Отдел II.

Подводная война и внешняя политика

Применительно к заглавию, вспомним слова Трейчке: «Войска не могут сражаться без поставленной им определенной цели. Каждая война по природе своей радикальна и во многих случаях безволие и бесцельность политики непоправимы даже доблестью войск». Проследим теперь по порядку влияние политики на подводную войну 1914–1918 гг. [9]

19 августа 1914 г. Германия, по предложению Америки, изъявила свое согласие придерживаться Лондонской декларации о неприменении каких-либо военных действий по отношению к мирному населению воюющих стран. Англия, однако, отвергла предложение и в своем «Order in council» от 20 августа 1914 т. объявила о распространении запрета на ввоз целого ряда товаров, предназначенных лицу, стоящему под контролем враждебного государства. Это означало не только отклонение от декларации, признанной ею в 1909 г. в Гааге, но таким актом устанавливалась голодная блокада Германии. Перечень запрещенных грузов охватывал все виды продовольствия и большую часть предметов первой необходимости, а лицом, стоявшим под контролем враждебного государства, естественно являлся каждый подданный вышеозначенной страны. Далее конфискации подлежали также и все грузы, направленные кружным путем через нейтральные страны в Германию. Наконец, верхом самоуправства было постановление о предоставлении права британским властям по своему усмотрению решать, направлен ли груз в Германию или в иное государство. Последнее решение окончательно обрекало нас, немцев, на голодную смерть и вместе с тем было неслыханным попранием прав нейтральных суверенных держав, лишавшихся зачастую своих товаров по милости Англии. Объяснения Англии, что все меры направлены лишь против немецкого правительства, взявшего на себя контроль над всеми продуктами питания, а не против мирного населения, не выдерживают критики, ибо контроль был введен лишь с 1915 г., как следствие голодной блокады. Бесспорно, поступки Великобритании представляли собой грубейшее нарушение международного права и прав человека, что доказывают также суждения из прошлых войн видных государственных деятелей и юристов, а также действия самой Англии во время русско-японской войны. Правительство Германии слишком мало использовало в целях агитации эти нарушения прав врагами, слабый же протест от 10 октября 1914 г. не достиг цели, между тем как 29 октября в следующем «Order in council» Англия вновь подтвердила все вышеупомянутые меры, правда, в несколько иной форме и с добавлением, что во всем остальном она будет придерживаться Лондонской декларации. За время войны она по своему желанию перекраивала список разрешенных и контрабандных грузов, преследуя всегда лишь одну цель — уморить голодом своего противника. То, что этот метод был ею заранее обдуман, доказывает быстрота решений, принятых Англией в установлении экономической блокады, и развертывание ее морских сил. К этому же плану надо причислить также объявление 2 октября 1914 г. запрещенной зоной южной части Северного моря, где британский флот выставил большое минное заграждение перед выходом из Канала в открытом море и дальнейшее объявление районом театра военных действий всего Северного моря (2 ноября 1914 г.). Оба последние постановления англичане оправдывали обнаружением мин в устьях рек Англии и гибелью от лодки парохода «Glitra». Как в том, так и другом случаях мы действовали [10] в рамках Лондонской декларации и в соответствии с международным правей.

По прошествии некоторого времени английская пресса стала открыто говорить о наличии блокады портов Германии британским флотом, хотя опять-таки по международному праву все принятые Англией меры блокадой ни в коем случае не могли считаться. Скрытая цель всех этих обсуждений сводилась к тому, чтобы заставить перенести торговые пути Северного моря к побережью Островного королевства в военный канал (war-channel) под полный надзор, Англии. Система контроля все более уточнялась и расширялась, пока, наконец, она не была перенесена в самые порты нейтральных, и союзных стран, что понятно оказалось наиболее радикальным и безопасным средством. Фактически блокады никогда не существовало, несмотря на заверения сэра Грея, сообщившего американскому послу нотой от 15 марта 1915 г. об установлении таковой и полного контроля над всеми морскими путями Германии; на самом же деле англичане отделывались всяческими постановлениями. Для полной блокады потребовалось бы блокирование нашего побережья, включая и Балтийское море, и кроме того должно было бы свести на нет германскую экспортную торговлю, что им было не под силу.

Америка, неоднократно, в начале войны указывала Англии на отсутствие de jure и de facto блокады, вследствие чего британцы переменили свою тактику, обнародовав 5 января 1916 г. «Мероприятия по ликвидации морской торговли Германии». В этой белой книге говорится о перекосе центра тяжести экономической войны в порты нейтральных стран, тщательно избегая слова «блокада». Такой прием, нанося громадный вред Германии, в значительной степени насиловал и нейтральные государства, которые должны были подчиняться воле Англии.

Возможно, что правящим умам Германии при их несколько ограниченном военно-морском кругозоре, было трудно усмотреть, как все английские морские операции преследовали одну цель — уничтожение Германии посредством подрыва ее торговли и голодной блокады. Можно еще принять во внимание, что все первоначальные действия англичан, как-то — заграждение обоих выходов Северного моря, охрана и контроль южной части канала, объявление Северного моря военной зоной, стратегическое развертывание флота на севере и произвольное толкование постановлений Лондонской конференции не были поняты нашим правительством, как последовательные шаги вполне определенного плана. Но зато совершенно непонятно, как наши руководящие органы не нашли нужным реагировать на вполне ясно высказанные решения целого ряда английских министров и не сопоставить их мысли с действиями, проводимыми в жизнь. Для краткости приведем лишь некоторые выдержки. В своей речи от 9 ноября 1914 г. английский морской министр разъяснил цель войны следующими словами: «Для Англии business äs usual — торговля, как в мирное время, для Германии economic stringency — экономическое удушение». В сентябре 1914 г. министр Ренсимен, возражая голландскому парламентеру, [11] хлопотавшему о смягчении экономических репрессий для Голландии, откровенно заявил, что Англия этого сделать не может, так как только такими мерами она добьется голодовки Германии. Казалось бы, такой язык был достаточно убедителен. Не вникая во все отдельные мероприятия Англии, одна быстрота и решительность, с которою она ввела контроль над всей торговлей нейтральных стран, должна была открыть нам глаза и помочь разгадать ее план войны. Почти непосредственно после объявления войны, вся внешняя торговля нейтральных стран была поставлена под контроль британских чиновников, далее Англия настояла на запрете вывоза каких-либо товаров из этих стран в Германию и даже ввоз из их собственных колоний был сильно ограничен. Такие крутые меры давали не менее ясную картину, как и слова английских государственных деятелей.

Германское правительство должно было понять, к чему все это клонилось и что при затянувшейся на годы войне нам неизбежно грозила голодная смерть. Если и были отдельные мечтатели, которые надеялись закончить войну коротким блестящим походом во Францию, то такие люди, очевидно, не были знакомы с военно-морской историей, или же они ее не понимали. По словам Тирпица, корень зла заключался в недооценке германским народом значения для него моря; то же следует сказать и про его политических руководителей.

В ответ на противозаконные меры Англии, в обязанность германской дипломатии ложилось не ограничиваться только малоценными бумажными протестами, но со своей стороны клеймить действия англичан, как нарушителей международного права и вести борьбу за восстановление этих прав. На способы и пути этой борьбы не было нужды указывать, не имея пока что достаточно сильного оружия в руках, а наиважнейшая задача состояла именно в оставлении за собой права свободы действий и в том, чтобы убедить весь мир, главным образом Америку, что не мы первые вышли из рамок узаконенного ведения войны.

Идея применения лодок против торговли противника, как действительная противомера голодной блокады, появилась впервые в ведрах нашего действующего флота в среде подводников с ноября 1914 г. Она базировалась не на фантазии Конан Дойля, не на идеях Перси Скотта, лорда Фишера, адмирала Аубе и других; она выкристаллизировалась на основании опыта самих подводников, у которых сложилось убеждение о возможности успешно применить свое оружие против торговых судов на главных путях торговли вокруг Островного королевства. Отрицавший доселе эту возможность командующий флотом Открытого моря дал себя убедить доводами подводников и Адмирал-штаб также принципиально согласился, считая, однако, момент начала пока что преждевременным, ввиду недостаточного боевого опыта лодок и необходимости предварительно закончить их ремонт, прерванный началом войны. Кроме этого, армия, остановленная в своем движении по фландрскому побережью огнем судов противника, требовала в первую очередь помощи лодок. Наконец, из-за ограниченного количества [12] специальных торпед, было решено лодочные аппараты переделать под торпеды надводных судов, на что опять-таки требовалось время. Одновременно с идеями активного применения лодок военного руководства, с другой стороны стало выявляться и влияние политики Бетмана в использовании этого нового рода оружия. Канцлер опасался энергичным выступлением наших лодок вызвать Англию на еще более суровые меры против немецкой торговли, не сознавая, очевидно, того, что это было неизбежным развитием плана войны; он боялся также восстановить против Германии нейтральные державы — опасение, мало на чем основанное. Бетман даже не соглашался на предложение командования установить блокаду лодками побережья Франции, потому что таким актом, по его мнению, нарушалось снабжение Бельгии Америкой. Как известно, основная причина отрицания подводной торговой войны коренилась в продолжении Бетманом его довоенной примирительной политики по отношению к Англии и от такого взгляда он не мог отделаться до самого конца своего правления, хотя при объявлении войны вынужден был сам сознаться в крушении своей политики. В продолжение всей мировой войны борьба между политикой боязни раздражить Англию, с одной стороны, и насущной потребностью рационального использования лодок, с другой, приводила к каким-то полумерам, вредно отзывавшимся на деятельности и успехах наших лодок. Это одна из крупных причин, давших в итоге неудачу подводной войны.

В конце января 1915 г. Главному штабу удалось, несмотря на сопротивление канцлера, вырвать от высшего руководства разрешение на торговую подводную войну и 4 февраля 1915 г. в официальных правительственных газетах появилось следующее оповещение:

1. Воды, омывающие Великобританию и Ирландию, включая Английский канал, объявляются военной зоной. Всякое встреченное в них неприятельское торговое судно подлежит утоплению, причем жизнь и безопасность экипажа и пассажиров не может быть гарантирована по обстоятельствам военного времени.

2. Ввиду постоянного злоупотребления противником нейтральными флагами и неизбежности ошибок во время военных действий, не исключена возможность атак нейтральных судов, вместо неприятельских; поэтому все корабли невоюющих держав предупреждаются о том, что в объявленной зоне они подвергают себя вышеуказанной опасности.

3. Торговые пути, севернее Шотландских островов, восточная часть Северного моря и 30-мильная полоса вдоль голландского побережья безопасны для мореплавания.

Берлин, 4 февраля 1915 г.

Начальник Адмирал-штаба ф. Поль.

Из уважения к нейтральным странам был дан двухнедельный срок до начала торговой подводной войны, — решение безусловно нам невыгодное. Оповещение было разослано с приложенным к нему меморандумом, обстоятельно пояснявшим причины, вызвавшие [13] Германию на такой шаг, но носившим вместе с этим и характер извинения за нарушение якобы прав нейтральных стран. Нам кажется, что оправдывать свои поступки противозаконными деяниями противника было нецелесообразно и лучшим аргументом послужило бы в данном случае указание на своеобразность подводного оружия. Это дало бы право тогда уже «идти на все», т. е. оградить, лодки от всяческих формальностей при проведении ими торговой войны. Самым слабым местом оповещения был параграф о нейтральных судах. Его можно было расшифровать в том смысле, что германские лодки будут щадить корабли невоюющих стран), но, что при существующем злоупотреблении флагами со стороны англичан, они полностью это гарантировать не могут и возможны роковые ошибки. Таковое положение подвергало лодки ненужной опасности и с самого начала отвергало особые качества, свойственные лишь этому типу судов. Тогда-то и был, к сожалению, упущен момент для завоевания прав лодкам на использование ими своего оружия, согласно их особенностей.

Решение вопроса о начале торговой войны состоялось на заседании у канцлера в присутствии и с согласия министерства иностранных дел 2 февраля 1915 г., а 4-го того же месяца была получена санкция кайзера. В настоящее время мы вправе сомневаться в правильности вынесенного решения и последствия указывают, что тогда не отдавали себе ясного отчета ни о политическом значении предпринятого шага, ни о необходимых для его выполнения средствах. При обсуждении столь важного вопроса отсутствовал морской министр адмирал Тирпиц, на обязанности которого как раз и лежала подготовка нужных средств. Тирпиц также был сторонником торговой подводной войны, но войны в крупном масштабе, следовательно более позднего времени, а для начала он считал возможным лишь испытание наличных сил на более мелких операциях, хотя бы блокаде одной только Темзы. Признавая целесообразность решения начать подводную блокаду, как можно раньше, нельзя не отметить допущенной, с другой стороны, ошибки в отсутствии подсчета наличных сил, а вынос решения без привлечения к обсуждению важнейшего вопроса лиц, близко стоявших к этому делу, указывает на полную несогласованность в работе наших высших органов руководства. Лишь в последний год войны в морском ведомстве дошли до единой линии управления. Добиться того же в руководстве всеми военными операциям», придти к согласованным действиям армии, флота, министерства иностранных дел, промышленности и проч. мы так и не. смогли до самого момента заключения мира. Любопытно знать, извлекли ли наши высшие инстанции пользу из уроков мировой войны. Надо признать, что многие затруднения, вытекавшие из-за недостатков организации, преодолевались усилиями и доброй волей к взаимному пониманию отдельных работников штабов и учреждений и ошибки не имели решающего влияния на исход войны. Целый ряд других более веских факторов привели страну к катастрофе и к проигрышу войны, но мы хотим учиться на ошибках, а поэтому мы должны вскрыть все недочеты, существовавшие в мировую [14] войну в организации нашего государственного строя. Это тем более важно, что и нынешняя организация управления армии и флота не соответствует предпосылкам войны, в которую против нашей воли нас могут вовлечь в любое время.

В действующем флоте постановление от 2 февраля 1915 г. об использовании лодок против торговли противника произвело самое благоприятное впечатление, однако, уже в ближайшем будущем должно было наступить жестокое разочарование по причинам, которые Главный штаб фактически мог бы предвидеть. Все нейтральные державы стали энергично протестовать, в особенности США, заявившие нотой от 12 февраля 1915 г. об ответственности Германии за нарушение нейтралитета по отношению к ним и категорически запрещавшими немцам какое-либо ограничение американской торговли; конечно, нотой не затрагивался вопрос о незаконной торговле Америки военным снаряжением. Запуганный канцлер, без ведома морского министерства, добился от кайзера отсрочки начала подводной войны и последняя могла теперь начаться лишь с особого приказания (15 февраля 1915 г.). Естественно, что при создавшихся обстоятельствах флот не мог взять на себя обязательств принудить Англию к заключению мира в недалеком будущем. 16 февраля была вручена американскому послу в Берлине весьма пространно изложенная ответная нота. В ней германское правительство доказывало свою правоту, но вместе с тем гарантировало неприкосновенность американских судов. В остальном нота настаивала, чтобы Америка оказала давление на Англию в восстановлении постановлений Лондонской декларации. Этот пагубный для нашей страны ответ заранее убивал все надежды на успех подводной войны, так как то, что нами гарантировалось Америке, мы принуждены были обещать в самом ближайшем будущем и остальным нейтральным державам, в особенности Италии, боясь ее перехода на сторону Антанты. Действительно, приказом от 19 февраля было велено щадить все американские и итальянские коммерческие суда, а 22 февраля в таком искалеченном виде началась подводная торговая война. Столь плачевный результат политики надо отнести к несогласованности решений адмирал-штаба с министерством иностранных дел. Морское руководство считало, что обнародованное 4 февраля постановление развязывало ему руки и что войну можно было развернуть в полном объеме с переносом ее и на морскую торговлю всех нейтральных стран, между тем как руководители политики оставили себе :В этом решении лазейку, которой они в то время и воспользовались. Высшее морское командование, совершенно справедливо считая себя обманутым, энергично протестовало, но добилось лишь самых незначительных уступок со стороны правительства, как-то: расширения сферы действий лодок и на западное побережье Англии и отмены нейтральной зоны, где проходили торговые пути: из Дании и Швеции в Англию.

Как следовало бы поступить нашему правительству в данном 'затруднении? Нам кажется, что наиболее правильным было бы, опираясь на свойства подводного оружия, любезно, но решительно [15] отклонить американские требования. В то время еще существовала германо-американская дружба, интересы Соединенных штатов не сплелись на почве займов и торговли так тесно с интересами Англии, как впоследствии, к голосам противников войны в парламенте и в правительстве (Bryan) пока что прислушивались и действия Англии тогда еще возбуждали порицание со стороны Америки. В тот период американский народ не дал бы Вильсону втолкнуть себя в общую бойню.

Бетман Гольвег, однако, пожертвовал самыми ценными свойствами подводных лодок, слепо надеясь уступками и при помощи Америки достигнуть своей заветной мечты — соглашения с Англией. Такая линия поведения канцлера весьма облегчалась ему уже известной нам формулировкой постановления от 4 февраля. Если бы Адмирал-штаб в то время настоял на определенном точном решении не делать разницы между торговыми судами противника и нейтральными, Бетману вряд ли удалось последующее отступление.

К чести американского правительства будь сказано, что оно, согласно наших настояний, вручило как Германии, * так и Англии ноту от 22 февраля 1915 г. с предложением впредь вести подводную войну по призовому праву и взамен этого снять запрещение для ввоза продовольствия и предметов первой необходимости в Германию. Наше правительство безоговорочно пошло на соглашение (ответ 28 февраля), британское же отклонило его письмом от 13 марта 1915 г. В нем оно, не вдаваясь в обсуждение предложения, ограничилось перечислением «немецких зверств» с самого начала войны, тем самым мотивируя необходимость голодной блокады. По мнению же англичан, таковая мера вполне соответствовала германскому понятию о праве и менее задевала интересы нейтральных стран, чем подводная война. Как видим, английская ответная нота была не только насыщена лживыми данными, но она форменным образом перевернула все факты на изнанку, а истинная цель ее заключалась в маскировке плана войны — измор Германии голодной блокадой. Нам важно здесь еще отметить, что посредничество Америки Германией было с благодарностью принято, Англией же отвергнуто, как и все прочие попытки такого рода. Мы не хотим сомневаться в доброй воле американского правительства, но характерно то обстоятельство, что Соединенные штаты удовлетворялись отписками и самыми ничтожными уступками, вместе с тем, как в основном вопросе о блокаде Англия не уступала ни на шаг, лишь заостряя и усиливая с течением времени меры к измору Германии. Перечислять все изданные с этой целью «Order? in council» нет надобности, дабы не загромождать книгу, рассчитанную на широкую публику; отметим лишь, что в конце концов не оставалось ни одного предмета торговли, свободного от запрета. Система контроля также не ограничилась осмотром кораблей нейтральных стран в английских контрольных портах, но распространилась далее и на все порты тех же нейтральных стран, куда назначались особые комиссары, либо же обязанность осмотра поручалась торговым обществам под английским [16] наблюдением. Поражает инертность, с какой все невоевавшие страны относились к столь грубому нарушению своих прав. Дело дошло до того, что занесенные за торговлю с Германией на черную доску фирмы бойкотировались всеми остальными.

Тем временем подводная торговая война влачила свое жалкое существование. Ввиду чувствительных потерь лодок, 2 апреля 1915 г. от кайзера вышло запрещение подводным лодкам всплывать для установления национальности торговых судов. Приказ, однако, совершенно не освещал вопроса, каким образом при новых обстоятельствах отличать и не трогать нейтральных купцов, не понижая в то же время успешности своей работы. В связи с потоплением в апреле голландского парохода «Катвик» и созданным по этому поводу нейтральными странами шумом, было послано извинение, а лодкам предписано щадить все нейтральные суда; подтверждение приказа последовало 29 апреля после случая с пароходом «Небраска». Как оказалось, все эти ограничительные приказания исходили непосредственно от ставки по настоянию Бетмана, без ведома и согласия морского командования. Посмотрим, к чему должно было привести исполнение последних распоряжений? Оно означало полный подрыв деятельности лодок против торговли противника. Согласно первого приказа, осмотр кораблей лодки не должны были делать, да и фактически не могли, ввиду частичного вооружения купцов, с другой стороны, нейтральный флаг был неприкосновенен и лишь в исключительных случаях, при_ безошибочном опознании типа судов противника, лодки могли рисковать атакой. Руководитель нашей внешней политики все откровенней добивался своей цели, поддержанный большинством германских дипломатов за границей, в частности графом Бернсторфом в Вашингтоне и целым рядом высокопоставленных лиц министерств и кабинетов. Даже сам начальник генерального штаба Фалькенгайн держал линию Бетмана, имея, правда, на то довольно веские основания, а именно боязнь военного вмешательства нейтральных держав. В действительности, однако, надежды канцлера не оправдались. Своей уступчивой политикой он лишь свел на нет весь ожидаемый эффект подводной войны, между тем как число неизбежных инцидентов с нейтральными и прочими судами не только не уменьшилось, а наоборот все возрастало. Мы не в состоянии перечислять все ограничительные приказы подводным лодкам, сыпавшиеся, как из рога изобилия (напр., для Северного моря их было 146). Приказов было такое множество, что сами командиры лодок путались в хаосе бумаг и распоряжений. Ограничимся задачей осветить лишь основные моменты переломов подводной войны.

7 мая у южного побережья Ирландии был утоплен подводной лодкой «U20» английский океанский пассажирский пароход «Лузитания». В данном случае командир лодки поступил по всем правилам, так как судно было неприятельское, находилось в запрещенной зоне и, кроме всего, числилось в списках вспомогательных крейсеров адмиралтейства и, как таковое, несомненно подлежало атаке лодки. Известно также, что германский посол в Вашингтоне, [17] еще задолго до выхода «Лузитании» из Нью-Йоркской гавани, предупреждал американцев о грозящей их жизни опасности{1} при переездах на судах Антанты через запрещенные зоны. На «Лузитании» погибло 1200 человек, из коих 100 граждан США. Хотя столь быстрая гибель парохода, повлекшая за собой огромное количество жертв, должна быть отнесена к его неудачной конструкции, неудовлетворительности спасательных средств и т. п. и, кроме того, к тому обстоятельству, что одновременно с 2000 человек пассажиров перевозился груз военного снаряжения и взрывчатых веществ, английской прессе удалось поднять бурю негодования в Америке, воспользоваться этой катастрофой, как средством травли Германии и убедить общественное мнение в том, что гибель этого английского парохода затрагивает права и интересы американских граждан. Такая подтасовка фактов дала возможность скрыть грубую ошибку, допущенную англичанами, пустившими без охраны столь ценный корабль. Правительство Соединенных штатов с готовностью пошло навстречу Англии и 15 мая Германии была вручена нота протеста с требованием возмещения убытков и гарантия неповторения таковых случаев в будущем. Нота базировалась на чрезвычайно странном понятии американского правительства, что война ни в какой мере не должна служить препятствием свободному и безопасному передвижению американских граждан по всем морским путям. Нам кажется странным, что это требование не распространялось также на свободу передвижения и на сухопутном театре войны, тогда по крайней мере получилась бы цельная картина.

В своем ответе от 28 1мая правительство Бетмана указало на недопустимость всплытия лодок для осмотра кораблей противника, ввиду того что всем им дана инструкция топить лодки, а за уничтожение таковых выдаются правительственные премии. Как это обстоятельство, так и злоупотребление нейтральными флагами вынуждают лодки к скрытым атакам. Далее обращалось внимание на вооружение «Лузитании», на несовместимость по американским законам одновременной перевозки пассажиров и военного груза и, что, в интересах своих вооруженных сил, Германия должна была принять все меры к уничтожению последнего. Затем нота указывала, что перечисленные обстоятельства дают Германии право воздержаться от окончательного ответа, тем более, что, по-видимому, основной причиной гибели стольких жертв послужил взрывчатый груз утопленного корабля. Вместо того, чтобы встать на принципиальную точку зрения и защитить права подводной войны, нота наша упирала на всякие побочные факторы, доказательств коих мы тогда еще не могли дать, и была 10 июня 1915 г. просто-напросто отвергнута Соединенными штатами. Америка заявила, что информация наша относительно военного снаряжения не соответствует истине, что, впрочем, этот вопрос при рассмотрении правоты германских деяний не играет существенной роли; что «Лузитания» в первую очередь была пассажирским пароходом и [18] права путешествующих американцев должны быть уважаемы всеми во время! войны даже и в запрещенных зонах на судах союзников, если эти корабли не прибегают к сопротивлению. Далее, что при задержании нейтральных судов потопление их разрешается лишь после установления осмотром военной контрабанды» Не дождавшись результата нашего предварительного ответа от 28 мая, канцлер видимо сразу же решил пойти на уступки в основном вопросе и добился у кайзера, несмотря на протест морского командования, неприкосновенности всех больших пассажирских судов противника (приказ № 24 от 5 июня 1915 г.). Этим актом наносился второй непоправимый удар принципам подводной войны, тем более тяжелый, что как раз этот тип судов значился в списках вспомогательных крейсеров и употреблялся главным об-

разом для быстрой переброски войск и ценного военного снаряжения. Статс-секретарь по морским делам адмирал Тирпиц и начальник Адмирал-штаба Бахман, с мнением которых канцлер не пожелал считаться, при решении этого вопроса подали в отставку; последняя, однако, не была принята кайзером.

Узнав требование американской ноты от 10 июня о полной гарантии свободы передвижения граждан этой страны, Бетман оказался в приятном положении обещать и это; неприкосновенность распространялась, таким образом, как на пассажирские нейтральные, так и вражеские суда, с условием, что последние будут плавать под американским государственным флагом и не будут возить контрабандные грузы. Как и следовало ожидать, наша любезность не встретила взаимности и правительство Соединенных штатов выразилось в том духе, что оно «жестоко разочаровано» в нежелании Германии распространить «принципы человечности» на все без исключения торговые нейтральные суда, что поступки Англии, [19] на которые мы ссылались, в настоящее время не играют никакой роли и бросило нам справедливый укор, что право мщения, на которое мы опираемся, как раз доказывает неправоту наших деяний. Правительство Соединенных штатов заявило, что оно будет рассматривать всякое нарушение прав американских граждан, как преднамеренное недружелюбное отношение к себе. Приведенной нотой пока что закончилась дипломатическая переписка по поводу инцидента с «Лузитанией». Пожалуй, излишне даже указывать, как в последней ноте заботливо оберегались права американцев и подданных других стран, забывая и оставляя на произвол судьбы все мирное население Германии. Наиболее ценным выводом для нас является то, что американский ответ явно показал, насколько неправильно было характеризовать подводную войну, как средство мщения, вместо того, чтобы базироваться на природе и свойствах подводного оружия. Мы тем самым не только вредили своим интересам, но и вредно повлияли на будущность подводного оружия. Результатом признания требований Америки и неясности отданных лодкам приказаний произошло вскоре новое недоразумение. Командиры подводных лодок фактически не были в состоянии различать все пассажирские пароходы от грузовых, и 39 августа 1915 года был утоплен «U24» пассажирский пароход «Арабик». Судно это видимо имело намерение таранить лодку в то время, как та была занята уничтожением другого транспорта. Лодка не смогла своевременно распознать тип корабля, да кроме того имела все основания считать действия «Арабика» неприязненными{2}. Получилось так, что из числа восьми погибших пассажиров было 3 американца. Все переговоры, связанные с последним инцидентом, велись между послами графом Бернсторф и Джерардом, вследствие чего эта переписка осталась неопубликованной. Как обычно, переговоры привели к дальнейшему приказу о неприкосновенности и всех малых пассажирских судов (приказы №№ 27 и 29). Германский посланник в Вашингтоне со своей стороны тоже осуждал действия командира лодки и выставил его виновником перед американским правительством, что в корне противоречило военным интересам, а также справедливости.

Весьма показательной характеристикой отсутствия единой линии политического и военного руководства могут служить последовавшие после потопления «Арабика» события в ставке. Заинтересованные в исходе этого случая лица высшего морского командования вернулись из ставки в, Плессе с заверением кайзера не поступаться далее принципами подводной войны и с запрещением графу Бернсторфу предоставлений каких-либо уступок Америке (26 августа), но, по возвращении в Берлин, они были оповещены министерством иностранных дел о состоявшейся отправке в Вашингтон извинительной телеграммы с согласием на все требования (27 августа). Оказалось, что за их отсутствие канцлер сумел достичь прямо противоположного решения{3}. Адмирал Тирпиц [20] и Бахман подали вторичное прошение об освобождении их от занимаемых должностей, что на этот раз было принято с переводом начальника Адмирал-штаба на восточный Балтийский театр. Бетман достиг полной победы, отстранив адмирала Тирпица от влияния на внешнюю политику. В этой нечестной и несчастной игре замешан также начальник морского кабинета адмирал Мюллер. Преемником Тирпица сделался более мягкий и податливый адмирал Хольцендорф. Командующий флотом адмирал Поль также просился в отставку, сознавая, что при создавшейся обстановке он не сможет вести подводной войны, но к сожалению дал себя убедить Мюллеру на том основании, что ему, мол, политическая обстановка мало известна и поэтому судить о правильности принятого решения не приходится, и остался на своем посту.

Подводная война, как того и добивалась дипломатия, была фактически сведена на нет. Нейтральные суда не могли и не должны были подвергаться нападению, все неприятельские пассажирские тоже, объектами атак оставались только грузовые корабли противника, рыболовные суда и прибрежный каботаж. Наиболее правильным решением при создавшейся обстановке было бы полное приостановление подводной войны как безрезультатной, но это опять-таки не соответствовало планам канцлера, слишком боязливого во внешней политике, но желавшего казаться германскому народу твердым и решительным. По его же поручению статс-секретарь Ягов выступил 15 августа в рейхстаге с заверением, что в проведении подводной войны правительство ничем не поступится и не поддастся настояниям Америки; и это в то время, когда на самом деле канцлер давно решил идти на все уступки. Наблюдая почти полную бесплодность борьбы лодок, не исключавшую вместе с тем возможность новых неприятных «инцидентов», заставлявших жить как на вулкане, по выражению самого канцлера, ставка приостановила 18 сентября войну в районах к западу от Англии и в Канале, а в Северном море лодкам предписывалось воевать лишь по призовому праву (приказ № 31). Основанием такого распоряжения, очевидно, послужила гибель американского парохода «Геспериан». При создавшемся положении командованию флотом не оставалось другого исхода, как окончательно приостановить подводную торговую войну и использовать лодки исключительно против военных судов противника. Надо предполагать, что эти меры должны были также послужить некоторым давлением на наше политическое руководство. Решение командующего, к которому вскоре присоединилось и Командование; фландрской группы лодок, за исключением использования подводных заградителей, подвергалось впоследствии критике, указывавшей на то, что война, хотя бы и по призовому праву, все же могла принести кое-какую пользу и что возможно в этот период был бы уничтожен как раз тот тоннаж, который в дальнейшем ходе войны спас положение Антанты. Такая критика нам кажется необоснованной, ибо риск для лодок при продолжении войны в предложенном политическим руководством виде, совершенно не соответствовал успехам, тем более, что противнику предоставлялась теперь [21] возможность значительно усилить охрану на Северном море. Бесчеловечное убийство всего личного состава «U27» (кап.-лейт. Вегенер) английским судном-ловушкой (Баралонг) 19 августа 1915 г. ясно доказало всю нелепость ведения войны по призовому праву, а также к жестокость нашего противника.

Подводная война, прекратив свое существование на северных театрах, в Средиземном море продолжалась почти без помех, так как риск утопить здесь какого-нибудь американского биржевика или поставщика контрабанды был не велик. Однако и здесь с декабря 1915 г. вышел запрет на уничтожение пассажирских пароходов.

Торжество прессы наших врагов, казалось, должно было обратить на себя внимание наших руководящих органов и поспешить с исправлением допущенных ошибок, но, несмотря на энергичные настаивания флота, никаких шагов в этой области не предпринималось.

Только после вступления в войну Болгарии, потеряв надежду на быстрое окончание борьбы на сухопутном фронте, армейское командование также перешло на сторону морского ведомства и стало совместно с ним добиваться снятия всех ограничений подводной войны (начальник генерального штаба Фалькенгайн и военный министр Хоенборн).

В конце 1915 г. и начале 1916 г. состоялся ряд весьма серьезных заседаний в военном министерстве, на которых представители флота высказывали предположение, что при полной свободе действий подводных лодок им удастся блокадой Англии принудить последнюю через 6 месяцев к миру.

Сознавая, что по своему состоянию Германия должна добиться победы до конца 1916. г. и усматривая в подводном, оружии могучее средство достичь этой победы, Фалькенгайн стал сторонником неограниченной подводной войны. Начало таковой было определено на 1 февраля 1916 г., однако, ввиду разногласий с политиками, указанный срок стали оттягивать, перенося его сперва на 1 марта, затем 1 апреля и, наконец, на неопределенное время. Канцлеру делались представления как устно, так и в письменном виде со стороны Адмирал-штаба и министерства с обоснованными цифрами относительно подводной войны. Опыт войны давал надежду на ежемесячное уничтожение 631 640 т торгового тоннажа противников при условии немедленного начала боевых действий. При представлении второго меморандума (от 12 февраля 1916 г.) были собраны мнения многих видных экспертов экономистов, знакомых с экономическим состоянием Англии; они также признавали возможность полного успеха при незамедлительном начале торговой блокады этой страны.

В ожидании разрешения этой проблемы Адмирал-штаб, чтобы не терять даром времени, стал добиваться права неограниченной войны, хотя бы только против всех вооруженных кораблей. Полученное на это согласие кайзера 29 января 1916 г. через несколько дней было вновь урезано разными ограничениями, и в результате приказами по флоту Открытого моря и Фландрской группы (от 11 и 24 марта [22] за №№ 41 и 43) разрешалось топить без предупреждения лишь вооруженные грузовые транспорты в запрещенных зонах, а пассажирские даже при наличии вооружения ни в коем случае не подлежали атакам, — как видим совершенно невыполнимые распоряжения, отданные лишь для того, чтобы подводная война не заглохла бы вовсе.

На новом совместном заседании командования армии, флота и канцлера по вопросу о неограниченной подводной войне (4-го марта), последний вновь высказался против, а Фалькенгайн за. Приведенные канцлером опасения относительно выступления Америки дали повод начальнику Адмирал-штаба внести предложение до открытия неограниченной борьбы лодок обработать в желательном для нас направлении общественное мнение Америки. Независимо от того, что такое предприятие было весьма затруднительно, вернее вообще невыполнимо, оно вело к значительной отсрочке начала решительных действий, в то время как весна, в крайнем случае лето 1916 г., были самым благоприятным моментом начала неограниченной торговой войны. К сожалению, момент этот был упущен, так как в дальнейшем усилился продовольственный кризис, пошатнулось внутриполитическое положение, о чем стало известно и нашим врагам, имевшим к тому еще достаточно времени усилить противолодочную оборону и вообще вся обстановка складывалась неблагоприятно для нас. Поэтому было непростительным легкомыслием переносить назначенный Адмирал-штабом 5 января 1916 г. шестимесячный срок войны на 1917 г. Правда и в 1917 г. наши лодки довольно легко достигли указанной выше месячной нормы в 631 640 т, но те же потери 1916 г. дали бы в корне различный результат с таковыми 1917 г., а кроме всего прочего опасно было давать в руки нашим отечественным демагогам столь сильное агитационное средство, каким оказалось невыполненное обещание.

Адмирал Тирпиц, получив отказ на свое особое ходатайство у начальника морского кабинета адмирала Мюллера о присутствии на решающем заседании 4 марта 1916 г., подал рапорт о болезни и, согласно высочайшего повеления, был уволен в отставку 17 марта. Это достойное сожаления событие нанесло нашему престижу за границей непоправимый вред, на что ясно указывали ликование и злорадство вражеской прессы. Можно только удивляться, как наш верховный вождь согласился променять Тирпица, которого он, безусловно, ставил выше Бетмана, на последнего. Журналы и газеты противника отзывались хвалебно о канцлере и унижали, как только могли, адмирала, и казалось бы естественным, что действия, желательные врагам, были вредны нашим интересам. Есть основания думать, что последнее прискорбное событие свершилось под давлением внутренней политической обстановки.

Исследуя вопрос о вероятности выступления Америки весной 1916 г., если бы Германия тогда начала неограниченную подводную борьбу, мы приходим к отрицательному ответу, но даже и при риске военного столкновения с США, наше правительство [23] должно было идти на него, так как только успех подводной войны давал последний крупный шанс на победу. Несмотря на весьма двусмысленную политику Вильсона и частичную подготовку страны к переходу на военное положение, парламент и (общественное мнение не были еще достаточно подготовлены к вступлению в войну (весна 1916 г.). Вспомним, как 10 января 1916 г. Лансинг (предлагал Антанте разоружение всех торговых судов, считая наличие пушек на такого рода судах недопустимым, ввиду того что артиллерия могла быть использована не только в целях обороны, но и наступления; по его же мнению, немцы тогда имели, бы возможность соблюдать войну по призовому праву. В феврале того же года группа членов парламента обвинила Вильсона в несправедливом отношении к Германии в двадцати случаях (открытое письмо сенатора Стона). В то же время обе палаты конгресса предложили правительству опубликовать предостережение американским гражданам пользоваться вооруженными торговыми судами. Хотя эта резолюция, во избежание конфликта с правительством, была задержана и попала в архив, не увидав света, она интересна как выразитель мнения конгресса и показывает, что воинственная политика Вильсона не имела тогда еще достаточного числа последователей. Президент был даже вынужден послать Англии ноту протеста (28 июля 1916 г.) при введении ею так называемых «черных списков» и указать на недопустимость нарушения всяческих постановлений и международного права.

Несмотря на все благоприятные нам признаки, боязнь Америки и дружелюбное отношение канцлера к Великобритании взяли в нашем отечестве верх над суровой необходимостью самозащиты, и мы упустили последний шанс спасения Германской империи.

Приказ с разрешением беспощадной борьбы с вооруженными грузовыми судами внес некоторое оживление в подводную деятельность и, несмотря на тяжелые условия, лодки стали вновь приносить пользу, хотя большая часть судов пропускалась ими, согласно приказа беспрепятственно. Легко себе представить переживаемые чувства командиров-подводников, сознававших свое вынужденное бессилие и подчинявшихся распоряжениям, от которых рано или поздно каждый из них вместе с вверенной лодкой должен был пострадать. Неясность последних распоряжений вскоре вновь привела (24 марта 1916 г.) к так старательно избегаемому канцлером «инциденту» — потоплению в Канале французского парохода «Суссекс». Большое число людей на верхней палубе в военной форме привело командира лодки к убеждению, что он видит перед собой воинский транспорт, на самом же деле это оказался пассажирский пароход, в числе пассажиров коего оказались и воинские чины. Как и следовало ожидать, среди 80 погибших нашлось и несколько человек американцев. По этому поводу немедленно последовал запрос со стороны американского посла в Берлине и, как только следствием была установлена истинная причина гибели корабля, правительство США передало 20 апреля 1916 г. Германии прямо-таки уничтожающую ноту. В ней указывалось на абсолютную неудовлетворительность немецкого [24] ответа от 10 апреля, на недопустимость дальнейших нарушений Германией международных прав и принципов гуманности и кончалась она угрозой разрыва дипломатических сношений, в случае повторения аналогичных беззаконных поступков. В воззвании к конгрессу 22 апреля Вильсон мотивировал свои действия защитой прав нейтральных стран и всего человечества, за исключением германского народа, добавим мы. Когда он высказал надежду, что Германия впредь приложит все усилия избегнуть конфликта с Америкой, члены парламента выразили свое одобрение громкими аплодисментами, что безусловно являлось признаком миролюбивого настроения, господствовавшего тогда еще в конгрессе.

Разумеется, наш канцлер принял все зависящие от него меры к ограждению судов противника от какой-либо серьезной опасности со стороны лодок и 24 апреля подводным соединениям как флота, так и Фландрии, было велено с этого дня соблюдать призовое право (приказ № 46). Оба заинтересованные командующие после получения приказа прекратили вовсе подводную войну против торговли. Этот самостоятельный акт, совершенный как знак протеста и давления на правительство, нашел свое подтверждение со стороны кайзера 30 июня; вместе с тем! было отдано распоряжение использовать лодки по чисто военным целям. Средиземного моря последняя перемена не коснулась и подводная война там продолжалась тем же порядком, как и раньше. Следствием нашего отступления в деле «Суссекса» был уход в отставку генерала Фалькенгайна, предложившего на заседании, как единственный ответ Америке — неограниченную подводную войну. Командир подводной лодки подвергся взысканию непосредственно от государя (вернее от Мюллера), так как все его непосредственные и прямые начальники отказались от такого действия; с военной точки зрения наказание было конечно большой несправедливостью, тем более что всем командирам было гарантировано заступничество правительства при подобных ошибках. 4 мая 1916 г. германское правительство уведомило американское, что отныне морская война будет вестись согласно международным правилам посредством остановок и осмотра торговых судов и последние не будут топиться без предупреждения. Одновременно оно повторяло, что такой способ ведения войны был вызван бесчеловечным отношением Англии к мирному населению Германии и высказало надежду, что Соединенные Штаты повлияют также на мероприятия Великобритании; в случае, если Америке не удастся склонить Англию к уважению международного права, Германия оставляла за собой свободу изменения своих действий. На это последовал 10 мая краткий ответ, что уважение прав американских граждан со стороны Германии ни в какой мере не может зависеть от поведения и деяний других стран.

Таким образом всяческое воздействие на Англию в благоприятном для нас смысле было резко отклонено, и ожидаемая канцлером выгода от его уступки стала вновь химерой. Вильсон добился полной дипломатической победы, тем самым утвердив свой престиж в глазах конгресса. [25]

В течение всего лета 1916 г., примерно пять месяцев, подводная торговая война отсутствовала полностью у флота Открытого моря и несколько меньше во Фландрской группе. Все старания: Адмирал-штаба вернуться вновь к войне по призовому праву на Северном театре встречало резкий отпор со стороны командующего флотом, который таким поведением надеялся добиться разрешения на неограниченную войну. Отрицательное отношение командующего флотом вполне отвечало также взглядам подводников и было в принципе правильным, так как достигло в конце концов желательных результатов. С другой стороны, конечно, нельзя не сожалеть об уменьшении потерь тоннажа противника, по примерному подсчету за 5 месяцев около 1,5 миллионов тонн.. Различные другие компромиссные предложения со стороны Адмирал-штаба, как-то: тесная подводная блокада Англии, неограниченная подводная война в Канале против военных транспортов обсуждались на заседаниях 30 июня и 6 августа 1916 г., но каждый раз встречали отклонение со стороны канцлера и присоединившегося к его мнению нового начальника генерального штаба, также опасавшегося выступления Америки.

Результаты применения лодок с чисто военными заданиями оказались по сравнению с результатами торговой войны минимальными при громадной трате сил и времени. Для совместных действий с флотом лодки не обладали достаточной скоростью, а потому несли позиционную и разведывательную службу, не принося реальной пользы.

29 августа 1916 г. в ставке произошли крупные перемены и верховное командование перешло в руки Гинденбурга и Людендорфа. По мнению Людендорфа, помощь флота армии могла осуществиться лишь подрывом лодками торговли как Англии, так и нейтральных стран, и он смотрел на неограниченную подводную войну не только, как на неизбежную необходимость, но и как на полное право подводного оружия. Вопреки такому взгляду все же на заседании 3 сентября 1916 г., созванном по вопросам подводной войны, не удалось сломить упорство канцлера, убедить которого Людендорф пытался уже в беседе 30 августа. На заключительном заседании канцлер выдвинул такие аргументы, как угроза войны со стороны Голландии и Дании, и командованию, не имея свободных войск, пришлось подчиниться его запрещению, хотя оно всеми силами поддерживало мнение начальника Морского генерального штаба в противовес канцлеру, Ягову и Гельфериху. Под самый конец заседание все же пришло к заключению, что неограниченная подводная война неизбежна в будущем, а пока что вопрос о ней откладывался из-за того, что военному министру необходимо было выждать некоторый период времени из-за Румынии, а канцлеру понадобилось опросить не только союзные державы, но и парламент. Несмотря на новую отсрочку насущных вопросов подводной войны, положительным моментом постановления заседания являлось предоставление канцлером права выбора подходящего момента начала торговой войны генерал-фельдмаршалу Гинденбургу. Как и следовало ожидать, армейское [26] и морское командования быстро договорились о необходимости .немедленного начала неограниченной подводной войны, но в решительный момент канцлер вновь заколебался, несмотря даже на то, что большинство рейхстага, в доверии которого он так нуждался, было за положительное решение вопроса. Бетман горько сетовал на «опасную агитацию», которую, по его мнению, вел Адмирал-штаб, распространив в печати материал «Экономика Англии и подводная война» (от 12 февраля 1916 г.) и требовал запрещения цензурой распространения этих данных в прессе, что ему, однако, не удалось. Линия его поведения совершенно непонятна, после того как он сам же дал принципиальное согласие на войну на заседании в Плессе. Очевидно, он жил надеждой на посредничество Америки, что было невероятно после последней враждебной ноты, или быть может он надеялся на благоприятный результат подготавливаемого Австрией (граф Буриан от 12 декабря 1916 г.) мирного предложения.

В свое время долго и пространно обсуждался вопрос, не задело ли это непосредственное мирное предложение центральных держав самолюбия Вильсона, которого мы еще в сентябре того же года просили быть посредником мира и прекратившего после него свей старания в этой области. Нам кажется, что истинная причина отстранения Вильсона от такой щекотливой миссии лежала главным образом в нежелании, после президентских перевыборов идти против большинства крупных промышленников и финансистов своей страны, интересы коих был» к тому времени тесно связаны с таковыми Антанты и усматривавших выгоду от продолжения войны. Лишь 19 декабря Вильсон поднял вопрос о прекращении военных действий, на который получил ответ Антанты 12 января 1917 г., со следующими требованиями: возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии, расчленение Дунайской монархии, очищение европейской части Турции и, как первейшее условие, отстранение центральных держав от участия в мирных переговорах. При таких условиях даже Вильсон ничего не смог далее предпринять и его запоздалый шаг не имел успеха. Таким же решительным образом было отклонено и мирное предложение тройственного союза (30 декабря 1916 г.). Центральные державы этим предложением только сами себе напортили, вместе с тем усилив волю к победе противника.

За последний период времени подводная война получила некоторое оживление требованием военного министерства подорвать доставку военного снаряжения в Россию, идущего через Мурманск. Туда было послано несколько лодок (приказ № 53 от 15 сентября 1916 г.), отлично выполнивших свое задание. С другой стороны, по дипломатическим соображениям было указано на главном театре пропускать все испанские торговые суда. Вообще же на Северном театре торговая война прозябала согласно призового права и часть лодок была откомандирована в Средиземное море, где в то время наблюдалось большое оживление торговой деятельности противника. У берегов Англии лодки по-прежнему соблюдали всемерную осторожность и остерегались нападать даже [27] на вооруженные торговые суда, дабы не создавать новых конфликтов; единственная категория судов (вооруженных), которые можно было атаковывать без особого риска утопить пассажиров, были нефтеналивные транспорты. Ввиду того, что при ведении войны по призовому праву, опасность и риск для лодок чрезвычайно повысились, командование было вынуждено перенести военные действия в более безопасные торговые районы, где можно было рассчитывать на встречи с невооруженными транспортами и 1-де охрана была менее сильная (Канарские острова и Мадейра). В дальнейшем, лодкам с трудом, но все же удалось добиться права атак без предупреждения на путях в Канале восточнее линии мыса La Hague — St. Albans Head, так как там сосредоточилось движение исключительно войсковых транспортов.

Наконец с 9 января 1917 г., после долгих и упорных переговоров с политическими вождями, мы смогли вновь перейти на борьбу без предупреждения со всеми вооруженными транспортами. Постепенно мы приближаемся к моменту начала неограниченной подводной войны. Из всех обменов мнений между верховным командованием армиями, Адмирал-штабом и командующим флотом выявилась абсолютная необходимость довести войну до конца осени 1917 г. и что единственное надежное средство добиться этого — неограниченная подводная торговая война. Те же рассуждения можно найти в меморандуме Морского генерального штаба от 22 декабря 1916 г.,{5} где вновь фигурирует подсчет предполагаемых потерь противника в 600000 т за месяц. Против означенной цифры возражать не приходится, так как она была в течение многих месяцев не только достигнута, но и превзойдена, однако ожидаемый результат (принуждение Англии к миру по истечении 5–6 месяцев) не мог быть тем же самым, как в 1916 году. О причинах мы уже говорили выше. Самым опасным последствием такого твердого «пятимесячного срока» оказалось то, что он стал известен обширным слоям населения, которое ухватилось за него, как за ненарушимое обещание, вызвав сперва колоссальный подъем и розовые надежды, а затем полнейший упадок духа, разочарование и всеобщее недовольство. Даже в Морском министерстве вышеозначенное число действовало на умы, как гипноз и в своей бюрократической близорукости это учреждение опасалось не успеть закончить постройку новых ледок к концу войны.

После переговоров с канцлером состоялось 9 января 1917 г. решающее заседание под председательством кайзера, на котором, наконец, и Бетман высказался за неограниченную войну{6}. Результатом заседания был высочайший приказ «начать с полной энергией неограниченную подводную войну с 1 февраля».

Уже после того, как первые лодки вышли в море с новыми инструкциями (27 января), Вильсон предложил через графа Бернсторфа свои услуги в качестве посредника мира и просил сообщить [28] ему наши условия. Эти весьма скромные пожелания были ему немедленно переданы (29 января 1917 г.), хотя веры в успех такого посредничества оставалось весьма мало, ибо враги наши по-видимому твердо решили уничтожить нас, да и, кроме того, поведение Вильсона было настолько двусмысленное, что питать какие-либо надежды не было основания, несмотря на продолжавшиеся уверения графа Бернсторфа о дружественных чувствах президента к Германии.

При решении вопроса о методах борьбы лодок мы считались с возможностью присоединения Америки к союзу наших врагов, на было бы большой ошибкой искать причины ее выступления в неограниченной подводной войне. Ошибочность такого взгляда доказывает речь Вильсона, произнесенная в Сенате в августе 1919 г. Логически рассуждая, событие это должно было произойти, как только того потребовала общность англо-американских интересов, т, е. тогда, когда выявилась угроза выигрыша войны Германией. Что слияние интересов англо-американского капитала стало столь интенсивным — исключительно результат вильсоновской политики, так как она с самого начала была лишена нейтралитета и нашла многих сторонников членов конгресса, после всех блестящих дипломатических побед президента над канцлером. До конца января 1917 г., т. е. вплоть до начала беспощадной войны лодки должны были в своей борьбе соблюдать большую осторожность из-за того, что американским и датским пароходам было гарантировано свободное плавание, а существовавшие до сего времени соглашения с отдельными нейтральными странами и исключения для них даже при войне по призовому праву оставались пока что в силе и были вновь подтверждены правительством.

Наученные горьким опытом, что преждевременное обнародование предполагаемых военных мер скверно отзывалось на результатах, о решении начать подводную войну по новому методу все нейтральные страны, в том числе и Америка, были поставлены в известность лишь 31 января 1917 .г. Сопроводительная нота подчеркивала то обстоятельство, что в противовес миролюбию Германии враги ее отвергли всяческие попытки мирного соглашения' и вынудили нас к принятию самых решительных мер. Дабы не заслужить упреков со стороны всего германского народа, правительство его должно прибегнуть к использованию всех сил и средств и надеется на беспристрастность в этой решительной борьбе как народа, так и правительства Соединенных штатов. В ноте были указаны не военные зоны, как раньше, а запретные зоны, в границах которых всякое судно, независимо от флага и национальности, подлежало уничтожению. Зоны точно разграничивались широтами и долготами и охватывали водные пространства вокруг Англии, Франции и Средиземное море. Свободные проходы к портам нейтральных стран были предоставлены их морской торговле (см. карту); зоны в дальнейшем расширялись и изменялись, согласно военных требований. Нейтральному пароходству был дан пятидневный срок (до 5 февраля) для оставления портов наших врагов, а американскому пассажирскому движению гарантировалась, [29] при выполнении некоторых условий, безопасность. Одновременно с рассылкой ноты канцлер отчитался в мероприятиях правительства перед рейхстагом (31 января 1917 г.). За февраль месяц отдельные нейтральные страны (северные державы совместно) внесли свои протесты, однако без реальных результатов, хотя впоследствии они все же возымели действие, нарушив отчасти принцип неограниченной подводной войны.

Как у Симса в его «Victory at Sea», так и у Джеллико и других авторов{7} есть указания, что за все время мировой войны [30] Англия, а с нею, конечно, и вся Антанта не были столь близки к. гибели, как во времена неограниченней подводной войны. Но нами уже указывались частично причины, по которым последний метод войны в 1917 г. не мог иметь столь быстрых и гибельных для врагов Германии результатов, как например весной 1916 г. К перечисленным основным причинам следует также отнести и все промахи нашей внешней политики. Не просила ли неоднократно немецкая дипломатия униженно прощения у Америки за ведение подводной войны в ее более слабой форме Не предлагала ли она нейтральным странам компенсаций и не задабривала ли ока их. после потоплений судов? Не давала ли она им особые льготы при различных соглашениях только для того, чтобы примирить эти державы с существованием подводной войны? Вместо того, чтобы опираться на свое право, она указанными выше действиями сама клеймила такую войну, как незаконную и недозволенную. Теперь (1917 г.) это же самое министерство иностранных дел подняло свой голос за ведение неограниченной подводной войны, обосновывая ее опять-таки не как законную форму войны, а как меру вынужденной самозащиты. Неудивительно, что после всего этого терпящая убытки заграница окрестила подводную войну «морским разбоем»; таковое понятие — плоды работы нашей дипломатии. Самым существенным было, однако, то обстоятельство, что судившие по поведению дипломатии нейтральные страны потеряли веру в серьезность подводной войны, следствием чего отпал с самого начала столь важный фактор, как устрашение морской торговли. Начавшиеся было в некоторых портах забастовки моряков, не желавших подвергаться риску быть утопленными, были быстро ликвидированы.

Адмирал Тирпиц держался того мнения, что как канцлер, так и министерство иностранных дел по крайней мере в первой половине 1917 г. поддерживали всерьез подводную войну; однако, судя по действиям наших дипломатических представителей за границей вскоре после ее начала, приходится в этом сильно сомневаться. Так например, соглашение с Данией относительно продуктов питания, по которому значительная часть их вывозилась и в Англию, не было нарушено по настоянию нашего посла в Копенгагене и датские транспорта с продовольственными грузами не подлежали уничтожению вне запрещенных зон, даже по призовому праву. Такое упущение вело к тому, что вся датская торговля съестными припасами не только не была отвлечена на Германию), а шла прямым путем в Абердин и другие порты Англии, минуя запрещенную зону в ночное время. Новое соглашение с Данией в феврале 1917 г. не дало лучших результатов, так как теперь был открыт торговый путь к Бергену, откуда грузы быстро доставлялись опять-таки в Англию. В марте того же года мы пошли на дальнейшие любезности по отношению к этой стране. В том же месяце лодки получили приказание щадить на определенных [31] торговых путях испанские фруктовые корабли. Даже после разрыва дипломатических сношений, американские суда продолжались рассматриваться как нейтральные, и такое ненормальное положение продолжалось до ноября 1917 г., что при огромном значении американского ввоза, конечно, шло в ущерб подводной войне. За пределами запрещенных зон грузы, предназначенные Соединенным штатам, и в дальнейшем рассматривались как идущие для невоюющей страны. Норвежский тюлений промысел и ловля наваги в Северном Ледовитом океане, шедший на 9/10 в пользу Англии, считался неприкосновенным даже и в запрещенных зонах (приказ №114 от 1 июня 1917 г.). С 13 июня{8} был допущен .свободный вывоз датской рыбы в Англию. Голландским и испанским рыбакам отвели свободные районы в запрещенной зоне, хотя мы сами имели от первых минимальную пользу, а от вторых никакой (20 июня и 10 августа 1917 г.). Аргентинские суда не топились вовсе, что при вывозе зерна из этой страны облегчало положение наших врагов (23 августа 1917 г.). 12 декабря мы расширили свободную зону голландскому рыболовству. После введения пропусков (с визой германских консулов) шведские купцы, как с таковыми, так и без них плавали беспрепятственно (28 мая 1918 г.). При уничтожении испанских судов, лодкам предписывалась особая предупредительность и, как обязательство, спасение экипажа (5 марта 1918 г.). Грузы в Швейцарию пропускались даже на судах воюющих наций, не носивших надписи «Швейцария» (18 апреля 1918 г.), уступка нерациональная и рассматриваемая враждебной прессой как успех Антанты. Приведенными выше примерами далеко еще не исчерпывались все те отступления, необходимые по мнению «Вильгельмсштрассе», но подрывавшие основы неограниченной подводной войны. Сюда же следует еще отнести пропуск английского тоннажа из шведских портов. Единственным театром военных действий, где работа лодок не была столь стеснена, как на остальных, было Средиземное море.

Из всего вышеизложенного с очевидностью выступает, как все уступки и льготы противоречили принципам подводной войны и невольно возникает вопрос, каким образом допускалось такое положение вещей. Основные причины к тому заключались, конечно, в желании сохранить дружественные отношения с нейтральными державами в надежде улучшить и укрепить при их помощи экономическое положение Германии. Нам кажется сомнительным, чтобы эти причины были достаточно веские для ослабления ведения войны, принимая во внимание, что в экономическом отношении сами нейтральные государства давно уже стояли под контролем и в подчинении Англии. Разумеется, все решения министерства иностранных дел и действия наших заграничных дипломатических представителей принимались и проводились в жизнь против воли и желаний морского командования; в большинстве случаев оно ставилось просто в известность о свершившихся фактах. Политика Германии этого периода войны была проникнута духом. Беггмана [32] Гольвега с его колебаниями, боязнью конфликтов и политикой примирения.

8 противовес нашей дипломатии, военное командование всеми силами старалось усилить позицию лодок и крепче затянуть петлю, закинутую на шею Англии неограниченной подводной войной. Как только нейтральные державы несколько свыклись с неизбежностью существования подводной войны, лодки получили разрешение топить в запрещенных зонах и невооруженные коммерческие суда без каких-либо предупреждений, что до сего времени им не дозволялось (приказ № 89 от 27 февраля 1917 г.). По указаниям ставки, 28 марта 1917 г. Северный Ледовитый океан был объявлен запрещенной зоной, что сильно повлияло на снабжение России военным снаряжением. Нейтральные купцы, плававшие в конвоях совместно с кораблями противника, были с 23 августа приравнены к последним.

С 19 ноября 1917 г. были расширены границы запрещенной зоны к западу от Англии, дабы воспрепятствовать прохождению зоны быстроходными кораблями за время одной зимней ночи; одновременно был установлен запретный район вокруг Азорских островов, так как противник избрал их одним из сборных пунктов конвоев. Нейтральная полоса с путями в Грецию на Средиземном море была отменена, вследствие перехода этой страны на сторону Антанты. 5 января 1918 г. район вокруг Дакара (западная Африка) был включен в запретный, так как этот порт, как и многие другие, например, Гибралтар, Галифакс, стал служить базой вооружения коммерческих судов и их сборным пунктом для отправки в Европу. Воздержание от установления запретной зоны у северо-американского побережья, после вступления в строй наших океанских подводных крейсеров, надо признать правильным, так как при их незначительном количестве блокада стала бы одной фикцией, не принося реальной пользы. Вообще надо сказать, что посылка в крейсерство к берегам Америки наших подводных крейсеров не соответствовала ни целям, ни средствам. Длительность переходов и капитальный ремонт после них весьма сокращала боевую деятельность этих лодок, а по результатам работы они сильно отставали от малых лодок, одновременно с этим требуя для обслуживания больше людей и денег.

При исследовании истории развития подводной войны следует отметить, что вскоре после объявления неограниченной подводной войны, Америка выступила на стороне наших врагов (апрель 1917 г.)| и тем самым прекратился обмен бесконечных нот; к сожалению не надолго, и к концу войны вновь начался период дипломатических поражений, когда наше новое правительство понадеялось при помощи Вильсона добиться удовлетворительного мира. Нас эти унизительные переговоры могут интересовать постолько, посколько они касаются подводной войны.

9 января 1918 г. Вильсон прочел в парламенте свои знаменитые 14 пунктов мирной программы, из которых лишь один (пункт 8) — возвращение Франции Эльзаса и Лотарингии был мало приемлем германскому народу. Эта программа, ничем не связывавшая [33] Антанту, содержала также пояснение Вильсона, что он не стремится к изменению государственного строя Германии, а преследует исключительно цели восстановления справедливости для всех народов и наций. В Германии программа прямо-таки убийственно повлияла на волю народа к продолжению войны и его сопротивляемость. Нам кажется, что на это президент как раз и рассчитывал, так как вынесенная резолюция о мире в рейхстаге в 1917 г. и многие другие события в Германии укрепили его мнение в том, что широкие массы немецкого народа конечно пойдут на приманку; к сожалению он не ошибся. Все слои населения Германии прониклись убеждением, что перечисленные 14 пунктов — основные требования наших врагов, а так как они были более или менее приемлемы, то теперь правительство должно идти навстречу и заключить мир.

Предложение Америки послужило основным толчком к ослаблению нашего сопротивления и в первую очередь к прекращению подводной войны.

5 октября 1918 г. правительство Макса Баденского, сменившего 3 октября канцлера графа Хертлинга, обратилось к Вильсону с просьбой стать посредником мира на основе его программы и с этого периода следуют быстро одна за другой дипломатические победы президента. Перемирие было отклонено до тех пор, пока германские войска не очистят занятые ими районы Франции, на что немецкое правительство согласилось 12 октября. Тогда Вильсон ответил, что условия перемирия будут выработаны союзным командованием, но что основным препятствием к переговорам служит подводная война. Требование было вновь принято и 21 октября германское правительство оповестило Вильсона, что отныне лодкам запрещено топить пассажирские пароходы. Это означало полнейшую капитуляцию и несмотря на предостережение военного командования Германия пошла и на этот шаг, прося только Вильсона сообщить все его условия (25 октября).

Вернемся, однако, к подводной войне и судьбе, постигшей ее. Армейское и морское командования понимали, какую угрозу представляет собой такая война и что враги больше всего боятся наших подводных лодок, так как, несмотря на очищение Фландрии (29 сентября) и потерю баз в Средиземном море после развала Австрии, громадное большинство лодок из этих пунктов смогли вернуться в Германию и быть использованы для непосредственной блокады Англии, а на заседании в Кельне I октября представители нашей индустрии признали возможным увеличить постройку лодок и выполнить «большую программу» (программу Шеера). Опираясь на эти факты, военное руководство настаивало на том, чтобы подводная война не была вовсе прекращена, а Только приостановлена на время перемирия и смогла бы служить козырем' в руках нашего правительства при переговорах. Еще 17 октября такая; линия поведения была признана правильной, но уже 19-го вновь отставлена и, несмотря на все телеграммы ставки и личную просьбу кайзера, 21 октября была отправлена вышеуказанная нота в Вашингтон. Обещание не топить пассажирские суда означало, [34] конечно, полное прекращение подводной войны, и нашей дипломатии это не могло не быть известно. Устанавливать лодкам теперь, когда 90% всех пароходов имели вооружение, какое судно пассажирское и какое нет, было бы сплошным абсурдом и при непременном условии избегать ошибок, невыполнимо. Бесцельной жертвой от 21 октября, не получив ничего взамен, мы выпустили из рук наше надежнейшее оружие и защиту. Практически на этом подводная война закончилась и подводные лодки имели возможность действовать против неприятеля лишь на их обратном пути на родину.