На Запад

1

Польша... Новые места, новые люди. Еще год назад в это время полк находился на Кубани, а теперь он вместе с армиями 1-го и 2-го Белорусских фронтов подходил к Висле. Уже была освобождена вся Западная Украина. Еще южнее войска генерала Толбухина подходили к Кишиневу. Москва ежедневно по три-четыре раза салютовала нашим победоносным войскам.

Польское население радостно встречало Советскую Армию.

В разоренные, полусожженные селения и города возвращались жители, угнанные фашистским командованием в тыл при наступлении советских войск. Они возвращались со своим домашним скарбом, гнали назад скот, отобранный у них гитлеровскими оккупантами, выкапывали зарытое в землю добро, принимались за восстановление своего хозяйства, работала на полях, огородах и в садах.

Это было выражением полного доверия к Советской Армии как армии-освободительнице. Но фашисты не хотели мириться с крахом своей тирании. Они продолжали ожесточенно сопротивляться.

Естественные рубежи на полях Польши были превращены гитлеровцами в укрепленные «валы»: повсюду были долговременные укрепления, противотанковые рвы, минные поля, проволочные заграждения. Наши наземные части прогрызали сильно укрепленную оборонительную линию противника, шедшую по рубежам рек Вислы, Бобра, Буга и На рева. Ночные бомбардировщики из дивизии Покоевого, в том числе и девушки-гвардейцы на «По-2», из ночи в ночь бомбили автотранспорт противника, скопления его войск на переправах.

В одну из таких ночей экипажу Татьяны Макаровой и Веры Беляк посчастливилось первыми в полку пересечь границы Германии и сбросить свой бомбовый груз над Восточной Пруссией. [242]

Еще на Тереке, летая однажды на Моздок, Вера Белик проложила маршрут до границы Восточной Пруссии.

— Сколько километров? — спросила Таня Макарова.

— Если по прямой, то свыше двух тысяч, — ответила Вера.

— Да, немало, — вздохнула Таня. — Но ничего, надо потерпеть. Придет время — долетим и туда!

Макарова набрала высоту тысяча четыреста метров и оттуда с планирования пошла на цель. Белик нажала на спусковой рычаг. Бомбы одна за другой обрушились на врага.

Никогда еще подруги, очень удачливые в боях, не были так счастливы, как в эту ночь: они били фашистов на их земле.

Снева их самолет был готов к вылету. Таня Макарова и Вера Белик заняли свои места.

— Девчата, у кого есть закурить, может успею? — спросила Таня, обращаясь к девушкам.

— Возвращайся скорее, покуришь с особым удовольствием.

Таня покачала головой:

— Сильно бьют зенитки и прожекторов сегодня много, — тихо сказала она. — Где они их только набрали. Видно, закурить мне уже не придется...

В это время замигал огонек карманного фонарика командира полка. Взревел мотор, и самолет Тани Макаровой оторвался от земли...

В эту ночь вражеский зенитный огонь был особенно силен. Самолет Макаровой и Белик вместе с десятью другими находился в воздухе за линией фронта в районе Остроленки.

Удачно отбомбившись, девушки возвращались на свой аэродром за новым грузом бомб. И здесь их настиг вражеский истребитель.

Наши пехотинцы видели, что в самолет «По-2» попал снаряд. Самолет загорелся. Пехотинцы наблюдали, как экипаж героически боролся с огнем, пытаясь сбить пламя, и как машина рухнула на нашей территории.

Днем на поиски выехали секретарь парторганизации полка Мария Рунт и капитан Зинаида Горман. По указанию пехотинцев они добрались до места падения самолета. Останки двух отважных летчиц были доставлены на базу полка.

Образ этих замечательных героинь навсегда остался в сердцах их однополчан. «Таня и Вера были очень похожи друг на друга, — вспоминает Марина Чечнева, — обе были светленькие, только глазами отличались — у Веры зеленоватые, у Тани серые. С первых же дней они были неразлучными подругами. Черты характера у них были совершенно противоположные, но они друг друга понимали с полуслова.

Таня была всегда весела, очень остроумна, хорошо пела песни, была хорошим товарищем, общительным, ласковым. Этими же качествами обладала и Вера, но она была всегда молчалива. Когда Таня запевала ту или [243] другую песню, она улыбалась, внимательно слушала и потом говорила: «Молодец, Танечка» — и бросалась обнимать и целовать Таню».

Девушек-воинов, павших смертью храбрых, хоронили на аэродроме со всеми воинскими почестями. Вся дивизия провожала их в последний путь.

Когда кончился траурный митинг, командира дивизии генерала Покоевого вызвали на командный пункт.

— Радиограмма из штаба, — доложил дежурный.

Расшифрованная радиограмма содержала срочную боевую задачу, не терпящую какого бы то ни было промедления.

Генерал, поддавшись первому, привычному порыву, хотел было тотчас приказать об объявлении боевой тревоги, но слова замерли у него на устах. «Как быть? — подумал он. — Без боевой тревоги задачи вовремя не решить, а сможет ли полк Бершанской сейчас пойти в бой, прямо от свежей могилы?»

Резко повернувшись, он направился на аэродром. Только что. отгремел траурный салют. Девушки-летчицы, штурманы, техники, опустив головы, стояли вокруг небольшого могильного холмика, покрытого венками.

Генерал, отозвав в сторону Бершанскую и Амосову, объяснил им обстановку, спросил:

— Как вы считаете, смогут ваши люди сейчас, в таком состоянии, пойти в бой?

— Конечно! — прозвучало в ответ решительно и твердо.

Тотчас генерал передал в штаб дивизии приказ: «Поднять все полки по тревоге с вылетом на боевое задание».

Спустя считанные минуты самолеты поднялись.

Все экипажи полка достойно выполнили сложное боевое задание.

За отличную боевую работу командующий наземной армией объявил благодарность гвардейцам-таманцам.

Своими мощными, стремительными ударами по врагу полк в этот день помог наступающей пехоте быстрее, ценой малой крови овладеть важными рубежами. [244]

После того как Покоевой сообщил Бершанской о благодарности командующего армией, он, немного поколебавшись, сказал ей:

— А знаете, товарищ майор, положа руку на сердце, должен признаться, что за мной есть вина перед вами и всем вашим коллективом!

— Вина? — удивилась Бершанская, — Какая?

— Когда я получил от командующего Воздушной армией приказ принять ночной бомбардировочный полк в состав дивизии, я, признаться, всякими правдами и неправдами пытался избавиться от него. Я думал, что женщины-летчицы не могут быть хорошими воинами, а в такой массе или, вернее, в таком большом коллективе женщин не может быть хорошей, дружной семьи. Впоследствии я убедился, что был сколочен дружный, замечательный коллектив.

Помню, что в конце мая 1944 года я прилетел из только что освобожденного нами города Кричева на аэродром Сеща для первого знакомства с личным составом полка. После этого у меня хотя несколько рассеялось неправильное мнение о личном составе этого полка, однако я считал, что все женщины не могут быть мужественными защитниками своей Родины.

Мне казалось, что одиночки могут быть храбрыми, идущими на риск ради своего народа, но не в таком большом коллективу, как целый полк. В июне 1944 года, когда полк был перебазирован на один из аэродромов Белоруссии, с целью проверки боеготовности полка мной была объявлена тревога. Вот тогда я увидел воочию, что здесь имеется определенная система организации и другие качества, необходимые для боевой части.

Впоследствии я убедился, что при немедленном вылете независимо от обстановки. в которой все это происходит, женский полк не только не отставал, но, наоборот, мобильнее вылетал на боевые задания по сравнению с остальными мужскими полками. После проверки летного состава женского полка меня удивило, что все без исключения летчицы отвечали свободно, последовательно, показали глубокие теоретические знания по всем дисциплинам. При этом мне очень понравилось методически правильное изложение мысли.

2

Сентябрь в том году выдался в Польше жаркий. Знойные дни чередовались с проливными дождями. Несколько дней полк не имел боевых заданий. Летали только отдельные экипажи на разведку.

В полку занимались командирской учебой, физкультурой, играли в волейбол. В один из погожих дней были назначены прыжки с парашютом для тех, кто еще ни разу не прыгал. [245]

Вот что записала в своем дневнике о первом прыжке с парашютом штурман Паша Петкилева:

« — Подъем! — громко крикнула дежурная по части. — Быстро собирайтесь — и на машину!

Собралась полная машина. Больше половины — «болельщики». У всех приподнятое настроение.

Прибыли на аэродром соседнего авиаполка. Летчики еще спали. Громкими песнями мы подняли их с постелей. На аэродроме нас уже ждали инструктор, самолет и парашюты. Немного защемило сердце. Смогу ли я прыгнуть?

Проверили пульс, оказался повышенным. Придется подождать, пока не придет в нормальное состояние. Все идет хорошо. Несколько человек уже прыгнули. Говорят, совсем не страшно, наоборот, даже очень приятно и интересно.

Впереди сидели Розова, сзади — я. Самолет пошел на планирование. Нехотя вылезла из кабины Розова с блуждающей улыбкой на лице. Она невнятно произнесла мое имя, села на плоскость и с широко открытыми глазами съехала вниз. Наконец очередь дошла и до меня.

«Прыгну, обязательно прыгну, как бы ни было страшно», — уговариваю я себя. Внизу все смотрят, ожидают. Слышу команду летчика: «Прыгай!» Я повернулась к ней лицом и прыгнула.

Руки невольно потянулись к кольцу у вытяжного троса. Но вдруг вспомнила, что на мне парашют-полуавтомат. Вот он уже и раскрылся Стало неудержимо весело. Я засмеялась и так громко, что даже смутилась. До чего красиво кругом! Над головой — белый купол парашюта, внизу — безграничное зеленое поле и маленькие фигурки людей, как-то смешно передвигающихся.

Спускалась очень медленно благодаря своему малому весу. Приземлилась хорошо, по всем правилам, как учил инструктор. Навстречу бежали девушки, наперебой поздравляли с первым прыжком.

Захотелось прыгать еще и еще. Мне казалось даже мало обыкновенного прыжка, захотелось прыгнуть затяжным, чтобы продлить удовольствие.

Какое это волнующее, захватывающее ощущение — свободное падение. Словами его не передать. Это нужно испытать самому».

3

Относительное затишье, наступившее на участке фронта реки Нарев. было предвестником предстоящих крупных событий. Великая армия-освободительница готовилась к штурму германской границы. В течение длительного периода (сентябрь 1944 года — январь 1945 года) [246] оперативные сводки Совинформбюро с этого участка фронта сообщали главным образом о боях местного значения. В ходе этих боев наши войска отбивали у врага отдельные укрепленные пункты, села, хутора, захватывали пленных, танки, орудия, пулеметы, расшатывали оборону гитлеровцев.

В боях местного значения участвовал и гвардейский женский полк. Действовал он в тот период нерегулярно. Выдавались отдельные ночи и даже целые недели, когда полк наносил удары по врагу всеми своими самолетами. Но случалось и так, что он неделями не воевал — и из-за плохой погоды и потому, что не было заданий.

Полк базировался в небольшом местечке Далеке, заняв усадьбу бежавшего помещика. В свободные от боевой работы дни производили тренировочные полеты, изучали карту района будущих военных действий, проводились теоретические занятия и политическая подготовка. Это был, как говорят ветераны полка, «последний академический период» в его жизни.

К этому времени полк значительно пополнился свежими силами. Старый кадровый состав летчиков и штурманов, начавший свою боевую деятельность еще на Дону, теперь занимал командные должности.

Молодые летчики и штурманы, воспитанные на фронте, успешно приумножали боевую славу полка. В штабном журнале подробно регистрировалась боевая работа полка, с конца лета 1944 года все чаще мелькали имена новых летчиков — Серебряковой, Рыльской, Тепикиной, Юшиной, Олейник, Белкиной, новых штурманов, переквалифицировавшихся из техников и вооруженцев, — Голубевой, Студилиной, Яковлевой, Петкилевой, Пинчук, а также Лошмановой, Реуцкой и многих других, пришедших в полк уже имея штурманскую подготовку.

Насколько выросли в боях вооруженцы, можно было судить по Зине Вишневой. Давно минули времена, когда она впадала в отчаяние от того, что «ничего не знает». Теперь, спустя два года после прихода в полк, она уже была старшим техником эскадрильи, мастером своего воинского дела. Старшим техником стала Лида Гогина, которая пришла в полк студенткой педагогического института. [247]

Механики самолетав, как и вооруженцы, работали самоотверженно. Им нередко приходилось проводить на аэродроме по двенадцати-тринадцати часов подряд, обслуживая за ночь от семи до десяти вылетов. Наиболее опытные механики — Рудакова, Радина, Лядская, Калинкина, Евполова — управлялись одновременно с двумя самолетами.

Летчицы и штурманы не скупились на похвалы своим верным боевым соратникам — техникам, механикам и вооруженцам. Командование высоко ценило их боевые заслуги.

Первыми среди лучших и на аэродроме и в воздухе были коммунисты. Партийная организация насчитывала к тому времени около ста пятидесяти коммунистов вместо двадцати в начале фронтовой жизни полка.

Об успехах женского гвардейского авиационного полка его командир гвардии майор Бершанская получила возможность рассказать всей стране с трибуны Четвертого антифашистского женского митинга, состоявшегося в Москве, в августе 1944 года. На этом митинге полк был представлен также гвардии капитаном Смирновой и гвардии старшим лейтенантом Гельман.

Когда на трибуну зала имени Чайковского поднялась стройная, высокая женщина в военной форме, с орденами — Евдокия Давыдовна Бершанская, весь зал разразился бурными аплодисментами. Ярко и красочно [248] рассказала она на митинге о боевых буднях полка. Она нарисовала картину боевой ночи. Дождь, порывистый ветер. Черное небо прочерчивают огненные пунктиры трассирующих пуль. Из мрака доносится отдаленный рокочущий гул боя. Туда, на помощь нашим наземным частям, один за другим уходят легкие бомбардировщики с женскими экипажами...

— Наступление продолжается, — закончила Бершанская свою речь. — Впереди еще ряд напряженных боевых ночей. Наша армия идет вперед, и вместе с ней наносят удары по врагу отваж,ные летчицы женского ночного легкобомбардировочного полка. Вместе со всей армией он выполнит свой долг до конца и дойдет до фашистского логова.

И снова ливень аплодисментов, приветственные возгласы в честь героинь-авиаторов.

В перерыве группа иностранных корреспондентов окружила Машу Смирнову, тоненькую розовощекую девушку, на которой военная форма сидела как-то особенно изящно. И тут один из журналистов сказал другому на английском языке, полагая, что его не поймут:

— Нацепили на девушку ордена и думают кого-нибудь обмануть.

Пришлось показать этому маловеру летную книжку Смирновой, чтобы он мог убедиться, что советская девушка, награжденная орденами Красного Знамени, Красной Звезды и Александра Невского, совершила около восьмисот боевых вылетов и сбросила на вражеские мотомеханизированные части около двухсот тысяч килограммов бомб.

4

В дни затянувшегося «академического периода» в Далеке у девушек было больше, чем обычно, свободного времени. И неожиданно началось всеобщее увлечение вышиванием.

Цветные нитки доставали всяческими способами: выписывали из Москвы, распарывали цветное трикотажное белье, старые вязаные кофточки — и собирали нитки и клубки.

Вышивали преимущественно коврики, подушечки, салфетки, занавески. Доставали рисунки: букеты цветов, незабудки, фиалки, маргаритки...

— Это была немножко смешная болезнь, но ею переболели почти все, — вспоминает Ирина Ракобольская.

Вот что она писала родным из Далеке:

«Здесь значительно спокойнее, чем было северо-восточнее Минска, когда добивали, уничтожали окруженную группировку фашистов, а они бегали по лесам, по ржи, выползали неожиданно из кустов с поднятыми руками или с наведенными автоматами, обозленные, страшные...

Живем с Аней Елениной в палатке, спим на сене, дышим чистым воздухом. Уже созрели яблоки, брюква. Чувствую себя хорошо, даже гимнастерку летнюю сама себе переделала... [249]

У меня к тебе очень важная просьба: прислать мне цветных ниток, а если бы могла, — сделать подарок нашим женщинам и прислать побольше. Наши девушки за каждую ниточку душой болеют, каждую тряпочку используют для вышивания. Сделаешь большое дело, и все будут очень благодарны...»

«...Пишу вам почаще, пока много свободного времени. Закончила вышивку незабудок. Начинаю букет из васильков и ромашек.

Девушки организовали хор и пляски. Тащат меня на «просмотр» моих художественных способностей!

А сегодня после обеда у нас образовалась компания: я сижу за вышивкой незабудок, Бершанская — роз крестом (впервые в жизни), Анька{9} вышивает маки, а Ольга{10} читает нам вслух. Ну прямо, посиделки, а не кабинет!»

Когда в октябре, после затишья, возобновились ожесточенные бои в районе северо-западнее Варшавы, полк с воодушевлением возобновил свою боевую работу. Время было непогожее, часто лили дожди, иногда туманы застилали подходы к цели, но экипажи находились в воздухе по восьмидесяти часов в сутки.

Об этих днях у многих летчиц остались незабываемые впечатления. «Сейчас можно признаться, — вспоминает Калерия Рыльская, — что нам во время полетов над Варшавой иногда становилось до озноба страшно. Ночью весь район близ Варшавы щетинился множеством прожекторов, словно чудовищный еж. Внизу, в блеске яростных залпов «катюш», вызывающих сразу же большое количество очагов пожара, непрерывно вспыхивали голубые и красные язычки разноцветных трасс пулеметных очередей.

Мы старались в такие ночи подойти к объекту очень тихо, «на цыпочках», с приглушенным мотором и, сбросив на цель бомбовый груз, без оглядки уходили домой на предельных оборотах мотора».

Запомнилась еще одна октябрьская ночь, когда облака нависли так низко, что летать под их нижней кромкой было невозможно. Лишь немногие экипажи — Никулиной — Поповой, Чечневой — Смирновой, Себровой — Худяковой — отправились в полет, чтобы работать вслепую, бомбить из-за облаков.

Самолеты один за другим уходили во мглу, набирали высоту, безопасную для бомбометания, и по расчету времени сбрасывали на врага свой бомбовый груз. Это были трудные полеты. Каждый экипаж сделал в ту ночь по три вылета, и все они, как показали данные разведки, дорого обошлись врагу. Недаром летчицы-девушки прославились на фронте как мастера слепого вождения самолетов. [250]

5

Двадцать шестого октября 1944 года в полку получили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза Марии Смирновой, Евдокии Никулиной, Евдокии Пасько и посмертно Евгении Рудневой.

До этого в рядах полка значился один Герой Советского Союза — Евдокия Носаль, получившая посмертно высокое звание Героя. Теперь в полковых списках стало пять Героев Советского Союза.

Евдокия Андреевна Никулина и Мария Васильевна Смирнова пришли в полк рядовыми летчицами. Закалившись в боях, они успешно возглавили эскадрильи.

В эскадрильи, которой командовала Никулина, были такие замечательные летчицы и штурманы, как Евгения Руднева, Галина Докутович, Надежда Попова, Ирина Себрова, Наталья Меклин, Раиса Аронова и другие. Все они уважали своего командира за мужество и опытность, любили за сердечность. Строгая и требовательная на службе, она в часы досуга привлекала своей жизнерадостностью, радушием. Дина, как звали ее подруги, была первой в спортивных соревнованиях и играх, в плясках и танцах.

Под руководством Никулиной эскадрилья сделала около шести тысяч вылетов и сбросила на врага свыше восьмисот тысяч килограммов бомб разного калибра, разбросала во вражеском тылу более трех миллионов листовок. Эскадрилья Никулиной уничтожила больше трех батальонов гитлеровской пехоты, много сот прожекторов, автомашин, складов с оружием и горючим. На боевом счету самой Никулиной — семьсот боевых вылетов. Их, конечно, было бы значительно больше, если бы ранение не вывело ее временно из строя в разгар боев. Ни тяжелые метеорологические условия, ни зенитный огонь — ничто не мешало ей наносить сильные удары по врагу.

Мария Васильевна Смирнова возглавляла замечательный коллектив другой авиаэскадрильи. Здесь выросли такие опытные летчицы и штурманы, как Пасько, Худякова, Парфенова, Сыртланова, Жигуленко, Распопова, Ульяненко. Все они впоследствии также удостились высокого звания Героя Советского Союза.

В характере Марии Смирновой, в ее командирской манере было нечто общее с командирской манерой Е. Д. Бершанской. Так же как и Бершанская, Смирнова была тверда, строга и требовательна и в то же время, несмотря на свою молодость, неизменно спокойна, выдержана и тактична. Она никогда не вносила в боевую работу нервозности. Все девушки помнили, как на Дону при быстрых перебазировках с площадки на площадку Смирнова первой стала брать в свой маленький двухместный самолет по три, по четыре пассажира. Она летала неутомимо и бесстрашно. К моменту [251] присвоения ей звания Героя Советского Союза она сделала восемьсот пять ночных боевых вылетов, нанесла серьезный урон врагу.

И Никулина, и Смирнова были коммунистами, воспитывавшими подчиненных и личным примером и убеждающим, страстным словом великой правды наших дел, коммунистической идеологии.

Из числа штурманов первой удостоилась высокого звания Героя Советского Союза Евдокия Борисовна Пасько.

Бывшая студентка МГУ, гвардии старший лейтенант, штурман авиаэскадрильи, Евдокия Пасько к тому времени сделала семьсот восемьдесят боевых вылетов и налетала на фронте тысячу сорок часов. Вместе со своими командирами Зоей Парфеновой и Машей Смирновой она активно участвовала во всех боях, которые вел полк, начиная с Дона и кончая освобождением польской территории.

«...В городе Липецке, куда меня послали учиться, я была на вечере летчиков в честь 27-й годовщины Октября, — вспоминает Дуся. — После концерта начались танцы. Я хочу танцевать, а ко мне все подходят и поздравляют.

Я думаю — поздравляют с праздником и говорю «спасибо».

Сначала от души говорю, а потом и сердиться стала: что такое, думаю, нарочно не хотят мне дать потанцевать, все время отрывают?

Так и сказала одному из наших слушателей. А он только глаза широко раскрыл да головой покачал.

— Ну, знаете... А мы думали, что вы человек скромный!

— При чем здесь скромность? Разве с праздником нельзя поздравить минутой позже?

— Да вас же поздравляют со званием Героя!

Я не поверила, мне это казалось невероятным.

А наутро то, что мои товарищи узнали по радио, подтвердил свежий номер «Правды».

И не было у меня слов, чтобы выразить свою благодарность Родине, свою любовь к нашему полку, который воспитал в огне всех нас...»

6

Полк готовился к празднованию 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Этот великий праздник советского народа особенно был радостен в тот период. Десять сокрушительных ударов, нанесенных Советскими Вооруженными Силами врагу в течение минувшего года, приблизили полный крах фашистского режима. Миллионам людей, порабощенных гитлеровцами, наши воины уже вернули свободу.

Надо ли удивляться, что Октябрьскую годовщину полковая семья встретила на этот раз особенно торжественно. [252]

Старую помещичью усадьбу в Далеке разукрасили флагами, плакатами, зеленью. Подготовили литературно-художественный монтаж на тему «Письмо с фронта». Главным действующим лицом в этом монтаже был. почтальон.

Приход почтальона вносил большое оживление в будни полковой жизни. Писем ждали все — от родных, подруг, знакомых. Приходили письма и от малознакомых и даже совсем незнакомых поклонников, случайно увидевших в газете или журнале фотографию девушки-гвардейца, прочитавших заметку о ней. А таких фотографий и заметок в армейской печати появлялось тогда много.

Эти особенности фронтовой жизни, всевозможные переживания, связанные с получением очередной почты, и были разыграны в монтаже, подготовленном для праздничного вечера. Это было веселое обозрение. По ходу действия в нем участвовал смешанный хор девушек и летчиков-мужчин, приглашенных на праздник.

Сели за праздничные столы. Открылся бал, затянувшийся до поздней ночи. Смешанный хор исполнял популярные песни. Потом начались танцы. Было весело, как никогда.

— Где мы будем в будущем году в это время, как ты думаешь? — спрашивали девушки друг друга.

— Уж, конечно, не на фронте, а дома. Но где бы мы ни были, душой будем вместе!

Через несколько дней после праздника Ирина Ракобольская писала своим родным:

«...Верим, что этот последний и решающий удар скоро вернет нас к себе домой. Вы не придумали еще для меня специальности? Мне хоч»гся знать ваше мнение, а то вдруг сразу: «Идите, куда хотите»... и растеряешься».

7

Лида Демешева проснулась во второй половине дня, как всегда после ночных полетов, и, раскрыв глаза, ощутила, что произошло что-то необычайное, очень хорошее.

Не поняв сразу, откуда это ощущение, она оглянулась. В комнате было светлее, чем обычно, а оконные стекла, казалось, сверкали.

— Девушки, снег, снег!.. — закричала Лида, рывком бросившись с постели к окну.

Мгновенно поднялась вся эскадрилья. Прижавшись лицом к оконным стеклам, девушки с жадным любопытством, с ребячьей радостью и гомоном смотрели на первый снег.

Сами собой вырвались у Лиды памятные с детства строки Пушкина: