Киевский выступ
Победа под Житомиром
Крупное наступление русских на Днепре теперь шло полным ходом. Южнее Переяслава 48-й танковый корпус успешно отразил все атаки, но на остальном фронте дело обстояло не так благополучно. К середине октября генерал Конев захватил три плацдарма восточнее Кременчуга, а затем нанес сильный удар в направлении Кривого Рога, не менее известного своей железной рудой, чем Никополь марганцем. 25 октября был сдан Днепропетровск, и, видимо, дело шло к тому, что мы скоро потеряем всю излучину Днепра. Надо сказать, что если бы мы в тот период оставили этот район, отход принес бы нам только пользу. Однако настойчивые требования Гитлера удержать Никополь и Кривой Рог как важные для германской промышленности центры привели к тому, что группа армий "Юг" была вынуждена занять крайне невыгодные со стратегической точки зрения позиции.
Южнее Запорожья генерал Толбухин овладел Мелитополем и наступал мимо Перекопского перешейка к устью Днепра. Манштейн высказывался за эвакуацию войск из большой излучины реки, но Гитлер настаивал на контрударе для спасения Никополя и Кривого Рога. 2 ноября Манштейн выполнил требование Гитлера и добился тактического успеха. Удар был нанесен во фланг войскам Конева, которые в результате были вынуждены отступить назад к Днепру. Но в 500 км северо-западнее войска маршала Ватутина крупными силами форсировали Днепр севернее и южнее Киева. 3 ноября с занятых плацдармов в наступление перешли тридцать стрелковых дивизий, двадцать четыре танковые бригады и десять бригад мотопехоты. Немецкая оборона была смята, и 6 ноября специальный приказ маршала Сталина возвестил о взятии Киева.
Русские стремительно развивали достигнутый успех. 7 ноября их передовые части достигли Фастова, расположенного в 65 км юго-западнее Киева, 11 ноября они были под Радомышлем, в 90 км западнее Днепра, а еще через два дня их танки ворвались в предместье крупного города Житомир. Широкий и глубокий клин, вбитый русскими в немецкую оборону, грозил отсечь группу армий "Юг" от группы армий "Центр", поэтому необходимо было принимать срочные контрмеры (см. схему 46).
6 ноября Манштейн решил сосредоточить все наличные танковые дивизии в районе Фастов, Житомир с целью нанесения удара на Киев, и 48-му танковому корпусу было приказано без задержки переместить свой командный пункт южнее Фастова. 7 ноября я развернул наш командный пункту Белой Церкви, примерно в 25 км южнее Фастова. Теперь мы были подчинены 4-й танковой армии. В нашу задачу входило создание проходящего через Фастов оборонительного рубежа с целью прикрыть сосредоточение танковых дивизий. Но русские не дали нам времени этого сделать. Фастов, гарнизон которого состоял из двух батальонов войск охраны тыла{220} и одного батальона, сформированного из [213] возвращающихся из отпуска солдат, был захвачен противником вечером 7 ноября. К сожалению, в бой под Фастовом преждевременно была введена 25-я танковая дивизия. История этой дивизии очень печальна. Она была сформирована в Норвегии и с августа 1943 года проходила подготовку во Франции. Дивизия была совершенно не готова к боевым действиям, но, несмотря на совет генерала Гу-дериана, генерал-инспектора бронетанковых войск, была переброшена на Украину и введена в бой. Положение усложнялось еще и тем, что по указанию группы армий "Юг" весь колесный транспорт дивизии должен был выгрузиться в районе рердичева, а танки — в Кировограде, то есть почти в 200 км юго-во-сточнее. Учитывая создавшуюся критическую обстановку западнее Киева, командование группы армий "Юг" решило сразу после выгрузки направить всю технику на колесном ходу в район боевых действий. Вечером 6 ноября дивизия получила приказ командующего 4-й танковой армией с максимальной быстротой совершить марш к Фастову и удержать его "любой ценой" совместными усилиями с полком танковой дивизии СС "Рейх", причем танковый полк 25-й дивизии мог прибыть лишь через несколько дней.
Подобные приказы и распоряжения потребовали бы даже от очень опытной дивизии и ее штаба чрезмерного напряжения сил, а для [214] неподготовденных частей они были просто пагубными. Днем 7 ноября передовой отряд 146-го мотострелкового полка встретил южнее Фастова русские танки Т-34 и обратился в паническое бегство. В страшном беспорядке эти необстрелянные части бежали, и хотя командир дивизии генерал Шелл лично навел порядок и собрал свои части, им с большим трудом удалось оторваться от русских, уничтоживших почти весь их транспорт. Днем 8 ноября фон Шелл прибыл в наш штаб под Белой Церковью, а его дивизия перешла в наше подчинение.
9 ноября танковый полк этой дивизии прибыл из Кировограда вместе с первым офицером штаба дивизии майором графом Пюклером, моим старым другом, с которым я служил еще в 7-м кавалерийском полку. 25-я танковая дивизия получила теперь приказ сделать все возможное, чтобы задержать русских, наступающих на юг и юго-запад. Благодаря умелому руководству генерала фон Шелла дивизия продвинулась до восточной окраины Фастова, где была остановлена намного превосходящими силами русских. Эти действия позволили выиграть время для сосредоточения танков и подготовки решительной контратаки. К сожалению, 25-я танковая дивизия понесла настолько тяжелые потери в личном составе и технике, что в течение нескольких недель не могла использоваться ни в каких наступательных действиях. Опыт 25-й танковой дивизии еще раз показал, что в боях против русских закаленные части могут добиться преимущества искусным маневрированием, в то время как плохо подготовленные войска имеют небольшие шансы на успех{221}.
В это время верховное командование изучало создавшееся в районе Киева положение и поспешно подтягивало подкрепления из Италии и с Запада. Генерал Гудериан очень хорошо излагает стратегическую обстановку{222}:
"Гитлер решил начать контрнаступление. Следуя своей скверной привычке, он хотел проводить его весьма слабыми силами. С согласия начальника генерального штаба сухопутных сил я использовал свой доклад Гитлеру 9 ноября 1943 года о бронетанковых войсках, чтобы предложить ему отказаться от нанесения отдельных, распыленных по месту и времени контрударов и сосредоточить все находящиеся южнее Киева танковые дивизии для планируемого наступления через Бердичев на Киев. Я предложил также подтянуть сюда танковую дивизию из района никопольского плацдарма, который удерживался генералом Шёрнером, и танковые дивизии группы армий Клейста, оборонявшиеся по Днепру у Херсона. Я привел мое любимое выражение: "Klotzen, nicht Kleckern!" (примерно: "Бить, так бить!"). Гитлер обратил внимание на то, что я сказал, но поступил все же по-своему".
В период с 8 по 15 ноября 48-й танковый корпус сосредоточивал значительные силы танков южнее киевского выступа, и, к моей огромной радости, командование корпусом как раз перед самым началом наступления принял генерал Бальк. Он был одним из самых выдающихся полководцев танковых войск, и если Манштейн во время второй мировой войны был лучшим стратегом Германии, то, я думаю, что генерал Бальк имел все основания считаться самым лучшим боевым командиром. Он великолепно знал тактику и обладал замечательными качествами руководителя; эти способности он проявлял на всех этапах своей военной карьеры.
Когда Бальк командовал 11-й танковой дивизией во время боев на реке Чир, мне посчастливилось выполнять полезную и в высшей степени приятную обязанность — работать вместе с ним в качестве начальника штаба 48-го танкового корпуса. В дальнейшем я с удовольствием служил под его командованием в 48-м танковом корпусе, в 4-й танковой армии, а затем и в группе армий "Г" на Западном фронте. Между нами всегда существовало такое замечательное [215] основанное на полном доверии друг к другу взаимопонимание, какого можно только желать между командиром и начальником штаба. Совместно мы оценивали создавшуюся обстановку и приходили к общим выводам — бывшие кавалеристы, мы имели одинаковые взгляды на боевое использование бронетанковых войск. Бальк всегда принимал окончательное решение, и было неважно, чье мнение легло в его основу. Надо отметить, что Бальк никогда не вмешивался в штабную работу — для этого существовал начальник штаба, который должен был нести за нее полную ответственность. Я особенно признателен генералу Бальку, известному всей армии своей храбростью, за то, что он разрешал мне как начальнику штаба каждые два-три дня бывать на передовых позициях и тем самым поддерживать тесную связь, которая должна существовать между штабом и боевыми частями{223}.
Для контрудара 48-й танковый корпус располагал шестью танковыми и одной пехотной дивизиями. Я с гордостью узнал, что нашему корпусу как одному из лучших доверялись наиболее трудные и важные задания. Нам подчинялись:
1-я танковая дивизия,
7-я танковая дивизия,
танковая дивизия СС "Лейбштандарте Адольф Гитлер",
19-я танковая дивизия (прибыла 18 ноября),
25-я танковая дивизия (ослаблена в результате понесенных потерь),
танковая дивизия СС "Рейх" (равная по силе примерно небольшой боевой группе),
68-я пехотная дивизия.
Наш план предусматривал использование этого мощного кулака для наступления из района Фастова прямо на Киев, чтобы сделать для русских невозможным всякое дальнейшее продвижение на запад и, в случае успеха, окружить и уничтожить крупные силы противника. К сожалению, генерал-полковник Раус, командующий 4-й танковой армией, счел этот план чересчур смелым и решил, что сначала нужно вернуть оставленный Житомир и уничтожить находившиеся в этом районе русские войска, а уже затем повернуть на Киев. Наш замысел нанесения молниеносного удара глубоко в тыл русским войскам был принесен в жертву слишком осторожной по своему характеру операции. Раус был прекрасным командиром, но события последующих недель показали, что, несмотря на серьезные успехи тактического порядка, уничтожить огромный киевский плацдарм фронтальным ударом с запада было невозможно. На этот факт следует обратить внимание, ибо история боевого применения танковых войск, а до этого кавалерии показывает, что крупной победы можно добиться только быстротой, смелостью и маневром. Принцип "игры наверняка", свойственный немецкой военной школе, полностью оправдывал себя на Западном фронте в 1914 — 1918 годах, но не годился в наш век крупных масс танков и самолетов{224}.
Изменив свой план наступления в соответствии с приказом командующего 4-й танковой армией, 48-й корпус расположил свои силы следующим образом: 25-я танковая дивизия и танковая дивизия СС "Рейх" должны были обеспечивать правый фланг корпуса, а 68-я пехотная дивизия и 7-я танковая дивизия [216] должны были наступать на левом фланге. Главный удар наносился в центре, где испытанные в боях и полностью укомплектованные 1-я танковая дивизия и танковая дивизия "Лейбштандарте" имели задачу наступать из района Черно-рудки к железнодорожной линии Киев — Житомир. 15 ноября они неожиданно для русских нанесли удар по их левому флангу. 17 ноября 1-я танковая дивизия и дивизия "Лейбштандарте" вышли на железную дорогу и оттеснили русских на северо-восток (см. схему 47).
Связанные полученным приказом, мы должны были теперь повернуть на Житомир. Дивизия "Лейбштандарте" заняла оборону, чтобы прикрыть наши войска с востока, а 1-я танковая дивизия совместно с 7-й танковой и 68-й пехотной дивизиями (оба эти соединения уже испытывали известную усталость, но зато сохраняли высокий боевой дух и прекрасно управлялись своими командирами) начала наступление на Житомир. Ночью с 17 на 18 ноября 1-я и 7-я тан-ковые дивизии ворвались в Житомир — типичный старый русский город с древними церквами.
Между тем русское командование оправилось от неожиданного удара и сосредоточило в районе Брусилова крупные силы. 17 и 18 ноября русские попытались нанести контрудар в районе Коростышев, Брусилов силами 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, 5-го и 8-го гвардейских танковых корпусов. Однако успеха они не имели, и генерал Бальк решил взять в клещи и уничтожить эту танковую армию русских. Только что прибывшая 19-я танковая дивизия должна была наступать с юга, дивизия "Лейбштандарте" — наносить удар на Брусилов с запада, 1-я танковая дивизия — наступать вдоль шоссе Житомир — Киев, а 7-я танковая дивизия должна была обойти Радомышль и организовать оборону фронтом на север. Хотя подготовка велась очень энергично, наступление не могло быть начато раньше 20 ноября.
Фронтальный удар дивизии "Лейбштандарте" на Брусилов провалился; впервые за все время войны эта знаменитая дивизия не сумела выполнить поставленной [217] задачи. Зато на флангах события развивались успешно. 7-я танковая дивизия прекрасно справилась со своей ролью. 1-я танковая дивизия глубоко вклинилась в тыл русских частей, а 19-я танковая дивизия, несмотря на свою усталость от предыдущих боев, прорвалась на правом фланге и уничтожила шестнадцать танков и тридцать шесть противотанковых орудий, потеряв в этом бою всего четырех человек убитыми.
Было ясно, что 1-й и 19-й танковым дивизиям следовало бы продолжать свое наступление и замкнуть кольцо окружения вокруг трех гвардейских корпусов русских; к сожалению, они не развили своего замечательного успеха и остались на тех рубежах, которых они достигли в ночь с 20 на 21 ноября. Бальк пришел в ярость, когда узнал об этой задержке, — ведь теперь русские имели возможность организовать оборону. Не считаясь ни с какими возражениями, он приказал двум дивизиям перейти вечером 21 ноября в наступление, и в 21. 00 их передовые подразделения соединились и замкнули кольцо вокруг русских. Теперь оставалось уничтожить русские силы внутри кольца. К 24 ноября мы захватили много пленных, а также 153 танка, 70 орудий и 250 противотанковых пушек. На поле боя осталось 3000 убитых русских солдат.
Успех ни в коем случае нельзя было считать полным, так как русские сумели очень искусно вывести из окружения значительную часть своих сил. Практически в эти долгие и темные зимние ночи было невозможно помешать выходу даже крупных подразделений противника из кольца окружения, потому что v в нем было много разрывов. Как принято у русских, из окружения были выведены прежде всего штабы, офицерский состав и некоторые специальные подразделения, а основная масса солдат была оставлена на произвол судьбы{225}. Во всем районе Брусилова не было захвачено ни одного штаба, а среди убитых не оказалось ни одного старшего офицера. Таким путем русские сохраняли кадры для новых соединений. Их отправляли в тыл, где они получали свежие войска из неисчерпаемых резервов Красной Армии.
Наша победа была одержана как раз вовремя: 26 ноября наступила оттепель, и распутица сделала всякое передвижение войск практически невозможным{226}. В связи с этим наше предполагаемое наступление на Киев пришлось отменить. Потери возрастали, так как никто не хотел ложиться в страшную грязь от пуль и снарядов противника.
Наши тактические успехи у Брусилова были значительными, но нам не удалось добиться решительной победы, на которую мы имели все основания рассчитывать. Слишком много времени было потеряно в результате поворота к Житомиру. Мы предоставили русским передышку, и это оказалось непоправимой ошибкой{227}.
Победа у Радомышля
Досле нашей победы 24 ноября обстановка сложилась следующая. Русские создали мощный оборонительный рубеж восточнее Брусилова, который мы не могли атаковать раньше, чем прекратится распутица; кроме того, в этом районе русские сосредоточивали крупные резервы. Несколько севернее дороги Житомир — Радомышль русские части, выбитые из Житомира, заняли новые позиции, откуда они легко могли нанести нам удар во фланг, если бы мы попытались наступать от Брусилова прямо на Киев. Было установлено, что в этом районе расположился штаб 60-й армии русских. [218]
Командование группы армий "Юг" приняло решение ликвидировать нависшую угрозу. 30 ноября 48-й танковый корпус получил приказ перейти в наступление против правого фланга русских на участке Житомир, Радомышль и захватить их позиции внезапным ударом с запада на восток. На бумаге все выглядело очень просто, но на практике оказалось значительно сложнее. Если обстановка на фронте Житомир, Радомышль, где оборонялся 13-й корпус в составе нескольких усталых пехотных и охранных дивизий, была достаточно ясной, то о районе севернее и западнее Житомира этого сказать было нельзя. Никто не знал, где заканчивается правый фланг русских. Представлялось вполне возможным, что разрыва не существовало и что линия фронта просто поворачивала на север. Было вполне вероятно и то, что разрыв в линии фронта прикрывался партизанами. Воздушная разведка не сумела дать каких-либо сведений на этот счет, наземную разведку мы решили не проводить, чтобы русские не догадались о готовящемся наступлении. Наши трудности увеличивались "еще и тем, что все мосты на участке Коростень, Житомир были уничтожены. [219]
До начала внезапных действий командование 48-го танкового корпуса решило оставить все части на прежних местах. 68-я пехотная дивизия получила задачу наступать от Житомира прямо на правый фланг русских; левее ее во фланг противнику должна была наносить удар танковая дивизия "Лейбштан-дарте", а располагавшаяся еще левее 1-я танковая дивизия имела задачу выйти в тыл русской обороны. 13-й корпус должен был также принять участие в наступлении, нанося главный удар своим левым флангом. В день наступления передовые отряды двух танковых дивизий должны были пересечь в 6. 00 дорогу Житомир — Коростень. Ведение разведки было запрещено; дивизии должны были занять исходные позиции ночью.
Главным нашим козырем являлась 7-я танковая дивизия, которая была доукомплектована до полного состава людьми и техникой. Командование 48-го танкового корпуса предполагало направить 7-ю танковую дивизию для широкого обхода русских позиций левее 1-й танковой дивизии и последующего глубокого удара в тыл. Для успешного осуществления такого сложного плана была совершенно необходима полная внезапность. Добиться этого было нелегко; местность не благоприятствовала действиям танков, не было ни одного моста, все время приходилось опасаться нападения партизан. Тем не менее смелый маневр 7-й дивизии должен был, по мнению генерала Валька, обеспечить успех всего наступления.
За день до начала наступления бронемашины и саперы были направлены северо-западнее Житомира для восстановления мостов и ремонта дорог,. по которым должна была следовать 7-я танковая дивизия. Они получили строгие указания не приближаться к дороге Житомир — Коростень и двигаться одни, без боевых подразделений. Ремонт дорог и мостов имел большое значение, и мы надеялись, что движение саперов не привлечет особого внимания русских. 7-я танковая дивизия должна была совершить по этим дорогам ночной марш с расчетом в 6 часов 6 декабря пересечь дорогу Житомир — Коростень.
"Тигры" танкового батальона 7-й танковой дивизии были слишком тяжелы, чтобы сопровождать дивизию на марше, поэтому танковый батальон был вначале переподчинен дивизии "Лейбштандарте". Этот батальон имел задачу следовать по дороге Житомир — Коростень и, прорвав оборону противника, идти на соединение с 7-й танковой дивизией. Для выполнения задачи от этой дивизии требовалось большое искусство, инициатива и энергия. Командовал дивизией генерал Хассо фон Мантейфель — командир, обладавший в избытке требуемыми качествами, а кроме того, отличавшийся отвагой и самообладанием, необходимыми, чтобы вдохновить своих солдат на выполнение такой трудной и опасной задачи.
Ожидалось, что ночь будет лунная, с легким морозом. Все приказы были отданы в устной форме и подробно разъяснены на командных пунктах дивизий. В целях предосторожности командиров дивизий и штабных офицеров вместе не собирали, так как если бы о таком совещании узнали русские, они могли бы сделать соответствующие выводы. Вечером перед наступлением мы перевели командный пункт корпуса в Пищанку, сразу за передним краем.
Ровно в 6 часов 6 декабря передовые подразделения всех трех танковых дивизий пересекли дорогу Житомир — Коростень. Неожиданно мы обнаружили, что вдоль дороги тянется оборонительный рубеж русских, оборудование которого еще не было закончено. Крупные силы противника, не заметившего нашего охватывающего маневра, были застигнуты врасплох. Русские стойко защищались, но их действия были плохо согласованы, поэтому сопротивление вскоре было сломлено, в первую очередь в полосе 7-й танковой дивизии. В дальнейшем наступление развивалось по плану, наши войска глубоко вклинились на территорию противника. Критического положения ни разу не создавалось.
В эти дни мы действительно получили большую пользу от подслушивания радиопереговоров противника. Донесения русских быстро расшифровывались а вовремя поступали в штаб корпуса для принятия соответствующих решений. [220]
Мы располагали постоянной информацией о реакции русских на действия наших войск и тех мерах, которые они предполагали предпринять. Поэтому мы имели возможность своевременно изменять наши планы{228}. Вначале русские недооценивали значение немецкого удара, затем в бой были введены несколько противотанковых орудий; постепенно командование русских начало проявлять беспокойство. Переговоры по радио приняли бурный характер. "Немедленно доложите, откуда наступает противник. Ваше донесение неправдоподобно". Ответ: "Спросите чертову бабушку. Почем я знаю, откуда он наступает?" (Как только в переговорах русские начинают упоминать черта и его ближайших родственников, это означает, что дела у них идут плохо. ) К середине дня 60-я армия русских была отброшена, и вскоре наши танки вышли в район расположения штаба армии.
К вечеру русский фронт был обойден на глубину до 30 км. Наступление развивалось при эффективной поддержке авиационных частей генерала Зейде-мана, который расположил свой штаб рядом со штабом 48-го танкового корпуса{229}. Офицер связи с наземными войсками от 8-го авиационного корпуса передвигался на бронемашине вместе с головными танками и поддерживал постоянную связь непосредственно с воздушными эскадрильями.
Наступление успешно продолжалось. В ночь с 7 на 8 декабря дивизия "Лейбштандарте" глубоко вклинилась в оборону противника. Успех нельзя было развить, так как у танков кончилось горючее, и дивизия потратила целый день на оказание помощи остановившимся танкам. 1-я танковая дивизия, преодолев сопротивление русских, продвинулась до реки Тетерев. 7-я танковая дивизия после упорных боев ликвидировала малинский плацдарм на реке Ирша, и 9 декабря район между двумя реками был очищен от противника.
До сих пор достигнутые результаты можно было считать удовлетворительными. Войска 60-й армии были полностью дезорганизованы, а огромные запасы боеприпасов и созданная русскими разветвленная дорожная сеть позволяли сделать вывод о том, что мы предотвратили крупнейшее наступление.
На командном пункте 48-го танкового корпуса все пришли к выводу, что большего добиться в настоящее время невозможно, и мы предложили командованию 4-й танковой армии отвести все танковые части для перегруппировки и подготовки к следующему удару. Мы предлагали повернуть на Коро-стень, с тем чтобы обойти русские войска у Малина.
До получения новой задачи 48-й танковый корпус должен был организовать прикрытие 13-го корпуса, пока тот закреплялся на новых позициях, и командир 48-го корпуса Бальк решил предпринять с этой целью наступательные действия. К западу от реки Тетерев у русских оставался довольно значительный плацдарм в районе Радомышля. Ударом 1-й танковой дивизии и дивизии "Лейбштандарте" этот плацдарм был ликвидирован, причем действия дивизий были хорошо согласованы и осуществлялись при постоянном контроле штаба корпуса. Русские войска силой до трех с половиной дивизий были окружены и на следующий день уничтожены. Тяжелые потери были также нанесены войскам, пытавшимся деблокировать окруженную группировку. Трофеи составляли 36 танков и 204 противотанковых орудия.
14 декабря был нанесен удар в противоположном направлении, и мы ликвидировали еще один плацдарм русских, на этот раз севернее Радомышля. После [221] этих боев танковые части были выведены в резерв, а пехота 13-го корпуса заняла новые оборонительные позиции по рекам Тетерев и Ирша. Русские были буквально ошеломлены этими ударами. Они не могли понять, откуда появляются наши части, а их переговоры по радио свидетельствовали о замешательстве и тревоге. К 15 декабря мы стабилизировали фронт, и 48-й корпус/был готов к новым боям.
Окружение у Мелени
Тем временем 57-й корпус захватил Коростень и продвигался на восток. Были все основания предполагать, что русские готовят удар на стыке 13-го и 57-го корпусов, и поэтому мы получили задачу упредить их наступление. Бальк принял решение прибегнуть еще раз к обходному маневру, который оказывался до этого роковым для многих дивизий и корпусов русских и проводился нами с большим искусством. С этой целью 7-й танковой дивизии был дан приказ переправиться через реку Ирша севернее Малина и захватить большой плацдарм. После выполнения этой задачи, по замыслу Балька, 1-я танковая дивизия и дивизия "Лейбштандарте" за два ночных перехода должны были сосредоточиться южнее Коростени, откуда предполагалось нанести внезапный удар севернее Мелени. Одновременно должна была перейти в наступление с плацдарма у Малина и 7-я танковая дивизия. В случае осуществления такого маневра в котле оказались бы значительные силы русских, сосредоточенные около Мелени (см. схему 49). [222]
Сосредоточение 1-й танковой дивизии и дивизии "Лейбштандарте" проводилось с соблюдением всех мер предосторожности. Ведение разведки было запрещено. Мы полностью полагались на боевую выучку этих двух дивизий и надеялись, что они сумеют осуществить внезапный прорыв фронта русских западнее Мелени. Начало наступления было назначено на 9. 00 16 декабря, и дивизии заняли исходное положение почти вовремя.
Наступление проводилось с сильной артиллерийской подготовкой. Тридцать артиллерийских батарей и минометная бригада сосредоточили свой огонь перед фронтом дивизии "Лейбштандарте", которая наступала при поддержке приданных ей танков 1-й танковой дивизии. Как только дивизия "Лейбштандарте" добилась некоторого успеха, артиллерия и минометы перенесли свой огонь в полосу 1-й танковой дивизии. Мотопехота этой дивизии наступала на противника с фронта, а танки, которые действовали вместе с дивизией "Лейбштандарте", повернули на запад и нанесли удар во фланг и тыл русским частям. Такой сложный вариант наступления мог быть осуществлен только войсками, обладающими высокими боевыми качествами. Две участвующие в наступлении дивизии как раз были одними из лучших дивизий германской армии; они прорвали оборону противника и, развивая прорыв, продвинулись на значительную-глубину. 7-я танковая дивизия Мантейфеля также имела успех, и к исходу дня 16 декабря мы надеялись, что в районе Мелени создастся положение, напоминающее Танненбергскую битву в миниатюре.
В последующие дни мы прилагали все усилия, стремясь сомкнуть клещи вокруг значительных, но не известных нам сил русских в районе Мелени. 7-я танковая дивизия вела тяжелые бои, а дивизия "Лейбштандарте" уничтожила сорок шесть танков. Сопротивление русских становилось все более решительным, а 21 декабря они предприняли неожиданные для нас по своей силе контратаки. Ведя ожесточенные бои на внутреннем и внешнем фронте намечавшегося-окружения, наши героические части с честью выходили из всех опасных положений, но русские оказались значительно сильнее, чем мы предполагали.
Днем 21 декабря в наш штаб была доставлена карта, найденная у убитого-русского майора. К нашему удивлению, оказалось, что мы пытались окружить. у Мелени не менее трех танковых и четырех стрелковых корпусов русских. Видимо, русские сосредоточивали свои силы для крупнейшего наступления от района Мелени на Житомир, и наше собственное наступление тремя танковыми дивизиями должно было показаться им необычайной дерзостью.
В 15. 00 нам стало известно, что у русских созвано большое совещание командиров соединений. Этот факт, а также общая обстановка на нашем фронте свидетельствовали о том, что русские меняют свой план действий. Было вполне вероятно, что они откажутся от первоначального наступления на Житомир а сосредоточат все свои усилия на уничтожении 48-го танкового корпуса. Исходя из такой оценки, мы приняли решение перейти к обороне и отказаться от попытки окружить войска, намного превосходящие наши собственные силы. Тем не менее дивизия "Лейбштандарте" получила приказ попытаться овладеть Мелени и соединиться с частями 7-й танковой дивизии южнее полуокруженной группировки русских.
22 декабря дивизии "Лейбштандарте" не удалось продвинуться, зато 1-я танковая дивизия успешно отбила атаки двух танковых корпусов, уничтожив при этом шестьдесят восемь танков противника. 23 декабря мы оттянули назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем фронте, ликвидируя все попытки врага отрезать наши дивизии. 48-й танковый корпус с удовлетворением узнал, что ему удалось упредить и в значительной степени сорвать еще одно крупное наступление, которое, возможно, привело бы к разгрому 13-го корпуса.
Мы начали свой отход очень своевременно. В 80 км южнее, у Брусилова, где мы вели бои 22 — 24 ноября, русские вновь предприняли наступление и смяли 24-й танковый корпус. У 4-й танковой армии не было резервов, поэтому [223]
48-й танковый корпус получил приказ немедленно оставить позиции у Меле-ни и совершить со своими тремя танковыми дивизиями стремительный марш на юг для восстановления положения на прорванном участке фронта. К этому времени мы представляли собой "пожарную бригаду" группы армий "Юг" и уже привыкли к тому, что нас перебрасывают с одного опасного участка на Другой.
Так закончились наступательные действия 48-го танкового корпуса на киевском выступе. С точки зрения тактики руководство боевыми действиями, по моему личному наблюдению, было превосходным. Генерал Бальк с замечательным искусством управлял своими частями; он проявил полное понимание классических принципов маневрирования и внезапности и продемонстрировал находчивость, гибкость и проницательность в своих действиях, во многом напоминающих действия великих полководцев прошлого.
Бальк сделал многое для своей славы, но для немецких армий на Украине он сделал еще больше. Следует признать, что главная задача — овладение Киевом — оказалась для нас непосильной. Даже русские расценивали наш первый удар у Брусилова как самый опасный, но если бы Бальку разрешили осуществить свой первоначальный план, возможно, мы бы и овладели снова святым городом на Днепре. В этом случае мы отрезали бы очень большие силы русских и общая обстановка на южном фронте могла бы значительно измениться.
Но все же мы нанесли русским тяжелые потери: за этот период войсками 4-й танковой армии, в авангарде которой действовал наш корпус, было захвачено свыше 700 танков и 668 орудий. Из трех групп русских войск, переправившихся в ноябре через Днепр, первая, у Брусилова, была сильно потрепана^ вторая, в районе Житомир, Радомышль, — полностью уничтожена, а третья, восточнее Коростени, понесла настолько тяжелые потери, что уже не могла больше вести наступательных действий{230}.
Правда, русские могли восполнить понесенные потери, но боевые качества непрерывно подходивших из района Киева пополнений были невысокими. . Приближался день, когда у русских не осталось. бы больше никаких резервов.
Это обстоятельство имеет очень важное значение, так как показывает, чего можно было бы добиться на Восточном фронте, если бы у руководства германскими вооруженными силами находился не Гитлер, а такой человек, как Манштейн. Даже после провала наших наступательных операций 1941 — 1942 годов — причем надо сказать, что мы вряд ли потерпели бы эти поражения, если бы наша стратегия стояла на должной высоте, — ни в коем случае нельзя было считать войну с Россией проигранной. Критической точкой явился октябрь 1942 года, когда 6-я армия еще без труда могла быть эвакуирована из района Сталинграда. Осторожные и осмотрительные действия, сочетавшие стратегические отступления и тактические наступательные действия изматывали бы крупные силы русских и сохраняли нашу собственную живую силу и технику. Русский принцип вести наступление невзирая ни на какие потери мог бы обернуться против них и привести к ужасным последствиям{231}. По моему мнению, мы смогли бы, конечно, достичь на Восточном фронте стратегического равновесия, и не исключено, что разгром 1917 года{232} мог повториться. Даже после катастрофы под Сталинградом еще могла бы остаться некоторая надежда на. успех, если бы Гитлер не предпринял рокового наступления в районе Курска. [224]