После Мехмеда остались два сына, между которыми начались споры о власти над империей. Баязид{123} одержал верх над своим братом Джемом, и последний, вынужденный бежать, укрылся на острове Родос. Гроссмейстер ордена иоаннитов Д'Обюссон понял выгоду пребывания на острове такого гостя, забыл о долге гостеприимства и без всякой церемонии задержал в своей власти доверившегося его чести принца. Но, опасаясь, что соседство турок не допустит его удержать на долгое время в своей власти подобного пленника, он решился его удалить и под разными предлогами заставить уехать на Запад. Известно, что орден св. Иоанна имел в Европе много командорств; в одном из них должен был находиться принц Джем под строгой охраной. Сначала его держали в заключении в разных замках в графстве Ниццском, Савойском, в Дофинэ и в Оверни; потом его препроводили в Бурганеф, где он провел несколько лет заключения в башне. Тайна, окружавшая пленного мусульманского принца, возбудила внимание и любопытство публики. Рассказывали о приключениях знаменитого узника, об империях и царствах, которых его лишили, а князья, рыцари и, в особенности, дамы стремились увидать «сына того султана, который взял Константинополь». Наконец, вообразили, что можно воспользоваться Джемом при Крестовом походе на турок. Папа Иннокентий VIII вытребовал его и отправил в Венгрию, чтобы противопоставить его Баязиду.

В то же время Карл VIII задумал предъявить права Анжуйского дома на королевство Неаполитанское. Так как общее внимание было занято Востоком, то не трудно было убедить молодого короля предпринять завоевание не только Апулии и Сицилии, но и освободить Грецию и даже Святую землю из-под ига неверных. Когда французская армия перешла через Альпы, короля Карла приветствовали везде как освободителя христиан; он письменно обратился к французским епископам, прося их о доставлении десятины Крестового похода. «Предприятие наше, — писал он им, — имеет целью не одно только наше королевство Неаполитанское, но также и благо Италии и возвращение Святой земли». По прибытии в Рим Карл велел выдать ему брата Баязида, и присутствие мусульманского принца среди французской армии было как бы сигналом войны с Востоком. Эпирским туркам показалось, что французы уже приближаются, и, если верить словам одного современного писателя, на султана Баязида нашел такой страх, что он велел прибыть своим кораблям в Босфор, «чтобы спасаться в Азию».

Албанцы, славяне и греки, прибавляет Филипп де Комин, только и ждали сигнала для восстания. В таком положении находились дела и таково было настроение умов, когда Карл победоносно вступил в королевство Неаполитанское. Но вскоре все изменилось: несчастный Джем умер, отравленный по прибытии в Неаполь, народы, которые объявили себя на стороне Карла VIII, оказались теперь против него, он принужден был покинуть Апулию, королем которой уже был провозглашен, и отказаться от покорения Греции, призывавшей его как своего избавителя. Таким образом кончилась эта неаполитанская война, с которою, казалось, возвратились самые славные времена священных войн и которая привела только к преследованию христиан, оставшихся под игом османов.

После этой неаполитанской экспедиции папа Александр VI и преемники его, Пий III и Юлий II, много раз убеждали западных христиан вооружиться против турок. Генуя, Венеция, Неаполь и некоторые другие христианские государства соединялись и составляли экспедиции, не имевшие недостатка в благословениях церкви, но не остановившие нашествия османов. Италия и Германия обязаны были своим спасением только ленивому, бездеятельному характеру Баязида, которого Филипп де Комин называет ничтожным человеком, пренебрегавшим заботами о войне для удовольствий сераля. Опасности для христиан не замедлили возобновиться с воцарением Селима, который едва только достиг власти, как обещал своим янычарам завоевание всего мира и начал угрожать одновременно Европе, Персии и Египту.

Поколебав могущество мамелюков, Селим овладел Палестиной; на стенах Иерусалима водружено было тогда знамя полумесяца, и сын Баязида, по примеру Омара, осквернил своим присутствием святыню Гроба Господня. Когда Европа узнала, что Святые места во власти турок, ей казалось, что Иерусалим как бы впервые подпал под иго неверных, и немногого недоставало для возбуждения в ней духа старинных Крестовых походов. Следует прибавить, что могущество османов возросло в размерах угрожающего свойства и что Селим, победитель Персии, властелин Египта, готовился направить все свои силы против христиан. На пятом Латеранском соборе папа Лев Х уже проповедовал Крестовый поход против грозного повелителя османов; позже, после совещания со своими кардиналами, папа отправил просвещенных и благочестивых легатов в Англию, Испанию, Германию и в северные страны Европы, возложив на них миссию прекратить все споры и рознь между государями и содействовать образованию могущественного союза против врагов христианства. Лев X, который заранее провозгласил себя главою этого священного союза, объявил перемирие на пять лет между всеми христианскими государствами, угрожая отлучением от церкви нарушителям мира.

Чтобы привлечь благословение Божие на свое предприятие, этот папа приказал в продолжение трех дней совершать процессии и молебствия в столице христианского мира; он сам совершил божественную службу, раздавал милостыню и с босыми ногами и непокрытою головой пришел в храм святых апостолов. Секретарь святого престола Садолето в присутствии римского народа и духовенства произнес речь, в которой восхвалял рвение и деятельность верховного первосвященника, готовность христианских государей прекратить все свои ссоры и желание их соединиться общими силами против турок. Духовный оратор заключил свою речь энергичным обращением к османским племенам, которым он угрожал силою соединенных армий Европы, и призывал Бога, заклиная его благословить оружие новых крестоносцев на сокрушение Мухаммедова владычества над миром и на прославление имени Иисуса Христа по всей земле — от юга до севера и от западных до восточных стран.

С согласия главных христианских государств, папа составил наконец план этой священной войны. Германский император обязывался выставить армию, к которой присоедининялась венгерская и польская кавалерия, и, перейдя Болгарию и Фракию, должен был атаковать турок по сю и по ту сторону горы Гема (Балкан). Король Французский со всеми своими силами, с войсками Венеции и других итальянских государств, и с 16.000 швейцарцев должен был отплыть из Бриндизи и высадиться на берега Греции, между тем как флоты испанский, португальский и английский выступили бы из Картагены и соседних с нею портов для перевозки испанских отрядов на берега Геллеспонта. Сам папа предполагал отправиться из Анконы морским путем к стенам Византии, назначенной общим сборным пунктом всех христианских сил.

Греческие музы, приютившиеся в Италии после взятия Константинополя, проповедовали тогда Крестовый поход против свирепых властителей Спарты и Афин. Латинские музы, которым покровительствовал Лев X, также не безмолвствовали при подобных обстоятельствах. Знаменитый Вид клялся в своих поэтических строфах, что он сам отправится в знойные пустыни Африки, зачерпнет своей каской воды из Ксанфа и Иордана и поразит своим мечом варварских царей Востока. Другой писатель, воспитанный в школе Цицерона, прославлял заранее победы Льва Х и предвидел уже тот достопамятный день, когда бесчисленные граждане, устремляясь по следам папы, будут «благословлять его за спасение их семейного очага, их свободы, их жизни». Читая поэтов, трудно поверить, что османское владычество могло устоять против стольких разнородных сил, направленных против него. Но все эти прекрасные обещания поэзии не замедлили быть опровергнутыми и забытыми: мир между христианскими монархами в скором времени оказался нарушен, и каждый из них употребил для своей защиты те армии, которые предназначались для войны на Востоке. Наконец, соперничество Карла V и Франциска I перенесло войну в Европу, и все перестали думать о Крестовом походе против турок.

Впрочем, политическое состояние Европы было не единственным препятствием для этой священной войны; второе затруднение возникло из взимания десятины. Во время первых походов на Восток от христиан требовалась их собственная жизнь, и никто не отступал перед подобною жертвой. В последнее время священных войн от верующих требовались только деньги, и тут-то началась оппозиция или сопротивление. Прибавим еще, что реформация естественным образом должна была отвлечь внимание от войны с турками. Дух сектантства породил в некоторых христианских народах Запада равнодушие не только к опасному положению христианства, но и к опасностям своего отечества. Среди жестоких споров, волновавших Европу, и в особенности Германию, церковь и даже гражданская власть, провозглашенная Лютером, утратили единодушие, без которого нельзя было ожидать успеха в борьбе с таким могущественным врагом. Последователи Лютера желали лучше видеть торжество турок, нежели торжество католиков.

Крестовый поход Льва Х возбудил только воинственный фанатизм турок против христиан. Преемник Селима Сулейман овладел Белградом и снова направил силы османов на остров Родос. Угрожаемые таким образом рыцари ордена св. Иоанна напрасно взывали о помощи к христианскому миру, они могли противопоставить османам только свою доблестную милицию. После героического сопротивления в продолжение многих месяцев остатки этого христианского рыцарства искали убежища в Италии. Когда великий магистр ордена и благородные товарищи его по несчастию рассказали в присутствии папы о подвигах и о бедствиях рыцарей, слезы полились у папы и у всех римских прелатов; но этого сострадания пастырей христианской церкви было недостаточно, чтобы доставить рыцарям то, что они просили у государей европейских, а именно уголок земли, какой-нибудь пустынный остров в Средиземном море, где они могли бы продолжать бороться с турками. Более десяти лет прошло, прежде чем политика государей решила отдать им во владение Мальтийский утес, где этот знаменитый орден, подобно Христу на утесе Голгофы, должен был завершить свою последнюю жертву и выдержать последние битвы священной войны.

Между тем, завоеватель Белграда и Родоса явился на берегах Дуная и начал снова угрожать Европе. Людовик II{123}, потерпевший поражение при Мохаче, погиб среди общего смятения, оставив королевство свое раздираемым партиями и опустошаемым турками. Между тем как папа Климент VII возвещал об опасностях Венгрии, Карл V занял Рим и держал пленником главу церкви — печальное и новое зрелище для христианского мира! Из глубины своего заключения папа все еще приискивал врагов туркам, но все старания его были напрасны. Столица Австрии, осажденная османами, обязана была своим спасением только разлитию Дуная, храбрости своего гарнизона и, если верить некоторым историкам, измене великого визиря, подкупленного деньгами христиан.

Сулейман заключил тогда мирный договор с христианскими государями, включая в том числе и папу. Из истории видно, что султан называет именем «брата» Карла V, так же как и венгерского короля Фердинанда, и именем «отца» — наместника Иисуса Христа. С этих пор уже не приходилось заводить речи о Крестовых походах против турок. Папе, как он говорил сам, не оставалось более ничего, как только умолять Провидение «бодрствовать над спасением христианского мира». Единственными предприятиями против неверных были две экспедиции Карла V на берега Африки: одна кончилась взятием Туниса, в другой он потерпел поражение при Алжире. К концу своей жизни Сулейман II, изгнавший иоаннитов с острова Родоса, захотел преследовать их и на Мальтийской скале; тут в последний раз проявились мужество и героические доблести борцов священных войн. Христово воинство рыцарей-иоаннитов, окруженное развалинами и почти совершенно покинутое христианским миром, устояло против всех нападений османов. Сулейман, чтобы загладить позор своих поражений, сам повел своих янычар на Венгрию, овладел многими народами, и только Бог спас Германию, отозвав из мира победоносного султана. Величайший из государей Османской империи умер в виду маленького венгерского городка, который он осаждал во главе сильной армии.

На Востоке еще оставалось одно христианское государство, основанное еще во время Крестовых походов. Королевство Кипрское по прекращении рода Люсиньянов перешло под власть Венеции. Давно уже угрожали ему сначала мамелюки каирские, затем турки; наконец, во время царствования Селима, высадилась на остров грозно вооруженная османская армия; она опустошила селения и поля; города Никозия и Фамагуста оказались не в состоянии сопротивляться приступам варваров. Можно было бы упрекнуть Венецию за те средства, употребившиеся ей, чтобы наследовать династии Люсиньянов, но если вообразить все то, что сделали венецианцы во время этого вторжения турок, все страдания, которым они подверглись, защищая остров Кипр, то представляется только их героическая храбрость и бедствия христианского народа. Этот остров Кипр, одно из чудес древности, бывший в таком цветущем состоянии еще под властью латинян, с тех пор как бы погружен в бездну несчастий. Даже и в настоящее время представляет он глазам путешественников только зрелище смерти и разрушения.

Для утешения друзей человечества история может сообщить им о знаменитой победе при Лепанто, которая последовала вскоре после завоевания турками Кипрского королевства. Флот османский и флот христианский под начальством дона Хуана Австрийского встретились в водах древнего Акциума; эта морская битва напоминает нам несколько дух и энтузиазм священных войн. До начала боя дон Хуан велел водрузить на своем корабле знамя церкви и знамя Креста, и весь флот приветствовал радостными криками это религиозное знамение победы. Никакую битву в древнем мире нельзя сравнить с битвою при Лепанто, в которой турки сражались за обладанием миром, а христиане защищали Европу. Венеция ознаменовала торжество христианского флота необыкновенными увеселениями; победа лепантская была начертана на монетах, и день битвы причислен к ежегодно чествуемым праздникам. Во Франции, в Англии, в Испании и у всех северных народов совершали благодарственные молебствия за победу, дарованную доблести христианских воинов. Так как папа существенно содействовал успеху христианского оружия, то в Риме проявилось наибольшее ликование. Марк Антоний Колонна, командовавший кораблями папы, был с торжеством введен в Капитолий; в церкви Ara Caeli (Алтаря Небесного) вывесили знамена, отнятые у неприятеля; папа Пий V установил празднество в честь Девы Марии, предстательством которой, по общему верованию, была одержана победа над мусульманами, и праздник этот, совершаемый 7 октября, в день битвы, получил названия праздника в честь Богородицы побед (Notre-Dames des Victoires).

Война, кончившаяся Лепантской битвой, оказалась последней, в которой являлось знамя Креста. Христианская Европа после такого блистательного торжества сложила с себя свое победоносное оружие и не воспользовалась страхом, внушенным ею мусульманам. Великое европейское общество шло тогда по пути широкого развития, и каждое государство было преимущественно занято или увеличением своих пределов, или сохранением их и не помышляло об отдаленных войнах. С другой стороны, народы придерживались домашнего очага по причине выгод или обещаний возникающей цивилизации. В это время произошли четыре великих открытия: Америка, путь в Индию, книгопечатание и порох. Война, законы, нравы, промышленность — все должно было измениться. Новый переворот оказался вдруг лицом к лицу со старым переворотом, произведенным кончающимися уже теперь Крестовыми походами, и овладел умами, чтобы направить их к иным замыслам и иным предприятиям.

Счастливым обстоятельством для христианского мира явилось то, что, когда Крестовые походы, имевшие целью защиту Европы, клонились к упадку, и военное могущество турок также начало ослабевать. В средневековой истории Востока замечательно то обстоятельство, что многие мусульманские династии, быстро возвысившись посредством оружия, вдруг останавливались среди своего торжества; османы, казалось, также истощили все свои силы на завоевании Греции. После этого завоевания, которое являлось как бы окончательным осуществлением угроз аравийского пророка, армии их перестали быть непобедимыми и началось их падение. Ислам, давший им все, что нужно было, чтобы побеждать, не помог им воспользоваться победами. Могли расширяться только их владения, но не могущество. С тех же пор, как перестали бояться мусульман, не колебались сближаться с ними посредством мирных договоров; христианская Европа поочередно то посылала войска против османов, то отправляла к ним послов. Так было и в войне Кандийской, во время которой Людовик XIV доставлял помощь венецианцам и в то же время держал при Порте полномочного посла.

Завоевание Кандии, хотя и стоило туркам неимоверных усилий и потери многих армий, возбудило, однако же, на некоторое время их воинственный энтузиазм. Снова вооружилась вся империя, и в лагере под стенами Вены собралось до 300.000 мусульман. Германия была в страхе; Ян Собесский поспешил тогда на помощь со своими поляками, и появление его подействовало ободрительно. Столкновение между двумя армиями произошло 16 сентября 1683 г. и дошло до рукопашной схватки. Победа была скоро решена. «Слава Богу, — писал по окончании битвы король Польский, — Господь даровал победу нашему народу; даровал такое торжество, какого и не видано было в прошлых веках!» На другой день после битвы совершили благодарственные молебствия во всех венских церквах, которые великий визирь клялся превратить в мечети. Большое мусульманское знамя было послано папе, а королю Французскому Собесский послал «донесение о выигранном сражении и о спасении христианского мира».

В это же время поляки нанесли поражение туркам на берегах Прута; флот водрузил знамена папы и Венеции в городах Модоне, Короне, Наварине, Патрах, Коринфе и Афинах. Армии турецкие были везде разбиты и рассеяны. Два визиря и многие паши заплатили своими головами за поражения, нанесенные исламу. Мехмед IV, обвиняемый в этих поражениях народом и улемами, был свергнут с престола среди всех этих смут, приписываемых гневу небесному и от которых распространились беспорядки и смятение во всей империи. Карловицкий договор служит свидетельством громадных потерь турецкого народа и неоспоримого превосходства христиан в эту эпоху.

Два обстоятельства должны быть отмечены историей при этом Карловицком договоре: Венгрия, которая в продолжение двух веков сопротивлялась всем нападениям со стороны Османской империи и территория которой была как бы Фермопилами христианского мира, ослабленная, наконец, внутренними раздорами и внешними войнами, бывшая целью нападений то со стороны германских императоров, то со стороны константинопольских султанов, утратила в это время свою независимость и оказалась присоединенной к владениям австрийского дома. Между государствами и государями, подписавшимися под этим договором, участвовали и цари Московские — новая могучая сила, на которую до сих пор, среди борьбы между христианами и неверными, не обращали большого внимания и которая должна была впоследствии нанести самые сокрушительные удары османскому владычеству.

Если турки остались еще обладателями многих стран, отнятых ими у христиан, то только потому, что их империя не казалась уже опасною для европейских государей. На турецкую империю перестали смотреть как на силу, которую следовало истребить вооруженной рукой; довольствовались тем, что отнимали у нее или приобретали иным способом те блага и преимущества, которые были у нее в руках, но которыми она не пользовалась. На европейскую промышленность, при содействии дипломатии, можно было исключительно возложить достижение такого рода победы над нею. Когда знаменитый колосс Родосский упал, то долго никто не мог поднять его, и он оставался лежать на земле. Наконец, наехали купцы, разделили между собой металл, из которого он был сооружен, и нагрузили им своих верблюдов. Такова же была судьба Османской империи.