Освобождение
Описанию освобождения стран Юго-Восточной Азии от японских оккупантов, которое будет вестись, как и рассказ о захвате этих стран Японией, не столько по хронологическому, сколько по географическому принципу — с запада на восток, необходимо предпослать несколько общих замечаний. Прежде всего подчеркнем, что как по расстановке политических и общественных сил накануне освобождения, так и по характеру военных действий страны этого региона можно разделить на две группы, в одну из которых войдут Бирма и Филиппины, в другую — Индонезия, страны Французского Индокитая и отчасти Малайя.
В странах первой группы боевые действия в 1944-1945 гг., как и в 1941—1942 гг., происходили интенсивно и затронули наиболее экономически развитые и населенные районы, разрушив экономику и принеся народам стран огромные страдания. И в той и в другой стране, как указывалось, национальные политические силы были достаточно развиты и [409] имели опыт политической, в том числе парламентской, деятельности, в связи с чем японцы предприняли, особенно в 1943 г., значительные усилия для того, чтобы обеспечить себе поддержку местного населения и местных политиков. В обеих странах японцам удалось привлечь к сотрудничеству определенную часть местных националистов, хотя здесь следует отметить и существенное различие, заключающееся в том, что англичане наотрез отказались рассматривать вопрос о независимости Бирмы до конца войны и не могли дать твердых обещаний, что после войны страна эту независимость получит. Следовательно, общественное мнение Бирмы относилось к англичанам как к врагам и оккупантам, причем это отношение, за малым исключением, охватывало все слои общества. На Филиппинах же и уровень самоуправления до войны был выше, чем в Бирме, и сроки провозглашения независимости уже были назначены, причем американцы неоднократно подчеркивали, что сражаются не только за освобождение Филиппин от японцев, но и за независимость страны, которую та получит немедленно после освобождения. В английской колониальной армии не было бирманцев — англичане не доверяли им оружия, стараясь посеять рознь между основной массой населения колонии и национальными меньшинствами. Филиппины, напротив, вместе с американскими защищали и филиппинские части, сражавшиеся достаточно упорно. В Бирму японцы пришли как освободители, ибо смогли заручиться поддержкой поверивших им местных националистов; на Филиппинах мало кто воспринимал японцев в таком качестве. В результате сотрудничество с оккупантами в Бирме выглядело как патриотический шаг, а филиппинцами рассматривалось как коллаборационизм. Поэтому и сопротивление японцам началось на Филиппинах с самых первых дней их высадки и продолжалось до последнего дня войны. В Бирме же оно нарастало постепенно и достигло всенародного размаха лишь к концу 1944 г. [410]
В Бирме все попытки английских властей посадить на прежнее место политиков, ушедших вместе с англичанами в Индию и преданно служивших им там в ожидании часа, когда смогут снова стать у руля страны, полностью провалились. Подавляющее большинство бирманцев поддерживало лидеров национально-освободительного движения, пошедших на сотрудничество с японцами исключительно в интересах освобождения родины от иноземного ига, и после изгнания оккупантов. На Филиппинах же после освобождения политиков, наиболее активно сотрудничавших с японцами, обвиняли в коллаборационизме сами филиппинцы. Сложилась парадоксальная ситуация, когда американцы защищали от суда коллаборационистов, полагая, что они, послушные японцам, будут послушны и США, и преследовали руководителей антияпонского сопротивления, казавшихся им слишком радикальными. В связи с этим даже к Осменье, проведшему все годы войны в США, американцы относились после войны весьма сдержанно, так как тот поддерживал связи с лидерами левых сил.
Общим для обеих стран первой группы было то, что их освобождение от японских войск сопровождалось немедленным вступлением в страну сильной армии старого колониального хозяина. Таким образом, временного промежутка между отступлением японцев и приходом союзников не было. Кроме того, в обеих странах освободительные патриотические силы активно участвовали в боях вместе с западными союзниками, и это позволяло последним эффективно контролировать силы сопротивления и одновременно укреплять свою власть в стране. Дальнейшие события в этих странах также имели много общего. С одной стороны, борьба за освобождение приняла в них мирные формы, и независимость, полученная Филиппинами и Бирмой в ближайшие годы, была достигнута на путях парламентаризма с сохранением важных экономических и политических позиций бывших метрополий. С другой стороны, в обеих странах оттесненные от руководства вооруженные формирования - [411] левых сил, в первую очередь руководимые коммунистами, не примирившись с отказом национальных правительств от проведения коренных социальных преобразований и опираясь на поддержку сельской бедноты, недовольной возвратом старых порядков, начали вооруженную борьбу, сведшуюся в конечном счете к партизанской войне.
Иным был ход событии в Индонезии, странах Французского Индокитая (прежде всего во Вьетнаме) и, в определенной степени, в Малайе. Эти страны по разным причинам не получили от японцев независимости, хотя в некоторых из них национально-освободительное движение достигло высокой ступени развития и существовало подпольное антияпонское сопротивление, руководимое в основном коммунистами и другими левыми силами. Поскольку, однако, эти движения не имели государственной «вывески» и никак не были легализованы, возвратившиеся европейские колонизаторы не пожелали признать за ними права на существование. В то же время именно в этих странах произошел временной разрыв между фактической ликвидацией японского управления и приходом вооруженных сил союзников. Этот разрыв позволил созревшим в период японской оккупации силам национального сопротивления Вьетнама и Индонезии взять власть в свои руки и провозгласить независимость своих стран. Создавшаяся ситуация привела к вооруженному конфликту между национальными правительствами и европейскими державами, которые решили пойти на крайние военные меры, лишь бы не потерять своих колоний. В результате начало послевоенного периода во Вьетнаме и в Индонезии стало и началом новых войн.
Наступление англичан в Бирме и опасения, что японцы узнают о замыслах патриотов, как и угроза того, что горячие головы могут начать восстание преждевременно, заставляли спешить. 1—3 марта прошло последнее совещание руководителей бирманского национально-освободительного движения, [412] на котором присутствовали офицеры армии, представители КПБ и НРП. Аун Сан в своей речи отметил, что революционная ситуация в стране уже сложилась и следует поднять восстание, не дожидаясь подхода англичан. Участники совещания согласились с Аун Саном. Было решено разделить всю страну на 10 военных зон и создать Высший совет АЛНС. Военным руководителем Лиги объявлялся Аун Сан, политическим комиссаром — Такин Со, ответственным за отношения с союзниками — Такин Тан Тун. Был установлен срок восстания: конец марта — первая неделя апреля. Частям НАБ, расквартированным в районе Мандалая, к которому уже подходили английские войска, было приказано перейти на сторону англичан еще раньше, однако сделать это так, чтобы данный факт показался японцам единичным исключением. Было решено, что командир этих частей майор Ба Хту, участвовавший в совещании, будет официально объявлен изменником и бунтарем. Получив такие инструкции, майор отбыл на север. Участники совещания еще не знали, что в Мейтхиле, куда также подходили англичане, уже восстал батальон майора Таун Джи.
4 марта Ба Хту провел совещание с командирами подчиненных ему подразделений, на котором было решено до 7 марта перебросить как можно больше снаряжения и припасов в джунгли и восстать не позднее утра 8 марта. Перед уходом в джунгли Ба Хту сообщил о своем решении англичанам, а также выпустил воззвание, в котором, строго следуя инструкциям, писал, что задача армии — «борьба за свободу и независимость родины. Японцы этой независимости нам не дали, а принесли лишь рабство и унижение. Мы долго верили, что марионеточное правительство Ба Мо и Аун Сана защитит народ от мучений, однако оно не дало нам никакой защиты». В течение следующих дней батальоны Ба Хту оборонялись в джунглях и холмах неподалеку от Мандалая от снятых с фронта японских частей. К 24 марта связь с англичанами уже была налажена настолько, что бирманцы приняли участие во взятии [413] Мандалая. Затем они сосредоточились в долине Чаусхе и в самом конце марта по приказу английского командования двинулись на восток, в Шанские княжества, очищая их от японских тыловых гарнизонов. Значение этого рейда было не столько военным, сколько психологическим: тот факт, что южные шанские княжества были освобождены именно бирманцами, сыграл важную роль в дальнейших событиях. Ба Хту первым из бирманских командиров получил благодарность от генерала Слима за «бесценный вклад в победу союзников». Его части были плохо вооружены, военнослужащие почти поголовно переболели малярией, а сам Ба Хту — один из наиболее выдающихся офицеров бирманской армии — не дожил до победы, скончавшись от малярии в начале июня.
Тем временем в Рангуне продолжалась подготовка к всеобщему восстанию. 9 марта была определена его точная дата — 25 марта, через несколько дней ее изменили на 2 апреля. Как ни странно, японцы не только поверили Аун Сану, что части Ба Хту взбунтовались без его ведома, но и согласились, хотя и не без колебаний, с его предложением направить на фронт основные силы бирманской армии.
17 марта на склонах холма священной пагоды Шуэдагон состоялся парад по случаю отправки на фронт частей Национальной армии Бирмы. На проводы прибыл весь японский генералитет. Над марширующими колоннами летели японские самолеты, то ли приветствуя союзников, то ли напоминая им, кому еще принадлежит власть в стране. Аун Сан выступил с речью, призывая громить врага, Ба Мо догадывался, кого имеет виду лидер АЛНС, знал он и о готовящемся восстании, однако ничего не сообщил японцам. Понимая, что дни их владычества в Бирме сочтены, Ба Мо тем не менее продолжал сотрудничать с ними. Вместе с Ба Мо в Рангуне согласились остаться два члена «внутреннего круга» — Такин Ну и Такин Мья. И было неясно, кто из такинов — те, кто уходил на фронт, или те, кто оставался с японцами, — имели больше шансов выжить в ближайшие недели. [414]
20 марта Аун Сану, находившемуся в военном лагере в Таемьо, стало известно, что японская полиция получила сведения о готовящемся восстании и что до конца месяца во все части будут направлены специальные комиссии, которые должны провести следствие и арестовать зачинщиков. Японский план держался в полном секрете и мог удаться, если бы у Лиги не оказалось своих людей в японской полиции. В любом случае ждать до 2 апреля было слишком опасно, и Аун Сан сообщил англичанам, что начало восстания переносится на 27 марта. В этот день части НАБ заняли ключевые позиции в тылу японской армии и АЛНС выступила с объявлением войны «фашистскому правительству японских варваров». В те же дни начали боевые действия партизанские отряды компартии и НРП.
В первый период восстания бирманские войска, насчитывавшие в тот момент чуть более 10 тыс. человек, включая вспомогательные части, вели партизанские бои, нарушая тыловые коммуникации, захватывая города и деревни в ближнем тылу японцев, атакуя склады и отдельные японские подразделения. Очевидно, следует относиться скептически к отдельным сообщениям современных бирманских авторов, которые склонны преувеличивать задним числом и боевую мощь бирманской армии, и ее роль в разгроме японцев. Далеко не всегда достоверны приводимые в современных бирманских источниках и трудах данные о боях и победах. Это можно проиллюстрировать на примере зоны Бассейна: сообщается, что части НАБ провели там 32 боя, в которых 553 японца были убиты и 201 — ранен, в то время как потери бирманцев составили 18 убитых и 4 раненых. На самом деле, как ясно из самих же бирманских источников, активность НАБ в районе Бассейна была минимальной, японцы были настороже и смогли разгромить дислоцированное здесь подразделение еще до начала восстания. Впрочем, даже если бы этого не случилось, вряд ли бирманцам удалось бы нанести потери опытным японским войскам в пропорции 30:1. В то [415] же время почти полное умолчание о бирманской армии в британских источниках и мемуарах тенденциозно и несправедливо по отношению к бирманцам. Куда больше рассказано о каренских и чинских проводниках и носильщиках на севере Бирмы или в джунглях. Эта тенденциозность объясняется прежде всего тем, что горцы всегда оставались в сознании англичан верными союзниками империи, на бирманцах же лежала печать «неблагодарной нации», которая предпочла получить из рук японцев то, в чем ей отказали англичане.
Есть и объективный фактор, способствовавший отсутствию упоминаний о действиях бирманской армии. Он состоит в том, что подавляющее большинство исторических трудов и мемуаров кончают изложение военных событий взятием Рангуна, после которого судьба кампании в Бирме была решена. Существует множество книг и статей о сражении при Импхале, о рейде на Сикайя (Сагайн) и боях под Мандалаем, об отрядах Уингейта и «мародерах Меррилла», о действиях Стилуэлла и Слима — но о том, что происходило в Бирме летом 1945 г., известно лишь из бирманских источников, в западных же трудах о них в лучшем случае говорится скороговоркой. Однако основные действия бирманской армии падают именно на самые последние месяцы войны, когда она преследовала разрозненные части японцев, освобождала населенные пункты в стороне от основного направления наступления английских войск и куда более успешно и организованно, чем в 1942 г., устанавливала свою власть на местах.
Операции, проводившиеся бирманскими частями после начала антияпонского восстания, хотя и были невелики по масштабам, нередко отличались ожесточением; к тому же в городах, которые еще оставались в руках японцев, свирепствовала «кэмпейтай». Многие сотни подпольщиков, а то и просто «подозрительных» были расстреляны и замучены в последние месяцы войны. Особенно трудные условия были в районе г. Бассейн, представляющем безлесную, густонаселенную [416] равнину. И хотя позиции Лиги были здесь сильны — во всех деревнях действовали ее представители и были сформированы подпольные советы, в военном отношении бирманская армия была здесь представлена лишь 4-м каренским учебным батальоном, который к тому же не получил приказа о переносе срока выступления и ждал 2 апреля, чтобы восстать. 28 марта японцы окружили ничего не подозревавший батальон и разоружили его; вырваться удалось лишь небольшой группе во главе с командиром батальона. Немедленно после разоружения батальона японские власти произвели аресты всех руководителей местных организаций АЛНС. Их не довели до тюрьмы и перекололи штыками. Тех, кого арестовали позже, расстреляли в конце апреля, а их тела сбросили в колодец.
Жестоко расправились японцы и с теми солдатами, которые не успели, когда был получен приказ о переносе срока восстания, уйти из г. Пегу (4-я зона), так как были в увольнении или больны. Всех их на следующий день японцы схватили и подвергли пыткам, после чего более 50 человек расстреляли. В конце апреля на этом направлении бирманская армия участвовала в тяжелых боях, так как через район Пегу откатывались остатки японской 28-й армии, прорывавшиеся на восточный берег Ситауна.
Нелегким было положение в Тенассериме (5-я зона), где не было регулярных частей бирманской армии, причем и послать их туда не представлялось возможным. Для координации действий НАБ и партизан Тенассерима в этот район еще 21 марта была направлена на двух парусниках группа солдат и офицеров во главе с назначенным командующим зоной капитаном Тин Туном. Неподалеку от Моулмейна к ней присоединились два английских разведчика. Однако до места назначения отряд добраться не смог. Когда парусники пристали к одной из деревень в Северном Тенассериме, местный староста донес об этом японцам, отряд был окружен и взят в плен, всех партизан расстреляли. Лишь Тин Туну удалось [417] бежать, связаться с партизанами и продолжить сопротивление. К концу войны в отрядах Тин Туна насчитывалось около 500 человек.
В дельте Иравади дислоцировался пехотный полк майора Тин Пе, который координировал действия с партизанскими отрядами, руководимыми коммунистами. В то время Такином Со была уже издана инструкция, по которой помимо изгнания японцев основной целью отряда объявлялся тайный сбор оружия, которое, как отмечалось, пригодится для борьбы с англичанами. В инструкции также предписывалось не рисковать, беречь силы, дать возможность англичанам и японцам истощить друг друга в борьбе, а в случае опасности отступать в горы и ждать приказа о начале восстания против англичан.
Значительного размаха достигло восстание в 6-й зоне (Мейтхила — Яметин — Таунгу), где уже 28 февраля восстал батальон под командованием майора Таун Джи. Японские советники были перебиты, и батальон ушел в джунгли, соединившись с партизанами. В этих районах происходили сильные бои с прорывавшимися на восток японцами, и численность бирманских войск все время росла — после того как они соединились с англичанами, партизаны и армейские подразделения были сведены в три батальона.
В районе же Таунгу, который был важнейшим центром коммуникаций и пунктом, где японцы надеялись перегруппироваться, чтобы организовать новую линию обороны, решающая роль принадлежала не армии, а партизанам. Войскам Слима было необходимо взять Таунгу до того, как японцы там укрепятся, и в том, что англичане смогли это сделать, большая заслуга бирманских партизан, полностью дезорганизовавших японские тылы. В результате 5-я танковая дивизия англичан смогла прорваться к городу и взять его без значительного сопротивления. В тех же районах действовали каренские партизанские отряды, однако в современных бирманских источниках об их действиях почти ничего не [418] говорится, хотя англичане утверждают, что в каренских отрядах насчитывалось 12 тыс. бойцов.
Для боев в 7-й зоне (Магуэ — Таемьо) характерно то, что здесь в прочесывании гор Пегу участвовали не только бирманцы и англичане, но и присоединившиеся к ним подразделения Индийской национальной армии, которые к этому времени сдавались англичанам при первой возможности. Командующий ИНА Бос также понимал, что его ставка на японцев оказалась неоправданной, однако полагал, что самому ему пути назад нет. Тем не менее он отказался в апреле 1945 г. бросить свои войска на подавление восстания бирманской армии. Когда 18 мая 1945 г. ИНА капитулировала, Боса с армией уже не было — 24 апреля он уехал в Бангкок, а 18 августа погиб по пути в Японию.
В самом Рангуне (8-я зона) и его окрестностях восстали бойцы зенитной батареи, курсанты военного училища в Мингаладоуне, вспомогательные части — всего около батальона; в городе действовали также нелегально подготовленные и вооруженные группы пожарной охраны.
В то время как бирманские войска вели бои на коммуникациях противника и уничтожали его гарнизоны, 14-я армия Слима стремилась к Рангуну. Наступление шло наперегонки с муссоном, который уже в апреле мог обрушиться на Нижнюю Бирму и сделать грунтовые дороги непроходимыми для танков и машин, а также свести на нет преимущество англичан в авиации. Поэтому 28 марта был отдан приказ «захватить Рангун любой ценой и как можно скорее, до наступления муссона». Что касается японских 15-й и 33-й армий, старавшихся удержать хотя бы подобие общего фронта, то муссон был их последней надеждой. Поэтому японские войска оставляли на дорогах заслоны со смертниками и шли на все, лишь бы задержать до начала дождей продвижение армии Слима. Та же неслась вперед в борьбе не только с японцами и с муссоном, но и с операцией «Дракула». Несмотря на все уговоры Слима и Маунтбеттена, в Лондоне [419] все же решили провести ее и назначили высадку в Рангуне на 2 мая. Слим понимал — если десантники возьмут Рангун, который японцы, отступавшие к востоку, не могли защищать, потому что части, оставшиеся в нем, неизбежно были бы отрезаны от Таиланда, то лавры победителей в Бирме будут отняты и у него самого, и у дивизий, сражавшихся ради этой цели весь последний год.
К середине апреля, когда до начала операции «Дракула» оставалось всего две недели, между 14-й армией и столицей Бирмы лежали еще многие мили захваченной противником территории. 20 апреля была взята Пьинмана, до Рангуна осталось 200 миль. 22 апреля был взят Таунгу — 160 миль до Рангуна. Но через три дня передовые части англичан натолкнулись на отчаянное сопротивление японцев у Пегу. 17-я дивизия англичан, в составе которой было немало ветеранов кампании 1942 г., защищавших три года назад эти же укрепления, три дня штурмовала город, но войска японцев, которым было приказано стоять насмерть, чтобы дать возможность вырваться из Рангуна остаткам его гарнизона, японским чиновникам и дельцам, не отступали. Обойдя город, Слим с отрядом танков и мотопехоты устремился дальше, но 6 мая, когда он вошел в г. Хлегу, начались муссонные ливни, и дальнейшее наступление из стремительных рывков должно было превратиться в медленное передвижение по колено в грязи. Миновав Хлегу, солдаты Слима увидели, что по дороге навстречу ползут английские танки — из Рангуна шли колонны десанта, опередившие 14-ю армию.
Престижная, но в военном отношении совершенно ненужная операция «Дракула» была запланирована в грандиозных масштабах. Достаточно сказать, что во «взятии» Рангуна 2 мая участвовала эскадра охранения, состоявшая из двух линкоров, четырех крейсеров, двух авианосцев и пяти эсминцев. Прикрывая многочисленные транспорты с десантниками, она осторожно приближалась к городу. Летчики истребителей, поднявшихся с авианосцев, подтвердили сообщения разведчиков, что в Рангуне нет ни одного японца, [420] и сообщили в свою очередь, что на крыше тюрьмы, где содержались английские военнопленные, видна выведенная белилами приветственная надпись. Несмотря на это, батальон парашютистов был сброшен в устье р. Рангун и 2 мая началась бомбардировка города. Лишь после того как остатки порта были разрушены и в городе начались пожары, под защитой сотен самолетов передовая дивизия десанта начала высаживаться на набережной.
Вопрос о том, кто освободил Рангун, дебатируется до сих пор. Организаторы операции «Дракула», хотя и несколько обескураженные тем, что японцев найти в Рангуне не удалось, тем не менее на формальных основаниях выдвигали себя в освободители бирманской столицы. Сторонники Слима в ответ на это заявляли, что еще за два дня до высадки десанта истребитель из частей Слима опустился на аэродроме Мингаладоун. Пилот узнал, что город оставлен врагом, на попутной повозке доехал до города, заглянул в тюрьму, где были военнопленные, и даже привез Слиму подаренную ему военнопленными записку, которую за два дня до того приколол к открытым воротам тюрьмы ее японский начальник: «Настоящим удостоверяется, что вы имеете право покинуть эту территорию по своему желанию». И ни в официальной британской истории войны, ни в воспоминаниях ее участников не принимается во внимание, что, как только японцы покинули Рангун, власть в нем перешла к представителям АЛНС и вышедшим из подполья группам. Из японских и бирманских источников известно, что эвакуация японцев из Рангуна началась 27 апреля, а к 29 апреля в городе оставался лишь батальон Индийской национальной армии и подрывники. Узнав об этом, бирманское командование зоны вошло в контакт с индийцами, чтобы те впустили в город части НАБ. А так как к тому времени существовала договоренность между Аун Саном и Босом, что бирманская и индийская армии воевать не будут, то индийский отряд согласился на вход в город бирманских частей, которыми [421] командовал Бо Не Вин, хотя и отказался разоружиться, заявив, что сдаст оружие только англичанам. В результате 1 мая Рангун уже контролировался частями бирманской армии. Им удалось сорвать попытки японцев взорвать порт. Правда, так как значительных бирманских сил в этом районе не было, контроль бирманцев над столицей был лишь номинальным. Тем не менее остается фактом, что английский десант, высадившийся в оставленном японцами городе, увидел на улицах красные с белой звездой флаги АЛНС.
6 мая командующий зоной Бо Не Вин провел в Рангуне переговоры с командиром 26-й индийской дивизии британской армии. В результате этих переговоров бирманские части в столице получили как бы официальный статус — интендантство согласилось выдать им английскую форму, однако при условии, что в черте города они не будут носить оружия. Бирманцы согласились на это — они знали, что в городе, лишенном администрации, начались грабежи и бандитские налеты, и англичане, стараясь навести порядок, арестовывали всех, кого ловили с оружием. Таким образом, компромисс, заключенный Не Вином с англичанами, бы направлен на то, чтобы исключить недоразумения.
Генерал Слим, лишенный возможности торжественно поднять британский флаг над Секретариатом в Рангуне, был через два дня после того, как он все же вступил в город, отстранен от должности по инициативе ревниво следившего за его успехами командования в Дели. Правда, через несколько дней он был призван обратно: его незаслуженная отставка (под предлогом поправки ослабшего здоровья) вызвала возмущение даже в Лондоне. Слима не только вернули в Бирму, но и назначили на место генерала, сместившего его, — командующим сухопутными силами в Юго-Восточной Азии, и в этой должности ему пришлось участвовать в ликвидации последних очагов сопротивления японцев в Бирме и принимать их капитуляцию в Сингапуре. [422]
Следует отметить, что характерное для всего периода изгнания японских войск из Бирмы сотрудничество англичан с бирманцами стало возможным в первую очередь потому, что командование 14-й армии (точнее, сам генерал Слим) сознательно пошло на установление контактов с Лигой. Относясь к той разумно мыслящей категории английских военных, которые были готовы признать право Бирмы на независимость, и понимая, сколь важна помощь бирманских войск, Слим предпочел занять позицию, отличающуюся от позиции колониального чиновничества. Уже 21 апреля агенты «части 136» во время очередной встречи с Аун Саном, который не прерывал связи с английскими разведчиками, предложили бирманскому командующему встретиться с генералом Слимом. Однако Аун Сан не мог сразу отправиться на рандеву из-за военной обстановки. Для бирманской армии это были самые трудные дни: японский фронт у Иравади распадался, и тысячи японских солдат поспешно отступали на восток через районы, где укрепились части НАБ. Бои, как вспоминают участники событий, шли ежедневно, и Аун Сан не знал, где он проведет следующую ночь.
Только в середине мая, уже после падения Рангуна, Аун Сан смог прибыть в Аланмьо (Аунлан), а оттуда на английском самолете перелетел в Мейтхилу, в ставку Слима. Когда Слим вышел к дверям штаба, чтобы встретить бирманского лидера, он заметил смятение среди штабистов: по двору, прижимая рукой к бедру саблю, шагал молодой японский генерал (бирманская армия была одета в японскую форму, несколько иными были лишь знаки различия). Лицо генерала было невозмутимым, но, как вспоминает Слим, в любой момент могло озариться умом и юмором. Аун Сан в ходе беседы с английским командующим отрекомендовался представителем Временного правительства Бирмы и потому просил рассматривать его как союзника, который не намерен подчиняться английским приказам. Слим признает в своих мемуарах, что он тут же прибегнул к шантажу, заявив, что для англичан Аун Сан — британский подданный, который [423] воевал с оружием в руках против своего короля, поэтому нет никаких гарантий, что его не прикажут арестовать как бунтовщика и предателя. Аун Сан реагировал на угрозы спокойно, а на вопрос Слима, почему же он так хочет отделаться от англичан, ответил, что ровным счетом ничего против них не имеет, как ничего не имеет против японцев и любых других иностранцев, однако не желает, чтобы они правили его страной.
Вождь бирманцев произвел на британского генерала яркое впечатление, и Слим не раз после этого подчеркивал свое убеждение в искренности и честности командующего бирманской армией. В то же время Слим был убежден в своей силе — нужно было быть слепцом, чтобы попытаться сопротивляться дивизиям, прошедшим сражения у Импхала и штурм Мандалая. Аун Сан также понимал это. Ситуация повторялась: как и три года назад, главным для бирманцев сейчас было сохранить армию и политическую организацию, в то время как любые поспешные действия могли лишь повредить общему делу. Неудивительно, что после встречи с английским командующим Аун Сан вернулся в свой штаб подавленным и задумчивым. Он сказал молодым офицерам, окружившим его, что борьба за свободу далеко еще не завершена и самое трудное — впереди.
На следующий день после встречи Аун Сана и Слима английское правительство опубликовало Белую книгу по Бирме. 1 июня палата общин обсуждала этот документ, при чтении которого становилось ясно, что война ничему не научила правительство Великобритании.
Белая книга предусматривала, что после войны и ликвидации военной администрации, которая была установлена армией, к власти придет английский губернатор, которому на правах совещательного органа будет помогать Исполнительный совет. Губернаторское правление для Бирмы предусматривалось до конца 1948 г. Лишь после этого наступит период подготовки к «полному самоуправлению в пределах Британской [424] империи». Здесь уже сроков не устанавливалось, и о том, когда наступит это самоуправление «в рамках», никому, даже авторам документа, не было известно. В экономической части программа также была совершенно неприемлема для бирманцев, ибо собственниками земли объявлялись те, кто владел ею до декабря 1941 г. и кто уже грузил чемоданы в Индии, готовясь к возвращению в Бирму.
Вряд ли можно было придумать документ, более оторванный от жизни и написанный как бы специально для того, чтобы колеблющиеся слои бирманского общества устремились к АЛНС. Появление Белой книги и политика военной администрации способствовали также росту влияния Компартии Бирмы, особенно в сельской местности. Программа коммунистов, требовавших передачи земли тем, кто ее обрабатывает, давала крестьянам лозунг, в котором они нуждались.
В своем заявлении, опубликованном одновременно с Белой книгой, Лига отмечала, что «нельзя отбросить народ назад к духовному и политическому уровню 1941 г. <...> Тот, кто думает, что все, чего хочет Бирма в 1945 г., сводится к снабжению ее продовольствием, одеждой и материалами для восстановительных целей, допустит огромную ошибку... Бирма хочет одного — стать полностью независимой — ни больше ни меньше».
Пока гражданские политики в Симле и Лондоне занимались составлением планов послевоенного устройства Бирмы, военные спорили, что делать с бирманской армией. Маунтбеттен настаивал на том, чтобы она сохранилась как боевая единица до конца войны, ибо ее помощь в освобождении Бирмы неоценима. 22 мая начальники военных штабов Англии согласились с его мнением, однако указали, что использование бирманской армии в военных операциях допустимо лишь под английским руководством и контролем, а после окончания войны армия должна быть разоружена, хотя и возможно включение какой-то ее части в будущие вооруженные силы колониальной Бирмы. [425]
Не отказываясь в принципе от того, чтобы распустить после окончания войны армию, выросшую к лету до 25 тыс. человек, бирманские лидеры пока ничего для этого не делали и в то же время использовали присутствие ее частей в тылу для формирования там органов власти, контролируемых АЛНС. Стремясь к легализации армии, ее командование добилось того, что 15 июня в торжественном параде по случаю освобождения Рангуна участвовал батальон Бо Не Вина, одетый в новенькую английскую форму.
В июне в Рангунском порту появился крейсер «Кэмберленд», на борту которого находился британский губернатор Дорман-Смит в сопровождении колониальных чиновников и верных бирманских политиков. Он вернулся в страну, которой еще не управлял, так как военная администрация не желала пока передавать власть гражданскому губернатору. Тем не менее 20 июня Дорман-Смит собрал на борту крейсера бирманских лидеров, которых он считал представляющими национальное руководство страны. Лишь два из них принадлежали к Лиге — Аун Сан и Такин Тан Тун, остальные были правыми проанглийскими политиками или бывшими чиновниками колониальной администрации. Беседуя с бирманцами, Дорман-Смит произнес много слов о восстановлении Бирмы и ее социальном прогрессе, но ни одного о независимости. Правые политики были удовлетворены. Аун Сан и Такин Тан Тун, вежливо попрощавшись с губернатором, ушли, понимая, что никаких надежд на добровольное сотрудничество с Лондоном нет и с укреплением английской власти борьба будет становиться все ожесточеннее. Следовательно, надо было спешить — скорее устанавливать власть на местах, укреплять армию, запасать оружие и готовить кадры на случай, если придется уходить в подполье.
В создавшейся ситуации бирманские лидеры предпочитали иметь дело с военным командованием, в первую очередь с Маунтбеттеном, который, будучи патриотом Британской империи, имел в то же время куда более трезвый взгляд на вещи, [426] чем оторванные от жизни гражданские администраторы и лондонские министры. В частности, вот что писал мудрый Маунтбеттен в те дни в Лондон: «Хотя генерал-майор Аун Сан виновен в измене, так как сотрудничал с японцами, он относится к тем людям, чьи политические убеждения привели их к заключению, что истинные интересы их страны лежат в том, чтобы заставить японцев дать ей политическую свободу. Бирманцы были обмануты, и их современное поведение доказывает, что они осознают свою ошибку... Раз уж эти бирманцы стали национальными героями (а те, кто сражается с японскими оккупационными войсками, также ими станут), нам следует отнять у них инициативу, создав ситуацию, в которой они будут национальными героями, потому что сражались на стороне англичан, а не против них. В то же время я убежден, что любая политика, которая будет направлена на подавление движения сопротивления силой, будет иметь роковое воздействие на гражданское переустройство страны...»
23 июля, продолжая нажим на Лигу, английское командование провело решение о переименовании Национальной армии Бирмы в «Патриотические бирманские силы», как бы низводя ее этим до уровня нерегулярных формирований. Под таким названием бирманская армия в конце июля — начале августа принимала участие в последних крупных боях на территории Бирмы, закончившихся разгромом японской группировки у р. Ситаун. После этого остатки японских войск, почти не оказывая сопротивления, откатывались на восток, и функции бирманских отрядов ограничивались выслеживанием и обезвреживанием отдельных групп японских солдат, которые старались укрыться в горах и лесах на восточной границе Бирмы. Британские войска к этому времени надежно контролировали все крупные города Бирмы, а их превосходство над бирманской армией было настолько значительным, что воспрепятствовать процессу постепенного оттеснения бирманцев от руководства страной и возвращения к довоенной колониальной структуре вооруженным путем [427] было невозможно. Перспективы общенационального восстания против английского правления также были маловероятны — за четыре года войны народ настолько устал и так мечтал о мире, что руководителям Лиги следовало искать политические пути к независимости.
В первой половине августа Аун Сан собрал в Рангуне командующих военными зонами. Целью его было ознакомиться с положением на местах и выработать общую платформу на предстоявшей сессии Высшего совета АЛНС. На заседания сессии, проходившие 16—18 августа, были приглашены представители всех крупнейших партий страны, включая и те, что не входили в Лигу. Сессия приняла резолюцию, в которой говорилось, что народ Бирмы «находится в долгу у народов и армий Советского Союза, США, Англии и Китая». Но теперь, когда война завершается, «демократический мир должен признать право бирманского народа на свободу, так как именно на этих принципах строится Организация Объединенных Наций... народы мира полностью едины в том, чтобы предпринять решительные меры для создания свободной Бирмы в свободном мире». После окончания сессии в Рангуне состоялся крупнейший в истории страны митинг, продемонстрировавший врагам и скептикам силу АЛНС.
С этого момента Аун Сан решил отойти от командования армией, сохранить которую как крупную боевую силу все равно не было возможности, и вернуться к политической деятельности. Английское командование через посредство лорда Маунтбеттена, с которым в начале сентября Аун Сан вел в Канди переговоры относительно свертывания вооруженных сил Бирмы, предложило бирманскому лидеру пост заместителя главного инспектора колониальной армии в чине бригадира с обещанием дальнейшей карьеры в рядах британских вооруженных сил. Однако ничто не могло заставить Аун Сана отказаться от принятого решения. Согласившись на требования англичан о сокращении армии и переводе ее под командование английских офицеров, Аун Сан занялся [428] укреплением Лиги и созданием Народной добровольческой организации (НДО) — полувоенной организации, которая объединила ветеранов антияпонской войны, не включенных в колониальную армию и рассчитывавших в случае нужды на оружие, спрятанное во время боевых действий. Однако основной упор с момента окончания войны Лига сделала на политическую деятельность, и этот курс оказался правильным. Добившись выборов в Учредительное собрание, АЛНС завоевала в нем почти все места и получила право сформировать Временное правительство Бирмы. Несмотря на убийство в 1947 г. правыми авантюристами Аун Сана, Такина Мья и ряда других лидеров национально-освободительного движения и выход из единого фронта Коммунистической партии, Бирма добилась независимости, которая была формально провозглашена 4 января 1948 г.
Послесловием к описанию событий 1945 г. в Бирме может послужить рассказ о судьбе остатков правительства Ба Мо. После бегства из Рангуна небольшой караван автомашин несколько дней пробивался сквозь заторы на узких дорогах на восток, к Ситауну. Не раз приходилось спасаться в канавах от бомбежек и подолгу задерживаться на железнодорожных станциях в тщетной надежде на поезд, который довез бы членов правительства и их семьи до казавшегося спасительным Моулмейна. Вскоре пришлось идти пешком по шпалам, прячась от английских налетов в джунглях. Как-то переночевали в шалашах, построенных монахами местного монастыря, после того как их выгнали из монастыря японские солдаты. Вскоре удалось найти дрезину, однако проехали на ней лишь несколько миль, так как на дороге ожидала засада, устроенная бирманскими солдатами. Японская охрана смогла отбиться от нападения, доставить своих подопечных к Ситауну и переправить их на найденной моторной лодке на левый берег.
Когда измученная процессия наконец-то добралась до Моулмейна, оказалось, что этот город подвергается беспрерывным [429] бомбежкам, и правительство в сопровождении посла Японии в Бирме перебралось в Мудоун, где и провело последующие недели. Такин Ну пытался привлечь Ба Мо к оказанию помощи бирманцам, попадавшим в руки «кэмпейтай», но даже в тех случаях, когда удавалось добиться от японцев обещания не расстреливать партизан или заложников, те потом, как правило, все равно приводили приговор в исполнение.
Последним мероприятием правительства Ба Мо стало торжественное открытие в Мудоуне монумента Независимости. Далее пути Ба Мо и его министров разошлись. Такин Ну и Такин Мья сообщили в Рангун, что правительство «независимой Бирмы» перестало существовать, и вскоре отправились обратно в столицу. А Ба Мо в тот же вечер принял японского посла, который, по словам самого диктатора, нанес ему визит, чтобы узнать его мнение о вероятной капитуляции Японии. «Без всяких колебаний я выразил мое согласие с этим решением». Двое бывших — президент и посол — сидели в одном из немногих оставшихся домиков бирманского городка и продолжали играть в высокую политику. Затем Ба Мо отправился на конечную станцию так и не завершенной «дороги смерти», под проливным дождем уселся в поезд, и тот медленно повез его в Бангкок. Ба Мо не желал думать о том, скольких жизней бирманцев, англичан, индонезийцев стоило строительство этой дороги. Он вспоминает лишь, как поезд остановился на ночь возле бирманского трудового лагеря, и рабочие (вернее, рабы) вышли утром поглядеть, как уезжает из страны их президент.
Путешествие через Таиланд, на первый взгляд гораздо меньше, чем Бирма, затронутый войной, вызвало у Ба Мо раздраженный отзыв о национальном характере тайцев, которые «имеют явный талант пережить бурю и выйти из нее с таким видом, словно бури и не было...». Дальше был бурлящий демонстрациями Сайгон. «Среди демонстрантов были вооруженные люди, которые шли в военном строю. Они были менее эмоциональными и более дисциплинированными, чем [430] бирманцы, и это доказывало, что запас их воли и выдержки больше, чем у нас... в этой бесконечной ленте людей я увидел начало войны в Индокитае против французов, которая закончится через девять лет в Дьенбьенфу».
22 августа Ба Мо, едва не погибнув на последнем отрезке пути, так как самолет, на котором он летел, попал на глаза американскому истребителю, высадился на Тайване, где узнал, что только что при подобных обстоятельствах погиб С. Ч. Бос. Еще через день Ба Мо был в Японии. Его появление там имело определенный политический смысл в глазах тех военных, которые не смирились с поражением: ведь Ба Мо был единственным главой союзного государства, который смог и захотел прибыть в Японию в ее последний час. Дальнейшие события служат доказательством того, что японская военно-политическая машина продолжала функционировать не только в дни капитуляции, но и многие месяцы спустя. Ба Мо отвезли в небольшую деревушку в префектуре Ниигата, где поселили в деревенском монастыре под видом маньчжурского профессора, потерявшего из-за гибели при бомбежке всей его семьи дар речи и рассудок. При «профессоре» постоянно находились четыре японских офицера, которые снабжали его всем необходимым, держали в курсе событий и поддерживали связь с Токио, где давно уже правили американцы. Лишь к концу декабря 1945 г., когда Ба Мо узнал, что никто из бирманских политиков, сотрудничавших с японцами, не подвергся репрессиям английских властей, он начал настаивать на том, чтобы сдаться союзникам. По его просьбе к нему явился ответственный чиновник министерства иностранных дел Японии, который согласился с тем, чтобы Ба Мо вышел из укрытия. В начале 1946 г. Ба Мо привезли в Токио и поместили в тюрьму для военных преступников, откуда он вышел через несколько месяцев, получив разрешение вернуться в Бирму.
Отзыв Ба Мо о Таиланде и тайцах был явным преувеличением: «пережив бурю», Таиланд не смог выйти из нее невредимым. [431] В годы войны положение Таиланда мало чем отличалось от положения «самостоятельной» Бирмы. Там были и поборы, и мобилизация в трудовые отряды. К тому же английская и американская авиация, особенно в последние месяцы войны, активно бомбила пути сообщения в стране. Были уничтожены крупнейшие железнодорожные мосты, сгорели 22 железнодорожные станции и железнодорожное сообщение практически прекратилось. Посевы риса в стране сократились на четверть, производство ненужного Японии каучука вообще прекратилось, в пять раз упала добыча металлов. Таким образом, Таиланд пришел к концу войны если не разоренным, как Бирма, то с сильно подорванной экономикой.
Пибун Сонграм, как говорилось, ушел в отставку летом 1944 г. Ведущую роль в новом правительстве занимал регент королевства Приди Паномионг, сторонник ориентации на Запад. Американские разведчики, проникавшие в Таиланд в основном из Китая, поддерживали с Приди связь. Они знали о том, что радикальные элементы в Таиланде готовят антияпонское восстание и что Приди делает все возможное, чтобы восстания не произошло. Те круги, что стояли за восстание, по его мысли (совпадавшей с точкой зрения американской разведки), не должны были чрезмерно усилиться — они были слишком левыми. В то же время Приди понимал, что его позиция уязвима. «Мне чрезвычайно трудно, — писал он в июле 1945 г. американскому резиденту, — удержать народ, и я не могу поступать таким образом до бесконечности».
10 августа, сразу же после вступления СССР в войну с Японией, Приди Паномионг направил союзным державам послание, в котором аннулировал объявление войны США и Англии как неконституционное. Через 20 дней после этого, 31 августа, правительство подало в отставку и из США был срочно вызван Сени Прамот, бывший до войны послом Таиланда в Вашингтоне и отказавшийся, когда Пибун объявил войну западным державам, вернуться в Бангкок. Еще через две недели [432] все в Таиланде стало на свои места: у власти было консервативное правительство, во всем случившемся обвинили Пибуна (а в конце года и арестовали по введенному закону о фашистских военных преступниках), фактическую власть осуществлял Приди.
Казалось, и на этот раз все обойдется. Однако, когда таиландская делегация в конце сентября прибыла в Канди на переговоры с союзниками, обнаружилось, что мнения последних разделились. Если США, которые никоим образом не пострадали от того, что Таиланд во время войны был в чужом лагере, были склонны забыть о прошлом, то англичане желали получить с Таиланда контрибуцию — экономическое положение Великобритании было угрожающим и она не намеревалась отказываться от возможности хотя бы частично компенсировать свои расходы. Среди требований, содержавшихся в предъявленном английской делегацией ультиматуме из 21 пункта, были и оккупация Таиланда английскими войсками, и установление английского контроля над вооруженными силами и внешней торговлей, и другие, означавшие, что с опозданием на 100 лет Англия намерена включить Таиланд в свою колониальную империю. Это совершенно не устраивало Соединенные Штаты, и в Канди был послан представитель президента, который должен был добиться компромисса. Почувствовав поддержку со стороны США, таиландские делегаты заявили, что если они выполнят требования Англии, то в стране наступит хаос и к власти придут левые силы. В результате англичанам пришлось отступить и они добились лишь двух важных для себя уступок — разрешения ввести в Таиланд свои войска и выплаты репараций в размере 5 млн. ф. ст. и 1,5 млн. т. риса. При этом Таиланд должен был содержать английские оккупационные войска до тех пор, пока репарации не будут выплачены.
Не удалось Таиланду удержать и земли, занятые во время войны. Захваченные территории Малайи и Бирмы пришлось немедленно отдать обратно. Что касается французских владений в Камбодже и Лаосе, то Таиланд попытался сопротивляться [433] и лишь после трудных и затяжных переговоров с союзниками вынужден был в конце ноября расстаться с ними.
Высадка союзников во Франции и освобождение этой страны резко изменили ситуацию во Французском Индокитае. В августе 1944 г. вишистское правительство перестало существовать и было сформировано Временное правительство Французской республики во главе с де Голлем, враждебное Японии. Правда, в Индокитае по-прежнему функционировала администрация адмирала Деку, однако надеяться на ее лояльность японцам не приходилось.
Французским офицерам и чиновникам в Индокитае было ясно, что Франция, уже освобожденная от фашистской оккупации, будет судить о них по тому, какую позицию они займут. Симпатии многих из них и без того были на стороне правительства де Голля, так что японское командование не без оснований полагало, что в любой момент войска Деку могут восстать. Сам адмирал был готов подчиняться приказам де Голля, однако опасался японских санкций и потому оттягивал момент решения. Главная же причина его колебаний заключалась в том, что национально-освободительные движения Индокитая для него, как и для Временного правительства в Париже, были врагом не меньшим, чем японцы.
Силы Вьетминя к середине 1944 г. были уже значительны, и его влияние распространялось на большую часть территории Северного Вьетнама. На съезде Вьетминя, состоявшемся в июле 1944 г., было принято решение о начале вооруженного восстания. Коммунисты, в том числе Хо Ши Мин, были против этого решения, считая, что в стране еще не сложилась революционная ситуация и позиции как японских, так и французских войск еще прочны. Действительно, восстание, поднятое в октябре 1944 г. в районе Бакшона, было подавлено французскими войсками.
Вьетминь, охарактеризовав выступление как преждевременное, призвал к формированию пропагандистских отрядов, [434] которые должны были наряду с партизанскими действиями вести агитационную работу и готовить население к борьбе. Первый из таких отрядов, организованный в декабре 1944 г., состоял из 34 человек, вооруженных винтовками пяти различных систем. Командиром отряда являлся бывший учитель Во Нгуен Зиап, которому суждено было впоследствии возглавить Вьетнамскую освободительную армию. Кроме ружей отряд имел в своем распоряжении шесть самодельных зажигательных бомб и 500 пиастров денег.
Тактика КПИК оказалась правильной, и к зиме 1944— 1945 гг. вооруженные отряды Вьетминя господствовали в сельской местности и горах Северного Вьетнама. «Войска Вьетминя, — говорилось в донесении французской разведки, — находятся под командой руководителей, имеющих серьезные познания в области ведения партизанской войны. Партизаны хорошо подготовлены, дисциплинированны и отважны». Столь быстрый подъем движения сопротивления был неожидан и нежелателен как для японцев, так и для французской администрации.
Имевшихся в распоряжении последней сил было, разумеется, недостаточно для борьбы с японской армией. Однако японцы рисковать не желали. Данные о брожении во французских частях и контактах французских колониальных властей с разведкой западных союзников внушали им тревогу, и они перешли к решительным действиям. 9 марта 1945 г. японские войска были подтянуты к французским казармам во всех концах Индокитая и французам было предложено немедленно разоружиться. Потерявшие свою боеспособность за пять лет оккупации французские войска большей частью послушно сложили оружие. Лишь несколько подразделений оказались способными прорваться сквозь японские кордоны. Среди них были части генералов Александри и Сабатье, с боями отступившие к китайской границе, с тем чтобы закрепиться в пограничных районах и организовать там сопротивление. Однако этого не произошло: по признанию генерала [435] Сабатье, неумение и нежелание обеспечить поддержку как вьетнамцев, так и горцев привело к тому, что французские войска, лишенные подкреплений, голодные и почти без боеприпасов, были вынуждены отступить на китайскую территорию.
Ликвидировав французскую колониальную администрацию, японцы объявили о «независимости» Вьетнама, Лаоса и Камбоджи и о создании в этих странах «независимых правительств». Главой «независимого» Вьетнама был объявлен император Бао Дай, который еще в 1944 г. дал понять японцам, что согласен быть их опорой. 11 марта (такая оперативность ясно говорила о договоренности с японскими военными властями) Бао Дай объявил об упразднении французского протектората, заявив, что страна «вновь обрела право на независимость». В то же время он поспешил заявить о своей лояльности японской армии, «которой следует доверять». После этого баодаевская партия «Дай Вьетнам» стала правящей партией в стране, а ее лидер Чан Чонг Ким — премьер-министром. Пытаясь обеспечить себе поддержку населения, новое правительство издало закон о запрете взимания подушного налога с неимущих, но больше ничего сделать не успело, тем более что его власть в стране была не более чем номинальной.
9-12 марта в 20 км от Ханоя состоялось расширенное заседание Постоянного бюро ЦК Компартии Индокитая, на котором обсуждался вопрос о политике партии в новых условиях. Бюро решило приступить к развертыванию антияпонской борьбы, для которой создались выгодные условия. Выполняя это решение, вооруженные силы Вьетминя активизировали свои действия против японских оккупантов. Партизанские отряды в Северном Вьетнаме получили также приказ разоружить те изолированные гарнизоны и посты французской армии и «армии безопасности» (вспомогательных войск из вьетнамцев, созданных французами), которые не были намерены сопротивляться японскому перевороту. Некоторые из таких операций прошли успешно: французы [436] были не только деморализованы и не хотели воевать, но порой и предпочитали отдавать оружие вьетнамцам, а не японцам. Известен и ряд случаев, когда французские посты и гарнизоны соглашались сотрудничать с Вьетминем, однако наладить это сотрудничество было трудно, так как вьетнамские отряды еще не могли выйти на открытый бой с японцами, а скрываться с вьетнамцами в джунглях не соглашались французы, у которых была более удобная альтернатива — уйти в Китай. Так поступили, в частности, командиры французских гарнизонов майор Роль и капитан Понтиш, заявившие в ответ на предложение вьетнамских партизан сдать оружие, что они сделать этого не могут, потому что намерены объединиться с вьетнамцами и вместе сражаться с японцами. Однако затем оба этих отряда ушли в Китай, и вьетнамцы не без оснований подозревали, что заявление о союзе было не более чем тактической уловкой, чтобы не сдавать оружия.
В условиях вспыхнувшего в Северном Вьетнаме зимой 1944—1945 гг. страшного голода, унесшего сотни тысяч человеческих жизней, Вьетминь поднял крестьян на захват рисовых складов. Были захвачены тысячи складов, на которых лежал затоваренный рис, и таким образом удалось частично накормить голодающий народ. Сопротивление нарастало лавиной, захватывая в свою орбиту все новые и новые слои общества. В районах, еще занятых японцами, организовались комитеты освобождения, в освобожденных районах — народные комитеты. Эти органы народной власти судили предателей и коллаборационистов, а в некоторых местах начали передел земли. В апреле Вьетминь провел военно-революционное совещание северных провинций Вьетнама, разработавшее планы военных действий и избравшее главное командование Вьетнамской освободительной армии, в которую были объединены вооруженные отряды Вьетминя. В июне в шести провинциях Северного Вьетнама, деревни которых находились под контролем фронта, был организован единый Освобожденный район, который контролировался [437] самими крестьянами и партизанской армией, к лету насчитывавшей уже 5 тыс. бойцов. Национально-освободительное движение охватило и Центральный Вьетнам, где также развернулась подготовка к восстанию. На юге страны позиции Вьетминя были слабее: там образовалось множество различных партий и групп, которые нередко боролись между собой.
Центральный комитет Вьетминя решил созвать Национальный съезд фронта. Он должен был открыться 9 августа 1945 г., но делегатам было трудно прибыть в срок — в стране царила анархия, линии сообщения были парализованы. В этих условиях 13 августа ЦК Вьетминя, не дожидаясь съезда, одобрил решение об образовании Демократической Республики Вьетнам и в ночь на 14 августа объявил о начале всеобщего восстания. Национальный съезд, открывшийся 16 августа в Освобожденном районе, утвердил приказ о начале восстания и избрал Национально-освободительный комитет, т. е. временное правительство страны. Заседания съезда были короткими — многие его делегаты руководили отрядами освободительной армии и спешили в бой. Стратегическая линия, намеченная съездом, заключалась в том, чтобы вырвать власть у японцев и императорской клики к тому времени, когда в Индокитае появятся войска союзников. Руководители Вьетминя хорошо понимали, что буржуазное правительство слабой, опустошенной войной и оккупацией Франции постарается любой ценой заставить забыть об унизительном поражении в войне, и удержание колоний станет не только вопросом престижа для французской буржуазии, но и гарантией возвращения в разряд великих держав.
В дни подготовки и проведения Национального съезда Вьетминя в разных провинциях страны части освободительной армии уже вели бои с японской армией и разоружали ее. Когда же 16 августа стало известно о капитуляции Японии, поднялась вся страна. 17 и 18 августа демонстрации бушевали в самом Ханое. Японцы практически не оказывали [438] сопротивления, отряды «армии безопасности» и полиция перешли на сторону восставших. Наместник императора в Ханое Фан Ке Тоай бежал, и Вьетминь провозгласил в городе временную народную власть. На следующий день подало в отставку правительство Чан Чонг Кима и в г. Хюэ, резиденцию императора, была направлена делегация Вьетминя, которая должна была предложить Бао Даю отречься от престола. Император отрекся 25 августа. В тот же день революция взяла верх в Сайгоне — крупнейшем городе Южного Вьетнама. Там у власти был поставлен Административный комитет, в который вошли представители КПИК и некоторых националистических партий.
Центром вьетнамской революции оставался Ханой, где были наиболее сильны позиции Вьетминя. Именно там 29 августа было сформировано правительство страны, в которое помимо коммунистов вошел ряд беспартийных националистических деятелей. От имени этого правительства, выступая 2 сентября на полумиллионном митинге в ханойском парке Бадинь, первый президент Демократической Республики Вьетнам Хо Ши Мин зачитал Декларацию независимости.
Провозглашение республики не вызвало энтузиазма у представителей консервативных кругов, даже сам Бао Дай, отрекшись от престола, предпочел признать республику и 29 августа объявил о том, что отныне он под гражданским именем Винь Тхюи является «верховным советником» правительства Хо Ши Мина. Разумеется, ни император, ни крупные помещики Юга не испытывали симпатий к программе Вьетминя и, как только расстановка политических сил во Вьетнаме изменилась, в первую очередь за счет появления на арене внешних сил, поспешили отмежеваться от республики. Передышка, которую получили органы народной власти для утверждения своего господства в стране, была недолгой: с севера во Вьетнам уже вступали китайские дивизии, которые должны были, согласно Потсдамскому соглашению, разоружить японскую армию к северу от 16-й параллели, на [439] юге высаживались англичане (также с целью разоружения японцев). С войсками союзников прибыли ожидавшие уже несколько месяцев в Калькутте и Куньмине французские чиновники, которые должны были взять власть в Индокитае от имени правительства де Голля. Освобождение Вьетнама от японских оккупантов завершилось. Начинался новый этап борьбы вьетнамского народа за независимость.
Ситуация во внутренних, западных областях Индокитая в конце войны складывалась иначе, чем во Вьетнаме. К 1945 г. в Лаосе и Камбодже уже существовали организации, которые ставили целью достижение независимости. В Лаосе это был союз «Лао пен лао» («Лаос для лаосцев»), в Камбодже — «Кхмер иссара» («Свободный кхмер»). Обе эти организации черпали кадры в среде местной интеллигенции, буржуазии и студенчества, обе были связаны с движением «Свободное Таи» — основной силой антияпонской оппозиции в Таиланде. Кроме того, в Лаосе и Камбодже существовали прокитайские группы, деятельность которых направляли агенты Гоминьдана. Они состояли из местных китайцев, но включали и некоторое число лаосцев и кхмеров. К концу войны ни одна из этих организаций, партий и союзов не была готова к тому, чтобы взять на себя руководство борьбой за освобождение. Более того, некоторые из их членов были склонны к компромиссу с французами.
К началу 1944 г. руководители французского Комитета национального освобождения, не освободив еще собственную страну, начали планировать операции по лишению свободы других народов. Понимая, что вторжение во Вьетнам может натолкнуться на серьезное сопротивление, они отводили роль основного плацдарма для подготовки французского возвращения в Индокитай Лаосу. Чтобы показать решимость Франции не расставаться со своими владениями в Индокитае, де Голль уже 8 декабря 1943 г. выступил со специальным заявлением, в котором говорилось, что «"Свободная Франция" никогда не [440] мирилась с насильственными, захватническими действиями Японии в Азии. Франция торжественно отвергает всякие акции и уступки, которые могли быть осуществлены вопреки ее правам и интересам... и будет продолжать борьбу до окончательного разгрома агрессора и полного освобождения всех территорий Индокитайского Союза».
В заявлении, во-первых, давалось понять, что уступки, вырванные у Франции японцами и сделанные вишистским правительством, не имеют законной силы, во-вторых, напоминалось, что Франция остается великой державой и как таковая будет охранять свои права не менее упорно, чем Великобритания или США. Понимая, что полагаться лишь на добрую волю союзников слишком опасно, де Голль подчеркивал, что «только эффективное участие в боях за освобождение Индокитая может обеспечить полное восстановление наших прав».
Англичане, лояльнее других союзников относившиеся к планам де Голля, разрешили ему организовать в Калькутте специальную службу, нацеленную на возвращение Франции в Индокитай. С 1944 г. там появился и командующий движением сопротивления в Индокитае генерал Мордан. Французский центр проявлял большую активность по заброске своих агентов в Лаос и Камбоджу. Положение разведки облегчалось тем, что в Индокитае осталось множество французов (как чиновников, так и дельцов, специалистов и военных), которые за небольшим исключением были настроены антияпонски, хотя и далеко не всегда решались на антияпонские действия в страхе перед «кэмпейтай» и доносчиками. Первое время французская разведка старалась обходиться вообще без помощи местного населения и даже в Лаосе — основном центре сопротивления по планам де Голля — организации «Джи и Дижон» и «Пави», которые обеспечивали разведку и саботаж, а также устраивали склады оружия и горючего, состояли из французов. Из них же составлялись и группы гражданских лиц, которые должны были, как только японцы уйдут, взять на себя административные [441] функции. Однако ближе к концу войны круг участников профранцузских групп расширился и туда были вовлечены лаосцы и камбоджийцы, известные своим лояльным отношением к Франции.
Когда японская армия решила ликвидировать французскую администрацию в Индокитае, разоружение французских войск в Камбодже и Лаосе и интернирование французов затянулось на несколько недель. Японцы не могли выделить достаточное количество войск для того, чтобы одним ударом покончить с французской администрацией на всей территории Индокитая, и, чем дальше от центра, тем больше возможностей было у французских гарнизонов оказывать сопротивление, тем сильнее были позиции агентов Мордана. Луангпрабанг был занят японцами только в начале апреля, а последние крупные очаги сопротивления французов в Западном Индокитае были подавлены лишь в конце этого месяца. Однако и после этого в городах и джунглях Лаоса осталось немало французских вооруженных групп как из числа заброшенных из Индии и с Цейлона, так и из остатков французских колониальных войск. Командование де Голля приказало им прекратить борьбу и затаиться в джунглях, чтобы сберечь силы до того момента, когда японцы потерпят поражение и Франция сможет приступить к возвращению своих колоний.
Ликвидировав французскую администрацию, японцы вслед за Вьетнамом предложили независимость королевствам Лаоса и Камбоджи, включив эти страны в Великую Восточноазиатскую сферу сопроцветания. Лаосские и камбоджийские чиновники получили ряд постов, которые прежде занимали лишь французы. Среди придворных и чиновничьей элиты в протекторатах возникли иллюзии того, что лишь сотрудничество с Японией приведет к подлинной независимости, так как война продлится еще долго и исход ее неизвестен. Японцы же в эти весенние недели не уставали твердить, что все беды и несправедливости [442] происходили от французов, что именно французы, а не японцы довели народ до голода и нищеты, и отныне все изменится к лучшему.
Среди тех, кто наиболее энергично использовал сложившуюся обстановку, был упахат (вице-король) Луангпрабанга и премьер-министр этого королевства принц Петсарат. Он был достаточно умен и информирован, чтобы не принимать всерьез обещаний японцев и не верить в их победу. Но ситуация, в которой японцы были готовы идти на далеко идущие уступки в обмен на обещание помощи в войне, позволила Петсарату добиться того, что японская администрация передала королевству четыре провинции в Южном Лаосе, ранее в него не входившие, разрешила организовать собственную армию и полицию и согласились выделить некоторое количество оружия. Летом 1945 г. Петсарат наладил тесные связи с союзом «Лао пен лао» и посвятил все свои усилия укреплению позиций национальных сил в стране, созданию армии и административного аппарата. Освободительное движение в Лаосе не было массовым и находилось под контролем патриотического крыла феодальной верхушки страны. Вместе с тем на положение дел в Лаосе и Камбодже все большее влияние оказывали события в восточной части Индокитая, где в отрядах Вьетминя сражались, пусть и немногочисленные, кхмеры и лаосцы.
Как уже отмечалось, на Потсдамской конференции разоружение японской армии было объявлено прерогативой английских и китайских армий, между которыми была проведена демаркационная линия по 16-й параллели. Это решение, устраивавшее в первую очередь гоминьдановцев, так как возрождало в них надежды захватить северные области Индокитая, было принято в связи с тем, что Франция не была воюющей стороной на Востоке, а ее администрация в Индокитае вообще рассматривалась как союзная Японии. К тому же Франция не имела регулярных частей в районе Индокитая, а степень сопротивления японской армии могла быть достаточно высокой. [443]
Когда де Голль узнал, что находящимся в Индокитае французам не разрешат принимать капитуляцию японцев, и понял, что сопротивляться этому решению союзников он не сможет, французским группам в Лаосе и Камбодже было приказано «не допускать столкновений с китайскими войсками и установить с ними возможно лучшие отношения». Однако ситуация неожиданно изменилась. Узнав о том, что они должны сдаваться китайцам, японские войска, находившиеся севернее 16-й параллели, начали поспешно отступать на юг. (У японцев были основания предпочесть английский плен китайскому.) Японские войска отступали с такой скоростью, что уже 14 сентября, до того как первые гоминьдановские части появились на северных границах Лаоса, ни одного японского солдата в Северном Лаосе не осталось. В результате для французов, чьи отряды и диверсионные группы находились именно там, создалась чрезвычайно благоприятная обстановка. Им не разрешили разоружать японцев, но и не запретили возрождать колониальную администрацию. Поэтому по мере того как японские части откатывались на юг, по их пятам спешили французские группы, которые входили в города и объявляли о восстановлении в них власти Франции. А так как ни в Лаосе, ни в Камбодже левого антияпонского движения не было создано, то реальной оппозиции эти небольшие группы французов не встречали. Уже 28 августа отряд бывшего сотрудника индокитайской картографической службы майора Имфельда был в Луангпрабанге, а 5 сентября группа капитана Фабра оказалась во Вьентьяне. Имфельд объявил себя комиссаром Французской республики, посетил короля и добился от него заверений в том, что «протекторат Франции над Луангпрабангом не прекращался», а провозглашенная японцами независимость не признается королем, как полученная «из чужих рук». В то же время король, вынужденный признать за Францией права сюзерена, потребовал, чтобы французы поспешили приступить к протекционистским обязанностям, и прежде [444] всего чтобы они не допускали в Лаос китайские войска — ничего, кроме разорения для народа и опасности потерять северные провинции, король в этом вторжении не видел. Майор Имфельд был поставлен в безвыходное положение: гоминьдановские дивизии уже шли по территории Северного Лаоса, с удивлением и подозрением встречая в городах французских чиновников, тем более что разобрать, кто из них был союзником японцев, а кто их врагом, китайским генералам было нелегко. Поэтому, имея указания Чунцина не забывать о китайских интересах в Лаосе, а также проявляя в этом вопросе личную инициативу (Чан Кайши отправил в Индокитай непокорных сычуаньских генералов, которые всегда стремились к самостоятельности и были порой опаснее японцев), генералы делали попытки аннексировать часть районов Северного Лаоса. Так, в г. Луангнамтха китайцы даже согнали всех жителей на площадь и под дулами винтовок предложили им высказаться за переход в подданство Китая. Худшие опасения короля Сисаванг Вонга подтвердились, когда, войдя в его столицу, китайцы окружили дворец и потребовали, чтобы он снова провозгласил независимость Лаоса.
Кто только не требовал от короля, чтобы он провозгласил независимость своей страны! Японцам он покорился, но пришлось срочно отказаться от этого, как только во дворец явился загорелый и обтрепанный от жизни в джунглях майор Имфельд. Теперь провозглашения независимости требовали китайцы. Наконец, с требованием объявить Лаос независимым явился премьер министр Петсарат, за спиной которого стояла организация «Лао пен лао». Петсарат доказывал, что, не будучи в состоянии в очередной раз защитить протекторат, Франция расписалась в том, что не имеет права господствовать в Лаосе. Пускай этот вопрос решат союзники. Не в силах разобраться в требованиях всех столь разномастных сторонников независимости Лаоса, король уклонился от решения, [445] и Петсарат взял руководство судьбами страны в собственные руки. 14 сентября он издал указ о подчинении всех французских чиновников королевскому правительству, 15 сентября — об объединении королевства Луангпрабанг и южных провинций.
На Петсарата не действовали ни телеграммы, которые составлялись в Луангпрабанге от имени короля, ни даже то, что капитан Фабр ввел во Вьентьян, где находился Петсарат, свой отряд. Отряд был невелик, а Петсарат уже успел организовать собственную милицию. Имфельд в панике просил де Голля принять меры на высшем уровне. Де Голль предложил в ответной телеграмме подкупить короля обещаниями: «Чтобы положить конец антифранцузской деятельности премьер-министра Петсарата, надлежит информировать короля Луангпрабанга, что французское правительство готово признать его верховную власть над южными провинциями Лаоса с целью достижения лаосского единства.
Предложите королю отмежеваться от Петсарата и взять его под наблюдение в Луангпрабанге».
Но время работало на Петсарата и его сторонников. В сентябре отделения «Лао пен лао» появились во всех городах Лаоса, на юге возник комитет «Лао иссара» — «Свободный Лаос», из Вьетнама прибыл влиятельный сторонник Петсарата принц Суфанувонг, который участвовал там в Августовской революции и встречался с Хо Ши Мином. Суфанувонг стал председателем расширенного комитета «Лао иссара».
10 октября французский нажим на короля дал наконец свои плоды. Король прислал Петсарату телеграмму, в которой снимал его с поста премьер-министра, лишал чинов и званий и приказывал немедленно устраниться от политической деятельности. Телеграмма вызвала во Вьентьяне негодование. И хотя сам Петсарат, движимый соображениями [446] феодального кодекса чести, тут же подчинился королю и сложил с себя все посты и звания, движение от этого не ослабло. Во-первых, сам Петсарат не отказался от идеи освобождения Лаоса и неофициально продолжал борьбу за независимость; во-вторых, организации освобождения за недели королевских колебаний настолько окрепли, что результатом стало лишь ускорение процесса формирования нового, не зависимого от короля и французов, правительства. Во главе его встал губернатор Вьентьяна принц Кхаммао, в состав вошли принц Суванна Фума и принц Суфанувонг, руководители «Лао пен лао» и представители знати. В целом кабинет был составлен из принцев и князей.
12 октября правительство Петсарата (в которое Петсарат уже не входил) объявило Лаос независимым государством, и в тот же день была опубликована первая в истории страны конституция. Королю была послана телеграмма, в которой ему предлагалось остаться монархом до тех пор, пока вопрос о форме будущего государства не решит Учредительное собрание. Однако он не должен был претендовать на реальную власть. В случае отказа королю предлагали отречься от престола. Король, то ли надеясь на помощь французов, то ли опасаясь их мести, не стал отвечать на телеграмму. В результате его свергли с престола, и он был вынужден подписать документ, в котором признавал Временное правительство. Французам, которые не смогли выполнить указаний де Голля и,защитить послушного короля, пришлось уйти из городов. Однако Франция не намеревалась отказываться от Индокитая. В январе 1946 г. английские оккупационные войска, заняв Камбоджу, вернули ее в лоно французской колониальной империи, затем французский десант высадился в оккупированном англичанами Сайгоне, а в феврале было достигнуто соглашение между де Голлем и китайцами о том, что французы заменят китайцев в Северном Лаосе. [447]