«Прошу прикрытия»
Караваны сопровождают асы
В середине сентября 1941 года Государственный Комитет Обороны СССР по просьбе Военного совета Ленинградского фронта обязал командующего ВВС Красной Армии выделить для прикрытия транспортных самолетов два полка истребительной авиации, подчинив их в оперативном отношении Аэрофлоту.В 20-х числах сентября из Подмосковья на Ленинградский фронт перелетел 127-й истребительный авиационный полк.
Ракеты опускались к земле из-за облаков. Зеленая, белая, красная. А на другой день в обратном порядке — красная, белая, зеленая или две зеленых и одна красная... Для истребителей сопровождения они означали сигнал «Прошу прикрытия» и в то же время пароль наших воздушно-транспортных караванов, спешивших на выручку Ленинграду.
Этот сигнал-пароль устанавливался на каждый день разный. По нему взмывали в небо юркие краснозвездные «ишачки», «чайки», а случалось, и «миги», которые перед самой войной появились в истребительных авиаполках. Они брали под защиту караваны «воздушных грузовиков», сопровождали их от Тихвина, Новой Ладоги и Подборовья до аэродромов Комендантский или Смольное, прикрывали при посадке. На обратном пути все повторялось.
День за днем, месяц за месяцем летающие караваны и сопровождавшие их «ястребки» бороздили небо над Ладожским озером. И хотя десятки «мессершмиттов» рыскали здесь, им не удалось перекрыть воздушный мост. [49] «Ястребки» не давали спуску «мессерам». Они отважно бросались им навстречу, отражали все попытки прорваться к транспортным самолетам. На трассах воздушного моста, особенно над Ладогой, наши летчики нередко ценой жизни обеспечивали безопасность транспортных кораблей.
...Вечером 23 сентября сорок первого года над деревней Кайвакса, около которой на бывшем колхозном поле расположился большой грунтовой аэродром, окруженный лесом, появились сначала одна, затем вторая группы истребителей.
Услышав мощный рев самолетов, жители деревни, перепугавшиеся в первый момент (не фашисты ли?), попрятались кто куда, но потом один за другим стали сначала выглядывать, а затем и выходить из своих укрытий на улицу.
— Кажись, наши?! — слышалось там и тут.
— «Чайки», «чайки»! — закричал вихрастый мальчишка, вылезая из-под крыльца.
— Какие такие «чайки»? — скептически поглядывая на незнакомые двукрылые самолеты, похожие чем-то на вертких стрекоз, возразил его дружок. — Это У-2!
— У-2?! Много ты понимаешь! — ухмыльнулся вихрастый, нахлобучив кепку на глаза приятелю.
Спор этот, наверное, продолжался бы долго, если бы над деревней не появился истребитель МиГ-3. Увидев его, мальчишки, что называется, разинули рты.
«Миг», круто развернувшись, пошел на посадку. Ребята опрометью бросились к аэродрому.
Следом за «мигом» стали приземляться «чайки». Пока самолеты садились, к аэродрому сбежалась вся деревня — дети, женщины, старики, старухи... Как не посмотреть на самолеты, на летчиков — благо аэродром рядом!
Летчики на летном поле окружили своего командира — стройного майора, который давал им какие-то указания.
В это время, легко перемахнув через жиденькую изгородь, отделявшую аэродром от деревни, к группе подошел [50] капитан в авиационной форме и, безошибочно определив, кто здесь командир, представился, назвавшись комендантом аэродрома.
— Пузейкин. Командир 127-го истребительного полка, — в свою очередь назвал себя майор.
— У нас полный порядок, товарищ командир! — доложил капитан. — Людей разместим в школе и в домах. А ужинать просим в нашу столовую. Она у нас вон в том двухэтажном доме. Там и для штаба место найдется.
Капитан направился к столпившимся у изгороди жителям деревни.
— Ну вот, хозяюшки, и новые квартиранты прибыли. Надо их устроить, — сказал он женщинам.
Те посмотрели на подходившего председателя колхоза.
— Анохин, Степан... По батюшке — Васильевич. Председатель колхоза, — представился он летчикам и тут же распорядился: — Чего зря судачить. Давайте-ка по два-три человека к Павловым, Шишковым, Михайловым, Желиным. И я возьму к себе двух летчиков...
Командиру полка председатель сказал:
— Товарищ майор, если что потребуется — лошадь ли снарядить, солому или дровишки подвезти... Да мало ли что еще. Найдете меня, — все сделаю.
Деревня ожила: захлопали калитки, двери домов, загремели ведра. Хозяйки сновали по дворам. Над крышами заструились дымки...
Утром следующего дня В. В. Пузейкин и комиссар полка батальонный комиссар А. П. Проскурин выехали в Хвойную, где размещался штаб восточной оперативной группы ВВС Ленинградского фронта. В ее распоряжение и поступал 127-й авиаполк.
На новом месте полк не имел передышки. Уже на следующий день после прилета в Кайваксу первая группа истребителей сопровождала транспортные самолеты в Ленинград и обратно. [51]
После первых полетов на сопровождение транспортных самолетов Владимир Пузейкин и его ведомые почувствовали, насколько сложные и напряженные это полеты.
...27 сентября сорок первого года в полдень на тихвинском аэродроме Паголда ПС-84 вырулил на старт и по сигналу стартера пошел на взлет. Внезапно из-за леса, бесшумно скользя над верхушками деревьев, «вывалился» истребитель и, буквально плюхнувшись на полосу, помчался навстречу ПС-84.
Мгновенно оценив обстановку, командир корабля прекратил взлет. Но его машина, уже набравшая изрядную скорость, продолжала мчаться навстречу невесть откуда взявшемуся «мигу». Что делать? Еще секунда-другая, и самолеты столкнутся... Но в это время «миг» вдруг круто свернул с полосы, подскакивая и поднимая вихри пыли, прокатился до картофельного поля, раскинувшегося рядом с аэродромом, выскочил на него и, завязнув колесами в рыхлой земле, скапотировал, то есть попросту ткнулся носом в землю и перевернулся.
Командир корабля доложил диспетчеру о причине прекращения взлёта и, быстро развернув машину, подрулил к потерпевшему аварию «мигу». Экипаж помог летчику выбраться из кабины. Им оказался майор Пузейкин. Из его рассказа стало известно, что ведомая им шестерка И-16 сопровождала девятку ПС-84, вывозивших из Ленинграда рабочих и специалистов Кировского завода, детей и раненых.
Над Ладогой фашистские истребители попытались атаковать транспортные самолеты, но получили отпор. Потеряв в воздушном бою один «мессершмитт» (его сбил Лука Муравицкий), фашистские истребители покинули поле боя. Уже на подходе к аэродрому Кайвакса наши летчики, увидев, что их аэродром бомбят «юнкерсы», с ходу пошли в атаку. В короткой воздушной схватке Лука Муравицкий и Сергей Путяков, прикрываемые командиром полка, сбили по одному вражескому бомбардировщику, [52] но на «миге» майора Пузейкина пулеметной очередью «юнкерса» был поврежден мотор. Это и вынудило командира полка произвести аварийную посадку на аэродроме Паголда.
Вот почему «миг» так внезапно появился перед ПС-84, чудом избежав столкновения.
Схватки с фашистскими истребителями происходили почти ежедневно. Летчикам полка часто приходилось драться с превосходящими силами противника, но не было случая, чтобы кто-либо из них дрогнул перед врагом.
Конечно, на первых порах при сопровождении транспортных самолетов возникали немалые трудности, кое-что не получалось. Нелегко было приспособиться к большой разнице в скоростях истребителей и «летающих клиньев». Истребители то и дело отрывались от своих подопечных, поначалу даже теряли с ними зрительную связь. Особенно при плохой видимости и низкой облачности. Трудно было привыкать к скованности маневра.
Но все эти трудности обстрелянные и бывалые летчики 127-го полка сумели быстро преодолеть. Ведь это были кадровики, окончившие авиационные училища и получившие закалку еще до Великой Отечественной войны. Командир полка сражался в небе Испании. Комиссар А. П. Проскурин участвовал в боях у реки Халхин-Гол. Немалый опыт воздушных боев был у заместителя командира полка майора А. А. Привезенцева, секретаря партийного бюро полка старшего политрука Д. В. Чогина, командира эскадрильи майора Ф. Г. Зоца, комиссара эскадрильи старшего политрука В. Д. Павельева.
Школу боев прошли в первые месяцы войны и летчики младшего поколения. К тому же почти всем летчикам полка еще под Москвой приходилось сопровождать наши бомбардировщики и штурмовики, а это пригодилось при охране транспортных самолетов.
За мужество и героизм, проявленные на трассе воздушного моста, командир 127-го авиаполка В. В. Пузейкин [53] был награжден орденом Ленина. Большая группа летчиков стала кавалерами боевых орденов. А старшему лейтенанту Луке Захаровичу Муравицкому, на боевом счету которого было много побед и в их числе воздушный таран, было присвоено звание Героя Советского Союза.
Так выполняли свою нелегкую и опасную боевую работу по сопровождению транспортных самолетов летчики 127-го истребительного авиаполка.
Экипажи кораблей ПС-84 были признательны и благодарны своим стражам и защитникам. Благодарили их заочно, потому что виделись на земле с ними редко. Зачастую своих спасителей члены экипажей транспортных самолетов не знали не только в лицо, но даже и по фамилиям. Базировались они на разных аэродромах. Встречались и расставались обычно в воздухе. Нередко бывало так: проводив группу транспортных самолетов до места, «ястребки» уходили на новое задание.
И поныне бывшие летчики Московской авиагруппы В. А. Пущинский, А. И. Семенков, С. А. Фроловский, Г. С. Бенкунский тепло вспоминают о тех, кто оберегал их на опасных воздушных дорогах над Ладогой в годы войны.
— Как легко «прирабатывались» истребители к своим подопечным, — вспоминает генерал-лейтенант авиации Алексей Иванович Семенков. — Каким хладнокровием, точным расчетом обладали летчики-истребители, не давая противнику отвлечь себя от наших самолетов.
С летчиками полка, которым командовал майор Пузейкин, меня не раз сводила воинская судьба. Однажды в промозглый октябрьский день сорок первого года в самый разгар регулярных рейсов в Ленинград на командном пункте аэродрома в Хвойной командиры наших эскадрилий встретились и с майором Пузейкиным. Встретились, чтобы на земле «проиграть» варианты совместных полетов в заданных квадратах на пути следования в Ленинград и обратно — на свою базу. Командир [54] истребительного полка отработанными движениями рук показывал нам маневры своего самолета и самолетов своих ведомых во время сближения с ПС-84 и их сопровождения. Выразительно демонстрировал он кистями рук сложные маневры истребителей в случае нападения фашистов на воздушно-транспортный караван.
Между экипажами ПС-84 и сопровождавшими их летчиками-истребителями складывались самые дружеские, братские отношения, когда случалось им находиться на одном аэродроме.
— На аэродромах в минуты кратковременного отдыха или вынужденных пауз между вылетами мы иногда встречались с экипажами транспортных самолетов ПС-84, — рассказывал нам бывший летчик 286-го авиаполка, Герой Советского Союза, полковник Д. В. Ермаков. — Это было редко, но когда случалось такое, мы, молодые летчики, иногда наведывались в гости к пилотам самолетов ПС-84. Они были значительно старше и опытнее нас. От них мы узнали много интересных и поучительных историй из летной практики.
И еще одно хорошо помнится. Экипажи транспортных кораблей казались нам слаженными, дружными семьями, а их просторные воздушные салоны — домами. Люди в этих «домах» были культурные, добрые, запасливые. У них можно было почитать свежую газету, журнал или книгу. В салонах мы, случалось, отдыхали, приводили в порядок свое обмундирование, играли в шахматы, а иногда приходили и подремать, особенно в плохую погоду.
Все эти кусочки жизни на фронтовых аэродромах не тускнеют в памяти. Жаль, что забылись многие имена и фамилии, но никогда не забудутся дружеские участие и помощь, в которых нам не было отказа со стороны старших боевых товарищей, летавших вместе с нами на трассе воздушного моста.
Бывало и так, что экипажи ПС-84 крепко выручали летчиков-истребителей на маршрутах. Случалось, когда [55] даже опытные, видавшие виды летчики истребителей сопровождения попадали в тяжелые погодные условия. На «чайках» и «ишачках» практически не было приборов для слепых полетов. В непогоду — дождь, туман, снегопад — истребителей подстерегала смертельная опасность — легко можно было потерять пространственную ориентировку.
Однажды в такую переделку попал один из летчиков-истребителей полка сопровождения. О том, что приключилось с ним на трассе воздушного коридора, написал уже после войны бывший штурман ПС-84, заслуженный штурман СССР Валентин Аккуратов.
«Два месяца изо дня в день ходили мы в Ленинград, прорывая фашистский заслон, — вспоминает В. Аккуратов. — В летную погоду нас сопровождали истребители... Среди летчиков сопровождения нам особенно полюбился Афанасий — пилот «чайки», спокойный и не по летам рассудительный парень. Таким он был и на земле и в воздухе и, казалось, не ведал страха, словно выполнял обычную будничную работу... Но однажды Афанасий заставил нас крепко поволноваться.
...На подходе к Ладоге погода резко изменилась. Облака рваными клочьями спустились до 50–70 метров, а видимость упала до 300–500 метров. Погода для истребителей стала явно нелетной, угрожающей, и они развернулись, пошли обратно. Оставшись одни, как всегда в этих случаях, мы вошли в облачность и продолжали полет в Ленинград, совершенно уверенные, что все истребители легли на обратный курс. Минут через десять в пилотскую врывается радист и, возбужденно заикаясь, докладывает:
— Все, браточки, отлетались... Вы только посмотрите, что выкинул этот мальчишка!
Выскочив в пассажирский салон, я замер в растерянности и стал протирать глаза. В широкий иллюминатор было видно, как «чайка» летела в 5–10 метрах от левого крыла ПС-84 и, словно привязанная, шла с нами. Сквозь [56] двойные стекла я видел напряженное лицо Афанасия с поднятыми на шлем защитными очками и бешено крутящийся винт его истребителя. Казалось, одно неосторожное движение, и он врежется в наш самолет. Заметив меня, Афанасий улыбнулся, а я почему-то показал ему большой палец в знак успокоения и, тихо пятясь, отошел от иллюминатора.
«Ну, ты понял, зачем он прилип к нам?» — спрашивали глаза командира корабля Орлова.
— У него другого выхода нет, — ответил я. — Видимо, опоздал с разворотом назад, вошел вместе с нами в облачность и, чтобы не потерять пространственное положение, не сорваться в штопор, теперь держится за нашу машину, как за естественный горизонт.
Картина, которую я увидел, могла потрясти по своему неправдоподобию любого летчика. Шедшая с нами «чайка», синхронно повторяла все плавные маневры нашего самолета. Машины, словно слитые воедино и управляемые одной рукой, шли «вслепую»...
Вдруг, словно невидимая рука раздернула облачные занавеси, мы выскочили в голубизну неба, позолоченную ослепительными лучами солнца, а уже впереди нас, чуть пониже, покачиваясь с крыла на крыло, стремительно скользила «чайка» и, сделав глубокий вираж, стала набирать высоту. И столько в ее свободном движении было радости и уверенности, столько счастья, что мы сразу забыли те минуты, когда, казалось, в обнимку шли к неизбежному своему концу.
Именно в это время со стороны солнца наперерез «чайке» метнулась четверка фашистских истребителей. Два из них, заметив нас, ринулись вниз, заходя в хвост, а два пошли наперерез «чайке».
Командир корабля Орлов спустился ниже. Прижав машину к верхушкам деревьев так, что зелень леса волной побежала от струй винтов, он скользнул в широкую просеку. [57]
Афанасий, видно, вовремя заметил подкрадывающихся к нему истребителей: подпустив их на дистанцию огня, он искусно сманеврировал и сразу оказался сзади «мессеров». Длинная трассирующая очередь его пулеметов впилась в задний истребитель. Видно было, как от фюзеляжа отлетали какие-то куски, и вдруг черный шлейф дыма длинной струей вырвался из-под мотора, а самолет под крутым углом понесся вниз...
...В это время показалась четверка наших «яков». Фашисты заметили их, оставили «чайку» и начали быстро уходить на юго-восток, а Афанасий слева подошел к нам и, улыбаясь, показал большой палец».
Да, трудно приходилось нашим летчикам-истребителям в те тяжелые первые месяцы войны.
В открытой, продуваемой всеми ветрами, а иногда насквозь промороженной кабине «ястребка», без рации, со скудным аэронавигационным оборудованием, с минимальным запасом горючего, всегда наедине сам с собой, зачастую в непредсказуемых условиях полета, летчик-истребитель — сам себе и командир и комиссар, пилот и штурман, инженер и синоптик, воздушный боец и неусыпный страж прикрываемых им транспортных самолетов.
Сама цель полетов на трассах воздушного моста не позволяла даже на короткие мгновения задумываться о себе, о своей безопасности.
О чем думал, о чем беспокоился летчик-истребитель, когда конвоировал воздушные караваны? Прежде всего о том, чтобы не прозевать врага, вовремя и надежно прикрыть своих подопечных.
Поэтому даже при таком численном превосходстве фашистской авиации в первые месяцы войны транспортные самолеты, за редким исключением, потерь не имели. Все они, как правило, прибывали к месту назначения. Но не всегда и не все истребители сопровождения возвращались из этих полетов. [58]
Перед нами письмо бывшего командира 286-го истребительного авиаполка сопровождения, ныне полковника в отставке П. Н. Баранова. В нем он приводит выдержку из своего донесения командующему ВВС Ленинградского фронта: «286-й полк 14 месяцев работал на Ленинградском фронте по сопровождению транспортных самолетов ПС-84 и ТБ-3. За этот период произведено полком 3012 боевых вылетов на сопровождение по маршрутам: Комендантский аэродром — мыс Осиновец — Ладожское озеро — мыс Воронец — Сясьстрой — Кайвакса. Здесь производилась посадка и заправка горючим, а ПС-84 летели дальше до места базирования в Хвойную.
В ноябре 1941 года маршрут полета удлинился. От Сясъстроя летали до аэродрома Подборовье... За весь период боевой работы по сопровождению потерь транспортных самолетов не было... В неравных боях погибло 28 летчиков полка».
Этот полк выполнил большой объем боевой работы по охране летающих караванов. И еще особенность — 286-й полк по возрасту летчиков был одним из самых молодых среди авиационных частей Ленинградского фронта.
Навсегда двадцатилетние
5–6 октября 1941 года во исполнение решения Государственного Комитета Обороны из-под Воронежа на аэродром Кайвакса для сопровождения транспортных самолетов перелетел 286-й истребительный авиаполк.
6 октября, когда над аэродромом Кайвакса рассеялся утренний туман, на командный пункт 127-го авиаполка поступило распоряжение: «Принимайте истребительный полк майора Баранова...»
Новый полк ждать долго не пришлось. Едва ушла на боевое задание группа «чаек» 127-го, как по цепочке стали заходить на посадку «ишачки». [59]
Руководитель полетов бросил взгляд на чистенькие, отливающие зеленой краской самолеты, на шагающих по направлению КП молодых, веселых, шумных летчиков и невольно снисходительно улыбнулся:
— Совсем юнцы...
— Видать, и пороху не нюхали, — заключил стоявший рядом инженер эскадрильи, заметив, что большинство летчиков — сержанты.
Ни тот, ни другой не знали, что и летчики младшие лейтенанты, составлявшие костяк полка, да и сам командир его, бывалый, опытный летчик, опыта боев не имели. Если не считать нескольких вылетов командиров звеньев на перехват фашистских бомбардировщиков, пытавшихся бомбить их аэродром в районе Изюма, где вновь сформированный полк проходил подготовку и тренировку перед вылетом на фронт.
И, как рассказывал нам бывший старший инженер 286-го авиаполка, полковник-инженер В. С. Волков, один раз после такой встречи с «юнкерсами» несколько летчиков полка вернулись с сожженными стволами пулеметов — не умели вести прицельный огонь небольшими очередями. Они как нажали на гашетки пулеметов, так и не отпускали их, пока не кончились патронные ленты... Необстрелянные лейтенанты и сержанты сразу почувствовали дыхание фронта и в доносившемся гуле артиллерийской канонады и в появлявшихся над аэродромом фашистских самолетах, по которым начинала бить наша зенитная артиллерия и навстречу которым поднимались истребители 127-го истребительного полка.
Прилетевшие пилоты прислушивались к тому, что говорили бывалые летчики. С восхищением разглядывали их боевые ордена. Завидовали, когда те улетали на задания, с замиранием сердца следили за воздушными схватками. В воображении молодых пилотов рисовались картины боев с фашистскими асами, повергнутые «мессершмитты», «хейнкели», «юнкерсы». [60]
Один такой бой произошел в день их прилета. О нем позже рассказал нам при встрече в Химках летом 1978 года бывший командир эскадрильи 286-го авиаполка А. Г. Татарчук.
Алексей Герасимович листал пожелтевшие от времени страницы своих летных книжек — основного документа летчика. Говорил, что многое уже перезабыл. Прочел цифры: за годы войны сделано более 500 вылетов. Из них 122 — на сопровождение транспортных караванов. Сбил в 28 воздушных боях девять фашистских самолетов.
Но когда мы вместе перечитали в летной книжке, датированной 1941 годом, записи о полетах по воздушному мосту, он разговорился, и первое, о чем вспомнил, был перелет полка в Кайваксу и воздушная схватка над аэродромом.
И какой-то мальчишеский блеск загорелся в его глазах. О своих боевых друзьях он говорил так, словно только что с ними расстался.
— Это было к вечеру, — рассказывал А. Г. Татарчук. — Лучи заходящего солнца словно высветили на километровой высоте круговерть наших и немецких самолетов, ведущих яростный бой. Он окончился так же внезапно, как и начался. На аэродром приземлился один весь изрешеченный осколками «ястребок». Из него выбрался летчик. Снял шлем, расстегнул ворот насквозь промокшей гимнастерки. На голубых петлицах я разглядел три кубика. Летчик вытер рукавом мокрое от пота лицо, безмолвно, не замечая никого вокруг, отошел в сторону, прислонился к дереву, вынул дрожащими пальцами папиросу и закурил, торопливо сделав одну за другой несколько глубоких затяжек. Весь он был словно сжатая до предела пружина, разгоряченный и поглощенный схваткой. Он стоял, запрокинув голову и устремив какой-то отрешенный взгляд в небо, словно что-то хотел найти, увидеть там.
Я сгорал от нетерпения поговорить с ним, расспросить его о только что окончившемся бое. Подошел к нему и, [61] немного смущаясь, спросил: «Как дела, старшой? Как «мессершмитты?»
Он ответил не сразу. Посмотрел на меня, как взрослый на малого, удивленно.
И в эту минуту я понял, как неуместен был мой вопрос. Чудом уцелевший человек, только что потерявший в бою друзей, он все еще был там, вместе со своими не вернувшимися товарищами. Кровь бросилась мне в лицо. И тут же я заметил, как что-то изменилось во взгляде летчика, и он сказал приглушенным голосом: «Полетишь, узнаешь...»
Сказал всего два слова и отвернулся.
Вот так я «обогатился» боевым опытом. Но слова старшего лейтенанта навсегда врезались в память. «Полетишь, узнаешь...» Сколько раз потом, попадая в сложнейшие ситуации при встречах с вражескими самолетами, я вспоминал эти слова. И они звучали для меня словно напутствие.
Боевое крещение двадцатилетний младший лейтенант Алексей Татарчук принял уже через несколько дней, когда с группой летчиков вылетел с аэродрома Кайвакса на сопровождение транспортных самолетов.
В его летной книжке об этом сказано несколько слов: «Кайвакса. 14 октября 1941 г. Два полета на сопровождение ПС-84 по маршруту Тихвин — Сясьстрой — мыс Осиновец — Комендантский аэродром (Ленинград). Полетное время — 1 час 40 мин.».
В тот день в воздух поднялись вместе с ним, молодым командиром звена, сержанты Климашевский и Сагатенко. Они, как и большинство летчиков полка, лишь перед войной окончили авиашколу, были малоопытны и имели незначительное количество самостоятельных полетов. Татарчук же кроме Борисоглебской летной школы закончил еще и курсы высшего пилотажа.
Да и вообще принадлежность к авиации, можно сказать, в его семье становилась традицией. Старший брат [62] Алексея работал в конструкторском бюро Н. Н. Поликарпова. Сам Алексей был чертежником на авиационном заводе, учился в аэроклубе. На его глазах Валерий Чкалов проводил испытательные полеты на двухмоторном самолете АНТ-37-бис («Родина»).
Юному учлету аэроклуба однажды посчастливилось разговаривать с Чкаловым. Узнав, что Алексей мечтает стать летчиком-истребителем, Валерий Павлович сказал ему: «Если сядешь на И-16, помни: машина строгая, «вертлявая», чуткая». И еще посоветовал изучать матчасть не «шаляй-валяй», а в поте лица.
Но вернемся к 14 октября. Весь полк во главе с командиром поднялся в воздух. Предстоял трудный полет. На каждом участке маршрута молодые летчики могли встретиться с фашистскими истребителями, которые воровски подкарауливали транспортные самолеты. «Мессер-шмитты» имели преимущество в высоте, огневую мощь посильней, а главное — могли свободно маневрировать.
Об этом первом полете летчиков полка на сопровождение нам со всеми подробностями рассказывали и писали в своих письмах А. Г. Татарчук и П. Н. Баранов. Оба они отмечали трудность и опасность этого полета по воздушному коридору над Ладогой.
Истребители сопровождения иногда невольно отрывались от транспортных самолетов и даже теряли их. А это было рискованно, В любую минуту на них могли напасть фашистские истребители.
Каждый ПС-84 для фашистов — мишень большого размера. И хотя транспортные самолеты были вооружены пулеметами, пушки «мессершмиттов» поражали цель с расстояния в тысячу метров, в то время как пулеметы ПС-84 и И-16 — не далее как с 300–400 метров. К тому же «ишачки» и сами были удобными целями для противника, имевшего в воздухе полную свободу маневра.
Поэтому полчаса лета до Сясьстроя показались нашим молодым летчикам вечностью. Пришлось лететь над [63] штормящей Ладогой. А тут еще транспортные самолеты снизились и летели над самыми волнами. Того и гляди потеряешь их. Сверху — облака, снизу — вода и сливающиеся с ней самолеты. Как маневрировать? Ребята-то молодые, никто из них прежде в таких полетах не был. Вот тут-то пришлось понервничать командиру полка, как ведущему всей группы истребителей сопровождения, и командирам эскадрилий Аркадию Хоняку, Виктору Обира-лову, возглавлявшим своих летчиков.
Сержантов Климашевского, Сагатенко, Братушко, Горбачева словно магнитом притягивало к самолетам ведущих. Ребята просто боялись отстать и все время «висели на хвосте» ведущего. На обзор окружающего пространства внимания у них не хватало. В такой ситуации легко можно было прозевать атаку вражеских истребителей, особенно опасную для транспортных самолетов.
Дело усложнялось и тем, что радиостанций на И-16 не было. Ведущим то и дело приходилось прибегать к «ручной сигнализации» — руками показывать из кабины слишком приблизившимся ведомым: мол, расходитесь в разные стороны, маневрируйте, наблюдайте.
Но ведомые через некоторое время снова «прилипали» к ведущим. И еще хорошо, что появившиеся в отдалении на большой высоте «мессершмитты» прошли мимо, видимо, не заметив воздушного каравана.
Молодые летчики быстро накапливали опыт, закалялись и мужали в полетах на трассах воздушного моста. Очень скоро настало время настоящих боевых испытаний, и пилоты молодежного полка не дрогнули в яростных схватках с фашистскими истребителями. Сил и смелости в этих схватках всегда прибавлял им личный пример командира полка майора Баранова, его филигранное летное мастерство.
Нам удалось в музее истории Ленинграда разыскать боевое донесение командира 286-го полка П. Н. Баранова командующему ВВС Ленинградского фронта. В нем нас [64] заинтересовало упоминание об одном воздушном бое. Мы попросили Павла Николаевича Баранова рассказать о подробностях этого боя. А когда встречались с бывшим командующим ВВС Ленинградского фронта генералом С. Д. Рыбальченко, он прокомментировал боевое донесение Баранова.
«Было это в конце октября сорок первого, — вспоминал генерал. — Шестерка И-16 (А. Хоняк, П. Волнухин, В. Черепанов, А. Татарчук, И. Сагатенко), ведомая командиром полка, поднялась с Комендантского аэродрома, чтобы сопровождать двадцать семь ПС-84, возвращавшихся из Ленинграда. Караван летел девятками. На борту каждой машины не менее тридцати пассажиров, всего свыше 800 человек. Уже на подходе к конечному пункту маршрута, в районе аэродрома Кайвакса, наши истребители вступили в бой с большой группой «мессершмиттов», патрулировавших под облаками.
В завязавшейся схватке командир полка предпринял лобовую атаку на ведущего фашистской группы, перехитрил противника и меткой очередью из пулеметов сбил вражеский самолет. Остальные «мессершмитты» бросились наутек...»
Шестерка, ведомая Барановым, без потерь вернулась на свой базовый аэродром в Кайваксе.
Командир молодежного полка. Наверное, не случайно на эту должность был назначен в начале войны майор П. Н. Баранов. 286-й полк был не первым полком, который довелось ему сформировать из молодых летчиков. Баранову, как искусному летчику, требовательному командиру, умелому воспитателю, не раз вручалась судьба выпускников военно-авиационных училищ, и он всегда оправдывал оказанное ему доверие.
Но 286-й авиаполк занял в его жизни особое место. Этот полк он сформировал из младших лейтенантов и сержантов, перед самой войной окончивших Чугуевское военно-авиационное училище летчиков-истребителей. [65]
Многих молодых летчиков он лично вывозил и тренировал на учебно-тренировочном истребителе как инструктор.
По самым скромным подсчетам, сотни летчиков считали себя его учениками. А разве не говорят сами за себя цифры: более 6 тысяч раз Баранов поднимал самолеты в воздух. Он освоил 46 типов машин.
Летная биография Баранова началась в 1926 году в Ленинграде, на Петроградской стороне, где он учился в Военно-теоретической школе летчиков. В том же году на Комендантском аэродроме Баранов совершил первый ознакомительный полет. А два года спустя в Качинском военно-авиационном училище, под Севастополем, выполнил первый самостоятельный полет.
...Всего двадцать дней пробыл 286-й авиаполк на аэродроме Кайвакса, но молодым пилотам он запомнился на всю жизнь. Здесь они получили «боевое крещение». Из Кайваксы летчики полка совершили несколько боевых вылетов на сопровождение транспортных самолетов, провели первые воздушные бои. Здесь они, как говорится, слетали и узнали, что такое полет на сопровождение по воздушному коридору, каков он — воздушный противник. Сбитые «мессершмитты» укрепили уверенность в том, что «не так страшен черт, как его малюют» — фашистов можно бить и бить успешно.
В конце октября, в связи с резким ухудшением обстановки под Тихвином, авиационные полки сопровождения покинули аэродром Кайвакса. 127-й перелетел дальше на восток, в Подборовье, а 286-й — на другой конец воздушного моста, в Ленинград, на Комендантский аэродром.
С этого дня четырнадцать долгих месяцев 286-му полку было суждено базироваться и вести боевую летную работу на аэродромах блокадного Ленинграда, что само по себе является героической страницей его истории.
Для фронтового летчика аэродром всегда был родным (омом. Когда летчик находился в воздухе, на задании, он незримыми нитями был связан с землей, со. своим [66] аэродромом. Там его ждали боевые друзья, и когда он возвращался из полета, то сразу попадал в их объятья, ощущая тепло семейного очага. Там, на аэродроме, командир мог строго отчитать за ошибки, оплошности, потому что повторение их грозило гибелью, и тут же подбодрить: ничего, мол, в другой раз будешь умнее. Наконец, здесь летчик мог позволить себе расслабиться, отдохнуть, повеселиться в кругу своих товарищей.
...Комендантский аэродром встретил 286-й авиаполк неприветливо — бомбежкой и артобстрелом. Сразу навалились и блокадные трудности. Авиатехников и механиков пришлось оставить на Большой земле, и первое время старший инженер полка В. С. Волков готовил самолеты к боевым вылетам сам с пятью прикомандированными в его распоряжение авиамеханиками-матросами.
Летчики и весь технический состав практически с первых дней пребывания на Комендантском аэродроме были лишены нормального отдыха. Общежитие летчиков находилось в кирпичном доме детского сада (сейчас это район кинотеатра «Юность»). Вся Новая деревня, весь район Комендантского аэродрома и он сам находились в зоне постоянных артобстрелов и бомбежек. Однажды фашисты разбросали листовки с угрозой: «Будем бомбить с шести вечера до шести утра», — и с этого дня педантично, час в час либо бомбили, либо обстреливали район аэродрома.
Блокадное положение полка сразу же отразилось на питании личного состава, в том числе и летчиков.
— Еда летчиков отличалась от еды технического состава только тем, что им давали вместо блокадного хлеба натуральные ржаные сухари и омлет из яичного порошка, редко мясо, а на первое та же баланда, в которой, как говорится, «крупинка за крупинкой бегает с дубинкой», — рассказывал нам бывший старший инженер полка В. С. Волков. — А наземный персонал питался еще хуже — совсем по-блокадному. И можно было лишь удивляться, с каким рвением, упорством работали летчики и [67] техсостав. Одни делали в день по четыре-пять боевых вылетов, другие сутками не отходили от самолетов.
Из скромности Владимир Степанович не сказал, что он самолично готовил часть самолетов к вылетам. А ведь в те дни, помимо забот старшего инженера, на плечи Волкова легли многотрудные обязанности комиссара полка.
В своем письме нам бывший авиатехник 286-го авиаполка В. П. Крупский так отзывается о В. С. Волкове: «Душой и нашим авторитетом был старший инженер полка Владимир Степанович Волков. Всегда сосредоточенный. Лишних слов не говорил. Отлично знал дело. Всегда был с нами, помогал летчикам, техникам, механикам. Все умел и не чурался никакой работы.
Мы голодали и очень уставали. Спать приходилось каких-нибудь три-четыре часа в сутки. Донимали морозы, поэтому спали не раздеваясь. Бывало, не успеешь согреться и уснуть, а старший инженер В. С. Волков и инженер эскадрильи В. И. Худяков уже будят: «Вставайте! Сильный мороз. Надо греть моторы...»
На аэродроме темно. Все делаем наощупь. Моторы остыли и разогреть их не так-то просто. Лишь ближе к рассвету удавалось запустить их и хорошо прогреть.
А сколько сил приходилось тратить на ремонт, особенно на замену двигателей!
Но все эти трудности не шли ни в какое сравнение с потерями наших летчиков».
Да, на войне, как на войне, — потери неизбежны. И какой летчик или авиаспециалист не помнит те скорбные дни, когда погибали боевые друзья.
Нес потери и 286-й полк. Был такой день в полку, когда с задания не вернулись сразу три молодых лейтенанта — командир эскадрильи Аркадий Хоняк, заместитель комэска Петр Волнухин и командир звена Виктор Черепанов.
Был снегопад. В такую погоду обычно истребители не летали. Но надо было прикрыть большую группу самолетов. [68] И выбор пал на самых лучших летчиков полка. Все понимали, с каким риском сопряжен полет при такой погоде. То, что тогда было просто боевой работой, теперь, по прошествии времени, осознается как подвиг. Именно на подвиг сознательно шли тогда три парня из 286-го полка. Из боевого донесения стало известно, что задание они выполнили, приняли неравный бой с «мессершмиттами», прикрыли своих подопечных. Но как протекал бой, так и осталось неизвестным. Никто с задания не вернулся.
Для тех летчиков, кто пережил войну, эти парни навсегда остались двадцатилетними. В день их гибели Алексей Татарчук принял эскадрилью Аркадия Хоняка. К этому времени полк потерял треть своего состава.
— К концу сорок первого года нас осталось мало, — рассказывает А. Татарчук. — Летать приходилось часто. Случалось, слетаешь два-три раза на сопровождение, потом пару часов поспишь и снова в воздух. Нередко на сопровождение вместо положенных восьми-десяти истребителей взлетали три, два, а то и один. Фашисты знали, что в Ленинград возили продукты, из города вывозили женщин, стариков, детей, раненых. И враг не гнушался ничем, чтобы помешать этим перевозкам. Гитлеровское командование установило большое денежное вознаграждение своим асам за каждый сбитый советский транспортный самолет.
В ответ на эти пиратские налеты фашистов принимались все меры, чтобы усилить охрану транспортных караванов.
К сопровождению транспортных самолетов все чаще стали привлекаться истребители других частей ВВС Ленинградского фронта и Балтийского флота.
...Прошли не месяцы — недели, но и этого по нынешним меркам небольшого времени хватило молодым пилотам 286-го полка, чтобы набраться боевого опыта.
Сложным, насыщенным был каждый боевой вылет на сопровождение ПС-84. На исходе октября ж в ноябре [69] ПС-84 летали очень интенсивно. Летали в любую погоду: при отсутствии видимости, при сильном ветре, сильном обледенении. И в таких же условиях непогоды приходилось летать истребителям.
Уже в ноябре, в самые напряженные дни работы воздушного моста, молодые летчики 286-го полка Алексей Татарчук, Виктор Обиралов, Михаил Горбачев, Иван Братушко, Николай Устинов и остальные имели за плечами немалый боевой опыт. У каждого из них были успешно проведенные воздушные бои и одержанные победы. У некоторых на гимнастерках сверкали боевые ордена. Двадцатилетних летчиков по праву называли «стариками»; к этому времени лица у них возмужали, плечи раздались, походка стала по-летному степенной — «вразвалочку», форменные кожаные регланы и куртки поистерлись. Но по-прежнему они были полны молодой удали и задора и, как всегда, неудержимо рвались в бой. Но теперь многое им стало известно, многому научились. Каждый вспоминал свои первые полеты на сопровождение, ошибки, промахи и курьезы, избежать которых не хватало боевого опыта.
Теперь этот опыт был, а с ним пришли и боевые подвиги и умение идти на осмысленный риск.
Однажды, израсходовав в бою почти весь бензин, группа истребителей 286-го полка приземлилась на соседнем аэродроме. К командиру эскадрильи старшему лейтенанту Алексею Татарчуку подошел техник Леонид Касьяненко:
— Командир, я осмотрел ваш самолет. Оба троса управления рулем поворота потерты, на правом и на левом есть лопнувшие жилки. Взлетать нельзя!
— Что предлагаешь?
— Тросы надо заменить. До утра придется провозиться.
— Я и сам знаю о неполадках. Спасибо, друг, но мне надо скорее домой. Ждут новые задания. [70]
Касьяненко покачал головой:
— Рискуете, командир!
— Ну-ка, подержи покрепче руль!
Поняв, что задумал летчик, Касьяненко отошел к хвосту и обеими руками уцепился за руль поворота. Татар-чук несколько раз сильно двинул педаль. Тросы выдержали.
— Видишь? — сказал старший лейтенант. — Долечу до своего аэродрома. Тросы выдержат. Дома мне их ночью заменят. А если оставаться у вас, — эскадрилья потеряет целый боевой день. Одним словом, давай заправку, и будь здоров!
...Был обычный фронтовой день. Неразлучные друзья — Алексей Татарчук, Виктор Обиралов и Иван Бра-тушко незадолго до обеда коротали время в летном общежитии. Виктор листал какую-то историческую книгу, Татарчук с Братушко играли в шахматы. Не успели они закончить партию, как поступила команда на вылет.
О том, как слетал в тот раз Виктор Обиралов, рассказал нам в своем письме из Витебска бывший командир полка П. Н. Баранов:
«Во время полета в воздушном бою Обиралов израсходовал весь боекомплект. Вынырнув из облака, он увидел в непосредственной близости от самолета два «мессершмитта». Виктор осмотрелся. Своих нигде не было. Фашистские же летчики подошли к самолету Обиралова почти вплотную и жестами показали: «Разворачивайся и следуй за нами».
Виктору стало ясно — хотят посадить на своем аэродроме. Как бы повинуясь приказу, Обиралов стал разворачиваться, не сводя глаз с фашистских истребителей. Те обрадованно закивали головами, и один из них показал большой палец — дескать, хорошо, продолжай в том же духе. Все это ничтожно малое время Обиралов лихорадочно думал: «Что-то надо предпринять, чтобы уйти от них». Но «мессершмитты» крыло в крыло летели справа и [71] слева. Надо было обмануть их. Виктор стал постепенно прибавлять обороты, увеличивая скорость самолета. Оба фашиста смеялись: «Давай, давай скорей на наш аэродром».
Обиралов еще раз взглянул на фашистских летчиков. Те уже оба показывают большие пальцы. Обиралов тоже улыбнулся, показал большой палец левой руки и тут же резко взял ручку на себя. Оба вражеских самолета сразу пропали из глаз. Воспользовавшись этим, Виктор спикировал и, прижимаясь к верхушкам сосен, на малой скорости полетел на свой аэродром.
Вернувшись, доложил мне, что задание выполнено. А о том, как оставил в дураках фашистов, не счел нужным рассказывать».
Да, в небе случалось всякое. Но не принято было у летчиков бахвалиться. На свои дела, поистине героические, они смотрели как на повседневную работу.
От командира полка Обиралов нацравился в летную столовую. Там царило оживление. Трудно было поверить, что эти веселые, быстрые на шутку ребята еще каких-нибудь полчаса назад были в опаснейших ситуациях, ежесекундно рисковали жизнью.
— Хлопцы, кто пришел! Сам Виктор Григорьевич.
— Как слетал, дружище?
— Нормально, — смущенно улыбаясь, ответил Виктор. Чтобы отвлечь от себя внимание, он даже поинтересовался, удалось ли Алексею Татарчуку доиграть партию с Иваном Братушко.
— Ты зубы не заговаривай. По глазам вижу, что у тебя что-то произошло. Рассказывай, — потребовал Татарчук.
Хочешь не хочешь, пришлось поведать друзьям о случившемся, о том, как «мессеры» его в клещи взяли.
И сразу словно ветром сдуло веселость. За столом сидели уже не парнишки-шутники, а взрослые люди — фронтовые летчики. Каждый из них как бы ощутил ту [72] опасность, которой только что подвергся их товарищ и которую мог испытать любой из них.
— Уж если из такой переделки Виктор вышел, теперь его ничего не возьмет, — сказал кто-то.
И эти слова относились не только к Обиралову, но и к его боевым друзьям. Это они вместе с Виктором на исходе мая 1942 года вышли победителями из воздушного боя. В тот день в летных книжках Николая Устинова, Алексея Татарчука, Виктора Обиралова, Ивана Братушко, Михаила Горбачева и Сергея Котельникова появились такие строки: «28 мая 1942 года. Разведка скопления войск и железнодорожных эшелонов противника на станциях Саблино, Тосно, Мга в составе шести И-16. Бой против 70 самолетов противника. Один вылет. Полетное время — 0 час. 43 мин».
А на другой день жители блокадного города смогли прочитать в «Ленинградской правде» сообщение ЛенТАСС о подвиге бесстрашной шестерки летчиков-истребителей полка Баранова:
«Ленинградский фронт, 28 мая. Сегодня днем в районе станции М. вылетела на разведку шестерка наших истребителей. На подходе к станции они встретили большую группу немецких самолетов: 50 бомбардировщиков «Юнкерс-88» и «Хейнкель-111» и 20 истребителей «Мессершмитт-109».
Несмотря на то что вражеских машин было в 12 раз больше, советские летчики приняли решение атаковать врага... Воздушный бой, продолжавшийся 20 минут, был мастерски выигран нашими истребителями... Летчики тт. Котельников, Обиралов, Татарчук и Горбачев сбили три бомбардировщика «Хейнкель-111». Советские истребители потерь не имели».
Но война есть война, и от гибели в бою никто не застрахован. Пройдет совсем немного времени, и из шести участников этого бесстрашного боя в живых останутся только трое. Однажды хмурым осенним днем самолет [73] Виктора Обиралова не вернется на аэродром. И не будет похорон: на войне у летчиков часто не бывает ни похорон, ни могил. В лучшем случае — свидетельства товарищей, успевших заметить место гибели самолета.
В неравных боях погибнут Иван Братушко и Михаил Горбачев — полковой весельчак, гармонист, певун и танцор...
Красные, белые, зеленые... Если из-за облаков устремлялись к земле ракеты, это означало, что командир летающего каравана просит прикрытия. По этому сигналу в небо взмывали краснозвездные «ястребки».
Воздушный мост, связавший Ленинград с Большой землей, действовал. [74]