Часть четвертая.
Кампания на Западе
Кризис на Западе
Смена командования
20 сентября 1944 года генерал Бальк и я прибыли в штаб группы армий "Г", находившийся в то время около Мольсема в Эльзасе. Нам предстояло выполнить неприятную обязанность: сменить командующего группой армий генерала Бласковица и его начальника штаба генерал-лейтенанта Гейнца фон Гильденфельдта. Пока мы ехали в штаб мимо поросших лесом вершин Вогезов, я думал о том времени, когда в последний раз был в этих местах, — о прорыве линии Мажино, тяжелом наступлении на Донон, поездке в штаб 43-го французского корпуса и формальной капитуляции генерала Лескана и его штаба. Тогда в конце блестящей и победоносной кампании я был первым офицером штаба одной из дивизий. Теперь меня назначили начальником штаба группы армий, которая едва сумела избежать разгрома и находилась в самом отчаянном положении, которое только можно себе представить.
Генерал Бласковиц был представителем старой школы и обладал всеми неоспоримыми достоинствами, присущими уроженцам Восточной Пруссии. Он только что в чрезвычайно тяжелых условиях вывел свою группу армий с юга Франции, и весь "проступок" его заключался в том, что у него бывали ссоры с Гиммлером — сперва в Польше, а затем, совсем недавно, здесь, в Эльзасе. Бласковиц, как и многие другие, стал козлом отпущения и должен был расплачиваться за грубые ошибки Гитлера и его приспешников. Позднее он командовал с большим успехом нашими войсками в Голландии, а после войны трагически покончил с собой в Нюрнберге.
После нового назначения Бальк был принят Гитлером, и ему пришлось долго выслушивать разглагольствования фюрера о военной обстановке. По мнению Гитлера, наступление англо-американских войск, безусловно, будет задержано на рубеже, проходящем от устья Шельды вдоль Западного вала к Мецу и оттуда к Вогезам. Затруднения в снабжении должны будут заставить противника остановиться, и Гитлер заявил, что он сумеет использовать эту задержку для осуществления контрнаступления в Бельгии. Как возможный срок операции он назвал середину ноября — в действительности это наступление было начато с опозданием примерно на четыре недели. Затем Гитлер перешел к обсуждению действий группы армий "Г". Весь дрожа от гнева, он начал ругать Бласковица за его руководство войсками, упрекал в нерешительности и отсутствии наступательного духа. По-видимому, он полагал, что Бласковиц должен был бы нанести удар во фланг 3-й армии Паттона и отбросить ее назад на Рейн (абсурдность этих упреков вскоре стала для нас совершенно очевидной). Наконец Гитлер объявил свой приказ: Бальк был обязан во что бы то ни стало удержать Эльзас-Лотарингию, так как политическая обстановка требовала, чтобы старые имперские провинции были сохранены. Бальк должен был вести бои для выигрыша времени и ни в коем случае не допустить такого положения, когда пришлось бы выделять войска, предназначавшиеся для Арденнского наступления, для оказания помощи группе армий "Г". [256]
В начале сентября фельдмаршал Рундштедт вновь стал главнокомандующим немецкими войсками на Западе, а начальником штаба к нему был назначен мой старый друг генерал-лейтенант Вестфаль{265}. Фельдмаршал Модель, бывший главнокомандующий, теперь принял командование группой армий "Б" в Голландии и Бельгии. Ему удалось собрать остатки разбитых немецких войск, уцелевших после кровопролитных боев в Нормандии, и вскоре его слава еще больше выросла благодаря стойкой обороне южной Голландии. [257]
В конце сентября, когда немецкие войска одержали победу у Арнема, обета-новка несколько разрядилась.
У нас были прекрасные отношения с фельдмаршалом фон Рундштедтом и его штабом, и впоследствии это обстоятельство оказалось очень важным. Я знал фельдмаршала еще до войны — он и тогда пользовался всеобщим почетом и уважением. В то же время он считался наряду с Манштейном лучшим германским стратегом. Вестфаль был одним из самых близких моих друзей: за время нашей совместной службы в Африке мы отлично сработались и научились понимать друг друга с полуслова. Эти личные связи принесли нам определенную пользу, так как "старик Рундштедт" сперва неодобрительно относился к назначению генерала Балька из-за отсутствия у того опыта боевых действий против войск западных держав. У Балька была волевая натура, и он никогда не боялся высказывать свое мнение. Кроме того, за последний год он блестяще продвинулся по службе — от командира дивизии до командующего группой армий. Рундштедт мало знал о недавних операциях на Востоке (где Бальк проявил редкие тактические способности), и было естественно, что старый фельдмаршал сомневался в правильности нового назначения Балька. Однако вскоре все эти сомнения отпали, и я думаю, что мое знакомство с Рундштедтом и Вестфалем сыграло в этом известную роль{266}.
Положение группы армий "Г"
Когда Бальк принял 21 сентября командование, войска группы армий "Г" располагались следующим образом:
1-я армия генерала фон Кнобельсдорфа — в районе Мец, Шато-Сален;
5-я танковая армия генерала Хассо фон Мантейфеля прикрывала Север-. ные Вогезы между Люневилем и Эпиналем;
19-я армия генерала Визе прикрывала Южные Вогезы и Бельфорский проход.
С Кнобельсдорфом я был знаком — он командовал раньше 48-м танковым корпусом, в котором я служил. Затем он долго воевал на Восточном фронте, а 6 сентября принял командование 1-й армией. Мантейфель прибыл также прямо с Востока и принял свою армию 11 сентября; он тоже был нам хорошо известен по той замечательной роли, которую сыграл в боях под Киевом. Визе был опытным пехотным генералом; он начал командовать 19-й армией еще в июне 1944 года, когда она вела бои на Средиземноморском побережье, и с большим искусством провел отступление по долине реки Роны.
Бальк вступил в командование в очень сложной обстановке; чтобы понять ее, нужно вернуться к событиям начала сентября. В то время 3-я американская армия генерала Паттона, овладев 25 августа Парижем и продвинувшись через Реймс к Вердену, была вынуждена из-за отсутствия горючего остановиться на западном берегу Мозеля. Эйзенхауэр принял решение о передаче большей части запасов горючего 2-й английской армии и 1-й американской армии для наступления через Бельгию, и Паттон был вынужден остановиться — это произошло как раз в тот момент, когда его части, казалось, вот-вот ворвутся в Германию{267}. [258]
К 4 сентября положение с горючим у Паттона улучшилось и с согласия командующего группой армий генерала Брэдли 3-я американская армия возобновила свое наступление. Американцы нанесли удар по 1-й немецкой армии, которая в конце августа состояла всего лишь из девяти батальонов пехоты, двух артиллерийских дивизионов и десяти танков, но была теперь усилена прибывшими из Италии 3-й и 15-й гренадерскими моторизованными дивизиями, а также сильно потрепанной 17-й гренадерской моторизованной дивизией СС. Кроме того, в 1-ю армию прибыли из Германии несколько полицейских батальонов и две новые фольксгренадерские дивизии{268}.
Наступление 12-го американского корпуса в районе Понт-а-Муссона встретило упорное сопротивление, и с 5 по 10 сентября на Мозеле шли ожесточенные бои. Американцы рассчитывали стремительно продвинуться к Рейну, но теперь вынуждены были изменить свои планы и приступить к методическим действиям с целью прорыва заранее подготовленной обороны немцев. Все же к 12 сентября американцам удалось захватить плацдармы севернее и южнее Нанси, и был отдан приказ двусторонним охватом овладеть старой столицей Лотарингии. Эти действия оказались успешными: 15 сентября войска вошли в Нанси. Однако использовать прекрасную возможность для быстрого продвижения к Саару американцы не сумели. Генерал Эдди, командир 12-го корпуса, не пожелал принять план, предложенный командиром 4-й американской бронетанковой дивизии генерал-майором Вудом, который понимал, что у нашей 1-й армии не было резервов и что она не сможет выдержать сильного удара вдоль канала Марна-Рейн на Сарбур.
16 сентября генерал Паттон отдал приказ 12-му американскому корпусу начать немедленное наступление на северо-восток, выйти к Рейну в районе Дармштадта и захватить плацдарм на восточном берегу реки. Этот приказ свидетельствовал о том, что генерал Паттон смотрел далеко вперед и отлично понимал характер танковой войны. Такой приказ нельзя было неправильно истолковать или неверно понять. Тем не менее 12-й корпус решил отложить наступление до 18 сентября с тем, чтобы сперва уничтожить отдельные окруженные немецкие группы около Нанси. Благодаря этому наша 1-я армия получила время для сосредоточения своих сил в районе Шато-Сален.
Тем временем ожесточенные бои шли у Люневиля, который несколько раз переходил из рук в руки, и южнее Меца, где 20-й американский корпус захватил небольшой плацдарм на Мозеле. 18 и 19 сентября наша 5-я танковая армия принимала участие в боях в районе Люневиля. Она сосредоточивалась для нанесения контрудара глубоко в тыл американским войскам, но обстановка на Мозеле оказалась настолько опасной, что Мантейфель приказал начать боевые действия.
5-я танковая армия перешла в наступление 18 сентября. В распоряжении Мантейфеля в то время находились 15-я гренадерская моторизованная дивизия, 111-я, 112-я и 113-я танковые бригады, 11-я и 21-я танковые дивизии. Для управления этими войсками он имел штабы 47-го и 58-го танковых корпусов. Однако действительная ударная сила всех этих войск была очень незначительной. 21-я танковая дивизия фактически не имела танков и по существу представляла собой довольно слабое пехотное соединение. 11-я танковая дивизия, переданная из 19-й армии, все еще совершала марш; надо сказать, что она уже была основательно потрепана во время отступления из Южной [259 — схема 56; 260] Франции. 15-я гренадерская моторизованная дивизия понесла большие потери в прошедших кровопролитных боях. 112-я танковая бригада располагала очень небольшим числом танков, а 113-я танковая бригада еще только подтягивалась из района выгрузки у Сарбура. Согласно приказу, полученному Бласковицем от главного командования немецких войск на Западе (а на самом деле исходящему от Гитлера), 5-я танковая армия должна была нанести удар во фланг 4-й американской бронетанковой дивизии, вернуть Люневиль и уничтожить плацдармы американцев на Мозеле. Основная ошибка Гитлера состояла в том, что он настаивал на проведении контрудара, не дожидаясь подхода всех наличных сил.
18 сентября 15-я гренадерская моторизованная дивизия и 111-я танковая бригада ворвались после ожесточенного боя в Люневиль, а 19 сентября 113-я танковая бригада предприняла решительную атаку против боевого командования "А"{269} 4-й бронетанковой дивизии под Арракуром, севернее канала Марна-Рейн. Наши "пантеры" превосходили американских "шерманов", но у противника была очень сильная артиллерия и мощные противотанковые средства. А когда рассеялся туман, американцы использовали все преимущества, которые давало им превосходство в воздухе. В результате немцы потеряли примерно 50 танков и не добились никакого успеха{270} (см. схему 56).
Несмотря на возражения Мантейфеля, Бласковиц приказал ему возобновить 20 сентября наступление. Мантейфель попытался выполнить приказ, но американцы в районе Арракура были слишком сильны, и 111-я и 113-я танковые бригады в конце концов были вынуждены перейти к обороне{271}. Теперь создалась реальная опасность того, что 12-й американский корпус сумеет вбить клин между 1-й полевой и 5-й танковой армиями и что американские передовые части вскоре прорвутся к Рейну.
Такова была обстановка на фронте, когда генерал Бальк и я прибыли в группу армий "Г".
Сражение у Шато-Сален
21 сентября Бальк отдал приказ о начале крупного наступления. Нужно было любой ценой остановить 12-й американский корпус у Шато-Сален, а, кроме того, Гитлер все еще продолжал решительно настаивать на ликвидации плацдармов американцев на Мозеле. 1-я армия должна была нанести удар своим левым флангом, а 5-я танковая армия получила приказ возобновить наступление против 4-й бронетанковой дивизии в районе Арракура. 53-й танковый корпус должен был наступать силами 111-й танковой бригады, для поддержки которой из 19-й армии двигалась 11-я танковая дивизия.
Утром 22 сентября был густой туман, и страшные истребители-бомбардировщики, которые господствовали над полем боя на Западе, не могли действовать против наших танков. Сперва наступление 111-й танковой бригады на Жювелиз развивалось успешно, но как только небо очистилось, на танки обрушились сверху "Jabo"{272}. Американская артиллерия продолжала вести интенсивный огонь, а танки противника перешли в решительную контратаку. В результате 111-я танковая бригада была фактически уничтожена — к концу дня от нее осталось всего лишь 7 танков и 80 солдат.
Это не предвещало ничего хорошего для группы армий "Г". Было ясно, что наши танки совершенно беспомощны в таких условиях, когда в воздухе господствует американская авиация, и что теперь нельзя следовать обычным принципам ведения танковой войны. 22 сентября у Люневиля продолжались [261] тяжелые бои, а 2-я французская танковая дивизия оказывала сильное давление севернее Эпиналя. Тем временем 7-я американская армия продвигалась из долины реки Роны на север, угрожая захватить Бельфорский проход и поставить левый фланг нашей 19-й армии в опасное положение.
22 сентября Гитлер повторил свой приказ об уничтожении американских частей севернее канала Марна-Рейн, и поэтому 24 сентября два полка 559-й фольксгренадерской дивизии при поддержке 106-й танковой бригады начали наступление западнее Шато-Сален. Опять вначале они достигли некоторого успеха, но в 10 час. утра в бой вступили американские истребители-бомбардировщики, и обстановка сразу изменилась. Наступательные действия в таких условиях означали простое истребление своих войск, но ничто не могло заставить Гитлера изменить свое решение. Несмотря на просьбы фон Рундштедта приостановить наступление, Гитлер продолжал настаивать на ударе 11-й танковой дивизии против американцев у Арракура. В этой дивизии было два мотострелковых полка и всего только 16 танков; вместе с танками, оставшимися в 58-м танковом корпусе, генерал фон Мантейфель располагал примерно 50 машинами.
Тем не менее 25 сентября Мантейфель добился многого благодаря внезапному удару 11-й танковой дивизии севернее Арракура, где разведчики обнаружили слабое место в обороне американцев. Успеху способствовали дождь и облачность, которые препятствовали действиям истребителей-бомбардировщиков. Когда 11-я танковая дивизия добилась глубокого вклинения, Мантейфель ввел остальные части 58-го танкового корпуса. К вечеру 25 сентября его передовые отряды находились всего в 3 км от Арракура.
26 сентября Мантейфель произвел перегруппировку и на следующий день возобновил наступление. Три дня в районе Арракура шли непрерывные тяжелые бои. Нашим действиям благоприятствовала дождливая погода, а солдаты прилагали огромные усилия, чтобы захватить позиции 4-й бронетанковой дивизии, которой умело командовал генерал-майор Буд. 29 сентября появились крупные силы истребителей-бомбардировщиков, и наступление Ман-тейфеля было остановлено. Тогда генерал Бальк лично поехал в штаб Рундштедта, где стал настаивать на передаче группе армий "Г" по крайней мере еще трех дивизий с соответствующими средствами усиления, чтобы иметь возможность продолжать наступление. Главное командование немецкими войсками на Западе не могло выделить резервов, так как в это время 1-я американская армия быстро продвигалась к Ахену. Рундштедт признал, что ударная сила группы армий "Г" истощилась и что, несмотря на приказ Гитлера, наше наступление придется прекратить. Вводном из донесений генерал Крюгер, командир 58-го танкового корпуса, объяснял свои неудачи подавляющим превосходством американцев в авиации и артиллерии.
27 и 29 сентября 559-я фольксгренадерская дивизия- неоднократно предпринимала атаки в районе леса Гремсе западнее Шато-Сален и сумела потеснить 35-ю американскую дивизию{273}. После своей встречи с Рундштедтом Бальк 29 сентября прекратил наступление, однако американское командование было очень обеспокоено сложившейся обстановкой, и 30 сентября генерал Эдди, командир 12-го корпуса, дал согласие на отвод 35-й дивизий за реку Сей. Этот приказ вызвал гнев генерала Паттона; он совершенно справедливо отменил его и приказал 6-й американской бронетанковой дивизии контратаковать противника{274}.
Вне всякой связи с приказом Гитлера наши атаки 12-го корпуса у Гремсе и Арракура оказались полезными. Когда генерал Бальк 21 сентября принял командование группой армий "Г", можно было предполагать, что американцы [262] полны решимости пробиться к Саару и Рейну, причем следует заметить, что генерал Паттон мог бы многого добиться, если бы ему была предоставлена свобода действий. В то время на Западном валу еще не было частей и не могло быть и речи об организации там эффективной обороны. По нашему мнению, контратаки против передовых частей 12-го корпуса принесли большую пользу, так как они лишили американцев уверенности в успехе дальнейшего наступления. Хотя наши атаки дорого нам стоили, они были своевременны и оправдали себя, серьезно задержав продвижение 3-й американской армии.
Теперь нам известно, что наступление Паттона было приостановлено в соответствии с приказом Эйзенхауэра от 22 сентября. Верховное командование союзников решило принять план Монтгомери о нанесении главного удара на левом крыле, очистить от противника подступы к Антверпену и попытаться овладеть Руром до наступления зимы. 3-я американская армия получила категорический приказ о переходе к оборонительным действиям. Анализ положительных и отрицательных сторон такой стратегии не входит в мою задачу, но эти действия известным образом облегчили положение группы армий "Г". Мы получили на несколько недель передышку, которую могли использовать для приведения в порядок потрепанных частей и подготовки к отражению новых ударов.
Затишье в октябре
Октябрь прошел довольно спокойно, если не считать нескольких частных атак на нашем фронте южнее Меца и на фронте 19-й армии на западных склонах Вогезов. Вследствие критической обстановки в районе Ахена из нашего подчинения были выведены 3-я и 15-я гренадерские моторизованные дивизии, а взамен их мы получили только одну охранную дивизию. В этих условиях не могло быть и речи о ведении наступательных действий, поэтому все наши усилия были направлены на совершенствование обороны.
Те из нас, кто прибыли с русского фронта, где немецкие соединения еще сохраняли достаточную боеспособность, были поражены состоянием наших армий на Западе. Потери в технике были колоссальные; например, 19-я армия потеряла во время отступления из Южной Франции 1316 орудий из 1480. Войска, находившиеся под нашим командованием, были невероятно пестрыми: тут были солдаты из различных частей ВВС, полицейские, старики и подростки, были даже специальные батальоны из людей, страдающих желудочными заболеваниями или ушными болезнями. Даже хорошо вооруженные части, которые прибывали из Германии, фактически не проходили никакой подготовки и попадали прямо с учебного плаца на поле боя. В некоторых танковых бригадах никогда не проводилось учений в составе подразделений, чем и объяснялись наши огромные потери в танках{275}.
Такое состояние наших войск требовало огромной работы штабов всей "группы армий "Г". Мы должны были использовать каждого человека там, где он мог принести максимальную пользу. Новые танковые бригады были направлены для подготовки в 11-ю и 21-ю танковые дивизии — два лучших соединения вермахта, одержавшие немало побед в России и Африке. К сожалению, германское командование придерживалось порочной практики, стремясь создавать все новые и новые танковые части, главным образом в войсках СС, вместо того чтобы пополнять людьми и материальной частью старые танковые дивизии.
В конце октября я пережил большое потрясение. В наш штаб неожиданно прибыл фон Рундштедт и сообщил, что Кейтель по телефону известил его о смерти Роммеля. Последний якобы скончался от рецедива, когда уже стал поправляться (он был ранен в Нормандии во время одного из налетов авиации). Теперь Рундштедт должен был присутствовать на похоронах в качестве [263] официального представителя Гитлера. Фельдмаршал фон Рундштедт, вне всякого сомнения, ничего не знал о том, каким образом был убит Роммель. И только позднее, когда я находился в лагере для военнопленных, мне удалось узнать ужасную правду о гибели Роммеля.
Наши старшие начальники часто умышленно вводились в заблуждение и не всегда хорошо разбирались в происходящих событиях. По личному приказу Гитлера никому не разрешалось знать больше того, что было совершенно необходимо для выполнения поставленной ему задачи. Таким образом, командиры пребывали в неведении, а моральный дух рядовых старались поднять разговорами о новых чудодейственных видах оружия, усилении подводной войны, политических разногласиях в лагере наших врагов и иными подобными средствами пропагандистской машины Геббельса. Данная книга не выходит за рамки анализа боевых действий, и поэтому я воздержусь здесь от дальнейших замечаний по этому чрезвычайно больному вопросу.
Мы предполагали, что последующий удар американских войск будет направлен через исторические "Лотарингские ворота" между Мецем и Вогезами — традиционный путь вторжения, который всегда использовали немцы и французы. В 1914 году французский генеральный штаб выбрал этот район для осуществления своего пресловутого "плана 17", и между Шато-Сален и Моранж 2-я французская армия Кастельно потерпела жестокое поражение от баварского кронпринца Руппрехта. Теперь, тридцать лет спустя, в том же районе нам грозило новое крупное наступление. Как и в 1914 году, мы должны были обратить внимание на Бельфорский проход, через который 7-я американская армия угрожала ворваться в Эльзас с юга. Однако мы были уверены, что главный удар будет нанесен в Лотарингии, так как наступление в Эльзасе, по крайней мере на некоторое время, неизбежно должно будет остановиться на Рейне.
Поэтому подкрепления и все необходимое направлялось прежде всего в 1-ю армию. 11-я танковая дивизия была выведена в армейский резерв и размещена около Сент-Авольда. От нас взяли штабы 5-й танковой армии и 47-го и 58-го танковых корпусов, а взамен мы получили только штаб 89-го корпуса. В общем 1-я армия прикрывала "Лотарингские ворота", а 19-я армия отвечала за оборону фронта вдоль Вогезов.
В нашей боевой подготовке мы сосредоточили основное внимание на ведении боевых действий ночью, так как было ясно, что вести активные действия в дневное время мы не сможем из-за подавляющего превосходства американской авиации в воздухе. В основе наших планов лежал принцип эластичной обороны, которая полностью оправдала себя в крупных сражениях на русском фронте. Войска, сосредоточенные на передовых позициях, были бы уничтожены, если бы противник начал артиллерийскую и авиационную подготовку, поэтому мы отдали приказ о том, что перед наступлением противника наши войска должны отходить на несколько километров в тыл на заранее подготовленный рубеж. На переднем крае обязано было оставаться только охранение. Таким образом, противник вел огонь по пустым траншеям, зря растрачивая боеприпасы, а наши войска сохранялись.
В нашем тылу строительные части во главе со специальным штабом спешно укрепляли Западный вал, а перед его сооружениями нашими собственными силами были построены несколько оборонительных рубежей. К оборонительным работам привлекались тыловые части и местное население. Времени было мало. Когда началось наступление американских войск, оборонительные сооружения были еще далеко не закончены, но даже в таком виде они принесли нам огромную пользу в последующих жестоких боях. Наконец, были установлены тысячи мин{276}. [264 — схема 57; 265]
В начале ноября наша оборона была значительно сильнее, чем за месяц до этого. Кроме того, мы надеялись, что грязь и слякоть на дорогах затормозят продвижение американских танков. Но в целом в нашей обороне не было ничего действительно прочного, на что можно было бы положиться. Из-за непрерывных дневных и ночных налетов авиации регулярного подвоза не было, и мы располагали весьма незначительным количеством боеприпасов. Самоходных орудий было очень мало, а в некоторых дивизиях они вообще отсутствовали. Правда, мы имели много полевой артиллерии, но в большинстве своем это были трофейные орудия с небольшим запасом снарядов. Всего мы располагали 140 танками различных типов, причем 100 из них были приданы 1-й армии.
Балька обвиняют в том, что он был "неисправимым оптимистом"{277}, но он никогда не строил себе никаких иллюзий относительно ударной силы своих войск. Обращаясь к Йодлю с просьбой о подкреплениях, Бальк признавал, что он никогда не командовал "такими пестрыми по составу и так плохо вооруженными войсками". [266]