Разговор в Ставке

— Товарищ Кузнецов, — начал Сталин, едва нарком переступил порог кабинета Верховного Главнокомандующего, — ваши доводы оказались малоубедительными. Специалисты-практики считают, что можно брать две «пятисотки».

За несколько дней до этого Сталин спросил Кузнецова: «А нельзя ли вместо пятисоткилограммовой бомбы или двух бомб по 250 килограммов нести на Берлин до 1000 килограммов, то есть брать две «пятисотки?»

Кузнецов решил не спешить с ответом Верховному и попросил дать время проконсультироваться. Сталин не любил, когда на его вопрос не отвечали сразу. Однако кивнул в знак согласия.

И вот вчера нарком Кузнецов изложил Верховному доводы, основанные на мнении Жаворонкова, что такая нагрузка для самолетов Ил-4, летающих с Сааремаа на Берлин, недопустима.

«Вы не специалист, товарищ Кузнецов. Мы запросим мнение специалистов, знающих этот самолет», — сказал Сталин, заканчивая вчерашний разговор.

Пригласив сегодня Кузнецова, Сталин попросил вызвать в Ставку и летчика-испытателя В. К. Коккинаки, проводившего испытания бомбардировщика Ил-4, или, как его называли иначе, ДБ-ЗФ. В Ставку вызвали опытного, известного летчика-испытателя, прекрасно знавшего самолет. В. К. Коккинаки не раз направляли в авиационные части, чтобы он показал, как надо использовать технику и выжимать из нее все возможное.

— Пригласите товарища Коккинаки, — попросил Сталин Поскребышева.

В кабинет вошел В. К. Коккинаки.

— Товарищ Коккинаки, вас вызвали затем, чтобы выяснить, могут ли бомбардировщики Ил-4 поднимать бомбы весом пятьсот килограммов и даже тысячу, если это надо, — сказал Сталин. И жестом остановил: — Только не спешите. Подумайте. Ваше мнение для нас очень важно.

— Ил-4 рассчитан на такой вес, товарищ Сталин, — ответил испытатель.

— Вы твердо уверены в этом, товарищ Коккинаки?

— Да, товарищ Сталин. Во время испытаний бомбардировщик поднимался с такой нагрузкой. Полеты проходили и на дальность, и на максимальный «потолок».

— Спасибо, товарищ Коккинаки, — сказал Сталин и, обращаясь к Кузнецову, спросил: — Вы слышали, товарищ Кузнецов?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Тогда объясните, почему ваше мнение расходится с мнением специалиста? Почему вы настаиваете на том, что бомбардировщик не поднимет в воздух бомбы калибра, которым можно сильно ударить по врагу?

— Мы суммировали, товарищ Сталин, конкретные возможности аэродрома на острове: аэродром имеет короткую и малоудобную взлетную полосу, самолеты уже долгое время были в эксплуатации, и моторы не развивают расчетную мощность, аэростатное заграждение над Берлином поднято до 5500 метров, а с такой бомбовой нагрузкой плюс возможности аэродрома...

— Хорошо, товарищ Кузнецов, — перебил его Верховный, — Ставка направит товарища Коккинаки на месте проверить ваши не совсем убедительные доводы. Вы свободны, товарищи.

Владимир Константинович Коккинани вылетел на остров Сааремаа — - в Ставке ждали твердого и окончательного ответа.

П. И. Хохлов:

Выделили экипажи Гречишникова и Ефремова. Под самолет Гречишникова подвесили бомбу ФАБ-1000, а под самолет Ефремова — две бомбы ФАБ-500.

В очередном полете на Берлин первым должен был взлететь капитан Гречишников. Он вырулил на самый дальний старт, опробовал моторы и начал разбег. Самолет пробежал более половины взлетной полосы — уже надо отрывать машину от земли, а она все бежит по полосе. Прекращать взлет было поздно. У самой границы аэродрома летчик оторвал самолет от земли. Без достаточной скорости он перевалил через изгородь и кустарник, снова коснулся земли, снес шасси, развернулся вправо и загорелся. Все, кто наблюдал за этим взлетом, невольно замерли. Из самолета выскочили три человека и, что есть силы побежали прочь. Метров через пятьдесят они бросились на землю в ожидании взрыва. В этот момент из хвостовой части горящего самолета раздался крик: «Спасите!» Кричал воздушный стрелок-краснофлотец Бураков. Оказалось, при ударе самолета о землю его зажало между радиостанцией и полом. Все трое бросились на помощь товарищу и освободили его из огненного плена. Каждую секунду они могли погибнуть от взрыва. Но взрыва почему-то не последовало.

Экипаж прибыл на командный пункт и доложил, что взлетать с такой нагрузкой нельзя. В. К. Коккинаки подтвердил мнение экипажа.

Н. Г. Кузнецов:

Однако дело на этом не кончилось. В Ставку были вызваны командующий ВВС ВМФ С. Ф. Жаворонков, до тех пор неотлучно руководивший полетами на месте, и командующий ВВС Красной Армии И. Ф. Жигарев.

И. В. Сталин нередко поступал так по отношению к какому-либо наркому. Этим он как бы говорил: «Вот я сейчас вас проверю. Вот сейчас послушаем, что скажут практические работники».

Когда Жигарев, Жаворонков и я вошли, Сталин сердито посмотрел на нас. О его плохом настроении свидетельствовало то, что он не сидел и не стоял возле стола, как обычно, а быстрыми шагами ходил от стены к стене. Едва мы вошли...

— Самолеты изношены, аэродром грунтовый и ограниченных размеров, внешняя подвеска крупнокалиберных бомб новы сит расход топлива... — Все это Сталин проговорил медленно и чуть слышно. Затем надолго замолчал, меряя шагами кабинет.

Кузнецов, Жигарев и Жаворонков остановились у самой двери, глазами провожая Сталина.

— Я правильно перечислил все, что было изложено вами? — Он остановился прямо против них.

— Так точно, товарищ Сталин, — ответил нарком Кузнецов.

— Тогда ответьте мне, почему для выполнения столь ответственного задания были выделены самолеты, практически отслужившие свой срок? — спросил Сталин.

Вопрос был поставлен резко. И все же самолеты, на которых совершались полеты на Берлин, нельзя было отнести к «самолетам, отслужившим свой срок». Моторы, установленные на них, действительно уже долгое время были в эксплуатации, но новыми бомбардировщиками класса ДБ-ЗФ Военно-Воздушные Силы Краснознаменного Балтийского флота к началу операции не располагали. Для выполнения задания Ставки были отобраны лучшие машины авиационного полка.

Ни один полк к моменту начала операции не бездействовал, а переброска самолетов из части в часть отняла бы столько времени, что начало операции пришлось бы отложить на неопределенный срок. А времени не было...

В оборонительных боях и операциях на дальних и ближних подступах к Ленинграду были заняты все авиационные соединения и части фронтов, флота, ПВО и дальнебомбардировочкая авиация. Они поддерживали и прикрывали сухопутные войска на полях сражений, вели борьбу с вражеской авиацией в воздухе и уничтожали ее на аэродромах, наносили удары по противнику в его оперативной глубине. Гитлеровцы взяли в кольцо Моонзундскпе острова и стремились овладеть ими, чтобы получить свободный выход в Финский залив.

Времени не было...

Из трех вызванных к Сталину впрямую вопрос был обращен к командующему ВВС Красной Армии П. Ф. Жигареву.

— Разрешите, товарищ Сталин? — сказал Жигарев, чуть выступив вперед.

— Слушаю вас, товарищ Жигарев.

— Товарищ Сталин, — начал Жигарев, — если даже удалось бы поднять бомбардировщики с такой нагрузкой, то полет по сложному маршруту на максимальную дальность, многочисленные противозенитные маневры над целью и обратный путь в сложных погодных условиях отняли бы у экипажей тот минимум запаса горючего, которым они располагают во время полета.

— Не надо гадать, товарищ Жигарев. Надеюсь, вам понятно, о чем я говорю?

— Так точно, товарищ Сталин, — Жигареву показалось, что Сталин усмехнулся.

— Надо было предвидеть возможные варианты этой операции. — И неожиданно Верховный добавил: — Поневоле вспомнишь мудрый совет Козьмы Пруткова, что и при железных дорогах лучше сохранять двуколку.

Это отступление удивило всех троих. Полагая, что тон разговора несколько изменился, Кузнецов сказал:

— Товарищ Сталин, полеты на Берлин проходят успешно.

— Не надо, товарищ Кузнецов, мужеством летчиков прикрывать собственные ошибки. Безответственность, а не аэродром с грунтовым покрытием мешает нам нанести более ощутимый удар по Берлину. Надо иметь смелость признать это. — И, обращаясь к Кузнецову и Жаворонкову, добавил: — Что же касается вас, моряков, я сомневаюсь в ваших доводах Бы свободны, товарища.

Н. Г. Кузнецов:

Больше всех досталось П. Ф. Жигареву, который направил для пополнения авиации КБФ самолеты с изрядно поношенными моторами. Тем не менее И. В. Сталин теперь уже не приказывал брать для бомбардировки Берлина бомбы весом в тонну.

13 августа 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за отвагу и героизм, проявленные в боях с немецким фашизмом, было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» полковнику Преображенскому Евгению Николаевичу, капитанам Гречишникову Василию Алексеевичу, Плоткину Михаилу Николаевичу, Ефремову Андрею Яковлевичу и Хохлову Петру Ильичу. Орденами Ленина были награждены летчики Дашковский, Кравченко, Мильгунов, Трычков, Фокин; штурманы Николаев, Рысенко, Сергеев, Чубатенко, Шилов, а также инженер авиагруппы Баранов и стрелок-радист Кудряшов. Орденов Красного Знамени были удостоены оба стрелка-радиста флагманского экипажа — Владимир Кротенко и Иван Рудаков. Кавалерами орденов Красного Знамени стали генерал-лейтенант авиации Жаворонков Семен Федорович и батальонный комиссар Оганезов Григорий Захарович. Всего орденами Красного Знамени и Красной Звезды были награждены 35 человек.

Кроме ВВС Балтийского флота, по Берлину действовала также 81-я авиационная дивизия дальнебомбардировочной авиации, базировавшаяся на соседнем с Кагулом аэродроме (командир полковник Н. И. Новодранов). В течение августа — сентября она совершила ряд успешных налетов на военные объекты Берлина и других городов Германии. За смелые действия многие авиаторы были награждены орденами.

Звания Героя Советского Союза были присвоены капитанам Н. В. Крюкову, В. Г. Тихонову, майорам В. И. Малыгину л В. И. Щелкунову, лейтенанту В. И. Лахонину.

А. Я. Ефремов:

Через некоторое время стали летать на Берлин и летчики 81-й дивизии дальне бомбардировочной авиации. Летали они с аэродрома Аста. Там до войны, как и на Кагуле, истребители базировались. Конечно же, с такого аэродрома нелегко было работать, но летчики в 81-й были отличнейшие. Летали как боги!

Как и мы, они появлялись над Берлином ночью и, отбомбившись, уходили морем на свой аэродром. В основном приходилось летать в плохую погоду. Дождь, бывало, кап зарядит с вечера, так и моросит до самого утра. Август на Балтике не всегда бархатный сезон...

Но какими бы ни были трудными метеорологические условия, на Берлин наши самолеты всегда выходили точно.

Когда летчикам нашего полка были присвоены высокие звания, «соседи» пришли поздравить нас. С такой же радостью поздравляли и мы летчиков 81-й дивизии после получения ими правительственных наград.

Как говорится, и горе общее, и радость общая...