Завоевание Франции
На Западном фронте
Еще до окончания Польской кампании 3-й корпус был переведен на Запад, и в начале октября мы прибыли в район севернее Трира. Мой второй брат, который в мирное время занимал высокий пост в управлении лесного хозяйства, служил командиром взвода в резервной дивизии около Саарбрюкена, и я мог время от времени ездить к нему. Это позволило мне хорошо ознакомиться с знаменитым Западным валом, или линией Зигфрида. Вскоре я понял, какой опасной игрой была Польская кампания и как серьезно рисковало наше верховное командование. Второсортные войска, оборонявшие вал, были плохо вооружены и недостаточно обучены, а оборонительные сооружения были далеко не такими неприступными укреплениями, какими их изображала наша пропаганда. Бетонное покрытие толщиной более метра было редкостью; в целом позиции, безусловно, не могли выдержать огонь тяжелой артиллерии. Лишь немногие доты были расположены так, чтобы можно было вести продольный огонь, а большинство из них можно было разбить прямой наводкой без малейшего риска для наступающих. Западный вал строился так поспешно, что многие позиции были расположены на передних скатах. Противотанковых препятствий почти не было, и чем больше я смотрел на эти оборонительные сооружения, тем меньше я мог понять полную пассивность французов{20}. Если не считать поисков разведчиков в весьма отдаленном районе Саарбрюкена, французы вели себя очень мирно и не беспокоили защитников Западного вала. Такое бездействие должно было отрицательно сказаться на боевом духе французских войск, и, надо полагать, оно принесло им гораздо больше вреда, чем наша пропаганда, как бы она ни была эффективна.
Когда в октябре 1939 года предложения Гитлера о мире были отвергнуты, его первым стремлением было быстро добиться решения силой, предприняв новую молниеносную войну. Он боялся, что с каждым месяцем отсрочки союзники будут становиться все сильнее; к тому же никто по-настоящему не верил, что наш пакт с Россией будет долговечен. Вслед за ее наступлением в Польше уже последовала оккупация Прибалтийских государств; в ноябре Красная Армия начала наступление на Финляндию. Угрожающая тень на Востоке была еще одной причиной для того, чтобы искать победы на Западе.
Сначала наступление было намечено на ноябрь, но плохая погода, препятствовавшая действиям авиации, заставляла неоднократно откладывать день начала наступления. Зимой войска вели напряженную подготовку к предстоящим боям, проводились крупные маневры. Я был переведен в 197-ю пехотную дивизию на должность начальника штаба. В дивизии беспрерывно проводились полевые занятия подразделений и частей с боевыми стрельбами; такая подготовка, [29] проводившаяся в районе Познани, не прекращалась даже в самые сильные морозы, доходившие до 20 – 30 градусов ниже нуля.
В марте 1940 года дивизию инспектировал известный генерал фон Манштейн, в то время командир корпуса. Манштейн фактически разработал план наступления на Западе, приведший к такому успеху, о котором никто не мог и мечтать{21}.
Манштейн был лучшим умом германского генерального штаба, но действовал слишком прямолинейно; он всегда говорил то, что думал, и не пытался скрывать своего -мнения, даже когда оно было нелестным для его начальников. В результате он был «законсервирован», и ему досталась сравнительно небольшая роль в той кампании, которую он так блестяще задумал.
Мое личное участие во Французской кампании ограничивается Лотарингией, я не принимал участия в великом походе через Северную Францию к Ла-Маншу. Тем не менее я намерен рассмотреть ход операций на главном направлении, поскольку они имели такое большое значение для развития способов ведения боевых действий бронетанковыми войсками.
План
Немецкий план наступления на Западном фронте был очень близок к знаменитому плану Шлиффена в первой мировой войне. Главный удар по-прежнему намечался на правом крыле, но на несколько более широком фронте, чем в 1914 году, причем на этот раз предполагалось наступать и по территории Голландии. Эта операция была поручена группе армий «Б» генерал-полковника фон Бока, в которую должны были войти все десять наших танковых дивизий; главный удар наносился по обе стороны Льежа. Группа армий «А» генерал-полковника фон Рундштедта, поддерживая наступление, имела задачу пройти через Арденны и выйти пехотными частями к Маасу, в то время как группа армий «Ц» генерал-полковника фон Лееба должна была занимать оборону перед линией Мажино.
Приемлемость этого плана вызывала сомнения. Особенно возражал против нанесения главного удара правым крылом генерал фон Манштейн, бывший в то время начальником штаба группы армий «А», так как это привело бы, по его мнению, к фронтальному столкновению между нашими танковыми частями и лучшими соединениями французов и англичан в районе Брюсселя. Простое повторение стратегического плана 1914 года означало бы отказ от надежды на внезапность, являющуюся вернейшим залогом победы. Поэтому Манштейн выдвинул хитроумный и в высшей степени оригинальный план. Как и раньше, предполагалось большое наступление нашего правого крыла; группа армий «Б», имея в своем составе три танковые дивизии{22} и все наличные воздушно-десантные войска, вторгается в Голландию и Бельгию. Наступление группы армий «Б» должно быть мощным и проводиться так, чтобы отвлечь внимание противника; оно должно сопровождаться высадкой парашютных десантов в наиболее важных пунктах Бельгии и Голландии. Можно было почти не сомневаться, что противник будет рассматривать это наступление как главный удар и начнет поспешно перебрасывать свои части через франко-бельгийскую границу, чтобы выйти на рубеж Мааса и прикрыть Брюссель и Антверпен. Чем больше сил он бросит в этот район, тем вернее будет его разгром. [30]
Решающая [30] роль отводилась группе армий «А». Она должна была включать три армии (4-ю, 12-ю и 16-ю) и танковую группу Клейста. 4-я армия, включавшая танковый корпус Гота{23}, должна была наступать южнее Мааса и форсировать его в районе Динана. Главный удар должна была наносить танковая группа Клейста в полосе нашей 12-й армии. В эту группу входили танковый корпус Рсйнгардта (6-я и 8-я танковые дивизии), танковый корпус Гудериана (1-я, 2-я и 10-я танковые дивизии) и моторизованный корпус Витерсгейма (пять моторизованных дивизий). Ей предстояло пересечь Арденны – предполагалось, что это труднодоступная для танков местность [31] недостаточно хорошо оборонялась противником – и форсировать Маас у Седана. В дальнейшем, стремительно продвигаясь на запад, танковая группа Клейста выходила глубоко во фланг и тыл войскам противника, расположенным в Бельгии. Ее левый фланг первоначально должна была обеспечивать 16-я армия.
Таков был план, принятый германским верховным командованием по совету и под влиянием Манштейна. Нужно отметить, что предложения Манштейна встретили вначале значительное сопротивление, и чаша весов склонилась в его пользу только благодаря одному удивительному случаю. В январе 1940 года немецкий самолет, на борту которого находился офицер связи, потерял ориентировку и приземлился на бельгийской территории. В кармане у офицера лежала копия первоначального плана, и у нас не было уверенности, что ее удалось уничтожить. Поэтому было решено принять план Манштейна, который особенно привлекал Гитлера своей оригинальностью и смелостью.
Седан
В 5 час. 35 мин. 10 мая 1940 года авангарды немецких войск перешли границы Бельгии, Люксембурга и Голландии. Как и в Польше, мы обладали господством в воздухе, но не предпринимали никаких попыток помешать движению английских и французских войск, устремившихся в Бельгию и Южную Голландию. Германское верховное командование радо было видеть, что его ожидания оправдались и что противник реагирует на наше наступление именно так, как нам было нужно.
Успех наступления решался танковой группой Клейста, которая углубилась в лесистые холмы Арденн и продвигалась к Маасу. Я должен подчеркнуть, что своими победами в мае 1940 года Германия обязана в первую очередь умелому применению двух величайших принципов военного искусства – внезапности и сосредоточению сил. Фактически немецкая армия уступала союзным армиям не только по количеству дивизий, но и, главным образом, по количеству танков. В то время как объединенные франко-английские силы имели около 4000 танков, немецкая армия могла выставить только 2800{24}. Не было у нас также и реального качественного превосходства. Танки союзников и особенно английский танк «Матильда» имели более мощную броню, чем наши, а 37-мм пушка нашего T-III – основного типа немецких танков – уступала английской двухфунтовой пушке. Но решающим фактором явилось то, что для прорыва между Седаном и Намюром мы сконцентрировали семь из десяти наших танковых дивизий, пять из которых были сосредоточены в районе Седана. Военные руководители союзников, в особенности французы, все еще находились в плену линейной тактики времен первой мировой войны и поэтому распылили свои танки по пехотным дивизиям. 1-я бронетанковая дивизия англичан еще не прибыла во Францию, а формирование четырех французских бронетанковых дивизий находилось только в начальной стадии. Французы не задумывались над вопросом массированного использования своих бронетанковых дивизий. Распыляя свои танки по всему фронту от швейцарской [32] границы до Ла-Манша, французское верховное командование играло нам на руку, и ему остается упрекать за катастрофу, которая должна была последовать, только себя{25}.
Танковая группа Клейста в Люксембурге не встретила никакого сопротивления, а в Арденнах противодействие французской кавалерии и бельгийских стрелков было быстро сломлено. Местность, без сомнения, не благоприятствовала движению войск, но хорошо организованное регулирование и тщательная подготовительная работа штабов сгладили трудности наступательного марша танковых и моторизованных дивизий, двигавшихся колоннами по сто километров длиной. Противник не был подготовлен к массированному удару в этом районе, его слабая оборона была преодолена с хода, и вечером 12 мая авангард танкового корпуса Гудериана вышел на Маас, заняв город Седан. Клейст решил во второй половине дня 13 мая форсировать Маас передовыми частями этого танкового корпуса. Пехотные дивизии больше подходили для этой цели, но важно было воспользоваться растерянностью противника и не дать ему возможности привести себя в порядок. Для обеспечения переправы немецкое командование располагало большим количеством авиации.
Мне посчастливилось получить из первых рук описание форсирования Мааса, сделанное командиром 1-го мотострелкового полка 1-й танковой дивизии полковником Бальком{26}. Вечером 12 мая его полк вышел к Маасу южнее Флуэна и остановился в готовности к атаке. Офицеры и солдаты в точности знали, что от них требуется; несколько месяцев они готовились к этой атаке, изучали соответствующие карты и аэрофотоснимки местности. Наша разведка добыла точные и подробные сведения о французских позициях вплоть до отдельных дотов.
Тем не менее утром 13 мая обстановка представлялась штабу 1-го мотострелкового полка зловещей. Французская артиллерия была настороже, малейшее движение наших войск вызывало огонь французов. Немецкая артиллерия задержалась на забитых дорогах и не сумела вовремя занять позиции;. ни саперы, ни основная масса переправочных средств еще не были подтянуты к реке. К счастью, на участок полка привезли надувные лодки; войскам, правда, пришлось справляться с этой техникой без помощи саперов{27}.
Полковник Бальк послал офицера связи в штаб корпуса, чтобы просить максимальной авиационной поддержки и указать, что нельзя рассчитывать на успех атаки, пока не будет подавлена французская артиллерия. Огонь противника исключал возможность какого бы то ни было маневра.
Около полудня немецкая авиация в количестве до тысячи самолетов нанесла массированный удар по позициям французских войск. Пикирующие бомбардировщики полностью подавили французскую артиллерию, которая так и не сумела оправиться от этого удара. У полковника Балька создалось впечатление, что французские артиллеристы бросили свои батареи, и их никак нельзя было заставить вернуться к орудиям. Полное прекращение огня французской артиллерией оказало замечательное действие на боевой дух полка. Если еще несколько минут назад каждый искал укрытия, то теперь никто и не думал прятаться. Невозможно было удержать солдат. Надувные лодки подходили к берегу и выгружались на самом виду у французских дотов, в каких-нибудь ста метрах от них. Во время форсирования авиация проводила такие мощные атаки на французские позиции, что наши войска даже не заметили [33] полного отсутствия артиллерийской поддержки. По ту сторону реки все шло по заранее намеченному плану, и к исходу дня полк овладел командными высотами на южном берегу Мааса. Французы, по-видимому, были ошеломлены атаками авиации и оказывали слабое сопротивление; к тому же каждое из подразделений Балька в течение нескольких месяцев репетировало ту роль, которую оно должно было сыграть в наступлении.
Полковник Бальк решил расширить плацдарм и продвинуться до Шемри, пройдя около 10 км. Это было очень смелое решение. Не подошли еще ни артиллерия, ни танки, ни противотанковые орудия, а наведение моста через Маас продвигалось медленно из-за непрерывных и ожесточенных налетов авиации. Но Бальк опасался, что небольшой плацдарм будет легко изолирован, и, несмотря на усталость солдат, он решил продвинуться в глубь французской территории. После десятикилометрового ночного марша Шемри было занято без сопротивления.
Утром 14 мая положение резко обострилось, что, кстати сказать, Бальк предвидел: французская танковая бригада контратаковала при поддержке низколетящих самолетов. К счастью, французы не сумели в короткий срок подготовить эту атаку; их танки двигались медленно и неуверенно, и к моменту, [34] когда они начали бой, уже подходили наши противотанковые орудия, а также головные подразделения 1-й танковой бригады. Бой был короткий и жестокий; хотя французы атаковали храбро, но умения они проявили мало; и вскоре горело уже около пятидесяти французских танков. Средства связи во французской танковой бригаде были очень бедными, и современное радиооборудование наших танковых частей давало им явное преимущество в быстроте проведения маневра. Устаревшие французские самолеты несли тяжелые потери от пулеметного огня полка.
Во время этого боя, а также накануне, когда немецкие войска форсировали Маас, генерал Гудериан находился в боевых порядках первого эшелона, и Бальк имел, возможность лично с ним советоваться.
Битва при Седане занимает важное место в развитии способов боевого применения танков. В то время обычно проводили резкое разграничение между пехотными и танковыми частями. Однако эта теория оказалась несостоятельной. Если бы при форсировании Мааса полковник Бальк имел в распоряжении танки, дело обстояло бы гораздо проще. Можно было бы переправить через реку отдельные танки, и не пришлось бы в ночь с 13 на 14 мая посылать войска вперед без всякой танковой поддержки. Наконец, если бы французы контратаковали более настойчиво, положение мотострелкового полка стало бы критическим, но в то время считали нецелесообразным придавать танки пехоте – танковая бригада должна была сохраняться для решающего удара. Начиная с Седана, танки и пехота использовались в смешанных боевых группах (Kampfgruppen). Эти боевые группы явились воплощением старого, как сама война, принципа одновременного сосредоточения всех родов войск в одном месте.
Сопротивление французов на Маасе рухнуло. Позиции по берегу реки обороняли резервные дивизии второй очереди с небольшим числом противотанковых орудий; боевой дух французских войск, по-видимому, был окончательно сломлен действиями немецких пикирующих бомбардировщиков. К северу от Мезьера две танковые дивизии генерала Рейнгардта в нескольких местах форсировали Маас, а танковый корпус Гота застиг французов врасплох у Динана. 14 мая танковый корпус генерала Гудериана расширил плацдарм к югу и к западу от Седана и отбил ряд контратак 3-й бронетанковой дивизии французов. Здесь шли очень упорные бои, и важнейшие высоты несколько раз переходили из рук в руки.
15 мая германское верховное командование начало «нервничать» и. запретило дальнейшее продвижение танковых корпусов до тех пор, пока пехотные дивизии 12-й армии, которые тащились позади танковой группы Клейста, не будут готовы взять на себя прикрытие южного крыла наступающих войск{28}. Но командиры танковых корпусов и дивизий, оценивая сложившуюся на фронте обстановку, ясно видели, что можно быстро добиться величайшей победы, если только продолжать движение на запад и не дать противнику времени для принятия контрмер. Учитывая их решительный протест, было дано разрешение «расширить плацдарм», и 16 мая танковая группа Клейста, окончательно прорвав фронт французов западнее Мааса, устремилась к морю.
Разгром
В то время как под Седаном осуществлялся прорыв центра французской обороны, в Бельгии 13 и 14 мая развернулись ожесточенные танковые бои. Танковый корпус Гёппнера, наступая севернее Мааса, около Жамблу встретился с превосходящими силами французов, но благодаря своей замечательной выучке и отличной службе связи немецкие танкисты в результате искусного [35] маневрирования сумели оттеснить противника за реку Диль. Гёппнер получил приказ не наступать прямо на Брюссель, а направить главные усилия вдоль реки Самбра, чтобы все время поддерживать тесную связь с танковым корпусом, наступающим южнее реки.
Продвижение Гудериана вдоль Соммы развивалось с поразительной быстротой. К вечеру 18 мая он был в Сен-Кантене, 19-го пересек поле битвы на Сомме в 1916 году, а к 20 мая его авангард уже достиг Абвиля и Ла-Манша. Тем самым союзные армии были разрезаны надвое. Такое стремительное наступление было сопряжено с серьезным риском и вызывало тревогу за обеспечение южного фланга. 10-й танковой дивизии, моторизованному корпусу Витерсгейма и пехотным дивизиям 16-й армии последовательно поручалось прикрывать наступающие войска с юга вдоль рубежей рек Эны и Соммы. Кризис наступил 18 мая, когда 4-я французская бронетанковая дивизия под командованием генерала де Голля контратаковала в районе Лаона, но после упорного боя была вынуждена отступить с большими потерями. Для стратегии французов было типичным использование танков по частям: 14 – 15 мая была брошена в бой под Седаном 3-я бронетанковая дивизия, 18 мая под Лаоном – 4-я бронетанковая дивизия. Даже после нашего первоначального прорыва под Седаном французы все еще могли бы сохранять шансы на успех, если бы их верховное командование не потеряло голову и вместо того, чтобы проводить контратаки незначительными силами, сосредоточило все наличные бронетанковые войска для решительного удара.
Под сильным нажимом группы армий «Б» союзные войска в Бельгии отступили от Брюсселя на рубеж Шельды, имея свой южный фланг у Арраса, расположенного всего в сорока километрах от Перонна на берегу Соммы. Если бы союзники могли закрыть разрыв между Аррасом и Перонном, то они отрезали бы наши танковые дивизии, прорвавшиеся к морю. 20 мая лорд Горт, командующий британскими экспедиционными силами, отдал приказ контратаковать на следующий день в районе Арраса немецкие войска; были предприняты также попытки заручиться поддержкой французов для более крупной операции с целью закрыть эту жизненно важную брешь{29}. Французы заявили, что они не- могут начать наступление раньше 22-го, но части английской 50-й дивизии и 1-й армейской танковой бригады начали боевые действия южнее Арраса утром 21 мая. Эти силы были слишком малы, чтобы достигнуть какого-либо решающего результата, но они нанесли тяжелые потери 7-й танковой дивизии Роммеля. Наши 37-мм противотанковые пушки не могли, конечно, остановить английские тяжелые танки типа «Матильда»{30}, и только введя в бой всю свою артиллерию, и особенно 88-мм зенитные орудия, Роммелю удалось задержать наступление англичан.
Южнее Соммы вообще ничего не произошло – французские войска, сосредоточенные для контрудара, подвергались постоянным бомбардировкам со стороны наших военно-воздушных сил. В английском официальном историческом труде{31} указывается, что «в этой критической обстановке французское верховное командование оказалось неспособным осуществить действенное управление войсками». Было много совещаний, дискуссий, директив, но почти никаких эффективных мер не предпринималось. Наша 4-я армия нанесла ответный удар, захватила Аррас и оттеснила англичан еще дальше на север. Положение союзников в Бельгии и Северной Франции вскоре стало катастрофическим.
Гудериан [36] наступал к северу от Абвиля и 22 мая атаковал Булонь. Танковый корпус Рейнгардта, наступавший правее, 23 мая захватил Сент-Омер. Таким образом, передовые танковые дивизии оказались лишь в 18 милях от Дюнкерка, то есть гораздо ближе к порту, чем главные силы англо-французских войск в Бельгии. Вечером 23 мая генерал фон Рундштедт, командующий группой армий «А», приказал своим танковым дивизиям 24 мая остановиться на рубеже канала между Сент-Омером и Бетюном.
Генерал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными силами, считал, что все руководство операциями против союзных армий на севере должно быть сосредоточено в одних руках, а наступательные действия с целью окружения союзников должны продолжаться безостановочно. В соответствии с этим 24 мая он отдал приказ о подчинении 4-й армии Рундштедта, включавшей все танковые дивизии группы армий «А», группе армий «Б» генерала фон Бока, которая наступала на занимаемый союзниками выступ с востока. Однако 24 мая Гитлер посетил штаб Рундштедта и отменил приказ Браухича. После его отъезда Рундштедт издал приказ, в котором говорилось: «По приказу фюрера... общую линию Лан, Бетюн, Эр, Сент-Омер, Гравлин (рубеж канала) не переходить». Когда Гитлер приказал Рундштедту 26 мая возобновить наступление, было уже слишком поздно, чтобы достигнуть решающих результатов, и англичане сумели осуществить отход на побережье к Дюнкерку{32}.
Хотя Дюнкерк и не принес немецким войскам того триумфа, которого они были вправе ожидать, тем не менее он означал сокрушительное поражение союзников. В Бельгии французская армия потеряла большую часть своих бронетанковых и моторизованных соединений, и у нее осталось только шестьдесят дивизий, которым предстояло удерживать длинный фронт от швейцарской границы до Ла-Манша. Английские войска потеряли всю артиллерию, танки и транспортные средства и теперь могли оказать французам лишь незначительную поддержку на рубеже Соммы{33}. В конце мая наши танковые дивизии начали движение на юг, и войска стали спешно готовиться к новому наступлению на так называемую линию Вейгана{34}.
План германского верховного командования на последний этап Французской кампании предусматривал нанесение трех ударов. Группа армий «Б» : с шестью танковыми дивизиями прорывает фронт противника между Уазой и морем и продвигается в южном направлении с задачей выйти к Сене в районе Руана. Через несколько дней группа армий «А» с четырьмя танковыми дивизиями начинает наступление по обе стороны Ретель и прорывается в глубь Франции, имея конечной целью плато Лангр. После того как развернется наступление обеих групп, группа армий «Ц» атакует линию Мажино и стремится прорвать ее между городом Мец и рекой Рейн.
К началу июня группировка германских танковых войск была следующей. Танковый корпус Гота в составе 5-й и 7-й танковых дивизий находился в районе Абвиля в распоряжении командующего 4-й армией. Танковая группа Клейста в составе моторизованного корпуса Витерсгейма (9-я и 10-я танковые дивизии) и танкового корпуса Гёппнера (3-я и 4-я танковые дивизии) стояла между Амьеном и Перонном. Танковые дивизии, расположенные в районе Ретель, образовали новую танковую группу под командованием Гудериана в составе танкового корпуса Шмидта (1-я и 2-я танковые и 29-я моторизованная [37] дивизии) и танкового корпуса Рейнгардта (6-я и 8-я танковые и 20-я моторизованная дивизии){35}.
В начале июня противник еще более ослабил свои танковые силы рядом неблагоразумных атак против наших плацдармов в районе Абвиля и Амьена. 5 июня группа армий «Б» начала наступление; танковый корпус Гота сразу же глубоко вклинился в оборону противника. Противник не сумел задержать нас на абвильском плацдарме, и 7-я танковая дивизия под командованием генерала Эрвина Роммеля стала стремительно продвигаться к Сене. К 8 июня Роммель был в Руане и, воспользовавшись полнейшей растерянностью противника, повернул к морю и отрезал 51-ю английскую дивизию и значительные силы французов у Сен-Валери.
Однако восточнее наступление немецких войск шло не так гладко. Танковая группа Клейста тщетно пыталась прорваться с плацдармов у Амьена и Перонна; французские войска в этом районе сражались с исключительным упорством и наносили нам значительные потери. 9 июня перешла в наступление и группа армий «А». Первой ее задачей был захват плацдармов на южном берегу Эны. Эта задача была поручена пехотным частям 12-й армии, и, хотя им не удалось форсировать реку около Ретель, они создали три плацдарма западнее города. В ночь с 9 на 10 июня был наведен мост, и танки Шмидта переправились через Эну. Жестокие бои разгорелись 10 июня: район с многочисленными деревнями и рощами, прочно удерживавшимися французами, был трудно преодолимым. Ликвидация этих очагов сопротивления предоставлялась мотострелковым полкам, а танковые части проходили мимо, стремясь продвинуться как можно дальше на юг. Днем 10 июня французские резервы, включавшие вновь сформированную бронетанковую дивизию, контратаковали наши танки во фланг из Жюнивиля, но были отбиты после двухчасового танкового боя. В ночь с 10 на И июня Гудериан переправил на плацдарм, достигший к этому времени двадцати километров в глубину, танковый корпус Рейнгардта. 11 июня танки Рейнгардта отбили несколько контратак французских бронетанковых войск.
Успех Гудериана и неудача Клейста объясняются различием в их методах ведения боевых действий. Атаки последнего с амьенского и пероннского плацдармов говорят о том, что совершенно бесполезно бросать танковые части на хорошо подготовленные оборонительные позиции, занимаемые противником, который ожидает наступления и полон решимости его отразить. Танки Гудериана, напротив, не вводились в бей до тех пор, пока пехота не переправилась и не закрепилась основательно на противоположном берегу Эны. После неудачи Клейста на Сомме германское верховное командование проявило гибкость своего руководства, перебросив танковую группу Клейста в район Лаона. Здесь эта группа сразу добилась успеха: ее авангард, преодолев слабое сопротивление противника, начал стремительно продвигаться вперед и 11 июня вышел на Марну в районе Шато-Тьерри. На следующий день Марны в районе Шалона достигли и танки Гудериана. Восемь танковых дивизий, направляемые твердой рукой, устремились на юг по обе стороны Реймса, и противнику нечем было их остановить.
В противоположность 1914 году Париж не играл никакой роли в стратегических планах германского командования. Этот город не являлся более крупной крепостью, откуда могла угрожать нашим коммуникациям резервная армия. Французское верховное командование объявило Париж открытым городом, а германское верховное командование фактически не принимало его во внимание в своих расчетах – вступление немецких войск в Париж 14 июня было не более как эпизодом в этой кампании. Тем временем танковый корпус Гота действовал уже в Нормандии и Бретани, танковая группа Клейста [38] направлялась к Плато Лангр и в долину Роны, а танковая группа Гудериана повернула на восток, в Лотарингию, чтобы атаковать линию Мажино с тыла.
14 июня 1-я армия, входившая в группу армий «Ц», южнее Саарбрюккена вклинилась в линию Мажино. Вся оборона французов рухнула, и темп наступления немецких войск был ограничен лишь расстоянием, которое могли покрыть танковые дивизии за день – пехотные соединения остались далеко позади на пыльных дорогах. 16 июня танки Клейста прогрохотали по улицам Дижона, а 17 июня передовые отряды Гудериана достигли швейцарской границы у Понтарлье. Окружение французских армий в Эльзасе и Лотарингии было завершено. 18 июня Гитлер и Муссолини встретились в Мюнхене, чтобы обсудить просьбу французов о перемирии.
Заключительные этапы кампании, когда немецкие танки ворвались в Шербур, Брест и Лион, сильно напоминают преследование после Йены, когда французская кавалерия наводнила равнины Северной Германии. Положение наших танков к концу кампании было очень похоже на то, о котором писал Мюрат в своем донесении Наполеону в ноябре 1806 года: «Ваше Величество, сражение закончено, потому что не с кем больше сражаться».
В Лотарингии
Как я уже указывал, мое личное участие в этой кампании ограничивалось боями в Лотарингии, где я служил начальником (первым офицером) штаба 197-й пехотной дивизии. Она входила в состав 1-й немецкой армии, войска которой 14 июня атаковали знаменитую линию Мажино у Пютланжа южнее Саарбрюккена. Мне представилась хорошая возможность непосредственно наблюдать эти бои, хотя из нашей дивизии в самом прорыве участвовали только артиллерия и саперный батальон.
Убеждение в неприступности линии Мажино получило широкое распространение, и, насколько мне известно, до сих пор еще есть люди, считающие, что ее укрепления могли бы выдержать любую атаку. Небезынтересно отметить, что оборонительные сооружения линии Мажино были прорваны за несколько часов в результате обычного наступления пехоты без какой бы то ни было танковой поддержки. Немецкая пехота наступала под мощным прикрытием авиации и артиллерии, которая широко применяла дымовые снаряды. Вскоре обнаружилось, что многие из французских дотов не выдерживают прямых попаданий снарядов и бомб; кроме того, большое количество сооружений не было приспособлено для круговой обороны, и их легко можно было атаковать с тыла и фланга с помощью гранат и огнеметов. Линии Мажино не хватало глубины, и, взятая в целом, она значительно уступала многим оборонительным позициям, созданным в дальнейшем ходе войны. В современной войне вообще неразумно рассчитывать на позиционную оборону, а что касается линии Мажино, то ее сооружения имели лишь ограниченное местное значение.
После прорыва 197-я пехотная дивизия форсированным маршем преследовала отходящего противника; войска шли с подъемом, проходя по 55 км в день – настолько каждому хотелось «быть там». Достигнув Шато-Салена, мы получили приказ повернуть в восточном направлении и продвигаться к Вогезам, имея конечной целью Донон – самую высокую точку Северных Вогезов. На рассвете 22 июня мы прошли через боевые порядки какой-то дивизии, понесшей тяжелые потери в предыдущих боях, и продолжали пробиваться вперед через густо заросшие лесом холмы. Противник устраивал на дорогах завалы из деревьев, а его артиллерия, снайперы и пулеметчики широко пользовались преимуществами прекрасных естественных укрытий. Медленно, с жестокими боями пробивала наша дивизия свой путь к Донону и к исходу 22 июня была лишь в полутора километрах от вершины.
Вечером [39] того же дня мне позвонил по телефону полковник Шпейдель{36}, начальник штаба корпуса, и сообщил мне, что 3-я, 5-я и 8-я французские армии в Эльзас-Лотарингии безоговорочно капитулировали. Он приказал выслать к противнику парламентера, чтобы условиться о прекращении огня. На рассвете 23 июня офицер разведки установил контакт с командованием французских войск, находившихся перед нашим фронтом, а утром я поехал с командиром дивизии генералом Мейер-Рабингеном в штаб 43-го французского корпуса. Мы миновали наши передовые позиции и, проехав еще около километра, добрались до французского боевого охранения – французы уже убрали заграждения на дорогах. Французские войска приветствовали нас совсем как в мирное время. Представители французской военной полиции в коротких кожаных куртках дали нам разрешение следовать дальше, а французские часовые взяли оружие на караул. Мы прибыли на виллу «Ше ну», где располагался штаб генерала Лескана. Командиру корпуса было лет шестьдесят; он встретил нас со всем своим штабом. Старик, очевидно, был страшно подавлен и с трудом сохранял остатки сил, но внешне был вежлив; мы спокойно обсудили условия капитуляции, как подобает офицерам и джентльменам. Лескану и его офицерам были оказаны все подобающие воинские почести.
24 июня ставка фюрера объявила, что войска противника, окруженные в Вогезах, капитулировали у Донона. В сводке сообщалось о захвате 22 тыс. пленных, в том числе командира корпуса и трех командиров дивизий, а также двенадцати артиллерийских дивизионов и большого количества имущества и снаряжения.
Заключение
Каковы были причины столь быстрого разгрома Франции? Я уже касался большинства из них при описании операций, но, может быть, будет полезно вновь остановиться на наиболее важных моментах. Хотя политические и моральные факторы, несомненно, имеют большое значение, я ограничусь рассмотрением чисто военных причин поражения.
Вряд ли могут возникнуть сомнения в том, что исход кампании решили немецкие танковые войска, блестяще поддержанные авиацией. Это мнение не умаляет роли наших пехотных дивизий, которые полностью проявили свои высокие боевые качества во время ужасной войны в России. Но в молниеносной войне во Франции у них было мало возможностей проявить свою доблесть.
Исход кампании решали бронетанковые войска, так что по существу она была столкновением принципов боевого применения танков двух соперничающих школ. Военные руководители союзников мыслили нормами первой мировой войны и распылили свои танковые силы, распределив их приблизительно равномерно по всему фронту, хотя лучшие их дивизии принимали участие во вступлении в Бельгию, Командование наших танковых войск считало, что танки надо использовать массированно, в результате чего на направлении главного удара под Седаном было сосредоточено два танковых и один моторизованный корпус. Наша теория боевого использования танков отнюдь не являлась тайной для союзников. В 1938 году Макс Вернер{37} указывал, что «немецкая военная теория видит только один путь использования танков – это применение их крупными массами».
Французские и английские генералы не только отказались признать нашу теорию, но и не сумели принять необходимые меры противодействия.
Даже после нашего прорыва на Маасе французские генералы были, видимо, неспособны сосредоточить свои танки, а тактика французских танковых частей была чересчур негибкой и шаблонной. Преимущество наших танковых [40] корпусов и дивизий состояло не только в отличной подготовке и прекрасных средствах связи, но и в том, что командиры всех степеней хорошо понимали, что управлять танковыми войсками надо, находясь непосредственно в боевых порядках. Это позволяло им сразу же использовать характерную для действий танков быстро меняющуюся обстановку и открывающиеся при этом возможности.
Пожалуй, следует подчеркнуть, что хотя мы и придавали главное значение танковым войскам, однако в то же время мы отдавали себе отчет в том, что танки не могут действовать без непосредственной поддержки моторизованной пехоты и артиллерии. Танковые дивизии должны быть гармоничным соединением всех родов войск, как это было у нас, – таков был урок этой войны, который англичане не сумели усвоить вплоть до 1942 года.
Умелое использование внезапности было очень важным фактором нашего успеха. Клейст предпочел форсировать Маас 13 мая, не дожидаясь своей артиллерии, чтобы не лишиться преимуществ внезапности; успешное взаимодействие авиации с танковым корпусом во время этого форсирования осуществлялось и впоследствии при преследовании противника в Центральной и Южной Франции. Гибкие действия немецкого командования и стремительные маневры танков неоднократно приводили противника в замешательство. Успешное использование наших парашютных войск в Голландии также доказывает парализующее действие внезапного удара.
Германское верховное командование проявило себя в этой кампании с положительной стороны, его стратегическое руководство танковыми войсками было в общем смелым и уверенным. В действиях нашего верховного командования были только две серьезные ошибки: приказ, вынуждавший танки после захвата седанского плацдарма ожидать подхода пехотных дивизий, и особенно трагическое решение остановить танковые дивизии, когда они уже вот-вот должны были овладеть Дюнкерком{38}.
В общем и целом битва за Францию была выиграна германскими вооруженными силами потому, что они вновь возродили принцип мобильности – решающий фактор успеха в войне. Они достигли мобильности гибким сочетанием сосредоточения сил и внезапности с огневой мощью, а также искусным использованием самых современных средств: авиации, воздушно-десантных войск, танков. Тяжелые поражения в последующие годы не должны умалить значения того факта, что в 1940 году германский генеральный штаб добился исключительного военного успеха, который можно поставить в один' ряд с блестящими кампаниями величайших полководцев истории. Не наша вина, что плоды этого потрясающего триумфа пропали даром. [41]