять положение фронтом к Парижу, и сведений об опасности, угрожавшей германскому заслону на правом берегу р. Урк от наступления превосходных сил противника с запада. Это обстоятельство необходимо иметь в виду для правильной оценки решения Клука, потому что, покидая южное операционное направление, прекращая преследование английской и 5-й французской армий и совершая переброску своих корпусов на север, он выполнял раньше всего волю верховного командования, обеспокоенного деятельностью неприятеля в Парижском районе. Но устремившись за р. Урк, он принимал в дальнейшем уже самостоятельные решения и, атакуя находившегося там противника, действовал по собственной инициативе.

Полководец менее решительный, по всей вероятности, ограничился бы формальным выполнением директивы главного командования и расположил бы свою армию в западных окрестностях Шато-Тьери, оттянув отряд ген. Гронау на свои главные силы. Как известно, такое именно решение и считал наиболее правильным ген. Бюлов, упрекавший Клука в неосторожном движении за р. Урк, но ведь эти упреки относятся уже к 8–9 сентября, когда было очевидно, что сражение на р. Урк не может дать быстрого результата и когда необходимо было изыскивать способы для выхода из создавшегося тяжелого положения. А можно ли поручиться за то, что в дни 5–6 сентября сам Бюлов не поступил бы подобно Клуку и что так не поступили бы и другие германские генералы, проникнутые верой в спасительность частной инициативы и смелых решений? С первого же дня войны и до прибытия на Марну 1-я германская армия, подобно другим армиям и во многих отношениях даже больше, чем эти последние, пользовалась [92] непрерывным успехом, везде опрокидывала противника, изо дня в день в течение целого месяца видела его отступающим или бегущим, а потому, естественно, уже была проникнута сознанием своего боевого превосходства. Возможно ли было при этих условиях, при этом высоком уровне морального состояния войск добровольно отказываться от наступательных действий и склоняться к осторожным решениям? Или произошла какая-либо крупная перемена на стороне неприятеля? Повысилась боеспособность его войск? Искуснее распоряжались их начальники? Бои на р. Урк не обнаружили в этом отношении никаких новых обстоятельств, которые могли бы побуждать ген. Клука добровольно покинуть поле сражения на этой реке и отвести свои корпуса к востоку.

В действиях 1-й германской армии обращает на себя внимание быстрота, с которой была произведена переброска ее войск на северный берег Марны, и немедленное, решительное введение их в дело в новом направлении, особенно 2-го корпуса, занимавшего расположение, ближайшее к Марне, и совершавшего при своем движении на правый берег реки фланговый марш по отношению к неприятельским войскам, находившимся в районе Mo и Вареда. Затем необходимо отметить быстроту распределения германцами прибывавших к полю сражения подкреплений и удачное расположение тяжелых батарей у Мэй-ан-Мюльтьен и у Этавиньи, придававшее такую устойчивость центру и левому флангу их боевой линии.

Однако, при всех этих отличных действиях германских войск все же возникает вопрос о целесообразности того плана, по которому это сражение было начато и ведено Клуком. Руководящей идеей этого плана было стремление приковать противника к месту на участке к югу от Нантейля и нанести ему решительный удар в обход его левого фланга. Но это приводило к необходимости совершать крупным массам германских войск огромные переходы для быстрейшего достижения правого, более удаленного от Марны, фланга, где происходило сосредоточение сил, необходимых для главной атаки. В то же время, даже при наибольшем тактическом успехе последней, это не могло создать для противника безвыходного положения, потому что он всегда имел возможность отойти к Парижу, пути отступления к которому не могли быть в этом случае захвачены германцами. При таких условиях не лучше ли было бы направлять прибывавшие на правый берег Марны войска к устью р. Урк, в район Лизи, Этрепийи, Варед, с целью нанесения противнику главного удара вдоль ручья Теруан? Ведь английская армия наступала к Марне слишком медленно и нерешительно, чтобы сделать этот маневр опасным или невыполнимым. Между тем, в противоположность главному удару в обход левого французского фланга, это направление дало бы германцам возможность значительно раньше ввести в бой левофланговые корпуса 1-й армии и приводило бы их кратчайшим путем на сообщения противника с Парижем, а следовательно, явилось бы самым действительным средством для воспрепятствования французам продвигать свой левый фланг севернее Нантейля. [93]

В действиях французов заслуживают быть отмеченными быстрые и целесообразные, полные инициативы и решительности меры, принимавшиеся ген. Галлиени для усиления 6-й французской армии, дающие нам пример активной маневренной роли большой современной крепости, находящейся в ближайшем тылу наступающей полевой армии. Париж питал своими средствами французские войска, сражавшиеся с армией Клука; он принимал в свой укрепленный район, приводил в порядок и направлял на фронт прибывавшие с востока подкрепления, и он же придавал устойчивость французскому маневру на р. Урк, являясь тем опорным пунктом и убежищем, куда французская армия могла отойти в случае тактических неудач в полевом бою. В остальном действия французов дают мало поучительного. Армия Монури слишком рано перешла в наступление, не закончив своего сосредоточения и развертывания, а потому и раньше, чем следовало, вызвала контрманевр 1-й германской армии. Обладая численным превосходством над противником в течение 5 и 6 сентября, она не сумела в эти дни нанести решительного удара германским войскам ген. Гронау и Линзингена и помешать германцам под прикрытием их слабого заслона подводить к полю сражения корпуса за корпусами.

Поставив себе целью обойти правый фланг германцев, французы; тем не менее с недостаточной энергией стремятся к достижению этой цели и с 7 сентября, по прибытии к полю сражения 2-го и 4-го германских корпусов, лишь отбивают неприятельские удары, ведя местные контратаки. А вечером 9 сентября они позволяют германским войскам отходить без всякой со своей стороны помехи и местами даже окапываются на опустевшем поле сражения!

Наконец, подобно германцам, французы тоже почему-то искали решения на своем северном фланге и упорно тянулись туда со своими подкреплениями. Что мог им дать этот маяевр против правого германского фланга? Он требовал много времени для переброски войск в район Нантейля; он приводил к продолжительному обходному движению, отчасти фланговому по отношению к германским войскам, находившимся у Бетца, и он создавал ничтожную угрозу неприятельским сообщениям, пролегавшим восточнее Компьена. Набег французской конницы в этом районе в течение 8 и 9 сентября ясно показал, что выход на эти сообщения незначительных сил не мог привести к каким-либо существенным результатам. И поэтому мне кажется, что и для 6-й французской армии район нижнего Урка имел более важное маневренное значение: в нем быстрее, чем в районе Нантейля, могли быть сосредоточены силы, необходимые для главного удара, и отсюда скорее и проще мог быть нанесен этот удар на Варед, Лизи и Монтрей, в обход левого фланга 1-й германской армии. Если принять во внимание, что эта атака была бы обеспечена с юга 8-й французской дивизией и 3-м английским корпусом, наступавшими вдоль южного берега Марны, то выход крупных французских сил на левый берег р. Урк значительно раньше создал бы для 1-й и 2-й германских армий ту угрозу, которая с вечера 8 сентября [94] привела к потрясению всего правого германского фланга. В сражении на р. Урк обе стороны придавали преувеличенное значение своему тактическому успеху на северном, открытом фланге, в ущерб другим, более широким оперативным интересам. Для предпринятого французами маневра на нижней Марне вовсе не важно было выиграть правый фланг Клука; для этого было важно вообще продвигаться к востоку по северному берегу Марны, потому что сущность этого маневра заключалась не в обходе правого фланга 1-й германской армии, а в угрозе правому флангу всего германского фронта. Возможность же выполнения этого с более решительными результатами вернее обеспечивалась ударом по левому флангу Клука, вразрез между двумя правофланговыми германскими армиями.

Я думаю, что отсутствием этих более смелых маневров в действиях обеих сторон и приходится объяснить малоподвижный и нерешительный характер пятидневных боев на р. Урк{317}. Несмотря на условия, весьма благоприятные для обоих противников в отношении организации маневра, эти бои приняли форму фронтального столкновения двух армий, из которых ни одна не могла приобрести каких-либо значительных преимуществ над другой, и главной причиной такого явления, несомненно, было то обстоятельство, что обе стороны искали решения на таком участке поля сражения, который в данной обстановке не имел решающего маневренного значения.

Сражение у Монмирайя

Сражением у Монмирайя обыкновенно называют бои, происходившие в районе верхнего течения Б. и М. Морэнов, западнее Сен-гондских болот. Мы видели, что вследствие передвижения 1-й германской армий на северный берег Марны 2-я армия была поставлена в этих боях в весьма неблагоприятное положение: прорыв, образовавшийся между этими армиями, давал возможность союзникам без особых усилий создать серьезную угрозу правому флангу войск ген. Бюлова, сильно ослабляя значение победоносного наступления его левофланговых корпусов южнее Сен-гондских болот. Особенно благоприятно сложилась в этом случае обстановка для англичан, почти не имевших перед собой противника и стоявших на кратчайшем пути к прорыву между германскими армиями. Но, несмотря на это, как медлительно и как вяло продвигались войска фельдм. Френча, не сумевшие использовать в полной мере этих исключительных обстоятельств, чтобы возможно раньше вклиниться в промежуток между армиями Клука и Бюлова! А это было не так уж трудно, потому что оборона германцами р. Марны, на участке между Шато-Тьери и Ла-Фэртэ-су-Жуар, оставляла желать многого: она велась, главным образом, конницей, которая в этот период войны вообще была слабо подготовлена к задачам подобного [95] рода, а затем войска, оборонявшие реку, не имели объединенного командования, и далеко не все мосты на реке были разрушены.

С 8 сентября не только для английской армии, но и для большей части 5-й французской представлялась возможность легко проникнуть в прорыв между 1-й и 2-й германскими армиями. Для союзников было важно отрезать 1-ю армию германцев от остального неприятельского фронта, но для этого, конечно, недостаточно было одних англичан; необходимо было расширить прорыв и направить в него более крупные силы. Этого возможно было достигнуть движением левого крыла 5-й французской армии в охват правого фланга Бюлова (примерно, в район Вьель-Мезон, Фонтенель), что вынудило бы 2-ю германскую армию не только откинуть этот фланг к северо-востоку, но, вероятно, и отойти в этом направлении всем участком своего фронта, находившимся западнее Сен-гондских болот.

Своевременное же выполнение такового могло бы привести союзников к весьма решительному успеху. До какой степени обстановка сложилась здесь благоприятно для них, явствует из того, что даже при столь медленном продвижении англичан и неискусном наступлении французов германцы все же оказались к 9 сентября в положении весьма опасном. В самом деле, 1-я германская армия, перебросив все свои силы на правый берег Марны и повернувшись фронтом к западу, убрала свой тыл из-под ударов 6-й французской армии, но вместе с тем подставила его под удары английской и 5-й французской армий и, кроме того, обнажила правый фланг соседней, 2-й германской, армии. Уже к полудню 9 сентября англичане, подойдя к Марне, оказались в тылу корпусов ген. Клука и угрожали охватом правому флангу армии ген. Бюлова.

Несмотря на успех, достигнутый левым флангом этой армии в районе Сен-гондских болот, невзирая на неискусные действия противника, вопреки 1-й армии, не просившей помощи и обходившейся своими собственными силами, Бюлов уже с 7 сентября мрачно оценивал обстановку на нижней Марне и не склонен был к проявлению упорства на своем правом крыле. После ухода 1-й армии за р. Урк, отделенный от нее пространством в 40 км и слабо связанный с главным командованием, он чувствовал себя, повидимому, покинутым, предоставленным самому себе, но все же ответственным и за безопасность правого германского фланга и за участь армии Клука, поддержать которую он считал себя, однако, не в силах. И поэтому совместное воздействие на его сознание этой тяжелой ответственности и этой грозной опасности вызывало в нем подавленность духа и ослабление воли к победе.

Как бы в соответствии с этим, и его внешние приемы управления боевыми действиями имели излишне нервный, беспорядочный и неустойчивый характер: часто переезжая с одного места на другое, он затруднял связь с командирами корпусов, а оставаясь подолгу вблизи боевых линий, слишком остро воспринимал впечатления от происходивших вокруг него боевых явлений; эта излишняя впечатлительность в свою очередь вызывала частую перемену [96] приказаний и перемещение резервов, не вынуждавшееся действительным положением дел на поле сражения.

Сражение у Фэр-Шампенуаз

Характерной особенностью боевых действий, развернувшихся в дни 6–9 сентября в районе Сен-гондских болот, является активность 9-й французской армии, настойчиво проводимая изо дня в день, несмотря на оборонительную задачу, указанную ей директивой главного командования от 4 сентября. Правда, это беспрерывное стремление войск ген. Фоша к наступательным действиям, эти смелые попытки продвинуться к северу, это бодрое настроение, побуждавшее их каждый день возобновлять свои атаки, не привели этих войск к благоприятному результату, и 9-я французская армия, как раненый зверь в клетке, металась из стороны в сторону за Сен-гондскими болотами, не будучи в силах вырваться за их пределы. Но следует ли из этого, что эта активность была не нужна и что было бы выгоднее для этой армии, оставаясь за болотами, лишь отбиваться от ударов врага? Можно ли упрекнуть ген. Фоша за эту будто бы бесплодную боевую деятельность его войск, требовавшую от них таких чрезвычайных напряжений и связанных с ними потерь?

Мне кажется, что только благодаря такой деятельной, активной обороне на фронте от Фэр-Шампенуаз до Шарлевиля этой армии удалось задержать продвижение германцев к р. Об и воспрепятствовать им расширить прорыв у Майи. Если бы французы ограничились пассивной обороной выходов из Сен-гондских болот или каких-нибудь местных рубежей в занимаемом ими районе, то, конечно, в первых же боях они были бы обойдены неприятелем с правого фланга и отброшены им к юго-западу.

В действиях германцев обращают на себя внимание согласованное наступление корпусов, принадлежавших к составу двух соседних армий, и объединение командования в той группе войск, которая шла восточнее Сен-гондских болот. Несмотря, однако, на такие условия, на операциях германцев в этом районе неблагоприятно отражалось пессимистическое, нервное настроение командующего 2-й армией, опасавшегося выпустить из своих рук два левофланговых корпуса 1-й армии и пытавшегося использовать их для поддержки своего центра и правого фланга. Это обстоятельство, в связи с разделении 3-й германской армии на две группы, действовавшие независимо одна от другой и, следовательно, отвлекавшие внимание командующего армией по двум направлениям, не могло, конечно, способствовать достижению германцами в этих боях решительных результатов. Не осталась без влияния на исход боевых действий в этом районе и несвоевременная остановка корпусов Гаузена на дневку 5 сентября при переправе через Марну. Если бы 3-я армия безостановочно преследовала противника (как это сделали 1-я и 2-я армии), то германцы могли бы на сутки раньше охватить правый фланг 9-й французской армии и занять в прорыве у Майи положение, угрожающее всему фронту союзников. [97]

Сражение у Витри-Ле-Франсуа

Сражение у Витри-ле-Франсуа, в ряду других сражений марнской операции, представляется наиболее бледным, лишенным ярких оперативных красок. Отчасти вследствие не вполне определенных задач, полученных здесь армиями обеих сторон, а частью ввиду некоторых местных условии (на западном фланге — р. Марна, на фронте — оборонительная линия рек Соль и Орнэн) бои в этом районе получили характер преимущественно упорных фронтальных столкновений. С подходом к правому флангу 4-й германской армии левофланговой группы Гаузена германцы намеревались выполнить на левом берегу Марны охватывающий маневр, но более значительные силы противника на этом берегу (особенно с прибытием сюда 21-го французского корпуса, подвезенного из Вогезов) помешали этому. Но и французам, несмотря на их численное превосходство, маневр в районе Эмбовиля не удался, главным образом вследствие позднего прибытия сюда 21-го корпуса и его медленного развертывания. Тем не менее это сражение сыграло весьма важную роль: наступление германцев было здесь остановлено.

Сражение в Аргонах

По сравнению с предыдущим сражением бои в Аргонах являются более разнообразными и поучительными, в особенности на стороне французов.

Боевые действия 3-й французской армии являются образцом активной обороны полевой армии, отпирающейся на крепость. Отступая под натиском превосходных сил противника, ген. Сарайль правильно оценил то значенне, которое могла иметь для исхода всей операции тесная связь между крепостью и полевой армией, а также их взаимодействие вне границ крепостного района. Результатом этого было его твердое решение не терять тактической связи с Верденом и во что бы то ни стало обеспечить эту крепость от обложения и осады. И даже в самые трудные минуты сражения, теснимый с фронта, обходимый с левого фланга и угрожаемый с тыла, он настойчиво стремится к поставленной себе цели. Следует отметить также искусное маневрирование войск ген. Сарайля: переброску конницы из одного района в другой, удар во фланг противнику из крепости на Виль-сюр-Кузанс и быстрое, своевременное использование резервов в боях на левом фланге. Только благодаря таким действиям французам удалось сохранить связь с Верденом и не допустить германцев пробиться к Бар-ле-Дюк и Сен-Дизье, а также форсировать Маас южнее крепости.

С другой стороны, действия 5-й германской армии далеко не достигали той быстроты и решительности, которые составляли характерную особенность боевой деятельности этой армии в предыдущие дни. Это может быть объяснено тем обстоятельством, что корпусам кронпринца германского пришлось наступать по местности, весьма трудной для движения и боевых действий значительных войсковых масс; кроме того, оставление на правом берегу Мааса двух корпусов и одной резервной дивизии значительно ослабило [98] эту армию{318}, тогда как продвижение правого фланга к югу, при необходимости поддерживать тесную связь с войсками, оставленными против крепости на правом берегу, сильно растягивало фронт этой армии, ослабляя ее наступательную силу. Тем не менее, как на своем правом фланге в районе Ревиньи, так и в центре, на обоих берегах р. Эр, германские войска не раз обнаруживали свою обычную подвижность и способность к маневрированию и нередко ставили французов в очень тяжелое положение.

Общая характеристика сражения на Марне

Итак, к вечеру 9 сентября победоносное, смелое и решительное наступление германцев, еще так недавно угрожавшее англофранцузским армиям тяжкими поражениями, неожиданно сменилось отступлением главной массы их войск. Большинство боев, из которых слагается это великое сражение, было выиграно германцами, и везде от Парижа до Вердена тактический успех по преимуществу сопровождал наступление германских войск. В самом деле, разве бои на р. Урк не остановили обходного движения 6-й французской армии, оказавшейся 9 сентября в тяжелом положении, с правым флангом, перешедшим к пассивной обороне, а левым — смятым и охваченным с трех сторон? Разве бои у Монмирайя дают примеры успешных тактических действий союзников против 1-й и 2-й германских армий, отходивших к северу и северо-востоку лишь вследствие необходимости совершить маневр или улучшить свое стратегическое положение? А успехи германцев в боях у Фэр-Шампенуаз, когда 9-я французская армия была охвачена с правого фланга, а центр англо-французского фронта был прорван, с угрозой расколоть союзников на две изолированные группы? Наконец, оттеснение левого фланга армии ген. Сарайля в окрестности Бар-ле-Дюк и угроза его тылу с правого берега Мааса, — разве это не свидетельствует о тактическом превосходстве германских войск в верденском районе? Менее ярки и менее решительны были успехи германцев против 4-й французской армии, но все же и здесь французы были отброшены и остановлены на левом берегу Марны.

Как же так случилось, что при этих повсеместных тактических успехах германских армий, в результате их пятидневных усилий, явилась эта крупная стратегическая неудача? Откуда появилась эта зловещая, мрачная тень опасности, которая так неожиданно легла между сторонами 9 сентября и перед которой победоносные германские армии вздрогнули, остановились и начали свое отступление?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, нам следует окинуть общим взглядом ту обстановку, из которой создалось относительное положение сторон на Марне.

Раньше всего необходимо признать, что германцы, несмотря на весь могучий порыв своего наступления и на все воодушевление своих отлично подготовленных в тактическом отношении войск, [99] подходили к Марне с силами, совершенно недостаточными для выполнения данных им задач. Быстрые марши с боями в течение продолжительного времени ослабили физические силы войск и привели к большим потерям, на пополнение которых в ближайшее время невозможно было рассчитывать. Эти соображения, конечно, не могли бы оказывать влияния на решения полководца, если бы в данном случае имелось в виду достигнуть решающей победы; в стремлении к столь важной цели все эти недочеты следовало оставить без внимания и потребовать от войск крайнего напряжения. Но в действительности имелась ли теперь, к началу марнской битвы, в виду такая победа? Директива германской главной квартиры от 4 сентября ясно указывает на то, что в основных оперативных предположениях германского главного командования не имелось даже и намека на возможность достижения такого крупного результата; даже при самой оптимистической оценке обстановки невозможно было представить себе в ближайшие дни такого положения, при котором германские армии могли бы нанести противнику уничтожающий удар. Обход левого неприятельского фланга был уже невозможен; две правофланговые армии получили оборонительную задачу и должны были повернуться фронтом на запад; остальные могли вести только фронтальное наступление, имевшее характер прорыва неприятельского центра, почему им приходилось рассчитывать на сильное сопротивление противника, для преодоления которого, а тем более для оперативного использования прорыва, они не были достаточно сильны. Наконец, этому наступлению не могли помочь две южные армии, стоявшие под стенами французских мозельских крепостей и сами нуждавшиеся в содействии своих соседей.

Казалось, вечером 4 сентября был последний психологический момент, когда германское главное командование могло бы принять решение прекратить это рискованное наступление, образовать резервы снятием войск с фронта или подвозом их с тыла и обратиться к выполнению нового плана, более соответствовавшего имевшимся у него силам и другим условиям стратегической обстановки. Однако, эта возможность не была использована, и директива от 4 сентября возвестила армиям об упрямой настойчивости главного командования в осуществлении, хотя бы в урезанном виде, своих прежних намерений. Но едва лишь эти распоряжения были сделаны, как тотчас же обнаружилось, вследствие начавшегося наступления неприятельских армий, что они уже невыполнимы. Ведь для того, чтобы 1-я и 2-я армии могли занять назначенное им новое положение, требовалось около четырех-пяти дней! Из этого видно, как плохо было ориентировано в обстановке германское главное командование, и как легко переходило оно вследствие этого от одной крайности к другой: до 5 сентября оно почти пренебрегало Парижем, а с этого дня уже переоценивало его значение, назначая для заслона против парижского укрепленного района более одной трети всех своих войск, преследовавших неприятельские армии, хотя оно должно было понимать, что крупные переброски [100] с востока на запад были сопряжены для французов с значительными затруднениями и требовали немало времени.

Таким образом, мы можем притти к заключению, что в начавшееся после полудня 5 сентября встречное сражение германцы вступили и с недостаточными силами и с неясными, частью уже утратившими реальное значение, оперативными намерениями. Естественно, что при таких условиях сражение на Марне не могло развиваться в благоприятном для них направлении. Решающим фактором в этом вопросе явился удар 6-й французской армии во фланг 1-й германской — удар, угрожавший сообщениям правофланговых германских армий и произведенный совершенно неожиданно, следовательно, вызывавший необходимость спешных, непредусмотренных передвижений и перегруппировок. Наиболее существенное значение этой фланговой атаки заключалось в расстройстве неприятельского марш-маневра, которое явилось неизбежным результатом мер, принятых германцами для противодействия этой атаке. Понятно, насколько были важны в такой обстановке единое управление всеми германскими армиями и их согласованные действия в русле одной оперативной идеи, в рамках одного оперативного плана. Не следует забывать, что в тот момент, когда грянул гром со стороны парижской крепости, германские армии не были готовы для отражения противника, в возможность которого даже плохо верили и в германской главной квартире и в штабах армий. Что же предприняло германское главное командование для того, чтобы поставить в этот момент свои армии в более благоприятные оперативные условия, как управляло оно их боевой деятельностью, в особенности в важнейшем районе операции, на нижней Марне?

Все германские источники согласно свидетельствуют о том, что в дни марнского сражения никакого общего управления германскими армиями не было и что германская главная квартира проявила в это время совершенно недопустимую бездеятельность в области оперативного руководства. С 5 по 8 сентября главное командование не отправило правофланговым армиям ни одного оперативного указания, но и сами эти армии не испрашивали таковых; с центром и левым флангом поддерживались сношения, но и здесь не было управления в настоящем значении этого слова. Единственное решение, принятое за это время германской главной квартирой, касалось переброски частей 7-й армии из Лотарингии в Бельгию, что указывало на желание прекратить решительные действия на верхнем Мозеле, для чего, впрочем, в эти дни не было дано никаких определенных указаний{319}. Главное командование воздерживалось от вмешательства в распоряжения командующих армиями, считая, что у него нет побудительных причин для этого, нет свободных сил для усиления того или другого участка фронта и что поэтому необходимо предоставить армиям полную свободу. Такой способ действий отчасти представлял собой отражение оперативных идей фельдм. Мольтке, который полагал, что [101] достаточно давать армиям общие директивы, не стесняя их деятельности определенными приказаниями. Однако, помимо различных новых стратегических факторов, появившихся с тех пор и нередко требовавших вмешательства главного командования в операции частных армий{320}, одни директивы не могли дать благоприятных результатов еще и потому, что предшествовавшие успехи переоценивались главным командованием, которое, в сущности говоря, имело неправильное представление об обстановке. Оно предполагало наступление противника лишь со стороны Парижа, между тем уже с 6 сентября 2-я армия сражалась на М. Морэне, а 3-я армия начала бои к востоку от Сен-гондских болот. Это должно было наводить на мысль о том, что неприятель действует более активно, чем думали до сих пор. Скудные донесения штабов армий давали бледное и часто неверное изображение положения на фронте, а главная квартира, несмотря на плохую связь с армиями, не использовала возможности упрочить ее путем командирования в штабы армий офицеров на автомобилях; ни 6-го, ни 7-го, ни до полудня 8 сентября ни один такой офицер не был отправлен. И лишь днем 8-го Мольтке решил, наконец, послать в армии со словесными инструкциями генерального штаба подполк. Хенча. Но в то время, повидимому, никому не пришла в голову мысль, что к армиям следовало бы поехать самому Мольтке.

Неудовлетворительная организация связи между главной квартирой и армиями влияла, конечно, неблагоприятно на управление последними. Телефоны применялись мало, потому что установка телефонных линий не поспевала за быстро продвигавшимися войсками; телефонами были связаны между собою и с главной квартирой только 4-я и 5-я армии; 3-я и 4-я армии связались между собой телефоном лишь 8-го, а 2-я с 3-й армией — лишь 9 сентября. Беспроволочный телеграф не удовлетворял имевшимся потребностям, так как требовал большой затраты времени на передачу и прием шифрованных телеграмм. При таких условиях значительное удаление главной квартиры от штабов армий лишало главное командование возможности в нужную минуту оказывать воздействие на решения германских генералов{321}, а отсутствие группового командования армиями приводило часто к несогласованным действиям войск, сражавшихся рядом, хотя трудно представить себе обстановку, когда объединение трех правофланговых армий в оперативную группу являлось бы более полезным {322}. [102]

В противоположность союзному главному командованию, германское не обратилось к своим армиям в дни сражения на Марне с каким-нибудь приказом или воззванием, в котором было бы указано на решающее значение момента и в бодрых словах которого заключался бы призыв к крайнему напряжению всех своих сил для достижения победы. Правда, германцы находились в этом отношении в менее благоприятных условиях, чем их противник, начавший наступление в заранее избранный им момент и на всем своем фронте одновременно; 5 и 6 сентября германское главное командование все еще считало, что его армии преследуют неприятеля и что те бои, которые постепенно разгорались то в одном, то в другом месте, являются лишь эпизодами продолжающейся операции. И хотя утром 7-го уже было ясно, что началась новая операция, таившая в себе и новые возможности и новые неожиданные опасности, но в это время настроение в германской главной квартире уже было таково, что обращение к армиям с широковещательными приказами представлялось неуместным.

С 8 сентября, ввиду напряженного состояния на правом германском фланге, ген. Мольтке сосредоточивает свое внимание на переброске войск из Лотарингии как к правому флангу, так и для действий на правом берегу Мааса в верденском районе. Это было признано необходимым, между прочим, и потому, что наступление 6-й армии, вопреки ожиданиям, не приковало на своем участке крупных неприятельских сил, а медленное продвижение 4-й и 5-й армий не давало надежды на скорое их содействие прорыву баварских корпусов на Мозеле. В течение ночи с 8 на 9 сентября в главную квартиру не поступило никаких донесений из двух правофланговых армий, что усилило беспокойство Мольтке. Но наиболее тяжелые переживания выпали на его долю 9 сентября: из кратких утренних сведений, полученных с правого фланга, было видно, что там решения еще нет и что его надеются достигнуть сегодня; однако, в течение дня прибывают тревожные сведения об отходе за Марну 1-го кав. корпуса, а затем из перехваченной радиограммы ген. Бюлова ген. Рихтгофену становится известно о приближении нескольких неприятельских колонн к Марне. Мольтке совершенно подавлен; он приходит к заключению, что необходимо отойти не только одному правому флангу, но и всем армиям, и — странное совпадение! — он докладывает об этом императору Вильгельму в то именно время, когда подполк. Хенч побуждает командование 1-й армии к отступлению! Тем не менее, после продолжительного обсуждения этого вопроса признано возможным подождать дальнейших сведений с правого фланга. А зловещие призраки неприятельских выступлений, одно опаснее другого, появлялись то в одном, то в другом месте театра военных действий, как будто бы судьба желала испытать душевные силы полководца [103] или окончательно сломить их: были получены сведения о новых высадках английских войск в Бельгии, что привело к решению оставить там 9-й рез. корпус и отправить к Сен-Кентену только 7-й резервный и 15-й корпуса; затем возникла опасность неприятельского прорыва на правом берегу Мааса между Верденом и Мецем, побудившая ген. Мольтке отдать приказ о прекращении атаки маасских фортов, о передвижении части сил 6-й армии к Мецу и о расположении для обороны к юго-западу от этой крепости 1-го баварского корпуса, прибывшего из Лотарингии проездом в Бельгию. Но вот в 4 часа дня приходят хорошие, утешительные известия: загиб левого фланга 1-й армии и отход правого фланга 2-й армии к Дорману как будто бы улучшают положение в разрыве между этими армиями, а на других участках фронта идет успешное наступление. Мольтке успокаивается, решение отходить всеми армиями откладывается в сторону; теперь можно ждать, потому что несомненно победит тот, кто выдержит это душевное напряжение, кто претерпит эти критические минуты. В 9-м часу вечера Мольтке передает в армии приказ об общем наступлении на следующий день: 1-я армия, покинув берега р. Урк, должна стать уступом за правым флангом 2-й армии; 3-я, 4-я и 5-я армии должны продолжать наступление к югу. причем 3-я армия во всяком случае должна оставаться южнее Шалона. Но эти распоряжения уже сильно запоздали; события, происшедшие в армиях в течение второй половины дня, уже создали положение, не соответствовавшее этим намерениям, и, как увидим впоследствии, это общее наступление не получило осуществления.

Изучая боевые действия германских войск в этом сражении и оперативное руководство ими со стороны германского командования, приходишь к заключению, что непосредственные исполнители боевых задач, подверженные воздействию наиболее тяжелых боевых впечатлений, проявляли бодрость духа, активность и настойчивость; от мелких войсковых соединений до корпусов включительно, т. е. в рамках тактической деятельности, они неизменно сохраняли эти качества. Но уже в области армейского командования начинались колебания и обнаруживалось недоверие к своим силам, а главная квартира уже с утра 7 сентября являла собой печальную картину растерянности и душевного угнетения. Чем выше по ступеням строевого командования, тем меньше были упругость воли и сила духа и тем слабее и неустойчивее было управление войсками. Было ясно, что во главе армий нет того талантливого полководца, который мог бы своим орлиным взором пронизать окружавший его туман тревожных сведений и панических донесений и в сложном сочетании частных успехов и частных неудач наметить путь к решительной победе. Какое, в самом деле, отличное орудие для ведения войны держало в своих руках германское главное командование и как плохо использовало оно его в этих знаменательных боях на обоих берегах Марны!

Теперь перейдем к рассмотрению вопроса о командировке подполк. Хенча 8–10 сентября; он имеет настолько важное, принципиальное [104] значение, особенно в связи с неудачным для германцев исходом марнского сражения, что на нем следует остановиться на некоторое время. Этот вопрос вызвал очень много разнообразных и противоречивых суждений и толков в германской и французской военной литературе, но в настоящее время уже может считаться выясненным с достаточной определенностью{323}. О миссии Хенча существует целая литература.

На совещании у Мольтке 8 сентября Хенчу было дано словесное поручение указать Клуку и Бюлову направление для отхода их армий (внутренними флангами на Фим), в случае если бы этот отход уже начался, но никаких полномочий для отвода армий к северу он не получил, тем более что в этом совещании ничего не говорилось о желательности такого отступления; наоборот, высказывались мнения, что его не следует допускать{324}. Командировка Хенча со словесным поручением величайшей оперативной важности навсегда останется в военной истории поучительным примером того, как не следует поступать в случаях, подобных этому; если полевые уставы всех армий требуют передавать всякое, сколько-нибудь важное, боевое приказание не иначе, как письменно, а иногда в двух-трех экземплярах, различными путями и с проверкой, то как возможно было отнестись так небрежно к столь значительному поручению, в зависимости от которого могла принять то или иное направление операция такого грандиозного масштаба, как сражение на Марне?

Несомненно, это — крупный промах со стороны главного командования, но ведь и сам Хенч в этом случае не может быть оставлен без упрека, потому что ввиду особого характера данного ему поручения он должен был, хотя бы из сознания возлагаемой на него ответственности, потребовать письменной инструкции. Находясь во главе разведывательного отделения германской главной квартиры и отличаясь вообще пессимистическим настроением, Хенч всегда переоценивал значение сведений о неприятеле. Очевидцы свидетельствуют, что в данном случае соответственно своему пессимизму он воспринял слова Мольтке несколько иначе, чем последний хотел, чтобы они были восприняты, и приспособил их к своему пониманию обстановки, видоизменив их смысл{325}. Во 2-й армии хотя он и не отдавал приказания об отступлении, но и не возражал против этого, не сказав ни одного слова о необходимости оставаться на месте; поэтому он поступил здесь не в духе намерений и указаний главной квартиры. Кроме того, он не послал главному командованию донесения о своих действиях, хотя имел возможность установить с ним связь при помощи состоявших при нем двух офицеров.

Так разыгрался этот последний эпизод боевой драмы на Марне, выдвинувший на передний план одного из второстепенных исполнителей, [105] неожиданно ставшего в центре всеобщего внимания и еще до сегодняшнего дня возбуждающего своими действиями споры среди исследователей этих событий{326}.

Итак, мы приходим к заключению, что 9 сентября германское главное командование как будто не имело в виду уводить своих армий с Марны; оно не отдавало для этого соответствующих приказаний. Но в какой же мере это отступление явилось необходимым и возможно ли было избежать его соответственно объективным условиям обстановки)?

Подводя итоги боевым действиям 7 сентября, мы видели, что первым этапом на пути к созданию того тяжелого положения, в котором оказались 9 сентября обе правофланговые германские армии, явился разрыв между ними вследствие переброски Клуком всех своих корпусов на северный берег Марны. Устранить это неблагоприятное для германцев обстоятельство если и возможно было, то лишь одному главному командованию, например переброской одного-двух корпусов из состава 4-й армии, откуда они могли быть взяты без особого ущерба для наступления в районе Витри-ле-Франсуа. Однако, этому препятствовала слабая осведомленность главного командования в обстановке на фронте. Поэтому искать выход из создавшегося положения приходилось самим командующим армиями, а так как опасность, угрожавшая германцам от проникновения крупных неприятельских сил в промежуток между армиями, была ближе и яснее видна Бюлову, то ему первому пришлось стать перед решением этого вопроса.

Решение Бюлова отступить явилось тем фактором, который дал последующее направление всему этому сражению. Это обстоятельство, между прочим, указывает на то. что решительным районом последнего, так сказать, его оперативным ключом был район Монмирайя. Здесь в течение 9 сентября решался вопрос: кто выдержит — 2-я ли германская армия, правый фланг которой находился [106] под угрозой охвата, или 5-я французская, поставленная в опасное положение неудачей войск ген. Фоша к югу от Сен-гондских болот? Но могла ли 2-я германская армия выдержать здесь продолжительное время? Имела ли она какие-либо шансы восторжествовать над противником, даже если бы обнаружила свою готовность претерпеть до конца? Что могло остановить продвижение союзников в разрыв между германскими армиями? Появление в этом районе новых германских сил или атака неприятеля войсками 1-й германской армии? Но и то и другое в ближайшие дни было невыполнимо, потому что никаких резервов в распоряжении главного командования в то время не было, а Клук мог бы броситься на англичан лишь в том случае, если бы он нанес 6-й французской армии решительное поражение, чего, конечно, ни 9-го, ни, вероятно, 10 сентября он достигнуть не мог{327}. Между тем, союзники, стоявшие уже о полудня 9 сентября на Марне, могли в течение этого времени совершенно разобщить одну от другой обе правофланговые германские армии.

Следовательно, мы приходим к заключению, что объективные условия обстановки приводили к необходимости рано или поздно отвести обе германские армии к северу. А потому в этом отношении действия Хенча не имели того решающего значения, которое пытаются им придать германские авторы. И 1-й и 2-й германским армиям пришлось бы отойти, если не 9-го, то во всяком случае на следующий день. Тем не менее, положение, создавшееся здесь для германцев, было одним из тех, разрешить которое мог и должен был лишь сам главнокомандующий, лично он, на свою ответственность, без предоставления этого рокового решения инициативе командующих армиями, а тем более инициативе других, менее ответственных лиц. А потому и Бюлов и Клук должны были начать отход лишь под давлением неминуемой опасности. Что же касается вопроса, как следовало им отнестись к распоряжениям Хенча, то в этом случае необходимо было, имея в виду чрезвычайную важность этих последних, раньше чем принимать их к исполнению, принять меры к тому, чтобы убедиться, отвечают ли они намерениям главного командования{328}.

В западноевропейской литературе часто встречаются указания на то, что взгляды обоих командующих правофланговыми германскими армиями на обстановку на нижней Марне были различны и что это обстоятельство затрудняло согласование действий их войск и не давало возможности найти правильный выход из создавшегося положения. Действительно, из описания предыдущих операций мы видели, что Клук и Бюлов во многом представляли собой противоположности и часто действовали несогласованно. Но замечательно, что в то именно время, когда это разногласие, [107] может быть, могло бы внести струю оптимизма и волевого напряжения, Клук ни единым словом, ни единым действием не пошел наперекор Хенчу и Бюлову.

Ген. Куль в своей книге «Der Marnefeldzug 1914» спрашивает: мог ли Клук не исполнить приказания об отступлении, объявленного Хенчем от имени главного командования? И отвечает, что Клук не задумался бы над таким решением, если бы оно не являлось уже бесполезным, потому что 2-я армия уже отошла, а при той слабой связи, которая существовала между армиями, не было возможности ни удержать ее, ни вернуть на прежнее место. Следовательно, по мнению Куля, дело было решено в Монморе, а в Марей приходилось лишь принять это решение к исполнению. Однако, как я уже упоминал раньше, сведения, имеющиеся у нас о характере ген. Клука, не располагают доверять такому мнению, изображающему командующего 1-й германской армией излишне смиренным по отношению к своему постоянному антагонисту ген. Бюлову и излишне уступчивым к требованиям представителя ставки, к которому во всякое другое время (как вообще к любому посланцу главной квартиры) он готов был отнестись с пренебрежением и высокомерием{329}. Вернее будет заключить, что Клук не выдержал трудностей сложившейся обстановки и с поколебленной верой в успех наступления своего правого фланга, подавленный сознанием той ответственности, которую возложили бы на него за возможную катастрофу с его армией, уставший и физически и морально, использовал этот момент и прикрылся решением Бюлова, как удобным и прочным щитом, от будущих упреков и обвинений.

Разбирая выше вопрос о происхождении и возможной ликвидации разрыва между 1-й и 2-й германскими армиями, я указал на отсутствие у германцев свободных резервов{330}. Конечно, может быть, совершенно иначе сложилась бы для германцев обстановка, если бы в этих условиях у них нашлись свободные силы, которые возможно было бы бросить или на поддержку Клука с целью разгромить армию Монури и загнать ее за линию парижских фортов, или в промежуток между войсками Клука и Бюлова, или, наконец, против неприятельского центра, в прорыв в районе Фэр-Шампенуаз. Обыкновенно при обсуждении этого вопроса неудачу германцев объясняют отвлечением двух корпусов на восточный фронт. Несомненно, это ослабление сил имело некоторое значение, [108] но в большинстве случаев оно сильно преувеличивается: как известно, незадолго до этого сражения от главных операций на западном фронте были отвлечены не только эти два корпуса, но еще и четыре других, поэтому сущность дела заключается в том, что германцы в этом сражений вообще не обладали численным превосходством, которое дало бы им возможность сосредоточить на важнейшем направлении силы, необходимые для достижения решительной победы.

В заключение своих суждений о действиях германцев в марнском сражении мне хотелось бы дать читателю общую, по возможности краткую и отчетливую формулировку тех причин, которые привели германские армии после возбуждавшего в Европе удивление и ужас похода через Бельгию и северные департаменты Франции к отступлению с Марны.

Большинство германских военных писателей склоняется к тому мнению, что неудача германских армий в сражении на Марне должна быть объяснена, главным образом, роковым стечением различных неблагоприятных обстоятельств. Германские войска, говорят они, не были побеждены; всегда и везде в своих боевых предприятиях они пользовались успехом и отошли с полей этого сражения не под натиском противника, а по приказанию своего командования. Но в эти дни целый ряд испытанных военачальников не оказался на высоте положения, а необычное скопление ошибок и недоразумений привело к задержкам и трениям в оперативном управлении армиями, почему все гигантские усилия германских войск, все достигнутые ими успехи и все достоинства германского наступательного плана не дали никаких положительных результатов. Это объяснение обладает, однако, двумя недостатками: оно придает излишне большое значение в боевой деятельности германских армий случайным явлениям, и оно совершенно пренебрегает противником, его оперативным планом, его волей, его воздействием на германское командование и войска.

Другие авторы объясняют эту неудачу уклонением германского генерального штаба от требований шлиффеновското плана, т. е. организацией наступательного марш-маневра к Марне не в духе идей Шлиффена. Но при всех блестящих качествах плана, составленного последним, все же ни в каком случае нельзя считать этот план единственным, при котором победа германцев была возможна, а тем более таким, который обязательно обеспечивал им эту победу.

Мне кажется, что главной причиной германского поражения на Марне является значительное материальное ослабление германских армий по мере их продвижения в глубь неприятельской территории и наряду с этим постепенное ухудшение их стратегического положения. Противник материально не ослабевая, а усиливался и, пользуясь своей железнодорожной сетью, крепостями и оборонительными линиями, с каждым днем создавал для себя все более и более выгодную обстановку для противодействия неприятельскому маневру. Отказ германцев от широкого обходного движения, вызванный и недостатком сил и соблазном возможно скорее [109] довершить разгром левофланговой группы союзников, придал решающее маневренное значение парижскому району. А неожиданное для германцев воздействие воли противника, произведенное в весьма решительной форме в боях на р. Урк и при обстановке, неблагоприятной для германского правого фланга, повлекло за собой всю эту цепь событий, которая так опутывала боевую деятельность германских армий в дни 6–9 сентября и так стесняла их оперативную свободу. Назначение двум правофланговым армиям оборонительной задачи к стороне Парижа, переброска корпусов Клука с Б. Морэна к р. Урк, разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями, угроза правому флангу Бюлова, движение противника в тыл армии Клука и, наконец, отступление 2-й армии — вот роковые для германцев звенья этой цени, прочно связанные друг с другом. После того как директива от 4 сентября окончательно похоронила широкий обходный маневр, что оставалось делать германским армиям для достижения поставленных себе целей, если все-таки было решено продолжать преследование противника? Оставалось ограниченное фронтальное наступление в центре и на левом фланге, наступление безнадежное, наступление заурядное, бесконечно далекое по своему идейному содержанию от горделивых замыслов окружить и уничтожить всю живую силу врага. А этот враг уже наступал на всем фронте от Вердена до Парижа, в окрестностях которого происходило теперь что-то необыкновенное, непредусмотренное ни планом Шлиффена, ни планом Мольтке и слишком поздно разгаданное германским главным командованием.

Переходя теперь к боевой деятельности союзников, мы прежде всего должны ответить на вопрос: был ли у союзников какой-либо наступательный план с заранее намеченным маневром?

Этот вопрос до сих пор вызывает в европейской военной литературе резкое разногласие. Германцы вообще отрицают наличность у своего противника маневренного плана и склонны объяснять все оперативные преимущества, оказавшиеся на стороне союзников, случайным стечением обстоятельств. Все наступление союзников свелось, по их мнению, к фронтальному натиску, который не мог привести к решительному результату.

Между тем, мы видели, что все распоряжения французской главной квартиры после пограничного сражения и боевая деятельность французского левого фланга на Сомме и верхней Уазе определенно указывают на желание главного командования нанести германцам главный удар на их правом фланге, с охватом этого фланга особой, для этой цели предназначенной, группой войск. Ввиду этого совершенно невозможно отрицать у союзников определенного плана боевых действий на Марне; концентрическое наступление их трех левофланговых армий, движение 6-й французской армии в тыл противнику и оборонительная задача, данная центру. — все это явления, в достаточной мере выявляющие характер того широкого маневра, который был выполнен союзниками при содействии своих крепостей на флангах.

Директива Жоффра от 4 сентября ни в каком случае не может рассматриваться как оперативный документ случайного происхождения, [110] потому что она слишком ярко отражает в себе стратегический замысел, одушевлявший собой целый ряд боевых действий французских армий в течение предшествовавших дней. Этот замысел оказался настолько жизненным и плодотворным, что, несмотря на неудачные попытки осуществить его во время отступления союзных армий от бельгийской границы, а затем невзирая на все ошибки исполнителей в боях на Марне, он проявил свое решающее влияние на всем ходе этой сложной операции. Вопреки всем тактическим неудачам союзников, все же к концу сражения стратегическое положение их левого фланга оказалось настолько выгодным, а положение германцев настолько опасным, что последним пришлось пожертвовать всеми плодами победоносных боев и уступить поле сражения противнику.

Неправильное представление о французском маневре на Марне, как о случайном явлении, в значительной степени зависит от преувеличенного значения, придаваемого участию в этом сражении ген. Галлиени. Заслуги последнего действительно велики: он уловил тот момент, когда следовало начать наступление со стороны Парижа; он настоял на том, чтобы этот удар был произведен не по южному, а по северному берегу Марны, и, наконец, он содействовал различными мерами выполнению этого маневра. Но все это выполнялось в рамках общего замысла всей операции и само по себе не имело бы большого оперативного значения, если бы вся совокупность боевых действий союзников не определялась единой идеей общего наступательного плана. Поэтому, мне кажется, нельзя и сравнивать между собою тех ролей, которые сыграли в этой операции Жоффр и Галлиени: первому принадлежит обширный замысел широкого и длительного значения, а также решение провести его в жизнь, второму — исполнение одного из оперативных звеньев этого замысла, правда, одното из важнейших, во все же такого, который является лишь частным эпизодом этой сложной борьбы{331}.

Французские исследователи этих событий часто называют победу союзников в этом сражении чудом. И в самом деле, эти удивительные боевые явления, развернувшиеся в дни 6–9 сентября на берегах Марны, кажутся на первый взгляд чудесными. Эта неожиданная для германцев остановка англо-французских армий; этот внезапный их переход в наступление, во многих местах полное порыва и решительности; эта как будто бы из-под земли появившаяся новая армия, занявшая такое угрожающее положение по отношению к противнику; наконец, эта витавшая над необъятным полем сражения, воодушевлявшая одну сторону и подавлявшая другую гениальная идея флангового маневра на нижней Марне. [111]

Да, это было действительно чудо, чудо гениального замысла, чудо вдохновенной отваги в решительную минуту, одно из чудес, которыми обыкновенно отмечены в военной истории человечества великие победы и великие поражения. И все эти необыкновенные условия, в которых началась, велась и завершилась эта битва на Марне, это сложное сочетание неожиданностей, резких перемен в стратегическом положении, несбывшихся расчетов и разочарований, с одной стороны, чудесного осуществления надежд, с другой, — все это убеждает нас в том огромном значении, которое имеет в боевых предприятиях удачный оперативный замысел.

Велики ли были для союзников результаты их победы на Марне? Германские авторы, производя оценку боевых действий обеих сторон, всячески стараются умалить значение французской победы, указывая на то, что германские армии отошли лишь на незначительное расстояние и на новых позициях очень скоро остановили продвижение союзников. Конечно, как мы увидим из дальнейшего изложения, союзные армии отвоевали этой победой у противника небольшую площадь французской территории и вообще достигли незначительных материальных результатов, потому что отличная боевая подготовка германских войск и искусное тактическое управление ими спасли германцев от тех тяжких последствий, которые обыкновенно бывают уделом войск, понесших подобную неудачу. Тем не менее, значение марнской победы весьма велико.

Эта победа должна измеряться не материальными результатами, не добытыми ею трофеями и не пространством захваченной победителем территории, а теми моральными последствиями, которые она повлекла за собой. И в этом отношении сражение на Марне является одним из важнейших боевых актов этой войны, поворотным пунктом в ходе военных операций, обозначающим собой перелом в психологии французских армий. Важно не то, сколько пленных и сколько орудий взяли в этом сражении французы и на сколько именно километров они отбросили противника. Важно то, что они вообще отбросили этого врага, что отступали уже не они, а германцы; важнее же всего было то, что французская победа разрушила легенду о непобедимости германцев, что этот враг, который уже столько лет представлялся Франции несокрушимым, который своим победным высокомерием так болезненно давил на психологию нескольких поколений, этот враг отдал теперь поле сражения союзным армиям, он отступил, он признал себя побежденным. Успех англо-французского оружия на Марне произвел резкую перемену в настроении французских войск, в их отношении к вопросам наступления и обороны, в общем характере французской боевой доктрины. Он как бы смыл с нее значительную долю робости, осторожности и пассивности, накоплявшихся на ней в течение почти полувека, прожитого Францией и ее армией под гнетущим впечатлением неудач и унижений 1870–1871 гг. и в постоянном страхе повторения таких бедствий.

На боевых полях Марны под торжествующий грохот своих батарей Франция освободилась от гипноза германской непобедимости, вновь обрела веру в свои силы, в доблесть своей армии, в свой [112] военный гений, внезапно блеснувший так ярко на фоне мрачных событий, предшествовавших этому сражению, подобно солнечному лучу, проглянувшему из-за туч.

Вот в чем заключается сущность марнской победы и вот с какой именно точки зрения и следует оценивать этот стратегический успех союзных армий. И каков бы ни был дальнейший ход этой борьбы на западе Европы, уже ничто не могло вернуть французскую армию к ее прежней психологии, к ее до-марнским нерешительным настроениям, столь сковывавшим ее оперативную деятельность в течение первого месяца войны. А генералиссимус Жоффр, виновник этих чудесных событий и их великих последствий, искупил здесь в полной мере «все свои ошибки, совершенные им как при стратегическом развертывании англо-французских армий, так и в боевых действиях на бельгийской границе. Франция, конечно, не забыла и не могла забыть этих поражений, но она уже благословляла имя того полководца, который впервые за полстолетия уныния и робости дал ей право гордо взглянуть на врага, дал ей возможность вкусить сладость победы. [113]