Иван Александрович Бенедиктов (23.03. 1902– 28.07. 1983) вошел в число государственных деятелей страны совсем молодым: в августе 1937 г. в 35-летнем возрасте он назначается наркомом зерновых и животноводческих совхозов РСФСР, в марте 1938 г. одновременно становится заместителем председателя Совнаркома РСФСР, а с ноября того же года утверждается наркомом земледелия СССР. С 1939 г. стал членом ЦК ВКП(б).
Хорошо известно, что это были годы не только больших социально-экономических свершений, но и грубых нарушений законности, годы пика репрессий, шпиономании, выкорчевывания бдительными органами «нестойких» элементов, мнимых «врагов народа», словом – время «обновления» кадров. Поэтому быстрому выдвижению И. А. Бенедиктову во многом способствовала сложная и противоречивая обстановка тех лет. Причем повышения его по службе чередовались с некоторыми понижениями. Так, в феврале 1941 г. на XVIII Всесоюзной конференции ВКП(б) нарком Бенедиктов был переведен в разряд кандидатов в члены ЦК партии за якобы снижение уровня организационной работы.
В первые годы Великой Отечественной войны вместе со всем крестьянством Иван Александрович нес на себе непосильно тяжелый груз, который пришелся на долю колхозов, МТС и совхозов. В 1941–1942 гг. под его непосредственным руководством была осуществлена эвакуация из угрожаемых районов ресурсов сельского хозяйства – парка тракторов, сельхозтехники, скота, запасов сырья и продовольствия. Как опытный, высококвалифицированный специалист земледелия (еще в 1927 г. он успешно закончил Московскую сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева), И. А. Бенедиктов прилагал все свои силы, чтобы сельскохозяйственное производство СССР непрерывно снабжало население, Красную Армию и промышленность продовольствием и сырьем. С другой стороны, нарком считал своим долгом постоянно принимать необходимые меры, в том числе вносить в Государственный Комитет Обороны и правительство предложения по смягчению громадных военных тягот и лишений, которое испытывали на себе труженики села.
Тем не менее И. В. Сталин посчитал, что работа И. В. Бенедиктова недостаточно успешна. 11 декабря 1943 г. постановлением СНК СССР он был утвержден первым заместителем наркома, а народным комиссаром земледелия СССР правительство назначило секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Андреева. [366]
Однако 19 марта 1946 г. И. А. Бенедиктов вновь возглавил теперь уже Министерство земледелия СССР, которое спустя год, в начале февраля 1947 г., в результате укрупнений стало Министерством сельского хозяйства СССР. На XIX съезде партии он снова избирается членом ЦК, пробыв им уже до выхода на пенсию в 1971 г.
Вскоре после смерти Сталина в судьбе Ивана Александровича происходят новые перемены: он неожиданно направляется Чрезвычайным и Полномочным послом СССР в Индию. Но 1 сентября 1953 г. его вновь возвращают в правительство и назначают министром сельского хозяйства и заготовок СССР. Затем, после очередных реорганизаций, был последовательно министром сельского хозяйства СССР, министром совхозов СССР, заместителем председателя Государственной экономической комиссии Совета Министров СССР, заместителем председателя Совета Министров РСФСР и, наконец, в 1959 г. вновь был отправлен послом в Индию, а в 1967 г. в Югославию.
В 1970 г. И. А. Бенедиктов вернулся в Москву, где около двух лет являлся послом по чрезвычайным поручениям...
Мы познакомились в начале 1975 г. на одном мероприятии, посвященном участию народов Югославии в борьбе против немецко-фашистских захватчиков во Второй мировой войне. Проводилось оно в Союзе Обществ дружбы на проспекте Калинина.
Иван Александрович дал тогда согласие встретиться с нашими сотрудниками и ответить на их вопросы. Эта встреча состоялась 15 февраля 1975 г. у него на квартире, где мы провели около двух очень интересных часов.
В последующие годы творческие контакты с И. А. Бенедиктовым поддерживались постоянно. 6 марта 1980 г. мне довелось снова побывать у него в гостях и записать на пленку нашу довольно продолжительную беседу.
Г. А. Куманев: Дорогой Иван Александрович! После того памятного заседания сотрудников сектора истории СССР, периода Великой Отечественной войны, состоявшегося здесь, в Вашей квартире по улице Горького, прошло уже немногим более пяти лет. И, признаюсь, я очень рад нашей новой встрече и весьма признателен Вам за согласие дать мне в канун 35-летия Победы над фашизмом в Великой Отечественной войне небольшое интервью. [367] Разумеется, все или почти все интересующее меня сегодня вопросы связаны с историей сельского хозяйства и советского крестьянства в тяжелые и героические военные годы...
И. А. Бенедиктов: Я тоже с большим удовольствием снова приветствую Вас, дорогой Георгий Александрович. Надеюсь, что наша сегодняшняя беседа за чашкой кофе или чая пройдет не без пользы для нас обоих, и прошу последовательно ознакомить меня со всеми Вашими вопросами... Ну что, приступим к делу?
Г. А. Куманев: Мой первый вопрос, Иван Александрович: какова Ваша оценка состояния советского земледелия накануне Великой Отечественной войны? Какие мероприятия способствовали укреплению сельского хозяйства СССР и в известной степени подготовили его к суровым испытаниям военного времени?
И. А. Бенедиктов: Переход к крупному социалистическому земледелию, оснащенному более усовершенствованной новой техникой, создал необходимые условия для значительного роста сельского хозяйства СССР, повышения его продуктивности. В сельских районах появились многочисленные кадры работников квалифицированного труда: трактористы, комбайнеры, машинисты и др., которых не знала единоличная деревня. (Чтобы не быть голословным, здесь и далее я воспользуюсь некоторыми моими записями и рабочими справочниками и по мере необходимости буду подкреплять отдельные положения и выводы конкретными цифровыми данными.)
Статистика свидетельствует о том, что к 1940 г. на селе уже имелось свыше 300 тыс. агрономов, зоотехников, землемеров, ветеринарных врачей и фельдшеров, более 800 тыс. бригадиров тракторных, полеводческих, животноводческих бригад, около 1 млн. трактористов и комбайнеров, свыше 600 тыс. заведующих животноводческими фермами. Ничего подобного даже в отдаленном виде не было и не могло быть в условиях единоличного хозяйства.
Изменилась к лучшему и сама жизнь в деревне после освобождения от кулацкой кабалы. Многие населенные пункты были электрифицированы. Стало расти материальное благосостояние крестьянства, его культурный уровень. На селе появились сотни тысяч организаторов и передовиков производства.
А вот еще ряд убедительных данных о позитивных переменах в сельскохозяйственном производстве. К 1940 г. посевные площади в Советском Союзе увеличились по сравнению с дореволюционным временем более чем на 30 млн. га. Изменилась и структура посевных площадей: по отношению к 1913 г. удельный вес технических культур к 1940 г. вырос с 4,3% до 8%, картофеля и овощебахчевых культур с 3,6% до 6,9%. Земледелие становилось более квалифицированным.
Важно отметить, что в восточных районах страны за годы довоенных пятилеток была создана довольно мощная по тому времени сельскохозяйственная база, где существенно расширились посевные площади. [368] Причем в районах поливного земледелия размеры орошаемой площади увеличились с 4 млн. га в 1913 г. до 7 млн. га в 1940 г. вокруг промышленных центров и крупных городов сравнительно быстро была организована база по производству картофеля, овощей, продуктов животноводства.
Что касается технического перевооружения земледелия, то об этом можно судить хотя бы по тому, что в 1940 г. тракторами МТС было произведено 75% всех работ по весенней вспашке полей в колхозах, 80% – по подъему паров и 72% работ по взмету зяби. При этом энерговооруженность труда в колхозах, МТС и совхозах в 1940 г. была выше по сравнению с крестьянскими хозяйствами 1913–1917 гг. в расчете на одного работника в 3 раза, в расчете на 100 га посевной площади в 1,6 раза. Если же иметь в виду электрификацию сельских районов, то потребление электроэнергии деревней в 1940 г. по отношению к 1932 г. возросло более чем в 6 раз.
Правда, в годы третьей пятилетки в связи с осуществлением мер по повышению обороноспособности страны, потребовавших изыскания дополнительных ассигнований, темпы технического перевооружения сельскохозяйственного производства замедлились. В результате почти в 2 раза, например, сократилось среднегодовое производство тракторов по сравнению со второй пятилеткой. В 1940 г. по сравнению с 1937 г. заметно уменьшился выпуск сельскохозяйственных машин, зерновых комбайнов, тракторных плугов, сеялок и культиваторов.
Тем не менее общее техническое оснащение отечественного земледелия превышало уровень второй пятилетки.
Перед Великой Отечественной войной в Советском Союзе в области сельского хозяйства был осуществлен комплекс мероприятий, способствовавших дальнейшему упрочению организационного состояния нашего земледелия. Это позволило ему в военное время, в тяжелейших условиях, выстоять, не развалиться и обеспечить армию и всю страну продовольствием и сырьем.
Словом, в довоенные годы по интересующему Вас вопросу в СССР были проведены в жизнь очень важные планы и решения, последовавшие после объединения единоличных крестьянских хозяйств в колхозы и вслед за организацией и расширением машинно-тракторных станций (МТС).
Конструктивным и своевременным со стороны Советского правительства явились принятые до войны постановления по упорядочению колхозных финансов и пополнению неделимых фондов за счет недовнесенных средств. Наряду с этим были осуществлены другие действенные меры по упорядочению финансового хозяйства МТС и создания для них твердой финансовой основы: с февраля 1938 г. машинно-тракторные станции переводились на финансирование по государственному бюджету.
В следующем году наше государство взяло на себя выплату механизаторам МТС и работникам совхозов денежной части гарантийного минимума. [369] В частности, им были повышены расценки в трудоднях за выполнение и перевыполнение норм, за сохранность машин, механизмов, экономию горючего и т. д. Комбайнерам, например, сверх оплаты за убранную площадь вводились премии-надбавки, если они перевыполняли нормы намолота зерна. Я в то время как народный комиссар земледелия СССР, накануне введения этих изменений, получил около 600 телеграмм и телефонограмм, в которых сообщалось: задолженность по зарплате – три месяца, четыре месяца, пять месяцев, шесть месяцев... Теперь подобные недочеты были устранены.
Финансирование МТС и совхозов из союзного бюджета значительно их укрепило и, несомненно, способствовало улучшению сельскохозяйственного производства.
Наряду с техническим переоснащением в сельском хозяйстве в предвоенные годы проводились мероприятия по внедрению передовой агротехники, повышению культуры земледелия.
Развитие материально-технической базы сельского хозяйства СССР было, разумеется, неразрывно связано с его обеспечением соответствующими кадрами. Накануне Великой Отечественной войны в широких масштабах продолжалась подготовка механизаторских кадров. На 1 июля 1940 г. в МТС, колхозах и совхозах их насчитывалось более 1 млн. 400 тыс. человек.
Примерно за два или три года до войны Сталин обратил внимание на то, чтобы больше готовить специалистов сельского хозяйства из числа женщин, включая и кадры механизаторов. Движение за овладение женщинами трактором и комбайном, начатое на Украине по инициативе Паши Ангелиной, пополнило армию механизаторов более чем на 100 тыс. человек. В первой половине 1941 г. на курсах трактористов и комбайнеров их уже обучалось вдвое больше, чем в 1940 г.
Одновременно велась борьба за наведение порядка и укрепление дисциплины в сельскохозяйственном производстве. В 1940 г. Президиум Верховного Совета СССР принял довольно жесткие указы о запрещении самовольного ухода с работы рабочих и служащих, в том числе трактористов и комбайнеров, работников МТС и совхозов.
В предвоенные годы в Москве была организована Всесоюзная сельскохозяйственная выставка и на основе развернутых на ней показателей в стране более широкий размах приобрело социалистическое соревнование, что, конечно, положительно сказалось на развитии нашего сельского хозяйства. Для подкрепления этих слов приведу Вам еще такие данные: валовая сельскохозяйственная продукция (в среднем за год, в границах до 17 сентября 1939 г.) по итогам первой пятилетки на 26% превышала уровень 1909–1913 гг., в годы второй пятилетки – на 3,2%, а в 1938–1940 гг. – на 43%. В течение трех с половиной лет третьей пятилетки, т. е. в 1938–1941 (первая половина) гг. в стране ежегодно заготавливалось в 1,2 раза больше зерна, чем во вторую пятилетку, и в 1,8 раза больше, чем в годы первой пятилетки. [370]
Все эти и другие мероприятия, достигнутые рубежи позволили кооперированному сельскому хозяйству СССР выжить, выстоять во время ужасно тяжелой войны, продемонстрировать силу и жизненность еще не окрепшего тогда колхозного строя.
Были ли у нас накануне войны недостатки, причем даже серьезные, в этой отрасли нашего народного хозяйства? К сожалению, без них не обошлось, и они сдерживали, тормозили рост сельскохозяйственного производства. В числе этих негативных факторов можно назвать следующие.
Прежде всего это незавершенность комплексной механизации в земледелии довоенных лет. Не последнюю роль здесь сыграло малое капиталовложение в сельское хозяйство в расчете на один гектар.
Это и недостаточная эффективность, применяемых в колхозах форм оплаты труда, которые учитывали лишь затраты труда, но не принимали во внимание его конечных результатов: урожайности сельхозкультур и продуктивности животноводства. Такие формы сохраняли элементы уравниловки в оплате труда и имели следствием недостаточную заинтересованность довольно значительной части колхозников в колхозном производстве. Видимо, не случайно к концу первого года третьей пятилетки насчитывалось 6,5% трудоспособных колхозников, не выработавших за весь год ни одного трудодня, и 16%, выработавших менее 50 трудодней. Подобные явления нередко приводили к искусственной нехватке рабочей силы в колхозах при фактическом ее избытке во многих районах.
Отмечу также среди негативных факторов сравнительно невысокий уровень поставок минеральных удобрений сельскому хозяйству, слабое развитие кормовой базы и очень низкие заготовительные цены на сельскохозяйственные продукты.
И, наконец, не была должным образом упорядочена система экономических отношений государства с колхозами.
Таким образом, можно констатировать, что, несмотря на большие достижения социалистического земледелия, в сравнении с мелкотоварно-крестьянской системой, его возможности и резервы в предвоенные годы в полной мере еще не раскрылись.
Г. А. Куманев: Что Вы можете сказать о степени насыщения отечественного сельскохозяйственного производства кадрами специалистов высшей и средней квалификации накануне фашистской агрессии? Какова Ваша общая оценка руководящих кадров сельского хозяйства в управленческих звеньях в тот же период?
И. А. Бенедиктов: Я уже говорил о том, что в довоенные годы в стране развернулась широкая подготовка для сельского хозяйства механизаторских кадров массовых профессий. Наряду с ними был подготовлен большой отряд квалифицированных сельскохозяйственных специалистов: агрономов, ветеринарных врачей, полеводов, зоотехников. [371] Только в 1940–1941 г. учебном году высшие и средние сельскохозяйственные учебные заведения выпустили около 32 тыс. специалистов, что заметно превысило их среднегодовой выпуск во второй пятилетке.
Однако во всех звеньях сельского хозяйства продолжала ощущаться довольно значительная нехватка специалистов с высшим и средним специальным образованием. Все это было в основном наследием прошлого, но в какой-то мере являлось следствием и того, что очень многие выпускники направлялись не на производство, а в органы управления и организации, которые обслуживали сельское хозяйство. Поэтому в 1940 г. Наркомат земледелия СССР произвел перераспределение этих специалистов, направив из органов управления на работу в деревню более 13 тыс. человек. Но такая численность пополнения рядов сельских квалифицированных специалистов была, конечно, «каплей в море», и острота их нехватки в колхозах и совхозах оставалась.
Что касается моей оценки руководящих кадров сельского хозяйства накануне войны, то их общий уровень, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Многие из них были руководителями с малым багажом производственного опыта, знаний и, я бы сказал, с малой масштабностью.
Г. А. Куманев: Как Вы оцениваете общее состояние подготовки нашего народа к защите социалистического Отечества к началу 40-х гг. Что, в частности, предусматривалось прежде всего иметь в мобилизационном плане Наркомата земледелия СССР, чтобы эффективно использовать его в случае империалистической агрессии против Советского государства?
И. А. Бенедиктов: У меня сложилось такое мнение, что мы за два года до фашистской агрессии стали разрабатывать мобилизационные планы, составлять и готовить резервы. Мы знали, что война неизбежна, хотя, к сожалению, не знали дня начала войны, когда Гитлер осуществит нападение. И хотели, чтобы этот день подольше не наступил. Именно к этому была направлена вся внешняя политика партии и правительства.
Вообще к защите Родины, к достойному отражению вражеского нападения мы готовились интенсивно. Сказать, что никакой подготовки не велось, было бы абсолютно неправильно, если бы мы не готовились, не укрепляли всемерно обороноспособность страны, нас бы в пух и прах быстро разгромили зарубежные противники.
А мы ведь в течение короткого периода сумели намного увеличить производство стали, горючего и производство всех видов вооружения. Вы, может быть, помните, что в 1935 г. СССР выпускал всего 12,6 млн. тонн стали, а в 1940 г. – уже 18,3 млн. тонн. И это в условиях, когда в черной металлургии в это время происходила перестройка на увеличение удельного веса выпускаемого высококачественного металла, легированных сталей. Что касается оборонного производства, то темпы его роста значительно опережали темпы роста других отраслей нашей индустрии. [372] Я вот приведу Вам такие данные. Если в 1938–1939 гг. ежегодный прирост промышленной продукции в стране составлял в среднем 13,9%, то в оборонном производстве в 1938 г. – 36,4%, а в 1939 г. он уже равнялся 46,5% по сравнению с предыдущим годом.
Темпы, как говорится, решали все. На нас постоянно нажимали Центральный Комитет, правительство: «Темпы, темпы, темпы!» И так во всех отраслях экономики. Причем, ведь зачастую без должных материальных средств, без должных ресурсов, при дефиците рабочих кадров и техники. День начала войны, повторяю, для нас не был известен. Хотя Сталину разведка докладывала: вот в такой-то день (даже потом сообщила точную дату – 22 июня) будет совершено нападение, он в это не верил. В этом заключался его очень серьезный промах. Видимо, желаемое (т. е. возможность во что бы то ни стало исключить войну в 1941 г.) он принимал за действительность, понимая, что к большой войне мы еще не были готовы. Сталин и все мы войны не хотели и главной задачей было: только не ссориться с немцами, выполнять все заказы, поставлять Германии хлеб по торговому соглашению точно и аккуратно. И не давать немцам никакого повода за что-то на нас рассердиться. Политика была внешне вроде бы правильная. Но вот времени нам не хватило, чтобы достойно подготовиться к обороне и встретить врага во всеоружии. Было у высшего руководства и немало других ошибок, упущений субъективного характера. Может быть, и темпы были недостаточные, хотя они представлялись очень напряженными.
Но я думаю, что в итогах нашего противостояния с силами империализма больше величия, чем недостатков. То, что удалось разгромить такого сильного врага, поднять на войну всю мощь экономики, эвакуировать сотни и тысячи предприятий, построить новые заводы в целом бесперебойно снабжать промышленность сырьем, армию хлебом и продовольствием – это чудо, это чудо! За это перед нашим народом, перед миллионами коммунистов надо шляпу снять. История все это еще больше оценит, чем оцениваем мы, современники. Это великое дело нашего великого народа – спасителя мировой цивилизации. И это не громкие слова.
В каком большом деле нет ошибок, бывают не безошибочные прогнозы? Вот до сих пор при определении прогноза погоды, несмотря на наличие спутников, сколько неточностей, ошибочных предсказаний относительно того, что будет завтра. В таком большом государственном деле, конечно, просчеты могут быть, и они, конечно, были. И я еще раз рекомендую историкам обратить больше внимание на величие нашего народа, на гениальность нашего народа, на дальновидность ленинской партии, в том числе на те выдающиеся свершения, какие она обеспечила в суровые военные годы. [373]
Что касается мобилизационного плана Наркомата земледелия, составленного перед войной, то в нем, наряду с другими важными и первоочередными мерами, предусматривалось создание ряда стратегических резервов: продовольствия, материально-технических средств, запасных частей, сортовых семян, металлов, горючего, химикатов. В Наркомате земледелия этими вопросами в первую очередь занимался специально созданный мощный военный отдел, подчиненный непосредственно только наркому. К январю 1941 г. государственные резервы и мобилизационные запасы одного лишь зерна, муки и крупы составляли около 6 млн. 162 тыс. тонн.
Г. А. Куманев: Во многих наших исторических трудах говорится о том, что фашистская агрессия буквально всколыхнула всех советских людей, вызвала в их рядах большой патриотический подъем. Хотя часто встречающееся в работах данное утверждение, основанное на достоверных фактах и документах, стало своеобразным штампом, появились и некоторые скептические заявления на этот счет.
Хотелось бы узнать Ваше мнение, Иван Александрович, по поводу того, какова была реакция на вражеское вероломное нападение со стороны колхозников, работников МТС и совхозов, одним словом, со стороны тех, кто был непосредственно причастен к обеспечению сражавшейся страны людским пополнением, сырьем и продовольствием? И в развитие этого вопроса – что Вы можете сказать о народной инициативе советского крестьянства в годы Великой Отечественной войны, в чем она проявлялась и насколько была масштабной и действенной?
И. А. Бенедиктов: Прежде всего считаю нужным отметить, что в опубликованных мемуарах и статьях некоторых наших полководцев и руководителей страны, военного времени о сельском хозяйстве СССР 1941–1945 гг. говорится очень мало и отрывочно, хотя и в позитивном плане.
Подвиг советской деревни военных лет как-то незаслуженно обойден даже в публикациях маршалов Жукова, Василевского, Конева, Рокоссовского, других военных деятелей. О советском крестьянстве у них сказано всего несколько строк... Может быть, это из-за какого-то незнания особенностей, состояния и функционирования нашего сельскохозяйственного производства в ту тяжелую и героическую пору. Может быть, по какой-либо другой причине, но факт остается фактом...
А между тем, победа без хлеба, без продовольствия, без сырья просто невозможна, немыслима. Я не знаю в истории ни одного примера, чтобы она, т. е. победа, была достигнута без поддержки сражавшейся армии сельским населением, без снабжения ее продовольствием и сырьем.
И в нашей исторической литературе эта тема, по моему мнению, заслуживает более широкого и более обстоятельного освещения.
Я согласен с Юрием Арутюняном, автором книги «Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны», в которой он справедливо заметил, что и со стороны историков имеет место недооценка реального вклада наших тружеников села в Победу. [374] Исследователи призваны восполнить этот серьезный пробел. Надо достойно отразить, возвеличить наш тыл, в том числе роль колхозного крестьянства, работников МТС и совхозов, особенно заслуги наших женщин, стариков и подростков, которые на своих плечах вынесли значительную часть военных тягот.
Необходимо особо подчеркнуть, что колхозы и совхозы оказались не только лучшей формой подъема сельского хозяйства в годы мирного социалистического строительства, но и могучим средством мобилизации сил советского крестьянства на отпор врагу во время войны. Без колхозов, без совхозов, без МТС, смею Вас уверить, страна не получила бы даже необходимого минимума сырья и продовольствия. И у нас неизбежно бы разразился сильнейший голод и в вооруженном столкновении с фашизмом мы потерпели бы неминуемое поражение.
Кроме того, колхозный строй явился могучей школой воспитания советского крестьянства в духе патриотизма, в духе любви к своей Родине. Надо сказать, что наше крестьянство всегда отличалось любовью к родной земле. Но никогда еще дело защиты Отечества не было таким близким и понятным ему как в дни Великой Отечественной войны.
Вероломное нападение армий фашистского блока на Советский Союз произошло в тот момент, когда на полях многих колхозов и совхозов готовились убрать хороший урожай. Действительно, по всем расчетам в 1941 г. он мог стать рекордным.
Но война перечеркнула все наши прогнозы, мечты, мирные планы. Гитлеровская агрессия прервала мирный труд советского народа, лишила его, в том числе колхозное крестьянство, значительной части того, что было добыто упорной, созидательной работой. На временно оккупированной территории СССР немецко-фашистские захватчики отняли у местного населения материальные ценности, хлеб, картофель, скот, одежду... В селах и деревнях гитлеровцы расхищали имущество МТС, колхозов и совхозов, сжигали дома и постройки, чинили дикий произвол над мирными жителями.
Вот цифры, которые могут дать определенное представление о создавшейся тяжелой обстановке. На захваченной врагом территории к ноябрю 1941 г., до войны производилось 38% зерна, 84% сахара, находилось 38% поголовья крупного рогатого скота, 60% свиней. Число колхозов сократилось с 225,5 тыс. в 1940 г. до 149,7 тыс. к концу 1941 г., совхозов – с 4159 до 2691, МТС – с 7069 до 4898. Среднегодовая численность работников в совхозах снизилась с 1373 тыс. до 860 тыс., а в МТС – с 537 тыс. до 439 тыс. Колхозных дворов вместо 18,7 млн. осталось 11,9 млн.
Общая реакция тружеников нашего социалистического сельского хозяйства на вторжение фашистских орд на советскую землю была такой же, как и со стороны городского населения. [375] Это гнев, глубокое возмущение по отношению к гитлеровским захватчикам, совершившим вероломное нападение на СССР. Это и стремление сотен тысяч представителей взрослого населения колхозов, совхозов и МТС, в том числе, особо подчеркиваю, не подлежавших мобилизации, добровольно пополнить ряды РККА. Заметим при этом, что наша Красная Армия состояла преимущественно из крестьян, составлявших тогда большинство населения СССР. В ее ряды труженики села послали из своей среды лучших из лучших, дав им наказ: стойко защищать Родину и биться с врагом, не жалея ни крови, ни жизни своей.
Кроме того, в западных областях страны тысячи колхозников ушли в партизаны, в подполье, записались в отряды народного ополчения и истребительные батальоны.
И, наконец, сотни тысяч сельских тружеников уже в начале войны были привлечены для работы в промышленности, строительстве, на заготовке дров и топлива, несмотря на крайний дефицит рабочей силы в сельскохозяйственном производстве. В те дни нарком лесной промышленности каждую неделю приходил к наркому земледелия, добиваясь мобилизации новых контингентов колхозников на вывозку леса. У нас с ним происходили просто жаркие схватки...
Тяжелые дни, конечно, переживала в тот период колхозная деревня. Колхозники во многом себе отказывали, сами недоедали, но стремились максимально возможное дать для армии, для отпора врагу, во имя победы.
Как во многих городах, так и в сотнях сел и деревень, уже в первые военные месяцы 1941 г., возникло немало ценных народных инициатив, направленных на достойную замену ушедших на фронт, повышение качества и своевременность проведения сельскохозяйственных работ, мобилизацию местных ресурсов и т. д.
Решающей силой в сельском хозяйстве стали женщины. В составе трудоспособного населения колхозов удельный вес женщин с 56% в 1940 г. увеличился до 73% в 1943 г. Число женщин-трактористок за это же время возросло в 2,6 раза, а женщин-комбайнеров – в 3 раза. Заменяя мужчин на полях, животноводческих фермах, работая на различных административных должностях, женщины-колхозницы, труженицы МТС и совхозов стойко переносили военные тяготы и лишения, доблестно выполняли свой долг перед сражавшейся страной.
О величии трудового подвига женщины-колхозницы проникновенно писал поэт Михаил Исаковский:
Ты шла, затаив свое горе,
Суровым путем трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
Кормила ты хлебом своим. [376]
Из моих материалов военных лет приведу Вам еще несколько примеров патриотической инициативы сельских тружеников. Широкий отклик в стране нашел родившийся в начале войны почин комсомольцев и молодежи Иловлинской МТС Сталинградской области.
Недавно, просматривая новые научные издания о Великой Отечественной войне, об участии в ней Ленинского комсомола, я убедился, что этот почин не забыт и вошел в героическую историю нашей Родины и историю ВЛКСМ 1941–1945 гг. Кстати, об инициативе иловлинцев говорилось в одной из моих брошюр еще в 1942 г.
Что же ценного было в их начинании? Двадцать комсомольцев МТС решили своими силами провести ремонт машин за счет сбора и восстановления старых запасных частей. Не получив от заводов ни одной детали, они сумели за короткий срок отремонтировать 73 трактора и обратились к молодым сельским труженикам страны последовать их примеру. На этот почин откликнулось немало последователей. И вот результат. В течение только 1942–1943 гг. в СССР было собрано, реставрировано и изготовлено запасных частей и инструментов для ремонта тракторов, комбайнов, другой сельскохозяйственной техники на сумму 65 млн. рублей. Это также позволило, не загружая заводов, занятых выпуском военной продукции, отремонтировать десятки тысяч сельскохозяйственных машин.
Можно ли назвать колхозы и совхозы, в которых труженики полей уже в первые месяцы Отечественной войны добивались ощутимых результатов? Конечно, можно. В первых военных отчетах Наркомзема СССР постоянно назывался колхоз имени Молотова Шипуновского района Алтайского края. Его я отмечал в своей брошюре «Колхозная весна 1942 года», опубликованной в 1942 г. Вот она лежит перед Вами на столе.
В ней я, в частности, писал, что, несмотря на уход в ряды Красной Армии значительной части мужского населения коллектив этого колхоза в 1941 г. с меньшим числом людей своевременно и высококачественно провел основные сельскохозяйственные работы, выполнив досрочно и с превышением установленных норм все свои обязательства перед государством. В один лишь фонд обороны страны, говорилось в моей брошюре, колхоз сдал более 2 тыс. пудов отборного зерна.
И здесь сказались не только знания и опыт руководителей сельхозартели, продуманная организация труда колхозников, продуманный принцип их материальной заинтересованности и правильная расстановка производственных кадров. Важную роль в успехе передового колхоза Алтая сыграла умело поставленная агитационно-пропагандистская деятельность, нацеленность каждого колхозника на самоотверженный труд, на работу за двоих и за троих во имя разгрома врага. [377]
Отличался тогда и другой алтайский колхоз – «Искра» Белоглазовского района. Колхозники этой артели, работая по-военному, летом и осенью 1941 г., своевременно убрали урожай, рассчитались с государством, а в 1942 г. засеяли почти на 300 га больше, чем в 1941 г.
В течение всех военных лет эти два колхоза были настоящими маяками в Алтайском крае. На такие маяки (а их, повторяю, в стране было немало) равнялись коллективные хозяйства многих краев и областей нашего тыла.
А как самоотверженно трудились в экстремальных условиях военного лихолетья десятки тысяч колхозников и механизаторов машинно-тракторных станций! И среди них женские тракторные бригады Прасковьи Ангелиной, Дарьи Гармаш, Екатерины Линник, Ефросиньи Чекрыгиной, неизменно выходившие победителями во Всесоюзном социалистическом соревновании...
А вот не менее интересные факты из моей рабочей записной книжки тех лет. Василий Королев – московский тракторист из Комсомольской МТС выработал за сезон в 1941 г. 1620 га. Знатный комбайнер Михаил Сабинин из Орловской МТС Ростовской области в том же году на сцепе двух комбайнов «Сталинец» за 28 календарных дней убрал 5020 гектаров при норме 800 гектаров. Звеньевая Давыдова из колхоза «Отзыв» Лозовского района Павлодарской области получила по 52 ц проса с одного гектара. Звеньевая Тезикбаева из Киргизии собрала в среднем по 1309 ц сахарной свеклы с каждого гектара. Бригадир Бакибаев из колхоза имени Фрунзе Избаскентского района Узбекской ССР получил средний урожай хлопчатника 76,5 ц на площади 27 га. Подобных примеров я бы мог Вам привести сотни, даже тысячи.
Выражением высокой сознательности наших граждан, их стремления отдать свои силы во имя разгрома врага явился и тот факт, что уже в 1941 г. огромная масса жителей городов и, прежде всего, домохозяйки, учащиеся школ, техникумов и студенты вузов пришли на помощь колхозам. В свою очередь село давало городу постоянную рабочую силу, продовольствие, хлеб и сырье для промышленности.
Заметим, что у нас заблаговременно, буквально с самого начала войны была организована из числа городской молодежи подготовка трактористов, комбайнеров, шоферов и других специалистов. Летом и осенью 1941 г., по данным ЦК ВЛКСМ и Наркомзема СССР, движение за приобретение квалификации сельских механизаторов охватило свыше 200 тыс. человек.
Уже на первой в военное время уборке урожая участвовало 25 тыс. трактористов и 16 тыс. комбайнеров из числа студентов, прошедших краткосрочные курсы механизаторов. Всего же за годы Великой Отечественной войны в Советском Союзе удалось подготовить около 1,5 млн. молодых механизаторов.
В какой еще воевавшей стране можно найти подобные примеры! [378]
Самоотверженность в труде проявляли не только колхозники, работники МТС, совхозов, но и служащие земельных органов, ветеринарные врачи, преподаватели сельскохозяйственных учебных заведений и ученые научно-исследовательских сельскохозяйственных институтов. Приведу в этой связи только один характерный пример. Вы, очевидно, знаете, что в Ленинграде есть Всесоюзный научно-исследовательский институт растениеводства (ВИР), который когда-то организовал академик Николай Иванович Вавилов. В этом институте еще в довоенные годы была собрана со всего мира богатая коллекция семян, из которых в результате селекции производили хорошие сорта. Перед тем как город оказался в блокаде, большую часть семян вывезти не удалось. Эвакуировали в тыл только малую часть. Оставшиеся в блокадном городе сотрудники ВИРа, главным образом женщины, умирали с голода, но делали все, что было в их силах, чтобы спасти уникальную коллекцию. Едва двигавшиеся люди подвешивали к потолку колосья семян, чтобы они не достались крысам. Сами же ни одного грамма не использовали и умирали (больше половины сотрудников уже в первую блокадную зиму погибли от голода и холода, но мировую коллекцию семян и картофеля, насчитывавшую около 200 тыс. образцов, они сохранили для страны). Это поразительный пример и подлинного патриотизма, и великого мужества людей.
Я рассказал об этом товарищу Сталину, и было принято решение наградить всех участников спасения уникальной коллекции ВИРа.
Обо всех замечательных делах работников нашего земледелия военных лет можно вести очень долгий разговор. Поэтому я хочу в порядке небольшого дополнения к сказанному только перечислить еще ряд инициатив и починов, которые предложила тогда советская деревня. Часть этих, шедших снизу народных начинаний Наркомзем СССР оформил специальными приказами. Например, посевы тысяч дополнительных гектаров в фонд обороны, покупка для армии танков, самолетов за счет личных средств колхозников по примеру Ферапонта Головатого, отправление на фронт и в осажденный Ленинград десятков и сотен тысяч пудов хлеба, мяса и других продуктов, снабжение продовольствием партизан, сбор для удобрений птичьего помета (в этих целях от него были очищены все старые колокольни). По инициативе самих колхозников был сокращен и упорядочен на селе управленческий аппарат. Помню, я был на одном мероприятии в колхозе, который назывался «8 марта». Там устроили после трудового дня что-то на подобие небольшого самодеятельного концерта, пели частушки. Одна была такая:
Наш колхоз «8 марта»
Уважает женский труд.
Бабы косят, детки носят,
Мужики – учет ведут... [379]
Родились во время войны и такие ценные почины: перевод тракторов на скипидар и газогенераторное топливо, привлечение сельских учителей к счетным работам, сбор у колхозников запасных частей и инструмента для тракторов (многие трактористы ушли в армию, но каждый из них имел дома какой-то запас инструмента и разных деталей к машинам), выделение семян и скота в помощь освобожденным районам и т. д. Всех этих инициатив невозможно перечислить, их было очень много.
Вот, пожалуй все по данному вопросу.
Г. А. Куманев: Каким образом в военных условиях возмещалась временная потеря Советским Союзом громадной территории, где до войны находилось около половины всех посевных площадей?
И. А. Бенедиктов: Как известно, в первый период войны врагу удалось временно оккупировать обширную территорию Западно-Европейской части СССР. Из нашего продовольственного баланса оказались выпавшими Украина и Крым, Дон и Кубань, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика и некоторые центральные районы. В этих труднейших условиях сельские труженики тыловых, особенно восточных районов, должны были, максимально используя возможности колхозно-совхозной системы, удвоить и утроить свои усилия, чтобы обеспечить потребности Красной Армии, промышленности и нормированное снабжение населения.
Одним из важных шагов в этом направлении явилось увеличение в стране посевных площадей. Уже осенью 1941 г. наши колхозы и совхозы сумели более чем на 2 млн. гектаров расширить посевы озимых культур, прежде всего за счет распашки новых земель в восточных районах. Эта тенденция была сохранена в 1942 г., сохранена и приумножена в течение всех последующих военных лет.
Сейчас такая политика партии и правительства кое-где в печати критикуется. Я с подобной критикой не согласен. Вопрос о расширении посевных площадей в восточных районах тщательно обсуждался, анализировался, прежде чем вынести соответствующее постановление. Помню в сентябре 1942 г. мне довелось участвовать на двух заседаниях Политбюро ЦК партии, где после детального рассмотрения были приняты важные решения о дальнейшем расширении посевов зерновых культур в совхозах Алтайского и Красноярского краев, Новосибирской, Омской, Челябинской областей РСФСР, нескольких областей Казахской ССР, а также в колхозах Азербайджанской и Армянской ССР.
Из чего исходили Совнарком и ЦК партии, считая крайне необходимым увеличить масштабы посевных площадей? Из того, что требовалось хоть сколько-нибудь компенсировать потерянное в результате вражеской оккупации. В этих условиях правительственные органы страны, в том числе Наркомзем СССР, не могли отмахнуться от такой народной инициативы. [380] Ведь предложение расширить посевные площади за счет залежных и целинных земель исходило от самих трудящихся и руководителей восточных районов СССР.
Причем, планируя расширение посевных площадей, мы понимали, что где-то это отразится на сроках сева, на ухудшении агротехники, т. к. сил и средств на селе в военной обстановке было гораздо меньше, чем перед войной, минеральных удобрений тоже меньше, навоза меньше и т. д.
Да, сроки сева нарушались, но на это шли сознательно, ибо при всех условиях расширение посевных площадей все же позволяло увеличить валовой сбор зерна. Даже при неблагоприятных условиях мы все-таки повышали элемент гарантии на получение несколько большего валового сбора зерна, овощей, картофеля и других технических культур.
Таким образом, решение о расширении посевных площадей было правильным и оправдало себя. Вот как оценивал положение со снабжением нашего населения продовольствием в разгар войны Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин. Выступая 9 февраля 1944 г. на митинге в г. Орехово-Зуеве, он сказал: «Перед нами стояла еще одна весьма важная задача – преодоление трудностей со снабжением продовольствием во время войны. Самые хлебородные наши области – Украина, Дон, Кубань, Ставропольщина – временно выпадали из нашего бюджета, мы жили тогда продукцией наших восточных и центральных областей. И тем не менее мы прожили эти два с половиной года не так уж бедно. Мы, может быть, сейчас не вполне даже сознаем, какая гигантская задача решена советским правительством, советским народом».
Г. А. Куманев: А как Вы оцениваете работу, осуществленную в стране по перебазированию ресурсов сельского хозяйства в первые месяцы войны?
И. А. Бенедиктов: И сейчас, когда прошло около 35 лет после завоевания Победы над фашизмом, нельзя не вспомнить без волнения и гордости поистине титаническую работу, проведенную в Советском Союзе по перемещению из угрожаемых районов на Восток миллионных масс людей, общественного и государственного имущества и других материальных ценностей.
Как Вы знаете, руководство эвакуацией возглавил созданный на третий день войны Совет по эвакуации при СНК СССР, а на местах этими вопросами непосредственно занимались республиканские, областные, районные и городские комитеты и комиссии по эвакуации.
Специальные бюро, комиссии и группы по перемещению производительных сил были образованы и при наркоматах. Такие группы Наркомзема СССР, насколько я помню, действовали в Москве, Ростове, Куйбышеве, Саратове, Орле, Воронеже и других городах. [381] Наркомат земледелия направлял своих уполномоченных и в тыловые районы, которые принимали перемещаемые туда некоторые кадры специалистов сельского хозяйства, эвакуируемый хлеб, скот, машины, трактора, комбайны, а также другую хозтехнику и имущество. По планам наркомата проводилось перебазирование материальных ресурсов колхозов, МТС, совхозов, мотороремонтных заводов. Наши специалисты разработали инструкции о правилах перегона скота, приема и размещения сельскохозяйственных предприятий и животных на новых местах.
Подобного масштаба и размеров эвакуации, такой в целом ее высокой организованности история еще не знала. Посудите сами – в 1941–1942 гг. из угрожаемых районов страны удалось переместить в тыл 2 млн. 390 тыс. крупного рогатого скота (в том числе 914 тыс. коров), а также 186 тыс. свиней, более 5 млн. овец и коз, 818 тыс. лошадей, 7100 тракторов МТС и совхозов, довольно значительное количество хлеба и других продуктов.
Причем следует иметь в виду, что в отличие от перебазирования промышленных предприятий, отправлявшихся в тыл в первую очередь и преимущественно по железной дороге, скот и сельскохозяйственные машины двигались как правило самоходом.
Скот, кроме того, что мы перегнали в восточные районы, использовался и для питания нашей армии в течение нескольких месяцев. Ко мне приходили в наркомат представители колхозов и спрашивали:
– Товарищ нарком, как быть со скотом?
– А где ваш скот?
– Армия взяла, вот документы.
Конечно, все это было естественно, закономерно. Ведь армия должна была питаться, и часть эвакуируемого скота использовалась для этой цели.
Тракторов мы переправили в тыл меньше, чем хотелось и планировалось, поскольку платформ для них нам почти не выделяли. Очень мало получал Наркомзем вагонов и под погрузку сельхозимущества. Поэтому почти все нам приходилось перебрасывать своим ходом. Вагоны с большим трудом получали под породистый скот, под породистых свиноматок и хряков.
Поскольку продвижение войск противника шло довольно быстро, вывезли мы не столько, сколько хотели, сколько рассчитывали. И все же удалось перебазировать немало скота (общие цифры я Вам уже назвал), большую часть тракторов, сельхозмашин и самое главное – миллионы людей.
А вот с зерном дело обстояло хуже. Эвакуировать хлеб полностью не представлялось возможным. Встал вопрос: как его уничтожить? Обливали бензином – не горит. Развеивали по ветру – эффект тоже был незначительный. А ведь зерна имелись огромные массы, урожай в 1941 г. оказался рекордным... Значительную часть хлеба, чтобы не досталась врагу, не удалось даже испортить. [382]
Конечно, что-то сумели скрыть, закопать, раздать колхозникам и партизанам. Но утверждать, что немецко-фашистские оккупанты захватили лишь самую минимальную долю зерна, было бы неправильно. Готовую продовольственную продукцию мы почти не эвакуировали. Винить в этом нельзя ни работников транспорта, ни местные власти, ибо требовалось спасать прежде всего оборудование, агрегаты, машины и некоторые изделия военных заводов. Для сельского хозяйства подвижного состава, таким образом, уже не хватало.
И, наконец, почти все фонды, которые мы готовили по моблплану, в западной части страны пропали. Массовых эвакуационных перевозок из-за быстрого продвижения врага там не было. В приграничных районах эвакуируемый скот и люди с машинами нередко попадали в окружение, под обстрелы и бомбежки авиации противника.
Заключая мой ответ на этот Ваш вопрос еще и еще раз хочу подчеркнуть: в целом труженики села в той очень тяжелой обстановке предприняли максимум усилий, чтобы спасти от захватчиков колхозное и государственное добро. Колхозники, специалисты сельского хозяйства, ветеринары, сопровождавшие скот и сельскохозяйственное имущество, проявили себя настоящими героями и патриотами.
Эвакуация, проведенная во второй половине 1941 г., лишила немецко-фашистских оккупантов весьма значительного количества материальных ценностей, что позволило в определенной степени смягчить остроту продовольственной проблемы в стране.
Г. А. Куманев: А насколько удачно были перемещены в тыл ресурсы сельского хозяйства СССР во время второй волны эвакуации, т. е. летом и осенью 1942 г.?
И. А. Бенедиктов: Общий уровень второй эвакуации был лучше. Но опять-таки скажу: перебросили в тыл тоже не все, что хотелось бы.
Г. А. Куманев: Если ознакомиться с постановлениями ГКО и Комиссии по эвакуации за 1942 г., то окажется, что многие из них были связаны с вывозом хлебных запасов.
И. А. Бенедиктов: Да, это так. Непосредственно данными вопросами, кроме ГКО и Комиссии по эвакуации, занимался Наркомат заготовок, который во время войны возглавлял Клавдий Петрович Субботин. Мы же, т. е. Наркомзем, в первую очередь отвечали за спасение семенного фонда (семян из государственного фонда) и смогли эвакуировать его в значительном количестве.
Что касается продовольственного зерна, то вывоз его обеспечивал, повторяю, Наркомат заготовок и больше половины этих запасов удалось перебазировать.
Г. А. Куманев? Нельзя ли узнать, в чем заключалась основная работа Наркомата земледелия СССР во время войны? [383]
И. А. Бенедиктов: Как в предвоенный период, так и особенно в условиях Великой Отечественной войны, у Наркомзема СССР был колоссальный и трудноуправляемый объем работы. Чем только мы не занимались! Это и планирование всех отраслей сельского хозяйства. Это и учет. Это и материально-техническое снабжение, причем снабжение всего сельского хозяйства шло из Центра. Это и финансирование (все деньги были у народного комиссара земледелия по всем республикам). Это и управление машинно-тракторными станциями. Наконец, в ведении Народного комиссариата земледелия СССР находилось большая часть лесного хозяйства, а также птицеводство, животноводство, карантинная служба, орошение и осушение, агротехника, руководство научными учреждениями и научными исследованиями в области сельского хозяйства и т. д. и т. п.
Г. А. Куманев: Каковы, по Вашему мнению, роль и место продовольственных поставок союзников нашей стране по ленд-лизу?
И. А. Бенедиктов: Считаю необходимым сразу же подчеркнуть, что именно наше социалистическое земледелие, несмотря на колоссальные трудности и потери, обеспечивало во время войны основные потребности воевавшей страны в продовольствии.
Другими словами, благодаря высокой сознательности, патриотизму, самоотверженному труду колхозного крестьянства, работников МТС и совхозов и, конечно, благодаря широким мобилизационным возможностям колхозно-совхозной системы Советскому государству удалось в годы Великой Отечественной войны располагать таким количеством продовольствия, а также сырья, которого в целом хватало для бесперебойного снабжения Красной Армии и всего населения.
Что касается продовольственных поставок, которые, хотя и с перебоями, но поступали в тот период от наших заокеанских союзников по ленд-лизу, то, к сожалению, они не приняли больших размеров и составляли сравнительно малую долю с того, что было произведено тогда в Советском Союзе. За военные годы (с 1941 по 1945 г.) среднегодовой импорт из США и Канады в СССР крупы, муки и зерна составил (в пересчете на зерно) 0,5 млн. тонн, что равнялось лишь 2,9% среднегодовой заготовки зерна в Советском Союзе. По признанию руководителя американской программы ленд-лиза Стеттиниуса (в его книге «Ленд-лиз – оружие победы»), поставки продовольствия в СССР (цитирую) «лишь в малой степени отвечали потребности Красной Армии в калориях и ничего не оставалось гражданскому населению».
Однако и за эту экономическую помощь мы благодарны нашим западным союзникам. Ведь и она, хотя решающую роль не сыграла, но, несомненно, ускорила разгром нашего общего врага.
Г. А. Куманев: Несмотря на то, что сельское хозяйство СССР в 1941–1945 гг. в целом обеспечило страну и армию продовольствием, а военное производство сырьем, урожайность на колхозных и совхозных полях в целом не отличалась в тот период высокими показателями, хотя официальная пропаганда на этот счет предпочитала говорить довольно глухо или вообще умалчивала. [384] Было бы весьма важно узнать Ваше мнение, Иван Александрович, по данному поводу.
И. А. Бенедиктов: Действительно, урожайность на колхозных посевных площадях в целом была довольно низкой. Причем не только в военные годы, но и до войны. Главная причина такого положения заключается в крайне малом производстве в стране удобрений.
Был у нас такой крупный почвовед академик Прянишников. Вы его, наверное, знаете. Это большая величина в сельскохозяйственной науке. Он в свое время подсчитывал баланс азота в почве. Нам доказывал на коллегии Наркомата земледелия, что каждый год наш урожай уносит из почвы 5–6 млн. тонн азота. А мы вкладываем в ту же почву в виде трав бобовых, в виде минеральных удобрений, в виде навоза всего 2,5–3 млн. тонн азота, т. е. каждый год мы из почвы брали азота, питательных веществ больше, чем возвращали. И неизбежен был приход такого момента при ухудшении агротехники, когда наступало резкое снижение урожайности. Это и произошло во время, когда мы почву продолжали интенсивно истощать.
И в настоящее время, при бурном росте у нас производства минеральных удобрений их вложений в почву еще недостаточно. Приведу Вам такие цифры. Например, в 1973 г. в СССР было произведено удобрений в размере 72 млн. 322 тыс. тонн, а в США – 77 млн. 400 тыс. тонн при значительно меньшей посевной площади. А если взять на душу населения, то в Советском Союзе в среднем производилось 290 кг минеральных удобрений (в условных единицах), а в США – 368.
Я беседовал с некоторыми академиками из ВАСХНИЛа, спрашивал, сколько они считают необходимо нам иметь удобрений, чтобы полностью снабдить наше сельское хозяйство минеральными удобрениями. Мне называли цифры 140–150 млн. тонн. Может быть, эти цифры и несколько преувеличены, исходя из крестьянской психологии. Но, видимо, все-таки реальная потребность близка к таким данным.
До войны, не говоря уже о венном времени, практически минеральные удобрения у нас давали главным образом только под хлопок и ничтожно мало – под другие технические культуры.
Г. А. Куманев: Какое внимание сельскохозяйственному производству и в целом труженикам деревни проявлял Сталин накануне и во время Великой Отечественной войны? Насколько компетентными, верными были его представления о состоянии сельского хозяйства, а также решения и указания по проблемам отечественного земледелия?
И. А. Бенедиктов: Разумеется, Сталин и до войны, и во время Отечественной войны, да и после ее окончания постоянно интересовался всеми важнейшими делами, связанными с состоянием и развитием нашего сельского хозяйства. [385] Но в силу ряда причин его оценка нашей деревни, жизни колхозного крестьянства на том или ином этапе далеко не всегда отражала действительное положение. Правда, в предвоенные годы, когда встал вопрос о повышении сельскохозяйственного налога, Сталин весьма настороженно отнесся к этому предложению Наркомфина. Но в конце концов согласился его значительно повысить из-за необходимости направить крупные средства в оборонную промышленность. Сельхозналог был тогда увеличен в 1,8 раза и оставался в силе во время войны.
После возвращения страны к мирному труду размеры сельхозналога, хотя и с некоторыми колебаниями, продолжали расти. Где-то в начале 50-х годов у Сталина сложилось мнение, что наши колхозы уже вполне оправились от огромного ущерба, причиненного им гитлеровским нашествием, и материальное положение колхозников в целом достаточно высокое.
Такое представление вождя о положении колхозов и об уровне жизни наших сельских тружеников было навеяно ему грузинами. Там, в Грузии, доходы от колхозов имелись довольно большие. Были повышены цены на мандарины, абрикосы, другие южные культуры. И в Грузии многие колхозы действительно стали быстро богатеть. (Правда, тоже не во всей республике.) Это сказалось на мнении Сталина о зажиточности колхозов и колхозников. Вступать с ним в спор было занятием нелегким и довольно рискованным. Требовалось быть абсолютно уверенным в правоте своей точки зрения, владеть фактами, точными данными, обладать и определенным мужеством.
Министр финансов Арсений Григорьевич Зверев посоветовался с Министерством сельского хозяйства, и мы с ним решили держаться фактической стороны дела, т. е. доказывать, что колхозы не обладают большими денежными средствами.
Зверев представил Сталину докладную записку с изложением данных о доходах на селе и вновь высказался, что нельзя вводить дополнительный налог. Иначе, доказывал он, ссылаясь на мнение Минсельхоза СССР, пропадут еще больше интересы людей работать в колхозах. Это была сущая правда. И без того многие труженики деревни материально только-только сводили концы с концами. Нарушался принцип их материальной заинтересованности в результатах своего труда. Достаточно было проанализировать налог с оборота сельскохозяйственных продуктов, который получало государство, чтобы стало ясно, какой доход мы имели от деревни.
Зверев в своей записке обошел анализ налога с оборота сельскохозяйственного производства, не отдал должное колхозному крестьянству, которое этим налогом с оборота помогало и обороне страны, и проводимым мероприятиям.
Сталин же был по-прежнему глубоко уверен, что колхозы, колхозники (и не только южной зоны) имеют солидные доходы и их следует обложить повышенным налогом, соответствующим этим высоким доходам. [386]
Г. А. Куманев: В каких размерах предусматривалось повысить сельхозналог? Снова как перед войной почти в два раза?
И. А. Бенедиктов: Не в два раза, а даже побольше.
Г. А. Куманев: А об этом было где-то опубликовано?
И. А. Бенедиктов: Конечно, нет. Но Хрущев об этом проговорился, в какой-то речи.
Так вот, по указанию Сталина, кажется, в феврале 1953 г. была образована большая комиссия, которой поручалось дать предложения о дополнительном налоге.
В комиссию вошли, насколько я помню, такие видные деятели из окружения Сталина, как Маленков, Микоян, Берия, Пономаренко, Андреев и другие. По моему мнению, ряд членов комиссии ясно себе представляли, что не может быть и речи о новом высоком налоге. Более того – они считали, что наше сельское хозяйство нуждалось в большей помощи со стороны государства.
Но были и такие члены комиссии, которые колебались, а некоторые – совершенно категорично высказывались, что Сталин прав, что дополнительный налог обязательно нужно установить и указания вождя выполнять беспрекословно. И, наконец, отдельные члены комиссии, особенно представители Грузинской ССР, приводили примеры из своих личных наблюдений о высокой доходности отдельных колхозов республики. Но ведь это были «исключения из правил», а не общая картина.
Комиссия очень долго обсуждала данный вопрос. Наконец, она поручила Звереву и Бенедиктову подготовить проект решения и записку на имя Сталина, предварительно, как отметила комиссия, «более глубоко изучив доходы колхозов». Ну это изучение нами сознательно проводилось не спеша. Мы были уверены в непосильности повышенного налога и в меру своих сил тянули это чреватое по своим последствиям предложение. В марте 1953 г. в связи со смертью Сталина вопрос о дополнительном сельхозналоге сам по себе отпал и больше его никто не поднимал.
Данная история показывает: с одной стороны, Сталин признавал как будто, что положение колхозов такое, что экономических стимулов их роста недостаточно. А, с другой стороны, известный период времени был уверен, что колхозы уже настолько богаты, что их нужно дополнительно облагать высоким налогом.
Еще ряд моментов отрицательно сказались на сталинском руководстве нашим сельским хозяйством. Урожайность тогда определяло Центральное статистическое управление (ЦСУ). Давали Сталину сведения об урожайности, он соглашался. При этом Сталин боялся заниженности урожайности. И не только потому, что перед мировой общественностью мы в таком случае не хорошо бы выглядели. [387] Но и потому, что это сразу снижало поступление натуроплатой государству, т. е. государство просто лишалось хлеба.
Поэтому он считал, что лучше урожайность завысить, чем занизить. Сталин был убежден, раз данные об этом дают крестьяне, то урожайность свою они явно занижают, не считаясь ни с какими фактами. Выражая свое недовольство, он говорил: «Урожайность ваша никуда не годна». И требовал данные об урожайности исправить. В результате они подправлялись под его субъективную точку зрения.
То же самое в планировании сельскохозяйственного производства. Иной раз установки вождя были просто неправильными, когда он фактически выступал против агротехники, против целесообразного размещения культур, вопреки многолетней практике, опыту. Привез как-то Сталин с юга, где находился на отдыхе, мешочек семян ветвистой пшеницы. Вызвал меня и одного ученого. Прибыли к нему. Он сразу же мне говорит:
– Ваше министерство знает о ветвистой пшенице?
Я говорю:
– Знает, товарищ Сталин. Она была на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, показана как экспонат. Она известна, ее история – несколько тысячелетий. Но это благородная культура. К посевам, размножению ветвистая пшеница не поддается.
– Неправильно, не знаете этого дела. Я даю ее вот этому ученому, пусть он ветвистую пшеницу размножает, пусть он это сделает.
Налицо было недоверие Сталина к руководству Министерства сельского хозяйства.
Этот ученый добился на пол-гектаре очень высокой урожайности ветвистой пшеницы, опубликовал о своем достижении в печати, получил, кажется, 75 ц с гектара. Из этого результата был сделан вывод, что можно получать и по 100 ц с гектара. Тут Министерство сельского хозяйства выглядело очень некрасиво. Пришлось решение принимать: обязать органы земледелия, колхозы и совхозы размножать, внедрять ветвистую пшеницу, расширять ее посевные площади...
Расширили, увеличили. А урожаи получали по 5–6 ц. А другая пшеница, другого сорта – 8–12 ц. Что мы только не давали ветвистой пшенице! Только птичьего молока. А остальное все давали. И минеральные удобрения, и навоз, мобилизована была и современная агротехника. А она не шла, вырождалась. Ну, первый раз не получилось, дали кой-кому выговор, но пшеница от этого не выросла. Второй год. Опять огромные усилия и опять пшеница не растет...
Расскажу Вам еще об одном послевоенном эпизоде. В конце марта 1950 г. вызвали меня и министра пищевой промышленности СССР Василия Петровича Зотова к одному из заместителей Председателя Совета Министров СССР – к Лаврентию Берии. Известная зловещая фигура. В кабинете у него находилось несколько человек из промышленных министерств и Совмина Грузии. [388] Обсуждался проект постановления «О мерах по увеличению производства пшеницы в Грузинской республике». Предлагалось расширить посевные площади под пшеницу за счет распашки зимних пастбищ и выгонов, а также за счет сокращения посевов кукурузы и табака.
Берия раскритиковал этот проект за скромность, назвал его неполноценным, не отвечающим требованиям Сталина.
– Надо увеличить посевы пшеницы на несколько тысяч гектар за счет сокращения посевов табака и эфиромасличных культур, – заявил Берия.
Кто-то дал реплику:
– Мы эфир, масло закупаем за валюту. Зачем же сокращать посевы этих культур? Наша промышленность весьма нуждается в этих маслах. Это неправильное предложение, тем более что в Грузии очень благоприятные климатические условия для эфиромасличных культур.
Аргументы на Берию не подействовали. Он был разгневан такой репликой и потребовал от работников Совмина Грузии и Министерства сельского хозяйства Грузинской ССР представить новый проект постановления с учетом его замечаний и мнения вождя.
В частности, Сталин, рассматривая данные о расходах зерна, обратил внимание, что Грузия свои расходы в хлебе покрывает только на 25% за счет заготовок пшеницы у себя в республике. Остальное, примерно 185 тыс. тонн, завозила из других краев, областей и республик. Сталин пришел к выводу, что Грузия сама себя должна обеспечить хлебом. Вот такая была установка.
Берия находился в кабинете вождя, когда тот делал замечания. Желая угодить Сталину и показать себя человеком оперативным, компетентным, знающим, Берия стал сразу действовать. В ходе обсуждения данного вопроса на созванном Берией совещании он предложил сократить не только посевы табака эфиромасличных культур, но и кукурузы. И в результате вышло в свет весьма ошибочное решение. Ведь климат в Грузии, повторяю, весьма благоприятен для указанных культур, а табаки Грузии считались на мировом рынке одними из лучших, наиболее ароматными. И потом доход с одного гектара эфиромасличных был в 45 раз выше, чем доход от пшеницы. Никто на это не обратил внимания.
Можно только себе представить, какой серьезный вред нашему сельскому хозяйству наносили такие «старания» Берии и ему подобных.
Г. А. Куманев: А почему Сталин выступил категорически против продажи или передачи сельхозтехники и в целом машинно-тракторных станций колхозам?
И. А. Бенедиктов: У меня, Георгий Александрович, сложилось такое мнение: Сталин считал, что МТС – это такая сила в руках государства, которую выпускать из-под контроля никак нельзя. [389] Он и слышать не хотел о подобных предложениях. Более того, мне кажется, если бы кто-то при нем сделал такое заявление, то от такого деятеля просто бы перья полетели. Сталин считал МТС выдающимся достижением партии и государства, важным рычагом управления государства колхозным крестьянством. В дальнейшем, возможно, он бы мог поступить иначе.
В целом я глубоко убежден, что, несмотря на некоторые, даже серьезные ошибки и промахи (в том числе и в области руководства сельским хозяйством), Сталин в военно-экономических вопросах был человеком весьма дальновидным и часто действовал обдуманно, взвешенно. Мне довелось участвовать на многих совещаниях в Кремле, заседаниях Политбюро ЦК и правительства, пленумов ЦК партии и т. п. И я могу только подтвердить, что почти всегда по разным вопросам Сталин советовался и прислушивался к мнениям специалистов. Это подчеркивает, например, и знаменитый авиаконструктор, генерал-полковник авиации и академик Александр Яковлев в своей книге «Цель жизни». А если взять мемуары наших полководцев, то все они единодушно такую черту вождя тоже подтверждают.
Но иногда, как я уже отмечал, Сталин неоправданно и упрямо решал важные проблемы вопреки целесообразности и мнения других.
И еще была у него одна поразительная черта: когда шло какое-нибудь заседание, кто-то выступал и возникали споры, – Сталин умел слушать.
Некоторые из его ближайшего окружения, в том числе члены Политбюро ЦК, иной раз проявляли торопливость, бросали выступавшему разные колкие реплики.
– Не мешайте, – обрывал их Сталин. И обращаясь к оратору, говорил:
– Продолжайте Ваше выступление.
Правда, Сталин терпеть не мог проявлений краснобайства, расплывчатости, отсутствия четких положений в речах, дельных предложений, особенно по конкретному или личному вопросу. А уж если тот или иной выступавший пытался «выкрутиться», занимался попросту враньем, участь такого бывала не завидной.
Вот все, что могу сказать по этому вопросу.
Г. А. Куманев: Как Вы оцениваете отмену в СССР вскоре после окончания Великой Отечественной войны хлебных карточек? Задаю этот вопрос, потому что мне уже приходилось читать и слушать, что это был, якобы, обыкновенный пропагандистский шаг Советской власти.
И. А. Бенедиктов: Подобные демагогические утверждения могут вызвать только глубокое возмущение своей какой-то наглостью и безаппеляционностью. Между прочим во многих работах, с которыми мне довелось знакомиться, этот вопрос почему-то вообще не освещается. О денежной реформе вкратце что-то говорится, а об отмене продовольственных карточек – почти ни слова. [390]
Я хочу напомнить, что с 1947 г. мы начали завозить продовольственные товары в розничную сеть для накопления их к началу открытия магазинов по продаже без карточек. К 1 декабря 1947 г. запасы, например, мясных продуктов в розничной сети возросли против января этого же года на 65%, жиров – на 60%, а сахара больше, чем вдвое.
Прошло два с половиной года после войны (срок весьма короткий для перехода к свободной торговле) и здесь, безусловно, сказалась сила нашего колхозно-совхозного строя, что позволило Советскому государству первым из всех стран, участвовавших в войне, отменить карточки. Этого забывать нельзя.
Только небольшое число капиталистических стран смогли добиться отмены карточек к концу 1948 г. Многие же страны, в том числе Франция, Италия, Западная Германия, Норвегия, Голландия расстались с карточками лишь в 1949 и 1950-х гг. Это тоже считаю целесообразным подчеркнуть. Отмена, карточек вскоре после окончания Великой Отечественной войны явилось примером гибкого управления народным хозяйством страны и укрепления нашей экономики. Даже реакционная зарубежная печать не могла умолчать о таком факте. Денежная реформа и отмена карточек в СССР, по ее мнению, знаменовали собой важный этап в послевоенном развитии Советского Союза.
Г. А. Куманев: Когда и кем поднимался вопрос об организации совхозов на базе некоторых экономически слабых колхозов?
И. А. Бенедиктов: Этот вопрос поднимался в послевоенные годы. Я в свое время представил записку в ЦК партии, в Политбюро о целесообразности ряд слабых колхозов перевести в совхозы. Записка была разослана обкомам партии и вокруг этого предложения развернулась острая дискуссия. Здесь, в центре имелось немало противников «записки», усмотревших в ней «подкоп под колхозный строй». Но все обкомы партии меня поддержали, посчитав предложение вполне разумным.
И в 1954 г. часть колхозов, экономика которых особенно сильно пострадала от войны и по другим причинам, была переведена по просьбе общих собраний колхозников в совхозы. Между прочим первыми, кто подал мне эту идею, были сами колхозники. И мы посчитали необходимым их мнение поддержать.
Это носило характер чрезвычайного мероприятия Советского правительства, которое проводилось с целью ускорения подъема сельского хозяйства и в интересах увеличения благосостояния той части колхозников, которые находились в наиболее трудном положении. Это было своеобразной помощью государства колхозному крестьянству.
Через два года я подал в ЦК новую записку, в которой показал эффективность этого перевода. За это время урожайность в новых совхозах выросла в среднем на 50%, удои молока – на 60%. [391] Колхозники стали лучше жить, с большей охотой трудиться, да и дисциплина на селе стала лучше.
В заключение хочу сказать несколько слов о пути развития нашего сельского хозяйства. Опыт СССР и ряда других стран мира убедительно подтверждает, что в современных условиях социалистическое сельское хозяйство должно развиваться на промышленной основе. Другого пути, по-моему, нет. Характерной особенностью современного прогресса отечественного земледелия должен явиться переход на промышленные методы и на промышленную технологию с развитием вертикальной интеграции, в органическом слиянии производства сельскохозяйственной продукции с ее переработкой.
Поскольку наша беседа подходит к концу считаю нужным вкратце затронуть еще одну важную проблему: как более рационально использовать в колхозах и совхозах полученные удобрения и как уберечь от больших потерь собранный урожай?
Во-первых, качество удобрений. Наша промышленность еще не подготовлена, чтобы давать такие удобрения, которые были бы хорошо транспортабельными. Например, гранулированные, а не пылевые удобрения.
Во-вторых, надо давать такую тару, которая была бы прочной, надежной во всех отношениях. Железнодорожники должны стремиться делать какие-то навесы, а не перевозить удобрения под открытым небом, не говоря уже о зерне и других продуктах.
По грубым подсчетам, минеральных удобрений терялось в те годы около 10%. Сейчас немного меньше, примерно 7–8%. Требуется целый комплекс мероприятий. Нужны складские помещения, нужен современный транспорт, нужна добротная тара. Все постепенно улучшается, но очень медленно.
Что касается транспортировки и хранения урожая (зерна, овощей, фруктов), то мы его теряли, теряем и будем еще терять в ближайшие годы, причем много терять на этой стадии. Если Вы спросите, сколько в довоенное время мы теряли хлеба каждый год? Отвечу – процентов 15–20%. Почему? На день опоздали с уборкой, сразу потери. Растягивали уборку, потому что не хватало средств для того, чтобы быстро убрать. Теряли на перевозках, теряли потому, что не было крытых токов, от влажности теряли. Потери большие. И сейчас значительное количество хлеба теряем.
Г. А. Куманев: У меня последний к Вам вопрос, дорогой Иван Александрович: работаете ли Вы сейчас над мемуарами?
И. А. Бенедиктов: Нет. За последние годы я выпустил вторую брошюру о советско-индийской дружбе. Она вышла в свет на всех языках Индии и на английском языке. В связи с поездкой в Индию Брежнева я получил за нее благодарность, а потом меня попросили срочно дополнить ее материалами о той поездке генсека и написать главу «Неру – друг Советского Союза». В результате появилось второе издание названной брошюры... [392]
Что касается книги воспоминаний о сельском хозяйстве и крестьянстве СССР в довоенные годы, во время Великой Отечественной войны и в послевоенный период, то для меня это довольно сложно. Многое еще не созрело, чтобы выступить с мемуарами. Надо ведь очень интенсивно поработать в архивах, читать, сверять, находить новые свидетельства. Все это требует большой затраты энергии, усилий, а здоровье уже не то. С этим приходится, как ни печально, считаться... [393]