Эшелонная война
Такого термина не знала прежде военная история. Родился он на просторах молодой Советской Республики, на нашем рабочем Урале.
...Год семнадцатый на исходе. Сперва в Вологде и Вятке, чуть позднее в Перми и Екатеринбурге, а затем и в Челябинске на станционных путях один за другим останавливались эшелоны из красного Питера.
Их хозяевами были революционные солдаты 17-го Сибирского полка и моряки-балтийцы. Первые перешли в теплушки прямо из окопов, вторые сменили стальные палубы кораблей на дощатые нары.
Ехали солдаты и моряки на Урал по личному распоряжению Владимира Ильича Ленина, ехали на борьбу с бандами Дутова.
В первый раз бойцы покинули вагоны под Троицком, чтобы внезапным ударом выбить из него белоказаков. Заняв город, сибиряки-пехотинцы остались в Троицке нести гарнизонную службу, а моряки-балтийцы вновь поднялись в вагоны и кружным путем, через Полетаево — Уфу — Кинель, направились к Оренбургу.
22 января 1918 года Председатель Совнаркома В. И. Ленин в радиограмме, адресованной «всем, всем, всем», писал: «Оренбург взят Советскими властями и вождь казаков Дутов разбит и бежал»{1}.
В оренбургских боях отличились не только революционные [8] матросы и красногвардейцы, но и уральские железнодорожники. Уже в раннюю пору зарождения первой в мире Рабоче-Крестьянской Красной Армии они были родными братьями и верными соратниками героических бойцов.
В марте — мае того же восемнадцатого года Уралобком РКП (б) еще дважды снаряжал рабочих и красногвардейцев в походы против Дутова. Руководил боями председатель Челябинского ревкома Василий Константинович Блюхер. Бывший железнодорожный мастеровой, недавний солдат-фронтовик, он в своих военных планах также отвел немалую роль движенцам и путейцам южно-уральских стальных дорог. Они обеспечили быструю переброску частей из Екатеринбурга и Челябинска сперва под Троицк, а затем опять в оренбургские степи.
Под Оренбургом один из отрядов В. К. Блюхера воевал, не покидая эшелонов. Составлены они были по-особому. Паровозы находились в середине, а в голове и хвосте каждого следовали платформы, забаррикадированные тюками хлопковой ваты, за которыми стояли орудия и пулеметы. Обнаружив дутовцев, эшелон разведки немедля вступал в бой. Затем подходили составы с главными силами. Так были проведены операции на юге, близ станиц Донгузской и Павловской, а также и в ряде мест по дороге на Бузулук.
Час полной победы над белоказаками был не за горами. И вдруг — новая напасть. Вспыхнул спровоцированный империалистами Антанты мятеж корпуса военнопленных чехословаков. Советское правительство незадолго перед этим дало согласие пропустить их во Францию через Владивостокский порт. К концу мая войска корпуса, скрывшие оружие, возглавляемые реакционным офицерством, растянулись от Пензы до Иркутска. Эта пятидесятитысячная масса выступила против Советов [9] одновременно на всей Сибирской магистрали. В короткий срок мятежники захватили Пензу, Сызрань, Челябинск, Курган, Новониколаевск, Томск и ряд других городов.
Овладев Челябинском, белочехи, поднимая волну кулацких и казачьих антисоветских восстаний, двинулись на север, к станции Аргаяш, и на юг, к Троицку.
Крупных частей Красной Армии на Урале тогда не было. Формирование большинства из них только началось, а те, что были созданы ранее, находились на дутовском фронте, в далеких степях под Оренбургом. Первые удары мятежников приняли на себя рабочие и железнодорожники, взявшиеся за оружие. Так было под Троицком. Оборону на подступах к вокзалу держали рабочие кожевенного завода и мастеровые депо. Белочехи пустили вперед бронепоезд. Он подавил своим огнем красную батарею и уже готовился перебить из пулеметов дружинников, залегших по обеим сторонам насыпи. На счастье, один из паровозов в депо оказался под парами. Начальник дружины Летягин решительно произнес:
— Надо сбить бронепоезд тараном. Кто готов сделать это?
Машинист Афанасий Мотов, коммунист, председатель Совета пристанционного поселка, ответил:
— Я послужу революции.
Быстро поднявшись в будку, он повернул рукоятку реверса. Паровоз выбросил клубок черного дыма, тронулся с места и начал набирать скорость.
Разогнав паровоз, Мотов на ходу выскочил из него. Прошла минута, другая, и локомотив на всех парах врезался в головную площадку белочешского бронепоезда. Стальная громадина вместе с нашим порожним паровозом слетела под откос. [10]
И на востоке, на участке между станциями Голышманово и Вагаем, вместе с ишимскими красногвардейцами давали отпор врагу, рвавшемуся к Тюмени и Камышлову, бойцы отряда охраны Омской железной дороги и красногвардейцы-железнодорожники Ишима. Связь между ними и командованием поддерживали машинисты Иванов и Кожевников. Они под непрерывным огнем доставляли на позиции, проходившие вдоль полотна, боеприпасы.
Особое значение для сдерживания мятежников и белогвардейцев, наступавших кратчайшим путем от Челябинска к Екатеринбургу, имело Аргаяшско-Уфалейское направление.
Со всех ближайших станций стекались сюда добровольческие отряды. Вместе с горнозаводскими рабочими и крестьянами окрестных сел южные ворота к сердцу Урала защищали аргаяшские, кыштымские, уфалейские и даже верещагинские и чусовские железнодорожники.
Бойцами передней линии огня были объявлены и те, кто остался на путях и в депо. Многие из них уже не ограничивались своими привычными делами. Так, на станции Уфалей в срочном порядке закончилось формирование особой технической железнодорожной роты. Возглавил ее коммунист Иван Афанасьевич Данилов, человек смелый, решительный. Его помощниками стали лучшие специалисты депо инженер Левандовский и техник Тихонов.
Бойцы роты охраняли линию дороги и восстанавливали разрушенные перегоны. Однако вскоре появились и другие задачи.
Враг теснил разрозненные красные отряды, и, чтобы замедлить его продвижение, требовалось и самим взрывать, рушить полотно, мосты, линии связи.
В роте образовалась команда подрывников, руководить [12] которой взялся слесарь Константин Рольщиков. Работа предстояла огневая. Действовать сплошь и рядом приходилось на виду у противника, под пулями его ружей и пулеметов.
Рабочие Уфалейского депо позаботились о безопасности товарищей. Пустив в ход листы котельного железа, соорудили своего рода броневичок, установили на нем пулеметы. Подрывники получили быстрое и надежное средство передвижения. Константин Рольщиков искусно маневрировал на нем между станциями и разъездами, оставляя после себя либо разрушенный мост, либо бездействующую линию связи.
Белочехи не раз пытались захватить грозную самоделку красных, уничтожить ее команду, но у них ничего не получалось. Они только несли при этом большие потери.
На каждой новой позиции подрывники думали: «Здесь, пожалуй, удержимся». Однако на следующее утро они опять проскакивали за свои арьергарды, закладывали взрывчатку, жгли шнуры и уходили дальше и дальше от мест, памятных сызмальства.
Белочехи, в руках которых к середине лета оказались Омск и Уфа, бросили все освободившиеся силы под Екатеринбург и 25 июля 1918 года вступили на его улицы.
С этого времени для защитников Красного Урала, объединившихся в 3-ю армию Восточного фронта, решающими стали Ирбитское, Тагильское, Лысьвенское, Кунгурское и Красноуфимское направления. По-прежнему шла ожесточенная борьба за каждую станцию, за каждый разъезд. Тактика эшелонной войны диктовала новые требования и совершенствовалась.
Противник почти повсюду имел численное превосходство. Ослабить его хотя бы в некоторой степени можно [13] было только высокой маневренностью, быстротой переброски измотанных и обескровленных частей с одного угрожаемого участка на другой.
Осуществлять это силами одной технической железнодорожной роты и небольших охранных отрядов, имевшихся в распоряжении армии, было крайне трудно, и командование приняло решение о формировании двух специальных батальонов — железнодорожного и охраны путей сообщения.
Первый был создан из уфалейских железнодорожников. Основой второго послужили бойцы бывшего отряда охраны Омской железной дороги. Его роты пополнялись главным образом стрелками.
Задачи Ивана Александровича Бобылева, приступившего к формированию армейского железнодорожного батальона, оказались более сложными. Ему предстояло укомплектовать четыре роты, три из которых должны быть сугубо специальными — пути, тяги, службы движения, и лишь в четвертую — подрывную — бойцов можно было подбирать не только из числа железнодорожников.
Бобылева в армии хорошо знали. Член партии с [14] 1917 года, он показал себя толковым военным организатором и смелым командиром еще в период борьбы с дутовщиной. Тогда Иван Александрович возглавлял 1-ю дружину Красной гвардии города Екатеринбурга, которая особо отличилась в апрельской наступательной операции, завершившейся разгромом и изгнанием белоказаков из станиц Троицкого и Верхнеуральского уездов.
С открытием белочешского фронта Бобылев вновь оказался на линии огня. И какой резон, недоумевали некоторые, перемещать боевого командира на транспортную работу? Но резон был, и весьма основательный.
«Он — наш, — говорили об Иване Александровиче коренные екатеринбуржцы. — В нем настоящая рабочая косточка...»
Да, из тридцати двух лет своей жизни Иван Бобылев большую половину провел в уральских мастерских. Детство его прошло на Висимо-Шайтанском заводе. Подолгу пропадал у домны, на которой варил чугун отец. Но горновым не стал, железная дорога перетянула к себе. Выучился на слесаря-монтера и работал в этой должности в Екатеринбургских железнодорожных мастерских до той поры, пока партия не призвала с оружием в руках биться за Советы.
А теперь партия сказала: иди на транспорт.
Прибыв на станцию Гороблагодатскую, И. А. Бобылев обратился к местным железнодорожникам с призывом добровольно вступить в ряды формируемого им батальона.
Откликнулись многие. В числе первых подали заявления машинисты Волгин и Зайков с женой — медицинской сестрой, движенцы Петухов, Иванов, слесари Ларионов, Захаров, Глазунов, Горбунов, Санин... Среди добровольцев оказалось свыше трехсот коммунистов. На [15] них можно было опереться и повести агитацию за привлечение в ряды батальона новых бойцов.
Как-то в штаб пришли двое. Один высокий, худой. Едва переступил порог, закашлялся и с трудом проговорил:
— Из Кушвы... машинисты мы.
— Записывайте, — категорично потребовал другой. Был он покрепче товарища, но в годах, за пятьдесят, поди.
— Приходу рады, — ответил Бобылев. — Только не трудно ли будет? Вы — больны, у вас — возраст...
— Оно правда, с шашкой на коне нам не играть. И не просимся на это, — отозвался пожилой. — Паровозы — наши кони.
— Верно, — подтвердил напарник и с укоризной добавил: — Не по виду, по делам суди, начальник.
Просьбу, конечно, пришлось уважить.
И вот роты укомплектованы. Во главе путейцев встал А. Давыдов, роту тяги принял В. Горбунов, за движенцев в ответе И. Иванов, подрывниками командовать Ф. Шатохину. Покончив с организационными делами, ротные явились к комбату, чтобы получить первое боевое задание.
На совещании, проходившем 1 сентября 1918 года, разделили личный состав каждой роты на две группы: действующую — передовую и резервную — тыловую. При таком распределении сил батальон мог более оперативно решать задачи.
Тогда же единодушно проголосовали за то, что отныне и впредь вновь созданная войсковая единица будет именоваться Первым Уральским коммунистическим железнодорожным батальоном.
Пришла осень. Боевые подразделения уральских железнодорожников встретили ее на самом напряженном [16] участке северного крыла Восточного фронта. Батальон И. А. Бобылева держал под своим контролем семидесятикилометровый участок дороги от Нижнего Тагила до станции Азиатская. Часть сил батальона охраны несла службу восточнее желбатовцев — от станции Сан-Донато до станции Ясашная, а основные его роты располагались западнее.
Сосредоточив крупные силы войск, белогвардейцы развернули наступление на Нижний Тагил. Их нажим усиливался с каждым днем. «20 сентября Тагил должен быть взят!» — требовали генералы и полковники. [17]
Но город оставался неприступным.
«Последние бои под Тагилом, — писала газета «Уральский рабочий» 25 сентября 1918 года, — отличались необычным упорством и ожесточением... Противник решил взять Тагил, представляющий для него большую стратегическую ценность, во что бы то ни стало. В бой были брошены лучшие его силы. Один лишь район Тагильского завода обстреливался 10 орудиями противника. Наши части держались устойчиво, переходя в ожесточенные контратаки... Потери неприятеля громадны. Перед нашими позициями лежат горы неубранных трупов белогвардейцев».
Более двух недель красные войска держали оборону под Нижним Тагилом. Советское правительство высоко оценило их подвиг.
«От имени ВЦИК Советов, от всего трудового народа шлю горячий привет и пожелания полной победы над белогвардейцами, над всеми наемниками англофранцузского империализма. Вы доблестно сражаетесь за торжество социализма. Пусть же ваша доблесть послужит примером всем борющимся товарищам, держите высоко свое боевое Красное знамя»{2}.
Эта телеграмма, подписанная председателем ВЦИК Я. М. Свердловым, 24 сентября 1918 года была объявлена всем частям и отрядам, сражающимся за Тагил. Ее услышали и бойцы-железнодорожники.
А в октябре, когда, ввиду явного перевеса сил врага, красные полки и рабочие отряды были вынуждены оставить город, железнодорожники обеспечивали планомерный отход войск, эвакуировали беженцев и перевозили государственные ценности. Случалось, и они брались за оружие, ходили в атаку. [18]
С внезапным захватом станции Сан-Донато создалась. угроза, что все паровозы и составы с грузами, не успевшие уйти с Алапаевской линии в направлении Чусовская — Пермь, достанутся неприятелю.
Этапный комендант Истомин, который до этого вместе с бойцами батальона охраны путей сообщения каким-то чудом вырывал составы из захваченных белочехами Богдановича, Егоршино, а затем и Алапаевска и гнал их на северо-запад, теперь вынужден был уничтожать вагоны. Пришлось взорвать мост через речку Черную близ станции Салка. Паровозы дали задний ход, и состав за составом с разгона срывались в реку и громоздили на ней гигантскую баррикаду.