Заключение

В попытках урегулирования послевоенных кризисов высокую активность проявляла глобальная международная организация (ООН). В той или иной степени она была задействована в урегулировании 213 кризисов (61% от общего числа). Однако самостоятельно ООН инициировала примирительный процесс лишь в 38 случаях (11% от общего числа). Это указывает на устойчивую для ООН тенденцию быть в основном реагирующей стороной: если ни один из участников кризиса не обращается за помощью к этой организации, сама ООН не проявляет склонности к инициативному примирительному процессу. Почти вся инициативная деятельность ООН в послевоенный период пришлась на попытки урегулирования кризисных ситуаций, развивавшихся на субрегиональном уровне, что свидетельствует о недостаточности миротворческого потенциала этой организации, особенно если в кризис были вовлечены сверхдержавы или — в отдельных случаях — ведущие державы.

Из органов ООН наибольшую примирительную активность, как это и предусматривается Уставом организации, продемонстрировал Совет Безопасности, а затем по нисходящей — Генеральный секретарь и Генеральная Ассамблея. Во многом это объясняется тем, что такой орган, как Генеральная Ассамблея, мало приспособлен для эффективной миротворческой деятельности и может выступать скорее как средство выражения настроений и установок правительств тех или иных стран.

Миротворческая деятельность ООН характеризовалась определенным региональным оттенком. Совет Безопасности проявил активность в урегулировании 44% кризисов в Азии, 47% — в Латинской Америке, 69% кризисных ситуаций в Европе и 66% кризисов в Африке. [610]

Одновременно с ООН активную роль в попытках урегулирования кризисов послевоенного периода играли региональные организации, которые в той или иной степени были задействованы в урегулировании всех кризисных ситуаций. Объектом их преимущественной активности являлись региональные и субрегиональные кризисы.

Лига арабских государств принимала участие в урегулировании 28% кризисов, Организация американских государств — 15%, Организация африканского единства — 23%. Относительно редко в попытках урегулирования кризисов участвовали СБСЕ (ОБСЕ), НАТО, ОВД, СЕАТО и др.

Основными формами деятельности региональных организаций в процессе урегулирования военно-политических кризисов были: обсуждение без принятия резолюции (16,5%), расследование фактов (5,2%), осуждение инициатора кризиса (13,4%), призыв к коллективному действию (14,4%), посреднические услуги (17,5%), арбитраж (1,0%), введение санкций (3,1%), направление наблюдательной группы (1,0%), создание чрезвычайных вооруженных сил (3,1%), комбинированная деятельность (13,4%), неконкретная деятельность (11,3%). Таким образом, региональные организации редко прибегали к таким решительным видам примирительной деятельности, как введение санкций и создание чрезвычайных вооруженных сил.

Однако их деятельность оказала значительное влияние на урегулирование около 40% кризисных ситуаций в послевоенный период. Исторический опыт показал, что региональные организации проявляли большую по сравнению с глобальной организацией (ООН) инициативу в попытках урегулирования кризисов.

В ходе вызревания и развития военно-политических кризисов послевоенного периода со стороны военно-политического руководства государств-участников допускалось значительное число ошибок и просчетов, что приводило к эскалации, а нередко и к перерастанию кризиса в вооруженный конфликт. Их анализ позволил извлечь ряд уроков.

Урок первый. Значительное число военно-политических кризисов возникло в результате неправильной оценки соотношения собственных сил и сил оппонента (прежде всего военных).

Так, определяющей характеристикой кризисов «балансирования на грани войны» являлось предположение инициатора о том, что оппонент скорее уступит, чем рискнет доводить кризисную ситуацию до стадии вооруженного конфликта. Однако и в случае [611] перерастания кризиса в вооруженный конфликт инициаторы кризиса были уверены в своей победе или по крайней мере в том, что ведение конфликта не потребует значительных затрат и не вызовет больших потерь.

Урок второй. Важную роль в развязывании значительной части кризисных ситуаций играло существование серьезных внутри — и внешнеполитических проблем, преодолеть которые предполагалось через инициирование межгосударственной кризисной ситуации.

Возникновению подобных кризисов в отдельных случаях могло способствовать стремление узкой политической группы или фракции внутри политической элиты государства-инициатора кризиса реализовать таким образом свои частные политические интересы.

Внутриполитическое соперничество оказывало влияние на возникновение кризиса, как правило, двумя путями. Бюрократическая группа или политическая коалиция могла инициировать конфронтацию с другим государством из предположения, что это усилит ее внутриполитическое влияние и одновременно подорвет позиции основных внутриполитических оппонентов. Политическая борьба за усиление влияния могла также спровоцировать кризис с другим государством не преднамеренно, а в качестве побочного эффекта, поскольку в процессе принятия решения отдельные политики, политические коалиции или другие бюрократические единицы руководствовались в своих действиях прежде всего ведомственными целями. Поэтому национально-государственный интерес определялся ими нередко в терминах частных или узковедомственных — в формулировках, нацеленных на увеличение, к примеру, их бюджетного финансирования или усиления влияния на процесс реализации политического курса.

В том случае, если политические ставки при принятии решения были крайне высоки или соперничество за влияние развивалось особенно бескомпромиссно, политики могли чувствовать себя менее связанными конституционными процедурами или поведенческими нормами.

Исторически сложилось так, что подобное чаще всего происходило тогда, когда соперничество за степень влияния внутри политической элиты отражало более масштабную социально-политическую борьбу в обществе. В этом случае при решении внешнеполитических вопросов особое внимание уделялось тому, [612] как они будут воздействовать на соотношение политических сил в обществе и между соперничающими фракциями.

Урок третий. Помимо остроты объективно существующих противоречий, эскалация военно-политических кризисов могла вызываться ошибками и просчетами военно-политического руководства.

Значительное влияние на характер кризисного решения оказывало представление военно-политического руководства о неизбежности военного исхода кризиса. Политики, которые считали, что вооруженного конфликта или войны можно избежать, как правило, были готовы к примирительным процедурам. В том же случае, когда война представлялась политикам неизбежной, они были настроены не на поиск путей урегулирования кризиса, а на прогнозирование примерной даты начала ожидаемого конфликта и соответствующей подготовки к нему.

Существенное влияние на возможную эскалацию кризиса оказывала ограниченность существующих политических и военных выборов. В ряде случаев она обусловливалась уже установленным в заранее разработанных военных планах порядком действий на случай кризисной ситуации. Эти планы отражали возможные варианты действий по различным, но чаще всего наихудшим сценариям развития событий. Содержание этих планов и наличие соответствующей военной силы для их осуществления могли резко ограничить спектр возможных военно-политических решений в ходе кризиса, вынудить государственных деятелей выбирать между отказом от военного пути решения кризисной проблемы и принятием неадекватного и явно неудачного варианта действий.

Другим проявлением данной проблемы могло стать неразборчивое применение когда-то успешно осуществленных военных планов в других, внешне схожих кризисных ситуациях.

Урок четвертый. Значительное влияние на эскалацию кризисной ситуации могли оказать ошибки и просчеты, допущенные в ходе принятия кризисных решений.

Во многих кризисных ситуациях негативное влияние на процесс принятия решения оказывала так называемая «последовательность в восприятии», феномен которой проявлялся прежде всего в значительных упрощениях и специфической организации информационного процесса при принятии решения.

Большинство, политиков и военных интерпретировали информацию в ходе кризиса в соответствии с устоявшимся комплексом [613] своих жизненных представлений. В результате, даже несмотря на наличие информации, ставившей эти представления под сомнение, политики стремились сохранить свои убеждения и установки в неприкосновенности. Не меньшее значение на процесс принятия решения оказывал личный жизненный опыт политиков, который, как правило, был далек от универсальности и применим лишь к ограниченному кругу политических событий.

Во многих случаях политики имели достаточное время, чтобы сформулировать свою кризисную политику и переосмыслить ее в зависимости от поведения оппонента. Однако политика инициаторов этих кризисов в целом оказалась ошибочной вследствие нереалистичных ожиданий и неадекватного восприятия поступающей информации.

Различный исход многих кризисов, развивавшихся в рамках одного причинного ряда и на основе одного и того же механизма инициирования, свидетельствует о большом значении искусства политиков, действующих в кризисной ситуации.

Урок пятый. Искусство кризисного управления требует, чтобы военно-политическое руководство стран-участников кризиса было восприимчиво к постоянно идущему и быстро меняющемуся информационному потоку, было готово вовремя понять ложность отдельных изначальных предположений. Политическая и военная элита должна быть открыта для новой информации и готова ее адекватно воспринимать.

Особую роль для эффективности техники кризисного управления играет степень слаженности бюрократических государственных институтов, ответственных за осуществление кризисной политики.

В ряде кризисных ситуаций процессу реализации принятых решений сопутствовала организационная несогласованность, вызванная противоречивыми ведомственными интересами, неподготовленностью отдельных государственных институтов к действиям в экстремальных условиях, трудностями в осуществлении жесткого контроля за согласованной деятельностью всех вовлеченных в осуществление кризисной политики звеньев бюрократического механизма.

Наибольшую опасность в этом отношении представляло подстраивание различных государственных институтов к первоначально принятому и одобренному военно-политической элитой решению. Это проявлялось прежде всего в ориентации коммуникационных каналов на отсеивание вновь поступающей информации, [614] которая опровергала основные положения уже принятого решения или не соответствовала им.

Урок шестой. Важное влияние на характер протекания военно-политического кризиса оказывало взаимодействие гражданских политиков и высших военных. В целом широко распространенный стереотип о чрезмерной агрессивности рекомендаций высших военных исторической практикой не подтверждается.

Высшие военные редко доминировали при принятии решений, предполагавших осуществление тех или иных военных мер в ходе кризиса.

Основные разногласия между военными и гражданскими политиками вызывались не самой перспективой осуществления военной акции, а обсуждением масштабов и формы применения вооруженной силы.

В большинстве случаев гражданские политики добивались признания своей точки зрения и не уступали требованиям высших военных.

Исходя из характера военно-политического кризиса, подобный подход гражданских политиков был оправдан: в ходе военно-политических кризисов силовые средства носят вспомогательный, дозированный характер и должны находиться под безусловным политическим контролем. В противном случае они могут привести к стремительной стихийной эскалации, за которой последует полномасштабный вооруженный конфликт.

Важность проблемы взаимодействия гражданских политиков и высших военных в ходе кризисов обусловливалось также тем, что военные могли оказывать косвенное влияние на характер принимаемого решения, используя для этого внутриорганизационные и коммуникационные возможности. В этом случае тенденциозная оценка обстановки на основе собственных разведданных могла стать одним из факторов неверного решения и дальнейшей эскалации кризисной ситуации.

Урок седьмой. Необдуманные или поспешные решения, связанные с использованием вооруженных сил в качестве средства разрешения кризисных проблем, приводили к эскалации кризиса.

Подобное развитие событий могло стать результатом применения вооруженных сил не только в насильственной, но и в ненасильственной форме. Наиболее провоцирующий для оппонента характер носила переходная между насильственной и ненасильственной форма использования вооруженных сил, предполагавшая ввод войск на территорию другого государства с целью оказания [615] давления на его правительственные структуры или занятия спорной территории явочным путем с тем, чтобы поставить оппонента перед свершившимся фактом и вынудить его тем самым к капитуляции или серьезным уступкам по спорной проблеме.

Подобные действия вызывали ответную и не всегда адекватную форму реакции, что приводило к эскалации кризисной ситуации. Даже в том случае, когда эта мера в силу различных обстоятельств вынуждала одного из оппонентов к уступкам, она приводила лишь к временному разрешению кризиса.

Эскалация кризисных ситуаций вызывалась, как правило, и в случае использования вооруженной силы на различных уровнях насилия в качестве инструмента кризисной политики: преднамеренных морских и воздушных инцидентах, избирательных артиллерийских обстрелах и бомбардировках и других мелкомасштабных военных акциях (низкий уровень насилия); пограничных столкновениях и вооруженных рейдах (средний уровень насилия).

Исключения составили тщательно подготовленные и стремительно осуществленные специальные военные операции (к примеру, по освобождению заложников), а также ситуации, в которых использовались формирования наемников или повстанческих сил для решения ограниченных военных задач.

В последнем случае требовалось время для подтверждения причастности оппонента к подобным действиям и мобилизации региональной или глобальной поддержки для решительных действий против него.

Признаками перерастания военно-политического кризиса в вооруженный конфликт являлись: ослабление или утрата контроля политического руководства за развитием военной акции, повышение самостоятельности полевых командиров в ходе ее выполнения, резкое снижение или отсутствие предложений или заявлений о готовности к переговорам для разрешения спорной проблемы и др.

Применение вооруженного насилия в ходе кризиса, как правило, закрепляло затяжной характер конфликтных отношений между государствами-оппонентами.

По степени центральности вооруженного насилия в возникновении и протекании военно-политических кризисов лидирующее место в послевоенный период занимала Азия, где насилие играло доминирующую роль в 74% кризисных ситуациях. За Азией следовали Африка и Ближний Восток. [616]

Урок восьмой. Своевременное и надежное урегулирование военно-политических кризисов предполагает устранение прежде всего долговременной причинности кризисных ситуаций.

Это чрезвычайно сложная задача, поскольку она требует постоянного мониторинга и оценки внутриполитических факторов и внешних условий, способствующих вызреванию кризисных ситуаций.

Характерным примером в этом отношении являются кризисы, возникшие в результате межнациональных противоречий. О назревании этнического кризиса как реального феномена политического процесса можно говорить тогда, когда организационно оформляется и приобретает определенное влияние национальное движение или партия, ставящие своей целью обеспечение «национальных интересов» определенного народа и для достижения этой цели стремящиеся изменить существующее положение в культурно-языковой, социально-экономической или политической сферах жизни.

Деятельность этих движений создает непосредственные предпосылки для возникновения военно-политических кризисов, которые и должны стать объектом первичного воздействия с целью их нейтрализации.

Соответственно основными путями урегулирования назревающих кризисов на этом этапе являются: устранение социально-экономического неравенства этнических групп, обеспечение благоприятных условий для развития национальной культуры, образования и др., устраняющие наиболее очевидные национально-этнические различия в ведущих сферах общественной жизни.

Значительно сложнее поддаются урегулированию сопутствующие обострению межнациональных отношений условия, которые, приобретая постепенно самодовлеющее значение, приводят к резкой эскалации кризиса.

Среди подобных условий, негативно сказывающихся на развитии кризисов подобного рода и обычно превращающихся в ведущие причины, можно выделить: территориальные (несовпадение государственных или административных границ с границами расселения народов), государственно-правовые (явно второстепенный статус титульного населения автономных образований либо отсутствие такового статуса у ряда народов), религиозные различия и др.

Этнический конфликт постепенно все более ощутимо приобретает политическое звучание. Даже если инициаторы перемен [617] стремятся к изменению ситуации только в культурно-языковой или социально-экономической области, они могут достичь своих целей лишь путем обретения определенных властных полномочий, достаточных для осуществления подобных изменений.

В дальнейшем подобные движения по различным причинам (политическим, идеологическим, этноконфессиональным и др.) начинают получать помощь, в том числе и военную, из-за рубежа, что создает основу для возникновения межгосударственного военно-политического кризиса. В подобных условиях наряду с воздействием на первичную причинность кризисной ситуации все большее значение приобретает своевременное урегулирование непосредственной и ситуативной причинности (пусковых актов) возможного кризиса с другим государством. [618]