Территориальные споры
Военно-политические кризисы на этой почве возникали, как правило, в том случае, когда оспариваемые территории имели для обоих претендентов важное военно-стратегическое или экономическое значение, а также вследствие споров сопредельных государств по поводу территориальных вод, месторождений конкретных полезных ископаемых и т.д.
К основным разновидностям данных кризисов относятся ситуации, вызванные: попытками пересмотра пограничных межгосударственных договоров; отказом государств, как правило новообразованных, признать прежние условные административные границы, которые были определены для них в рамках когда-то единого государства; оспариванием территорий, принадлежность которых четко не закреплена в предшествующих договорах, актах и соглашениях.
Причина возникновения военно-политических кризисов первого вида в том, что определение пограничной линии в межгосударственных договорах не всегда гарантированно устраняет опасность возникновения военно-политических кризисов по территориальной проблеме. Межгосударственные договоры по территориальным вопросам нередко оспаривают, поводом для чего является, как правило, смена правительства, нередко в результате государственного переворота, влекущая за собой в отдельных случаях изменение правительственного курса, в том числе и по территориальным проблемам. В подобных условиях ранее заключенные межгосударственные договоры по пограничным проблемам нередко отвергаются или частично ревизуются, что создает предпосылки для возникновения соответствующих военно-политических кризисов. Этому могут способствовать попытки противопоставления договоров по одной и той же территориальной проблеме, заключенных в разные исторические периоды, реанимация так называемого исторического права на спорную территорию и др.
Эти факторы, к примеру, проявились в ходе характерного кризиса между Ираком и Ираном по поводу совместного использования [501] водного пути Шатт-аль-Араб (28 ноября 1959 г. — 4 января 1960 г.){446}.
Первым соглашением по вопросу границы между Персией и Османской империей, в которую входила и территория современного Ирака, стал Омассийский договор 1555 г., на основе которого в 1639 г. был выработан Зухабскии договор, ставший предметом последующих споров и конфликтов{447}. В 30-х гг. XX в. обе стороны стали высказывать свое недовольство сложившимся положением. Так, Иран требовал, чтобы вся граница вдоль Шатт-аль-Араб была установлена по тальвегу, и оба государства имели равные права на реку. Ирак, со своей стороны, претендовал на участки территории, входившей в состав Ирана. Общая площадь этих территорий, расположенных вдоль сухопутной границы к северу от р. Шатт-аль-Араб, составляла 400 тыс. кв. км. В 1937 г. стороны заключили компромиссный пограничный договор, предусматривавший незначительные изменения границ в пользу Ирака. В соответствии с договором Ирак получил право собирать плату за транзит с проходивших судов, на него была возложена ответственность за поддержание водного пути в надлежащем состоянии.
После резкого изменения политической обстановки в Ираке, вызванного свержением династии хашемитов в июле 1958 г., шах Ирана сразу же выразил неудовлетворение соглашениями 1937 г. Кризис для Ирака начался с пресс-конференции 28 ноября 1959 г., на которой шах Ирана охарактеризовал существующее в Шатт-аль-Араб положение как «неприемлемое»{448}. Ответом стало заявление премьер-министра Ирака 2 декабря, в котором подтверждалась принадлежность водного пути его стране.
Обострение территориального спора произошло в результате углубившихся противоречий между экономическими интересами молодой национальной буржуазии Ирака и Ирана, стремившихся приобрести экономические и политические выгоды за счет соседнего государства{449}. Ирак стремился обеспечить главенствующее положение национального капитала, прежде всего в зоне [502] Персидского залива. Одним из средств удовлетворения этих интересов была избрана система экономических, политических и военных мероприятий, направленных на установление контроля над богатейшими нефтеносными районами иранской провинции Хузестан, содержащей около 90% всей иранской нефти и населенной большей частью арабами. Это и послужило одной из коренных экономических причин возникновения кризиса между Ираном и Ираком. Впоследствии, в сентябре 1980 г., именно на Хузестан был направлен главный удар Ирака, а неудача в овладении провинцией пошатнула устремления правящего режима этой страны к военному решению проблемы{450}. В Иране, в свою очередь, национальная буржуазия использовала антиимпериалистические и национальные тенденции «исламской революции» 1978–1979 гг. для установления полного контроля над богатствами страны, особенно над нефтяными запасами Хузестана. Важную роль в вызревании кризиса сыграло также соперничество обоих государств за политическую гегемонию в регионе Персидского залива: Ирака — в арабском мире, а Ирана — среди мусульманских государств.
В целом основной массив территориальных военно-политических кризисов возникает, как правило, между новообразованными государствам: а) освободившимися от колониального правления; б) возникшими в результате распада федераций. При этом обе стороны, втянутые в подобного рода кризисы, оспаривают или полностью отвергают заключенные ранее международные договоры по территориальным вопросам.
Примерами в этом отношении явились неоднократные кризисы между Эфиопией и Сомали (Африка), Венесуэлой и Гвианой (Латинская Америка) и др. Достаточно безболезненное их завершение объясняется примерно равным соотношением военного потенциала оппонентов и активной посреднической деятельностью третьих сторон и международных организаций, как это произошло в случае венесуэльско-гвианского кризиса, длившегося, несмотря на долгую предысторию, практически один день (9 июля 1968 г.){451}.
В случае же превосходства одной из сторон, ее стремления занять в конкретном регионе роль военно-политического лидера, [503] кризис может растянуться на десятилетия без явного завершения, как правило, перерастая в вооруженные столкновения. При этом в ходе кризиса одна или обе стороны обращаются, к широкому комплексу средств воздействия на оппонента: обострению внутриполитической обстановки, разжиганию межнациональной розни, осуществлению террористско-подрывной деятельности и др.
Примером является военно-политический кризис между Эфиопией и Сомали, который начался 26 декабря 1960 г. и длился около года без явной даты завершения{452}.
Соглашение 1954 г. между Великобританией и Эфиопией подтвердило аннексию Эфиопией в 1897 г. района Хуадно, гарантируя при этом права сомалийских племен, проживающих в этом районе. 5 июня 1960 г. сомалийское руководство заявило, что соглашение 1954 г. стало недействительным после провозглашения Сомали независимости. 30 августа правительство Сомали опубликовало манифест, в котором содержался призыв к созданию Великого Сомали, который включал бы всю территорию Сомали, находившейся под британским и итальянским правлением, так же как и часть Эфиопии и Кении, населенных сомалийцами. Оно также заявило, что соглашение 1897 г. с Эфиопией нарушило оборонительные договоры, которые в свое время заключила Великобритания с северно-сомалийскими племенами в 1885 г. Результатом стал острый военно-политический кризис между Эфиопией и Сомали, переросший впоследствии в вооруженный конфликт. Предпосылки для возникновения подобных кризисных ситуаций проявляются в настоящее время на постсоветском пространстве.
После Второй мировой войны значительная часть военно-политических кризисов возникла в результате притязаний государств на спорные территории. Это было обусловлено прежде всего тем, что в послевоенный период многочисленные участки пограничной линии не были охвачены соглашениями.
Подобное положение в определенной степени явилось следствием международного права прошлого века, которое различало естественные и искусственные границы. На естественных границах — крупных природных преградах и рубежах: горных хребтах и степях, морях и реках — линия государственной границы, как правило, не обозначалась. Лишь постепенно искусственные линии разграничения начали устанавливаться не только там, где отсутствуют [504] естественные рубежи, но и вдоль них. Однако это было сделано не везде и не в полном объеме.
Меньше определенности было с границами колониальных владений. В ряде случаев колониальные державы заключали между собой соглашения о разграничении их колоний по параллелям и меридианам, но на местности линия границы не устанавливалась. В результате освободившиеся от колониальной зависимости страны получили в наследство множество сложных и спорных территориальных вопросов.
Основной причиной возникновения военно-политических кризисов вокруг спорных территорий являлось не просто стремление оппонентов к механическому приращению собственной территории, а, как правило, борьба за богатые полезными ископаемыми или стратегически важные территории и районы. Поэтому подобные кризисы характеризуются остротой, неопределенным исходом и периодической возобновляемостью.
Так, ряд кризисов по поводу спорных территорий произошел между новообразованными в 1947 г. Индией и Пакистаном. Спор возник в отношении принадлежности трех княжеств: Кашмира, Хайдарабада и Юнагадха, — не подписавших, в отличие от других княжеств, географически прилегающих к Индии и Пакистану, договора о присоединении к тому или иному государству. После раздела Британской Индии на Индию и Пакистан Кашмир формально остался независимым княжеством, однако его независимость сразу же оказалась под вопросом из-за огромной стратегической важности этой территории как для Индии, так и для Пакистана.
Для Пакистана стратегическая значимость Кашмира обусловливается тем, что там располагаются верховья четырех рек, от которых во многом зависит вся ирригационная система Пакистана. В свою очередь Индия стремилась в Кашмир из-за его особого географического положения. Располагаясь на стыке Индии и Пакистана, Кашмир позволяет контролировать китайский Тибет и узкий коридор Вакхал, ведущий из Афганистана к Советскому Союзу{453}.
Другим характерным примером кризисных ситуаций данного вида стал индо-китайский пограничный военно-политический кризис (25.08.1959–19.04.1960){454}. Индия в своих претензиях на северо-восточную [505] пограничную область ссылалась на соглашение Симла 1914 г., заключенное между Британской Индией и полуавтономным Тибетским правительством, в соответствии с которым была установлена так называемая линия Макмагона, которая продвинула индийскую границу к северу на расстояние свыше 60 км вплотную к предгорьям Гималаев, хотя долгое время оставалась лишь красной линией на мелкомасштабных картах. Однако это соглашение ни тогда, ни позже не было ратифицировано правительством Китая, аннексировавшего впоследствии Тибет, что создавало основу для взаимных притязаний на спорную область.
Британская администрация Индии не предпринимала усилий для проведения пограничной линии в соответствии с местностью вплоть до 1938 г., когда впервые в этот район была послана небольшая разведывательная экспедиция. После обретения независимости в 1947 г. Индия установила ряд горных станций в Ассаме и предприняла попытку обеспечить контроль над линией Макмагона{455}. Политика Д. Неру в тот момент была направлена на оккупацию всей спорной территории.
Подобный курс, казалось, имел шансы на успех, особенно на востоке, где Китай не сопротивлялся действиям Индии по занятию спорного района Таванг в 1951 г.{456}.
Однако для Китая оказалась намного более значимой проблема спорного района Аксай Чин контроль над этим горным плато означал для него сохранение единственно доступного пути в западный Тибет.
Китайские силы вошли в Аксай Чин в 1950 г. К 1958 г. власти Китая с большими усилиями завершили строительство 150-километровой дороги стратегической важности, проходившей по территории, на которую претендовала Индия. Строительство дороги было необходимо в первую очередь для обеспечения контроля над Тибетом{457}. Индия обнаружила эту дорогу лишь в октябре 1958 г. и [506] сразу же заявила решительный протест Пекину. Развернувшаяся дипломатическая переписка вскрыла диаметрально противоположные подходы Китая и Индии к пограничной проблеме{458}.
Китай исходил из того, что данный пограничный спор является искусственным, как наследие колониального периода. Премьер-министр КНР Чжоу Энь-лай предложил, чтобы обе стороны поддерживали установившийся территориальный статус-кво до тех пор, пока конфликт не будет разрешен на основе взаимных консультаций. Он также намекнул на то, что Китай готов удовлетворить индийские территориальные претензии на восточном направлении в обмен на признание ею китайского суверенитета на западе. Соответственно Китай не соглашался на то, чтобы предметом переговоров являлась линия Макмагона в целом, за исключением ее восточного участка. Индия в свою очередь настаивала на том, чтобы Китай в качестве предварительного условия дальнейших взаимных консультаций по пограничным проблемам безоговорочно покинул всю спорную территорию. На этот раз не согласился Китай.
В результате в Индии относительно дружелюбное отношение к Китаю быстро трансформировалось в недовольство и враждебность. За проведение жесткой политики в отношении Китая выступило значительное число политических деятелей Индии. Основная критика оппозиции сконцентрировалась на министре обороны К. Меноне, который более чем кто-либо из индийских политических деятелей был связан с политикой добрососедства к Пекину. Кризис начался 25 августа 1959 г. после того, как индийские военные патрули появились в районе Лонгджу, который Пекин рассматривал как безусловно китайскую территорию{459}.
Военно-политический кризис данной разновидности возник и в 1982 г. между Англией и Аргентиной по поводу Фолклендских (Мальвинских) островов. Его особенностью являлась ссылка обеих сторон на давние исторические права по владению островами.
Острова были впервые открыты английскими мореплавателями в 1594 г., назвавшими их в честь виконта Фолкленда. Однако первое поселение на островах было организовано только в 1764 г., и не британцами, а французами. В тот период Лондон не проявлял [507] к островам особого интереса. Ситуация изменилась с 1833 г., когда туда был направлен британский военный корабль, а его капитан — назначен губернатором острова. С этого времени различные британские компании стали скупать на островах землю. К 1982 г. свыше 70% земли принадлежало компаниям, зарегистрированным в Англии{460}.
Аргентинское правительство основывало свои требования к островам на двух факторах: географической близости и более раннем историческом расселении на этой территории. Действительно, в период безвластия (1829–1833 гг.) острова были названы Мальвинскими и на них стали бессистемно расселяться аргентинцы.
Современное возобновление британо-аргентинского спора датируется 1965 г. В этот год Генеральная Ассамблея ООН обратилась к спорящим сторонам с предложением провести переговоры для поиска мирного разрешения конфликта вокруг принадлежности Фолклэндов. Переговоры проводились практически ежегодно и проходили трудно. Одной из причин этого стало сообщение нефтеразведочной компании «Шелл» об обнаружении в районе между Фолклэндами и Патагонским побережьем крупного нефтяного месторождения, названного «новым Кувейтом»{461}.
В ходе переговоров Аргентине удалось достичь соглашения о восстановлении ею воздушной и морской связи с Фолклэндами. Правительство Аргентины получило также право выдать лицензию государственной топливной компании на обеспечение местного населения топливом. Так как Лондон не возражал по существу против этих намерений, Аргентина восприняла это как знак того, что Англия готова молчаливо уступить Фолклэнды, и с 1976 г. стала незаконно устанавливать на территории островов некоторые объекты. Англия выразила по этому поводу ряд протестов, которые были проигнорированы Аргентиной: пассивное поведение английского правительства казалось последней еще одним обнадеживающим сигналом.
Тем не менее напряженность в отношениях двух стран постепенно обострялась. В 1976 г. послы обеих стран покинули соответствующие столицы. В этот же год аргентинский эсминец сделал предупреждающие выстрелы по курсу английского корабля, [508] находившегося в спорных водах{462}. В 1977 г. Лондон, узнав о планах Аргентины по оккупации островов, направил в спорный район небольшую военно-морскую группу, которая некоторое время дислоцировалась в 400 милях от Фолклэндов{463}.
Однако позже английское правительство, заинтересованное в более тесных экономических связях с Аргентиной, предложило восстановить их. В Аргентине это было воспринято как признак того, что Англия не прибегнет к военным действиям для защиты Фолклэндов. Казалось, новым подтверждением этому стало и посещение островов в 1980 г. министром иностранных дел Англии, в ходе которого он предложил компромиссное решение: отсрочить распространение суверенитета Аргентины на острова в обмен на предоставление Англии полных прав на Фолклэнды на определенный срок — так называемый «гонконгский вариант»{464}.
После того как реализовать этот вариант не удалось, аргентинское правительство прибегло к попытке силового разрешения спорной проблемы, что привело к возникновению острого военно-политического кризиса между Англией и Аргентиной, переросшего затем в вооруженный конфликт.
Неоднократные военно-политические кризисы вызывал и территориальный спор между Чадом и Ливией по поводу полосы Ауза. Первому из них (24.05.1971–17.04.1972 гг.) предшествовало ухудшение отношений между двумя странами в 1969 г., после свержения в Ливии короля Идриса и прихода к власти М. Каддафи{465}.
Ливийский лидер резко обострил предшествовавшие претензии Ливии на значительную часть северного Чада, и прежде всего на полосу Аузу, богатую полезными ископаемыми. Эту полосу Франция уступила Италии в 1938 г., а после провозглашения независимости перешла к Чаду. Вместе с тем юридическая основа для подобной передачи была сомнительной, поскольку договор о передаче так и не был ратифицирован Национальной ассамблеей Франции. В борьбе за полосу Ауза Ливия прибегла к широкому набору средств, включая всемерную поддержку национального движения на территории Чада. [509]
В особую и достаточно распространенную разновидность территориальных военно-политических кризисов можно выделить межгосударственные споры по поводу принадлежности территориальных вод и водных ресурсов.
Так, военно-политический кризис по поводу преимущественных прав рыбного промысла произошел между Мексикой и Гватемалой (29.12.1958–12.01.1959 гг.). Мексика рассматривала ширину своих территориальных вод в 9 миль, в то время как Гватемала — в 12 миль. Мексиканские рыбаки вели промысел в водах, которые Гватемала считала своей государственной территорией{466}.
Кризисы по поводу водных ресурсов особенно характерны для регионов с засушливым климатом. Таким был острый военно-политический кризис по поводу иорданских вод между Египтом, Израилем, Иорданией, Ливаном и Сирией (11.12.1963–5.05.1964 гг.){467}.
Спор между Израилем и соседними арабскими государствами об использовании иорданских вод имеет давнюю историю. С середины 40-х гг. существовало несколько проектов его решения, но только один из них — так называемый объединенный план Джонсона — был в 1955 г. одобрен и согласован на техническом уровне как с Израилем, так и с арабскими государствами. Однако совещание политического комитета Арабской Лиги отвергло его из-за якобы явного преимущества для Израиля. После арабо-израильской войны 1956 г. все надежды на согласование и взаимоприемлемое решение этого вопроса отошли в прошлое. Каждая сторона чувствовала себя совершенно независимой в достижении одностороннего решения проблемы. В 1959 г. Израиль начал осуществление так называемого плана «Национальный водный карьер» для переброски воды из озера Тибериас в пустыню Негев, что вызвало обостренную реакцию арабских государств. Сирия, например, утверждала, что осуществление этого плана угрожает их безопасности, поскольку в новых условиях Израиль мог бы поселить на своих землях большее число иммигрантов, увеличив тем самым свою потенциальную военную мощь. В результате между Израилем и Сирией возник военно-политический кризис, в который в той или иной степени были вовлечены также Египет, Иордан, Ливан. [510]
В настоящее время многочисленные предпосылки для возникновения военно-политических кризисов по территориальным проблемам возникли в постсоветском пространстве. Так, свои притязания на часть территории России уже выдвинули Эстония и Латвия. Эстония претендует на часть Псковской и Ленинградской областей, в историческое обоснование своей позиции ссылаясь на положение Тартуского (Юрьевского) мирного договора, заключенного между Советской Россией и Эстонской Республикой 2 февраля 1920 г., в соответствии с которым земли Занаровья и Печоры отошли к последней{468}.
В обозримой перспективе территориальный спор может возникнуть также между Польшей, Беларусью и Литвой несмотря на то, что все эти государства заявили о своей приверженности принципу нерушимости границ, закрепленному в Хельсинкском заключительном акте СБСЕ (1975 г.) и Парижской хартии для новой Европы. В первую очередь это связано с судьбой Виленского (Вильнюсского) края, который оказался в составе Литвы в результате пакта Риббентропа — Молотова (август 1939 г.){469}.
В настоящее время уже высказаны и территориальные притязания Финляндии на часть территории Карелии. Они связаны с мирным договором между СССР и Финляндией от 12 марта 1940 г., по которому часть территории Финляндии, захваченной в ходе советско-финской войны, была передана в состав Карельской АССР, в том числе города Выборг, Антреа, Кексгольм, Сортавала, Суоярви, Куолярви. В состав Карело-Финской ССР были переданы и промышленные предприятия, расположенные на территории, включенной в состав Карелии. Однако 16 июля 1956 г. Карело-Финская ССР была преобразована в Карельскую АССР с включением в состав РСФСР{470}.
В перспективе могут осложниться отношения России и Германии и в целом с ЕС в связи с Калининградской областью (б. Восточной Пруссией), переданной в состав СССР в соответствии с решениями Крымской (Ялтинской) конференции 1945 г. Наименование Калининграда г. Кенигсберг получил 4 июля 1946 г.{471}. [511]
Общеизвестны пограничные проблемы России и Японии. Сложной остается пограничная линия России и Китая, Казахстана и Китая.
Помимо этого, особая группа предпосылок для возникновения военно-политических кризисов на постсоветском пространстве обусловлена условным начертанием административно-территориальных границ в бывшем СССР и возможностью их оспаривания новообразованными государствами.