Борьба продолжается
После усмирения «мятежа» русских солдат в лагере ля-Куртин 92 куртинских руководителя были отправлены в военную тюрьму города Бордо, а 300 солдат заточены в фортовых подвалах острова Экс. Кроме этого, еще 300 куртинцев, относившихся к «беспокойным элементам», отправили в лагерь Бург-Ластик, в районе Клермон-Феррана, где был установлен тюремный режим. Все эти 700 человек являлись подследственными, и многим из них грозило суровое наказание.
Из остальных солдат 1-й бригады численностью в 7800 человек сформировали 19 так называемых «особых безоружных сводных маршевых рот», по 400 человек в каждой. Эти роты разместили в том же лагере ля-Куртин.
Вернувшись в лагерь, куртинцы опять стали организовывать свои революционные силы. По инициативе отдельных солдат был создан подпольный комитет, который в своей работе придерживался прежних идей борьбы против империалистической войны, за возврат на родину.
Вследствие того, что основная масса солдат «особых сводных маршевых рот» по-прежнему не изъявляла согласия подчиниться властям и выступить на фронт, их разделили на три категории: 1-я категория — солдаты, которых можно было использовать как боевую часть на французском фронте, сформировав из них «добровольческие» батальоны и влив в состав национальных легионов; 2-я категория — солдаты, которых, по мнению командования, можно было использовать как рабочую силу на работах оборонного значения в тылу и в армии; 3-я категория — все остальные солдаты, не желающие нести ни военной службы в «добровольческих» батальонах на [239] фронте, ни выполнять работы в тылу и армии. Эти солдаты предназначались к высылке в Северную Африку.
Таким образом, революционным русским солдатам, требующим прекращения войны и возвращения на родину, приходилось выбирать одно из трех: службу на фронте, военные работы в тылу, каторжно-принудительные работы в знойной Африке. Русские солдаты во Франции по-прежнему рассматривались французскими банкирами как их собственность, которой они могут распоряжаться по-своему.
Ликвидация куртинского «мятежа» и отправка небольшой части солдат 3-й бригады на фронт, решение Временного правительства поставить русские войска во Франции на тыловые работы дали генералу Занкевичу основание рассчитывать на полное «усмирение» непокорных. Объявляя решение Временного правительства, Занкевич предложил им «полное право» «добровольно» избрать любой из выше указанных способов их использования.
Узнав о таких решениях, подпольный комитет лагеря ля-Куртин ответил несколькими воззваниями к солдатам.
Первое воззвание гласило:
«Товарищи! Многие из нас оказали из ряда вон выходящую слабость, начали подчиняться буржуазии; они хотят спасти ее от гибели.
Товарищи! Не соглашайтесь выполнять работы. Те, кто дают записать себя, идут к гибели так же, как их товарищи, которые страдают ни за что. Записавшихся просим подумать о том, что их ждет. Отказывайтесь!»
Вслед за первым воззванием последовали еще два.
Второе воззвание:
«Товарищи! Категорически отказывайтесь от всякой работы так же, как идти на фронт. Нас обманывают: говорят, что нет транспорта отправить в Россию. Это — ложь! Они не хотят отправить нас в Россию на помощь нашим отцам и братьям. Командование старается обмануть нас разными способами и отправить на фронт, чтобы защищать французскую буржуазию.
Товарищи, знайте, что близок час нашего столь ожидаемого возвращения в Россию. Ура! Долой тиранов!»
Третье воззвание:
«Граждане солдаты! Мы еще не забыли, наши сердца еще бьются, у нас лишь одна мысль: в Россию! в Россию! Отправьте нас в Россию как можно скорее. Никто не может [240] забыть, как мы были окружены и «побеждены» в ля-Куртине. Они осыпали нас огнем и оставили без хлеба. Чтобы не отправлять нас в Россию, они отняли все права и хотят согнуть нас опять силой железа! Они отправили наших ни в чем не повинных товарищей в неизвестные места, а теперь некоторые наши товарищи начинают это забывать.
Возможно ли, чтобы мы были настолько малодушны, чтобы пойти работать за деньги? Так мало для них гибели их братьев. Не унижайтесь ради жалованья. Наша свобода гораздо дороже, чем все медные гроши. Если мы вернемся в Россию после этой добровольной работы, наши братья спросят нас, смотря нам в глаза: «Что ты сделал? Ты работал на французов, принял от них деньги и вытянул последние гроши у твоей семьи».
Товарищи, мы просим вас не идти на добровольные работы. Тем, кто записался, даем совет: отказывайтесь.
В Россию! В Россию!
Тайный комитет»{71}.
Эти воззвания делали свое дело. Несмотря на кровавую бойню, голод, продолжавшийся террор, борьба куртинцев за свободу, за возврат на родину не прекращалась даже в условиях, когда они были обезоружены, морально подавлены. Русско-французская реакция рано торжествовала. Ей удалось уничтожить физически тысячи русских революционных солдат, посадить в казематы сотни активистов куртинцев, но сломить волю к борьбе тысяч оставшихся в живых ей не удалось. Борьба продолжалась, хотя она и приняла иные формы.
Соглашательский отрядный комитет лучше генерала Занкевича разбирался в настроениях солдат. Чтобы прибрать солдат к рукам, он возобновил кампанию за выступление на фронт.
— Мы, — говорили соглашатели из отрядного комитета солдатам, — расправились с куртинцами-ленинцами, изменниками родины, немецкими агентами, должны теперь доказать на деле, с оружием в руках, нашу преданность родине и союзникам. Пусть не будет среди нас трусов и малодушных; ни одного изменника, который поступил бы так, как куртинцы! [241]
Подобным речам не было конца. Они произносились ежедневно и по разному поводу. Эта агитация русских соглашателей была подкреплена приказом командующего XVIII военным округом, в котором размещались бригады, французского генерала Аллуэн: «Французское правительство, — говорилось в приказе, — постановило, что русские войска, находящиеся в лагере Курно, будут распределены следующим образом: 1. Боевые дружины, волонтеры на французском фронте (русский легион). 2. Добровольные рабочие, по мере надобности, в зоне действующей армии. 3. Русские солдаты, которые не войдут в состав этих двух категорий, будут отправлены в Северную Африку».
Этот приказ был отправным пунктом в изменнической деятельности отрядного комитета. По решению комитета, утвержденному генералом Занкевичем, быть в первой категории, стать легионером предоставлялось право только солдатам 3-й бригады, и в первую очередь активным участникам «усмирения» куртинского «мятежа».
И солдаты 3-й бригады, опять одураченные соглашательским отрядным комитетом, пошли в легион так же бездумно, как на расстрел 1-й революционной бригады лагеря ля-Куртин.
Записавшиеся в легион солдаты 3-й бригады надеялись, что воинская дисциплина в легионе будет зиждиться на основах «Декларации прав солдата», хотя эта декларация после июльских событий в России была аннулирована. Но они просчитались. Вместо «Декларации прав солдата» их ознакомили с приказом главнокомандующего французской армией, которым отменялись все институты, предусмотренные декларацией, и в первую очередь солдатские комитеты. Русские солдаты снова возвращались к воинской дисциплине, существовавшей в царской армии.
Как только русский легион был сформирован, его причислили к иностранному легиону французской армии и включили в состав марокканской дивизии. Вскоре его направили на фронт на участок Виллер-Бретоне, восточнее Амьена, на стыке между английскими и французскими войсками. Печальна судьба этого легиона! 26 апреля 1918 года он был брошен в наступление и почти полностью уничтожен.
Только тогда оставшиеся в живых русские легионеры поняли, куда завела их соглашательская политика руководителей. [242] Они требовали отправить их в Россию. Но теперь уже с ними не церемонились. Члены отрядного комитета 3-й бригады, избранные на «армейском демократическом съезде» — Сабуров и Ушаков — ярые сторонники организации легиона и выступления на фронт, — написали военному министру Пенлеве жалобу на неправильные действия французского командования, которые привели к гибели большей части личного состава русского легиона, и тайно отправили ее с нарочным курьером в Париж.
Вместо ответа на эту жалобу поступил приказ — легиону немедленно выступить на фронт. Русским солдатам стало ясно, что им не предоставляют иного выбора, как только умирать за чужие интересы. И они решили последовать примеру куртинцев: отказались выполнить приказ. Началась чистка легиона от «нежелательных элементов». В результате было арестовано 60 человек, в том числе Сабуров и Ушаков. Их обвинили в нарушении воинской дисциплины, в подстрекательстве к измене воинскому долгу и предали военно-полевому суду. Военно-полевой суд приговорил Сабурова и Ушакова к расстрелу. 23 мая 1918 года они были расстреляны перед строем легиона.
Остальных арестованных русских легионеров отправили на фронт в дисциплинарный батальон марокканской дивизии. Там у них отобрали оружие и заставили день и ночь выполнять всевозможные работы. И когда марокканская дивизия заняла боевой участок, русский дисциплинарный батальон был истреблен почти полностью.
Трагическая судьба русского легиона многому научила солдат 3-й бригады. Теперь и они проклинали Временное правительство, которое использовало их в роли палачей 1-й бригады, а после этого отдало на произвол французской буржуазии. Они проклинали и своих вожаков — инициаторов организации русского легиона, сторонников продолжения преступной войны. Но они были уже не в силах изменить что-либо, французская реакция жестоко расправилась с ними.
Тяжело было и тем русским солдатам, которые до конца оставались верными делу революции. Положение солдат в лагере ля-Куртин с каждым днем становилось все хуже. К голоду, физическим истязаниям, отсутствию медицинской помощи и другим невзгодам прибавилась эпидемия брюшного тифа и другие тяжелые болезни. То в одной, то в другой роте стала появляться цинга. Голод, [243] тиф, цинга, физические и моральные мучения сломили стойкость части солдат, и 2600 человек из 7800 дали согласие пойти в рабочие батальоны.
Измученные голодом и болезнями, подняли восстание те 300 человек из Куртинского лагеря, которые после разгрома 1-й бригады были заключены в тюремный лагерь Бург-Ластик. На усмирение восставших командование XII военным округом из Клермон-Феррана бросило пехотный полк и три пулеметные роты. Восстание было подавлено, 50 куртинцев арестованы и под усиленным конвоем отправлены на остров Экс, 250 человек после избиения дали «добровольное» согласие идти в рабочие батальоны. [244]