Наше дело правое…

7 сентября началась борьба за острова Моонзундского архипелага. Б неравных схватках советские воины полтора месяца сковывали две фашистские дивизии и часть сил 1-го воздушного флота. Наши войска оставили острова только 19 октября, после того как были исчерпаны все возможности их обороны.

После завершения налетов на столицу рейха 1-й минноторпедный авиационный полк под командованием Евгения Николаевича Преображенского активно включился в защиту Ленинграда. Полк наносил мощные бомбовые удары по обстреливавшим город батареям противника, уничтожал его технику и живую силу на фронте, топил боевые корабли и транспорты в Балтийском море, ставил мины на морских фарватерах.

В начале 1942 года 1-му минно-торпедному авиационному полку, одному из первых на Балтике, было присвоено звание гвардейского, а Преображенский был назначен командиром 8-й авиабригады, в состав которой входил 1-й минноторпедный. В 1943 году полковника Преображенского назначают начальником штаба ВВС Северного флота. Затем Евгений Николаевич принимает активное участие в войне с империалистической Японией.

С 1946 года Преображенский занимает должность командующего ВВС Тихоокеанского флота. В 1950 году его назначают командующим авиацией Военно-Морского Флота. На этой должности в течение тринадцати лет он проделал большую работу по развитию и совершенствованию флотской авиации.

В 1963 году генерал-полковника авиации Преображенского Евгения Николаевича не стало...

Имя Преображенского носит теплоход Северного речного пароходства. В городе Кириллове Вологодской области и городе Пестово Новгородской области есть улицы, названные именем Героя Советского Союза Евгения Николаевича Преображенского.

П. И. Хохлов:

В начале 1942 года я был назначен флагманским штурманом 3-й авиабригады и продолжал летать на боевые задания с командиром бригады Евгением Николаевичем Преображенским. В июне 1943 года я стал флагманским штурманом авиадивизии Черноморского флота, которой командовал Герой Советского Союза полковник Николай Александрович Токарев. Мы встретились не впервые: я летал с ним в одном экипаже во время войны с белофиннами и в предвоенные годы. В сентябре 1944 года меня назначили главным штурманом ВВС Северного флота.

После Великой Отечественной войны окончил Академию Генерального штаба, работал главным штурманом авиации флота, а с 1953 года — начальником штаба, первым заместителем командующего ВВС Балтфлота. С 1960 по 1971 год — начальник штаба авиации Военно-Морского Флота. Сейчас — в отставке.

А судьба моих товарищей сложилась так.

Два экипажа (ведущий — Гречишников) вылетели на выполнение боевого задания. Шел мокрый снег, сплошная плотная облачность прижимала самолеты к самой земле, И все же летчики в этих условиях, под зенитным огнем точно вышли на цель: по дороге тянулась большая колонна мотопехоты, танков и артиллерии противника. При отходе в самолет Гречишников а попал зенитный снаряд, По словам ведомого, Гречишников мог бы пролететь еще несколько километров на горящей машине и посадить ее в поле. Однако летчик поступил иначе. Он развернул горящий самолет в сторону танковой колонны и круто повел его вниз. Через несколько секунд в гуще вражеских войск раздался сильный взрыв, вверх взметнулся столб огня. Так погиб, совершив огненный таран, этот славный экипаж. Василий Алексеевич Гречишников не успел получить Золотую Звезду Героя Советского Союза под номером 613.

Афанасий Иванович Фокин до конца войны находился в действующих частях авиации флотов. Кроме Балтики, он воевал в составе Черноморского флота, где стал Героем Советского Союза, бил фашистов в Заполярье в составе Северного флота... В послевоенные годы Афанасий Иванович осваивал реактивные самолеты-торпедоносцы.

Герой Советского Союза капитан Андрей Яковлевич Ефремов успешно совершил пять боевых вылетов на столицу фашистской Германии и произвел несколько бомбовых ударов по Кенигсбергу, Данцигу и Штеттину.

В 1942 году майор Ефремов назначается заместителем, а затем командиром 36-го минно-торпедного полка ВВС Черноморского флота. В 1944 году полк перебазируется на Север, в состав ВВС Северного флота, В 1945 году подполковник Ефремов вместе с полком перебирается на Дальний Восток, где в составе ВВС Тихоокеанского флота принимает активное участие в разгроме империалистической Японии. С 1946 года полковник Ефремов работает в учебных заведениях флотской авиации. В 1961 году Андрей Яковлевич ушел в запас. Но он трудится и по сей день. Герой войны Ефремов — ныне директор Парка культуры и отдыха Ждановского района Москвы, лектор общества «Знание».

Вот, пожалуй, и все...

А. Я. Ефремов:

Из тех, кто бомбил Берлин, в живых осталось мало: П. И. Хохлов, Ваня Серебряков в Киеве живет, В. М. Кротенко — в Ленинграде, штурман Е. П. Шевченко... А из летчиков, пожалуй, один я и остался...

Но и сейчас, скажи мне: «Вот тебе, Ефремов, самолет. Полетишь?», ей-богу, сел бы за штурвал, отрулил бы на полосу, двигатели прогрел и взлетел! Взлетел бы и сел, как учили. Душа — субстанция нематериальная, и на нее не распространяется решение медицинской комиссии: «К летной работе непригоден». Бывает, ночью проснешься — на сердце радость: снова летал! Во сне снится...

В. М. Кротенко:

Вот и все...

Остается сказать, что давно уже нет в строю самолетов Ил-4: они ушли из боевой авиации.

Нет и живых многих ветеранов 1-го гвардейского минно-торпедного полка. Погибли в боях за Ленинград Плоткин, Гречишников, Рысенко, другие соколы.

Последние годы Григорий Захарович Оганезов жил в Ленинграде, и друзья-однополчане часто навещали его, вспоминая ратные дела полка. Более двухсот боевых кораблей, транспортов, сотни фашистских танков и орудий, обстреливавших Ленинград, уничтожил к концу войны гвардейский полк морских летчиков Балтики. Тридцать три Героя Советского Союза, шесть генералов и маршал авиации И. И. Борзов выросли в полку.

Коммунисты и комсомольцы Таллина и острова Сааремаа воздвигли памятник-стелу морским летчикам на месте аэродрома Кагул.

В марте 1942 года по приказу Верховного Главнокомандующего была создана авиация дальнего действия, и полеты на Берлин осуществлялись на тяжелых четырехмоторных самолетах Пе-8 с аэродромов Подмосковья. Имена прославленных авиаторов дальнего действия, неоднократно участвовавших в бомбардировке Берлина, часто упоминались в газетах. Среди них Герои и дважды Герои Советского Союза: В. Н, Осипов, П. А. Таран, Е. П. Федоров, З. К. Пуссэп, В. Ф. Романов, А, И. Молодчий.

Ранняя осень в сорок третьем году... В октябре выпал первый снег. Большие мокрые хлопья его покрыли крыши домов в нашем поселке, за белой вуалью падающего снега спрятался лес, побелели кочковатые бурые поля у реки, на дорогах, ведущих к аэродрому, грузовики перемололи снег в жидкую грязь.

В один день не пришли в школу три моих друга, и после уроков я пошел к одному из них. Не ответив на мой вопрос, он горько заплакал. Он не плакал даже тогда, когда его били ребята с Серовской улицы, извечные наши недруги. От него я побежал к двум другим, и везде я слышал скорбные вести, видел печаль и слезы. Трудное было время. Трудное не только для взрослых, но и для нас, мальчишек...

А вспомнилось все это не случайно. В жизни часто не обращаешь внимания на ничего не значащие встречи, а потом, спустя много лет, они вдруг становятся чуть ли не главными.

...Был в поселке рынок. По мирным временам — обыкновенный колхозный рынок. А в октябре сорок третьего здесь шумела барахолка: голосистые бабы из соседнего с поселком колхоза меняли картошку на одежду, Варька-домоуправша каждый день приволакивала рыжую лису-воротник, сильно подъеденную молью, и толкалась с ней в самой гуще толпы. Три бабы-мумии, запеленатые одинаковыми мышиного цвета платками, торговали топленым молоком. Старик в пенсне со шнурочком, внешностью напоминавший Антона Павловича Чехова на известном портрете, развешивал в кулечках красненькие шарики-конфетки — витамин А. Два ремесленника таскали по базару пару зачуханных голубей, а у самых ворот, рядом с инвалидом, торговавшим махоркой (одна закрутка — четверть буханки ржаного), сиротливо стояла женщина с букетом осенних астр.

У инвалида махорку покупали немногие, и он между делом организовал игру в «веревочку»; лихо метал шнурок, набрасывая три петельки и предлагая желающим угадать, какая из трех затянется на пальце. Если петелька затягивалась, инвалид платил махоркой, если соскальзывала с пальца — а это случалось чаще, — требовал деньги. Мы часто приходили понаблюдать за игрой, стараясь разгадать ее секреты.

Однажды, прервав игру, инвалид указал грязным пальцем на летчиков, покупавших у одной из трех баб-мумий топленку, и с гордостью сказал:

— Смотри туда, хлопцы! Вон те ребята Берлин бомбят!

В поселке поговаривали, что на аэродроме базируется соединение тяжелых дальних бомбардировщиков, которые взлетают ночью и уходят куда-то далеко за реку. Собирая сухие сучья и шишки вместо дров, с опушки леса мы часто видели идущие на посадку четырехмоторные бомбардировщики. Это были Пе-8. Но то, что именно они летают на Берлин, никто из нас не знал. Только после войны, когда работал уже секретарем горкома ВЛКСМ и меня однажды пригласили в городской Дом культуры на встречу ветеранов, я и узнал, что в то время в поселке базировалось соединение, созданное по приказу Ставки в марте 1942 года с целевым назначением — полеты на фашистский Берлин.

А в тот слякотный октябрьский день трое молодых ребят, одетых в одинаковые меховые регланы с капюшонами, спокойно пили топленое молоко. Когда они проходили мимо нас, инвалид вдруг закричал хриплым, срывающимся голосом:

— Бей их, гадов! Бей их, сволочей, за мои ноги!

Один из летчиков обернулся, и я запомнил его: красивое, чуть овальное лицо, карие глаза и пышные черные усы. Роста небольшого, стройный, с мягкой пружинистой походкой. Он ничего не сказал инвалиду, только посмотрел как-то особенно пристально и, мне показалось, едва улыбнулся.

Потом я видел это лицо. На фотографии. То же, чуть овальное красивое лицо, пышные усы и — улыбка. Нет, я не мог ошибиться. Тогда осенью мимо нас прошел... А. И. Молодчий.

...Инвалид больше не стал играть в «веревочку». Он собрал пожитки, положил мешочек с махоркой на платформочку и, отталкиваясь двумя чурбачками, обитыми дерматином, покатил с базара на своих четырех колесиках-шарикоподшипниках, громко повторяя одну и ту же фразу: «Кто к знамю присягал однажды, у оного и по смерть стоять должен». Инвалид повторял эти слова, как заклинание, как молитву, как единственное спасение...

Кто он был и от кого слышал эту фразу, написанную Петром Первым для воинского устава государства Российского?

Теперь, спустя много лет, мысленно прослеживая день за днем август сорок первого, ловлю себя на том, что все они — и те, кто первым летал на Берлин, и те, кто бомбил его с марта сорок второго, — стоят у знамени, которому присягали, стоят живыми, воплощенными в бронзу памяти, передавая из поколения в поколение великое чувство любви и верности родной земле. И ничто — ни возраст тех, кто остался жить, ни смерть тех, кто погиб, — не списывает воинов в запас, потому что присягали они «знамю однажды, у оного и стоять им вечно».

А ранней осенью сорок третьего, в октябре, выпал первый снег...