VII. Результаты

О ценности разведки следует судить не по размерам ее, а по ее успехам. В этом отношении германская разведка может выдержать сравнение с неприятельской, хотя, правда, только в области разведки военной. В этой области она может претендовать на то, что, несмотря на все трудности, она превзошла гораздо более обширную и находившуюся в более благоприятных условиях разведку Антанты. Начиная с битвы на Марне, во время решающего прорыва при Горлице-Тарнов, во время наступления на Сербию и Румынию, при Изонцо и во всех крупных наступательных сражениях на западном фронте неприятельское командование бывало застигнуто врасплох германскими военными действиями. От него осталось скрытым, несмотря на значительные приготовления, и отступление германского фронта на Зигфридовскую позицию, оно было замечено им лишь по его окончании. На вполне осведомленного противника германское наступление наткнулось впервые в середине июля 1918 года под Рейсом. Несчастные последствия этого доказали как всю важность сохранения в тайне намерений командования, так одновременно и всю пользу успешной разведки. Источники, по которым неприятель был в этом случае осведомлен, с немецкой стороны выяснены быть уже не могли. Кажется, однако, что и в данном случае неприятель был обязан своими сведениями не своему шпионажу, а показаниям военнопленных немцев. С другой стороны, следует констатировать, что германское верховное командование ни в одном важном случае не было захвачено событиями врасплох.

Несмотря на всю ограниченность разведки, ею добывалось большое количество сведений. Поскольку они были военного содержания, они не передавались непосредственно оперативному отделению, а предварительно просматривались и оценивались отделением «чужие армии», так как часто противоречили одно другому, и требовалось постоянное сравнение для того, чтобы отличить верные данные от ложных.

Полезные для флота сообщения передавались разведке [210] морского штаба. Сообщения с техническими данными пересылались соответствующим германским учреждениям, а сообщения политического содержания — в политический отдел верховного командования на усмотрение относительно дальнейшей пересылки в ведомство иностранных дел. Сообщения хозяйственного порядка направлялись в Берлин, в организованное при Генеральном штабе центральное бюро, находившееся в связи с заинтересованными хозяйственными властями,

Так как военное командование было компетентно и ответственно только за военное дело, то оно использовало и составляло сводки исключительно по военным сведениям.

После крушения Германии утверждение, что германская разведка была неудовлетворительной, стало одним из орудий революции. К этому же мнению присоединился и вождь одной из буржуазных партий, и, тем самым, усилил впечатление, будто бы крушение Германии было военным и было вызвано неверной оценкой и недооценкой неприятельских боевых сил. Особенно распространялось это неверное утверждение в отношении резервов, с которыми маршал Фош вел свое последнее наступление, а также относительно американских боевых сил, подавляющее количество которых будто бы сломило сопротивление германской армии. Оба эти утверждения ложны, так как по обоим вопросам верховное командование было правильно осведомлено германской разведкой.

21 марта 1918 года, когда началось германское наступление, в тылу находились 16 английских и 35 французских дивизий. Они были распределены по всему фронту. Неприятель ожидал нападения, но не знал, где оно произойдет. Части эти на неприятельской стороне представляли из себя резервы, но не сплоченную резервную армию. Разведка установила, что к началу апреля все, за исключением одной, английские дивизии, а к середине мая и все французские резервы, за исключением двух дивизий были выведены на фронт. Одновременно разведка сообщила, что противник оттянул дивизии от спокойных фронтов и что к середине мая он имел в резерве 40 свежих французских [211] дивизий, в то время, как англичане оставались почти совсем без резервов. Этот второй резерв был постепенно использован во время второго германского наступления в мае и в июне 1918 г. К середине июня в резерве оставалось не больше десяти боеспособных французских дивизий. Благодаря притоку американских и итальянских дивизий и пополнению выведенных из боя французских дивизий, число их к началу июля возросло приблизительно до 30. К этому же времени англичане также создали резерв в 18 дивизий. Теперь эти резервы были более концентрированными, нежели в марте этого года. Расположение их было известно. Таким образом, ни французское наступление 18 июля при Вилле-Котре, ни английское 8 августа не было неожиданным. Неожиданной оказалась только неустойчивость многих германских войсковых частей. В последовавших затем боях неприятельские части снова сильно растаяли, так что к концу сентября, когда германское верховное командование потребовало перемирия, в тылу у неприятеля не было уже ни значительных резервов, ни тем более большой резервной армии, с помощью которой маршал Фош будто бы нанес последний решающий удар. Вернее будет сказать, что он шел на рушащийся фронт, а еще вернее — что он давил на фронт, опоры которого на родине рушились.

Что касается американских боевых сил, то до объявления Америкой войны все предположения об их численности и о сроках их прибытия в Европу были объектом вычислений и не были поэтому делом разведки. Эти исчисления германского Генерального штаба привели к заключению, что к весне 1918 года во Францию могут прибыть 15 американских дивизий и многочисленные этапные и рабочие войсковые части. Разведка установила, однако, что к этому времени во Франции имелось лишь 6 дивизий. Это вызвало сильное разочарование французов и англичан. Нажим с их стороны повлек за собой ускорение американских транспортов, так что в середине мая германская разведка обнаружила во Франции уже 10 американских дивизии, в середине июня — 16, в середине июля — 22, в начале августа — 28, в середине августа — 31 и к концу войны — 36. Фактически, [212] следовательно, американские боевые силы до весны 1918 года не только не недооценивались с германской стороны, но даже переоценивались. Прибытие американцев бывало также всегда известно задолго до их поступления на фронт. Было известно и об их обучении во Франции. В то время, как первые поступавшие во Францию американские дивизии сначала еще несколько месяцев обучались и затем, прежде чем попасть в большие бои, посылались на спокойные участки фронта, начиная с июля, их уже после двухмесячного, а затем даже после месячного обучения стали употреблять в горячих пунктах боя. Здесь они отличались своим храбрым поведением, но должны были дорого заплатить кровью за свою неопытность, с которою они были, в силу нужды, брошены в бой.

Насколько утверждение, что немецкое командование было застигнуто силами противника врасплох, является ложным, и построенным в целях оправдания революции, настолько, однако, верно, что отдельные участки германского фронта бывали, действительно застигнуты врасплох неприятельскими предприятиями. Разведка, однако, своевременно и правильно оповещала и здесь. Это не означает, однако, что вожди или войска в каждом случае верили ее донесениям. Ибо не в них только дело: последнее слово остается за полководцем. Правда до него доходят непосредственно лишь важнейшие сообщения, в остальном ему приходится полагаться на суждение своих сотрудников. Я представляю себе вполне, что мнение это у союзников всегда бывало одинаковым. Германская разведка не была, поэтому, заинтересована в ограничении массового характера разведки неприятельской. Наоборот, она старалась еще больше усилить этот избыток разведки и даже допускала поступление к неприятелю, по установленным уже путям таких сведений, которые очевидно не должны были бы быть правильными, не которые иногда, а именно в тех случаях, когда имелись основания предполагать, что противник этим сообщениям не поверит, бывали и верными.

Ввиду громадного количества попавших в немецкие руки шпионов, найти подходящее орудие для такого обмана не было [213] трудно. Будучи набраны без разбора, неприятельские шпионы не относились серьезно к своей задаче и охотно соглашались работать в качестве двойников. При таких условиях они без всякого риска получали то, что им было нужно, и зарабатывали двойные деньги, получая вознаграждение от обеих сторон. В целях того, чтобы многочисленные неизвестные агенты неприятеля автоматически получали ложные сведения и для того, чтобы подобные же показания давали и германские пленные, среди войсковых частей, в оккупированных областях, на родине и в нейтральных государствах намеренно распространялись ложные сведения, которые должны были поступить к неприятелю. Такое введение неприятеля в заблуждение было трудной и важной отраслью работы. Оно было строго сконцентрировано в руках разведывательного отдела и верховного командования, всем же подчиненным учреждениям самостоятельное распространение ложных сведений было запрещено, ибо беспорядочное пользование таковым могло повлечь за собой вредные последствия. Взяв в руки систематический обман неприятельской разведки, германская разведка одновременно, по возможности, защищала себя от подобных же попыток противника.

Германская военная разведка обязана своими успехами отчасти тому обстоятельству, что ей приходилось не доказывать, а лишь констатировать. В результатах обнаруженного ею она совершенно не была заинтересована. Она не должна была сообщать то, что желали слышать, и могла относиться безразлично к тому, что сообщала. Если у нее и существовала какая-либо тенденция, то отнюдь не в сторону недооценки неприятеля, так как именно на ясном сознании перевеса неприятеля в отношении людей и материалов покоилось требование верховного командования, чтобы силы его собственного народа были максимально развернуты для борьбы.

Совершенно иначе следует оценивать результаты разведки хозяйственной и политической: здесь перевес оказался за противником. Хозяйственной разведкой руководила Англия. Нельзя не согласиться со словами, в которых руководитель [214] английской разведки, прощаясь со своим штабом, так охарактеризовал достигнутые ею результаты: «Вашим усилиям обязаны мы тем, что неприятельскими агентами не было вызвано ни одного разрушения, ни одного пожара. Это тем более знаменательно, что неприятельских агентов было много. Вы доставили сведения, имевшие неизмеримую ценность для морской, армейской и торговой разведки. Министр блокады полагает, что ваша работа способствовала в значительной мере успешному проведению блокады. В отношении подавления неприятельской торговли, сведения ваши сильнейшим образом способствовали обнаружению неприятельских товаров на нейтральных суднах. Вам будет интересно узнать, что во всех дошедших до призывного суда случаях контрабанды, доказательства были доставлены вами. Значение этого факта станет еще более наглядным, если я прибавлю, что стоимость этих грузов, не считая пароходов, равна 30 миллионам фунтов стерлингов. Вы помешали, кроме того, пересылке ценностей на сумму в 70 миллионов фунтов и совершенно расстроили неприятельские заокеанские сношения, поскольку они вообще могли быть расстроены».

В политической разведке успех принадлежит целиком Антанте. Существовала, правда, и германская политическая разведка, которую ведомство иностранных дел поручило депутату Эрцбергеру. Последний был озабочен, однако, не столько тем, чтобы выяснять политическое положение в окружающем мире и влиять на него, сколько тем, чтобы доказать правильность своего собственного политического направления. А поскольку последнее состояло в том, чтобы поддержать в Германии веру в соглашение и желание его осуществления, то оно благоприятствовало целям неприятельской разведки. Этой тенденции обязаны своим возникновением многие из появившихся во время войны сведений о готовности неприятеля к соглашению и о возможностях заключить мир. Верховное командование получало через свою разведку другое впечатление: впечатление о воле противника к уничтожению, которая могла быть сломлена лишь в случае военной победы Германии. [215]

Депутат Эрцбергер, деятельность которого была, по крайней мере, полуофициальной, тем не менее никогда не вступал в официальные сношения с верховным командованием и с его разведкой.

С положительными результатами деятельности неприятельской политической разведки до осени 1917 года не велось никакой решительной борьбы. На нее стали обращать внимание лишь при появившихся к тому времени признаках революционного брожения в широких массах народа. Но и их обнаружение, за отсутствием какой-либо другой разведки, принуждена была взять на себя разведка военная. Уже к 1918 году было обнаружено много фактов. Неоднократно выявлялись и предупреждались широко задуманные попытки доставить в Германию из Голландии революционные листовки. Наряду с этим французская разведка в Швейцарии пыталась создать в Южной Германии враждебное северу настроение: на южно-германской границе было задержано большое количество прокламации соответствующего содержания. В течение 1918 года все больше получалось доказательств того, что усилия разведки держав Антанты по революционизированию Германии были значительно превзойдены работой русского посольства в самой Германии. Также поступало все больше доказательств того, что Антанта подготовляла перевороты в России, Вене, в Будапеште и в Софии. Нетрудно было установить, что дипломатические курьеры одного правительства были перевозчиками тех многочисленных прокламаций, написанных безукоризненным немецким языком, которые всплывали во всех промышленных районах Германии и отличались от пропагандистского материала Антанты лишь своими более революционными и интернациональными требованиями. Трудно, однако, было убедить круги, достигшие в Германии политического влияния, в опасном характере этих явлений. Разведке пришлось прибегнуть к тому, чтобы один из 12 ящиков, величиной в кубический метр, с которыми приехал курьер, свалился с лестницы вокзала на Фридрихсштрассе, разбился и обнаружил свое содержимое, состоявшее из сотен тысяч прокламаций. Лишь после этого были вручены паспорта [216] послу этого государства. {62} Это случилось 5 ноября 1918 года, за 4 дня до революции. Я получил донесение об этом во время поездки в разведывательное управление восточного театра военных действий на русской границе. Доносивший мне об этом пограничный чиновник сообщил одновременно о полученном распоряжении воспрепятствовать большевистской пропаганде. После этих кратких примеров, характеризующих состояние Германии, нет нужды в объяснении причин, по которым политическая разведка смогла полностью достичь в Германии своей цели. Этим самым были аннулированы и все успехи военной разведки.