Операции Черноморского флота против Угольного района
Угольный район и его значение как объекта операции
Тщательное ознакомление с материалами, заключающими в себе соображения о вероятных военных действиях на Черном море, приводит к определенному заключению, что за весь период подготовки к мировой войне на этом театре оперативная часть штаба Черноморского флота не считала Зунгулдак и прилегающий к нему Угольный район объектом операций Черноморского флота.
Как и по отношению к большинству других объектов, значение которых не было достаточно оценено в условиях предстоящей борьбы на море и против берега (Лазистан, порты румелийского берега), флот оказался оперативно и технически не подготовленным к этим операциям, этим, в основном, приходится объяснить то, что поставленные цели не были достигнуты.
Угольный район анатолийского побережья, включавший в себя Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли, Парфени и другие пункты, издавна снабжал Константинополь и прилегающие к нему местности углем. Сам по себе невысокого качества, уголь этот не мог, конечно, соперничать с английским углем в деле широкого снабжения судов и промышленности, но, в случае блокады проливов и исчерпания сделанных запасов иностранного угля, он вполне мог быть применен для тех или других целей. Другого угля, столь удобно расположенного для доставки, Турция не имела. Это обстоятельство определяло экономическое [38] значение указанного Угольного района, которое усиливалось еще и тем, что при недостаточности в ближайших к Константинополю районах древесного топлива (лесов) зунгулдакский уголь был предметом широкого потребления населения. Не имея его, население неминуемо обрекалось на значительные лишения, и, таким образом, к экономическому фактору присоединялся моральный, что, по примерам из истории Турции, и в частности Константинополя, могло привести (в условиях блокады вообще) к серьезным последствиям.
При отсутствии в этой части Анатолии не только железных, но и удобных для транспорта угля шоссейных дорог, обеспечивающих сообщение с Константинополем, единственным путем доставки угля был морокой. Таким образом, всякая конъюнктура войны России с Турцией, а в особенности в союзе с Англией и Францией, блокирующими своим флотом Дарданеллы, неминуемо должна была включить в число мероприятий, ослабляющих противника, и удар по Угольному району, что последующим ходом событий русское командование вынуждено было осуществить.
Поводом к началу операций против Угольного района послужила просьба союзного морского командования, действовавшего против Дарданелл, прекратить подвоз угля в Константинополь и тем вызвать угольный голод. Просьба эта, переданная через министерство иностранных дел и вызвавшая директиву ставки от 1 ноября 1914 г., положила начало длительной серии «зунгулдакских» операций и блокады Угольного района, продолжавшихся на черноморском театре с различной интенсивностью почти до конца войны. Всего в течение 1914, 1915, 1916 гг. и до Февральской революции Черноморским флотом было выполнено: 5 бомбардировок Зунгулдака и угольных пунктов большими судами, более 20 бомбардировок миноносцами и мелкими судами, 1 попытка закупорить Зунгулдакскую гавань затоплением пароходов, несколько операций бомбардировок с воздуха и, наконец, бесчисленное множество поисков для уничтожения подвоза угля на транспортах, парусниках и баржах, выполнявшихся миноносцами, подводными лодками и вспомогательными судами, несшими службу по блокаде. [39]
Временами, занятый другими операциями, Черноморский флот ослаблял свое внимание к Зунгулдаку и прерывал действия против него. Это немедленно усиливало вывоз угля и сейчас же вызывало напоминание со стороны союзников о недостижении цели. В этом отношении ни в период перед войной, ни в те три месяца, которые Черноморский флот имел в виде отсрочки, не было сделано ничего решительного и определенного для установления связи с операциями союзников, действовавших на средиземноморском театре. Не было установлено ничего и в последующие периоды войны.
Иронией звучат, например, после всех бомбардировок и массового уничтожения транспортных средств Турции, когда командование доносило о достижении полного прекращения подвоза угля, новые просьбы союзников из Архипелага об «усилении» активности в деле прекращения доставки угля в Константинополь. Как устанавливают документы, последняя просьба об этом относится к 24 сентября 1916 г., т. е. уже в командование Колчака, в самый разгар усиленных операций по заминированию Босфора, предпринятых с целью прекратить всякий выход каких бы то ни было судов из Босфора.
Подобные «напоминания», естественно, возвращали внимание командования к Угольному району, и оно снова принимало одну из обычных форм воздействия на противника. Такие спорадические вспышки мы видим на всем протяжении империалистической войны.
Чем вызывалась такая длительная неудача в достижении цели: почему ни одна из принятых мер и все они в совокупности не привели к решению?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть сущность всех предпринятых в этом направлении операций, разобрав наиболее типичные из них. По методам использования боевых средств это были — бомбардировки, налеты с воздуха, закупорка гавани и, наконец, блокада.
Бомбардировка Зунгулдака 6 ноября 1914 г.
Первая бомбардировка Зунгулдака, положившая начало длительному ряду операций против Угольного района, выполнявшихся в течение всей войны, была [40] произведена 6 ноября 1914 г., через восемь дней после начала войны на Черном море, во второй поход Черноморского флота к берегам Турции.
Этот поход, продолжавшийся с 4 по 7 ноября, имел своей целью выполнение двух задач: постановку минного заграждения с миноносцев у Босфора и бомбардировку Зунгулдака.
Для выполнения первой задачи были предназначены четыре новых, только что вошедших в строй, нефтяных миноносца — Дерзкий, Гневный, Пронзительный и Беспокойный, которые должны были, приняв полный запас мин (по 60 на миноносец), выйти вместе с флотом и на пути, отделившись к Босфору, поставить здесь, в ночь на 6 ноября, минное заграждение против выхода, в 12 милях от берега. В случае встречи, с сильнейшим неприятелем, миноносцы должны были отойти под прикрытие флота, находившегося в море. Цель операции — постановка мин на вероятных путях неприятеля.
Операция эта была выполнена в назначенное время, но, ввиду неточности счисления и отсутствия промера, мины были поставлены на больших глубинах, и многие из них, будучи под действием давления воды, взорвались. За время постановки на миноносцах было насчитано свыше 50 взрывов; вообще нужно считать, что поставленное заграждение было в большей своей части уничтожено в момент постановки{27}.
Операция бомбардировки
Вторая задача похода — бомбардировка Зунгулдака — протекала при следующих обстоятельствах.
Выйдя 4 ноября из Севастополя, флот, в составе дивизии линейных кораблей (Евстафий, Иоанн Златоуст, Пантелеймон, Три Святителя и Ростислав), крейсеров (Катул, Память Меркурия и Алмаз) и минной дивизии в составе 9 миноносцев, направился сперва к румелийским берегам, [41] откуда спустился к Босфору с целью прикрыть операцию постановки. По ее выполнении флот лег курсом на Зунгулдак с расчетом подойти к Угольному району с рассветом 6 ноября.
5 ноября на пути к Зунгулдаку командующий флотом, подозвав к себе миноносец Кап.-лейт. Баранов, приказал ему передать на Ростислав и Кагул следующее приказание:
«Завтра будете обстреливать Зунгулдак, там уничтожить краны для погрузки угля на молу, на малой пристани, землечерпалки и ремонтные мастерские. Ростиславу разрешается выпустить не более 60 253-мм снарядов и 80 152-мм снарядов. Продолжать стрельбу не более получаса, ходить не ближе 200 м глубин»{28}.
В 7 ч. 30 м., с подходом флота на видимость берегов, Ростислав и Кагул, по сигналу командующего флотом, отделились и направились к Зунгулдаку в сопровождении 6 миноносцев 4-го и 5-го дивизионов для охраны.
Никаких точных сведений о расположении зунгулдакских угольных сооружений не было. Единственным лицом на флоте, бывавшим в Зунгулдаке и имевшим о нем сведения, был лейт. Туманов, плававший на миноносце Кап.-лейт. Баранов {29}. Его и было решено использовать в качестве руководителя при обстреле порта. Уже на походе, утром 5 ноября, с флагманского корабля по семафору был сделан Туманову запрос, «может ли он указать с моря ремонтные мастерские Зунгулдака». На утвердительный ответ штаб запросил: «Какие сооружения удобнее всего уничтожить?» Получив ответ: «Приспособления для погрузки угля и, если будут видны с моря, ремонтные мастерские железной дороги», штаб уведомил Туманова, что «предполагается Ростиславом и Кагулом уничтожить два крана на большом молу, отдельный элеватор на малой пристани, землечерпалку и ремонтные мастерские. Вы перейдете на Ростислав. Нужно ли вам передать план порта?» Туманов ответил, что план желателен. Таким образом, видно, что какой-либо специальной подготовки и предварительной разведки перед операцией произведено не было. Д. № 7011. [43]
Погода, бывшая с утра слегка пасмурной, к моменту начала бомбардировки испортилась: пошел дождь, и мгла затянула берег, сильно затруднив наводку.
В 8 ч. 20 м., подойдя на дистанцию в 75 кабельтовых, Ростислав, имея в кильватере Кагул, начал бомбардировку указанных целей из 253-мм башенных орудий. Из-за дождя и мглы точного места падения снарядов не было видно; поэтому командир ограничился огнем лишь одного 253-мм калибра, постепенно сократив расстояние до 59 кабельтовых. За полчаса стрельбы было выпущено 26 снарядов, причем было наблюдено несколько пожаров на берегу. Однако, точных результатов обстрела установить не удалось. В 8 ч. 50 м. стрельба была окончена, и Ростислав пошел на соединение с флотом.
Во время стрельбы Ростислава Кагул огня не открывал, так как с этой дистанции огонь 152-мм калибра был бы недействителен. Когда стрельба корабля была окончена, Кагул в сопровождении миноносцев приблизился к берегу на 50 кабельтовых и занял позицию на NW 22° от маяка. Однако, к 9 час. мгла настолько сгустилась, что крейсер должен был перейти на новую позицию в 42 кабельтовых. В 9 ч. 5 м. Кагул открыл огонь по элеватору и, после двух пристрелочных залпов, перешел на поражение района гавани. После первых 15 залпов всю гавань заволокло дымом, почему стрельбу пришлось перенести на заводские постройки.
Всего было сделано 30 залпов, с расходом 230 152-мм снарядов. В 9 ч. 30 м. крейсер окончил стрельбу и присоединился к флоту. Во время бомбардировки под берегом, в районе Зунгулдака, были замечены два парохода, из которых один был уничтожен миноносцами, другой расстрелян Кагулом на обратном пути к флоту.
К 11 час, по присоединении Загула и миноносцев, флот, построившись в походный порядок, намеревался лечь на N, чтобы идти в Севастополь, когда дозорный крейсер Память Меркурия, а затем и другие корабли увидели слева (мористее) во мгле силуэты двух больших пароходов; вскоре за ними был обнаружен и третий.
Это оказались три больших турецких транспорта, Безми Ален, Митхад-Паша и Бахри Ахмет, шедшие в Трапезонд с войсками и военными грузами для турецкой армии, [44] действовавшей на Кавказе. Огнем эскадры все три транспорта, около 11 ч. 30 м., были потоплены, причем миноносцами спасена часть команды и перевозившихся войск.
Транспорты эти, выйдя ночью из Босфора, следовали без конвоя вдоль берегов Анатолии и, обнаружив неожиданно флот, имели намерение, пользуясь мглой, обойти его мористее, но были замечены.
Покончив с транспортами, флот лег на Севастополь и, выдержав на обратном пути сильный шторм, 7 ноября вернулся в базу.
Общая оценка бомбардировок
Общее число бомбардировок Зунгулдака и других мест добычи угля за все время войны большими кораблями и миноносцами превышало 25. При этом большие корабли имели целью существенное разрушение технического оборудования добычи угля (гавани, молов, эстакад, промывочных зданий, подъемных путей и пр.), а миноносцы — воспрепятствование восстановлению разрушенного и уничтожение еще сохранившегося от крупных бомбардировок. Тем не менее, пользуясь периодами спокойствия, турки очень быстро восстанавливали добычу угля и, заменяя разрушенное примитивными средствами, упорно продолжали добычу и транспортировку угля. Ни сами разрушения, ни гибель громадного числа паровых и парусных судов не останавливали снабжения. Через самые короткие промежутки времени после серьезных бомбардировок разведка доносила о присутствии за молом Зунгулдака пароходов и парусников, грузящихся углем. Несмотря на то что большинство из них топилось, новые пароходы и фелюги снова высылались, хотя очень малому проценту удавалось прорваться. Это продолжалось всю войну, и еще осенью 1916 г. подводная лодка Тюлень с боя захватила одного из наиболее счастливых прерывателей угольной блокады — вооруженный транспорт Родосто. Все это доказывало, насколько велика была нужда в угле.
Таким образом, бомбардировки цели не достигали. Происходило это по той простой причине, что сами пункты добычи угля, т. е. шахты и штольни, не были доступны артиллерийскому огню с моря. [45]
Большинство их было расположено по склонам гор и в складках местности, обращенных от моря в противоположную сторону и, следовательно, совершенно защищенных от бомбардировок природными условиями. Таким образом, повреждения их могли носить лишь случайный характер. Что же касается технического оборудования, зданий для промывки, подъездных путей и пр., то, конечно, восстанавливать их турки не имели возможности, ограничившись непосредственной передачей добытого угля к местам погрузки. При этом сама передача обычно производилась при помощи подвесной дороги (на канатах), которая, как известно, легко восстанавливается. Очевидно, необходимые манипуляции с углем (промывка, отбор) происходили уже в пунктах доставки, т. е. в Константинополе. Важно было лишь доставить.
Поэтому неудивительно, что турки немедленно после бомбардировок и ухода флота возобновляли работы. Более того, имея возможность следить с высот за появлением русских судов, они располагали достаточным временем для срочной уборки подвесных дорог и того погрузочного инвентаря, который для них требовался. Одновременно турками были приняты меры и для создания обороны Зунгулдака. Вскоре после первой большой бомбардировки 6 ноября в Зунгулдаке было установлено 4 батареи, которые сильно препятствовали миноносцам и вспомогательным судам обстреливать гавань и склады на близком расстоянии.
Таким образом, все операции бомбардировок Угольного района в результате привели к ничтожным достижениям. Флот израсходовал громадное количество боевых запасов и угля, не достигнув цели.
Попытка закупорки Зунгулдака 23–24 декабря 1914 г.{30}
Первые же бомбардировки Зунгулдака показали, что, несмотря на разрушения, нанесенные флотом, добыча [46] и транспорт угля продолжаются. Одновременно выяснилось, что имеющийся в Зунгулдакской гавани солидной конструкции мол благодаря своей высоте скрывает стоящие в гавани пароходы настолько, что поверх стенки мола видны обычно только мачты и часть трубы. Таким образом, пароходы были защищены от огня кораблей, особенно миноносцев и крейсеров, которые, обстреливая Зунгулдак и не подходя под действительный обстрел батарей, не могли причинить пароходам существенных повреждений. Показания пленных, подтверждая это, указывали еще и на то, что мол служит прикрытием как для мелких пароходов, занимающихся буксировкой шаланд, так и для каботажных судов, прячущихся под его прикрытие при появлении русских кораблей.
Это навело командование на мысль предпринять операцию закупорки гавани Зунгулдака затоплением при входе и внутри ее нескольких старых пароходов, нагруженных каменным балластом. Для этой цели были отобраны наиболее изношенные пароходы, имевшиеся в распоряжении Черноморского флота — Олег, Исток, Атос и Эрна.
План операции
Для выполнения самой операции закупорки был выделен отряд в составе линейного корабля Ростислав (брейд-вымпел начальника отряда), крейсера Алмаз, 3-го, 4-го, 5-го и 6-го дивизионов миноносцев и четырех перечисленных выше пароходов. Как во время перехода морем, так и во время самой операции отряд должен был прикрываться флотом в составе дивизии линейных кораблей, бригады крейсеров и остальной части минной бригады.
По плану операции закупорки предполагалось{31}, что [47] начальник отряда (командир линейного корабля Ростислав) 20 декабря, выйдя совместно с флотом в море, должен ожидать 23 декабря прибытия к флоту отряда пароходов с крейсером Алмаз и 6-м дивизионом миноносцев. Встреча должна была произойти в указанном рандеву утром. По соединении с флотом отряд идет некоторое время совместно, пока командующий флотом (линейный корабль Евстафий) не прикажет идти по назначению. Отряд, в строе кильватерной колонны (последовательно: Ростислав, 4 парохода, Алмаз и 6-й дивизион), берет курс на Зунгулдак. К заходу солнца к отряду присоединяются 4-й и 5-й дивизионы миноносцев, вступив в кильватер 6-му дивизиону. При подходе к неприятельским берегам 6-й дивизион отделяется от отряда и идет к Зунгулдаку. С рассветом этот дивизион должен исследовать район Зунгулдака в отношении наличия там каких-либо неприятельских судов, подводных лодок, транспортов и пр. и принять самые энергичные меры к их уничтожению. Особенное внимание дивизион должен был обратить на суда, стоящие в гавани, которые могли бы помешать пароходам осуществить закупорку. Выполнив свое задание, миноносцы должны были отойти к прикрывающим кораблям и держаться наготове, чтобы принять людей с затопленных пароходов.
При подходе с рассветом к Зунгулдаку Ростислав и Алмаз, имея впереди миноносцы 4-го и 5-го дивизионов с опущенными тралами, сближаются на дистанцию действительного огня и обстреливают батареи, стремясь привести их к молчанию. Достигнув этого, корабли переносят огонь на гавань и береговое пространство перед нею, систематически очищая район от пулеметов и возможных войск, чтобы устранить всякое сопротивление при подходе пароходов к гавани. Последние во время обстрела держатся в море и только по сигналу с Ростислава идут в гавань для [48] затопления. По выполнении последнего миноносцы снимают с пароходов команды, и весь отряд возвращается к флоту.
Здесь нельзя не отметить, прежде всего, что, хотя план этот был утвержден командиром Ростислава, как начальником отряда, но разработка деталей плана была им поручена, ввиду ухода его с кораблем в море, старшим начальникам частей, входящих в состав экспедиции. Таким образом, целый ряд подробностей не мог быть известен ответственному выполнителю операции, лишенному, прежде всего, возможности руководить последними приготовлениями, проверить подготовку и иметь уверенность в одинаковом понимании всеми частями своих задач. Нахождение начальника экспедиции в течение самого горячего времени подготовки операции со своим кораблем в море (20–23. декабря) нельзя не признать существенным недостатком организации, предопределившим, как мы увидим ниже, ряд ошибок и бессвязность действий.
Выход флота 20 декабря был не только очередным крейсерством боевого ядра в море. В целях предупреждения свободного выхода германо-турецких крейсеров из пролива, командование решило соединить операцию закупорки Зунгулдака с предварительной постановкой у входа в Босфор большого минного заграждения (600 мин), для чего был выделен отряд заградителей (Алексей, Ксения, Георгий и Константин), под прикрытием 3-то дивизиона миноносцев, который в ночь с 21 на 22 декабря и поставил это заграждение{32}. Флот прикрывал постановку с моря и по окончании ее проводил заградители к Севастополю.
Выполнение операции
При подходе к Севастополю заградители были отпущены в базу, а флот остался в море, ожидая подхода отряда, предназначенного для закупорки. 23 декабря, около 9 час, к флоту присоединился в море отряд пароходов вместе [49] с крейсером Алмаз и 6-м дивизионом миноносцев. В 14 ч. 30 м. по сигналу командующего «следовать по назначению» отряд, с Ростиславом во главе, отделился от флота и лег курсом на Зунгулдак. Головным шел Ростислав, затем — пароходы, Алмаз и миноносцы. Так как в скором времени пароход Эрна получил повреждение машины, то Ростислав взял его на буксир, вследствие чего отряд двигался ходом около 5 1/2 узлов. Ввиду свежей погоды, начальник отряда разрешил миноносцам держаться по способности, сохраняя строй. До 23 час. флот поддерживал связь с отрядом, затем отошел на W и, пройдя некоторое время этим курсом, лег на Зунгулдак. Около часа ночи 6-й дивизион, получив от Алмаза место, отделился от отряда и, обогнав его, направился к Зунгулдаку для выполнения своей задачи{33}.
С наступлением темноты Ростислав почти перестал видеть свои задние мателоты и лишь с трудом временами мог рассмотреть силуэт идущего за ним Олега. Считая, что пароходы сильно отстали, начальник отряда около
3 час. 24 декабря решил дать им возможность подойти, для чего лег на курс W{34}, с целью, как он писал в донесении, «через полчаса снова повернуть на Ost и, придя на путь отряда, лечь тем же курсом».
Во время пребывания на этом новом курсе, у находившегося у него на буксире парохода Эрна от зыби и размахов вырвало буксирные кнехты, так что пришлось отказаться от буксировки. К счастью, на Эрие справились с повреждением машины, и он мог двигаться самостоятельно. Через полчаса после своего поворота, около 3 ч. 30 м., Ростислав повернул обратно на Ost с целью вернуться на прежний курс и соединиться с отрядом. [50]
Около 3 ч. 50 м., еще не встретив своего отряда, Ростислав увидел справа луч прожектора, скользнувший по поверхности моря. В этом луче были замечены силуэты Олега и шедшие сзади его миноносцы. Немного спустя там же появились уже два луча прожектора, которые снова осветили Олега. Одновременно послышалась артиллерийская стрельба. Прожекторы продолжали освещать море и на мгновение осветили Ростислава, но вскоре потухли.
Теряясь в догадках, кому могли принадлежать прожекторы и кто мог стрелять, начальник отряда, полагая, что светил и стрелял Алмаз, запросил об этом его по радио. Последний, который должен был идти позади пароходов, но на самом деле шел в стороне от них, в свою очередь, спросил о том же Ростислава. Получение такого запроса запутало положение еще больше. Начальник отряда не мог установить места пребывания своих кораблей. Одновременно радиотелеграфисты сообщили, что в море близко работает неприятельская станция, причем уверенно называли Бреслау.
Попытки найти отряд были безуспешны. Около 4 ч. 45 м. в стороне были замечены две ракеты, пущенные одна за другой, причем на мгновение обрисовался силуэт парохода. Считая, что это Олег делает сигнал «терплю бедствие», начальник отряда повернул к нему, но на циркуляции силуэт был снова потерян из вида. Дальнейшие поиски своего отряда не привели к успеху, и Ростислав после некоторых блужданий лег на прежний курс к Зунгулдаку.
С рассветом весь отряд оказался разбросанным, причем пароходы и миноносцы оказались в разных частях горизонта. Первым был встречен Олег, затем Исток и Эрна, что касается четвертого, Атоса, то он, несмотря на поиски миноносцами, обнаружен не был{35}. [51]
Соединившись с Олегом, на котором шел начальник отряда пароходов кап. 2-го ранга Евдокимов, командир Ростислава получил первое объяснение ночного происшествия, которое, по донесению Евдокимова, рисовалось в следующем виде.
С момента неожиданного поворота Ростислава на курс W шедший за ним Олег потерял его из виду. Не зная о повороте, не сопровождавшемся никаким сигналом, Олег продолжал идти прежним курсом на Зунгулдак. Около 4 час. впереди были замечены какие-то длинные силуэты. Первоначально было решено, что это Ростислав и шедшая у него на буксире Эрна, но затем с парохода определенно разобрали, что это миноносцы. Зная по плану операции, что ночью от отряда должны были отделиться миноносцы 6-го дивизиона, начальник отряда пароходов решил, что это они, тем более что им с утра надлежало быть у Зунгулдака, до которого по счислению было около 25 миль. К тому же, все четыре замеченных миноносца были совершенно похожи на миноносцы 6-го дивизиона, имея по 4 трубы.
Однако, вскоре миноносцы, сблизившись на расстояние не более кабельтова, открыли боевое освещение, осветив мостик и нос Олега. Считая открытое освещение недоразумением, Евдокимов в рупор передал на миноносцы, что они освещают Олег.
В ответ послышался громкий смех и ответ по-русски: «Прочли, что Олег, получай!», — после чего тотчас же был открыт огонь. Миноносцы оказались турецкими типа Самсун, с добавочными фальшивыми трубами.
Сделав несколько залпов, миноносцы перешли на левую сторону отряда, где один из них (головной) выпустил торпеду. Дав Олегу задний ход, начальник пароходов сумел ее избежать. Миноносцы, осветив еще несколько раз суда прожекторами, потушили их и скрылись в темноте.
В действительности никаких турецких миноносцев здесь не было, и вся описанная выше сцена встречи с ними, их торпедной атаки и пр. явилась плодом напуганного воображения и паники. Нападение на отряд было произведено одним Бреслау. Г. Лорей передает этот эпизод следующим образом: [52] «Считая, что русские используют рождественские праздники нового стиля в расчете на отсутствие в море германо-турецких морских сил, Сушон приказал Бреслау выйти в море. Насколько правильно Сушон оценивал намерение противника, показали ближайшие дни. Бреслау вышел из Босфора 23 декабря в 16 час. 24 декабря в 3 часа он заметил корабль, шедший без огней; осветив его прожектором, Бреслау опознал в нем русский пароход и обстрелял его с дистанции 7 кабельтовых; пароход получил ряд попаданий и начал погружаться. В то же время Бреслау заметил, что пароход сопровождается каким-то военным двухтрубным кораблем, по-видимому — линейным кораблем Ростислав, — и несколькими эскадренными миноносцами.
Бреслау немедленно отвернул полным ходом на Ost, выпустив еще несколько залпов. Желая с рассветом войти в соприкосновение с главными силами неприятеля, которые, как он предполагал, находились поблизости, Бреслау вскоре перешел на курс N. 24 декабря в 6 ч. 50 м. с первыми лучами рассвета он увидел пароход, шедший курсом Ost и в ответ на запрос поднявший русский коммерческий флаг. Вскоре в носовой части парохода последовал взрыв, а личный состав его перешел на шлюпки. После нескольких попаданий с Бреслау пароход затонул. Экипаж (2 офицера, 31 матрос), находившийся в шлюпках и в воде, был взят в плен.
Пароход оказался бывшим германским пароходом Левантской линии — Атос, захваченным русскими. Он вышел 22 декабря из Севастополя с грузом камня и предназначался для заграждения гавани, вероятно, Зунгулдака».
Этот неожиданный налет неприятеля при наличии в море всего флота{36}, невзирая на сопровождение пароходов боевыми кораблями и миноносцами, совершенно расстроил [53] операцию, породив среди отряда растерянность. По тому, что Бреслау ограничился атакой одного Олега, можно думать, что и для него встреча с отрядом была неожиданной. Заметив в свете прожектора большие корабли и миноносцы (лучи скользнули и по Ростиславу и по Алмазу), Бреслау, вероятно, решил, что он попал в середину походной колонны флота, и поспешил уйти. Во всяком случае наличие транспортных судов в море должно было заронить у Бреслау подозрение, что русские предприняли десантную операцию против Зунгулдака. Этим, вероятно, и объясняются последующие настойчивые действия Бреслау, который предпринял все, чтобы помешать ее выполнению.
Подвергшийся нападению Омег имел ряд надводных и подводных пробоин, причем вода стала затоплять кочегарки. Личный состав, среди которого оказалось несколько убитых и раненых, принадлежал в большей своей части к служившему на нем еще в мирное время персоналу торгового флота; попав под обстрел, личный состав поддался панике, с трудом прекращенной. Благодаря принятым мерам, Олег остался на плаву и мог двигаться.
В момент паники, когда началось затопление кочегарок, на Олеге были выпущены ракеты о бедствии, которые и видел Ростислав. Что касается Алмаза, то он, видя все те же явления, что и Ростислав, также оставался в полном недоумении. Получив вскоре радио Ростислава о наличии в море Бреслау и почувствовав грозящую опасность, он на некоторое время увеличил ход, чем окончательно порвал связь с отрядом.
Остальные пароходы и миноносцы 4-го и 5-го дивизионов, шедшие сзади длинной кильватерной колонной, не получая никаких приказаний и не имея вообще никаких указаний о действиях на случай встречи с неприятелем во время похода, потеряли строй и связь между собой, рассыпавшись в разные стороны{37}. [54]
Неизвестность обстановки и отсутствие сведений о происшедшем сильно обеспокоили командование. В своем донесении командир Алмаза сообщает:
«На рассвете соединился с 6-м и 2-м дивизионами, причем в составе 6-го дивизиона о к авале я один миноносец 4-го, 4-й же и 5-й дивизионы оказались разбросанными в разных частях горизонта, и тут некоторое время я принимал 6-й дивизион за неприятеля, так как он начал заходить мне в голову и круто повернул на меня, т. е. начал маневр атаки. Подставив миноносцам корму, я едва не открыл огонь, настолько маневр миноносцев был подозрителен».
Обстановка утром 24 декабря
В таком состоянии рассвет застал отряд. Не хватало Атоса и одного из миноносцев. Последний подошел к отряду около 9 час.
Пока отдельные части и суда отряда собирались к Ростиславу, со стороны берега, около 8 час, появился 6-й дивизион. Подойдя к Ростиславу, начальник дивизиона донес, что ему не удалось выполнить своей задачи, так как «вследствие темноты, мглы и отсутствия уверенности в своем месте» дивизион не нашел Зунгулдака.
Несмотря на значительный пропуск времени, начальник отряда все же решил выполнить операцию и, дав дивизиону место, направил его снова по назначению для выполнения порученной задачи. Одновременно в 9 ч. 30 м., приказав миноносцам 4-го и 5-го дивизионов завести тралы, начальник отряда с Ростиславом и Алмазом направился к берегу для его обстрела.
6-й дивизион, подойдя на две мили к Зунгулдаку, обнаружил в его гавани стоящий за молом однотрубный пароход, а в бухте Килимли — второй пароход меньших размеров. Едва по последнему был открыт огонь, как дивизион был энергично обстрелян четырьмя батареями, о существовании которых не было известно. Огнем миноносцев вскоре был вызван на пароходе пожар, но потопить его не удалось, так как батареи быстро пристрелялись и их снаряды стали падать в непосредственной близости миноносцев. Ввиду [55] этого дивизион отошел из-под огня батарей, пробыв около 8 мин. под обстрелом.
Заметив отход миноносцев, начальник отряда выслал для их поддержки Алмаз, который, увидя возвращение миноносцев, счел нужным вернуться к Ростиславу, дав радио о наличии на берегу четырех батарей.
Таким образом, к ночной неудаче, поведшей к утрате главного условия успеха операции — внезапности, присоединился еще целый ряд неожиданностей, нарушавших план и связность действий отдельных частей.
Не считаясь с тем, что первая часть подготовки уже не могла быть выполнена, начальник отряда решил продолжать операцию в той ее части, которая ложилась на Ростислав, Алмаз и пароходы. Приказав пароходам быть готовыми к выполнению закупорки, начальник отряда с Ростиславом и Алмазом направился в 10 ч. 40 м. к Зунгулдаку для обстрела батарей. Миноносцы с заведенными тралами шли впереди.
К этому моменту флот подошел на видимость Зунгулдака и держался на горизонте. Не имея никаких донесений от Ростислава, командующий флотом по отдельным радио судов, с момента ночной атаки и до утра, мог все же заключить, что операция протекает неблагополучно{38}.
Уже тот факт, что к моменту подхода флота на видимость Зунгулдака, т. е. к 10 час, операция закупорки не была выполнена, должен был вызвать его запрос о положении дела. Узнав из дальнейшего, что четвертый пароход отсутствует, командующий приказал послать один из миноносцев, находившихся при флоте, на его поиски. Последний, отойдя в море, вскоре обнаружил на N большой дым и опознал в нем Бреслау. Этот дым был замечен и флотом, причем был приписан Гебену, о нахождении которого в море можно было судить да работе его радиостанции. [56]
Немедленно в 11 час. было дано радио Ростиславу и Алмазу — присоединиться к флоту; затем, когда был опознан Бреслау, вторым радио было приказано отряду пароходов идти по назначению.
Таким образом, пароходам предстояло произвести закупорку гавани при наличии неуничтоженных батарей. Считая, что командующему флотом это неизвестно, командир Ростислава по радио сообщил ему о батареях. Одновременно командующий получил извещение, что Олег имеет пробоины и хотя может идти для затопления, но держаться против волны не может.
Наличие всех этих условий, при опасении, что вслед Бреслау нужно ожидать встречи и с Гебеном, побудило командование признать неудачу всей операции и приказать потопить пароходы, ставшие бременем для флота. Это было выполнено при содействии 6-го дивизиона, принявшего экипажи пароходов на свои миноносцы.
В своем донесении, после возвращения в Севастополь, от 26 декабря адм. Эбергард пишет:
«К вечеру 23(10) декабря погода настолько засвежела, что плавание миноносцев сделалось затруднительным, а ход пароходов сильно уменьшился. Ночью стало очевидным, что использовать с рассветом элементы внезапности, как предполагалось, не удастся. Тем не менее, я решил не отменять экспедиции, так как был уверен, что приготовления к ней станут вскоре известны туркам и они примут меры, чтобы помешать ей. Ори всей секретности подготовки оказалось, что им уже все известно. Около 4 час. утра 24 декабря, вблизи Зунгулдака, пароходы были атакованы четырьмя турецкими миноносцами и крейсером Бреслау {39}, осветившими и атаковавшими наши пароходы торпедами и артиллерией. Один из них был поврежден сильно, получив значительную течь, и едва мог дойти до рейда Зунгулдака; второй ночью пропал без вести; остальные два дошли, [57] но только к полудню, с большим опозданием. В ясный день миноносцы 6-го дивизиона подошли к Зунгулдаку, но были встречены огнем 4 новых батарей и принуждены были отойти к линейному кораблю Ростислав и крейсеру Алмаз, которые готовились идти для обстрела Зунгулдака. Главные силы в это время держались мористее на больших глубинах. Около 9 час. утра в море были замечены дымы, из которых в одном был сначала признан густой дым Гебена, и одновременно на радиостанциях начали получаться телеграммы, по которым не было сомнения в его близости. Опознав вслед за этим в густом дыму Бреслау и ожидая ежеминутно Гебена и прочих сил, я построил флот в боевой порядок, оставив только 6-й дивизион прикрытием пароходов. Маневрируя на свободную воду для боя, я вынужден был удалиться от Зунгулдака. Получив в это время радиограмму, что 6-й дивизион обстреливается четырьмя батареями, я приказал ему снять людей и присоединиться к флоту, затопив пароходы вне гавани».
Когда в 13 час. пароходы были потоплены, флот лег на Севастополь, весь день 24 декабря и утром 25-го флот настойчиво сопровождался до крымских берегов Бреслау. Наличие неприятельского крейсера все время держало командование в напряженном ожидании боевой встречи с Гебеном {40}.
Новых попыток закупорки Зунгулдака не повторялось.
Разбор операции
Разбирая описанную выше операцию, мы, в первую очередь, должны отметить, что при удачном выполнении задуманного, закупорка Зунгулдака могла в значительной степени затруднить приемку угля большими транспортами. Однако, сама операция требовала серьезно продуманной [58] организации и тщательной подготовки. Опыт порт-артурских заградительных операций японцев, из которых все три не достигли своей цели, настоятельно указывал на трудность таких предприятий и необходимость тщательной подготовки и предвидения всякого рода случайностей{41}.
По-видимому, ясного представления о важности этих факторов в данном случае не было, так как все случившееся являлось живой иллюстрацией той растерянности, которая владела руководителями и выполнителями операции с момента ночной атаки Олега крейсером Бреслау и до отказа от операции. Как атака крейсером Бреслау, так и его последующие действия совершенно расстроили обитую наспех организацию, приведя командование к вынужденному отказу от операции, разрозненности поступков и потоплению пароходов.
Исследование самих обстоятельств этого эпизода не входит в наше задание, но поскольку они привели к срыву операции закупорки, необходимо отметить не только отсутствие прочно продуманного замысла, но и ряд элементарных тактических ошибок.
Совершенно очевидно, что в своем движении к месту операции через все море, при тихоходности груженых пароходов, командование должно было рассчитывать на возможность встречи в море неприятеля. Уже во время самого похода доказательством тому было неприятельское радиотелеграфирование.
Все это требовало тщательного плана, продуманной и гибкой организации.
В данном случае на эти факторы не было обращено должного внимания и со стороны самого командования и со стороны ответственных выполнителей.
На первое место необходимо поставить отсутствие разведки. Что самая идея предварительного изучения объекта операции была чужда ее авторам, видно хотя бы из того, что в разработанном плане операции, при установлении заданий тем или иным участвующим частям, допущен был [59] целый ряд условностей и предположений. Так, например, задачей Ростиславу ставится уничтожение крупных батарей противника, «если таковые окажутся», а в задание 6-му дивизиону — уничтожение подводных лодок, которые появились у турок только через полгода. В то же время полной неожиданностью оказалось наличие в Зунгулдаке 4 батарей. Совершенно ясно, что уничтожение их, хотя бы и мощной артиллерией Ростислава, могло быть только в том случае, если бы последний знал точно их места. Последнее могла дать только заблаговременная разведка. Затем, ни из плана операции, ни из других материалов не видно расчетов — где и как должны топиться пароходы. Опыт попыток заграждения Порт-Артура показал, что даже у самых испытанных и мужественных исполнителей в решительный момент могут сдать нервы, результатом чего являются поспешные решения и невыполнение намеченного. Между тем, нигде не имеется указаний на то, что операции предшествовало предварительное изучение руководителями и участниками самой гавани, которое могло быть выполнено во время обходов побережья миноносцами.
Об отсутствии изучения объекта операции свидетельствует также и то, что 6-й дивизион, посланный подготовить, так сказать, почву для операции, не смог найти Зунгулдака, причем начальник дивизиона в своем донесении пишет:
«Считаю, что найти указанную бухту на миноносце, не только с началом рассвета, но и днем, затруднительно при имевших место неблагоприятных условиях плавания».
При этом нужно иметь в виду, что ненахождение Зунгулдака произошло вовсе не из-за мглы или тумана, закрывшего берег (он был виден хорошо), а только из-за того, что командиры миноносцев не были знакомы с побережьем и не имели сведений об отличительных признаках того или иного места данного берегового района.
Следующим крупным дефектом в деле организации экспедиции являлся, как мы уже отмечали выше, уход в море ответственного руководителя закупорочной операции в период [60] последних приготовлений. Начальник отряда, командир линейного корабля Ростислав, с 20 по 23 декабря совместно со всем флотом участвовал в прикрытии операции постановки заграждения у Босфора и только в море фактически вступил в командование отрядом, когда последний явился к месту рандеву.
Из приведенных выше материалов мы знаем, что разработка плана операции прошла без его участия и он имел возможность лишь просмотреть его, поручив детальную разработку, ввиду своего ухода в море, другим.
Отсутствовало и столь важное для данного случая ознакомление с предстоящей операцией командиров участвующих в ней кораблей, во время которого они могли бы получить необходимые указания от руководителей операции и разрешить возникшие вопросы и сомнения.
В равной степени не были предусмотрены случаи встречи с неприятелем, возможность аварий, штормовая погода и т. п.
Роль начальника отряда сводилась к приемке отряда в море и проводке его к месту назначения. Подобное положение создалось исключительно в силу того, что оперативное руководство фактически оставалось в руках командования флотом, которое не находило нужным ни дать время для серьезной подготовки к операции, ни предоставить самостоятельности начальнику, который являлся ответственным за ее выполнение.
Промахи организации не замедлили сказаться. Уже в самом факте неорганизованности походного порядка, когда все суда двигались по способности, не поддерживая связи между собой, видно отсутствие организации военного времени. Начальник отряда, корабль которого превратился в буксирное судно, быстро теряет связь с отрядом, который, будучи уверен в прикрытии флота, двигается по способности к месту назначения. Совершенно необъяснимый маневр начальника отряда, повернувшего с буксиром на перпендикулярный курс W, чтобы дать подойти отставшим судам, окончательно лишает его связи с отрядом, который как раз в это время подвергается нападению неприятеля. [61]
С момента атаки отряд перестает существовать как организация. Каждый думает о себе, и утро застает суда отряда рассыпавшимися по всем румбам горизонта.
Собрав отряд, начальник делает попытку выполнить операцию, но сейчас же сталкивается с дальнейшими осложнениями: 6-й дивизион не нашел Зунгулдака и не очистил гавань от судов, а попытка выполнить этот запоздалый маневр парируется огнем неожиданно возведенных батарей. Впрочем, с того момента, когда неприятель выяснил наличие в море пароходов и их курс, операция уже была испорчена в корне.
Поняв назначение транспортов, Бреслау неотступно следит за противником и своими настойчивыми действиями вселяет в командование, уже начавшее получать отрывочные сведения о срыве закупорочной операции, уверенность, что действия Бреслау будут поддержаны Гебеном.
Перипетии всей операции, начиная от поступков командования и кончая бедствиями транспортов, позволяют думать, что едва ли можно было бы ожидать успешного выполнения закупорки даже в случае своевременного подхода пароходов к месту назначения.
Зеебрюггская операция, указав значение организации и важность безукоризненного выполнения плана по времени, вместе с тем на первое место выдвинула моральный элемент — стойкость, индивидуальную тренировку и боевой азарт, захватывающий личный состав.
То же самое подтверждает и опыт японских операций.
В данной операции на эту сторону не было обращено необходимого внимания: операция была сбита наспех и прошла в обстановке расстройства замысла и нервной растерянности руководителей.
Блокада Угольного района и операция воздушного налета на Зунгулдак 6 февраля 1916 г.
Организация блокады
Со вступлением в строй новых линейных кораблей Мария и Екатерина черноморское командование установило следующую [62] организацию блокадной службы у Босфора и Угольного района{42}.
Главные силы флота были разделены на три маневренные группы:
а) линейный корабль Мария, крейсер Кагул и группа миноносцев для охраны{43};
б) линейный корабль Екатерина, крейсер Память Меркурия и группа миноносцев для охраны;
в) бригада старых линейных кораблей Евстафий, Иоанн Златоуст, Пантелеймон, крейсер Алмаз и группа миноносцев для охраны.
Эти группы поочередно выходили в море, где, в зависимости от запасов топлива, крейсеровали в течение 5–6 дней в районе между меридианами мысов Кефкен — Керемпе, вне видимости берегов и в расстоянии от последних от 40 до 60 миль.
Одновременно для несения блокадной службы, в непосредственной близости берегов в районе Кефкен — Эрегли — Зунгулдак — Амастро — Керемпе, выделялась очередная пара нефтяных миноносцев, задачей которых являлось: днем — осмотр побережья Угольного района, а ночью — крейсерство на вероятных путях угольных пароходов. Идя экономическими ходами, в расстоянии от 3 до 5 миль от берега, миноносцы выполняли свою задачу, держа связь с маневренной группой, дабы последняя могла располагать свои курсы так, чтобы все время находиться на одном меридиане с ними и тем в любой момент, в случае встречи с сильнейшим противником, дать им возможность отойти в кратчайшем направлении под ее прикрытие.
Согласование движения блокадных миноносцев и прикрытия устанавливалось планом операции, составляемым начальником данной маневренной группы{44}. Ввиду того что [63] топлива как у нефтяных, так и у угольных миноносцев хватало лишь на 50–60 час. (900–1 000 миль в среднем 15-узловой скоростью), т. е. лишь на половину времени пребывания маневренной группы, то обычно в каждую очередную операцию крейсерства назначалось по две смены блокадных и охранных миноносцев. Смена миноносцев происходила в море, причем сменяющаяся группа, вступая в выполнение своей задачи, продолжала действия предыдущей, в соответствии с общим планом операции.
Таким образом, главной задачей маневренных групп было прикрытие миноносцев блокады на случай появления Гебена или других судов неприятеля. Для непосредственного наблюдения за Босфором в районе последнего постоянно находилась одна из подводных лодок, которая, в случае выхода неприятеля из пролива, сообщала о том по радио начальнику маневренной группы.
Постоянное пребывание{45} в море одной трети действующего флота, равной по силе Гебену, позволяло черноморскому командованию вкрапливать в эту систематическую блокаду отдельные операции, которые, по мнению командования, могли в той или иной мере, способствовать скорейшему разрешению основной задачи — прекращению угольного снабжения противника.
Необходимость таких операций подсказывалась, главным образом, тем, что систематическая блокада миноносцами все же не достигала цели. Пускаясь на все уловки, теряя [64] значительное число пароходов, турки ухитрялись прорывать блокаду, и блокирующие миноносцы время от времени все же находили в гавани Зунгулдака суда, грузившиеся углем.
Убедившись, что бомбардировки с моря не приводят к необходимой цели, командование решило предпринять операцию воздушного налета на Зунгулдак, пользуясь для этой цели имеющимися в составе флота двумя авиатранспортами{46}, поднимавшими вместе до 14 гидросамолетов.
Назначение самолетов — обстрел и разрушение тех сооружений для добычи угля, которые укрыты с моря горами и складками местности. Из показаний пленных с захваченных фелюг и пароходов было известно, что самые жизненные части организации добычи угля — шахты, центральная электрическая станция, подающая энергию ко всем механическим установкам и пр., — находясь в безопасности от огня с моря, продолжают работу без перерыва. Поэтому целью операции было уничтожение этих объектов путем бомбардировки с воздуха.
Операция была назначена на 5–7 февраля, причем авиатранспорты должны были выполнить ее под охраной и прикрытием очередной маневренной группы и блокадных миноносцев.
Обстановка перед налетом авиации
1 февраля бывшие в блокаде под прикрытием 2-й маневренной группы миноносцы сообщили, что в Зунгулдаке за молом находится пароход{47}. На просьбу начальника [65] дивизиона разрешить проникнуть ночью в гавань и уничтожить его, начальник 2-й маневренной группы, не желая рисковать миноносцами, в этом отказал. Пароход в течение всего периода пребывания группы в море продолжал оставаться в гавани, видимо, ожидая благоприятных условий (тумана, шторма) для прорыва.
Ввиду того что за последний период это был уже не первый пароход, ускользавший от миноносцев, командование решило осуществить задуманную операцию воздушного налета на Зунгулдак, почему очередному начальнику 1-й маневренной группы было приказано разработать план операции.
Кроме этих сведений было известно, что в Угольном районе имеет пребывание неприятельская подводная лодка, которая, видимо, базируется на Зунгулдак и уже делала попытки атаковать блокирующие миноносцы. Каких-либо сведений о наличии в Зунгулдаке воздушной обороны неприятеля не имелось, так же как и каких-либо новейших сведений об его артиллерийской обороне{48}.
План операции
5 февраля в 6 час. из Севастополя для несения блокадной службы в Угольном районе вышли миноносцы Поспешный и Громкий под общим командованием командира Поспешного. Миноносцы располагали свои курсы и ход так, чтобы к полудню того же дня быть у Зунгулдака и в 13 час. сообщить по радио о состоянии погоды в его районе.
В случае благоприятных данных, в 14 час. 1-я маневренная группа (Мария, Кагул и 2 угольных миноносца в охране) совместно с обоими авиатранспортами должны были выйти в море для выполнения операции воздушного налета на Зунгулдак, его гавань, на стоящий там пароход и [66] угольные сооружения. По выходе из канала маневренная группа должна была отделиться от авиатранспортов и идти по назначению 10-узловым ходом, прикрывая до темноты авиатранспорты, идущие самостоятельно. Последние, идя до наступления темноты ломаными курсами, 10-узловым ходом, ночью должны были лечь на Зунгулдак, с рассветом придти в район прикрывающей маневренной группы. Здесь около 9 час. авиатранспорты должны были соединиться с миноносцами блокады, которые, вступив в охрану{49}, должны сопровождать авиатранспорты к Зунгулдаку. Подойдя к последнему на расстояние 20 миль, авиатранспорты спускают все аппараты, которые производят бомбардировку гавани, имея главной целью уничтожение стоящего там парохода.
На время нахождения самолетов в операции авиатранспорты должны отойти на N и, двигаясь полными ходами, держаться в расстоянии не далее 30 миль от Зунгулдака по меридиану. Оба охранных миноносца при этом остаются в районе операции, следя за аппаратами и оказывая помощь поврежденным. Прикрывающая маневренная группа в это время должна была держаться в 20 милях от авиатранспортов, имея между ними и собой в дозоре крейсер Кагул.
Окончив подъем аппаратов, авиатранспорты должны были ложиться на Сарыч и возвращаться в базу, следуя в течение первого часа отхода под охраной миноносцев блокады, которые после этого должны были идти к главным силам для получения дальнейших указаний. Маневренная группа должна была прикрывать авиатранспорты в их обратном движении до наступления темноты. В течение светлого времени авиатранспорты должны были идти переменными курсами. В случае свежей погоды и невозможности спуска аппаратов авиатранспорты и их охранные миноносцы должны были присоединиться к маневренной группе для выполнения операции в один из следующих дней пребывания группы в крейсерстве{50}. [67]
Выполнение операции
После выхода миноносцев блокады в 6 час. по назначению и получения в 13 час. от командира Поспешного радио, что у Зунгулдака — «ветер зюд-ост один балл, легкая зыбь, стихает», маневренная группа в намеченном составе, в сопровождении обоих авиатранспортов в 14 час. 5 февраля вышла в море. Переход был совершен в соответствии с планом, и утром авиатранспорты вошли в связь с маневренной группой в назначенном месте.
В пути около 18 час. было получено от Поспешного сообщение, что пароход продолжает стоять в гавани и миноносец его обстрелял.
В 9 час. 6 февраля, по соединении с обоими миноносцами блокады, вступившими в охрану, авиатранспорты направились к Зунгулдаку. В 10 ч. 20 м., подойдя к последнему на расстояние 15 миль, авиатранспорты застопорили машины и приступили к спуску аппаратов. К 11 час. все аппараты были спущены и направились для бомбардировки парохода.
Авиатранспорты отошли к N, оставив оба миноносца для оказания помощи поврежденным гидро в районе Зунгулдака.
Из 14 аппаратов могло принять участие в операции 11, так как три, из-за повреждений моторов, долететь до Зунгулдака не смогли и сели на воду. Все аппараты были снабжены двумя 30-кг, несколькими 4-кг бомбами и сигнальными дымками.
Испортившаяся за ночь погода несколько улучшилась, ветер стих, небо несколько прояснилось, но условия для бомбардировки были весьма неблагоприятны, так как густые низкие кучевые облака закрывали Зунгулдак сверху и затрудняли летчикам нахождение целей и прицелку. [68] Небольшие «окна» в облаках лишь на короткий момент позволяли иметь ориентировку, и это обстоятельство в сильной степени отразилось на результатах налета. Попытки снизиться и держаться ниже облаков, на высоте менее 500 м, парализовались энергичным шрапнельным огнем неприятельских батарей, причем около аппаратов рвалось одновременно по несколько шрапнелей, что показывало наличие помимо высоко стоящих на возвышенностях батарей, стрелявших под большим углом возвышения, еще и специальных зенитных орудий.
Закрытость целей облаками заставила часть летчиков отказаться от бомбардирования парохода, который они не могли рассмотреть, и сбросить бомбы на те случайные объекты, которые им удавалось увидеть через «окна» — угольные сооружения, подъездные пути и батареи. Такая рассредоточенная бомбежка, при наличии и без того неблагоприятных для нее условий, дала ничтожные результаты.
Из донесений летчиков видно, что условия полета позволили бомбардировать пароход только пяти гидросамолетам, причем из сброшенных бомб лишь одна, предположительно, попала в пароход, а остальные легли в воду в разных расстояниях. Действительно, стоявший за молом пароход Ирмингард получил попадание бомбой и затонул, но повреждение оказалось настолько исправимым, что к 25 февраля он был поднят и продолжал доставку угля. Одна из бомб попала в группу парусников, произведя пожар на одном из них. Все остальные бомбы были брошены на берегу. Одному летчику из-за облаков не удалось бросить бомб совершенно. Только три летчика видели падение своих бомб.
Весь налет продолжался около часа, причем первые гидросамолеты вернулись, сбросив бомбы, уже через 20 мин. после своего вылета.
В 11 ч. 10 м. авиатранспорты заметили возвращение своих аппаратов, повернули к Зунгулдаку и, придя на прежнее место, приступили к их подъему.
В 11 ч. 16 м. Александр I, во время подъема первого гидро, был атакован подошедшей незаметно подводной лодкой, выпустившей торпеду под углом в 45° с носу. Последняя [69] была замечена с расстояния 4–5 кабельтовых, и это дало возможность дать вовремя ход, положив руль лево на борт. Торпеда шла в середину корабля под котельное отделение. Корабль дал ход настолько своевременно, что торпеда прошла всего лишь в 5 м за кормой и, слегка отклоненная струей винтов, уткнулась в находившийся здесь гидросамолет лейт. Эссена, который едва ее не задержал. По-видимому, отработав уже весь свой ход, торпеда, продержавшись некоторое время на поверхности, затонула.
По предполагаемому месту подводной лодки был открыт огонь ныряющими снарядами, но самой лодки ни с авиатранспорта, ни с ближайших самолетов замечено не было. Только несколько спустя, когда авиатранспорт уходил на N, один из летчиков, поднявшийся вторично с воды, заметил лодку и указал ее место дымками. Она шла контркурсом, имея перископ над водой, по правому траверзу авиатранспорта, По-видимому, имея целью повторить атаку.
Открыв огонь, авиатранспорт двумя близкими попаданиями ныряющими снарядами заставил подводную лодку уйти под воду, после чего она уже больше не появлялась до конца операции{51}.
Одновременно наличным самолетам и обоим миноносцам было приказано начать поиски подводной лодки, во время которых оба авиатранспорта отошли в море и здесь двигались переменными курсами.
Когда поиски в течение 40 мин. не привели к результатам, крейсеры подошли ближе и здесь стали принимать аппараты. К 13 ч. 30 м. был поднят последний аппарат, прибуксированный миноносцем Громкий, после чего авиатранспорты направились в Севастополь, куда и прибыли к 13 час. 7 февраля. Миноносцы же, несшие блокаду, вернулись в свой район. [70]
Выводы
Нами уже были сделаны некоторые указания на недостатки организационного характера в области выполнения блокады Угольного района, поскольку это имело связь с данной операцией воздушного налета. По отношению же к этой последней необходимо, прежде всего, отметить:
1. Отсутствие разведки, следствием чего явилось неожиданное наличие воздушной обороны Зунгулдака, которая оказывала энергичное противодействие гидросамолетам при их попытке летать ниже мешающих бомбардировке облаков.
2. Отсутствие плана подготовки, что отразилось как на действиях командования авиатранспортов, так и летного состава во время выполнения операции. Так, у первого — отсутствие руководства действиями аппаратов, у летчиков же — разбросанность их действий и случайный выбор объектов нападения. Это было, прежде всего, результатом неправильной организации, так как при существовавших взаимоотношениях частных начальников задача авиатранспортов сводилась лишь к выполнению перевозки и к доставке летных средств к району операции.
3. Характернейшей чертой операции является отсутствие ответственного руководителя ею. Начальник маневренной группы и составитель плана операции находился с прикрытием в 30–40 милях от места операции и был лишен какой-либо возможности принимать решения в соответствии с тем или иным изменением обстановки, особенно в условиях срочности. Этим правом не пользовался и старший из командиров авиатранспортов, который стоял перед вопросом, выполнять ли посылку в операцию аппаратов при наличии низкой облачности. На месте не оказалось никого, кто имел бы право решить вопрос о целесообразности выполнения операции. Дальше, когда выяснилась невозможность успешного действия аппаратов, опять-таки никто не мог принять на себя решения, нужно ли ограничиться выполненным или повторить операцию в тот день, когда погода и обстановка это позволят, раз цель не была достигнута.
Таким образом, здесь выступает на сцену крупнейший недостаток организации командования, присущий почти [71] всем операциям этого периода на Черном море. Несмотря на основное условие, чтобы план выполнялся тем, кто его составляет, здесь составитель плана является лишь фиктивным участником операции, так как руководство ею ведется из Севастополя командованием флота и это отстраняет начальника маневренной группы от руководства, оставляя за ним роль начальника прикрытия.
Из радио-переговоров, имевших место за время операции, совершенно ясно выступает роль командования в качестве единственного распорядителя операции, направляющего действия отдельных частей. Что это так, видно хотя бы из того, что начальник маневренной группы (и, повторяем, составитель плана) совершенно не реагирует на недостижение цели операции и дает разрешение авиатранспортам вернуться в базу «в соответствии, — как он пишет в донесении, — с планом». Между тем, в плане определенно указывается, что в случае недостижения цели операции по каким-либо причинам авиатранспорты присоединяются к прикрытию, так как «операция может быть повторена в один из последующих дней» пребывания группы в море.
Имеющиеся материалы дают определенное объяснение отказу от повторения операции: мы уже указывали, что миноносцам 1-й смены охраны было по плану разрешено, в случае неудачи уничтожения парохода с воздуха, перед возвращением в Севастополь атаковать его в гавани. Когда по выяснении неудачи налета означенные миноносцы были направлены начальником группы к Зунгулдаку для выполнения операции, командование экстренным радио, адресованным, помимо начальника группы, начальнику дивизиона миноносцев, приказало миноносцам возвращаться в Севастополь.
Этот факт еще раз подчеркивает, что фактическое управление операцией принадлежало самому командованию, а не начальнику маневренной группы, хотя бы и составителю плана операции, утвержденного тем же командованием{52}. [72]
Таким образом, ясно, что начальник маневренной группы уже всем ходом событий был приведен к уверенности, что ему не принадлежит право решать вопрос о повторении операции налета.
В своем донесении в рубрике «замечания и выводы», подробно останавливаясь на разборе действий кораблей поддержки, начальник маневренной группы лишь вскользь упоминает, что «гидросамолеты не точно выполнили свою задачу», и ни словом не касается вопроса об обстоятельствах, приведших операцию к неудаче. Между тем, ряд данных определенно говорит, что для выполнения операции прежде всего требовалось разделить ее выполнение на две части: а) подготовительную, связанную с выяснением размера противовоздушной обороны противника и с уничтожением ее средствами кораблей и гидроавиации, и б) уничтожение, после этого, путем воздушной бомбардировки пароходов, сооружений и других наиболее важных объектов. Отсюда вытекало, что для выполнения замысла в целом требовался не один случайный налет, а два или несколько подготовленных и организованных ударов с воздуха при содействии частей флота, во всяком случае большем, чем могли оказать два охранных миноносца, временно снятых с блокады, на обязанности которых лежала как охрана двух авиатранспортов, стоящих с застопоренными машинами в 15 милях от берега, так и помощь 14 самолетам, из которых часть была вынуждена сесть на воду непосредственно под берегом и могла требовать выбуксирования, быть может, даже из-под огня батарей.
Результаты блокады
Переходя к вопросу об организации блокады, необходимо отметить, что как средство прекращения морского подвоза блокада являлась наиболее действительным из применяемых способов. Большое число уничтоженных паровых транспортов и сотни фелюг за все время блокады должны были свести транспортные средства турок к ничтожному количеству. Однако, пользуясь каждым ослаблением блокадной деятельности русских миноносцев, турки принимали все меры для вывоза топлива из района. Вырабатывались [73] способы движения ночью, поощрительные меры для усиления частного каботажного транспорта и пр. Отдаленность базы и связанная с ней незначительность времени пребывания русских миноносцев и подводных лодок в море из-за малых запасов топлива, наконец, недостаточность сил и отвлечение их для других операций — все это создавало перерывы в блокадной службе. Блокада поглощала массу сил флота, надрывала механизмы миноносцев{53} и издергивала личный состав. Но требования союзников и ставки «усилить активность» борьбы с угольным снабжением довлели над командованием, и оно упорно продолжало применять прежние методы.
Что командование считало их вполне достаточными и достигающими цели, видно из письма адм. Эбергарда начальнику морского генерального штаба 13 октября 1915 г., т. е. через год после начала войны. В этом письме, вызванном повторными требованиями союзников прекратить свободный подвоз угля в Константинополь, он пишет:
«Деятельность Черноморского флота в преследовании подвоза угля в Босфор наглядно доказывается числом потопленных нами пароходов, достигнувшим к сентябрю 58, не считая того огромного истребления парусного турецкого каботажа, который отчасти перевозил уголь. Возобновление жалоб на Черноморский флот, допускающий, якобы, свободное движение угольных транспортов из Босфора к Угольному району, я отношу к тому настроению, которое вызвано в наших союзниках несбыточностью их расчетов на скорое осуществление Дарданельской операции и встреченными там затруднениями».
Действительно, размер уничтоженного тоннажа был огромен, и это наносило туркам громадный ущерб, но и после приведенной выше даты флот продолжал нести блокадную службу, так как турки находили новые пароходы и сотни фелюг, пускаясь на всевозможные ухищрения. Блокада так же не решала вопроса, как и бомбардировки. Больше того, можно было предвидеть, что блокадная служба будет протекать далеко не в тех благоприятных условиях, как до [74] сего времени. На одном из захваченных пароходов среди документов было найдено уведомление от немецкого командования командиру Зунгулдакского порта, что в ближайшем времени
«провоз угля улучшится, так как в угольный район будут присланы срочно готовящиеся новые подводные лодки».
Известие это оказало свое влияние на командование, которое стало действовать еще более осторожно. Подводная лодка была новым оружием, и борьба с ней была еще неизвестной областью. Появление неприятельских подводных лодок в Угольном районе значительно осложняло действия флота против берега, и мы видим, что с момента появления современных подводных лодок неприятеля в Черном море (июль 1915 г.) интенсивность блокады весьма падает.
Насколько вопрос угольного снабжения для Турции в течение всей войны стоял исключительно остро, можно видеть из того материала, который развертывает Г. Лорей в своей книге «Операции германо-турецких морских сил», посвящая ему в отдельных главах ряд страниц.
Ввиду того что копи Зунгулдака и прилегающего к нему района являлись единственным местом добычи промышленно пригодного угля, основным стремлением германского морского командования до вступления Турции в войну было накопление возможно большего запаса угля для флота и промышленности. К началу войны эти запасы в Константинополе исчислялись в 50 000 т, из которых 8 000 т было кардифского угля.
Некоторые запасы угля имелись и у железных дорог, но промышленность обеспечена углем была в совершенно ничтожных размерах и это, в основном, очень озабочивало Сушона, стремившегося обеспечить подчиненный ему флот техническим тылом, который у турецкого флота почти отсутствовал.
Отдавая себе отчет в том, что подвоз угля из Зунгулдака может быть в любой момент прерван русским флотом, Сушон считал необходимым параллельно с морской доставкой организовать вывоз угля из Угольного района [75] сухим путем{54}, а также начать немедленную разработку угольных месторождений на побережье Мраморного моря. Хотя уголь этих копей был очень плохого качества, но все же мог быть использован для различных береговых установок промышленных предприятий и тем дать экономию в расходовании зунгулдакского угля.
Ввиду того что все угольное дело находилось в беспорядочном состоянии, в ноябре 1914 г. по настоянию Сушона было решено создать при флоте специальную организацию «Угольное бюро», которое ведало бы доставкой, хранением и распределением угольных запасов. Во главе бюро был поставлен германский морской офицер, в распоряжение которого было передано 22 угольных парохода с грузовместимостью от одной до двух тысяч тонн каждый.
Когда операции против Зунгулдака и других пунктов Угольного района и отдельные поиски крейсеров и миноносцев русского флота привели к истреблению ряда угольных транспортов, «Угольное бюро» решило усилить перевозочные средства привлечением парусных судов. Однако, потери тоннажа были очень велики. К июлю 1915 г. угольный флот потерял половину своих пароходов и свыше 25 больших и малых парусников, что отразилось на значительном уменьшении поступающего угля.
Стремясь снизить эти потери, морское командование настояло на создании в местах угольных погрузок некоторой береговой обороны в виде батарей, прикрывающих своим огнем грузящиеся пароходы от посягательства русских кораблей, но это не снизило потерь, так как суда с углем топились на пути к Босфору.
Введенный «Угольным бюро» порядок расхода угля почти не соблюдался военным и гражданским ведомствами и в частности самим штабом высшего военного командования, что побудило морское командование в июне 1915 г. сложить с себя руководство этим бюро, которое за период с ноября 1914 г. по июль 1915 г. все же вывезло 285 000 т угля и около 40 000 т сложило в различных пунктах в виде запасного фонда. [76]
Принятые меры к снижению потерь тоннажа (выходы и плавание ночью) результатов не дали, так как к периодическим набегам крейсеров и миноносцев присоединилось еще систематическое пребывание в районе Босфора, а отчасти и у побережья Угольного района русских подводных лодок, которые истребляли прорывающиеся транспорты у самого Босфора.
С введением с конца 1915 г. русскими систематической блокады Угольного района турецкий флот перешел на голодный угольный паек, стоя без паров, освещения и расходуя топливо лишь для самых необходимых операций. Это положение заставило Сушона перейти на отвергавшуюся им до того систему конвоирования угольных транспортов боевыми кораблями — сперва миноносцами, затем крейсерами Гамидие и Бреслау и, наконец, пойти на такую крайнюю меру, как высылка в море для прикрытия возвращающихся из Зунгулдака транспортов самого Гебена.
Однако, невозможность постоянного использования для конвоирования угольщиков боевых кораблей, которые сами расходовали много угля, особенно при больших ходах во время боевых столкновений с блокирующими силами противника, привела к отказу от риска высылки Бреслау и Гебена, тем более что каждый выход их сопровождался атаками русских подводных лодок.
В январе 1916 г. наличные запасы угля обеспечивали и без того урезанную работу железных дорог и военной промышленности только до конца месяца.
Это положение побудило Сушона, во-первых, срочно затребовать из Германии присылки для борьбы с блокадой Угольного района современной большой подводной лодки, а во-вторых, попытаться наладить доставку угля по железным дорогам из Германии. После первого отказа со стороны высшего германского военного командования на отправку угольных маршрутных поездов Сушону удалось добиться этого с помощью специального обращения турецкого правительства к Германии, где указывалось, что угольный тоннаж Турции сведен до 5 пароходов и турецкие железные дороги и военная промышленность накануне остановки из-за отсутствия топлива. [77]
С конца февраля из Германии стал посылаться ежедневно маршрутный поезд с 400 т угля, что составляло от 12 000 до 14 000 т в месяц.
Ввиду того что общая месячная потребность в угле достигала, при строгой экономии в расходовании его, 30 000 т, недостающее количество должно было поступать за счет добычи бурого угля из копей Мраморного моря и вывоза во что бы то ни стало из Зунгулдака.
В дополнение к уцелевшим угольным транспортам и парусникам для вывоза угля были привлечены мелкие каботажные суда — магоны, — значительная часть которых была снабжена моторными двигателями и даже мелкими орудиями (от подводных лодок).
Некоторое ослабление блокады весной 1916 г., ввиду отвлечения русского флота для операций у берегов Лазистана, несколько улучшило положение с доставкой угля; в январе и феврале из Зунгулдака было доставлено, по 20 000 т, в марте цифра поднялась до 30 000 т.
К октябрю 1916 г. число угольных транспортов с 5 сократилось до 2, и подвоз зунгулдакского угля почти прекратился, тем более что русские начали систематическое заграждение Босфора минами. Приходилось пользоваться лишь тем углем, который привозился из Германии, но размеры этого снабжения не превышали прежних 14 000 т в месяц. Доля флота, определенная ранее в 800 т в месяц, была снижена до 350 т, корабли почти прекратили столь необходимые тральные работы в устье Босфора и не разводили паров без самой крайней необходимости.
С начала 1917 г. доставка угля из Зунгулдака велась исключительно с помощью магон и немногих парусников, причем общее количество доставляемого угля весной и летом этого года колебалось от 6 000 до 13 000 т в месяц.
Общие выводы из опыта операций против угольного района
Итак, подводя итоги боевым действиям Черноморского флота в области поставленной ему задачи по отношению к Угольному району, мы должны сказать, что флот этой задачи полностью не решил. Подтвердилось то, что в борьбе [78] с берегом, располагая всеми мощными средствами для удара, один флот не может реализовать своих достижений, закрепить успех, довести его до конца.
Должно было быть ясным, что прекращение угольного снабжения турок в тех условиях, которые имелись на Черном море, требует разрушения самого Зунгулдака, как: источника угля. Местные особенности Зунгулдака должны были быть уяснены с самого начала, и если у командования отсутствовала необходимая разведка, то оно должно было найти правильное решение после первой же бомбардировки. Флот не мог сам решить зунгулдакской задачи ни бомбардировками, ни налетами с воздуха, ни закупоркой, ни спорадической блокадой; задача решалась лишь десантом, который после. соответствующей огневой подготовки флота, под прикрытием последнего, реализует удар по берегу действиями на берегу.
На протяжении более двух лет были применены все способы борьбы, за исключением этого единственного решающего. Сам по себе Зунгулдак, так же как и остальные пункты района, представлял собой исключительно легкий объект для десантной операции. Его береговая защита в первый период состояла из двух батарей, а численность гарнизона не превышала батальона. Не имея дорог, соединяющих его с внутренней страной, Зунгулдак предоставлялся своим собственным силам, как и большинство портов Анатолии.
По показаниям пленных, захваченных в разное время, командир Зунгулдакского порта имел инструкции, в случае появления русского десанта, взорвать все сооружения по добыче угля.
Операция сводилась к тому, чтобы, погасив огонь батарей, флот высадил соответствующий десант, который после подавления сопротивления должен был проникнуть в недоступные для флота места, с помощью специальных партий уничтожить не только все техническое оборудование, но и взорвать шахты. Другими словами, необходимо было добраться до источников добычи и их уничтожить. Этим решалась задача. Что эта задача была под силу флоту и тем сухопутным [79] войскам, которые находились в распоряжении командования, говорит опыт последующих операций у берегов Лазистана. Во всяком случае, флот располагал достаточными силами и для выполнения высадки и для обеспеченного прикрытия ее от противодействия Гебена.
Этих сил было бы достаточно и в дальнейшем, когда оборонительные средства Зунгулдака усилились. Если командование не было уверено в том, что при встрече с Гебеном ему удастся прикрыть высадку, оно могло выполнить ее в то время, когда подорванный на двух минах при входе в Босфор Гебен находился в длительном ремонте{55}.
Но как бы то ни было, вопрос Зунгулдака решался вполне только десантом.
Мы не имеем документов, определенно освещающих вопрос, почему черноморское командование избегало решения зунгулдакской проблемы именно этим способом. Но, анализируя поступки командования во всей совокупности, мы должны отметить следующее.
Не считая десантные операции вообще в числе задач флота, командование отклоняло мысль о них, как об операциях рискованных, которые могли бы втянуть флот в ряд. сложных обязательств. В одном из своих донесений в ставку (март 1915 г.), предвидя возможность задания готовиться к операциям по завладению Босфором, адм. Эбергард говорит:
«...Основывать расчеты на успешную высадку войск под. Босфором, перевозя их из Батума, т. е. более чем за 500 миль, нельзя: погоды настолько непостоянны, настолько различны в разных частях моря, что транспортная флотилия, благополучно сделавши переход морем, может в конце пути быть поставлена в невозможность высадить десантные войска. Удобные для высадки участки побережья в сколько-нибудь свежую погоду становятся недоступными. Невозможность произвести высадку в избранном участке и в назначенное время заставит принять одно из двух решений — или идти в Севастополь, ближайший к Босфору порт, отстоящий от него в 300 (милях, или держаться в море [80] и ожидать исправления погоды, что может продолжиться несколько дней, в течение которых десантные войска будут страдать от качки и тесноты помещения, что неизбежно отзовется самым нежелательным образом на боевых качествах войск. Кроме того, нахождение в море, вблизи Босфора значительного числа транспортов и конвоирующих судов даст легкую и верную добычу неприятельским миноносцам, бороться с которыми мочью нам будет невозможно».
Далее указывает:
«Выходом из такого положения может быть только занятие для базирования наших сил порта Бургас, расположенного в 110 милях от входа в пролив».
Указывая на выгоды обладания этим портом, командование все время подчеркивает те невыгодные условия, в которых находится флот для выполнения предвидимых, но не желаемых им десантных операций. Перечисляя вероятные меры противодействия противника, действия его флота, минные постановки, береговые батареи, полевые войска на побережье, командование говорит:
«Все эти средства могут быть парированы флотом, только поддерживая тесную блокаду, опираясь на Бургас; при базировании же на Севастополь флот будет вынужден уходить за углем к базе, так как погрузка топлива в открытом море, ввиду особого устройства кораблей, возможна лишь в штиль и производится весьма медленно».
Вместе с тем, по мнению командования,
«близость к Босфору позволит противнику использовать все свои, даже второстепенные, силы, которые во время отсутствия нашего флота будут хозяевами положения и способны предпринять операции в тыл нашим высаженным войскам».
Подробный анализ этих соображений не входит сейчас в нашу тему, но нужно заметить, что они высказывались адм. Эбергардом неоднократно с начала войны. Таков был взгляд руководителя возможной десантной операции на Босфор, на ее осуществимость вообще; мнение это было официально доложено высшему управлению вооруженными [81] силами и, конечно, опровергать его фактами, вроде зунгулдакского десанта, было недопустимо.
Да было бы и нелогично, указывая на невозможность обеспечить десантные войска во время операции флотом, не имея базой Бургаса (а как его получить?), в то же время испрашивать разрешение покончить одним махом с Зунгулдаком при посредстве десанта.
Этой точки зрения командование Черноморским флотом неизменно держалось и в дальнейшем. И если под давлением сверху оно и выполняло перевозки войск, то преимущественно выбирая пункты высадки на необороняемом побережье и относясь с большой нервностью к изменениям и осложнению этих условий в смысле боевой обстановки.