Поисково-ударные действия
Зимой 1943/44 года и последовавшей за ней весной эскорты конвоев, которые следовали в Англию, часто усиливались кораблями нового класса, непрерывным потоком поступавшими с американских судостроительных верфей.
В США они классифицировались как «британские эскортные миноносцы», а нам они были известны как фрегаты типа «Кептен». Все эти корабли носили имена капитанов военно-морского флота времен войн с Францией. Их строили с невероятной быстротой, используя новую технологию сварки заранее подготовленных секций. 45 суток — таково было наименьшее время, которое проходило от закладки корабля до завершения его постройки. Это очень малый срок, если вспомнить о сложном электрическом и электронном оборудовании, поставленном на такой корабль, и о трудностях строительства корпуса и установки машин.
При массовой постройке боевых кораблей, имеющих паровые турбины в качестве главных двигателей, особенно сложным является производство массивных зубчатых передач. Они передают мощность быстровращающихся турбин на сравнительно медленно вращающиеся винты, которые на скорости хода в 20 узлов, по-видимому, должны делать около 200 оборотов в минуту. Чтобы преодолеть эту трудность, конструкторы отказались от [145]турбин с зубчатыми передачами и заменили их турбинами с электропередачей.
Имелось два типа фрегатов: паротурбоэлектрические и дизель-электрические. Первые имели максимальную скорость 24 узла, вторые — 18 узлов.
Эти корабли заключали в себе черты как американской, так и британской конструкции. Британскими были мостик открытого типа, гидроакустика и устройства для глубинного бомбометания. Машинные установки и электрооборудование были американскими. Корпус имел более красивые обводы по сравнению с теми, которые нравились нам до сих пор. Новые корабли отличались обтекаемой формой. Из-за этого они были подвержены сильной качке на волне. Чтобы уменьшить стремительность качки, корабли по прибытии в Англию оборудовались стеллажами для хранения большого количества глубинных бомб на верхней палубе. Это несколько замедлило качку, но все же требовались только три секунды, чтобы корабль перевалился с одного борта на другой. Такая качка утомляла и очень раздражала, так как ничего нельзя было оставить незакрепленным, и даже такая в нормальных условиях неподвижная вещь, как стиральная резинка, бесконечно подпрыгивала на штурманском столе и падала на палубу.
Основная слабость этих кораблей заключалась в несовершенстве их артиллерии. Я до сих пор не могу понять, где американцы отыскали короткоствольные 75-мм мушкетоны, которыми были вооружены эти корабли. Помнится, в шутку мы окрестили их слоновыми ружьями. Они выпускали один снаряд в минуту. Я подозреваю, что он целиком состоял из стали и не был начинен взрывчатым веществом. Единственный раз мы из злости открыли огонь из этих мушкетонов, но снаряды отскакивали от цели не взрываясь. Эскортные миноносцы, которые американцы предназначали для своего флота, были вооружены 127-мм пушками — оружием иного класса.
Но артиллерия почти не находила применения на Атлантике, и хорошие качества этих небольших кораблей перевешивали плохие. С прибытием их наши эскортные силы получили такое значительное подкрепление, что на последующем этапе войны стало возможным сформировать еще несколько поисково-ударных групп для ведения [146]наступательных действий против немецких подводных лодок.
По прибытии в Ливерпуль в марте 1944 года я получил приказание оставить «Хесперус» и принять командование одним из новых фрегатов — «Бикертон». Я должен был сформировать соединение, которое впоследствии стало известно как 5-я эскортная группа. С отводом из Северной Атлантики большинства немецких подводных лодок после поражения их весной 1943 года эскортирование конвоев не представляло интереса. В этих условиях получение более или менее самостоятельного командования, обещавшего свободу действий, очень привлекало меня. Я надеялся, что мне удастся включить в новое соединение «Хесперус». Ведь я провел на нем три года войны, командовал им в течение всей норвежской операции и участвовал на нем в многочисленных и успешных боях при обороне конвоев.
«Хесперус» пронес меня через три зимы на Атлантике и ни разу не подвел. Те турбины, свидетелем первых испытаний которых я был в январе 1940 года на верфи Торникрофта, все еще работали с мягкостью швейной машины. Я знал на «Хесперус» каждую заклепку и каждый лист, и мне очень тяжело было расставаться с ним.
Мне разрешили взять с собой офицеров штаба Лильфа Стенли и Билла Ридли, который ради службы со мной пожертвовал самостоятельной командной должностью. Но мне было очень тяжело покидать других членов нашей дружной компании.
К счастью, времени для сожалений не было. Оба корабля стояли борт о борт, и я, поспешно сдав «Хесперус» своему преемнику капитану 3 ранга Легассик из военно-морского резерва, вступил на борт фрегата «Бикертон» и немедленно вышел в Белфаст, где должна была формироваться моя новая группа.
5-я эскортная группа состояла из шести фрегатов. Три из них — «Бикертон», «Эйлмер» и «Блай» — были турбо-электрическими и давали ход в 24 узла. Остальные — «Кемпторн», «Ките» и «Гудсон» — были дизель-электрическими с 18-узловым ходом. Командиров кораблей я не знал, за исключением Джеки Купера, бывшего командира «Суитбрайэр».
В отличие от моего первого выхода на «Уокер», на этот раз мне дали время на отработку группы. Это было [147]крайне необходимо, так как в состав группы входили новые корабли с командирами, привыкшими к крепким маленьким корветам типа «Флауэр» или к поворотливым эскортные миноносцам.
В скором времени эскортная группа вышла на учение в Ирландское море. Изучая свой новый корабль, я одновременно испытывал способности новых командиров. Как мне недоставало моей хорошо отработанной группы «Б-2», моего чудесного главного старшины сигнальщиков и его матросов! Нередко терпение изменяло мне.
Боюсь, что моя репутация командира, быстро расправляющегося с неспособными, перекочевала и в новую группу. К счастью, Билл и Лильф смогли разубедить в этом моих новых командиров. Вскоре мы привыкли друг к другу, и наша группа стала дружным коллективом. 21 апреля 1944 года мы вышли в первую операцию.
Нам приказали находиться в поддержке эскорта конвоя. Эта задача была легкой, так как атлантические конвои проходили теперь через Атлантику почти беспрепятственно. Дело в том, что немецкие лодки стали действовать в стороне от них в поисках более легких целей.
Однако этот поход оказался очень полезным для нашей еще неопытной группы. Он позволил нам познакомиться с качествами наших кораблей в условиях атлантического шторма, продолжавшегося в течение трех суток. Большая часть личного состава кораблей вряд ли до этого выходила в море, если не считать перехода кораблей ив США после постройки, во время которого экипажи только разбалтывались.
Конвою никто не угрожал, и нас послали на поиск в район, где, согласно донесениям, находилась немецкая лодка. То, что нас опять использовали для поиска, как в недобрые дни 1940 года, вызвало тревогу. Но перед вторжением в Нормандию почти все немецкие подводные лодки ушли из Атлантики, и увеличившиеся эскортные силы теперь оставались без дела. Поэтому участие в поиске стало для нас хорошей практикой, и мы были рады полученному заданию.
На следующий день мы получили новое приказание — присоединиться к эскортному авианосцу «Виндекс», который действовал совместно с 9-й эскортной группой. Я был уверен, что сочетание авианосной авиации с кораблями моей группы принесет свои плоды, если противник [148]окажется поблизости. Однако вскоре нам пояснили, что наша задача заключается в основном в ведении поиска, правда, довольно бесцельного.
Через трое суток это занятие порядком надоело нам, и тот энтузиазм, с которым мы начали было действовать, стал быстро улетучиваться. Совершенно неожиданно картина резко изменилась. Мы получили задачу, выполнение которой обещало принести довольно ощутимые результаты.
У немцев было принято постоянно держать в центральной части Атлантики одну или несколько подводных лодок с единственной целью — передавать дважды в сутки сводку погоды. Эти сводки, естественно, были крайне необходимы при составлении долгосрочных прогнозов погоды. Так как эти подводные лодки играли пассивную роль и всплывали на время не большее, чем это требовалось для того, чтобы зарядить аккумуляторную батарею и передать сводку погоды, в нормальных условиях им почти не угрожала опасность обнаружения.
Предыдущая попытка уничтожить одну из этих лодок, предпринятая поисково-ударной группой, которая действовала без авианосца, окончилась неудачей. Предполагалось, что комбинация воздушного патрулирования и коротковолнового радиопеленгатора, получающего пеленги всякий раз, когда подводная лодка будет передавать сводку погоды, принесет хорошие результаты. Поэтому, когда мы получили приказание выйти в точку 52° северной широты и 30° западной долготы совместно с авианосцем «Виндекс», энтузиазм вновь вернулся к нам.
В это время 9-я эскортная группа оставила нас, поэтому половина моей группы — тихоходный дивизион кораблей с дизель-электрическими машинными установками — приняла на себя охранение авианосца, а я с остальными кораблями продолжал действовать- самостоятельно, но во взаимодействии с «Виндекс», командир которого как старший из офицеров руководил боевыми действиями в целом.
Для Достижения успеха приходилось быть терпеливыми. Сначала мы должны были выйти в район позиции подводной лодки. В этом нам могло помочь Адмиралтейство, которое получало информацию от мощных береговых радиопеленгаторных станций.[149]
Выйдя в район предполагаемой позиции лодки, мы должны были стараться перехватить ее передачу своими радиопеленгаторами и получить пеленг на нее. Затем, быстро выслав самолет в нужном направлении, добиться зрительного обнаружения нашей цели, которое даст возможность точно определить ее место. Такова была программа действий, которые мы рассчитывали предпринять, и если бы в моей радиопеленгаторной рубке по-прежнему находился Уокер, дело с немецкой подводной лодкой можно было бы считать решенным. Однако радисты, так же как и остальная часть команды, только что прошли обучение и не имели никакого опыта, поэтому понадобилось очень много времени, чтобы обнаружить лодку.
2 мая мы подходили к точке, сообщенной нам Адмиралтейством. Нам удалось запеленговать подводную лодку во время передачи ею утренней сводки погоды. Лодка находилась еще на некотором расстоянии от нас, поэтому, имея пеленг, мы не надеялись добиться большего, чем точно определить район, подлежащий обследованию. В связи с этим я ждал получения новой информации после перехвата вечерней передачи. Но когда наступило время приема, ни один из радиопеленгаторных расчетов на кораблях группы не сумел перехватить сигнала. Не лучше обстояли дела и в последующие двое суток.
Не перехватив работу лодки, мы не могли решить нашу задачу, так как лодка, свободная в своем маневрировании, всегда могла уклониться от поиска. Надо отдать должное противнику. Действия немецких подводных лодок говорили о том, что подводники знают о наших коротковолновых радиопеленгаторах и опасаются их. Из информационных материалов Адмиралтейства мы знали, что волна, на которой передавались метеорологические сводки, никогда не бывала подряд одной и той же, и это затрудняло решение нашей задачи.
Наконец, ранним утром 5 мая радиопеленгатором «Бикертон» удалось засечь радиопередачу немецкой лодки и определить, что она находится довольно близко от нас. Передав эту долгожданную информацию на «Виндекс», я повел 1-й дивизион в составе «Бикертон», «Эйлмер» и «Блай» на поиск подводной лодки. Хотя нам не удалось установить контакт, район поиска значительно сузился.[150]
Как мы узнали позже, ведя поиск, мы прошли на видимости лодки. Если этой ночью самолеты смогут подняться в воздух, они наверняка обнаружат противника Нам повезло — погода оставалась сносной. Кстати говоря, на «Виндекс» имели свое собственное мнение о том, какую погоду можно считать подходящей для полетов. Но, тем не менее, летчики держали самолеты в воздухе в самых ужасных условиях, притом с изумительным мастерством.
С наступлением темноты командир авианосца капитан 2 ранга Бейлисс спланировал маршруты полетов своих воздушных патрулей таким образом, чтобы перекрыть обследуемый район. Вскоре после полуночи один из самолетов обнаружил лодку, принудил ее погрузиться и обозначил точку погружения световой шашкой. Эта точка находилась всего в двенадцати милях от авианосца и значительно дальше от кораблей 1-го дивизиона. Поэтому для преследования лодки был выделен фрегат «Китс», а я тем временем с радостью развернул фрегаты «Бикертон», «Эйлмер» и «Блай», чтобы принять участие в погоне.
«Китс», прибыв к месту обнаружения подводной лодки, обозначенному самолетом, начал поиск. Но уже прошло около часа, и лодка могла успеть уйти в любом направлении. Однако тщательно спланированный поиск принес успех, и в 04.00 радиометрист с «Китс» доложил о контакте. Пройдя некоторое время по пеленгу цели, «Китс» ничего не обнаружил, но вскоре затем установил гидроакустический контакт и бросился в атаку.
К сожалению, командир лодки перехитрил командира фрегата, возможно, путем успешного использования имитационных патронов. Как и у всех остальных из нас, на «Китс» был «зеленый» расчет гидроакустиков, и после первой атаки они, по-видимому, или уцепились за подводную пузырьковую цель, или же после взрыва глубинных бомб потеряли контакт из-за возмущения воды.
Но этот урок пошел им на пользу, так как в конце войны «Китс» потопил две немецкие лодки.
Однако на этот раз подводной лодке удалось ускользнуть, и ее команда, ехидно посмеиваясь и прислушиваясь к отдаленным взрывам глубинных бомб, радовалась умелому уклонению. Но подводники торжествовали слишком рано. Успокоившись, оня даже не услыщали шума винтов, [151]когда к ним приблизились корабли 1-го дивизиона. Когда мы находились от «Китс» примерно в трех милях, мы делали по 20 узлов — наивысшая скорость, при которой еще возможен гидроакустический поиск. Вскоре был установлен отчетливый гидроакустический контакт. На таком ходу требовались быстрые действия.
Сначала корабль необходимо было развернуть носом на контакт, чтобы он представлял собой наименьшую мишень для возможной торпедной атаки. На этой стадии атаки еще трудно решить, кто атакует и кто уклоняется, и торпеды уже могут нестись под водой в расчете на попадание в корабль, если он будет идти прежним курсом.
В это время следует уменьшить ход не только для того, чтобы дать гидроакустику время разобраться в обстановке, определить курс и скорость хода лодки, передать на мостик необходимые данные для выхода в атаку, но также для того, чтобы уменьшить шумы винтов и не привлечь какую-нибудь акустическую торпеду, которая могла быть уже выпущена.
На совместно идущие корабли должны быть переданы сигналы о том, что мы вступили в контакт, и отдано приказание следовать нашим движениям. На то, чтобы сделать все это, потребовалось меньше времени, чем на этот рассказ, и «Бикертон» вскоре малым ходом пошел в направлении на контакт, по пути исследуя район. В это время команда корабля в напряженном ожидании стояла на боевых постах по боевой тревоге.
Гидроакустики действовали четко и уверенно, и доклады непрерывно поступали» на мостик.
«Контакт уверенный. Классифицируется как подводная лодка».
«Дистанция 1400 метров — наклонение увеличивается».
«Цель движется влево».
Билл Ридли, контролируя акустиков, весь поглощенный прослушиванием эхо, показал мне поднятый вверх большой палец, что означало обнаружение настоящего объекта.
Дистанция между нами и лодкой неуклонно сокращалась, и каждый раз, когда гидроакустик фиксировал эхо, на планшете отмечалось место лодки. Она шла постоянным курсом, передвигаясь самым малым ходом, и, казалось, не подозревала о нашем приближении, [152]затем на дистанции 650 метров эхо затихли и скоро совсем исчезли. Билл быстро установил асдик так, чтобы просматривать большую часть горизонта на случай, если акустики допустят ошибку, но никакого контакта не последовало.
«Она уходит на глубину, сэр, я уверен в этом», — сказал он. Я чувствовал, что он прав. Вспомнив о трудностях, с которыми мы столкнулись в годы службы на «Хесперус» при уничтожении немецких лодок, державшихся на большой глубине, я решил применить метод атаки подкрадыванием. Этот метод был создан в связи с тем, что при умелом управлении подводная лодка может уклониться от атаки обычными глубинными бомбами. Нарастающий шум винтов атакующего корабля нетрудно было прослушать, и подводная лодка, изменив курс в нужный момент, могла отойти на безопасную дистанцию от места сбрасывания бомб. Дело в том, что на атакующем корабле контакт с подводной лодкой, находящейся на большой глубине, теряется на дистанции 600 — 700 метров, и с этого момента любое изменение курса подводной лодки остается незамеченным. Кроме того, время, затрачиваемое глубинными бомбами на погружение, при атаке лодки, которая находится на большой глубине, достаточно велико для того, чтобы подводная лодка успела отойти.
Метод атаки подкрадыванием основан на той особенности, что в гидрофонах немецкой лодки шумы ее собственных винтов маскируют шумы корабля, который постепенно сближается с ней, идя ей точно в кильватер. Поэтому один из кораблей обычно устанавливает контакт, держась приблизительно в 1000 метрах за кормой немецкой лодки, и после этого выводит другой корабль в кильватер подводной лодке для сближения с ней таким малым ходом, который был бы достаточен лишь для того, чтобы догнать ее. Затем, как только атакующий корабль окажется над ничего не подозревающей лодкой, по команде с управляющего корабля сбрасываются двадцать шесть глубинных бомб, поставленных на максимальную глубину, чтобы они взорвались точно около цели.
Моя группа в свое время отрабатывала этот маневр, и теперь, увеличив дистанцию, чтобы снова получить уверенный контакт, я подозвал «Блай» и поручил ему сыграть роль атакующего корабля.[153]
Идя самым малым ходом и управляясь по моим командам, передаваемым по радиотелефону, «Блай» прошел мимо нас и вступил в кильватер лодке. Напряжение возросло до предела, когда дистанция до «Блай», измерявшаяся с моего мостика переносным дальномером, постепенно стала приближаться к величине дистанции, указываемой гидролокатором. В волнении обхватив нактоуз, я слушал, как Стенли считывал с дальномера дистанции до «Блай», а гидроакустики монотонно докладывали дистанции до подводной лодки. Но вот обе дистанции совпали, и я передал Куперу команду «Товсь».
Я должен был пропустить «Блай» немного дальше цели, чтобы ввести поправку на время погружения глубинных бомб на назначенную глубину. Дистанция до него увеличивалась раздражающе медленно. 10 метров, 20 метров впереди подводной лодки, и вдруг на 45 метрах нужный момент наступил. Горло у меня пересохло от возбуждения, и мне удалось только прохрипеть команду «Огонь!» Старшина сигнальщиков отрепетовал команду по радиотелефону громко и отчетливо, и я увидел, как с кормы «Блай» в воду шлепнулась первая глубинная бомба. Ей пришлось пройти долгий путь при погружении, прежде чем она взорвалась, и, до того как сотрясение от первого взрыва глухо пронеслось по всему кораблю, из серии в двадцать шесть глубинных бомб было сброшено около шести бомб.
Мы наблюдали, как бомбы одна за другой с плеском падали в воду за кормой «Блай». Вдруг мы заметили, что одна из бомб преждевременно взорвалась на очень малой глубине. Клуб дыма вылетел из трубы «Блай», и можно было видеть, как его подхлестнуло волной, образовавшейся вследствие взрыва, который произошел под кормой. Поднявшийся высокий столб воды с грохотом обрушился на ют. Но расчет бомбометания с точностью механизма продолжал сбрасывать оставшиеся глубинные бомбы.
На немецкой подводной лодке, которая находилась на глубине более 100 метров, все было спокойно, и команда не имела ни малейшего представления о приближавшейся смертельной опасности. Первая бомба разорвалась со страшной силой вблизи лодки, погрузив ее в полную темноту. Следовавшие один за другим взрывы привели команду в смятение. В корпусе лодки появились трещины, [154]сквозь которые внутрь качала поступать вода. «На поверхность любой ценой!» — таково было желание отчаявшегося командира лодки. В спешке было отдано приказание подать воздух высокого давления в балластные цистерны, и лодка начала стремительно всплывать, несмотря на to, что град бомб, взрывавшихся вокруг нее, наносил ей все большие повреждения.
Когда замер гул от взрыва последней бомбы, с мостика «Бикертон» я увидел каскад пены и брызг, поднятый подводной лодкой, выброшенной на поверхность.
В те несколько мгновений, когда лодка показалась на поверхности, можно было различить искореженные листы ограждения рубки — доказательство того, что по меньшей мере одна глубинная бомба попала прямо в цель. В тот момент, когда «Бикертон» подошел ближе, чтобы нанести последний удар, с воздуха на подводную лодку с ревом спикировал «Суордфиш» с «Виндекс». Он сбросил две противолодочные бомбы, которые упали точно у бортов лодки. Столбы воды осели, и лодка ушла под воду с дифферентом на корму. Когда «Бикертон» подошел к месту потопления, по всему кораблю были слышны взрывы внутри корпуса лодки, которая находилась на большой глубине. Я понял, что все кончилось. Очень немного людей осталось на воде. Все они были подобраны и взяты в плен.
Конечно, все были в восторге, особенно я, так как опять, как и во время моего первого похода на «Уокер», новая группа «пустила противнику кровь» при первом же выходе в море.
Нам очень повезло в этой операции. Помню, как на радостях я поднял сигнал группе, что впредь она будет называться «Боевая Пятая». Эта операция была разыграна, как по нотам. Она представляла собой то, что позднее стало известно под заимствованным из американской фразеологии термином «поисково-ударная операция». Отыскать немецкую подводную лодку в просторах Атлантики и, используя коротковолновый радиопеленгатор, авиационную разведку и гидроакустический поиск, атаковать я уничтожить ее — этого еще никто не делал. Поэтому «Виндекс» и 5-я эскортная группа могли гордиться своей победой.
Вскоре от спасшихся с «U-765», среди которых был и ее командир, мы узнали историю этой немецкой подводной [155]лодки. Как мы и предполагали, лодка успешно уклонилась от первой атаки «Китс», не получив никаких повреждений. Лишь взрыв глубинных бомб, сброшенных с «Блай», создал для лодки очень серьезную угрозу.
К нашему удивлению, немецкие подводники не слышали, как подошли корабли 1-го дивизиона, хотя они делали по 20 узлов. Наше «подкрадывание» было успешным, так как ничто не предупредило лодку о надвигающейся атаке.
Когда все успокоилось, я приказал привести командира «U-765» в мою каюту.
Было очевидно, что мы очень своевременно довели нашу охоту до успешного конца, так как, несмотря на гибель «U-765», метеосводки, к нашему изумлению, начали опять передаваться почти без перерыва. От пленных мы узнали, что пребывание «U-765» на позиции подходило к концу и что смена должна была прибыть в день потопления лодки. Мы намеревались успешно атаковать и вторую лодку. Однако на следующий день наступило затишье в связи с тем, что с запада надвигался шторм. Вплоть до 8 мая мы так и не смогли вновь применить нашу излюбленную тактику при преследовании нового пришельца.
Мы снова пошли по пеленгу, полученному радиопеленгованием. На этот раз условия для работы гидролокатора были необычно плохими — частично из-за сильного волнения, которое еще не улеглось, но главным образом из-за того, что мы оказались в водах, кишевших косяками рыб и дельфинами. Так или иначе асдик давал эхо почти в любом направлении, и попытки классифицировать их и отбросить те, которые мы считали исходящими от косяков рыбы, оканчивались неудачей.
К концу дня «Эйлмер» донес, что он вступил в контакт с чем-то более плотным, чем косяк рыб. Он зашел на цель и атаковал ее, но затем не смог отыскать ее снова из-за неблагоприятных условий для работы гидроакустики. Я повел к нему на помощь «Бикертон» и «Блай». «Бикертон» в результате тщательного поиска установил контакт, по-видимому, с тем же самым объектом.
Из докладов гидроакустика следовало, что мы находились над подводной лодкой, идущей на большой глубине и постоянным курсом. Нам снова подвернулся случай повторить атаку подкрадыванием, и я еще раз стал [156]наводить «Блай», пока он не очутился за кормой у ничего не подозревавшей немецкой подводной лодки. Вскоре «Блай» начал постепенно нагонять ее. Все шло хорошо. Подводная лодка делала около четырех узлов, и если бы «Блай» снизил скорость до пяти узлов, чтобы избежать прослушивания лодкой шума его винтов и не спугнуть ее, погоня бы затянулась.
На большом волнении Купер испытывал затруднения в удержании корабля точно на курсе на таком малом ходу, поэтому он предложил увеличить скорость на два узла.
Мне хотелось как можно скорее услышать взрывы глубинных бомб. Я боялся, как бы командир лодки не заметил, что мы «наступаем ему на хвост», и поэтому сделал то, чего следовало бы избежать, — разрешил увеличить скорость.
В результате этого мы допустили двойную ошибку. Дополнительное перемешивание воды, произведенное винтами «Блай», который увеличил количество оборотов, замаскировало цель, и асдик перестал быть эффективным. Это привело к временной потере контакта. Для восстановления его мне пришлось отвести «Бикертон» в сторону, чтобы дать асдику свободный «обзор». В тот момент, когда было отдано приказание начать бомбометание, команда немецкой подводной лодки поняла, что ей угрожает опасность. По мере нанесения на планшет определенных с помощью гидролокатора пеленгов и дистанций до подводной лодки нам становилось ясно, что лодка резко изменила курс. Этот маневр вывел лодку за пределы радиуса поражения глубинными бомбами (он был менее 10 метров), которое в это время уже погружались. Я был зол на самого себя за эту ошибку в оценке обстановки. Она произошла из-за моей горячности. Огромные пузыри воздуха, поднявшиеся на поверхности приблизительно в том месте, где, по нашим расчетам, должна была находиться немецкая лодка, придали нам бодрости. По ним мы и вышли на глазок в следующую атаку. Нам казалось, что, несмотря на ошибку, корпус немецкой подводной лодки пробит. В этом мы окончательно убедились, когда впоследствии не смогли восстановить с ней контакт, несмотря на тщательный поиск. Однако наши надежды рухнули, когда на следующее утро мы перехватили обычную сводку погоды. [157]
Я так и не узнал, каково было происхождение этих пузырей. Возможно, они вырвались из балластных цистерн немецкой подводной лодки, когда их дополнительно заполняли, чтобы погрузиться на еще большую глубину.
К этому времени топливо на моих кораблях подходило к концу, и так как «Виндекс» не мог поделиться своими запасами, нам пора было возвращаться в базу. Было очень приятно в первый же поход записать на свой боевой счет потопленную немецкую подводную лодку. Но я все еще не мог простить себе, что потерял терпение, которое так необходимо при охоте на подводную лодку, находящуюся на глубине.
По прибытии в Белфаст командиру немецкой лодки приказали приготовиться к высадке.[158]