Глава 6

В связи с общей активизацией Северо-западного фронта и агрессивной политикой финской буржуазии коммунистической партией и советской властью были приняты все меры по укреплению города Петрограда изнутри.

Еще 2 мая 1919 г. Советом рабоче-крестьянской обороны Республики было издано следующее постановление:

«В ночь на 2 мая получено радиотелеграфное сообщение из Парижа о посланном будто бы финляндским правительством ультиматуме Советскому правительству России, содержащем требование прекращения нападения в Карелии и угрозу объявления войны в случае неудовлетворения требования; до сего времени правительство РСФСР этого ультиматума финляндского правительства не получало и никакого наступления в Карелии не ведет. Усматривая, однако, в полученном сообщении намерение финляндского правительства оправдать беззастенчивой ложью новый хищнический набег, желание обмануть финских рабочих и учитывая возможность наступления белогвардейских [187] банд на Красный Петроград, Совет рабоче-крестьянской обороны постановил:

1) Объявить город Петроград, Петроградскую, Олонецкую и Череповецкую губернии на осадном положении.

2) Поручить Реввоенсовету Республики принятие всех тех мер, кои он признает необходимым для защиты Петрограда.

3) Предложить Петроградской трудовой коммуне в деле защиты Петрограда оказывать Петроградскому окружному военному комиссариату и 7-й армии самое широкое содействие и помощь своим авторитетом и аппаратом.

4) Предоставить право Петроградскому комиссариату по военным делам призывать под ружье все то число способных к несению полевой и походной службы и нужных для формирования вспомогательных и тыловых армейских частей и учреждений рабочих и не эксплуатирующих чужого труда крестьян, которое потребуется ходом военной обстановки.

5) Предоставить право Петроградской трудовой коммуне получить все имеющиеся у населения имущество, пригодное для вооружения и снаряжения воинских частей, обороняющих подступы к Петрограду, и обязать Петроградский окружной комиссариат по военным делам принять действительные меры к получению указанного имущества.

6) Предоставить Петроградской трудовой коммуне право вводить всеобщую трудовую повинность во всех отраслях труда и службы, кои могут оказать серьезную помощь при организации защиты Петрограда.

7) Поручить Петроградской трудовой коммуне и Петроградскому окружному комиссариату по военным делам всеми имеющимися в их распоряжении средствами очистить тыл армии от контрреволюционных элементов.

8) О сделанных распоряжениях и принятых мерах Петроградской трудовой коммуне и Петроградскому окружному комиссариату по военным делам телеграфировать ежедневно Совету обороны, Реввоенсовету Республики; копия — Всероглавштабу.

Председатель Совета Обороны

Вл. Ульянов (Ленин),

За председателя Реввоенсовета Э. Склянский»{172}. [188]

В развитие этой директивы Исполнительный комитет Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов издал свое постановление, включавшее следующие пункты:

1) В Петрограде создается Комитет рабочей обороны, неограниченные полномочия которого распространяются на город и губернию (в состав комитета вошли: Г. Е. Зиновьев. Б. П. Позерн, И. П. Бакаев, В. И. Зоф и один представитель от Петроградского губисполкома).

2) В 2-дневный срок окружным военным комиссариатом проводится мобилизация в городе и губернии всех рабочих, прошедших курс всеобуча.

3) В городе всем домовым комитетам бедноты немедленно организовать постоянную суточную охрану зданий и не допускать проживания в них дезертиров, спекулянтов и т.п.

4) Собрания, общественные места (театр, кино и проч.) закрываются не позднее 23 часов.

5) Имеющиеся на руках у населения оружие и огнеприпасы в 2-дневный срок должны быть сданы в районные военные комиссариаты.

6) Дезертирство, уклонение от отбывания воинской повинности, пособничество этому карается высшей мерой социальной защиты.

7) Виновные в распространении слухов, в ведении черносотенной агитации, в производстве бесцельной стрельбы на улицах и проч. подлежат суровым наказаниям{173}.

Проведение всех этих мероприятий ложилось также и на специально сформированные чрезвычайные политические тройки во всех районах г. Петрограда и в целом ряде фабрично-заводских предприятий.

Районные тройки являлись высшей властью в пределах своего района. Все их распоряжения должны были немедленно и беспрекословно исполняться.

Затем, согласно постановления Комитета обороны Петрограда, была впервые организована внутренняя [189] оборона г. Петрограда, в качестве начальника которой был назначен член реввоенсовета 7-й армии В. С. Шатов{174}.

Район внутренней обороны г. Петрограда был ограничен с севера линией реки Большой Невки до Литейного моста и вверх по реке Неве до села Рыбацкое включительно, с юга — линией селений Рыбацкое, Купчино, Средне-Рогатовской колонии, Малой колонии, Вологод-ско-Ямской слободы, дер. Автово, Морская пристань — включительно.

Управление начальника внутренней обороны Петрограда с 8 мая 1919 г. сразу же приступило к спешной работе по укреплению города.

В военном отношении были приняты меры к целесообразному распределению всех наличных вооруженных сил по районам. Город был разбит на четыре боевых участка, каждый из которых в конце мая в связи с продвижением частей Северного корпуса генерала А. П. Родзянко до линии деревень Керново — Готобужи — Бегуницы — Ки-керино — Холоповицы — Сосницы получил определенную задачу.

Боевой участок № 1 включал в себя Елагинский и Петровский острова и Петроградскую сторону с Петропавловской крепостью. В качестве первой линии обороны был намечен левый берег реки Большой Невки, второй — при вынужденном отступлении — левый берег реки Малой Невки и левый берег Карповки. В случае невозможности удержаться на этих оборонительных рубежах войска участка должны были отходить к узловому пункту обороны — к Петропавловской крепости, где [190] войти в состав гарнизона с дальнейшей задачей оборонять крепость «до последнего человека и патрона». Для обороны участка было предназначено 2 батальона при 2 орудиях. Начальником участка был назначен комендант Петропавловской крепости, он же комендант Петроградского района, А. И. Поппель.

Боевой участок № 2{175} — Васильевский остров. Первая линия обороны шла вдоль левого берега реки Малой Невки, вторая линия — по реке Смоленке. При вынужденном оставлении этих рубежей частям участка следовало отходить через Николаевский и Дворцовый мосты и соединиться с гарнизоном боевого участка № 3. Опорными пунктами обороны для всего участка являлись здания Биржи и бывш. 1-го кадетского корпуса.

Общая задача для участка — наблюдать за северозападной оконечностью Васильевского острова с целью воспрепятствовать возможной высадке десанта и, с другой стороны, иметь тесную связь с участком № 3, «охраняя его тыл от всевозможных покушений, как со стороны контрреволюционных элементов, так и противника».

Боевой участок № 2 оборонялся 2 1/3 батальонами при 2 орудиях и 12 пулеметах. Начальником участка № 2 состоял Малеин.

Боевой участок № 3 состоял из Нарвского района. Первая линия обороны шла вдоль левого берега реки Большой Невки, вторая линия — вдоль реки Фонтанки, Обводного канала, железнодорожной насыпи соединительной ветки М.-В.-Р. ж. дер., Путиловский завод. При необходимости — отступать к жел.-дор. насыпи, на линию Воздухоплавательный парк — деревня Купчино, где обороняться с максимальной напряженностью, чтобы дать возможность совершить планомерный отход войскам из боевых участков № 3 и № 4. [191]

Общей задачей ставилось ведение наблюдения за западной частью участка на случай высадки противником десанта, поддерживание тесной связи с войсками боевого участка № 4 и содействие боевым участкам № 1 и № 2.

Опорными пунктами участка № 3 были назначены — штаб округа, Адмиралтейство, Зимний дворец и Эрмитаж.

Участок № 3 располагал 7 батальонами и 5 орудиями.

Начальником боевого участка № 3 был назначен бывш. офицер П. П. Козловский.

Боевой участок № 4 — Невский район. Первая линия обороны — северная часть левого берега реки Невы, вторая линия — Обводный канал. В случае обнаружившегося удара противника с юга — части участка должны были занять позиции на линии деревень Купчино — Ново-Александровская.

Оставление линии разрешалось только тогда, когда войска участка № 2 соединятся с таковыми участка № 3, а очищение всего участка ставилось в зависимость от момента прохода войсками тыла Карельского участка восточного фронта участка № 4.

Содействие частям участка должен был оказывать стоявший у Невского судостроительного завода миноносец «Сампсон».

Для обороны участка № 4 было предназначено 5 батальонов, 4 орудия, 36 пулеметов. Начальником участка № 4 был назначен Арбузов.

Всем начальникам боевых участков было приказано в случае возможных контрреволюционных восстаний в городе подавлять их особо выделенными отрядами.

Общее оперативное руководство внутренней обороной города было сосредоточено в штабе начальника внутренней обороны. С началом боевых действий штаб предполагал перейти на вокзал Московско-Виндаво-Ры-бинской железной дороги, который имел хорошо налаженную техническую связь со всеми пунктами города.

Одновременно с разделением города на 4 боевых участка район севернее от Петрограда был назван тылом Карельского боевого участка. Граница «тыла» проходила: [192] с юга — от линии р. Большой Невки до Литейного моста, далее по набережной р. Большой Невы до переправ через р. Неву и с севера — от разъезда «Дамба», через Лесную, Сосновку, Гражданку, мызу Ильинская, Полют строво, Большая и Малая Охта, Ново-Саратовская колония, Островки (все пункты включительно).

В целях преграждения доступа дезертирам из боевых линий на левый берег р. Большой Невки и к Литейному мосту у р. Невы район тыла был разделен на три участка — левый, средний и правый. Левый участок тыла обеспечивался отдельным батальоном коммунистов под командованием Лебедева; батальон располагался в районе Старой и Новой Деревни в качестве заградительного отряда и выставлял отдельные заставы для усиленного наблюдения за дорогами, ведущими в Петроград.

На среднем участке тыла, в районе Лесной, по северной границе с Удельной и далее к юго-востоку — Сос-новка, Гражданка, располагался также в качестве заградительного отряда 2-й отдельный батальон коммунистов, под командованием Сиренко.

На правом участке тыла, в районе Б. и М. Охты, располагался 3-й отдельный батальон коммунистов под командованием Богданова.

На обязанности начальников заградительных отрядов лежала борьба с дезертирством, со всякого рода преступлениями и оказание всемерной помощи местным органам власти в их повседневной работе.

Начальником тыла Карельского боевого участка был назначен Руднев, военным комиссаром Веселов и начальником штаба Арцыбашев{176}.

Таков был в кратких чертах план внутренней обороны Петрограда. [193]

В этих условиях, если бы противнику даже и удалось летом 1919 г. ворваться в город, что имело, конечно, меньше всего шансов, то он встретил бы уже подготовленный к бою Петроград с его районами — боевыми участками.

Для большей успешности борьбы и в целях создания противнику максимальных затруднений распоряжением начальника внутренней обороны все мосты на реках — Неве, Большой, Средней и Малой Невках, Карповке и Ждановке, как и целый ряд сооружений исключительной важности были заминированы и в случае неотложной необходимости подлежали взрыву.

Для поддержания порядка на улицах города городская милиция занимала более 1000 постов.

Для несения же внутренней гарнизонной службы количество требуемых красноармейцев для суточного наряда определялось около 3000 человек, в силу чего местная петроградская караульная бригада, насчитывавшая к 10 мая всего 3800 человек, не в состоянии была обслужить город и требовала пополнения.

К делу обороны города были привлечены и женщины. 22 мая Комитетом обороны был издан приказ, объявлявший призыв добровольцев среди работниц для несения милиционной службы. Прием добровольцев производился по представлении партийной, советской или профсоюзной рекомендации, причем по службе женщины не получали никаких преимуществ по сравнению с милиционерами-мужчинами.

23 мая 1919 г. Петроградский совет рабочих и красноармейских депутатов после заслушания доклада о текущем моменте вынес следующую резолюцию-обращение:

«1. Петербургский совет на своем собрании с участием всех остальных рабочих организаний Петербурга и с участием представителей всех трудящихся женщин Петербурга постановляет:

На наш Красный Петербург двигается новый Корнилов. Два царских генерала — Юденич и Родзянко вместе [194] с царским полковником Балаховичем, подкупленные американскими капиталистами{177}, собрали несколько тысяч белогвардейских офицеров и идут на Петербург, чтобы разграбить его, перерезать рабочих и работниц, красноармейцев и матросов. На это может быть только один ответ, такой же ответ, какой в свое время мы дали Корнилову.

Все рабочие мобилизуются, все самые ответственные работники мобилизуются. Текущая работа на несколько дней откладывается до тех пор, пока мы [не] отгоним новоявленных корниловцев. Все рабочие вооружаются.

Дезертиров арестовать, трусов презирать. Всякого, кто посмеет нарушить спокойствие города, уничтожать.

Красноармейцы, защищающие Петербург, не смеют отступать. Вся Советская Россия идет нам на помощь. Надо раз и навсегда покончить с белыми бандами, рыскающими вокруг Петербурга. Надо отбить охоту у финских и эстонских белогвардейцев покушаться на Петербург.

Красный Петербург спокойно и уверенно заявляет:

Петербург отстоит себя и проучит всех наглецов, посягающих на него.

2. Товарищи красноармейцы! Застигнутые врасплох некоторые красноармейские части на подступах Красного Петербурга поддались панике и отступили. Они забыли при этом, что им придется дать отчет рабочим и работницам, которые не знают страха и презирают тех, кто ему поддается. Они забыли также и о том, что своим отступлением они предали тех, кто остался на своем посту, честно выполняя свой долг перед советской родиной.

От имени пролетариата Красного Петербурга Совет рабочих и красноармейских депутатов клеймит позором всех, кто в такую грозную минуту изменяет общему делу. Совет призывает всех активных и мужественных борцов беспощадно бороться с самыми [195] ужасными врагами советской власти — паникой и трусостью. Пусть не будет места измене среди нас. Пусть каждый знает, что огня и воды будет лишен всякий, кто в минуту решительной борьбы осмелится думать о себе, а не о всеобщем благе.

Да здравствует гордая непоколебимая Красная армия!

Да здравствует стойкая сила красноармейцев и матросов! И позор навсегда всем трусам, лижущим сапоги палачам-белогвардейцам!

Петербургский совет рабочих и красноармейских депутатов.

Петербургский совет профессиональных союзов.

Общегородская конференция трудящихся женщин всего Петербурга{178}.

Объявленная Комитетом обороны мобилизация по г. Петрограду рабочих, родившихся в 1879–1901 гг., дала за время с 20 мая по 18 июня 1919 года следующие результаты{179}:

Районы{~1}	Из них
	Явилось	Годных	Негодных	Посланных на переосвидетельствование	Дана отсрочка по болезни
1-й район	5759	3402	1689	483	185
2-й район	11169	5799	3304	1622	444
3-й район	6904	3705	2239	656	304
Итого	23832	12906	7232	2761	933

Мобилизованные рабочие по округу распределялись:

Районы	Годных всего	Пехота	Артиллерия	Кавалерия	Инженеры, части	Нестроевые	Флот	Не служившие вовсе
1-й район	3402	653	93	47	132	175	29	2273
2-й район	5799	1355	180	112	228	312	9	3603
3-й район	3705	975	123	57	150	205	32	2163
Итого	12906	2983	396	216	510	692	70	8039{~1}

Приведенные таблицы свидетельствуют об истощенности петроградских рабочих, которые уже неоднократно производили мобилизации и отправляли мобилизованных на другие фронты. Вторая таблица с очевидностью говорит и о понижении общей квалификации мобилизованных рабочих, так как в специальные части (артиллерийские и инженерные) попал весьма незначительный процент мобилизованных.

Отправка петроградских рабочих на фронты Республики производилась сразу же после Октябрьской революции и достигла наибольших размеров в 1919 г., когда восточная и южная контрреволюция на широком фронте наступала на Советскую Россию. Помимо укрепления фронтов отряды петроградских рабочих получали и другие задания по советизации отдельных районов Республики. [197]

Коммунистическая партия и Советское правительство при каждых новых трудностях всегда апеллировали к рабочим Петрограда.

За время, предшествовавшее летнему наступлению Северного корпуса, из Петрограда было брошено большое количество рабочих на Дон и Украину.

О необходимости таких мер писал В. И. Ленин. Он требовал отправки на Дон и на Украину «тысяч трех» петроградских рабочих, не годных к войне и невооруженных, советовал всех рабочих закрытых предприятий поголовно бросить на Украину, на Дон, на Восток сроком на три месяца, так как «глупо голодать, гибнуть в Питере, когда можно отвоевать хлеб и уголь».

Это свое чрезвычайно интересное письмо В. И. Ленин заканчивает так:

«Еще и еще надо «грабить Питер», т.е. брать из него людей, ибо иначе не спасти ни Питера, ни России.

Разные отрасли управления и культурно-просветительной работы в Питере можно и должно ослабить на 3 месяца ВДЕСЯТЕРО.

Тогда спасем Россию и Питер.

Других рабочих уровня питерцев у нас нет»{180}.

Это письмо В. И. Ленина в двадцатых числах апреля 1919 г. обсуждалось на заседании Петроградского комитета РКП(б), который постановил отправить на Дон 500 рабочих-металлистов, вернувшихся с Ижевского завода, мобилизовать 20% состава городской партийной организации, 10% членов профессиональных союзов и 20% членов коммунистического союза молодежи. Для проведения этих мобилизаций была создана специальная комиссия{181}.

Однако это решение не было проведено полностью в связи с обострившимся положением вокруг самого Петрограда. [198]

29 апреля Петроградский комитет РКП(б) постановил немедленно, не позже 2 мая, отправить 1000 мобилизованных на Карельский фронт и 1000 коммунистов — на Олонецкий фронт{182}.

Мобилизация проходила без больших затруднений, и к 8 мая 1919 г. общее количество мобилизованных коммунистов по районам Петрограда достигало 1850 чел., из которых только незначительная часть отправилась на Дон, остальные поехали на фронт{183}.

Общее количество отправленных и подлежащих отправке на Дон был определено Комитетом обороны Петрограда от 11 мая 1919 г. в 1000 чел. Все же остальное количество мобилизованных партией, профессиональными союзами и комитетами бедноты, согласно постановления ПК РКП(б) и соглашения с РВС Республики, было оставлено на Северо-западном фронте для защиты Петрограда{184}.

Помимо проводимой по городу, губернии и округу мобилизации населения, Комитет обороны постановил начать формирование резервных рабочих полков Петроградского совета профсоюзов. Всех работавших на петроградских фабриках и заводах рабочих, не мобилизованных в армию, но могущих носить оружие, предлагалось влить в эти полки и начать там военное обучение.

Для организации обучения был учрежден Главный штаб рабочих полков Петроградского совета в составе начальника штаба и 3 членов (заведующих строевой, хозяйственно-технической и военно-санитарной частями) и 8 районных штабов: 1) Нарвский, 2) Московский, 3) Петроградский, 4) Василеостровский, 5) Выборгский, 6) Городской, 7) Невский, 8) Охтинско-Пороховской. [199]

Все начальники как главного, так и районных штабов назначались Исполнительным комитетом Петроградского совета и утверждались начальником внутренней обороны Петрограда и находились в его непосредственном военном подчинении.

На обязанности Главного штаба лежала организационная работа по формированию районных штабов и частей, составление инструкций по военному обучению, назначение командного состава и осуществление общего командования рабочими полками.

Все рабочие, призванные в резервные полки, жили у себя дома и продолжали работу на своих предприятиях, но ежедневно в определенные часы являлись в свои части для обучения военному делу (стрельба, тактическое учение рассыпной строй, сторожевая служба, разведка и т.д.){185}.

Согласно инструкции, выработанной Главным штабом резервных рабочих полков Петроградского совета, все районные штабы также состояли из 3 человек, причем для политического воспитания рабочих и в целях установления тесной связи с партийными организациями во все районные штабы должны были входить представители от районных партийных комитетов. В своей деятельности последние должны были руководствоваться указаниями официального представителя Петроградского комитета РКП(б), находившегося при Главном штабе.

Районные штабы прежде всего должны были выяснить, при содействии профессиональных союзов, заводских комитетов и партийных ячеек на местах, наличный состав рабочих в пределах своего района, подлежащих зачислению в рабочие полки. Для этой цели все фабрично-заводские предприятия обязывались в свою очередь завести списки рабочих, способных носить оружие с указанием домашнего адреса каждого рабочего, его военной обученности, прежнего состояния на военной службе, рода оружия и должности. [200]

Зачислению в рабочие полки подлежали все рабочие от 17 до 45 лет, способные носить оружие, но не был закрыт доступ и для старших возрастных контингентов, «выразивших желание записаться в рабочие полки Петросовета для обороны Красного Петрограда».

Все мобилизованные рабочие оповещались по своим предприятиям, под личную расписку каждого, о том, куда и в какие часы они обязаны явиться на обучение, с предупреждением, что в случае опозданий или неявок, виновные в этом будут переводиться на казарменное положение.

При прохождении военного обучения мобилизованные рабочие разбивались на батальоны, роты, взводы и отделения. Причем эта разбивка производилась следующим образом. Каждый взвод по возможности должен был состоять из рабочих одной и той же мастерской и насчитывать 36 рядов.

В каждом взводе было по 3 отделения, по 12 рядов в каждом, в каждое первое отделение взвода зачислялись наиболее подготовленные в военном отношении рабочие, во вторые отделения — менее обученные и, наконец, в третьи — совершенно необученные. В каждом отделении и взводе были свои командиры, назначенные из числа обучаемых. Таким образом, каждый взвод вместе с командным составом состоял из 76 человек.

Далее, из каждых 3 взводов рабочих, по возможности с одного завода, формировались роты; 3 роты сводились в батальоны и последние в полки. На обязанности районных штабов и районных партийных комитетов лежал подбор из среды призванных рабочих соответствующих степеней командиров, которые в дальнейшем подлежали обязательному утверждению приказом Главного штаба.

Все мобилизованные рабочие под страхом суровой ответственности по законам осадного положения обязывались беспрекословно подчиняться «законным приказаниям» своих отделенных, взводных и т.д. командиров.

Сформированные батальоны и роты сохраняли помимо общей номерации наименование того района или завода, откуда большинство рабочих и составили эти части. [201]

Например: «4-я Путилозская рота 1-го Нарвского батальона»; полки именовались: «1-й рабочий полк Петросовета», 2-й, 3-й и т.д.

Те из частей (рот, взводов или отделений), которые не имели полного количества рядов, шли на пополнение уже сформированных строевых единиц и использовались для укомплектования частей специального назначения. Причем этим частям уделялось большое внимание в смысле подбора соответствующих специалистов, составление списков на которых было обязанностью ротных и взводных командиров{186}.

В специальной инструкции Петроградского комитета РКП(б), выработанной в связи с инструкцией по формированию рабочих полков, говорилось, что общее руководство и непосредственный контроль набором рабочих полков принадлежит Петроградской организации РКП(б), в силу чего ПК и поручал районным комитетам партии осуществить эту директиву на местах.

Там же говорилось, что зачислению в полки должны подлежать рабочие, «известные как честные и надежные люди, стоящие на платформе советской власти». На командные должности районные комитеты РКП(б) совместно с районными штабами рабочих полков должны были проводить по возможности коммунистов{187}.

Вся Петроградская организация РКП(б), еще задолго до решения вопроса о формировании рабочих полков, была поставлена под ружье.

Основным лозунгом тогда, как видно из инструкции штаба коммунистической роты Петроградского района, было:

«Военная организация, дисциплина, коллективное сплочение и вооружение рабочих сил — есть задача [условие] победы трудового народа над врагами рабоче-крестьянской власти»... [202]

«Единым дружным сплочением, единой дружной работой и быстрым очищением от всяких контрреволюционных и белогвардейских засилий на советской территории, через вооружение народов, через революционную войну мы встанем на твердый путь, который приведет нас к скорейшему торжеству коммунизма, к интернациональному миру и братскому сотрудничеству народов»...

«Каждый член коллектива — есть боец коммунистического ядра.

Каждый коллектив — есть боевое коммунистическое ядро.

Коммунистическая рота — есть мощная боевая единица»{188}.

На всех фабрично-заводских предприятиях и при районных комитетах РКП(б) в конце мая 1919 г. стали образовываться коммунистические взводы и роты. Включенные туда партийцы проходили усиленным темпом строевые занятия, посещение которых было категорической обязанностью бойцов. От посещения строевых занятий освобождались только те товарищи, которые несли ответственную работу в советских учреждениях (работники военных комиссариатов, следователи ЧК и др.).

Все коммунистические отряды вливались в Петроградский коммунистический батальон в составе 750 членов партии и «особо надежных сочувствующих».

Коммунистический батальон состоял из трех рот, численностью по 250 чел. каждая. Дальше роты разбивались на взводы, которые укомплектовывались таким образом, чтобы коммунисты одного или смежных районов входили в один взвод.

Обмундирование и вооружение выдавалось районными военными комиссариатами, для чего все винтовки и огнеприпасы, ранее находившееся в распоряжении партийных районных комитетов, подлежали сдаче соответствующим военным комиссариатам. [203]

Командный состав, согласно инструкции от 24 мая 1919 г., разосланной районным тройкам и комитетам партии, назначался районными военными комиссариатами по соглашению с райкомами, в центре — губернским военным комиссариатом по соглашению с ПК РКП(б){189}.

Однако на местах вопрос о командном составе разрешался несколько иначе.

Так, например, в Петроградском районе каждый партийный коллектив должен был избрать на общем собрании, по возможности из числа знающих военное дело, старших военных руководителей (взводных и их помощников).

Все члены коллектива обязаны были о всяком изменении своего адреса, о выбытии из коллектива и проч. немедленно ставить в известность своего военного руководителя. Больше того, даже при временной отлучке из дому каждый член партии обязывался оставлять записки или словесно информировать членов своей семьи о месте его возможного нахождения. Это было нужно для того, чтобы в любое время все бойцы коммунистических взводов и рот были под ружьем. От явки по экстренному вызову никто не освобождался. Все эти меры базировались исключительно на партийной дисциплине; виновные в нарушении какого-либо приказа или распоряжения квалифицировались как люди, нарушающие дисциплину рядов РКП(б).

В связи с тем что весь внутренний распорядок жизни и работы коммунистических рот основывался на партийной дисциплине, не все товарищи аккуратно посещали строевые занятия и даже не все сразу зарегистрировались в своих ротах. Для изжития такого преступного отношения к своим партийным обязанностям командирам коммунистических рот и взводов приходилось на первых порах действовать силою убеждения. [204]

Так, например, командир коммунистического взвода при Петроградском районном комитете РКП(б) А. Аркадьев в своем приказе, отданном на 3 июля 1919 г., приводя случаи халатного отношения товарищей, писал:

«...Принимая во внимание партийную дисциплину, я принужден лишний раз напомнить вам [бойцам взвода] долг товарищеский, а именно не теряя ни минуты напрячь все свои силы и знания к отпору врага народа, стоящего у врат Красного Питера. А для этого, главное, необходимо знать военное дело и обращение с винтовкой. Приходите, товарищи, не только в установленные дни и часы для обучения, но и во всякое свободное у вас время от прямых ваших служебных обязанностей, дабы с полным сознанием и вниманием проходить курс военного обучения»{190}.

Бойцы коммунистических рот кроме посещения строевых занятий и своей служебной деятельности несли ежедневно службу по дежурству и охране своих партийных комитетов, патрулировали по своему району и выполняли все экстренные поручения начальника внутренней обороны, партийных органов и органов ЧК. Несение дежурства в здании районных комитетов партии возлагалось преимущественно на физически слабых товарищей, которые не имели возможности по состоянию своего здоровья посещать строевые занятия.

Необходимо еще отметить, что в коммунистические роты зачислялись те товарищи, года которых не были призваны в Красную армию. Призванные партийцы должны были на общих основаниях отправляться непосредственно в красноармейские части.

С 4 июня 1919 г. было введено поочередное суточное дежурство отделений каждого районного коммунистического взвода; ни один из бойцов отделения за время дежурства отлучаться не имел права. [205]

В дальнейшем в ряде районов Петрограда в целях упорядочения службы и внесения большей четкости во всю повседневную работу коммунистических взводов и рот все бойцы были разбиты на две группы, одна из которых являлась кадром взвода или роты, другая была на положении переменного состава. Кадровики обязаны были находиться в казармах своей роты с 8 часов вечера и до 6 часов утра ежедневно. Переменники посещали строевые занятия и являлись в роту только по вызову своего командира.

В общем, организация коммунистических отрядов по районам г. Петрограда отличалась большим своеобразием. Районные комитеты партии вырабатывали свои инструкции, которые не всегда и не во всем сходились с инструкцией ПК. Не было установлено единой терминологии в смысле наименования коммунистических боевых организаций. Почти одновременно в различных районах Петрограда говорилось о создании коммунистических взводов, рот, батальонов, отрядов и коммунистических отрядов особого назначения. Но все это в общем итоге соответствовало основной директиве центральных партийных органов — поставить всех членов партии под ружье.

Небезынтересно привести в данном случае некоторые пункты инструкции по организации коммунистического отряда Пороховского района, составленной 23 мая 1919 года работниками района.

Тут коммунистический отряд мыслился как самостоятельная боевая единица, имеющая в своем составе и части специального назначения. Отряд разбивался на 3 взвода, и последние — на отделения.

Во главе отряда стоял штаб, в каждом взводе избирался общим собранием бойцов взвода комендант, на обязанности которого лежало следить за правильным назначением и несением постовой службы, за внутренним казарменным распорядком и проч. Помимо комендантов каждый взвод обязан был выбрать себе взводного командира, который являлся одновременно и помощником [206] коменданта. С момента выступления отряда в бой должность коменданта упразднялась и занимавший эту должность товарищ переводился в строй в качестве рядового бойца.

Начальник коммунистического отряда должен был координировать и руководить работой комендантов и одновременно принимать участие в управлении своим отрядом в качестве одного из членов штаба.

За строевым обучением бойцов коммунистического отряда должен был следить специально назначаемый командир отряда, он же был ответствен за боеспособность своего отряда. Командир отряда также входил в состав коллегиального управления штаба.

Кроме начальника отряда и командира была введена должность комиссара коммунистического отряда; последний должен был «объединять» работу штаба и «следить за деятельностью всего отряда не только в смысле боеспособности, но и в политическом отношении»{191}.

К концу июня коммунистические роты как самостоятельные боевые организации стали постепенно расформировываться, а коммунисты вливались целиком, в иных местах сохраняя в неприкосновенности свою ротную или взводную партийную ячейку, в рабочие полки Петроградского совета.

В обороне города приняла невольное участие и буржуазия.

В момент наибольшей опасности для Петрограда в город стали съезжаться домовладельцы, фабриканты и проч. в надежде на скорый приход белых. Из этих лиц и было мобилизовано около 10000 чел. на принудительные работы по возведению укреплений на подступах к Петрограду. Однако из этого общего числа было использовано около 3000 чел., которые были отправлены частью в Кронштадт и частью в другие места вне города. По отзывам, мобилизованные работали «вполне добросовестно» и дезертиров у них почти не было{192}. [207]

В целях разгрузки Петрограда от лишнего, не подлежащего немедленному использованию имущества была создана специальная эвакуационная комиссия. Одновременно функционировала и другая комиссия, назначенная Комитетом обороны и имевшая целью взятие на учет всего годного для Красной армии имущества.

Вторая комиссия имела почти неограниченные полномочия, и положительные результаты ее работы в скором времени сказались.

Эвакуационная комиссия в своем заседании 20 июня 1919 г. решала вопрос о выборке нужного военного имущества для текущей потребности фронта и разрабатывала общий план эвакуации.

На заседании было постановлено: на Усть-Ижорской верфи — оставить все имевшиеся там затворы и 3-дюймовые лафеты, остальное вывезти в Сормово; на Путиловском заводе — оставить наличные 3-дюймовые полевые пушки образца 1902 г., 3-дюймовые горные пушки, 3-дюймовые зенитные пушки, 42-линейные полевые пушки, 6-дюймовые крепостные гаубичные орудия и т.д.{193}

Вопрос об эвакуации вызвал горячее обсуждение среди работников, каждый из них, за редким исключением, видел в работе эвакуационной комиссии проявление чьей-то злой, а может быть, и прямо контрреволюционной воли.

Работники Ижорского завода получили распоряжение от председателя ликвидационной комиссии Главброни от 24 мая относительно сворачивания работ завода.

В тот же день было созвано заседание Комитета обороны Колпинского района, на котором была принята резолюция:

«...Всякую эвакуацию прекратить, дабы не вводить дезорганизацию как в среду рабочих, а также и на вполне налаженную работу по бронированию автомашин, которые так необходимо нужны в настоящее время на фронтах для отражения похода белогвардейских банд...» [208]

25 мая коллегия по управлению Ижорским заводом обратилась с письмом к председателю Комитета обороны Петрограда, в котором указывала на значение и характер работы Ижорского завода и на неоднократные попытки «чьей-то злостной руки» разрушить налаженное на заводе броневое дело. С этими попытками товарищи боролись увеличением производительности труда, что сказалось хотя бы в выпуске в течение двух месяцев, с 15 февраля по 15 апреля 1919 г., 2 бронированных поездов и около 6 бронированных автомобилей. Относительно новых распоряжений о сворачивании работ завода в письме говорилось:

«В тот момент, когда коллегия, заводской комитет и Комитет обороны Колпинского района напрягают самые героические усилия для того, чтобы дать как можно больше броневиков... для защиты Петрограда... нам вместо спокойной работы навязывают другую работу, работу по эвакуации. Мы знаем, что значит эвакуация. Она вносит дезорганизацию в работу, рабочие опускают свои головы и мощные руки, подготовляют для отправки в тыл своих жен, детей и стариков... Мы, рабочие, закаленные в боях, твердо верим в победу, крепко стоим на своих постах и знаем, что и когда нужно делать, когда и какую работу нужно производить и когда нужно заниматься эвакуацией».

Дальше, давая гарантию Комитету обороны Петрограда в том, что в критический для г. Колпино момент рабочие вывезут все оставшиеся незабронированными машины, товарищи просили отменить распоряжение Главброни и весь вопрос об эвакуации завода предоставить на усмотрение Комитета обороны г. Колпино и Колпинского района{194}.

Второй аналогичный случай имел место по вопросу о приостановлении деятельности авиазаводов в Петрограде, и в частности единственного в то время в России завода «Гамаюн», обслуживавшего всю действующую [209] гидроавиацию на всех фронтах. Соответствующая телеграмма Главкоавиа из Москвы говорила: «...ликвидировать все заводы с вывозом всех материалов... Принять меры к переезду желающих рабочих на московские заводы».

По получении этого приказа объединенное заседание правления петроградских авиационных заводов, проходившее совместно с представителями авиазаводов и заинтересованных ведомств 17 июня, констатировало, что исполнение приказа Главкоавиа приостановит на продолжительное время авиационное производство, что вредно отразится на состоянии фронта.

Главный комиссар морской авиации А. П. Онуфриев тотчас после вышеуказанного заседания вошел с докладом к члену реввоенсовета Балтийского флота В. И. Зофу с просьбой приостановить эвакуацию заводов, так как, по его мнению, в распоряжении Главкоавиа «кроется злой умысел, направленный к расстройству аппарата снабжения».

В ответной телеграмме на имя Главкоавиа в Москву, посланной тем же товарищем, говорилось еще более резко и распоряжение об эвакуации авиазаводов там квалифицировалось как проявление саботажа и осуществление замысла, «играющего только на руку белогвардейским бандам»{195}.

В тесной связи с предпринятыми шагами по эвакуации наиболее ценного имущества из Петрограда был поставлен на очередь дня вопрос о парализации петроградской промышленности и транспорта. Эта чрезвычайно ответственная и серьезная работа была поручена Технической комиссии по парализации промышленности и транспорта при Комитете обороны Петрограда. Необходимость такой парализации обусловливалась следующим соображением, зафиксированным самой комиссией:

«Условия современной маневренной гражданской войны создают возможность овладения белогвардейцами на известный промежуток времени теми или другими местностями Советской России. Занятие известных [210] пунктов разрешается часто налетом; в таких случаях технически нельзя произвести полную планомерную эвакуацию орудий производства, которая в то же время вообще нежелательна ввиду того, что налеты эти большей частью быстро ликвидируются, и, эвакуировав промышленность, мы тем самым ослабляем общую обороноспособность страны.

Возможность такого быстрого и краткого налета на Петербург поставила перед Технической комиссией по парализации петроградской промышленности и транспорта при Комитете обороны вопрос, как быстро и безболезненно привести петроградскую промышленность и транспорт в такое состояние, чтобы, с одной стороны, белогвардейские шайки при занятии города не могли ею воспользоваться, а мы при возвращении города могли снова легко пустить их полным ходом»{196}.

Исходя из таких соображений и руководствуясь директивой СНК РСФСР, комиссией было решено промышленность и транспорт Петрограда вывести из строя на срок от трех до шести месяцев; при установлении более длительного срока парализации белогвардейцы все равно получили бы возможность подвезти при помощи Антанты все нужные машины и продукты,

Комиссия при решении этой задачи главное свое внимание направила, естественно, на источники энергии петроградской промышленности (городские электрические станции, силовые установки и заводские станции). По данным Петроградского Совнархоза на апрель 1918 года, три электрические городские станции (без центральной трамвайной) развили мощность 113 812 лош. сил; вся петроградская промышленность, работавшая на оборону (почти вся металло-обрабатывающая, военное обмундирование, обувь, обслуживание водного транспорта), потребляла 230 137 лош. сил, а вся промышленность города вообще потребляла 344 508 лош. сил. Следовательно, энергия трех электрических станций города удовлетворяла только 1/3 потребности всей промышленности [211] или 1/2 военной. Поэтому комиссией было постановлено парализовать в первую очередь городские и местные электрические станции, а затем, на основании данных специального обследования заводов и фабрик, определить характер работ и в отношении этих предприятий. В число последних вошли не только предприятия, работавшие на оборону, но и предприятия мирного типа, мощностью более 500 лошадиных сил.

Всего по Петрограду и губернии было намечено к парализации 246 предприятий, из которых было 189 военных и 57 мирных. Все предприятия были разбиты на 5 подгрупп: А-1, А-2, В-1, В-2 и С. В первые две подгруппы А-1 и А-2 были включены неработавшие предприятия и мастерские, к парализации которых можно было приступить немедленно, причем 69 предприятий из подгруппы А-1 — в первую очередь и 28 предприятий из подгруппы А-2, как менее важных, — во вторую. В подгруппы В-1 и В-2 вошли работавшие предприятия, которые останавливались по особому сигналу дня за три до оставления города, причем 116 предприятий подгруппы В-1 — в первую очередь и 24 предприятия В-2 — во вторую. В подгруппу С входили телеграф, телефон, часть машин электрических станций, керосиновые и военные склады, часть железнодорожных, автомобильных и судоремонтных мастерских и проч. Эти предприятия, которых насчитывалось 24, подвергались парализации особыми техническими отрядами за 6–8 часов до прихода противника. Водопровод, хлебопекарни и мельницы парализации вовсе не подлежали.

Для выполнения этой работы в каждом районе города были выделены особо уполномоченные лица, в распоряжении которых находился необходимый персонал{197}.

В выработанной затем «инструкции по съемке частей в предприятиях, подлежащих немедленному обезвреживанию» (А-1 и А-2), указывалось, что все снимаемые [212] части машин должны обязательно смазываться и упаковываться в деревянные ящики с расчетом, чтобы вес ящика с грузом не превышал 20 пуд. На этих ящиках сверху должны были делаться отметки завода, на упакованных же частях машин делать таковые категорически запрещалось{198}.

Такая тщательная работа, произведенная Технической комиссией при Комитете обороны Петрограда, давала возможность в любой момент приступить к планомерной парализации промышленности и транспорта и начать эвакуацию фабрично-заводского имущества.

Однако во всей этой работе нельзя не видеть основной ее предпосылки — неуверенности в действительной защите Петрограда от всех нападений неприятеля. Хотя над Петроградом и нависла угроза со стороны Финляндии, помимо уже наступавшего Северного корпуса, все же такое переключение внимания местных советских органов с вопросов обороны на вопросы эвакуации объективно не способствовало обороне и не создавало абсолютной и твердой уверенности в победе над врагом. Подготовительная работа по эвакуации, вообще необходимая летом 1919 года в отношении отдельных районов Советской республики, в таком крупном пролетарском центре, как Петроград, не должна была поглощать энергию и время петроградского пролетариата, все внимание которого должно было быть направлено исключительно на дело обороны города. Вся работа Эвакуационной и Технической комиссий при Комитете обороны Петрограда должна была иметь в виду только эвакуацию такого имущества, которое не могло быть использовано в самом Петрограде, все же остальное должно было подлежать всестороннему и немедленному использованию для достижения конечной цели — победы над врагом.

В этом отношении совершенно правильную линию заняли руководители кол пинских рабочих, когда указывали на отрицательные стороны подготовительных работ [213] по эвакуации. Но подготовка эвакуации Колпино могла быть оправдана вследствие возможного и преднамеренно необходимого отступления полевых частей Красной армии к последним тактическим рубежам Петрограда. Общая же эвакуация города, даже в случае вторжения противника в его пределы, должна была иметь частичный характер, так как именно на улицах города петроградский пролетариат совместно с полевыми частями Красной армии должен был в последнем и решающем уличном бою одержать полную победу.

Отсюда меры, которые были приняты по широкой парализации петроградской промышленности, исходили отнюдь не из соображения «обезвреживания» промышленности и транспорта, а своей реализацией наносили вред делу действительной обороны Петрограда.

5 июля 1919 года начальник внутренней обороны Петрограда предписал всем районным уполномоченным по обезвреживанию промышленности и транспорта парализовать в 3-дневный срок предприятия первой очереди и в 5-дневный срок — предприятия второй очереди{199}.

Этот приказ от 5 июля 1919 года может быть оправдан только тогда, когда это так называемое «обезвреживание» сводилось по существу к консервированию некоторой части фабрично-заводских предприятий, уже и так прекративших свою нормальную работу. В противном случае — едва ли этот приказ вызывался обстановкой, тем более что он, преследуя цель не дать противнику возможности использовать заводы и фабрики, тем самым указывал на такую возможность. Последнее и характеризует тот действительный вред, который наносился принятыми мерами по парализации промышленности, т.е. так называемым «обезвреживанием».

Вполне естественно, что противник, овладев фабрично-заводскими предприятиями, использовал бы их главным образом в целях обеспечения за собою города. [214]

Но аналогичную же задачу должен был преследовать и петроградский пролетариат, для чего абсолютно необходимым являлось, чтобы наиболее важные фабрично-заводские предприятия работали бы бесперебойно. Только тогда воля защитников пролетарского города была бы подкреплена и материально.

В общем итоге все работы по укреплению внутренней обороны города проходили при максимальной напряженности всего советского аппарата и полном содействии широких трудящихся масс. Все считали необходимым принятие срочных мер для организации отпора врагу, и только редкие единицы в общей рабочей массе смотрели на положение фронта пессимистически.

Подобные настроения некоторой незначительной рабочей прослойки питались исключительно эсеровской агитацией и пропагандой. Весной 1919 г. на целом ряде петроградских заводов и фабрик возникали конфликты, инспирированные эсерами и имевшие целью подорвать авторитет Коммунистический партии и тем самым ослабить работу по обороне.

Эта деятельность демократической контрреволюции по времени совпадала с работой белогвардейской конспиративной организации в Петрограде.

Так, например, в ночь на 30 марта в городе произошло три взрыва, при помощи которых агенты внешней и внутренней контрреволюции пытались взорвать водопроводные станции на Петроградской стороне и на улице И. А. Воинова (бывш. Шпалерной) и кладовые на Пороховом заводе на Охте. Ценою жизни и здоровья 12 рабочих водопроводная станция Петроградской стороны была сохранена. Взрывы бомб на улице Воинова и в одной из кладовых Порохового завода своей цели не достигли{200}. Одновременно и после взрывов в Петрограде левыми эсерами распространялись листовки, призывавшие рабочих к забастовкам. [215]

Воззвание Петроградской боевой дружины левых эсеров от 3 апреля провозглашало переход в наступление против советской власти мелкобуржуазной контрреволюции и «беспощадный террор» коммунистам и советским работникам.

В том же воззвании распространялись провокационные слухи о произведенных якобы расстрелах в Петрограде всей арестованной группы белогвардейцев и инициаторов забастовок. В действительности из числа арестованных был расстрелян только один человек, остальные же были направлены для суда в Революционный трибунал в Москву{201}.

В связи с происшедшими взрывами и усиленной эсеровской агитацией председатель Совета обороны В. И. Ленин предписал Всероссийской чрезвычайной комиссии принять самые срочные меры к подавлению всех попыток взрывов, порчи железных дорог и призывов к забастовкам{202}.

Принятыми мерами удалось все же ослабить деятельность контрреволюции в тылу и предохранить от взрывов целый ряд государственных сооружений.

Майское наступление на Петроград вновь оживило внутреннюю контрреволюцию.

Председатель Совета рабоче-крестьянской обороны В. И. Ленин и народный комиссар по внутренним делам Ф. Э. Дзержинский в своем обращении от 30 мая по этому поводу писали:

«Наступление белогвардейцев на Петербург с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе в каждом крупном городе широко развиты организации шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройства восстаний в тылу, убийств коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций...»{203} [216]

Ликвидация восстания на Красной горке обнаружила существование на Петроградском боевом участке политической, военно-технической и шпионской организаций. Органами Петроградской чрезвычайной комиссии по целому ряду найденных данных было установлено, что в Петрограде существует филиальное отделение Национального центра, состав которого был исключительно кадетским. Эта контрреволюционная организация, возглавляемая инженером, кадетом Вильгельмом Штейнингером («Вик»), имела контакт с так называемым «Союзом возрождения» — организацией правых социалистических группировок, и располагала довольно значительной разветвленной шпионской сетью. Почти все военные учреждения и штабы «обслуживались» агентами организации.

Желая завязать связи по ту сторону фронта, В. Штейнингер в июне направил в штаб белых члена петроградской военной организации, бывш. офицера Александра Никитина. Последний в районе г. Луги был убит красноармейским караулом, и при обыске в мундштуке папиросы у него было обнаружено следующее письмо «Вика» — В. Штейнингера:

«Ген. Родзянко или полк. С.! При вступлении в Петроградскую губернию вверенных вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу. Во избежание подобных ошибок просим вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагаем следующее; кто в какой-либо форме или фразе скажет слова: «Во что бы то ни стало» и слово: «Вик» и в то же время дотронется правой рукой до правого уха, тот будет известен нам; а до применения к нему наказания не откажитесь снестись со мной. Я известен госп. Карташеву, у кого обо мне можете предварительно справиться.

В случае согласия вашего благоволите дать ответ по адресу, который вам передаст податель сего.

Вик»{204}. [217]

Целый ряд других захваченных при попытке перехода фронта агентами организации документов навел органы ЧК на действительного автора их — В. Штейнингера, который был арестован только в конце июля 1919 г.

Сразу же после получения сведений о наличии в Петрограде контрреволюционных организаций были приняты экстренные меры к осмотру всех районов города.

11 июня 1919 г. начальником внутренней обороны г. Петрограда Я. X. Петерсом была выработана и разослана по районам общая «инструкция по производству осмотра Петрограда». Согласно этой инструкции, каждый район разбивался на участки, осмотр которых должен был производиться специальной группой обследователей во главе с инструктором и отрядом войск. Инструктор с находившимся в его распоряжении отрядом помещался в одном из домов квартала, где имелась телефонная связь. Сюда должны были препровождаться все задержанные, а также все конфискованное, которое затем свозилось в штаб начальника внутренней обороны. Обследователи с 1–2 красноармейцами или милиционерами рассылались по домам для производства поголовного осмотра всех жилых и нежилых помещений, список которых заранее составлялся уполномоченным района. Весь осмотр должен был производиться быстро, в течение одной ночи, причем основной задачей для обследователей являлось нахождение оружия, «не занимаясь чтением и разбором бумаг». Домовые комитеты бедноты обязывались оказывать всяческое содействие при обысках, предупреждая жильцов дома о необходимости открывать двери и присутствуя при самом осмотре квартир в качестве понятого или помощника обследователя. У жильцов старше 12 лет проверялись документы, у лиц призывного возраста — их отношение к воинской повинности.

Задержанию при обысках подлежали: все лица, имевшие при себе огнестрельное оружие без соответствующих разрешений, за исключением только владельцев охотничьих ружей; дезертиры; непрописанные граждане; лица, вообще не имевшие видов на жительство; все [218] бывшие полицейские чины до околоточных включительно и все бывшие жандармские офицеры и унтер-офицеры; все явно подозрительные лица в отношении контрреволюции, шпионажа или спекуляции. В случае нахождения оружия в пустой квартире подлежали задержанию председатель домового комитета бедноты или его заместитель.

Изъятию подвергалось всякое оружие, в том числе и охотничьи ружья, патроны, взрывчатые вещества, предметы военного снаряжения и проч. При обнаружении целого склада оружия и огнеприпасов, военного снаряжения, контрреволюционной литературы должен был немедленно выставляться караул, после чего вызывался представитель Ч К. Категорически запрещалось опечатывать и забирать всякие предметы личного потребления — пищу, одежду, украшения и деньги, если они не превышали суммы в 6000 руб. на каждого взрослого человека.

В целях воспрепятствования возможным при такой работе преступлениям каждый обследователь обязывался заполнять особые бланки акта обыска с перечнем всего изъятого имущества с одновременной выдачей квитанции владельцу.

Осмотр квартир и арест подозрительных лиц должен был проходить без крика и угроз со стороны обследователей.

В заключение указывалось, что «неисполняющие требований инструкции предаются военно-революционному суду по всей строгости осадного положения; всякий, кто будет уличен в принятии взятки или мародерстве во время обыска, будет расстрелян» и что никто не имеет права ссылаться на незнание правил инструкции{205}.

13 июня 1919 г. начальник внутренней обороны города приказал всем районным тройкам держать на казарменном положении хорошо вооруженных бойцов из мобилизованных рабочих и выслать по району пикеты. Одновременно в каждый район было послано по одной машине с пулеметом. Малейшая заминка в выполнении [219] этого приказа квалифицировалась в приказе; как «тягчайшее преступление перед революцией и обороной Красного Петрограда». В тот же день была послана районным тройкам телефонограмма за № 117 с приказанием начальника внутренней обороны Петрограда немедленно привести в полную боевую готовность все надежные в политическом отношении силы, собрать на свои места все коммунистические роты в полном составе и перевести всех без исключения коммунистов и надежных сочувствующих на казарменное положение. 14 июня был дан приказ о начале тщательного осмотра всех подозрительных мест и зданий районов, храмов всех вероисповеданий, колоколен, чердаков, подвалов, сараев, складов и площадей. Районные тройки обязывались этим приказом вести непрерывную работу по очистке районов от неблагонадежного и подозрительного элемента и работать все время в контакте с рабочими организациями, исходя во всей своей работе из их интересов{206}.

Эти обыски дали возможность установить прямую связь контрреволюционных организаций с представителями иностранных консульств, находившихся в Петрограде.

На заседании Петроградского совета 17 июня Г. Е. Зиновьев в своем докладе «Внешнее и внутреннее положение Петрограда» по поводу участия представителей иностранной буржуазии в контрреволюционной работе говорил:

«Я заявляю здесь во всеуслышание, что громадное большинство иностранцев, проживавших в Петербурге при иностранных консульствах, оказалось шпионами и предателями... На последней неделе мы обыскали этих негодяев, причем в кое-каких иностранных миссиях и консульствах в изобилии были найдены документы, с несомненностью устанавливающие связь этих учреждений со шпионскими и белогвардейскими организациями «{207}. [220]

При обыске зданий, принадлежавших французскому, итальянскому, греческому, швейцарскому, голландскому, датскому, румынскому и пр. посольствам, были обнаружены не только документы, но и вещественные доказательства в виде пулеметов, винтовок, огнеприпасов и т.п.

В здании румынского посольства было найдено даже одно орудие, как сообщал об этом И. В. Сталин в беседе с корреспондентом «Правды»{208}.

Белогвардейская организация рассчитывала также на содействие и пособничество в разных формах буржуазной части петроградского населения. Во время обысков буржуазных кварталов рабочими Петрограда было изъято 6626 винтовок, 141 895 патронов, 644 револьвера, несколько пулеметов, гранаты, пироксилиновые шашки и проч.{209}

Всеми этими мерами рабочий Петроград сумел в довольно короткий срок, при максимальной сгущенности неблагоприятных моментов, оздоровить и обеспечить, правда не надолго и не полностью, свой тыл и создать необходимые предпосылки для победы Краской армии на Петроградском фронте.

Затянувшаяся борьба с Северным корпусом, переименованным 19 июня в Северную армию, а 1 июля (по настоянию английского командования в Ревеле) — в Северо-западную армию, требовала новых свежих сил для укрепления частей Красной армии.

На происходившей в последних числах июля 1919 г. 10-й общегородской конференции Петроградской организации РКП(б) была вынесена резолюция, в которой говорилось, что в качестве главной политической задачи перед партийной организацией должен стоять вопрос об обороне Петрограда, в силу чего «на решение этой задачи отдать все силы без малейшего отлагательства». Партийная конференция постановила произвести немедленную мобилизацию в Петрограде не менее 500 коммунистов и 50 ответственных работников и потребовать такой [221] нее мобилизации и от губернского партийного комитета{210}.

После минования непосредственной опасности г. Петрограду со стороны Северо-западной армии и в связи с назревающей более длительной угрозой городу со стороны Финляндии управление начальника внутренней обороны г. Петрограда (начальниками внутренней обороны г. Петрограда со времени ее создания и до момента ликвидации последовательно были В. С. Шатов, И. П. Бакаев, Н. М. Анцелович — временно исп. обязанности и Я. X. Петере) было упразднено постановлением Революционного военного совета 7-й армии от 18 июля 1919 г.{211}, а вместо него сформировано управление начальника Петроградского укрепленного района.

Вся эта реорганизация обороны Петрограда была проведена РВС 7-й армии по постановлению ЦК РКП(б) от 4 июля 1919 г.

ЦК РКП(б) в своем заседании от 4 июля 1919 г. уделил много внимания вопросам обороны г. Петрограда. После решения принципиального вопроса о порядке подчиненности Комитета обороны Петрограда и РВС 7-й армии ЦК РКП(б) высказался также и за перенесение штаба 7-й армии из Новгорода в Петроград и поручил РВС 7-й армии в кратчайший срок рассмотреть этот вопрос, окончательное решение которого принадлежало политбюро ЦК РКП(б). [222]

После обсуждения продовольственного положения Петрограда ЦК РКП(б) вынес следующее постановление:

«Ввиду катастрофического положения с продовольствием армии [7-й], защищающей Петроград, предписать Революционным военным советам 5-й и 2-й [армии] предоставить для 7-й армии из захваченной военной добычи за рекой Белой и из своих запасов ... пудов муки и 20 000 пудов крупы, второму [РВС 2-й армии] — 75 000 пуд. муки и 15 000 пуд. крупы и, если возможно, мяса и прочие предметы продовольствия, возложив в дальнейшем на 5-ю и 2-ю армии регулярную помощь 7-й армии предоставлением необходимого продовольствия, обратившись от имени ЦК [РКП(б)] с письмом к партийным товарищам этих двух армий с предложением в порядке чрезвычайной срочности провести указанные мероприятия»{212}.

Петроградский укрепленный район создавался из г. Петрограда и его окрестностей радиусом до 15 километров; точные же границы района были установлены Революционным военным советом 7-й армии и проходили от устья реки Паша, впадающей с юго-востока в Ладожское озеро, по государственной границы с Финляндией и далее по линии г. Ораниенбаума, селений Ропша и Кипень, г. Гатчина, жел.-дор. станций Тосно и Званка и устье реки Паша. База Балтийского флота Кронштадт, как и самый флот, в укрепленный район включены не были, но подчинялись РВС 7-й армии,

Управление укрепленного района г. Петрограда и его окрестностей было поручено Комитету обороны, в оперативном отношении подчиненному также РВС 7-й армии. В состав Комитета обороны входили Г. Е. Зиновьев, комендант укрепленного района Я. X. Петерс и Б. Г. Козловский{213}. [223]

Членами же РВС 7-й армии были назначены: М. С. Мятиясевич (командующий), А. П. Розенгольц, В. С. Шатов и Г. Е. Зиновьев.

На Комитет обороны г. Петрограда и ближайших к нему подступов возлагались следующие задачи:

1) согласование деятельности учреждений и предприятий, обслуживающих армию;

2) использование для обороны Петрограда материальных ценностей, находившихся в укрепленном районе, вне всякой зависимости от их ведомственной принадлежности;

3) проведение всякого рода мобилизаций;

4) эвакуация Петрограда;

5) руководство фортификационными работами;

6) разработка плана обороны укрепленного района и принятие всех необходимых мер по подготовке обороны;

7) борьба с контрреволюцией;

8) охрана порядка.

Компетенция Комитета обороны не распространялась на военные учреждения, как-то: на губвоенком, окрвоенком, Реввоенсовет Балтийского флота и др.{214}

В соответствии с основной задачей Петроградский укрепленный район был разделен на три сектора: 1) Карельский — для обеспечения Петрограда с севера;

2) Гатчинский — со стороны Северо-западной армии и

3) Ладожский — со стороны Ладожского озера и междуозерного пространства.

Крепость Кронштадт с Красногорским укрепленным районом составили четвертый сектор, подчиненный РВС 7-й армии.

В течение всего последующего времени, август-сентябрь 1919 г., Петроградский укрепленный район [224] постепенно приводился в оборонительное состояние; работы по укреплению подступов в городу продолжались вплоть до второго, осеннего наступления Северо-западной армии.

Тем временем на фронте части 7-й советской армии, пользуясь количественным превосходством над силами Северо-западной армии — которые, согласно разведывательным сводкам, к июлю 1919 г. исчислялись на всем протяжении фронта от Финского залива до реки Кудеб в 15 000 штыков и 1500 сабель, а 7-я армия на той же линии фронта — около 23 000 штыков, — во второй половине июля перешли в решительное наступление в нарв-ском направлении.

Соотношение сил на Нарвском участке фронта было таково: Северо-западная армия располагала 8 полками, из коих два конных, и 8 партизанскими отрядами, общей численностью войск в 9800 штыков и сабель; действующая в нарвском направлении Северная группа 7-й армии в составе 2-й и 6-й стрелковых дивизий насчитывала в своих рядах 13 000 штыков.

20 июля 1919 г. командующим Северной группой 7-й армии, а 29 июля и командующим 7-й армией была поставлена задача частям Нарвского участка Северной группы овладеть г. Ямбургом и выдвинуться на линию озер Копенское и Бабинское, г. Ямбург, реки Луга и Саба, озеро Сяберское.

Перешедшие в непосредственное подчинение командующему 7-й армией войска Лужского участка, насчитывавшие около 5000 штыков и сабель против 3500 штыков и сабель у белых, получили задачу ликвидировать наметившееся продвижение белых от г. Пскова на г. Лугу, а затем совместно с частями 15-й армии очистить от противника район к востоку от Чудского и Псковского озер.

К овладению г. Ямбургом части Нарвского участка должны были приступить по приказу на рассвете 1 августа. К этому времени соотношение сил враждебных сторон изменилось коренным образом. В частях Нарвского [226] участка числилось к 1 августа 23 400 штыков, 600 сабель, 438 пулеметов и 101 орудие, а у белых в 1-м корпусе Северо-западной армии было 12 500 штыков, 300 сабель, 51 пулемет, 46 легких и 14 тяжелых орудий{215}. Однако, несмотря чуть ли не на двойное превосходство частей Красной армии, боевые операции на Нарвском участке до 3 августа носили характер «разрозненных попыток к переходу в наступление с обеих сторон».

Только к 5 августа частям среднего участка 6-й стрелковой дивизии (46-му и 48-му стрелковым полкам и отряду курсантов) удалось выйти на линию реки Луга на участке селений Жабино и Сережино и овладеть г. Ям-бургом.

При взятии Ямбурга 48-й стрелковый полк потерял 300 чел., 158-й стрелковый полк 6-й стрелковой дивизии также понес большие потери убитыми и ранеными (убито 2 командира роты, 2 комиссара), в полку осталось не больше 250 штыков.

До взятия Ямбурга на участке 12-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии белоэстонцы начали переговоры с красноармейцами, предлагая прекратить стрельбу и выслать официальную делегацию для переговоров. Эстонские белые солдаты заявляли, что они не желают допустить Красную армию к эстонской границе{216}.

Упорные бои за Ямбург только подтвердили стойкость врага, который своими переговорами с красноармейцами старался предотвратить наступление Красной армии на Ямбург.

После занятия пехотными частями 7-й армии Ямбурга и и одновременно с наступлением Южной группы той же армии на Псков англичане в ночь на 18 августа 1919 г. [227] произвели налет своими торпедными катерами на Кронштадт.

Со второй половины июня и в течение всего июля 1919 г. противник производил часто воздушные разведки и иногда бомбардировал Кронштадт с воздуха. Е августе 1919 г. налеты неприятельских аэропланов на Кронштадт стали ежедневным явлением{217}. Это позволило противнику ознакомиться с планом Кронштадта для того, чтобы затем произвести более активную и серьезную операцию. Такой операцией и явился набег его катеров на Кронштадт. План англичан заключался в том, чтобы произвести одновременный налет на Кронштадт и с моря, и с воздуха. Самолеты, налетев на Кронштадт, должны были начать бомбардировку и тем самым привлечь к себе все внимание защитников Кронштадта. Целями для бомбардировки с воздуха должны были служить мастерские, нефтяные цистерны и прожекторная защита. Для атаки же Кронштадта с моря предназначалось 8 торпедных катеров, которые должны были идти в кильватерной колонне для прохода сквозь форты, расположенные у Кронштадта. Задачей для этих катеров являлось атаковать матку подводных лодок Балтийского флота «Память Азова», корабли «Андрей Первозванный», «Рюрик» и «Петропавловск». Каждый из катеров получил специальное задание{218}.

При выработка плана налета на Кронштадт противник широко воспользовался услугами своих шпионов, работавших в Петрограде. Сеть шпионских организаций в Петрограде, руководимая в большей своей части английским агентом в Петрограде Полем Дькжсом, давала целый ряд весьма ценных сведений о состоянии Красной армии и флота. Связь с Полем Дыоксом поддерживали некоторые офицеры английской эскадры в Финском заливе. [228]

15 февраля 1928 г. в Институте королевских соединенных служб в Лондоне английский офицер капитан 2 ранга Эгар сделал доклад об операциях английской эскадры против Красного Балтийского флота в 1918 и 1919 гг. На поставленные в прениях по его докладу вопросы присутствовавших Эгар, между прочим, сообщил следующее о роли проживавшего в Петрограде Поля Дьюкса:

«Он представлял собою тот центр, откуда я черпал свои важнейшие информации вплоть до нападения на Кронштадт 17 августа».

Эта связь долгое время поддерживалась торпедными катерами, которые приходили на условленное место по р. Неве и затем «обычными курсами» уходили обратно. Только после 17 августа 1919 г. такая связь была затруднена («почти невозможна»), вследствие того что советское командование усилило наблюдение{219}.

При сопоставлении этих прямых показаний английского офицера с другими данными, полученными при опросе арестованных агентов контрреволюционных организаций в Петрограде, можно с большой долей вероятности поставить в общую связь с предыдущим следующее.

Контрреволюционные группы в Петрограде, имея сеть своих агентов, являвшихся одновременно советскими служащими, как в гражданских, так и в военных учреждениях, всякими путями получали ценные военные сведения. Один из таких шпионов, руководитель организации «Великая единая Россия», морской офицер В. В. Дидерихс сумел выкрасть в свое время один чрезвычайно секретный документ, скопировал его, а подлинник положил обратно. После бегства из Петрограда Дидерихса этот документ хранился у одного члена организации, а через некоторое время почти такую же, только не подробную копию купил Поль Дьюкс за 100 000 рублей.

При наличии такого ценного документа у Поля Дьюкса, а следовательно, и у английского офицера Эгара [229] выработка плана налета на Кронштадт значительно облегчалась и сама операция сулила большой успех.

В ночь на 18 августа 1919 г., около 3 час. 45 минут, над Кронштадтом были по шуму пропеллеров обнаружены гидросамолеты, начавшие сбрасывать бомбы и открывшие огонь из пулеметов светящимися пулями. В крепости и на судах была пробита тревога, лишняя прислуга от орудий была убрана за закрытия, а на судах — в палубы. Внимание всех было всецело поглощено аэропланами.

В это время, около 4 час. 20 минут, сторожевой эскадренный миноносец «Гавриил», отстреливавшийся от атаковавших его гидросамолетов, заметил по направлению к Ораниенбауму два неприятельских катера. Открыв огонь по катерам, «Гавриил» первым же выстрелом потопил один из них. Затем через несколько минут «Гавриил» потопил еще два неприятельских катера, пытавшихся выйти из гавани. Из 7 английских катеров, участвовавших в налете вместо предполагавшихся 8, три было потоплено, остальные ушли. С погибших катеров «Гавриил» подобрал 9 человек англичан, из них 3 офицера.

Балтийский флот от этого налета потерпел также урон. Учебное судно «Память Алова» из-за попадания торпеды было взорвано и затонуло, линейный корабль «Андрей Первозванный» от взрыва торпеды получил пробоину{220}.

Таким образом, этот налет, несмотря на его внезапность и быстроту, встретил соответствующую бдительность судов Балтийского флота.

Специально назначенная комиссия для производства следствия наряду с целым рядом упущений в деле охраны гаваней, наблюдения за побережьем и т.п. констатировала полную неожиданность, по идее, атаки Кронштадта моторными катерами.

Уверенность в невозможности налета судов противника на Кронштадт была всеобщей. Так, 20 августа 1919 г. [230] начальник штаба Петроградского укрепленного района А. Бобрищев запрашивал РВС Балтийского флота о подробностях налета английских катеров на Кронштадтскую гавань и о том, каким образом они могли пройти через минное поле. Одновременно указывалось на позднюю осведомленность штаба Петроградского укрепленного района об этих событиях в ночь на 18 августа. С аналогичной телеграммой обратился и штаб 7-й армии, который также получил позднюю информацию{221}.

Англичане в дальнейшем не решались повторять атаки на Кронштадт с моря, но зато с 20 по 28 августа 1919 г. почти ежедневно, иногда по три-четыре раза в день, производили воздушные налеты на Кронштадт. Активные задания выполняли и красные самолеты, бомбардировавшие не раз неприятельский аэродром и железнодорожный узел в Биорке и проч.

31 августа подводная лодка Балтийского флота «Пантера» потопила английский эскадренный миноносец «Vittoria».

Все эти события на море не могли отвлечь советское командование от успешно проводившегося в то время на нарвском направлении наступления Северной группы 7-й армии. После занятия Ямбурга Балтийский флот должен был оказывать всемерную помощь сухопутным частям и обеспечивать их правый фланг с моря.

Сокрушающего удара 1-му корпусу белых Красная Армия все же не нанесла; противник оттянул свои живые силы на левый берег реки Луги и там продолжал успешно отбивать все попытки 2-й и 6-й стрелковых советских дивизий форсировать реки Лугу и Саба.

В дальнейшем на фронте войск Нарвского участка установилось боевое затишье, нарушавшееся только поисками разведывательных партий и артиллерийской перестрелкой.

Относительно самого характера боев в этом районе и их результатов небезынтересны следующие, весьма показательные данные. В период с 29 июля по 14 августа частями 6-й стрелковой дивизии было взято в плен 10 офицеров и 352 солдата и захвачено в качестве трофеев 380 винтовок, [231] 7 автоматов, 6 пулеметов и около 115 000 ружейных патронов. За тот же период боев 6-я стрелковая дивизия потеряла убитыми и ранеными 62 командира и 696 красноармейцев, без вести пропавшими 358 красноармейцев, больными 6 командиров и 66 красноармейцев, попавшими в плен 9 красноармейцев и дезертирами 7 красноармейцев{222}.

Эти данные лишний раз иллюстрируют, какой большой крови стоила защита Петрограда слабообученными и плохо руководимыми частями Красной Армии.

На Псковском участке фронта действовала Южная группа 7-й армии, получившая в дальнейшем боевую поддержку от частей правого фланга 15-й армии.

15 августа части 15-й армии, командующим которой был назначен бывш. командующий Южной группы 7-й армии А. И. Корк, перешли в наступление в псковском направлении и потеснили противника.

Боеспособность красноармейских частей значительно повысилась. Политические органы широко развили партийно-политическую работу как среди частей, так и среди населения. Кроме этого, уделялось большое внимание работе в стане противника. Политический отдел 10-й стрелковой дивизии в тысячах экземпляров издавал листовки для распространения их среди войск противника. Вся эта работа не замедлила дать положительные результаты.

Партийная насыщенность частей увеличилась. В 8-й стрелковый полк 10-й стрелковой дивизии влился Псковский коммунистический батальон силою около 400 чел., который в дальнейших боях понес значительные потери. Увеличилась численность и других полков дивизии. Все это давало возможность исполнить приказ советского командования о взятии Пскова{223}. [232]

Удачные действия ударной группы 11-й советской стрелковой дивизии в направлении на г. Изборск, поставившие под угрозу пути отступления белоэстонских войск в Эстонию, вынудили белоэстонское командование 2-й дивизии снять свои части с правого берега реки Великой и переправить их на левый, более безопасный берег. Фронт частей 2-го корпуса Северо-западной армии, прикрывавших подступы к г. Пскову с юго-восточной стороны, действиями эстонцев был значительно ослаблен.

Но кроме чисто оперативных соображений на неустойчивость белоэстонских полков, главным образом рядовых солдат, в сильнейшей степени подействовало усиление большевистской агитации в их рядах. Наступавшие на Псков части Красной армии имели в своем составе красную эстонскую бригаду, укомплектованную участниками в свое время гражданской войны в Эстонии. Соприкосновение этих частей, с одной стороны — красных эстонцев, с другой — белых, вызывало вполне естественное пробуждение у белоэстонцев политической мысли. Неудивительно поэтому, что эстонские солдаты, уходя из района г. Пскова, пели революционные песни, а некоторые даже имели мужество приколоть к рубахам красные розетки. Данные белогвардейских источников определенно говорят, что в конце августа 1919 г. эстонское командование, информированное об истинном положении вещей среди своих солдат, заботилось не столько о поддержании общего фронта Северо-западной армии против Советской республики, сколько о сохранении своей собственной армии.

Установлению подобного взгляда способствовало еще и то обстоятельство, что между буржуазно-шовинистической Эстонией и лидерами белого русского движения на северо-западе России не было налажено нормальных взаимоотношений, базирующихся на общем мировоззрении и на политической солидарности в деле борьбы с советами.

Прибывший из Гельсингфорса в конце июня 1919 г. генерал Юденич со своей монархической черносотенной [233] свитой вступил в исполнение обязанностей главнокомандующего Северо-западной армией, доверенной ему еще раньше верховным правителем адмиралом Колчаком{224}. Приезд черной плеяды русских белых генералов не мог, конечно, разубедить буржуазную Эстонию в ее законных подозрениях относительно истинных намерений генерала Юденича и К°. Эстонии предстояла чрезвычайно зигзагообразная линия политического поведения, рассчитанная на то, чтобы фактически доказать представителям русской реакции, что без помощи национальных самообразований справиться с Советской республикой им не удастся, а отсюда логически шел путь и дальше — к категорической необходимости изменить политические лозунги борьбы и раз навсегда покончить с «единой, неделимой Россией».

Генерал Юденич, достаточно информированный о тех трениях, которые имели место между штабом А. П. Род-зянко и группой буржуазных «реформаторов» Н. Н. Иванова — С. Н. Булак-Балаховича, не в состоянии был объективно оценить действия белоэстонских войск в Псковском районе. Причину отхода белоэстонской дивизии и пассивности частей 2-го корпуса Северо-западной армии генерал Н. Н. Юденич искал в поведении С. Н. Булак-Балаховича, которого он же сам незадолго до решающих боев за г. Псков назначил командиром 2-го корпуса.

Между тем наступление Красной армии на Псков методически, с неослабевающей напряженностью продолжалось.

И вот тут-то форсированию событий на пути победного продвижения советских войск к Пскову помог задуманный генералом Н. Н. Юденичем план разрешить недоразумения в своем же собственном белом лагере путем посылки карательной экспедиции в Псков. [234]

Совместное сотрудничество в лоне единого белого стана группировок Юденича — Родзянко, с одной стороны, и С. Н. Булак-Балаховича — Н. Н. Иванова — с другой, т.е. представителей реакции и представителей буржуазной демократии, не могло уже развиваться нормально, как это показала гражданская война и на других фронтах в России.

Кризис должен был наступить рано или поздно; наступление частей Красной армии только способствовало приближению этого момента окончательной развязки.

22 августа 1919 г. в г. Нарве Юденич отдал приказ командиру 3-го стрелкового Талабского полка, полковнику Б. С. Пермыкину (брату другого Пермыкина — войскового старшины у Балаховича), сформировать карательную экспедицию в составе четырех стрелковых полков (Конно-егерский, Семеновский, Талабский и Уральский), 2 конных батарей, 2 броневых машин и 3 броневых поездов. Формирование такого сильного сводного отряда во время боевых действий на фронте показывает только степень непримиримости монархической реставрации с демократической контрреволюцией на северо-западе России.

С этим отрядом Пермыкин обязан был двинуться на г. Псков, занять его и произвести аресты чинов штаба Булак-Балаховича и обезоружить его личную сотню в целях дальнейшего предания их суду. В качестве мотивировки своих решительных действий Юденич выставил положение о необходимости наказания за «беззаконные действия» подчиненных С. Булак-Балаховича, в силу чего все отказавшиеся выполнять приказы Пермыкина квалифицировались как отказавшиеся выполнять распоряжения самого главнокомандующего и подлежали военно-полевому суду.

По прибытии в г. Псков Пермыкин 23 августа 1919 г. обратился со следующей письменной просьбой к С. Бу-лак-Балаховичу не оказывать сопротивления и подчиниться воле главнокомандующего генерала Юденича: [235]

«Генерал-майору Булак-Балаховичу.

Я получил от главнокомандующего генерала Юденича категорическое приказание арестовать полк. Стоякина и некоторых чинов твоего штаба и разоружить твою личную сотню, которая могла бы воспрепятствовать арестам (будет вновь вооружена после ликвидации), и восстановить везде, где находятся во Пскове и в Запсковье свои части, а на время арестов взять тебя под свою охрану.

Во избежание какой-либо провокации со стороны большевиков, которые могут использовать волнения во Пскове, а исключительным образом ненадежность псковского фронта, — в моем распоряжении Уральский, Семеновский, Талабский и Конно-егерский полки, 2 бронемашины, одна из них захвачена мною и вторая — ливенцев, 3 бронепоезда и 2 батареи капитанов Тенне и Гершельмана. Предупреждаю, что я, как офицер, не могу не исполнить приказа своего главнокомандующего и должен буду исполнить его в точности, не считаясь ни с какими условиями. Более тяжелого положения в жизни я не переживал. Ты меня, предполагаю, знаешь и мне поверишь. Знай, что твоя жизнь и свобода в полной безопасности и ты [ею] волен распоряжаться как угодно и в будущем, в этом порука — мое слово, которое для меня дороже жизни. Я прошу тебя об одном, как батьку, любящего солдата, что ты примешь все от тебя зависящие меры, чтобы наши младшие братья меньше пролили нужной для нашей Родины крови. Я тебе верю, что ты иначе не поступишь; я со своей стороны приму такие же меры, мне не менее тебя дорог наш солдат, но я не в силах не исполнить приказания главнокомандующего. Если ты с этим не согласен и предъявишь мне обвинение, как человеку, оскорбившему твою честь, то я готов когда угодно стать к барьеру по первому твоему требованию. Считаю, что во избежание ненужных кровопролитий одно из условий — немедленно вызвать меня к тебе для личных с тобою переговоров, если ты поручишься своим словом, что мои солдаты из-за меня не начнут резни в городе, и я немедленно к тебе приеду без всякого конвоя. Предупреждаю тебя, [236] что по получении от главнокомандующего приказания я выставил в городе и кругом города наблюдение за фронтом части вверенных мне полков, батарей и бронемашин.

К твоему сведению: сегодня приезжает сюда главнокомандующий ген. Юденич.

Полковник Пермыкин{225}.

Не желая обнажать перед своими бойцами истинной причины назревшего конфликта и ослаблять фронт против Красной армии, Булак-Балахович отдал распоряжение своим отрядам воздержаться от сопротивления.

Сам же он был подвергнут домашнему аресту — был приставлен к нему «для надзора» прапорщик граф Шувалов. Однако не рассчитывая на милость Юденича, Ба-лахович под благовидным предлогом необходимости лично выехать к своим частям и успокоить их поехал в город, встретился там со своим конным отрядом и в сопровождении его переправился на левый берег реки Великой, в район расположения 2-й белоэстонской дивизии. При попытке частей Пермыкина перейти линию расположения эстонских войск для задержания бежавших С. Булак-Балахович заявил, что он прикажет своему отряду открыть огонь.

В Пскове же отряд Пермыкина арестовал несколько человек из чинов штаба Балаховича, начальника штаба ротмистра Звягинцева, бывш. коменданта Псковского района полковника Куражева, начальника оперативного отделения полковника Стоякина и заведующего контрразведкой фон Штренга{226}, причем полковник Стоякин был убит, а как пишет Н. Н. Иванов, — просто задушен.

Через некоторое время все арестованные были освобождены. Эти события окончательно подорвали силы белых на Псковском участке фронта. [237]

Положение в Пскове стало весьма тревожным. Внутренние раздоры в белом стане, принявшие характер вооруженного конфликта, вызвали большую панику среди псковских обывателей. Для внесения успокоения были приняты все меры. Даже представители британской дипломатической военной миссии в Пскове — майор Крэг и капитан 2 ранга Смидтис решили специально обратиться с воззванием к гражданам г. Пскова.

В этом обращении говорилось, что «настало время для общего наступления, что красный флот уже уничтожен», что в ближайшие дни в Псков прибудут два английских танка, что Северо-западная армия получила обмундирование, снаряжение и вооружение и что много еще имущества, предназначенного для этой армии, находится в дороге. Дальше дипломаты прямо писали:

«Мы также уполномочены объявить вам, что всеми компетентными лицами обращено серьезное внимание на политическое и военное положение Пскова и что ни при каких условиях интересы псковского населения из виду упущены не будут. В этом чрезвычайной важности факте все граждане Пскова могут быть вполне уверены»{227}.

В газете «Псковское вече» 23 августа 1919 г. на последней странице было крупно напечатано:

«Граждане, помните, что передача ложных, ни на чем не основанных слухов лишь веселит наших врагов и оскорбляет наших храбрых защитников. Не верьте толкам об уходе эстонцев, у них и у нас одна задача — борьба с большевизмом».

Однако вся эта агитация была прямой ложью и совершенно не соответствовала действительному положению псковского белого фронта. [238]

26 августа ранним утром наступавшие части Красной армии (83-й и 87-й стрелковые полки сводной бригады) подошли вплотную к г. Пскову с юго-запада и после упорного боя вступили в город.

Несколько позже, отбросив противника от переправ через реку Кепь, на участке селений Саева и Яблоней, к Пскову с восточной стороны подошли 85-й и 88-й стрелковые полки.

К 7 сентября части Красной армии (10-й и 11-й стрелковых дивизий) вышли на восточное побережье Псковского озера от устья реки Черной до устья реки Великой и заняли линию селений Корлы и Шахинцы, озера Уст-рявно и села Катлеши.

С занятием г. Ямбурга и Пскова Красной армией был подведен итог первому белогвардейскому наступлению на Петроград.

Начавшееся, таким образом, в мае 1919 г. наступление на Петроград Северного корпуса закончилось к концу августа отходом его, уже преобразованного в Северозападную армию, на узкий плацдарм между Чудским озером и рекой Плюссой.

В дальнейшем операции на Петроградском фронте характеризовались временным затишьем и имели чисто местное значение.

Итог событий конца 1918 г. и лета 1919 г. на Петроградском фронте дает следующие основные выводы:

1) Формирование белогвардейских военных организаций на северо-западе России проходило при материальной помощи и полной поддержке германского милитаризма.

2) Гражданская война на северо-западе Советской России на лагере контрреволюции отразилась в виде сочетания разрозненных и друг друга исключающих течений. Переплет политики германского империализма, националистических устремлений прибалтийских лимитрофов и политики Антанты, со всеми вытекающими отсюда практическими действиями русской контрреволюций, не был достаточно крепким и в процессе гражданской войны давал солидные трещины то в одном, то в другом месте. [239]

3) Оборона Петрограда вызвала проявление единой, не разрываемой никакими противоречиями стальной воли петроградского пролетариата и его авангарда — Коммунистической партии. Город революции превратился в первоклассную крепость на фронте гражданской войны, чем создал необходимую предпосылку для победы Красной армии. Близость к линии фронта источника революционных сил и пролетарской энергии — Красного Петрограда — отнюдь не ослабила, а, наоборот, еще больше укрепила положение фронта.

4) Летнее наступление на Петроград явилось политически вынужденным мероприятием руководителей белого движения. Занятие части советской территории, освобождение из-под эстонского ига и получение кредита от крупных империалистов — таковы цели предпринятого наступления.

Только слабость частей Красной армии превратила это наступление в серьезную, чреватую большими последствиями операцию.

5) Легкие победы Северного корпуса были обусловлены исключительной небоеспособностью и политической неопределенностью сырых красноармейских частей и неумелым оперативным их руководством. От правильно организованных белым командованием ударов эти части распадались, трансформировались. Деятельность антисоветски настроенного командного состава, навербованного из бывших офицеров, послужила ферментом для этой трансформации.

6) Восстание на Красной горке, явившееся одним из крупных результатов деятельности внутренней контрреволюции, объективно способствовало советским органам в деле ликвидации ряда белогвардейских групп, работавших в Петрограде.

7) Отход Северо-западной армии от Петрограда обусловливался как действиями частей 7-й и 15-й советских армий, усиленных коммунистическими отрядами, так и обострением взаимоотношений Эстонии с представителями русской контрреволюции, повлекшим за собой [240] лишение Северо-западной армии поддержки в лице эстонских войск. Предоставленные самим себе белогвардейцы не смогли оказать сильного сопротивления Красной армии.

С другой стороны, назревший вооруженный конфликт между монархическими реставраторами и буржуазными демократами в лице Юденича и К° и Булак Балаховича и К», оттянувший значительные силы белых с фронта (в прямом и переносном смысле слова), дал возможность частям 15-й советской армии своевременным и правильно намеченным ударом овладеть городом Псковом.

8) Занятие г. Пскова Красной армией положило конец первому белогвардейскому наступлению на г. Петроград. События периода 13 мая — 26 августа 1919 г. заставили главное советское командование уделить большее внимание нуждам частей Петроградского фронта, вопросам планомерной систематической работы по укреплению подступов к Петрограду и по приведению кварталов самого города в оборонительное состояние.

Северо-западная армия белых не была разбита. Контрреволюция, базируясь на узком плацдарме восточнее Чудского и Псковского озер, продолжала свою работу в условиях материальной помощи, главным образом английского империализма, и лелеяла исконную мечту как отечественной, так и интернациональной буржуазии ликвидировать резервуар революционной энергии, пролетарского энтузиазма и беззаветного боевого героизма — Красный Петроград. [241]