Петр Николаевич Горемыкин (16. 06. 1902–8.11.1976) стал народным комиссаром по боеприпасам 3 марта 1941 г. неожиданно для многих и прежде всего для него самого. До этого назначения после окончания Московского механико-машиностроительного института им. Н. Э. Баумана работал инженером, начальником цеха на оборонных заводах, начальником 3-го Главного управления Наркомата вооружения СССР, а незадолго до выдвижения на указанный высокий пост являлся членом Хозяйственного совета по оборонной промышленности при Совнаркоме СССР.
Его предшественник – комдив И. П. Сергеев впал в немилость, оказавшись под подозрением во вредительстве. Был предупрежден, а вскоре снят с поста наркома.
Вступив в новую должность нарком П. Н. Горемыкин смог быстро убедиться в серьезном отставании производства боеприпасов от резко возросших потребностей бронетанковых войск, артиллерии и авиации.
Накануне войны во многом благодаря предпринятым им действенным мерам положение с выпуском боеприпасов на предприятиях Наркомата боеприпасов (НКБ) стало постепенно выправляться. Однако последствия начавшегося фашистского нападения на Советский Союз оказались очень тяжелыми и в области боеприпасов. Хотя буквально на второй день войны Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О вводе в действие мобилизационного плана по боеприпасам», этот план был реализован только частично из-за сложившейся крайне неблагоприятной военной обстановки. Уже к началу августа 1941 г. Красная Армия стала испытывать острый недостаток во всех видах боеприпасов в силу того, что на захваченной врагом территории осталось более 200 складов с горючим, вооружением и боеприпасами{107}. Или такой факт: на аэродромах и складах советских приграничных округов было сосредоточено в июне 1941 г. 70% запасов авиационных бомб, находившихся в Европейской части страны. По данным на 1 августа 1941 г., авиачасти Северо-Западного и Юго-Западного фронтов израсходовали во время боевых действий лишь 18% авиабомб. Остальные же были подорваны отступавшими советскими войсками или захвачены противником{108}.
Отрицательно сказались на нехватке боеприпасов и другие причины, в частности, и тот факт, что к началу гитлеровской агрессии не удалось в восточных районах завершить ряд строительств, в том числе по производству нитроглицериновых порохов. [250] Наложила свой отпечаток и развернувшаяся уже в первые недели войны эвакуация предприятий НКБ. Об этом тяжелейшем времени генерал Н. Д. Яковлев (будущий маршал артиллерии), бывший тогда начальником Главного артиллерийского управления, писал в своих мемуарах: «Прямо скажу, столь остро ставшие вопросы обеспечения войск вооружением и боеприпасами для многих из нас явились прямо-таки неожиданными. Да, ресурсы оказались незначительными. Но почему? Разобраться в этом деликатном, к тому же сулившем большие неприятности деле, мало кому хотелось»{109}.
Но П. Н. Горемыкину приходилось фактически ежедневно давать полную информацию И. В. Сталину о положении с выпуском боеприпасов, ходе выполнения графиков и плановых заседаний, о причинах снижения производства продукции на том или ином заводе НКБ, принимаемых или принятых мерах и т. п.
Демонстрируя неутомимость в работе, Петр Николаевич трудился не покладая рук, проявляя при этом смелую инициативу и находя зачастую выход из сложнейших ситуаций. Как свидетельствуют многочисленные документы, на рассмотрение ГКО он часто вносил деловые, неординарные предложения.
В начале июля 1941 г. своим постановлением ГКО утвердил месячный и полугодовой планы производства и поставок боеприпасов. Одновременно были даны конкретные задания НКБ СССР, а заместителям Председателя СНК СССР В. А. Малышеву, М. Г. Первухину и А. Н. Косыгину поручалось обеспечить выполнение 21 наркоматом мобилизационных заданий по боеприпасам и вооружению. Всемерное обеспечение выпуска боеприпасов нашло отражение в ряде других постановлений Государственного Комитета Обороны.
Однако производство их многими наркоматами, по мнению П. Н. Горемыкина, осложняло дело. В связи с этим он обратился с письмом к Сталину с предложением организовать при СНК СССР Управление комплектации боеприпасов, подчинив этот орган одному из заместителей Председателя СНК СССР. Нарком писал, что «в условиях военного времени, когда производством боеприпасов занимается большинство заводов всей страны, необходимо создать орган, который имел бы возможность диктовать наркоматам требования в изготовлении элементов выстрела в достаточном количестве для успешного ведения войны»{110).
Предлагаемое управление создано не было. Но определенные меры в этом направлении Председатель ГКО все же принял путем наделения еще большими правами и усиления контроля со стороны одного из членов ГКО, отвечавшего за боеприпасы. [251]
Как наркому П. Н. Горемыкину принадлежит несомненная заслуга по форсированному перемещению в тыл страны большого числа предприятий НКБ, размещению их на новых местах и скорейшему вводу в действие. Это был крайне напряженный период производства отечественной оборонной продукции, в том числе боеприпасов. В силу сложившихся условий дела, связанные с увеличением их выпуска, несмотря на принимавшиеся меры и строгие постановления ГКО, продвигались медленно. Видимо, такое положение явилось одной из главных причин решения Сталина перевести с 16 февраля 1942 г. П. Н. Горемыкина в заместители наркома, а наркомом боеприпасов назначить первого заместителя наркома вооружения Б. Л. Ванникова.
Однако и в этой должности на последующих этапах войны Петр Николаевич трудился с той же энергией и инициативой, что было отмечено руководством страны. Он вводится в состав новой коллегии Наркомбоеприпасов СССР, а постановлением СНК СССР от 18 ноября 1944 г. ему присваивается звание генерал-майора инженерно-артиллерийской службы.
После окончания Великой Отечественной войны 26 июня 1946 г. Горемыкин назначается министром сельскохозяйственного машиностроения СССР. Но после почти пятилетней плодотворной работы его подстерегла беда. В марте 1951 г. он был оклеветан и снят со своей должности «за грубое нарушение государственной дисциплины, выразившееся в сокрытии остатков металла на заводах». Полгода спустя его приговорили к 3 годам лишения свободы и исключили из партии.
В 1953 г. П. Н. Горемыкин был реабилитирован и восстановлен в рядах КПСС. В этом же году стал директором НИИ Министерства машиностроения, в 1953–1955 гг. работает заместителем министра оборонной промышленности СССР, а в апреле 1955 г. назначается министром общего машиностроения СССР.
Казалось, что всем его невзгодам пришел конец. Однако в 1957 г. не без ведома Н. С. Хрущева Петр Николаевич был обвинен в связи с «антипартийной группой» и снят с поста министра. Почти год ему пришлось пробыть без работы, пока, наконец, его «дело» не было пересмотрено...
Последняя должность П. Н. Горемыкина (в 1963–1976 гг.) – председатель Научно-технического совета (НТС) Государственного комитета по автоматизации и машиностроению.
Именно здесь, в кабинете председателя Научно-технического совета, куда я приехал по приглашению Петра Николаевича в январе 1971 г., мы с ним и познакомились. Шла подготовка к Всесоюзной научной сессии «Советский тыл в Великой Отечественной войне», которую запланировал провести 7 мая этого года Институт истории СССР АН СССР. Я входил в состав Оргкомитета и мне было поручено пригласить на это научное мероприятие несколько наркомов военных лет, в том числе и П. Н. Горемыкина. [252]
Он очень тепло меня встретил и сказал, что с большим удовольствием примет участие в работе сессии. Его выступление на конференции было одним из самых интересных.
В последующие несколько лет мы с ним постоянно общались. Петр Николаевич выступал перед коллективом сектора истории СССР периода Великой Отечественной войны, а в мае 1974 г. вместе с генералами армии И. В. Тюленевым, И. И. Федюнинским и маршалом артиллерии П. Н. Кулешовым – на расширенном заседании Ученого совета Института истории СССР АН СССР.
15 января 1976 г. по моей просьбе он снова приехал в институт, где состоялась наша беседа, записанная на магнитофонную ленту. С небольшими сокращениями она публикуется ниже.
Г. А. Куманев: Разрешите, дорогой Петр Николаевич, горячо приветствовать Вас – одного из славных и видных командиров оборонной промышленности СССР военных лет – и искренне поблагодарить за согласие приехать в Институт истории СССР Академии наук СССР и ответить на ряд интересующих меня вопросов. Они касаются деятельности Наркомата боеприпасов СССР и его предприятий накануне и особенно во время Великой Отечественной войны. Прежде всего меня интересует, как был создан Наркомат боеприпасов и какой круг задач он стал решать, кто возглавил новый наркомат, какова оказалась судьба первого наркома этой оборонной отрасли и как можно оценить уровень производства боеприпасов в стране перед фашистским нападением?
П. Н. Горемыкин: Благодарю Вас, уважаемый Георгий Александрович, за приглашение приехать в головной, как Вы мне говорили, академический институт отечественной истории и побеседовать с Вами. Благодарю за теплые слова в мой адрес, и я охотно поделюсь своими воспоминаниями о тех необычайно тяжелых и героических военных годах.
Наркомат боеприпасов (НКБ) СССР был образован 11 января 1939 г. на базе существовавшего в Наркомате оборонной промышленности Главного управления по производству боеприпасов и в результате разукрупнения этого наркомата, вместо которого в тот же день наряду с Наркоматом боеприпасов учреждались наркоматы авиационной промышленности, вооружения и судостроительной промышленности. [253]
В структуре Наркомата боеприпасов были созданы главные управления по производству гильз, корпусов снарядов, порохов и взрывателей. На производство боеприпасов был переведен ряд гражданских промышленных объектов. Предприятия отрасли стали выпускать десятки типов и видов продукции. В их числе – многотонные бомбы и торпеды, снаряды и мины, различные взрыватели, патроны, пороха и взрывчатые вещества. Коллективы заводов НКБ самым тесным образом взаимодействовали с оборонными предприятиями, где производились боевая техника, артиллерийское и стрелковое вооружение.
Накануне войны уже почти половина всего металла, особенно цветного металла, шла на производство боеприпасов.
Первым наркомом боеприпасов (в тот же день, когда появился новый наркомат) был назначен комдив Иван Павлович Сергеев, уже довольно известный в то время военный деятель. Я знал его как честного, эрудированного, грамотного, принципиального человека, хорошего организатора производства. По происхождению он был из рабочих. Окончил Военную академию РККА им. Фрунзе. Участвовал в Гражданской войне. В последние годы перед выдвижением на пост народного комиссара работал начальником отдела Управления учебных заведений Наркомата обороны СССР, начальником артиллерийских курсов усовершенствования комсостава РККА и, наконец, заместителем председателя Военно-промышленной комиссии при СНК СССР.
В марте 1939 г. после назначение Сергеева наркомом боеприпасов он был избран на XVIII съезде ВКП(б) кандидатом в члены ЦК партии.
Дальнейшая судьба Ивана Павловича оказалась трагической. Несмотря на активную деятельность Сергеева, процесс развития промышленности боеприпасов (в значительной мере по объективным причинам) выдался сложным и затяжным. На XVIII Всесоюзной партконференции в феврале 1941 г. ему были предъявлены мало обоснованные претензии по работе. 3 марта 1941 г. Иван Павлович был освобожден от должности наркома. Руководство Наркоматом боеприпасов возложили на меня, а комдива Сергеева перевели на преподавательскую работу в Военную академию Генштаба. Но на этом, к сожалению, его беды не закончились: в конце мая 1941 г. он был арестован, и в начале 1942 г. по приговору Особого совещания при НКВД Сергеева расстреляли. Реабилитировали Ивана Павловича в 1955 г.
Если оценивать общее состояние советской промышленности боеприпасов в предвоенные годы, то многие факты позволяют констатировать, что в целом она развивалась довольно динамично, хотя трудности материально-технического, технологического, а также организационного порядка возникали постоянно. [254] В первую очередь стоит отметить успехи наших ученых и конструкторов по созданию реактивного оружия. Их усилиями удалось усовершенствовать реактивные снаряды 82 мм и 132 мм и получить новое грозное оружие массированного огня – установку БМ-13, знаменитые «катюши».
К началу 1941 г. в СССР было налажено производство почти всех видов боеприпасов. При этом хочу особо подчеркнуть, что боеприпасы, которые давала Красной Армии наша промышленность, имели высокие баллистические свойства, а некоторые их виды по своим качествам превосходили лучшие образцы в зарубежных странах.
Немалая заслуга в этом деле принадлежит не только ученым, инженерам, техникам, рабочим коллективам предприятий отрасли, но и сотрудникам самого Наркомата боеприпасов, который возглавлял тогда Иван Павлович Сергеев. К уже сказанному мною хочу добавить следующее. Вот его строго предупредили на XVIII партконференции, пригрозив вывести из кандидатов в члены ЦК и снять с поста наркома, если он не улучшит работу... (Что, к сожалению, и было сделано.) А между тем многие претензии к нему были просто надуманными. Ведь именно под его руководством в 1939–1940 гг. выпуск снарядов, мин и авиационных бомб нарастал из месяца в месяц. Кстати, это продолжалось и до конца первого квартала 1941 г., когда против Сергеева последовали санкции, и он был снят с должности народного комиссара. Так, в марте 1941 г. по сравнению с январем того же года выпуск важнейших видов боеприпасов у нас вырос более чем на 28%.
Другое дело, что даже такие высокие темпы производства не могли удовлетворить наше руководство, ибо в это время фашистская Германия, опиравшаяся на военно-промышленный потенциал почти всей порабощенной Европы, выпускала боеприпасов больше, чем мы, в Советском Союзе.
Перед лицом возраставшей военной угрозы были приняты меры по форсированию строительства и расширению действовавших предприятий по боеприпасам на Урале, в Сибири и районах Поволжья. С этой же целью в Наркомстрое СССР, который возглавлял крупный организатор строительного дела Семен Захарович Гинзбург, правительство учредило специальное управление – Главбоеприпасстрой.
Большой мощности завод боеприпасов сооружался в Сибири. Срок его ввода в действие был установлен чрезвычайно сжатый. В столь короткое время наша станкостроительная промышленность не в состоянии была обеспечить его современными станками, механизмами и другим оборудованием. Пришлось технологию и необходимое оборудование закупать у одной чехословацкой фирмы, благодаря чему в установленный срок завод вступил в строй.
Вплоть до начала Великой Отечественной войны Политбюро ЦК ВКП(б), Совнарком СССР и лично И. В. Сталин уделяли повышенное внимание к вопросам производства боеприпасов. [255] Чтобы преодолеть отставание от фашистской Германии в этой области, к началу июня 1941 г. был составлен план по боеприпасам на второе полугодие 1941 г. и на 1942 г. Этот план 6 июня был утвержден постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б). В нем намечалось значительно увеличить производство всех видов и типов боеприпасов. Предусматривалось и развертывание работы несколько отстававшей тогда пороховой промышленности. К примеру, во второй половине 1941 г. она должна была выпускать в 1,3 раза больше порохов, чем в первой половине. Было также принято решение об ускоренном строительстве ряда пороховых заводов, в том числе 10 заводов баллиститных порохов.
Но эти планы тогда не суждено было воплотить в жизнь из-за начавшейся фашистской агрессии против Советского Союза.
Г. А. Куманев: Где застало Вас сообщение о фашистском нападении на нашу страну?
П. Н. Горемыкин: Войну я встретил в 4 часа 20 минут в здании, которое находилось напротив собора Василия Блаженного и где размещалось Главное артиллерийское управление (ГАУ). Там под председательством начальника ГАУ, заместителя наркома обороны СССР маршала Кулика заседала комиссия (созданная Комитетом обороны СССР) по вопросам наращивания мобилизационных мощностей по боеприпасам. В комиссию, кроме меня, входили нарком черной металлургии Тевосян, нарком цветной металлургии Ломако, заместитель председателя Госплана СССР Борисов и ряд работников Генерального штаба и Главного артиллерийского управления.
На этом заседании обсуждались разные проблемы об увеличении выпуска боеприпасов и их размещении по военным округам. Очень резко были поставлены вопросы генералом армии Георгием Константиновичем Жуковым. Он говорил о необходимости существенной доработки мобилизационного плана по боеприпасам, имея в виду увеличение цифровых заданий. Поскольку были серьезные затруднения с металлом: не хватало меди, латуни, других металлов и сплавов, рассматривалось предложение, чтобы наркоматы черной и цветной металлургии взяли на себя изготовление гильз для полного комплекта. Кроме того, ставился вопрос, чтобы Наркомхимпром принял на себя большую долю по производству серной, азотной кислот, других химических веществ и особенно тротила и хитрила, т. е. веществ, связанных с капсюлями. Пока значительную часть всего этого выпускали предприятия Наркомата боеприпасов.
Раздался звонок от помощника Сталина Поскребышева. Он сообщил, что немцы бомбят наши города. Получив еще какие-то известия, Кулик поднялся со своего места и сказал:
– Я покидаю вас, вести заседание будет генерал-лейтенант Николай Дмитриевич Яковлев, который назначен начальником Главного артиллерийского управления. Заседайте и все вопросы теперь решайте с ним. [256]
Через некоторое время в виду изменившейся обстановки было решено заседание прервать тем более, что должны были последовать важные решения Политбюро ЦК, связанные с началом войны.
Часа через 2–3 не успел я доехать до дачи, как мне позвонил заместитель Председателя СНК СССР, наш куратор Николай Алексеевич Вознесенский. Он сообщил, что состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором было утверждено выступление Вячеслава Михайловича Молотова по радио о вероломном нападении гитлеровской Германии и ряда ее союзников на СССР и вынесены важные решения по мобилизации всех сил страны на отпор врагу. Я должен был срочно приехать к Николаю Алексеевичу. После моего прибытия Вознесенский тут же дал указание подготовить мероприятия для обеспечения мобилизационного плана, принятого 6 июня Совнаркомом СССР и ЦК ВКП(б). Хотя Наркомат боеприпасов СССР имел свой мобилизационный план, было сказано о необходимости пересмотреть его в сторону значительного увеличения плановых заданий. В заключение Вознесенский остановился на новых задачах и требованиях, которые диктует военная обстановка.
Так началась моя деятельность во время Великой Отечественной войны. Трудная и ответственная. Каждый из нас, конечно, глубоко переживал случившееся. Но какого-то уныния, подавленности не было. А была растущая уверенность: мы обязательно победим. Но для этого нужно отдать все силы, чтобы обеспечить важнейшие нужды фронта.
Г. А. Куманев: Как проводилась военная перестройка работы промышленности боеприпасов, включая перебазирование ее основных объектов в течение первого года войны? Очевидно, в изменившихся условиях в деятельности наркомата и его предприятий не все протекало так, как хотелось бы, как намечалось военно-мобилизационными планами?
П. Н. Горемыкин: Буквально с первых дней фашистской агрессии под руководством ЦК партии и Советского правительства во всех отраслях нашей экономики, в том числе в системе Наркомата боеприпасов, развернулась напряженная, широкомасштабная военная перестройка. Требовалось, в частности, на нужды фронта переключить производственные мощности гражданской промышленности.
Такую работу мы провели в целом успешно. Об этом говорят, например, такие факты. Для производства боеприпасов было дополнительно привлечено более 1 тыс. заводов гражданской промышленности. Так, сталелитейные и чугунолитейные базы машиностроительных предприятий стали выпускать корпуса снарядов и мин, а часовые заводы – взрыватели для снарядов. Химические и резиновые заводы освоили производство противотанковых гранат, взрывчатых веществ, зарядов для реактивных снарядов и т. п.
Когда 14 июля 1941 г. в районе железнодорожной станции Орша были успешно применены первые реактивные установки («катюши»), ГКО решил существенно увеличить их выпуск. [257] К производству деталей к реактивным снарядам М-13 Госплан привлек десятки заводов Москвы и Уральского региона.
С началом войны заводы Наркомата боеприпасов получили новые планы, в которых практически все задания были резко увеличены. И тем не менее по большинству калибров удалось создать запасы, позволившие развернуть производство боеприпасов в необходимом количестве.
Но этого, как показали события, оказалось недостаточно. Вся беда заключалась в том, что основные запасы боеприпасов были сосредоточены в непосредственной близи от границы, и уже в первые дни и недели войны их захватил враг. В результате быстрого продвижения немецко-фашистских войск мы вскоре потеряли две трети металлургических мощностей, из 18 млн. тонн проката у нас осталось где-то около 5 млн. тонн. А ведь в предвоенные годы предприятия, которые выпускали боеприпасы, являлись главными потребителями продукции черной и цветной металлургии, а также химической промышленности. Таким образом была нарушена кооперация, установленная планами для всех ведущих отраслей промышленности, что, конечно, отрицательно сказалось на производстве боеприпасов.
Очень трудное положение с боеприпасами уже в начале военных действий было связано и с тем, что крайне неблагоприятный для нас ход событий заставил срочно заняться перебазированием из угрожаемых районов предприятий, выпускавших взрывчатые вещества. А это означало пусть временное, но прекращение там производственного процесса. Весьма тяжелое положение создалось в пороховой промышленности: пять из восьми ее предприятий пришлось перемещать на Восток. Всего же только с августа по ноябрь 1941 г. в результате вражеской оккупации, а также эвакуации промышленности из прифронтовой зоны выбыло из строя 303 предприятия, изготовлявшие различные взрывчатые вещества. Я напомню Вам место из известной книги председателя Госплана СССР товарища Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны», которую захватил с собой. На странице 41 автор отметил, что месячный выпуск этих предприятий, изготовлявших боеприпасы, «составлял 8,4 млн. корпусов снарядов, 2,7 млн. корпусов мин, 2 млн. корпусов авиабомб, 7,9 млн. взрывателей, 5,4 млн. средств воспламенения, 5,1 млн. снарядных гильз, 2,5 млн. ручных гранат, 7800 т пороха» и многое другое.
Г. А. Куманев: Очень впечатляющие и правдивые цифры. Ведь основу данного труда составил официальный отчет Госплана СССР о состоянии и развитии нашего народного хозяйства в 1941–1945 гг.
П. Н. Горемыкин: Да, я с этим отчетом в свое время знакомился... И вот можно себе представить, что означали для сражавшейся страны такие громадные потери и какое еще государство в мире смогло их преодолеть и восполнить? [258]
Надо также иметь в виду: война диктовала необходимость, чтобы все перемещенные в тыл предприятия были оперативно, экономически продуманно размещены на новых местах и вновь, как можно скорее, возобновили свою производственную деятельность. А для этого требовалось по довоенным меркам не менее одного – полутора лет. Но такие сроки в условиях военного времени были абсолютно неприемлемыми. Поэтому перед работниками отрасли, строителями, партийными, советскими, хозяйственными органами во весь рост встала задача – восстановить выпуск боеприпасов в невиданные, предельно короткие сроки.
И эта сложнейшая военно-хозяйственная проблема была решена. Примерно в феврале 1942 г. завершилась первая волна перебазирования производительных сил СССР, в том числе заводов по производству боеприпасов. Причем часть из них в результате победы Красной Армии под Москвой была позднее реэвакуирована на прежние места. Предприятия Наркомата боеприпасов стали налаживать и наращивать нарушенный выпуск своей продукции. Пожалуй, наиболее трудным оказалось задание обеспечить почти вдвое рост производства 76-миллиметровых снарядов, а также значительно увеличить поставки боеприпасов для 122-миллиметровых и 152-миллиметровых пушек. Завод, который мог их выпускать, был только что построен в одном из тыловых районов и еще не имел рабочих. А требовалось их от 15 до 18 тысяч. Но где их взять? И вот тогда было принято решение перевести всех строителей этого предприятия в цеха – на производство снарядов. А чтобы они не понесли материального ущерба во время обучения новым профессиям, им на несколько месяцев устанавливалась оплата в размере прежнего среднего заработка. Выход из трудного положения был найден, и вскоре завод стал давать фронту во все возраставшем количестве необходимые снаряды.
Следует признать, что в тыловых районах страны не везде были подготовлены нормальные условия для размещения прибывавшего эвакооборудования и рабочих. Такие факты не столь часто отмечаются в книгах и статьях.
Г. А. Куманев: Это можете проиллюстрировать?
П. Н. Горемыкин: Да. Вот, например, на Южный Урал в разгар зимы из Московской области был переброшен вместе со специалистами завод по производству авиационного выстрела. Его разместили на площадях Челябинского элеватора. Мороз в это время достигал минус 30°; а склады элеватора не отапливались. И требовалось для обеспечения приемлемых условий работы провести двойную обивку стен, потолка, подключить соответствующие агрегаты отопления...
Казалось, рабочие могли предъявить местной администрации законные претензии и пока не приступать к восстановлению своего предприятия. [259] Но они этого не сделали и по своей инициативе начали работу, хорошо уяснив себе, что пока в распоряжении государства не осталось ни одного действующего завода, который мог бы обеспечить Военно-Воздушные Силы страны соответствующей военной продукцией. Уже через две недели перебазированное в Челябинск предприятие возобновило на новом месте выпуск боеприпасов для нашей авиации.
Другой характерный эпизод. Завод № 98 по производству баллиститных порохов, который возглавлял опытный руководитель, участник Гражданской войны Дмитрий Бидинский, получил ответственное задание Государственного Комитета Обороны – в трехмесячный срок в несколько раз увеличить выпуск зарядов. Раньше такие темпы могли бы показаться нереальными, просто фантастическими. Но шла война, и она диктовала свои темпы и нормы. Буквально весь коллектив сознавал исключительную важность этого фронтового поручения и поэтому трудился не покладая рук. Никто не уходил с работы, не выполнив норму. Между тем на сборке зарядов за одну смену приходилось выполнять по 12–13 тыс. операций. И все вручную. А ведь две трети рабочих завода № 98 составляли женщины и подростки. Несмотря на все трудности, задание ГКО было выполнено. До полной эвакуации завода, начавшейся в первой половине октября 1941 г., его коллектив сумел изготовить свыше 3 тыс. тонн баллиститных порохов, предназначенных главным образом для реактивных снарядов и минометных зарядов. А в 1942 г. завод № 98 произвел уже свыше 11,2 тыс. тонн порохов. Тем самым была превышена суммарная мощность двух родственных заводов и таким образом удалось компенсировать их временный выход из строя.
Вот еще одна из типичных картин того времени. Однажды я приехал на один из пороховых заводов. То, что я там увидел, и сейчас стоит перед моими глазами. Зима. Жестокие морозы, доходившие до минус 40°. Ледяные пронизывающие ветры... Невероятно трудно. Но с какой самоотдачей работали люди! 200% выполнения сменного задания стали нормой для молодой смены рабочего класса. А стахановцы вырабатывали по 500–700%.
Очень запомнилось мне и посещение завода взрывателей на Урале. Проходим по цехам. Их не менее десяти. Лишний раз убеждаемся, какой же долгий, многокилометровый путь проходят детали (пока в виде куска металла) через десятки тысяч женских и юношеских рук, чтобы потом превратиться в сердце снаряда или бомбы...
В сборочном цехе нас знакомят с простенькой операцией – маркировкой. Сегодня ее выполняют автоматы, а тогда, в годы войны – две женщины-работницы. Им и требовалось-то вставить пальцы рук в десять стаканчиков взрывателей, перенести их, припечатать к штампу и вновь поставить на конвейер. Вроде просто. Но в течение всей войны конвейер подал около 180 млн. изделий. Каждое изделие весом в 100–150 граммов. Сколько же тысяч тонн металла перенесли эти женские пальцы? [260]
Примеров такой самоотверженности и высокого патриотического духа советских людей не перечесть.
Летом 1942 г. в результате нового вражеского наступления, новых потерь и последовавшей второй волны эвакуации наша военная экономика переживала серьезные трудности. В крайне тяжелых условиях на предприятиях наркомата были организованы механизация трудоемких работ и внедрение поточного производства патронов и снарядов. Эти мероприятия завершили начатое перед войной совершенствование технологических процессов. Они позволили значительно сократить производственные затраты, сэкономить много дефицитного металла и главное – существенно увеличить выпуск продукции. Приведу Вам такие сравнительные данные. Если в 1940 г. промышленность боеприпасов дала стране более 17 млн. снарядов, около 8 млн. авиабомб и более 18 млн. мин, то в разгар войны, в 1944 г., было получено 94768 тыс. снарядов (рост боле чем в 5,5 раза), 10518 тыс. авиабомб (рост более чем в 13 раз), 78630 тыс. мин (рост более чем в 4 раза).
Г. А. Куманев: Вы, конечно, неоднократно в предвоенные годы и во время Великой Отечественной войны встречались со Сталиным, отвечали на интересовавшие его вопросы, получали различные задания. Если я не ошибаюсь, то нельзя ли поделиться впечатлениями от некоторых из этих встреч?
П. Н. Горемыкин: Действительно, перед войной, работая начальником Главного управления Наркомата оборонной промышленности СССР, первым заместителем наркома вооружения, а затем и наркомом боеприпасов, я часто приглашался на заседания Политбюро ЦК ВКП(б) или Комитета обороны при СНК СССР. Разумеется, приглашался обычно тогда, когда там обсуждались вопросы, связанные с новыми образцами техники и вооружения. На этих заседаниях, кроме наркомов оборонных наркоматов, постоянно бывали военные конструкторы, руководители и специалисты Наркомата обороны СССР. Если это заседание Комитета обороны, то, как правило, председательствовал маршал Климент Ефремович Ворошилов, а последним всегда выступал Сталин. Причем не помню случая, чтобы вождь ограничился несколькими общими фразами. По каждому рассматриваемому вопросу он всегда давал глубокий, обстоятельный анализ. Я поражался его всесторонней осведомленностью, отличной памятью и широкой эрудицией. Помню, когда в 1938 г. на одном из заседаний рассматривался вопрос о строительстве новых кораблей нашего Военно-Морского Флота, были приведены некоторые сведения о состоянии флота в ведущих зарубежных странах. Подводя итоги обсуждения, Сталин по памяти дал развернутую характеристику всем основным кораблям наших потенциальных противников по тоннажу, мощности двигателей, по скорости и вооружению. [261]
Немало было встреч и во время войны. Расскажу о некоторых из них. В июле 1941 г. звонит помощник Молотова. Говорит, что мне нужно немедленно приехать к Вячеславу Михайловичу.
– По какому вопросу и надо ли взять какие-нибудь материалы? – спрашиваю.
– Не надо, все на месте.
Приезжаю. Вхожу в кабинет к Молотову и вижу: за столом сидят Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский. У письменного стола стоит Сталин, заметно нервничает. Поздоровался и, затянувшись трубкой, спрашивает:
– Почему, товарищ Горемыкин, так получилось, что уже в начале войны мы оказались без основных артиллерийских систем, без главных видов вооружения?
Вопрос для меня был тяжелый. Тем более я, конечно, знал о том, что бывшее руководство Наркомата вооружения: Ванников. Барсуков, фактически Мирхазанов (он находился под следствием) и еще ряд других руководящих работников наркомата арестованы. И некоторые из них уже «признали» себя виновными в несвоевременном снятии с вооружения соответствующего вида пушек и пулеметов и в «шпионаже» в пользу фашистской Германии. А незадолго до этой встречи Молотов мне говорил: «А твой дружок Ванников признает себя виновным во вредительстве. Он решил нужные пушки не делать, а делать другие и тем самым сорвать обеспечение фронта».
Помня такую молотовскую оценку, мне трудно было отвечать. Но я все-таки говорю:
– Товарищ Сталин, хотя я сейчас не занимаюсь вооружением, работаю по производству боеприпасов, должен Вам доложить, что Наркоматом обороны и его Главным артиллерийским управлением было внесено предложение снять с производства 45-мм и 76-мм пушки.
Далее я сказал, что из-за возражений Наркомата вооружения вопрос, как известно, трижды рассматривался в ЦК. Для этого создавались одна за другой три комиссии. Первая работала под председательством товарища Маленкова, вторая – под председательством товарища Молотова и третью возглавлял товарищ Жданов. Все они приняли предложения руководства Наркомата обороны СССР, и выводы комиссий были утверждены Центральным Комитетом партии (т. е., разумеется, Сталиным, но мы об этом никогда не говорили).
(Еще немного поясню, Георгий Александрович. Я принимал участие во всех трех комиссиях и видел, что военные и в первую очередь маршал Кулик, который в техническом отношении был человеком неграмотным, но по каким-то причинам имел влияние в Наркомате обороны, настаивали на снятии с производства многих видов вооружения под предлогом, что они устарели. Кулик заявлял, что у немцев танковая броня будет, как у дредноутов. Поэтому, мол, на серийный выпуск надо ставить новые виды.) [262]
Я также сказал Сталину, что, кроме 45-мм и 76-мм пушек, это касалось 120-мм 110-мм гаубиц, самозарядных винтовок, пулеметов «Максим», противотанковых ружей, мосинской винтовки образца 1891/38 гг. и даже автоматов (их Кулик окрестил «оружием полицейских»).
И вот во многом именно по названной причине, ввиду прекращения выпуска так называемых «устаревших видов вооружения», и выявилась уже в самом начале войны острая нехватка артиллерийского и стрелкового вооружения.
Сталин, который слушал меня сидя, встал со своего места, хлопнул себя по бедрам и говорит:
– Что же мы наделали?
Спрашивает меня:
– Как быть? Вы участвовали в работе комиссий. Скажите, как же нам поправить положение?
Я высказал мнение, что необходимо возвратиться к выпуску того вооружения, которое снято с производства, т. к. освоение новых видов займет не менее года. Добавил также, что, например, пушки, которые мы перестали выпускать, не хуже немецких и не хуже американских. И поскольку я много работал на оборонных заводах, мне хорошо известно, что необходимая оснастка и заделы должны сохраниться, и таким образом имеется возможность быстро наверстать потерянное время.
В заключение я сказал, что, наверное, стоило бы расспросить по этому вопросу тех из руководства Наркомата вооружения, кто последнее время занимался этими делами (т. е. намекал на наркома Ванникова, который был арестован, и на его заместителя Мирзаханова, находившегося под следствием).
Тут же из внутренней тюрьмы был вызван Мирзаханов. Он явился минут через 20 в соответствующей одежде, но побритым. Сталин задал ему тот же вопрос, и он почти слово в слово повторил то, о чем я докладывал. У меня сразу же от души и от сердца отлегло...
Пушки, о которых шла речь, были незамедлительно на заводах поставлены на серийный выпуск, чему в решающей мере способствовали уже созданные перед этим производственные мощности.
Борису Львовичу Ванникову было передано правительственное задание: изложить свое мнение по данному вопросу, а заодно – конкретные предложения по проблемам военной перестройки оборонной промышленности. Он все сделал, и через несколько дней его предложения рассматривались в Государственном Комитет Обороны. Кроме членов ГКО, там находились новый нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов и я. С Ванникова обвинения были сняты, его освободили и назначили заместителем наркома вооружения и уполномоченным ГКО по выпуску вооружения на заводах Урала.
Принятые меры не замедлили сказаться на увеличении производства артиллерийских систем. [263] В 1942 г. мощности наших артиллерийских заводов перекрыли то, что мы имели ранее.
Еще вкратце о двух встречах с вождем. В начале октября 1941 г. вызывает он меня в Ставку Верховного Главнокомандования. Она находилась тогда в подвальном помещении в районе станции метро «Кировская». Поздоровались, и Сталин говорит:
– Вас, товарищ Горемыкин, обвиняют во вредительстве.
– Почему и в чем меня обвиняют, товарищ Сталин? – удивленно спрашиваю я.
– Вот, получено письмо от начальника Главного управления по снабжению самолетов. В нем отмечается, что приостановлено снабжение ВВС Красной Армии авиаснарядами. Обвиняется в этом нарком боеприпасов. Правильно ли написано в письме?
Я отвечаю:
– В первой части правильно, товарищ Сталин. Поставки действительно прекратились. А во второй – неправильно и моей вины здесь нет. Потому что авиазавод «Выстрел» и еще один завод из центральной России, которые выпускали эти снаряды, мы вынуждены эвакуировать в Челябинск, и они сейчас находятся в пути. А размещаться должны на подготовленных площадях местного предприятия.
Сталин тут же вызвал наркома путей сообщения Кагановича и ответственных работников ЦК по транспорту и сказал, чтобы в течение двух, в крайнем случае трех дней заводское оборудование прибыло на место. В этот срок оно и было перебазировано. Затем при 30-градусном морозе рабочие приступили к монтажу оборудования и завершили его в течение трех недель. Вскоре вместе с наркомом по строительству Семеном Захаровичем Гинзбургом мы полетели в Челябинск, чтобы обеспечить скорейший пуск обоих заводов...
Была еще одна встреча с подобным обвинением. Снова вызывает к себе в Ставку Сталин и снова говорит:
– Вас опять подозревают во вредительстве.
– Почему, товарищ Сталин?
– Потому что Вы неправильно ведете себя на производстве и сорвали одно важное дело ведущего конструктора.
А конструктор сидит здесь же, и я понял о ком и о чем идет речь. Был такой конструктор Борис Шпитальный. Вы, Георгий Александрович, эту фамилию, видимо, знаете. Человек он был не без способностей, но авантюрных наклонностей и в случае каких-либо личных неудач или промахов всегда предпочитал искать виновных где-то на стороне.
Сталин при встрече расспрашивал его о неполадках в авиаснарядах, и тот сразу же заявил, что во всем этом виноват нарком-вредитель Горемыкин.
Когда я выслушал все претензии ко мне, а точнее – обвинения, то ответил: [264]
– Товарищ Сталин, мы уже разобрались с этими неполадками. Они целиком связаны с конструкторскими недоделками и упущениями. Я смог принять соответствующие оперативные меры и сейчас готов с полной ответственностью заявить Вам, что дефект преодолен, что преждевременности выстрела в самолетах не будет и не будут гибнуть по этой причине ни летчики, ни самолеты.
– Ну, что ж, – говорит Сталин, – примем к сведению такое заявление.
После того как заметно помрачневший Шпитальный покинул кабинет вождя, Сталин подошел ко мне и, глядя в глаза, довольно тепло произнес:
– Дорогой товарищ Горемыкин, Вы, очевидно, знаете, как я отношусь к конструкторам, изобретателям.
– Знаю, товарищ Сталин, мне приходилось бывать на заседаниях, испытаниях, и я много раз был свидетелем Вашего большого внимания к ним.
(Весьма показательный пример такого отношения: конструкторы и изобретатели щедро награждались, получали и звание Героя Социалистического Труда, различные премии и т. п. Хозяин Кремля почти всех их знал по имени и отчеству, многим из них даже по частным вопросам сам звонил по телефону.)
– Я Вас прошу, – добавил Сталин, – ничего не делать самостоятельно без генерального конструктора.
Я-то думал, что он меня расхвалит: ай, какой молодец, во всем уже разобрался, все уже сделал, все исправил... В конце встречи Сталин заметил:
– Надо очень тепло, хорошо жить с конструкторами. Они творят очень нужные дела, и от них судьба нашей страны тоже во многом зависит.
Г. А. Куманев: Кого Вы могли бы назвать из большой когорты ученых, изобретателей, конструкторов-боеприпасников?
П. Н. Горемыкин: Над совершенствованием существовавших и над созданием новых образцов боеприпасов в годы Великой Отечественной войны трудились коллективы десятков научно-исследовательских институтов (НИИ), сотни заводских конструкторских бюро (КБ), тысячи ученых, конструкторов, изобретателей, рационализаторов – замечательных специалистов своего дела. Не всех, конечно, помню по имени-отчеству, но фамилии многих из них хорошо отложились в памяти.
Еще в мирное время у нас проводились на двух заводах опыты по созданию мощных баллиститных порохов. Но в первые месяцы войны, когда оба предприятия надо было срочно эвакуировать в тыловые районы, к изготовлению таких порохов пришлось приступить по существу заново. По решению Государственного Комитета Обороны на заводе № 98 было создано Особое конструкторское бюро (ОКБ). Туда включили крупных ученых-специалистов по баллиститным порохам Бакаева, Спориуса, Гальперина, Пашкова и других. [265] В невиданно короткие сроки они разработали технологию изготовления ракетных порохов. Названным мною ученым была присуждена Сталинская или, как ее стали называть позднее, Государственная премия СССР.
Выдающийся вклад в теорию горения порохов в ракетных снарядах и в создание противотанковых гранат внес коллектив ученых из Института химической физики Академии наук СССР. Его возглавил молодой талантливый исследователь Яков Борисович Зельдович, впоследствии академик, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР.
Нельзя не сказать несколько добрых слов и о коллективе конструкторов во главе с замечательными инженерами Бурмистровым и Константиновым, которые изобрели 37-мм и 45-мм подкалиберные бронебойно-трассирующие снаряды. Их бронебойная сила была в 1,5 раза выше пробивной силы существовавших до этого бронебойных снарядов.
Другой коллектив конструкторов в составе Матюшкина, Дзюбы и Ломового разработал первые образцы отечественных кумулятивных снарядов. Затем была создана и кумулятивная бомба.
Огромные успехи были достигнуты в реактивной артиллерии. Еще до войны Андрей Костиков – талантливый организатор и конструктор, правда, со сложным характером, изобрел реактивный миномет. Во время войны под его руководством совершенствовалась знаменитая «катюша». Костиков стал генерал-майором, Героем Социалистического Труда, членом-корреспондентом АН СССР. К тому, о чем я Вам немного уже рассказывал, добавлю, что реактивные снаряды М-13 были не только сконструированы, но и испытаны еще накануне войны, в 1939–1940 гг. На одном показательном испытании весной 1941 г. были нарком обороны маршал Тимошенко, его заместитель, начальник Главного артиллерийского управления маршал Кулик, несколько ответственных представителей от ЦК партии, Совнаркома и я, как нарком боеприпасов.
После испытаний военные заявили, что кучность этих снарядов слишком мала, недостаточна. Их мнение, к сожалению, возобладало и заказы на производство М-13 оставались незначительными.
Но вот в начале войны, когда сложилось очень тяжелое положение на западном направлении, с фронта в Ставку позвонил генерал Рокоссовский. Он сообщил, что в ходе развернувшихся под Оршей ожесточенных боев наше командование использовало 6 реактивных установок («катюш»). Они нанесли противнику огромный урон. От залпов, произведенных установками, были подожжены многие эшелоны противника с горючим и боеприпасами. Снаряды, летящие со звуком и хвостовой кометой, навели ужас и страх на немецких солдат. Рокоссовский просил срочно прислать новые реактивные установки. [266]
После этого Сталин вызвал меня и дал указание подготовить предложения к проекту постановления ГКО о серийном производстве М-13 и о резком увеличении их поставок действующей армии. Госпланом СССР были привлечены десятки заводов по производству деталей к этим снарядам. Одновременно были отработаны заряды из пироксилиновых порохов. К этому времени будущий академик Сергей Алексеевич Христианович провел большую научно-исследовательскую работу в ЦАГИ и внес необходимые изменения в конструкцию снарядов, которые повысили их кучность в несколько раз.
Только в Москве, реализуя постановление ГКО, мы подключили к выпуску «катюш» 56 заводов гражданской промышленности и таким образом смогли справиться со столь важной задачей.
Отвечая на Ваш вопрос, могу еще назвать конструкторов взрывателей Ларионова, Алифанова, Пономарева, Вишневского, Васильева, пороховников Рябова, Лопука, Мигрина, Атрюшенко, Фомина, Клименко, Франкфурта...
Всех достойных перечислить невозможно. За выдающиеся заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны 12 предприятий Наркомата боеприпасов СССР получили высокие правительственные награды.
Научные свершения ученых, высокие достижения инженерно-технической мысли рационализаторов и изобретателей в области производства боевых средств не имели бы во время войны столь громадного эффекта, если бы не подкреплялись самоотверженной работой всей многотысячной армии рядовых тружеников, как говорится, от мала до велика.
Вот лишь один небольшой штрих. В начале 1942 г. мне довелось побывать в Верхней Туре на заводе боеприпасов. Здесь изготавливались 152-мм снаряды. Ребятишки 12–13 летние, когда я зашел на завод в обеденный перерыв, гоняли голубей. Спрашиваю у директора завода:
– Вы что это делаете? Не даете даже отдохнуть ребятам.
– Ничего, – отвечает он, – после этого они еще более упорными становятся, еще лучше работают. Ведь все они наши мужские нормы выполняют, а многие и перевыполняют.
Удивительно, но как трудились эти наши молодые патриоты, совсем еще дети, как работали наши славные женщины, достойно заменившие ушедших на фронт мужчин! Делали почти невозможное по мирным меркам. Несмотря на скудную пищу, на все невзгоды и лишения. Я с восхищением и сейчас вспоминаю о таких героях трудового фронта и славить их надо навечно.
Г. А. Куманев: Вы, дорогой Петр Николаевич, сообщили мне много ценных данных, связанных с производством боеприпасов в Советском Союзе накануне и в годы Великой Отечественной войны и о Вашем непосредственном участии в этом трудном и очень важном деле. Но меня также весьма интересует, каким был механизм обеспечения боеприпасами Красной Армии во время войны и как снабжение ими советских войск отражалось на проведении важнейших оборонительных и наступательных операций. [267]
П. Н. Горемыкин: Вопрос этот и непростой, и довольно широкий. Отвечая на него, я попытаюсь проиллюстрировать то, что Вас интересует, на примере только ряда крупных военных операций, используя те материалы, которые имею при себе.
Если вести речь о первых месяцах Отечественной войны, то прежде всего следует сказать о том, что в конце июля 1941 г. была улучшена сама система снабжения Красной Армии воинскими грузами. По решению ГКО были созданы органы тыла во главе с начальником Тыла Красной Армии, которому подчинялся и прифронтовой транспорт с задачей подвоза фронту всего необходимого.
Я уже говорил Вам о том, какие огромные трудности возникли у нас в самом начале фашистской агрессии в отношении боеприпасов. Ведь многие склады с ними находились на территории, куда вторглись немецко-фашистские войска. Враг подверг эти склады бомбовым ударам. Некоторые из них пришлось уничтожать и воинам Красной Армии при отступлении. Всего к 10 июля в захваченных противником районах СССР оказалось более 200 складов и баз, или 68% их общего количества, находившихся в приграничной зоне, одновременно резко сократилось производство снарядов, авиабомб, мин, гранат и других видов боевых средств из-за вынужденного перебазирования предприятий наркомата в тыловые районы.
Все эти причины привели к существенному уменьшению поступления военной продукции в действующую армию и, конечно, очень осложняли и снижали эффективность ее боевых действий в первые месяцы войны, в том числе во время битв под Москвой и Ленинградом.
Летом 1942 г., когда развернулись грандиозные сражения под Сталинградом и на Северном Кавказе, перед органами тыла Красной Армии встали чрезвычайно сложные задачи по обеспечению Красной Армии всем необходимым. Сеть железных дорог в этих регионах была недостаточно развитой и к тому же подвергалась постоянному воздействию вражеской авиации. Правда, в непосредственной близости к фронту находилась Волга, но многие ее участки противник заминировал, а переправы почти непрерывно бомбил.
И можете себе представить, Георгий Александрович, в таких тяжелейших условиях, потребовавших от наших органов снабжения огромных усилий, оперативности и маневренности, фронтам в оборонительный период битвы на Волге было подано одних только боеприпасов около 5,4 тыс. вагонов. Это позволило заметно увеличить их расход. Приведу Вам такие данные: с 12 июля по 19 ноября 1942 г. он составил более 4,7 тыс. вагонов. Хотя остаток боеприпасов был совсем небольшой, тем не менее он пригодился при переходе советских войск в контрнаступление под Сталинградом. [268]
Очень трудно решалась задача обеспечения Красной Армии боеприпасами при проведении оборонительных и наступательных операций в ходе битвы за Кавказ. После отхода наших войск к предгорьям Кавказского хребта враг перерезал все основные транспортные коммуникации, которые связывали Кавказ с центром. Используя доставку грузов кружным путем – через Среднюю Азию и Баку, совершая их перевалку с железных дорог на воду и обратно, применяя другие смелые и оригинальные решения, работники транспорта и органов тыла Вооруженных Сил добивались, казалось, невозможного. Тысячи тонн боеприпасов и другой военной продукции, направленных из центра и местных предприятий, обеспечили потребности Закавказского и Северо-Кавказского фронтов и в конечном счете разгром немецко-фашистских войск в этой битве.
Приведу в качестве примера Курскую битву. По имеющимся у меня архивным документам, перед началом этого, я бы сказал, масштабного исторического сражения наши войска здесь имели около 20 млн. снарядов и мин, 630 млн. патронов, 7 млн. ручных гранат и многое другое. Поток боеприпасов в ходе начавшейся операции поступал в войска непрерывно. Всего в течение битвы на Курской дуге воины Красной Армии израсходовали 14 млн. мин и снарядов. 500 млн. винтовочных и 3,3 млн. пулеметно-автоматных патронов, 3,6 млн. патронов противотанковых ружей, почти 4 млн. ручных гранат, или более 10,6 тыс. вагонов боеприпасов. Расход боевых средств за 50 дней этой битвы превысил их расход во время битвы под Сталинградом за 205 дней.
Вам, конечно, хорошо известны итоги величайшей по размаху Белорусской стратегической наступательной операции, которую провели войска 1-го Прибалтийского, 3-го, 2-го и 1-го Белорусских фронтов. Так вот, с 1 мая по 22 июля 1944 г. этим фронтам было доставлено около 8 тыс. вагонов боеприпасов. Причем, как и в битве под Курском, подача боеприпасов шла непрерывно и их общий объем существенно возрос. Всего за время Белорусской стратегической операции наши войска израсходовали около 6 тыс. вагонов боеприпасов.
Белорусскую операцию по количеству поданного вооружения и боеприпасов превзошла Ясско-Кишиневская наступательная операция. Два фронта, которые ее проводили, получили почти столько, сколько было доставлено четырем нашим фронтам во время Белорусской операции. Одних только снарядов и мин поступило 6,4 млн.
И последний пример. Доставка боеприпасов войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при подготовке Висло-Одерской наступательной операции превзошла все, имевшее место ранее. Воины Красной Армии при ее подготовке получили 16 млн. 148 тыс. мин и снарядов, 0,5 млрд. патронов, более 2 млн. ручных гранат. А это – свыше 16 тыс. вагонов. [269]
Так работники предприятий Наркомата боеприпасов СССР вместе со всем советским народом в течение всей неимоверно трудной войны обеспечивали боевые действия Советских Вооруженных Сил и завоевание ими Великой Победы.
Г. А. Куманев: Каковы же общие результаты усилий трудовых коллективов Вашей отрасли по производству боеприпасов за 1941–1945 гг.?
П. Н. Горемыкин: По последним уточненным данным они таковы: за годы Великой Отечественной войны наша промышленность боеприпасов произвела 333,3 млн. снарядов, 37189 млн. авиабомб, 242808 млн. мин, около 200 млн. гранат, десятки млрд. патронов, сотни тысяч тонн пороха и взрывчатых веществ.
1. Обязать НКБ – т. Горемыкина, НКВ – т. Устинова восстановить производство корпусов снарядов, мин и авиабомб, снарядов М-8 и М-13, взрывателей, гильз, порохов, взрывчатых веществ и снаряжения, капсюлей, патронов и звеньев по заводам НКБ и НКВ, эвакуированных на Волгу, Урал и Сибирь, в следующие сроки:
Завод № 61 НКБ (№ 613 г. Касли) – 82-мм мины, 122-мм осколочные, 152 мм осколочные. Срок восстановления прежнего уровня производства – 15. 01. 42 г. и 1. 02. 42 г. (для 152-мм).
... 8. Контроль за выполнением данного решения возложить на НКГосконтроля – т. Попова.
9. Обязать НКБ – т. Горемыкина раз в пятидневку представлять в СНК ССР сведения о ходе восстановления заводов по производству боеприпасов»{111}.
Председатель ГКО И. СТАЛИН
2. Обеспечить ежедневный выпуск «Огневых мешков» в количестве 2000 шт. до 1/XII-41 г. и довести выпуск к 10/XII-41 г. до 5000 мешков в день»{112}. [270]
Председатель ГКО И. СТАЛИН
... 3). Обязать НКБоеприпасов (т. Горемыкина) на базе кооперации изготовления деталей РПГ-40 обеспечить сдачу Наркомобороны в течение июля месяца 1941 г. в количестве 1 млн. штук, в т. ч. в период с 7/VII по 15/VII 180 тыс. шт. и в последующие дни равномерными партиями.
4. Изготовление противотанковых гранат РПГ-40 считать особо важным оперативным оборонным заданием. Установленное задание на указанный период наркоматами и дирекциями предприятий должно быть безусловно выполнено»{113}.
Зам. Председателя ГКО В. МОЛОТОВ