Глава 4.

Действия в составе конвоев

Я радовался результатам первого боя и чувствовал, что моя эскортная группа и «Уокер» все более сплачиваются, но в то же время я знал, что наш успех до некоторой степени был случайным.

Шепке погиб из-за излишней самоуверенности. В течение длительного времени он безнаказанно недоучитывал возможности обнаружения подводной лодки, идущей полным ходом в надводном положении ночью. Его выдал след, и у нас появилась возможность подойти к нему на радиус действия гидролокатора. При встрече с хорошо подготовленной группой противолодочных кораблей он наверняка был бы обречен на верную гибель. Но мы не могли надеяться, что и другие немецкие подводники будут допускать подобные ошибки,

Кречмер был обнаружен асдиком эскадренного миноносца, когда, как ему казалось, бой уже закончился, и «U-99» ожидал спокойный переход в Лориан.

Умело управляемая подводная лодка при проведении ночной атаки все еще имела огромные преимущества, однако обнаружение «U-100» радиолокатором «Вэнок» вселяло надежду на изменение обстановки в нашу пользу. Больше того, мы узнали, что Кречмер, применяя тактику прорыва завесы охранения и проникновения внутрь походного порядка конвоя, занимал позицию, которая обеспечивала ему полную безопасность и в то же время позволяла [59]избирать цели без опасения промахнуться. Погрузившись или находясь в крейсерском положении, он мог идти скоростью, одинаковой с конвоем, и при этом оставаться необнаруженным.

Если бы немецкие подводники имели высокий уровень подготовки, характерный для первых дней войны, они, по-видимому, продолжали бы действовать очень смело. Однако быстрое строительство подводных лодок и потеря за одну неделю трех известных асов заставили немцев перейти к тактике массированных атак, известных как атаки «волчьих стай». Такой метод использования подводных сил потребовал строгого контроля за действиями подводных лодок со стороны штаба. Теперь перед началом атаки необходимо было обеспечить сосредоточение подводных лодок в районе продвижения конвоя. В конечном итоге такая тактика в какой-то степени даже благоприятствовала нам, так как предусматривала, что каждый командир подводной лодки, первым обнаруживший конвой, был обязан сообщить об этом на берег и затем продолжать наблюдение до тех пор, пока не соберется вся «волчья стая». Когда наступало время атаки, он опять должен был нарушить радиомолчание и донести об этом. Значительным научным достижением периода второй мировой войны было создание усовершенствованного пеленгаторного устройства, которое позволяло взять точный пеленг с корабля на объект, ведущий радиопередачу на коротких волнах. На «Хесперус» мы имели один из таких пеленгаторов, однако первые результаты его применения оказались незначительными, а показания — ненадежными. Более поздние пеленгаторы, установленные на наших эскортных кораблях, были значительно лучше, и дальнейшие события покажут, как эта аппаратура и склонность немцев к болтовне по радио содействовали уничтожению большого количества немецких подводных лодок. Я уверен, что радиопеленгование коротковолновых передач сыграло такую же большую роль в поражении немецкого подводного флота, как и радиолокация, хотя, конечно, одно дополняло другое. Каждое средство способствовало введению в действие асдика — главного виновника гибели многих немецких подводных лодок.

Однако все эти усовершенствования были еще в зачаточном состоянии. И до тех пор, пока приборы не стали более совершенными, лишь один человеческий глаз мог [60]обнаружить ночью погружающийся в воду торпедный катер, т. е. то, во что немецкая тактика ночных атак превратила подводные лодки.

С началом весны мы с удовольствием сняли с себя теплую одежду. Поведение некоторых судов в конвое по-прежнему было странным. Как и раньше, они доставляли нам массу хлопот. Противник за все это время почти не показывался. Некоторые офицеры и рядовые с «Уокер» и «Вэнок» были награждены.

Когда после одного из походов мы вернулись в Ливерпуль, мы заметили, что жители города в связи с очередным налетом немцев находились в страшной панике. В первую ночь нашей стоянки немцы снова произвели налет, известный под названием «бой за Бутл». Во время этого налета часть порта Мереей была сильно повреждена, и около тринадцати торговых судов, находившихся на реке и в доках, были потоплены. Однако по каким-то неизвестным нам причинам немецкие воздушные силы, доведя жителей Ливерпуля до полного изнеможения, вдруг перенесли свои атаки на другие районы, и жизнь порта вошла в обычную колею.

Корабельная пожарная партия, действиями которой руководил Старди, целую ночь боролась с зажигательными бомбами. На борту нашего корабля находился американский писатель Шиэн. Он решил ничего не упустить из виду, и поэтому присоединился к пожарной партии. Временами, несмотря на крайнюю напряженность обстановки, он заставлял всех нас покатываться со смеху. В то время как Питер и его команда, услышав свист падающей бомбы, бросались в укрытие, Шиэн, медленно реагировавший на подобные явления, обычно оставался на месте, а когда опасность была уже позади, он с лихорадочной быстротой бросался в укрытие. Но Шиэн родился в сорочке и перенес все это, не получив ни единой царапины. Гладстон-Докс — бассейн, в котором стояли все ливерпульские эскортные корабли, получил большое количество попаданий. Одним из них была разбита моя автомашина. Корабли получили незначительные повреждения. Из трех доковых ворот двое были повреждены, и следующее попадание либо надолго задержало бы эскортный флот в бассейне, либо сделало бы бассейн доступным приливам и отливам, в результате чего в малую воду все мы могли бы [61]твердо сесть на грунт. Поэтому нас перевели на базирование в Лондондерри.

Мы были хорошо знакомы с внешними подходами к этому североирландскому порту, так как наши корабли перед выходом в Атлантический океан не раз принимали топливо с танкера, который стоял в устье реки Фойл. Нам даже нравилось стоять поблизости от нейтральных берегов Эйре, откуда подходили шлюпки с провизией и редкостными товарами.

Однако теперь нам предстояло пройти несколько иным путем — по узкой и извилистой реке Фойл до древнего города Дерри. Когда мы впервые шли туда, я взял лоцмана. К моему удивлению, игнорируя компас, он предпочел ориентироваться по таким береговым объектам, как «Белая корова матушки Мурфи» или «Хлев Падди Монагена». Я страшно взволновался и поручил Лэнгтону пригласить лоцмана в кают-компанию, а сам тем временем обратился к более распространенным методам вождения корабля.

Лондондерри оказался сказочным местом, где в ресторанах можно было получить такие неслыханные блюда, как бифштекс и масло большими порциями. После дымящихся руин Ливерпуля мирная обстановка в Лондондерри, где люди не слышали ни единого выстрела, казалась чем-то необыкновенным. Поэтому выходить из Лондондерри в море навстречу зимним штормам было тяжелее, чем обычно. Когда плывешь вниз по узкой реке Фойл, невольно видишь мирные, маленькие, укрытые деревьями коттеджи, до которых, кажется, рукой подать. Синий торфяной дым лениво поднимается в воздух, и ты завидуешь владельцам этих теплых очагов, которые могут спокойно провести предстоящую ночь. Затем река сделает крутой поворот, и когда он останется позади, ветер снова начнет пронзительно свистеть в снастях. К ночи вода наверняка загуляет по палубам, и мы снова будем привязывать себя к койкам, когда придет время отбоя.

Летом 1941 года наступило затишье. Хотя наши конвои по-прежнему подвергались атакам и продолжали нести потери в торговых судах, немецкие подводники уже потеряли прежнюю уверенность, и если они устанавливали, что конвой хорошо охраняется, обычно отступали, стремясь найти добычу полегче. Дважды конвой, эскортируемый моей группой, понес потери, но не в таких масштабах, [62]как потери, нанесенные Кречмером и Шепке. В обоих случаях атака была отбита с потерей одного судна из состава конвоя, однако немецкая подводная лодка уходила невредимой.

Однажды «Уокер» имел довольно интересную встречу с немецкой подводной лодкой. Из этого боя лодка, к сожалению, вышла невредимой, но мы получили ценные сведения о тактике и маневренных качествах немецких подводных лодок, находящихся в подводном положении.

26 июля 1941 года вышедшие из метрополии суда, которые эскортировала моя группа, были атакованы в дневное время подводной лодкой, находившейся в подводном положении. При этом был торпедирован и поврежден пароход «Атлантик Сити». Зная, что лодка, имеющая малую скорость подводного хода, в конце концов должна оказаться за кормой конвоя, я организовал поиск в этом направлении. Мне повезло — вскоре с помощью асдика мы получили контакт, который был классифицирован как принадлежащий подводной лодке.

«Уокер», приготовившись сбросить глубинные бомбы, вышел в атаку. Но, к сожалению, контакт был потерян, когда мы находились еще в 500 метрах от предполагаемого места лодки. Это означало, что при ведении атаки нам придется основываться главным образом на догадках и предположении, что противник продолжает идти курсом и скоростью, которые были приняты при расчете нашего боевого курса. Мы даже начали сомневаться, имели ли мы контакт действительно с подводной лодкой. Ведь это мог быть контакт с косяком рыб, которые при атаке обычно рассеиваются. Но так или иначе мы сбросили бомбы в месте и во время из расчета на поражение подводной лодки.

Немного отойдя и развернувшись, чтобы снова восстановить контакт в точке, указанной нашим автоматическим планшетом, мы ничего не нашли, и наши сомнения усилились. Но когда поиск был произведен на большей площади, мы снова получили четкий контакт, по всем признакам принадлежащий подводной лодке, идущей под моторами. «Уокер» вновь зашел, чтобы произвести точно рассчитанную атаку, и опять контакт был потерян на дистанции около 500 метров от цели. Когда же, наконец, цель удалось снова обнаружить, она оказалась далеко от того места, где мы рассчитывали ее найти.[63]

Теперь я понял, что мы имели дело с немецкой подводной лодкой, обладающей глубиной погружения и поворотливостью значительно большими, чем было известно до сих пор. Дистанция, на которой терялся контакт, указывала на большую глубину погружения цели, так как луч асдика имел постоянный «угол снижения» и подобно прожектору мог вращаться в горизонтальном направлении, но его нельзя было поднять или опустить. Таким образом, при нашем приближении цель постепенно входила во все более сужающуюся часть луча. На определенной же дистанции лодка выходила из звукового конуса асдика, и эхо больше не поступало в его приемник.

Потеря контакта на расстоянии около 500 метров означала, что немецкая подводная лодка находилась примерно на глубине 180 — 200 метров, а наша разведка в то время называла предельную глубину погружения подводных лодок 105 метров. На основании этого предположения наши глубинные бомбы были сконструированы таким образом, что наибольшая глубина взрыва, на которую их можно было установить, составляла 150 метров.

Точно так же разведка заставила нас думать, что маневренные качества немецких подводных лодок серийной постройки эквивалентны маневренным качествам наших подводных лодок. Однако, когда после каждой атаки контакт восстанавливался, цель оказывалась в точке, указывавшей, что лодка имела возможность маневрировать значительно быстрее.

Итак, мы обнаружили немецкую подводную лодку, но не смогли нанести ей смертельный удар оружием, которое имелось в нашем распоряжении. В течение долгого теплого летнего утра, когда море было спокойно, «Уокер» и норвежский эскадренный миноносец «Бат», который вместе с нами разыскивал немецкую подводную лодку, пытались предугадать дальнейшие маневры командира лодки. И если мы не могли сделать так, чтобы наши глубинные бомбы взрывались на одной с ней глубине, мы надеялись, что по крайней мере сможем заставить их взорваться точно над подводной лодкой.

К нашему стыду, немецкая подводная лодка спокойно продолжала свой путь под водой, пока мы не израсходовали все глубинные бомбы. Если бы мы смогли поддерживать контакт, можно было бы вызвать другие корабли для продолжения атаки и в конечном итоге заставить [64]подводную лодку всплыть, когда ее аккумуляторная батарея разрядится. Но, к несчастью, асдик имеет один серьезный недостаток. Если поверхностные слои воды в океане нагреваются или охлаждаются до определенных пределов, звуковой луч искажается и в конце концов может отклониться под острым углом ко дну моря или к поверхности. Жаркое летнее солнце, сверкающее над необычно спокойной Атлантикой, изо дня в день создавало именно такие условия, и вскоре нам стало ясно, что мы потеряли контакт. Настойчивый поиск, охватывавший все большее и большее пространство, не дал результатов, и мы поняли, что потерпели поражение.

От эскортных кораблей без глубинных бомб конвою небольшая польза, а так как наш конвой в то время был уже на выходе из опасной зоны, мы с разрешения командования поспешили обратно в Лондондерри, чтобы пополниться боеприпасами. Здесь мы доложили о наших наблюдениях: немецкие подводные лодки погружаются на глубину 180 метров или более, и в подводном положении диаметр их циркуляции меньше, чем у эскадренного миноносца. Это сообщение было встречено скептически. Однако в августе «U-570», не имевшая повреждений, попала в наши руки. И это подтвердило правильность наших заключений. В результате были сконструированы и выданы эскортным кораблям глубинные бомбы с установкой на взрыв на глубине до 210 метров.

Но проблема боевого применения глубинных бомб для нанесения точного удара по-прежнему оставалась неразрешенной, пока покойный капитан 2 ранга Уокер — выдающийся истребитель немецких подводных лодок — не изобрел метод, названный им «атака подкрадыванием». Я применил его позже, и он дал хорошие результаты.

Медленно тянулись летние дни. Противник очень редко атаковал наши конвои, и офицеры штаба в Дерби-Хауз стали слишком самоуверенными. Основной принцип обороны конвоев — охранение их группами эскортных кораблей, сформированных и подготовленных как тактическое соединение, находящееся под командой начальника, тактические взгляды которого командиры кораблей знали настолько хорошо, что в бою почти не приходилось отдавать приказаний, — постепенно был забыт.

Силы моей эскортной группы таяли с каждым днем. И причиной этого был не только штаб. Опасность плавания [65]в военное время в районах оживленного судоходства с выключенными огнями была слишком очевидной Но иногда корабли, слепо действуя по инструкции, не несли огней даже тогда, когда опасность встречи с противником была меньше, чем обычные опасности мореплавания. Один эскадренный миноносец из моей группы после лобового столкновения с другим миноносцем в узком проливе, соединяющем Ирландское море с Северным Каналом, на много месяцев вышел из строя. Дело в том, что оба корабля, полностью затемненные, без отличительных огней, шли 20-узловым ходом в очень темную ночь.

В такой обстановке почти не было опасности использования противником наших отличительных огней, поэтому в целях предосторожности кораблям следовало обязательно нести их. Иногда корабли получали значительные повреждения из-за плохого управления в условиях сильнейшего атлантического шторма. Теперь я прекрасно понимаю, что если бы неопытные командиры кораблей имели более совершенное руководство, учитывающее уроки первых месяцев войны, они смогли бы избежать многих аварий, кроме того, оно уменьшило бы хроническую нехватку эскортных кораблей.

Но в чем бы ни заключалась главная причина, когда наступила осень 1941 года с ее длинными ночами и перспективой возобновления атак противником, принцип эскортирования судов специально подготовленными эскортными группами в большинстве случаев не соблюдался.

В сентябре, когда «Уокер» ушел на ремонт в Саутгемптон, моя группа прекратила свое существование. Что же касается команды корабля, то она была разделена на две группы, каждая из которых последовательно, одна за другой, получила заслуженный отпуск.

Вскоре ремонт «Уокер» закончился, и он был готов к выходу в море. К его вооружению прибавился радиолокатор нового типа.

Радиолокатор был идеальным дополнением к гидролокатору — он резко изменил характер действий эскортных кораблей. Гидролокатор обычно терпел неудачу в обнаружении подводных лодок, находящихся в надводном положении. Теперь же его выручал радиолокатор.

С тех пор как мы получили этот магический глаз, немецкие подводные лодки уже не имели возможности проникать [66]незамеченными в надводном положении сквозь завесу эскортных кораблей, независимо от того, происходило ли это в темную ночь или в плохую погоду. Мы прекрасно понимали, что если нам удастся на некоторое время скрыть от противника тот факт, что наши корабли имеют радиолокаторы, он, продолжая придерживаться тактики проведения атак в надводном положении, по-прежнему будет попадать в ловушку. Удивительно, что, хотя немцы опередили нас в использовании радиолокации для управления артиллерийским огнем, они не предвидели возможности использования ее на самолетах и эскортных кораблях и долгое время находились в полном неведении относительно средств обнаружения, которые давали нам возможность захватывать врасплох их подводные лодки ночью в надводном положении.

Первые образцы радиолокационной аппаратуры были ненадежны и едва могли обнаружить подводную лодку раньше, чем невооруженный глаз. Обнаружение «Вэнок» подводной лодки «U-100» на расстоянии одной мили было выдающимся достижением, но вообще даже на такую дальность радиолокатор не был рассчитан. Однако с помощью новой аппаратуры, запущенной теперь в производство, можно было достигнуть дальности обнаружения в три — четыре мили.

Результатом дальнейших усовершенствований радиолокатора был индикатор кругового обзора, непрерывно дававший визуальное изображение района вокруг корабля. На экране любой объект, обнаруженный радиолокатором, проектировался в виде светлой точки. Теперь легко можно было заметить любое изменение в построении конвоя или отклонение от своего места любого эскортного корабля. Индикатор кругового обзора полностью разрешил волнующую проблему ночного эскортирования.

Раньше с наступлением темноты командир эскорта не знал, что происходит в конвое. Теперь даже в самую темную ночь внимание вахтенного офицера на корабле командира эскорта не рассеивалось из-за того, что он все время должен был держать конвой на виду. Все это за него делал радиолокатор, и вахтенный офицер мог сосредоточить все свое внимание исключительно на обнаружении противника.

Индикатор кругового обзора в значительной степени облегчил работу командиров эскортных групп и кораблей [67]охранения. Теперь не приходилось больше волноваться в темную штормовую ночь, так как эскортные корабли были избавлены от необходимости держаться в опасной близости от транспортов на видимости ближайшего судна, угрожающе маячащего невдалеке. С появлением индикатора исчезло чувство беспомощности и страха перед тем, что первым предупреждением о ночной атаке может оказаться взрыв торпеды, попавшей в транспорт, а затем взлетающие в небо ракеты — сигналы бедствия, подаваемые жертвой торпедного удара. Конечно, все эти достижения дошли до нас не сразу, но так или иначе радиолокационная станция, установленная на «Уокер», была огромным шагом вперед.

Получив эту технику, мы, как никогда, стремились вернуться в ряды участников битвы за Атлантику и вышли в Ливерпуль в уверенности, что нас ожидают задачи по охранению конвоев.

Поэтому вообразите мой ужас и смятение всей команды корабля, когда при нашем входе в Гладстон-Докс со стены дока нам крикнули, чтобы мы снова вышли в море и что дальнейшие приказания будут переданы по радио.

Эти приказания превзошли все наши ожидания. Мы должны были следовать в Исландию и сменить эскадренный миноносец флота метрополии, входивший в состав сил охранения линейных кораблей, базировавшихся на Хваль-Фьорд. Для меня это была удручающая перспектива.

Вместо соблазнительного самостоятельного командования и перспективы возобновления борьбы с немецкими подводными лодками нам предстояли недели стоянки на якоре в ожидании исключительного случая, который позволил бы тяжелым кораблям вступить в бой с немецким отрядом, прорывающимся в Атлантику. Дальнейшие события подтвердили мои предположения.

Прошло рождество, за ним — новый год, а мы по-прежнему стояли в этом ужасном Хваль-Фьорде, где ночь начинается в 3 часа, а утро — в 10, где единственным событием были ежедневные объявления о повышенной боевой готовности и частые приказания о перемене якорной стоянки на случай, если внезапный зимний шторм с ревом промчится по фиорду. Когда два наших линейных корабля подняли пары и вышли в море, а мы заняли свои [68]места в охранении, мы решили, что этой адской скуке пришел конец. Соединение двинулось на юго-восток по направлению к дому. Но, к сожалению, мы скоро узнали, что вместо этих линейных кораблей прибывают два других и что после встречи с ними мы в составе нового соединения снова должны будем вернуться в Исландию. Мы почувствовали себя забытыми всеми. Мы всеми силами стремились присоединиться к силам, оборонявшим Западные подходы, но вынуждены были нести службу во флоте метрополии. Мне казалось, что нам никогда не удастся вернуться в состав сил, участвующих в битве за Атлантику.[69]