Век «Астреи»
В греческой мифологии Астрея — богиня справедливости. Время, когда она была на Земле, называют «золотым веком». Она покинула Землю в железном веке и с тех пор под именем Девы сияет в созвездии Зодиака.
Знали ли те, кто летел на высоте 300-400 метров, в четком строю пятерок, что выражение «век Астреи» значит «счастливая пора»? Они просто не думали об Этом. Они летели работать. Их тяжелый и опасный труд был началом справедливого возмездия.
Пролетая вдоль южного берега Финского залива, в районе Нарвы, они повстречали группу бомбардировщиков Ю-88. Обстреляв друг друга из пулеметов, как бы обменявшись визитными карточками, группы разошлись. Под плоскостями у «юнкерсов» висели бомбы крупного калибра. Они шли на Ленинград.
Через два часа полета показался Моонзундский архипелаг. Пятерки стали заходить на остров Сааремаа.
Близкое расположение к острову Сааремаа аэродромов Латвии и Эстонии, оккупированных к тому времени фашистами, давало возможность противнику сосредоточить любое количество авиации в этом районе. Противовоздушная оборона аэродрома была слабой. Аэродром Кагул прикрывали две батареи 76-мм зенитных установок и 14 самолетов-истребителей И-153. Посты наблюдения за воздухом были расположены неподалеку, на берегу, но своевременно оповестить о приближении вражеских самолетов не успевали. Это заставило командование установить зоны патрулирования истребителей в часы вероятных налетов.
Оставлять тяжелые самолеты на открытом поле было нельзя — их, безусловно, уничтожила бы авиация противника при первом же штурме аэродрома. Было принято решение поставить самолеты вплотную к хозяйственным постройкам, по одному или по два, и накрыть маскировочными сетями. Первые же полеты для проверки маскировки с воздуха показали, что обнаружить что-либо весьма трудно.
Круглые сутки личный состав полка строил рулежные дорожки к местам стоянок. Ил-4, имея достаточно прочные шасси, сравнительно быстро выруливали на взлетную полосу и так же быстро уходили с полосы.
Для охраны самолетов на стоянках вооружили механиков и техников винтовками и гранатами и разместили их а подсобных помещениях хуторов. Летный состав разместили в здании средней школы в шести километрах от аэродрома.
В августе ночи на Балтике светлые, я вечером у «курилки» — пустой бочки из-под бензина, врытой наполовину в землю, — собрались после трудного дня летчики, механики, стрелки-радисты.
Неожиданно тишину нарушили звуки баяна. Лихо пробежались чьи-то ловкие руки по кнопкам, и... снова стало тихо-тихо. Только чуть слышно журчала речушка, в которой после ужина успели искупаться летчики.
Стрелок-радист из экипажа Николая Леонова, Иван Рыбалко, задумчиво сказал:
— Командир баян пробует... Ох и играет же он, братцы!
— Может, выйдет? — с надеждой спросил кто-то.
— Не до этого ему сегодня, — сказал Соломон Элькин и, докурив папиросу, бросил в бочку. — Аида спать.
Но вдруг баян снова ожил. До летчиков донесся знакомый мотив. Из здания школы вышли Евгений Николаевич и Оганезов. Летчики поднялись. Не доходя до них, Преображенский махнул рукой: «Садитесь!».
Подошел. Хитро посмотрел на всех и вдруг резко, без перехода, что есть силы растянул мехи баяна и рванул плясовую.
Оганезов напружинился всем телом, озорно блеснул глазами и пошел резать что-то среднее между «Барыней» и лезгинкой. С присвистом влетели в круг Кротенко, веселый хохол лейтенант Нечипоренко, а от школы, размахивая руками, бежал к ним Саранча и, ворвавшись в круг с криком «Меня забыли! Меня забыли!», стал выписывать такую чертовщину, что передать трудно. Баян, не давая летчикам роздыху, вел их, завораживая своей удалью. Плясали долго, весело, по-молодому задорно. Пока Соломон, еще недавно хотевший спать, не взмолился:
— Духу больше нет! Давайте, братцы, споем! Товарищ командир, сыграли бы вы нам «Ой да ты не стой, не стой…».
— А сам и остановился! — рассмеялся Преображенский.
И только тогда, когда желающих плясать не оказалось, он потуже подтянул ремень у баяна и заиграл свои любимые частушки-коротушки:
Мой миленок не в тылу,Летчики заулыбались, придвинулись поближе. А Евгений Николаевич так и сыплет скороговоркой:
Затирайте, бабы, квас,— Все, хлопцы, напелись-наплясались, пора и отдыхать. — Снял баян, стянул мехи, закрепив ремешками, и, передавая его Кротенко, сказал: — Не в службу, а в дружбу: отнеси инструмент ко мне а комнату. — И уже Оганезову: — Григорий Захарович, я в штаб. Спокойной ночи, товарищи.
Расходились довольные, отдохнувшие. Никто еще не знал, что ждет их впереди...
6 августа на остров прибыли комендант береговой обороны Балтийского района генерал-майор А. Б. Елисеев и дивизионный комиссар Г. Ф. Зайцев. Они предупредили, что на острове действует фашистская агентура. Были приняты меры предосторожности. Школа, где размещался летный состав, охранялась круглосуточно. В окнах установили ручные пулеметы. Летчикам выдали гранаты.
И вот всему личному составу полка была поставлена боевая задача командования. Приказ гласил: «1-му минно-торпедному авиационному полку Балтийского флота неоднократными бомбардировками военно-промышленных объектов города Берлина деморализовать политический и промышленный центр Германии».
П. И. Хохлов:
Я рассказал летному составу об особенностях маршрута, изложил расчеты полета.
Наше пребывание над Берлином будет очень коротким, поэтому штурманы должны выводить самолеты на цель очень точно и сразу. Напомню, что в те времена никаких наземных средств обеспечения самолетовождения в районах, прилегающих к аэродрому, не было, бортовые самолетные радиолокаторы отсутствовали.
Фашистская столица имела мощную противовоздушную оборону. В нее входила тысячи зенитных орудий и прожекторов, подготовленных для отражения воздушных налетов, до шести тысяч аэростатов заграждения, ночные истребители. Все эти средства ПВО были глубоко эшелонированы в наиболее опасных секторах. Глубина обороны на севере начиналась практически с берега Балтийского моря.
На наших относительно тихоходных Ил-4 в светлое время суток подойти к Берлину было невозможно. Нужно было так рассчитать полет, чтобы от побережья до Берлина и обратно он проходил в наиболее темное время суток. Из записей в бортовых журналах видно, что мы появлялись над Берлином от часа до часа тридцати минут ночи.
К исходу дня 6 августа подготовка была закончена. Наш вылет зависел теперь только от погоды над островом Сааремаа и в районе Берлина. Начальник метеослужбы штаба ВВС Балтфлота капитан Каспин давал на ближайшие дни обнадеживающий прогноз. Кроме этого, для разведки погоды на маршруте и оказания помощи самолетам в случае вынужденной посадки на воду — на морской аэродром, что на западном берегу острова Сааремаа, были перебазированы две двухмоторные «летающие лодки» Че-2, Командовал лодочной эскадрильей капитан Усачев.
Для нашего полета имела первостепенное значение погода не только над целью и по маршруту, но и над островом Сааремаа к нашему возвращению. Как правило, ранним утром в августе остров закрывает туман. Если это случится при возвращении самолетов, когда топлива останется на считанные минуты, то мы будем находиться в весьма тяжелом положении.
7 августа инженерно-технический состав готовил самолеты к вылету. Все, без чего можно обойтись в данном полете, снималось с машин. Бензобаки заправлялись полностью. На наш флагманский самолет подвесили бомбы ФАБ-100 и загрузили большое количество листовок.
С рассветом весь летный состав еще раз проверил все полетные расчеты. С 14 до 18 часов — отдых, в 19 часов — ужин. Преображенский назначил построение летного состава на аэродроме на 20 часов.
ПОСТСКРИПТУМИз дневника писателя Всеволода Вишневского:
«28 июля 1941 года. (37-й день войны.) Англичане бомбили Берлин, но лучше б нам самим стукнуть по Берлину.
5 августа 1941 года. (45-й день войны.) Немцы хотят любой ценой выйти к берегу Финского залива.
8 августа 1941 года. (48-й день войны.) Звонок с острова Эзель. Начальник политотдела приглашает к бойцам».