Часть V.

Обзор тральных работ, выполненных германцами в Балтийском море в период от начала войны до середины февраля 1916 г.

I. Начальный период войны, не сопровождавшийся тралением в германских водах

1. Организация траления к началу войны

При составлении настоящего обзора использованы главным образом труды Фирле, Ролльмана и Кеппена <2, 3, 5> и соответствующие русские исторические труды и материалы.

Ценность германских источников заключается в том, что их авторы приводят множество фактических данных, но они распылены по разным страницам и во многих случаях старательно затушеваны с целью скрыть недостатки организации траления в германском флоте. Тщательное изучение ошибок, сделанных германским командованием, и является основной целью настоящего обзора.

В соответствии с силой германского флота и с размерами театров количество тральщиков, которыми командование располагало к началу войны, следует признать недостаточным. С другой стороны ясно, что до войны тралению придавалось существенное значение, и основные задачи траления, понимались правильно. Техника и тактика траления были в удовлетворительном состоянии. Уже в первые месяцы войны широко применялось ночное траление, и при этом ни разу не произошло никаких аварий.

Основные тральные силы в виде трех дивизионов тральщиков (I, II, III) числились в составе Флота Открытого моря. Они состояли из 40–45 малых миноносцев устаревших типов и по своим качествам были более или менее сходны с русскими циклонами и отчасти соколами.

В Балтийском море в первые дни войны в строю не было ни одного тральщика. В Данциге мобилизовался так называемый вспомогательный дивизион тральщиков Нейфарвассера, состоявший в первое время из 7 рыболовных пароходов и вошедший в строй только 7 августа. Второй подобный дивизион вспомогательных тральщиков формировался в Свинемюнде из мелких пароходов, но был изготовлен к плаванию лишь к 3 сентября. Все эти пароходы, [281] общее число которых временами доходило в обоих дивизионах до 20, были достаточно мореходны, но для совместных операций с крейсерами оба эти дивизиона не годились из-за их тихоходности; они предназначались лишь для тральных работ у германского побережья и перед восточными портами Балтийского моря.

2. Траление во время операций у русских берегов

Германцы не имели никаких сведений относительно «Плана операций морских сил Балтийского моря на случай европейской войны», но диспозиция минной дивизии, базировавшейся в мирное время на Либаву, заставляла германцев предполагать, что этот порт явится опорной базой для всякого рода активных операций. «В подготовительных работах морского генерального штаба была намечена операция против Либавы непосредственно после объявления войны, так как казалось наиболее вероятным, что находящиеся в Либаве миноносцы предпримут тотчас же заградительную операцию против германского побережья. Этому следовало воспрепятствовать» <2, стр. 58>. По этим соображениям крайсеры Аугсбург и Магдебург тотчас после объявления войны должны были поставить минное заграждение перед Либавой. Аугсбург при поддержке Магдебурга выполнил эту операцию с опозданием на сутки (рис. 14) и уже после того, как стало известно, что Либава покинута русскими, кораблями, ушедшими на север за несколько дней до объявления войны. Не было особых оснований ожидать постановки перед Либавой оборонительных минных заграждений, поэтому «пришлось рискнуть на посылку обоих крейсеров без тральщиков: старые тихоходные миноносцы только связали бы свободу действий быстроходных крейсеров, новых же миноносцев в распоряжении главнокомандующего в то время еще не было» <2, стр. 63>.

После того как выяснилось, что со стороны Либавы никакой: опасности германскому побережью не угрожает, тотчас наступило успокоение, подкрепленное в дальнейшем отсутствием всяких сведений о выходах в море русского флота. Повидимому русские ограничились несением дозорной службы в устье Финского залива и лишь однажды, 1 сентября, они были обнаружены в районе Готланда. Но поскольку «продвижение русских до широты Виндавы еще не являлось показателем их намерения угрожать германскому побережью» <2, стр. 152>, особой тревоги это обстоятельство не вызвало, и до начала января 1915 г. в германских водах не производилось никакого траления ни у входов в порты, ни на морских путях, по которым происходило оживленное торговое судоходство.

Несколько иначе обстояло дело при походах к русским берегам. По плану предстояло вести демонстративные операции с целью скрыть от русских слабость сил, выделенных для операций в Балтийском море. О положении в Финском заливе германцы были хорошо осведомлены. «Все показания капитанов пришедших из Кронштадта и из русских Балтийских портов нейтральных пароходов сходились. на том, что русский флот все еще стоит в Ревеле и в Гельсингфорсе. Минное заграждение, поставленное, как и следовало ожидать, между Гельсингфорсом и Ревелем, и выдвинутые вперед боевые [282] силы охраняют вход в Финский залив между Гангэ и мысом Тахкона» <2, стр. 85>. Все же первые действия германцев у русского побережья носили неуверенный характер, потому что германцы опасались минных заграждений, относительно которых капитанам пароходов могло быть неизвестно.

В вопросах о мерах борьбы с минами заграждения германцы и русские во многом поступали одинаково; в частности, обе стороны пользовались глубоководной впадиной с глубинами более 100 м. Так поступили Аугсбург и Магдебург при первом же походе к устью Финского залива. На рассвете 11 августа они предполагали обстрелять Дагерорт; при этом двум миноносцам было приказано тралить впереди одного из крейсеров. Но радиус действия у миноносцев был невелик, и в конце концов пришлось отказаться от использования их для траления. 11-го был обстрелян маяк Бенгшер, 12-го — Дагерорт; поход к шведским берегам, в направлении к Стокгольму, также был совершен благополучно. Нигде не было встречено мин, и с тех пор как-то само собой вошло в обыкновение не упоминать до поры до времени о минах заграждения и ходить в русских водах без сопровождения с тралами; но прошло еще очень много времени прежде чем германцы поняли, что тралить следует главным образом в собственных водах, а не в неприятельских.

Ничего не упоминалось о необходимости траления при операции 17 августа с Дейчландом и при злополучном походе Беринга 25–28 августа. Но 26-го, когда возник вопрос о посылке в русские воды IV эскадры, германцы тотчас вспомнили о минах и высказали ряд сложных соображений. Менее всего колебался пр. Генрих, оставшийся в Киле и настаивавший на оказании помощи Магдебургу. По мнению Фирле <2, стр. 130>, «посылку 9 старых линейных кораблей{46} в районы, опасные от мин и от подводных лодок в сопровождении лишь трех старых и двух современных миноносцев следует признать противоречащей всем военным принципам».

Начальник эскадры со всей стороны приписывал русским намерения, которых у них не могло существовать. Он полагал, что русские, в ожидании подхода неприятельских подкреплений, заградят район аварии Магдебурга и входы в Финский залив; другими словами, он допускал, что из-за аварии одного германского крейсера русские в состоянии будут лишить себя свободы действий в собственных водах. По радио он просил пр. Генриха выслать тральщики и миноискатели, но у пр. Генриха их не было. В дело вмешался начальник морского генерального штаба, который полагал, что операция запоздала, и эскадре грозила опасность со стороны мин и подводных лодок.

В конце концов кайзер отменил поход IV эскадры, так как «вторжение в Финский залив без тральщиков доставило бы русским весьма легкий успех. Риск даже при самых благоприятных обстоятельствах не соответствовал бы успеху» <2, стр. 131>.

В действительности короткий дневной набег в сторону Оденсхольма [283] не вызвал бы особых затруднений. Германцам хорошо было известно, что вероятность встретить минные заграждения где-либо в районе к W от русской позиции была очень мала. От капитанов пароходов, принадлежавших нейтральным странам и неосторожно выпущенных русскими из Финского залива, 17 и 18 августа были получены достоверные сведения о присутствии русских крейсеров в районе между Ревелем и Оденсхольмом, и Аугсбург и Магдебург в эти же дни сами убедились в том, что русские крейсеры и миноносцы ходят в западной части Финского залива по различным направлениям{47}.

3 сентября пр. Генрих предпринял демонстрацию с крупными силами, предоставленными в его распоряжение кайзером с приказанием «не рисковать кораблями». Вместо тральщиков были даны три минопрорывателя, но пр. Генрих вскоре вернул их, потому что новое радио, полученное им уже в море, еще более связало свободу его действий. Главная квартира сообщила ему, что кайзер еще раз рекомендовал соблюдать крайнюю осторожность; не следовало вступать в бой с превосходными силами{48} и «выходить на подозрительные в отношении мин фарватеры». Что касается минопрорывателей, то это были обыкновенные тихоходные пароходы, которые были бы полезны при плавании в сомнительных районах в ночное время; при движении же за ними в светлое время суток линейные корабли представляли бы отличный объект для атак подводных лодок.

Операция не имела никакого успеха. Сдерживающий характер директив, полученных пр. Генрихом, повидимому, не слишком противоречил его личным намерениям. Флагманам и командирам он заявил, что главной целью операции является стремление «сломить усиливающуюся самонадеянность русских» (подразумевался выход в море крейсеров, обнаруженных 1 и 2 сентября Аугсбургом); но на деле действия флагманского корабля (Блюхер) 6 сентября, при встрече в устье Финского залива с Палладой и Баяном, носили крайне нерешительный характер.

Русские дозорные крейсеры были в критическом положении. В 11 ч. 50 м. их дымы были замечены Аугсбургом, который в течение двух часов ничего не сообщал об этом ни Блюхеру, ни начальнику IV эскадры. Накануне, когда Беринг получил приказание пр. Генриха проникнуть утром 6 сентября в Финский залив до меридиана 22°10' (чтобы выманить русские корабли из залива), он проявил несвойственную ему до тех пор осторожность, заявив, что Аугсбург «легко может быть отрезан, если русские корабли окажутся у Богшера ранее чем подойдут германские главные силы»; [284] кроме того «русские могли поставить минное заграждение севернее Даго» <2, стр. 157>.

Заметив 6 сентября дымы русских крейсеров, Беринг уклонился на Аугсбурге на NW, «чтобы обогнуть район Дагерорта, объявленный опасным от мин».

Когда пр. Генриху и начальнику IV эскадры стало, наконец, известно об обнаружении русских крейсеров, они со всеми силами полным ходом направились в район Дагерорта, но дело близилось уже к вечеру, поэтому пр. Генрих не рискнул преследовать русские крейсеры, в 16 ч. 42 м. повернувшие на восток. «Преследование в глубину Финского залива главнокомандующий считал невозможным согласно точному приказанию высшего командования. Действия русских крейсеров, по мнению командира Страсбурга, давали повод предполагать, что вблизи банки Глотова... поставлено русское минное заграждение. Это мнение, переданное по семафору на флагманский корабль тотчас же после обстрела русских крейсеров, укрепило главнокомандующего в его решении прекратить погоню» <2, стр. 163>. Между тем, если бы «Блюхер», имевший значительное преимущество в скорости хода, продолжал преследование совместно с Аугсбургом, Страсбургом и II флотилией миноносцев, то уже около 18 часов он перешел бы на поражение. По наблюдению с Баяна, Страсбург, что-то передал адмиральскому кораблю (Блюхеру), после чего тот и прекратил стрельбу. Мнительность командира Страсбурга как нельзя более кстати помогла пр. Генриху вспомнить о «категорических распоряжениях кайзера», и русские крейсеры были спасены.

8 сентября производилась церемония «показания флага» у Виндавы и Либавы. Единственная мера предосторожности, принятая при этом против мин заграждения, заключалась в том, что линейные корабли и крейсеры, дефилировавшие в расстоянии 8–10 миль от берега, не подходили ближе 50-метровой глубины («ввиду возможности встретить минные заграждения»). Между тем, зная об оставлении Либавы и о беззащитности Виндавы, следовало предполагать, что русские поставили на подходах к этим портам оборонительные минные заграждения, которые можно было встретить и на глубинах более 50 м.; не располагая тральщиками, нельзя было подвергать корабли ничем неоправдываемому риску ради достижения цели, не сулившей никакой непосредственной выгоды. Риск был гораздо более уместным в устье Финского залива и 6 сентября и в течение следующих двух дней. По этому поводу Фирле приводит пространные пояснения. Он резко критикует распоряжения главной квартиры, лишавшие пр. Генриха свободы действий. «Все распоряжения военного начальства, ставящего себе задачей избежание потерь, приводят к полумерам и не достигают результатов. Уже сама по себе посылка эскадры ко входу в Финский залив явилась большим риском, ибо там надо было считаться с опасностью со стороны подводных лодок и прежде всего — от мин заграждения. Что должен был главнокомандующий понимать под «опасными от мин районами»? Если бы он побоялся ответственности, то не рискнул бы итти дальше Готланда, ибо в проходе между этим островом и курляндский [285] берегом крейсеры адм. Беринга лишь недавно встретились с русскими кораблями, которыми могли быть поставлены минные заграждения» <2, стр. 173>.

Вторая операция с участием крупных сил, выделенных Флотом Открытого моря, была предпринята во второй половине сентября. Линейным кораблям предстояло прикрывать демонстративную высадку небольшого отряда войск в Виндаве, причем в распоряжение пр. Генриха сверх трех минопрорывателей был передан II дивизион тральщиков. Он состоял в то время из 14 малых миноносцев типа Г, но в операции участвовали лишь 10 тральщиков, так как остальные ремонтировались. Траление, выполняемое на виду у русских, наряду с прочими мероприятиями должно было явиться демонстрацией, которая заставила бы русских предположить, что в Виндаве предполагается высадка большого количества войск.

Главная квартира, обеспокоенная положением дел в Галиции, возлагала преувеличенные надежды на предстоящую демонстрацию. Кайзер с самого начала «живо интересовался операцией». Тем временем 21 сентября в Феммарн-Бельте была замечена плавающая мина. «Главнокомандующий полагал, что вследствие плохой погоды могло быть сорвано еще несколько мин лангеландского заграждения. Мины эти были опасны для выходивших в операцию эскадр, поэтому главнокомандующий приказал отложить выход до утра 22 сентября» <2, стр. 191>. Насколько известно из истории войны 1914–1918 гг., это был единственный случай, когда корабли не вышли в море из-за опасения перед плавающими минами. В тот же вечер пр. Генрих получил из главной квартиры телеграмму, в которой сообщалось, что «кайзер приказал произвести демонстрацию у русского побережья как можно скорее». Тем не менее IV и V эскадры вышли из Киля лишь утром 22 сентября.

II дивизион тральщиков еще 20-го перешел в Данциг за углем, поэтому переход IV и V эскадр от Кильской бухты до места рандеву (в районе к югу от Готланда) был совершен без сопровождения с тралами. Около полдня 23 сентября 14 линейных кораблей, единственная защита которых от подводных лодок и от мин с 9 ч. 15 м. состояла всего лишь из двух миноносцев, прибыли к месту рандеву. Они встретились здесь с II дивизионом тральщиков, который на ночь был выслан в дозор, а с 6 часов 24-го приступил к протраливанию фарватера к Виндаве. Был протрален и обвехован с южной стороны фарватер длиной 22 мили от начальной точки, находившейся в 22 милях на 240° от Виндавы, на глубине 100 м. На протяжении первых пятнадцати миль ширина фарватера составляла 2,5 кабельт., а остальные 7 миль были протралены полосой шириной в одну милю. Работа была закончена в 13 часов, о чем начальник дивизиона донес по радио.

Десяти быстроходным тральщикам понадобилось, следовательно, около семи часов для того, чтобы протралить площадь, не превышавшую 11 кв. миль; русские тральщики при тех же условиях выполнили бы эту работу в течение не более 3 1/2 часов, но повидимому германцы из осторожности производили двукратное протраливание.

IV эскадра около 13 часов подошла к началу протраленного фарватера, [286] продефилировала по нему малым ходом и в 8 милях от гавани повернула обратно. В этот же день V эскадра, не будучи встреченной нейфарвассерским дивизионом тральщиков, без всякого предварительного траления прибыла в Данциг, чтобы принять на борт 700 резервистов (для выполнения демонстрации).

Для обеспечения операции с севера в 11 часов 23 сентября легкие крейсеры и миноносцы образовали завесу на линии Форэ — Ирбен.

В ночь на 25-е крейсер Амазоне с миноносцами S-139 и S-145 охранял прибрежный фарватер, чтобы не позволить русским поставить на нем мины. «Неприятель не показывался. Тем не менее два радио с S-145 и S-139, ошибочно сообщавшие о появлении неприятеля, вызвали некоторое беспокойство у сторожевых крейсеров» <2, стр. 198>. На самом деле сообщение не было ошибочным, потому что русские миноносцы, посланные в поиск, встретили в 6 милях южнее Виндавы 2 неприятельских миноносца, которые быстро скрылись в темноте, не приняв боя.

Ложные сведения о прорыве английского флота через Бельты вынудили пр. Генриха тотчас прервать операцию, и утром 25-го началось возвращение в Киль. II дивизион еще ночью был отпущен в Данциг, и тральные вехи остались не убранными. 27-го тральщики с 4 блокшивами и тремя минопрорывателями при возвращении в Киль были застигнуты штормовым NW-ьш ветром силою до 7–8 баллов, причем тральщик Т-50 затонул на траверзе Шольпина.

Таков был финал этой второй и последней операции, проведенной под непосредственным руководством пр. Генриха.

Во время совместной с подводными лодками операции, выполненной 8–14 октября у входа в Финский залив, Беринг уже не опасался мин в такой степени, как при операции 6 сентября. Аугсбург и Любек 10 октября перед рассветом держались на высоте Дагерорта в расстоянии от него около 5 миль, вне видимости с Даго. 11-го, вскоре после полудня, Аугсбург имел случай убедиться в том, что русский крейсер (Россия) маневрировал в том самом районе, где 6 сентября командир Страсбурга предполагал минное заграждение и где германцы продолжали его считать и в дальнейшем.

Вторичная совместная с подводными лодками операция была предпринята Берингом в конце октября. Основной целью операции являлась проверка русского официального сообщения относительно минирования всего района к северу от параллели 58°50' и к востоку от меридиана 21° и о безусловном закрытии для плавания торговых судов всего Финского залива{49}. До тех пор германцам, благодаря непредусмотрительности русского командования, неоднократно удавалось получать ценные сведения от нейтральных пароходов и парусников, выпускавшихся русскими из Финского залива. Беринг [287] полагал, что если русское официальное сообщение является вымышленным, то он и на этот раз получит необходимые сведения от капитанов пароходов. Однако ни одного парохода встречено не было, поэтому Берингу, под впечатлением русского предупреждения, казалось теперь небезопасным посылать подводные лодки в Финский залив без сопровождения тральщиков. Операция была прервана, так как все помыслы пр. Генриха были направлены в то время в сторону Либавы, где, по имевшимся у германцев сведениям, базировались английские подводные лодки. С конца октября и до середины ноября 4 германских лодки поочередно наблюдали за выходом из Либавы, а вспомогательные тральщики специализировались в несении противолодочной охранной службы у входа в Данцигскую бухту на линии Хела — Кальберг. Они не занимались тралением даже после того, как закончили в сентябре свою тренировку.

Германское командование и не считало русских способными поставить минные заграждения в германских водах, поскольку базы русских заградителей находились в значительном удалении от германских берегов и поскольку операция, выполненная 6–8 сентября IV эскадрой, «доказала русским и всем прибалтийским нейтральным державам, что германский флот прочно обладает господством на Балтийском море ... Августовские операции, выполненные с самыми незначительными силами, успешно удерживали неприятеля от какой бы то ни было деятельности вне Финского и Рижского заливов. За это время одиночные русские корабли рисковали выходить не дальше Виндавы ... Ни одной неприятельской мины до этого времени не было найдено у наших прибалтийских берегов и гаваней» <2, стр. 172>.

Выражение «ни одной неприятельской мины не было найдено» не надо понимать буквально. Эти слова должны означать, что к этому времени, т. е. к сентябрю — октябрю, ни один германский корабль (и ни один пароход) еще не взорвался в германских водах на русских минах. Возможно, что в процессе обучения вспомогательных тральщиков протраливались входы в Нейфарвассер и Свинемюнде, но у Фирле об этом нигде не упоминается, и несомненно, что в систему этого введено не было. К тому же, если бы даже и производилось регулярное протраливание входов в германские гавани, то это не принесло бы германцам пользы, потому что русские прибегли к неожиданной и своеобразной тактике постановки мин вдали от берегов.

25 октября нейфарвассерский дивизион вышел в открытое море и на этот раз специально для траления. В то время как германские подводные лодки должны были проникнуть в Финский залив, «к.-адм. Яспер с учебными крейсерами и транспортной флотилией должен был снова повторить уже неоднократно сделанную попытку выманить русский флот из Финского залива ... Местом демонстрации был избран вход в Рижский залив, а так как этот район считался опасным от мин, то пришлось включить в состав отряда 6 тральщиков вспомогательного дивизиона для предварительного протраливания курсов крейсеров» <2, стр. 285>. [288]

Утром 27 октября отряд направился от Готланда к Ирбену. В прикрытии на севере, на линии Богшер — Дагерорт, держались крейсеры и миноносцы Беринга. В 13 ч. 30 м. вспомогательный дивизион был выслан вперед для траления. После задержки, вызванной приближением миноносцев 20-й полуфлотилии, которые были приняты за русские крейсеры, «тралящая группа в 14 ч. 45 м. снова завела трал, но ее ход не превышал 4 узлов; продвижение соответственно замедлилось, и лишь к 16 часам смутно показался справа низменный песчаный берег у Люзерорта. Расстояние до него было 10 миль... В 16 ч. 29 м. у одной из тралящих пар повредился трал, что еще более задержало отряд, и к.-адм. Яспер решил прервать операцию» <2, стр. 288>. Со стороны русских «демонстрация» не была замечена из-за плохой видимости. Не состоялась и вторая демонстрация, намечавшаяся на следующий день у Виндавы, так как ночью, под впечатлением действий Е-1 в Данцигской бухте, пр. Генрих приказал учебным крейсерам немедленно итти в Свинемюнде. Тральщики с двумя угольщиками без всякого прикрытия ушли в Нейфарвассер и вернулись к прерванному занятию по охране Данцигской бухты.

К этому времени опасность со стороны подводных лодок стала вполне реальной. Германцам было известно, что из числа русских лодок одна лишь Акула могла совершать дальние походы, поэтому вплоть до второй половины октября во многих случаях в море не принималось никаких мер предосторожности.

Положение резко изменилось после того как английские подводные лодки Е-7 и Е-9 соответственно 21 и 22 октября прибыли в Либаву.

Через 3 дня Е-7 атаковала в Данцигской бухте миноносец, и с тех пор с разных сторон стали поступать донесения о действительных или мнимых подводных лодках. Еще ранее, 18 октября, очень тревожное положение создалось в Кильской бухте. В конце октября, уступая настойчивым просьбам пр. Генриха о предоставлении в его распоряжение флотилии миноносцев, командующий Флотом Открытого моря временно откомандировал в Балтийское море II дивизион тральщиков. «Его 14 малых миноносцев являлись более приспособленными для сторожевой службы. Служба траления в Северном море в то время еще допускала использование этих специальных судов для постороннего назначения. С другой стороны, недостаточное число малых судов вынуждало к продолжительному использованию миноносцев и тральщиков помимо их прямого назначения.

Крупные заказы на постройку тральщиков и противолодочных судов были даны позднее, когда стали считаться с возможностью затяжной войны» <2, стр. 276>.

II дивизион тральщиков был подчинен начальнику охранной службы в проходе у Гиедзера. В то же время в Нейфарвассере из пяти пароходов вспомогательного дивизиона был создан дивизион вспомогательных судов. Дивизион этот предназначался исключительно «для поисков неприятельских лодок в районе между Риксгефтом и Свинемюнде» <2, стр. 319>. [289]

3. Мероприятия командования после обнаружения заграждения в германских водах

Между тем надвинулась поздняя осень с ее долгими темными ночами и бурными погодами. Походы к русским берегам до поры до времени прекратились, не было организовано и несения дозорной службы по обе стороны от Готланда. Флот Открытого моря попрежнему «заочно» господствовал на Балтийском море, а пр. Генрих и адм. Беринг изощрялись в борьбе с подводными лодками и пускались при этом на всякие средства вплоть до того, что единственный дивизион тральщиков в восточной Балтике превратился в сторожевые корабли, а пр. Генрих «явочным порядком» подчинил себе формировавшуюся и обучавшуюся в Киле 17-ю полуфлотилию миноносцев Флота Открытого моря. Германские подводные лодки в первой половине ноября вместо походов в Финский залив наблюдали за выходами из Либавы, которые в скором времени предполагалось заградить затоплением блокшивов. Пароходное сообщение между портами западной и восточной Балтики совершалось беспрепятственно, и единственная опасность со стороны минных заграждений существовала лишь в датских проливах, где с начала войны на собственных минах погибли 2 сторожевых корабля и рабочий бот. Русские приучили германское командование к мысли о том, что они никогда не выйдут из Финского залива, и их по прежнему не было «ни слышно, ни видно». Если когда-либо в истории военно-морских войн обстановка благоприятствовала скрытному и внезапному применению мин для постановки активных заграждений у неприятельских берегов, то именно в эту первую осень, когда германское командование всем ходом событий было увлечено на путь недооценки сил и намерений противника. Самоуверенность германцев достигла крайнего предела, и их психология нисколько не изменилась даже после того, как произошел ряд событий, которые должны были навести их на некоторые размышления.

5 ноября в 21 час крейсер Тетис вышел из Мемеля в Данциг и в 23 ч. 50 м., находясь в 30 милях на 259° от Мемеля, заметил в направлении на NW большое облако дыма. Это был полудивизион особого назначения, пятью минутами ранее этого момента приступивший к постановке заграждения на курсе WNW. Тетис отвернул на 4 румба. Командир в своем донесении объяснял эту меру тем, что Тетис имел перед собой крейсеры, и выяснение их типа, связанное с боем, было небезопасно для Тетиса, наибольшая скорость хода которого была 16 узлов. Радио об обнаружении неприятеля с Тетиса дано не было.

Менее чем через 3 часа, в 2 ч. 35 м. 6 ноября, когда Тетис, шедший курсом SSW, находился уже в 21 миле на 280° от Брюстерорта, справа по носу был замечен корабль. Он шел контр-курсом, но вскоре немного отвернул. «Судя по большому белому буруну за кормой, судно шло большим ходом». Это был Новик, незадолго перед тем поставивший минное заграждение в 15 милях на NW от Пиллау. Будучи освещенным прожектором, он повернул на [290] WNW и полным ходом вышел из-под обстрела. С Тетиса был ясно усмотрен трехтрубный миноносец, и об его обстреле в 2 ч. 40 м. было послано радио Берингу. Тетке в 7 ч. 15 мин. прибыл в Нейфарвассер, где командир доложил о событиях минувшей ночи <2, стр. 299>.

Эти «события» казалось бы должны были произвести на германское командование некоторое впечатление. До сих пор «лишь одиночные корабли рисковали выходить не далее Виндавы», а сейчас они появились и под Мемелем и под Данцигом. Спрашивалось, что могли делать в темноте «крейсеры», замеченные Тетисом ? Что мог делать в 2 часа ночи в Данцигской бухте одиночный быстроходный миноносец, и почему в обоих случаях русские корабли так старательно избегали встречи с противником?

Беринг допускал, что это могли быть заградители, но не сделал отсюда никаких выводов о необходимости контрольного траления. Он ограничился распоряжением о том, чтобы впредь Данцигская бухта по ночам охранялась легкими крейсерами. Пр. Генрих потребовал устранения от должности командира Тетиса, не попытавшегося определить тип замеченных кораблей; но «Мер для выяснения, не было ли поставлено минного заграждения неприятельскими судами, встреченными Тетисом на высоте Мемеля, принято не было. Причиной этого несомненно было отсутствие приспособленного для такой работы дивизиона тральщиков: стремление русских к наступательному использованию минных заграждений было известно{50}.

II дивизион тральщиков, временно предоставленный флотом Открытого моря для сторожевой службы у Зунда, подлежал возвращению в Северное море при первой возможности. Послать его в это время в восточную часть моря было невозможно, так как ослабилось бы наблюдение за Зундом, который в любое время мог послужить лазейкой для прорыва английских подводных лодок и подлежал поэтому продолжительному и интенсивному охранению» <2, стр. 300>{51}.

Надо заметить, что обе ночных встречи, 5 и 6 ноября, были чисто случайными. Тетис не находился в дозоре и не производил разведки; он возвращался в базу из Мемеля, где он в течение нескольких дней находился в распоряжении сухопутного командования. Тетису посчастливилось в продолжение одной и той же ночи обнаружить две группы кораблей, и ни одна из этих случайностей, ни разу не повторившихся затем до конца русских заградительных операций, не была использована германским командованием. Возможно, что германцы, воспитанные на опыте собственных бесцельных походов к русским берегам, не придали особого значения появлению русских кораблей в германских водах, полагая, что они [291] приходили сюда для выполнения разведки или еще для какой-либо неопределенной цели. Так или иначе, 7 и 8 ноября были получены новые сведения о появлении русских кораблей на высоте Риксгефта и у Сандхаммара <2, стр. 301>, но и эти сведения, ошибочность которых не могла быть известна германцам, не побудили их критически отнестись к создавшемуся положению. Заботы пр. Генриха и Беринга сосредоточились вокруг мыслей о закупорке выходов из Либавы и о прочих мерах борьбы с подводными лодками, а остальное ускользнуло из их поля зрения.

Операция у Либавы была назначена на 10 ноября, но из-за шторма, разразившегося после выхода миноносцев и блокшивов из Нейфарвассера, ее пришлось на несколько дней отложить. Миноносцы с тремя блокшивами укрылись в Мемеле, а четвертый блокшив Марта в темноте отбился от отряда и потерял счисление. Днем 10 ноября он отправился на поиски Мемеля. «Около 13 часов открылась Либава, но командир принял ее за Мемель и стал держать на входной мол. Лишь в расстоянии 5 1/2 каб. от южного входа он понял свою ошибку и отошел на юг. Благодаря этой непроизвольной разведке с известной достоверностью выяснились безопасные от мин курсы» <2, стр. 305>.

К 15 ноября погода улучшилась, и Аугсбург с двумя подводными лодками вышел на N. От норвежского парусника, встреченного на широте Эстергарна, Аугсбург узнал, что в 8 часов 16 ноября в 15 милях на SO от северной оконечности Готланда была усмотрена подводная лодка, шедшая на SO{52}. Аугсбург по радио сообщил об этом Берингу, который вечером 16 ноября на крейсере Фридрих Карл, только что переданном в его распоряжение, вышел с крейсером Амазоне из Нейфарвассера в район Либавы. Амазоне ушла вперед, чтобы ночью принять участие в операции по затоплению блокшивов. Беринг не имел при себе ни одного миноносца.

«Вечером было получено радио Аугсбурга о замеченной у Готланда подводной лодке, встречу с которой флагман и командир Фридриха Карла считали возможной... В 2 ч. 46 м. 17 ноября, когда Фридрих Карл находился в 33 милях к W от Мемеля, корабль испытал сильное сотрясение. На мостике в первый момент создалось впечатление, точно крейсер протаранил подводную лодку... Однако вскоре появилась течь, и стало ясно, что крейсер подорван миной, или торпедой. Сам Беринг был вначале вполне убежден в том, что крейсер подвергся атаке подводной лодки и приказал командиру самым полным ходом уклониться влево, чтобы избежать повторной атаки еще незамеченного врага» <2, стр. 306>. Но через несколько минут пришлось повернуть по направлению к берегу, так как вода прибывала, а помощь была далека. Это маневрирование на заграждении и послужило причиной гибели крейсера, потому что при втором повороте он взорвался вторично.

Беринг полагал, что несмотря на темную дождливую ночь подводная лодка сумела попасть торпедой в крейсер, шедший 15-узловым [292] ходом, но ни одной минуты не допускал мысли о том, что это могла быть мина заграждения. «Командование крейсером все еще держалось мнения, что на крейсер произведена торпедная атака с миноносца, или подводной лодки... После второго взрыва прошло уже 2 часа, и так как за это время беспомощный корабль не подвергся новым атакам, то стало ясно, что оба взрыва произошли на минах заграждения и что крейсер попал на минное поле» <2, стр. 309>.

Пришедший на помощь Аугсбург к 7 ч. 35 м. снял всех людей, а через 40 минут Фридрих Карл перевернулся. Беринг решил зайти на Аугсбурге в Мемель, чтобы высадить экипаж Фридриха Карла, а затем итти к Либаве. Командир Аугсбурга отошел предварительно на 7 миль на N, после чего повернул на Ost, чтобы подойти к Мемелю с N. Благодаря этому крейсер благополучно миновал заграждение, поставленное 31 октября полудивизионом миноносцев особого назначения в 15 милях на WSW от Мемеля (рис. 14); оно осталось в 5 милях южнее линии пути Аугсбурга. Но прежде чем Аугсбург подошел к Мемелю, на этом заграждении взорвался пароход Эльбинг 9, высланный из Мемеля на помощь Фридриху Карлу. Беринг решил, что минное заграждение, на которое попал Фридрих Карл, простиралось дальше на восток до Мемеля. Поэтому Аугсбург лег на обратный курс и, обойдя опасный район далеко с N и с W, благополучно прибыл в Нейфарвассер. Тетис 5 ноября прошел, не взорвавшись, через середину заграждения, на котором погиб 17 ноября Эльбинг 9.

Отряд, действовавший у входов в Либаву, по окончании операции, «считаясь с предполагаемым у Мемеля минным заграждением, прошел под самым берегом и в 0 часов 18 ноября благополучно прибыл в Данциг» <2, стр. 314>.

Гибель Фридриха Карла и Эльбинга нисколько не изменила точки зрения пр. Генриха, который попрежнему считал, что главная опасность угрожала германским кораблям со стороны английских подводных лодок. II дивизион тральщиков и на этот раз не был послан в восточную Балтику; существовало одно время намерение перевести его в район Мемеля в конце ноября, но в конце концов он был оставлен для несения сторожевой службы у Зунда. Вспомогательные тральщики считались слишком немореходными для того чтобы работать за пределами Данцигской бухты, хотя это не препятствовало использованию их для поисков подводных лодок далеко в море, в районе к N от Риксгефта. Однако, нельзя было закрывать глаза на произошедшие события.

«После обнаружения заграждения у Мемеля обширный район Балтийского моря, по меньшей мере до меридиана Арконы, должен был считаться опасным... Не было никакой гарантии, что русские не воспользуются долгими ноябрьскими ночами для выполнения других заградительных операций. Эта возможность обратилась в действительность; к нашему особому огорчению, дальнейшее расследование подтвердило почти с достоверностью, что заграждение, на котором погиб Фридрих Карл, было поставлено именно теми русскими судами, которые видел Тетис... в ночь на 6 ноября. [293]

Сопоставляя на карте курс Тетис и пеленг на обнаруженные им русские суда, попадаешь как раз к району гибели крейсера на заграждении. Был упущен благоприятный случай помешать постановке заграждения...» <2, стр. 316>.

«С обнаружением русского заграждения наша военная деятельность в Балтике должна была встретить тяжелые затруднения, ибо в распоряжении главнокомандующего не было достаточного числа тральщиков, чтобы обследовать заграждение перед Мемелем, а также систематически протраливать и контролировать необходимые для судоходства пути в остальной части Балтики... Впоследствии наша бедность в тральщиках сказалась для нас еще тяжелее» <2, стр. 317>.

Данцигская бухта, в которой в ноябре проявили свою деятельность подводные лодки Е-1 и Акула, стала слишком неспокойной, и отряд Беринга, «по инициативе своего начальника», с 6-го декабря стал базироваться на Свинемюнде. В Данциге остались только подводные лодки и вспомогательные тральщики. Несомненно, что в вопросе о перенесении базы далеко на W существенную роль сыграли также соображения о невозможности воспрепятствовать дальнейшей деятельности русских заградителей; заграждения могли быть поставлены и на подходах к Данцигу, и крейсеры злополучного адмирала Беринга рисковали погибнуть один за другим либо на минах, либо от торпед. Фирле об этом не упоминает; по его объяснениям, перенос базы в Свинемюнде был даже сопряжен с некоторыми выгодами, так как в Данцигской бухте «глубины для неприятельских подводных лодок были гораздо благоприятнее, чем в Померанской бухте»; наоборот, для броненосного крейсера (взамен Фридриха Карла 7 декабря был переведен с запада пр. Адальберт) вход и выход из Нейфарвассера был затруднителен и даже невозможен при малой воде. Ролльман, более правильно оценивающий обстановку, прямо указывает на то, что зимой 1914–15 г. «германские военные силы были оттянуты к Свинемюнде» в результате успешности русских заградительных операций <3, стр. 317>.

С переходом отряда Беринга в Свинемюнде весь восточный сектор германской Балтики остался без наблюдения, и обстоятельство это до некоторой степени способствовало скрытности пяти заградительных операций, выполненных русскими в декабре и в январе на подходах к Данцигу с N и с W. Вместе с тем германское командование принуждено было признаться в своей беспомощности перед лицом возросшей активности русских. «Использование II дивизиона тральщиков для удаления русского заграждения перед Мемелем было пока еще невозможно; дивизион не мог работать перед Мемелем без крейсерской поддержки, а такая поддержка стала теперь рискованной» <2, стр. 319>. По распоряжению пр. Генриха район к Ost от меридиана 19°45' между параллелями 55°30' и 55°50' был объявлен опасным, и на этом и ограничились мероприятия германского командования в деле обеспечения судоходства во всей германской Балтике.

При таком положении вещей только ранняя зима могла вывести [294] германцев из затруднений. Они предпочли бы узнать, что Финский залив покрылся льдом. «Приближение зимы вообще должно было в скором времени положить конец всем крейсерским операциям» <2, стр. 319>. Но это были тщетные надежды, и главные испытания были еще впереди. Английские подводные лодки действовали в районе к W от Борнхольма до середины февраля 1915 г., и только 18 февраля тяжелый лед, встреченный в Суропском проходе, не позволил крейсерам выполнить еще одну заградительную операцию.

Данциг был покинут 5 декабря. Отряд Беринга вышел в этот день к Свенска Хегарнэ для встречи Дейчланда, поставившего заграждение в Ботническом заливе, и 8 декабря возвратился в Свинемюнде. Следующий поход с выходом и возвращением в Свинемюнде, совершенный 15–18 декабря для разведки в районе Або-Оландских островов, также закончился благополучно, если не считать случая с Тетис, который на этот раз, при ночной встрече с неизвестным судном, проявил чрезмерное усердие и утопил его, приняв за неприятельское; это оказался один из нейфарвассерских тральщиков, занимавшийся поисками подводных лодок. Случай произошел в 66 милях на 355° от Риксгефта. Не сопровождался авариями на минах и поход V эскадры, совершенный 26–30 декабря, совместно с отрядом Беринга, до южной оконечности Готланда.

Фирле не указывает курсов, по которым были совершены эти походы. Известно лишь, что 27 декабря линейные корабли встретились с отрядом Беринга в Померанской бухте у Одер-банки. Несомненно, что во всех этих случаях германцы старались придерживаться одних и тех же курсов, однажды оказавшихся безопасными и до поры до времени остававшихся таковыми. В частности неизменным успехом пользовался путь, проложенный по параллели 56°, после того как 17 ноября его на протяжении 42 миль испытал Аугсбург. При выходах и возвращениях в Свинемюнде германские корабли проходили, повидимому, милях в 20 восточнее Борнхольма и маяка Христиансэ, благодаря чему заграждение, поставленное 19 ноября Амуром, оставалось к Ost'y. Удачнее всего протекали походы подводных лодок, периодически выходивших из Данцига для действия в Финском заливе и для иных целей. Последний поход в эту навигацию был совершен подводной лодкой U-25, возвратившейся в Данциг 18 января; к этому времени еще не были поставлены два заграждения в зоне меридиана Хелы, по которому располагались курсы со времени взрыва Фридриха Карла.

6 января отряд Беринга в составе 4 крейсеров и 6 миноносцев вышел из Свинемюнде на N для обстрела и разрушения базы русских подводных лодок в Утэ. Операция была проведена крайне нерешительно и неумело и окончилась, не успев начаться. 8-го Тетис с миноносцами в 6-м часу утра подошел миль на 15–20 к Утэ. Пр. Адальберт держался позади в виде резерва, Любек и Аугсбург были в дозоре. Дул слабый SO, было облачно и временами шел снег, ухудшая видимость. При этих условиях отряд мог [295] скрытно подойти к Утэ, и весь вопрос заключался в точности счисления.

«Пара миноносцев должна была итти впереди с тралом... Уже в 5 ч. 39 м. у тралящей пары лопнул трал» (вероятно он был растянут). «Повторная постановка трала продолжалась более часа и закончилась лишь в 6 ч. 53 м. Таким образом произошла значительная затяжка операции, которая по плану должна была закончиться еще до рассвета... Через несколько минут трал снова отдался и командир Тетис решил, во избежание дальнейших промедлений, итти далее вообще без трала... Причина неудачи тралившей пары миноносцев заключалась в недостаточной практике командиров в этой отрасли, в весьма неблагоприятной погоде (?) и в характере фарватера» <2, стр. 344>.

В 8 ч. 25 м. Тетис подошел к крестовой вехе, обозначавшей небольшую 28-футовую банку. Незнакомство с системой русских предостерегательных знаков привело командира в замешательство. «Когда к.-адм. Беринг увидел с пр. Адальберта, что Тетис, внезапно застопорив машины, дал задний ход и затем повернул, у него создалось впечатление, что крейсер не имеет точного места и ошибся в прокладке.» В действительности Тетис был почти точно на входном створе, а миноносцы, находившиеся в 4 милях севернее, успели уже распознать маяк Утэ. «Адмирал и его флаг-капитан решили, что отряд снесло во время трехчасового ожидания, когда суда держались малым ходом; поэтому он счел за лучшее немедленно прекратить операцию» <2, стр. 345>.

Отряд вернулся в Свинемюнде в 5 часов 9 января. Нападение предполагалось повторить, но «дальнейшие несчастные случаи на минах заграждения в средней части Балтики заставили к.-адм. Беринга отложить всякие наступательные действия». К этому времени выяснилось, что заграждение, обнаруженное у Мемеля, было не единственным.

«Во второй половине декабря четыре штеттинских парохода, вышедшие в свои обычные рейсы между портами Балтики, не прибыли к месту назначения, что вызвало вполне понятную тревогу в судовладельческих кругах Штеттина, Кенигсберга и Любека. 9 января 1915 г. на восточный берег Готланда выбросило спасательный буек и шлюпку с парохода Стокгольм, который 18 декабря вышел из Любека в Кенигсберг и к месту назначения не прибыл. Стало очевидно, что пароход погиб. Кроме того 29 декабря одним из линейных кораблей V эскадры, возвращавшейся от Готланда, была обнаружена милях в 20 восточнее Борнхольма пустая спасательная шлюпка парохода Эльга Хуго Стинес 15, так что была установлена гибель и этого парохода, шедшего из Кенигсберга в Копенгаген. Пароходы Город Любек и Леббин II пропали без вести» <2, стр. 342>.

Итак, в течение 15–20 дней был получен ряд доказательств продолжавшейся активности русских заградителей. Однако пр. Генрих «не разделял тревоги заинтересованных судовладельческих кругов. К тому же он не мог приказать обследовать главные пути в Балтике, так как единственная пригодная для этого подчиненная [296] ему часть — II дивизион тральщиков — в декабре была послана на завод для ремонта... Оба вспомогательных дивизиона годились только для протраливания выходов из портов и прибрежных фарватеров». Тем не менее этого протраливания не производилось. Относительно применения вспомогательных тральщиков в открытом море уже неоднократно упоминалось.

«Главнокомандующий ограничился вначале следующими мерами: судовладельцам было дано указание по пути в Кенигсберг держаться больших глубин севернее банки Штольпе до меридиана Хела, далее итти мимо Хела на Кальберг, вплотную прижимаясь к берегу вплоть до входа в Пиллау. Судоходные предприятия должны были предложить капитанам своих пароходов, по прибытии в порт назначения, сообщать телеграфом главнокомандующему в Киль о всех замеченных в пути подозрительных судах, а также каждый раз представлять нанесенные на карту курсы, коими пароходы пользовались во время данного рейса».

Таким образом, торговые пароходы должны были выступить в роли разведчиков и тральщиков. «Приходилось, конечно, считаться с тем, что при таком отношении к вопросу русские заграждения будут обнаруживаться днищами торговых и военных судов, что, к сожалению, уже случилось с броненосным крейсером Фридрих Карл. Однако для главнокомандующего главною целью оставалось нанесение непосредственного урона неприятелю действиями наших морских сил. Защита же своей торговли и действия против неприятельской были второстепенной задачей, которая не могла быть выполнена одновременно с главной, ввиду недостаточности наличных сил. Этот взгляд главнокомандующего находился к тому же в соответствии с оперативным приказом для Балтийского театра» <2, стр. 343>.

Неизвестно, какого мнения были торговые моряки об оперативном приказе и о действиях военного флота, не принявшего никаких мер для обеспечения безопасности мореплавания; они в большом числе погибали на пароходах, один за другим взрывавшихся на русских минах. 4 января (1915 г.) взорвался на мине и утонул со всем экипажем у Шольпина, между банкой Штольпе и берегом, пароход Латона. Взрыв произошел на заграждении, поставленном 24 ноября Новиком и впоследствии на долгий срок приковавшем к себе большое число германских тральщиков. После этого случая и был издан приказ, по которому пароходам следовало проходить севернее банки Штольпе.

Беринг вспомнил, наконец, о существовании свинемюндского вспомогательного дивизиона тральщиков. 5 января дивизион вышел на работу и обнаружил заграждение. При этом один из тральщиков (В) наткнулся на мину и затонул; командир и 15 человек экипажа погибли. «Суда дивизиона вследствие большой осадки были непригодны для вытраливания мин, углубление которых местами не превышало 1,5 м. Поэтому к.-адм. Беринг немедленно отозвал дивизион в Свинемюнде».

«Таким образом факт наличия второго русского заграждения» на этот раз в средней части Балтики, был доказан. Морской генеральный [297] штаб считал необходимым для успокоения морских торговых кругов немедленно протралить главные судоходные пути и уничтожить затем обнаруженные в Балтийском море заграждения. Поэтому командующему флотом Открытого моря было предложено послать в Балтийское море I дивизион тральщиков. Однако, это оказалось невозможным. Главнокомандующий, считая, что путь севернее банки Штольпе можно предположить безопасным, со своей стороны нашел возможным не настаивать на немедленной присылке I дивизиона тральщиков и подождать окончания ремонта II дивизиона тральщиков» (до конца января). «Выяснилось чрезвычайное неудобство того, что в декабре II дивизион был послан в ремонт целиком, а не по полудивизионно или попарно; тогда несколько тральщиков все время были бы налицо и они могли бы производить обследование и контрольное траление».

«15 января еще один торговый пароход, Грете Хуго Стинес, погиб на мине в 50 милях к NО от Хела, так что и в этом районе пришлось предположить наличие русского минного заграждения» <2, стр. 347>. Это было заграждение, поставленное 15 декабря Енисеем.

Несмотря на эти признаки усиленной деятельности русских заградителей, пр. Генрих наметил на январь еще две крупных операции. Предполагались энергичные действия против торговли в Ботническом заливе и обстрел Либавы линейными кораблями V эскадры. Первая операция была отменена по политическим соображениям, а вторая операция «не состоялась потому, что к.-адм. Беринг не мог гарантировать достаточной безопасности от мин вследствие слабости наличных сил и неопытности миноносцев в тральном деле» <2, стр. 348>.

Под конец навигации Беринг, в течение пяти месяцев переходивший от одной крайности к другой, от «стратегического озорства» в глубине Финского залива до беспредельной сдержанности в эпизоде под Утэ, — совершил служебную бестактность, которая могла иметь тяжелые последствия. После отмены упомянутых выше двух операций «Беринг получил приказание использовать ближайшую благоприятную погоду и предпринять с Аугсбургом и 4 миноносцами разведку до южной границы Оландсгафа. Участие Пр. Адальберта и остальных миноносцев было предоставлено усмотрению адмирала» <2, стр. 348>.

22 января Беринг с Пр. Адальбертом, Аугсбургом и 8 миноносцам» вышел из Свинемюнде на N. Аугсбург с 4 миноносцами шел западнее Готланда, а Пр. Адальберт с 4 миноносцами — восточнее Готланда. Около 13 часов следующего дня, находясь восточнее Готланда, Беринг решил изменить первоначальный план и обстрелять Либаву с крейсера Пр. Адальберт. Правда (при имевшем место обсуждении), «главнокомандующий отказался от этого намерения, так. как сам начальник отряда не брался обеспечить безопасность линейных кораблей при неопытности его миноносцев в тральном деле. Однако, для одиночного корабля к.-адм. Беринг считал эти опасения не столь серьезными». Ширина протраленной полосы в 160–200 м, для перекрытия которой понадобилось бы 3 миноносца, [298] представлялась ему достаточной для Пр. Адальберта, в особенности при следовании по наиболее безопасному пути. «Таковым он считал путь, которым подводная лодка U-25 шла к Либаве от Стейнорта во время похода 14–18 января. Этот поход был предпринят по приказанию главнокомандующего для отыскания свободного от мин подхода к Либаве» (!), в виде «подготовки к предполагавшемуся обстрелу» <2, стр. 349>.

Для выполнения этого предписания пр. Генриха U-25 не имела никакого иного приспособления кроме собственного корпуса, которым ей не хотелось рисковать; поэтому она зашла далеко с N, со стороны неприятеля, т. е. с той стороны, где трудно было предполагать наличие заграждения, и, спустившись от Стейнорта к S, благополучно подошла к Либаве и тем же путем ушла обратно.

Беринг также решил подойти сперва к Стейнорту с тем, чтобы утром быть у Либавы. Один миноносец был выслан вперед с приказанием стать на якорь в 5 милях западнее Стейнорта. Траление было поручено трем миноносцам, которые в темноте завели тралы в 22 милях западнее Стейнорта. Пр. Адальберт шел за тралом 10-узловым ходом в расстоянии 2 кабельт. Счисление оказалось очень неточным, и в 5 ч. 13 м., нагнав высланный вперед миноносец, крейсер несколько раз ударился о грунт и остановился. В то же время шедшая впереди тралившая группа миноносцев обнаружила резкое падение глубины и дала предупредительные сигналы. Крейсеру, у которого было пробито несколько междудонных отделений, грозила участь Магдебурга, но через 2 часа ему удалось сняться.

О продолжении операции не могло быть и речи, и Беринг направился в Свинемюнде. Вскоре он получил от пр. Генриха распоряжение итти в Киль, так как в Свинемюнде не было дока. Аугсбургу было приказано итти в Свинемюнде. По пути в этот порт, в 1 ч. 56 м. 25 января, крейсер подорвался на заграждении, поставленном 13 января Олегом. По данным Фирле <2, стр. 351>, взрыв произошел в 20 милях к Ost'y от Борнхольма. По данным Ролльмана <3, карта 1>, Аугсбург попал на западный конец минной банки Олега, находившийся в 11 милях на OSO от маяка Христиансэ и в 15 милях от ближайшей точки острова Борнхольма{53}. «Командир тотчас же приказал двум миноносцам завести трал и итти перед поврежденным Аугсбургоя, так как он не знал, пройдено ли неприятельское заграждение. Аугсбург мог итти только малым ходом и вынужден был следовать за миноносцами, так как на нем, вследствие минного взрыва, все компасы перестали действовать» <2, стр. 351>. Повидимому миноносцы Беринга со времени постигшей их под [299] Утэ неудачи успели натренироваться; впрочем ночное траление в обоих случаях не вызвало особых затруднений, потому что ночь была тихая и ясная; у Борнхольма был штиль.

Пр. Адальберт, возвращаясь в Киль, огибал Борнхольм с N. Узнав в этот момент об аварии Аугсбурга, которая, весьма возможно, постигла бы и его самого, если бы он направился в Свинемюнде обычным путем восточнее Борнхольма, Беринг счел необходимым итти на помощь Аугсбургу. Пр. Адальберт обогнул Борнхольм с W, прошел через проход между Борнхольмом и банкой Адлер и к вечеру совместно с Аугсбургом прибыл в Свинемюнде.

В тот же день, 25 января, крейсер Газелле, находившийся в дозоре в районе между Арконой и Треллеборгом, подорвался на заграждении, поставленном 14 января Россией. Взрыв произошел в 9 милях на NNW от Арконы. Тотчас после взрыва был открыт огонь по воображаемой подводной лодке, замеченной по правому борту, а вслед за тем обстрелу подверглась вторая воображаемая лодка, показавшаяся по носу; надо впрочем заметить, что с крейсера Россия было сброшено несколько фальшивых перископов. Подобно Аугсбургу, крейсер отделался повреждением и был прибуксирован в Свинемюнде.

На этом закончились крейсерские операции Беринга. Любек и Тетис до 6 февраля были в ремонте, после чего, базируясь на Свинемюнде, проходили курс обучения и выходили в море вблизи места тральных работ, служа в то же время поддержкой работавшим дивизионам. Пр. Адальберт чинился до середины марта, а Аугсбург - до конца того же месяца. Магдебург был потерян в результате «стратегического озорства», а Фридрих Карл - вследствие пренебрежения к тралению; Газелле, как устаревший корабль, исключили из списков. Пр. Генрих во второй половине апреля сумел найти способ для того, чтобы понудить Беринга отказаться от должности <3, стр. 38>.

После того как в один и тот же день на минах подорвались два крейсера, нельзя было продолжать отговариваться отсутствием тральщиков и необходимостью охраны от подводных лодок, которые еще ничем себя не проявили. На первый план выдвинулось теперь уничтожение русских минных заграждений в средней части Балтики. К этому времени были обнаружены «4 неприятельских заграждения — у Мемеля, у банки Штольпе, севернее Арконы и восточнее Борнхольма... Предполагалось, что севернее Хела, где 15 января 1915 г. взорвался пароход Стинес, было еще (одно) русское заграждение... К сожалению все они были «нащупаны» днищами наших судов. Русские с большим искусством расположили свои заграждения на наших важнейших операционных путях из западной в восточную часть Балтийского моря» <2, стр. 355>.

II. Зимние работы на русских минных заграждениях

Начало планомерного траления в германских водах относится к концу января 1915 года. Никакой системы траления в то время еще не существовало, и германское командование действовало [300] ощупью. В этом отношении обе воюющие стороны, и германцы и русские, были в одинаковом положении, и как у тех, так и у других тактика траления была выработана непосредственно в процессе самих работ. Так же, как и у русских, постоянные курсы, которых старались придерживаться военные и торговые суда, явились прообразом будущих фарватеров. Тактика же траления в первое время была очень проста: тральщики высылались в те районы, где взорвалось то или иное судно, и, обнаружив заграждение, определяли его границы. При этом германцы никогда не довольствовались определением какой-либо одной границы, а всегда стремились выяснить и длину и направление каждой обнаруженной линии. Русская же тактика довольствовалась требованием об определении границы той части заграждения, которая находилась в ближайшем расстоянии от оси данного фарватера. Правило, которого придерживались германцы, не приносило им существенной пользы, потому что русские заграждения местами представляли собой почти сплошной пояс из отдельных минных банок, и если границы данной банки и были точно определены, то это не означало, что по обе стороны от нее существовали достаточно широкие свободные проходы.

Быстрота, с которой германцы освоились с этой новой для них отраслью, заставляет предполагать, что еще в мирное время были выработаны основные тактические приемы как для определения границ минных заграждений, так и для проводки кораблей за тралами, которая с одинаковым успехом производилась и в светлое и в темное время суток. При работе на заграждении мины обязательно обозначались поплавками, между которыми измерялись расстояния, и мины никогда не уничтожались прежде чем не было выяснено направление данной линии. Все это указывало на предварительную подготовку мирного времени.

В техническом отношении германцы едва ли были позади русских. Они во всех случаях применяли тралы-искатели, с помощью которых точно замечался момент затраливания{54}, и нигде не упоминается о том, что их тяжелые тралы-уничтожатели, как это нередко происходило у русских, затаскивали мины в сторону от заграждения, вследствие чего нельзя было установить, когда и где они были затралены. В отношении типов тральщиков германцы прошли через те же стадии, которые были характерны и для русского флота; но благодаря более развитой технике германцы почти на два года опередили русских в вопросе о широком применения катерных тральщиков. Единственное, в чем германцы, по крайней мере в течение первых двух лет войны{55}, неизменно были позади русских, — это в выработке системы траления и в деле управления тралением. Первым, кто вплотную столкнулся с этими вопросами, был командир Пр. Адальберта кап. 1 р. Михельсон, в конце января назначенный заместителем уехавшего в отпуск Беринга.

Михельсон получил от пр. Генриха указание, согласно которому [301] главной задачей являлось планомерное обнаружение и уничтожение минных заграждений во всем районе, расположенном к Ost'y от линии Аркона — Треллеборг. В его распоряжение были переданы все тральщики, находившиеся в Балтике: II дивизион, нейфарвассерский и свинемюндский вспомогательные дивизионы, а также фридрихсортский (или кильский) вспомогательный дивизион. Последний состоял из 8–12 паровых и плоскодонных моторных катеров и 1 малого парохода-базы. Кроме того, Михельсону был подчинен пароход-авиабаза Ансвальд, базировавшийся на Свинемюнде и предназначавшийся в помощь тральщикам для обнаружения с самолетов мест предполагавшихся заграждений; однако это мероприятие на практике не принесло никакой пользы.

29 января вошли в строй первые 6 тральщиков II дивизиона. Совместно с свинемюндским вспомогательным дивизионом они направились 30 января к Арконе, к месту взрыва Газелле. 1 февраля заграждение было обнаружено, а к 10 февраля были определены его границы. От точки, находившейся в 7,5 милях на 14° от маяка Аркона, оно распространялось на 5 миль на N, по направлению 326°{56}. Тральщики определили это направление с точностью до 1/4°. но едва ли они сами верили в возможность достижения подобной точности. Был измерен интервал между минами (50 м ), а подробности, касающиеся углубления мин (4,5 м), свидетельствуют о том, что уже в самом начале боевого траления германцы научились разоружать русские мины.

Координаты, определенные германцами, хорошо сходятся с координатами, определенными Россией по счислению.

С 11 по 16 февраля II дивизион чистил котлы в Свинемюнде, а с 17 по 23 февраля производил обследование прохода между Борнхольмом и Одер-банкой, где также предполагалось русское заграждение, но мин здесь не оказалось.

С 24 февраля по 4 марта производилось частичное уничтожение арконского заграждения. Благодаря большому углублению мин заграждение это не представляло опасности для тральщиков; однако после гибели тральщика В на шольпинском заграждении германское командование укрепилось в существовавшем ранее мнении о непригодности рыболовных пароходов для работ на русских заграждениях, из которых некоторые, повидимому, были мелкопоставленными. На этом основании свинемюндский вспомогательный дивизион на самостоятельные работы на заграждениях больше не высылался; в январе он нес сторожевую службу и периодически протраливал вход в Свинемюнде, а в феврале было приступлено к его переформированию.

По предложению Беринга, решено было создать «летучий» дивизион катерных тральщиков из 12 моторных двухвинтовых катеров, водоизмещением по 18 т, длиной 16 м, с осадкой менее 1 м и с двумя машинами по 60 HP. Это были до некоторой степени [302] мореходные моторные катеры, полученные из Гамбурга. Их снабдили легкими тралами и укомплектовали личным составом с разоруженных тральщиков свинемюндского дивизиона. В новом, реорганизованном виде соединение сохранило наименование свинемюндского вспомогательного дивизиона тральщиков. Два английских парохода, Индианола (4500 т) и Инкула (5100 т), были приспособлены для быстрого подъема и спуска катеров; на них же помещалась команда катеров. Благодаря этому дивизион можно было перебрасывать к месту работ в любую погоду и на любое расстояние. Этот новый тип тактического соединения тральщиков, созданный на Балтийском море, «блестяще доказал свою применимость на всех морских театрах».

Заграждения, обнаруженные германцами, стояли в некотором удалении от берегов. С одной стороны, это затрудняло производство тральных работ, с другой стороны, уменьшало вероятность попадания кораблей на заграждение (в тех случаях, когда заграждения стояли на подходах к бухтам) и позволяло безопасно проходить под самым берегом. Таковы были предпосылки для проведения прибрежных фарватеров вдоль всего побережья. Мысль эта возникла еще в январе, т. е. до определения границ всех заграждений, стоявших на обычных морских путях. К участию в этой работе был привлечен и фридрихсортский дивизион. В январе эти тральщики производили контрольное траление в Феммарн-Бельте, причем, из-за неблагоприятной погоды, у них было всего 4 рабочих дня; два тральщика погибли во время шторма. С 5 по 10 февраля производились работы в Лангеланд-Бельте, а в период между 11 и 22 февраля дивизион, частью по железной дороге, частью морем, был переброшен в Штольпемюнде. С 24 февраля в течение более двух месяцев маленькие немореходные катеры пытались работать на шольпинском заграждении; они имели за это время всего 16 рабочих дней, несмотря на все усилия личного состава не добились успеха и в конце концов 3 мая были возвращены в Киль.

Свинемюндский дивизион действовал гораздо увереннее. С 5 марта по 16 апреля производились испытания новых катеров и обучение личного состава в Кильской бухте, после чего дивизион для пробного боевого траления был выслан к Арконе. До конца апреля производилось частичное уничтожение арконского заграждения, после чего дивизион перешел в Штольпемюнде и приступил к протраливанию прибрежного фарватера.

В середине марта русские войска предприняли наступление в сторону Мемеля. Для защиты города потребовалось содействие флота, между тем морские пути к Мемелю были опасны, а прибрежный фарватер еще не был протрален. Первоначально предполагалось выслать в Мемель находившиеся в Киле крейсер Тетис и 20-ю полуфлотилию миноносцев, причем нейфарвассерский дивизион должен был протралить прибрежный фарватер от Нейфарвассера до Арконы и встретить Тетис у Арконы. Однако обстановка под Мемелем быстро ухудшилась, и городу требовалась немедленная помощь. Беринг вечером 8 марта получил приказ итти на Тетисе [303] западнее Борнхольма; этим же путем, уже испробованным 25 января Пр. Адальбертом, направились к Мемелю крейсер Штральзунд и 17-я полуфлотилия миноносцев, вызванные из Северного моря. Кроме того, по просьбе пр. Генриха, в Киль перешла в виде резерва II эскадра линейных кораблей.

Пр. Генрих допускал возможность ловушки: русское наступление, предпринятое вдоль побережья, могло иметь целью попытку заманить германские морские силы на заранее поставленные мины и на позиции подводных лодок. Поэтому пр. Генрих с большой осторожностью относился к вопросу о походе кораблей к Мемелю и приказал Берингу широко использовать тральщики.

Нейфарвассерский вспомогательный дивизион получил распоряжение прибыть к утру 19 марта к месту рандеву, назначенному на параллели 56° в 40 милях к W от Полангена; отсюда крейсеры должны были итти за тралами. Но дивизион задержался вследствие волнения. «Дувший с силой от 6 до 7 баллов встречный ветер имел тенденцию к усилению. Дальнейший поход за тралами настолько замедлился, что нельзя было рассчитывать достигнуть берега до наступления темноты» <3, стр. 10>. Помощь запоздала, и Мемель был занят русскими.

В тот же день вечером Беринг получил от сухопутного командования уведомление о том, что германские войска начнут контрнаступление не ранее 22-го. «До тех пор ждите», гласило радио. Перед тем с 17-й полуфлотилии сообщили, что вследствие обледенения миноносцев все вооружение выведено из действия. Нецелесообразно было оставаться в море в течение двух суток, и Беринг решил использовать их для пополнения запасов. Отряд находился в это время на месте рандеву, в 110 милях от своей прежней базы — Нейфарвассера, и в 270 милях от Свинемюнде. Но после взрыва парохода Гретке Хуго Стинес весь район между Данцигом и Мемелем считался опасным от мин; крейсерам пришлось бы итти в Нейфарвассер малым ходом за тралами, поэтому Беринг предпочел отпустить нейфарвассерский дивизион в базу, а сам утром 20-го полным ходом направился со всем отрядом в Свинемюнде, пройдя, как и ранее, севернее острова Борнхольма.

События у Мемеля, показавшие, что германские морские силы не располагают свободой действий в собственных водах, послужили толчком к ускорению работ на прибрежном фарватере. II дивизион тральщиков, закончивший 19 марта очередной ремонт в Киле, 20-го вышел в Свинемюнде, имея приказание с рассветом 21-го начать траление от меридиана Леба «по безопасному в навигационном отношении курсу, отступив на 2 мили от 10-метрового прибрежного рифа» <3, стр. 12>. Выполнив эту задачу и придя в тот же день в Нейфарвассер, II дивизион, в составе 14 тральщиков, совместно с нейфарвассерским вспомогательным дивизионом (11 тральщиков), к 5 часам 23 марта прибыл с крейсерами к месту рандеву, назначенному на параллели 56° в 20 милях к W от Полангена. Милях в пяти южнее этой точки находилось заграждение, которое было поставлено русскими миноносцами 26 ноября и о существовании которого германцам в то время еще не было известно. [304]

4 крейсера II разведывательной группы и III флотилия миноносцев, высланные 22 марта из Киля к Полангену, прошли все тем же путем западнее Борнхольма и далее по параллели 56°. Вслед за ними прошел отряд Беринга, поступивший на время операции в подчинение к.-адм. Геббингаузу, командовавшему II разведывательной группой. Эта операция имела целью обстрел Полангена и русских войск, отходивших от Мемеля. На самом деле по недоразумению была обстреляна германская кавалерия, а если бы на подходах к Полангену стояли минные заграждения, то, несмотря на наличие 25 тральщиков, могло бы произойти недоразумение и на море.

Геббингауз поставил во главе колонны II дивизион тральщиков. От места рандеву отряд курсом SO направился к берегу, пройдя милях в четырех от северной границы упомянутого выше заграждения. По непонятным причинам только в 7 ч. 30 м., когда отряд подошел на полторы мили к берегу, II дивизион тральщиков поставил тралы. За тралами малым ходом шли крейсеры курсом близким к N. Через полчаса были затралены мины. Отряд был вынужден застопорить машины и приготовиться к постановке на якорь. Тральщики повторили галс и в 10 часов донесли, что фарватер чист от мин. Так как никаких заграждений здесь не было, то надо полагать, что тралы задели за грунт. Подобные случаи ложного затраливания происходили у германских тральщиков неоднократно, так как за отсутствием подсекающих приспособлений, которыми были снабжены русские автоматические тралы, не сразу удавалось установить причину задевания трала.

Днем крейсеры Геббингауза ушли в Киль, а 24 марта Пр. Адальберт, вошедший в строй 20 марта и вновь поступивший в распоряжение Беринга, еще раз подходил к берегу под проводкой II дивизиона тральщиков. После этого, по просьбе Гинденбурга, Любек и Тетис с миноносцами были посланы в Мемель, а Пр. Адальберт обычным путем, севернее Борнхольма, ушел в Свинемюнде.

Необходимость ввода крейсеров и миноносцев в Мемель заставила определить границы обоих заграждений, обнаруженных около этой гавани. С 24 марта по 5 апреля работа выполнялась II дивизионом тральщиков. 28 марта было обнаружено заграждение, на котором взорвался Фридрих Карл; ближайшее к Мемелю заграждение, на котором погиб Эльбинг 9, было обнаружено 1 апреля. При определении границ этого заграждения 5 апреля тральщик Т-57 наткнулся кормой на затраленную мину и погиб из-за тяжелого повреждения. Личный состав был спасен. Это была первая потеря, понесенная II дивизионом на русских минах.

Тем временем нейфарвассерский вспомогательный дивизион, который по мере возможности берегли вследствие сравнительно большой осадки тральщиков, с 30 марта приступил к обследованию морского фарватера, проложенного прямо на N от Хелы и рекомендованного пароходам еще в январе, после того как 17 ноября он был испробован Аугсбургом, а 5 декабря по нему прошел на N отряд Беринга. При выполнении этой работы, 5 и 8 апреля, были обнаружены оба заграждения, поставленные 14 февраля полудивизионом миноносцев особого назначения в районе к NO от Риксгефта. [305] Отсюда было сделано заключение о том, что пароход Гретке Хуго Стинес, показавший место своего взрыва в 50 милях на NNO от Хелы, взорвался на одном из этих заграждений. В действительности они были поставлены лишь через месяц после гибели этого парохода; повидимому, он попал на заграждение, поставленное 15 декабря Енисеем и так и не обнаруженное германцами (по крайней мере до конца описываемого здесь периода).

В тактическом отношении интересно то обстоятельство, что оба заграждения стояли в небольшом расстоянии (1–3 мили) к Ost'y от меридиана Хелы, по которому, по всей вероятности, проходила ось обследованного фарватера. Если бы работу выполняли русские тральщики, то они придерживались бы оси фарватера и могли бы обнаружить заграждения лишь в том случае, если у них была ошибка в счислении к Ost'y или если бы они произвели обследование туда и обратно также к Ost'y. Способ обследования, примененный германскими тральщиками, Ролльманом не указывается; возможно, что ось фарватера проходила восточнее меридиана Хелы.

Нейфарвассерский вспомогательный дивизион доказал, таким образом, свою способность работать на заграждениях. В перечне его действий с 1 января по 17 марта значатся: охранная служба, охота за подводными лодками и траление в Данцигском заливе; повидимому речь идет о систематическом протраливании входа в Нейфарвассер, впервые организованном в январе 1915 г. наподобие протраливания входа в Свинемюнде. Однако, определение границ вновь обнаруженных заграждений предполагалось поручить II дивизиону тральщиков, а нейфарвассерский дивизион к 14 апреля закончил большую работу по проведению прибрежного фарватера от Брюстерорта до Мемеля. На этот раз система постановки заграждений вдали от берегов оказалась для русских невыгодной, потому что заграждение, поставленное 20 ноября к N от Брюстерорта, осталось к N от зоны прибрежного фарватера; оно не было обнаружено и не отвлекло II дивизион от выполнения других задач. Из рассмотрения действий, связанных с поисками русских заграждений и с проведением фарватеров, выяснилось, что еще успешнее оказалось бы применение смешанной системы постановки заграждений — частью вдали от берегов, а частью под самым берегом.

II дивизиону не удалось довести до конца работы на заграждениях, обнаруженных в районе между Риксгефтом и Мемелем, потому что осложнения, возникшие на западе, заставили пр. Генриха отдать распоряжение о немедленном вызове дивизиона в Свинемюнде. Перед тем два парохода, Кенигсберг и Бавария, погибли в середине марта на неизвестном для германцев заграждении, поставленном Амуром к W от банки Штольпе; 1 апреля из-за невнимательности погиб пароход Гретке Хемсот при проходе поперек уже известного заграждения к N от Арконы. Большая часть команд пароходов была спасена, но в судовладельческих кругах вновь возникло сильное беспокойство. К тому же «в начале апреля с разных сторон поступили сведения о подготовлявшемся неприятелем [306] ряде новых минных постановок. Швеция прекратила даже рейсы пароходов между Зассницем и Треллеборгом» <3, стр. 4>. Русские действительно готовились поставить с открытием навигации несколько минных заграждений, но не у германских берегов, а на подходах к Оланду и к некоторым портам Ботнического залива; возможно, что происходившие в Або приготовления (в частности приемка мин Ильменем) были замечены агентами разведки, и таким образом русские заграждения, которые не принесли никакой пользы в пунктах постановки, оказали косвенное влияние на ход тральных работ у германского побережья.

Возникла очередная паника, о которой упоминалось и в докладе от 25 марта, представленном пр. Генрихом кайзеру <3, стр. 27> и касавшемся обстановки, которая создалась в январе после гибели первых пароходов. В начале апреля положение казалось не менее серьезным. «Понятно, что гибель пароходов вследствие невозможности точно установить ее причины, в соединении со сведениями о появлении подводных лодок, возбудила сильное беспокойство в кругах судовладельцев и страховых обществ. Только постепенно командующему морскими силами и командующим морскими станциями, на обязанности которых лежали информация и инструктирование торговых палат и портовых управлений, удалось восстановить в прежних размерах очень важный морской товарообмен со Швецией» <3, стр. 4>.

II дивизион тральщиков 9 апреля в районе взрыва Кенигсберга установил наличие заграждения (южная часть заграждения, поставленного 19 ноября Амуром), а 11–13 апреля «для верности» еще раз протралил фарватеры по курсам Свинемюнде — Зассниц — Сандхаммар — Моен — Зассниц (в первый раз эта работа была выполнена в начале марта); на участке к W от Свинемюнде этот фарватер был проложен вплотную к побережью Померании.

Мин найдено не было, и фарватеры были объявлены свободными для плавания.

После краткого ремонта II дивизион тральщиков с 23 по 30 апреля совместно с фридрихсортским дивизионом работал в районе к SO от банки Штольпе. Все подобные работы производились без охраны. Правда, в конце февраля и в первой половине марта Любек и Тетис поочередно несли дозорную службу в районе к Ost'y от линии Сандхаммар — Борнхольм — Иерсгефт, а по окончании мемельской операции некоторым прикрытием для тральщиков, работавших в районе к W от Мемеля, являлись те же крейсеры, находившиеся в Мемеле (8 апреля Тетис ушел на W). Впрочем с середины февраля до конца апреля 1915 г. Финский залив был покрыт льдом, поэтому, германские тральщики могли не опасаться внезапного появления русских крейсеров или миноносцев. Зима являлась для них столь же надежной защитой, как и общая стратегическая обстановка и недостаточная предприимчивость германцев, благодаря которым русские тральщики, работавшие с весны до глубокой осени на передовом театре, начиная с 28 августа 1914 г. и до конца войны, ни разу не были атакованы в море германскими надводными кораблями. [307]

Если в этом отношении обе воюющие стороны оказались в одинаковых условиях, позволивших им беспрепятственно работать на заграждених в своих водах, то разница в ледовых условиях, благодаря которым русский флот в течение 2 1/2 месяцев был заперт в своих водах, имела для германцев существенное значение: ко времени очищения Финского залива от льда германские тральщики успели, хотя и в самых общих чертах, выяснить характер и расположение семи русских заграждений, что и позволило германскому командованию с весны 1915 г. более уверенно предпринять активные действия у курляндского побережья. Конечно эти действия были бы предприняты и в том случае, если бы траление было менее успешным, но они были бы сопряжены с большими затруднениями.

III. Траление при занятии Либавы

Стоило нейфарвассерскому дивизиону раза два затралить мины, как его уже сочли способным проводить корабли за тралами. Подобным же образом менялись взгляды на применение глубокосидящих тральщиков и у русского командования.

25 апреля, когда потребовалось оказать содействие частям германской армии, продвигавшейся на север, нейфарвассерскому дивизиону было приказано бросить работы в Данцигском заливе и итти в Мемель. 26 апреля «с наступлением темноты вспомогательный дивизион тральщиков вышел на работу вдоль побережья и при лунном свете и при спокойном море легко проложил и обставил буями фарватер» <3, стр. 46>. По этому фарватеру, длиною до 40 миль, 27 и 28 апреля маневрировали крейсеры и миноносцы, обстреливавшие побережье и производившие демонстрацию и разведку в сторону Либавы; при этом 10 тральщиков изображали 28 апреля «транспортную флотилию».

30 апреля дивизион был выслан «проконтролировать фарватер к Либаве, так как противник мог попытаться поставить мины с находившихся в либавской гавани пароходов, пользуясь буями, которые обозначали германский протраленный фарватер» <3, стр. 48>. Утром тральщики вышли на работу под прикрытием подводной лодки UА; днем ее сменил Аугсбург. В районе Бернатена была затралена мина, поставленная на глубину 4,5 м; при буксировании она взорвалась. С помощью воздушной разведки было установлено, что в Либаве не было судов, пригодных для производства дальних минных постановок. Отсюда было сделано правильное заключение относительно наличия мелких заградителей, которые и производили постановку мин на подходах к Либаве с S и SW.

В тот же день утром Тетис с тремя миноносцами вышел на разведку к Ирбену. Отряд прошел вдали от берега, чтобы войти в Рижский залив незамеченным. На обратном пути в Мемель «для усиления впечатления» предполагалось пройти вдоль побережья, но своевременно полученное по радио уведомление об обнаружении нового заграждения у Бернатена заставило отряд повернуть в море. [308]

К концу апреля тральные работы у германского побережья настолько подвинулись вперед, что корабли могли уже без помощи тральщиков передвигаться по прибрежному фарватеру на всем протяжении от Киля до Мемеля и далее почти до Либавы.

К.-адм. Гопман, вступивший 22 апреля в командование разведывательными силами Балтийского моря, вечером 1 мая получил уведомление о предстоявшей атаке Либавы с суши. По вопросу о содействии, которое флот мог оказать армии, Гопман придерживался мнения о преимущественном значении крейсеров и миноносцев, которые «подходили ближе к побережью без особых затруднений и разворачивались быстрее линейных кораблей, вынужденных строго придерживаться границ протраленного фарватера. Кроме того, возникла необходимость в сильном дозоре для прикрытия работ тральщиков с N, так как воздушная разведка не могла полностью обеспечить своевременного предупреждения о появлении неприятеля» <3, стр. 53>. По просьбе пр. Генриха, попрежнему не имевшего в своем распоряжении флагманского корабля и руководившего операциями из кильского замка, из Северного моря была выделена IV разведывательная группа (4 легких крейсера) с двумя флотилиями миноносцев.

Подготовка к операции началась немедленно. Решено было заранее протралить прибрежный фарватер от Мемеля до Либавы и поддерживать его чистым от мин для плавания больших кораблей. Для этой цели, кроме нейфарвассерского дивизиона, был командирован II дивизион тральщиков, прервавший для этого работы у банки Штольпе.

Траление было начато с утра 2 мая под прикрытием Любека и миноносца V-108. Благодаря хорошей погоде вскоре было найдено обнаруженное 30 апреля заграждение. При этом выяснилось, что заграждение простиралось мористее, чем предполагалось, и имело направление Ost — W; оно находилось милях в 5 на SW от южных ворот либавского аванпорта.

В дальнейшем нейфарвассерский дивизион получил задание ежедневно контролировать протраленный фарватер, а II дивизиону тральщиков была дана задача форсировать обнаруженное заграждение и проложить затем фарватер к Либаве как можно ближе к линии 10-метровых глубин, обойдя заграждение с Ost'a.

4 мая II дивизион милях в двух южнее заграждения обнаружил новые мины. Весь прибрежный район от широты Бернатена (56?22') на 6 миль к N был объявлен опасным, и фарватер пришлось прокладывать мористее, в расстоянии 6 миль от берега. На ночь вновь (как и 2 мая) были оставлены 2 миноносца для охраны протраленного фарватера, а в течение дня работы охранялись Любеком и двумя миноносцами, ходившими зигзагообразными курсами мористее тральщиков. Кроме того производилась воздушная разведка самолетами с авиаматок Ансвальц и Глиндер, высылавшимися ежедневно утром и вечером на 60 миль северо-западнее Мемеля. Всеми этими операциями руководил 2-й флагман, коммодор Карф.

В течение 5 и 6 мая II дивизион закончил протраливание фарватера, доведя его до точки, находившейся милях в 4 на NW от [309] северных ворот либавского аванпорта. Подготовлены были также места, назначенные для крейсеров для обстрела русских войск и батарей.

IV разведывательная группа и 14-я и 15-я полуфлотилии миноносцев, командированные Флотом Открытого моря, 4 мая вышли из Киля в Данциг. Из опасения перед минами, им было приказано итти прибрежным фарватером вдоль померанского побережья; в особенности они должны были остерегаться плавающих мин, и от Иерсгефта до Риксгефта им разрешалось итти только в светлое время суток. Пополнив в Нейфарвассере запасы топлива и выйдя утром 6 мая в море, отряд прошел по прибрежному фарватеру мимо Брюстерорта и Мемеля и, дойдя до параллели 56°, повернул на W. Около полуночи была выстроена дозорная линия на высоте Хоборга.

Атака ожидалась 7-го, поэтому днем 6 мая Гопман с тремя броненосными крейсерами и броненосцем береговой обороны Беовульф вышел из Нейфарвассера и по прибрежному фарватеру подошел в 4 ч. 30 м. 7 мая к Бернатену, встретившись здесь с крейсерами Карфа. Четырьмя часами ранее Новик и полудивизион миноносцев особого назначения поставили два минных заграждения, одно в 20 милях на SW, а другое в 10 милях на NW от Либавы. В 3 часа дозорная линия, выстроенная IV разведывательной группой и 19-ю миноносцами, в 60 милях на NW от Либавы вошла в соприкосновение с 1 бригадой крейсеров, высланной для поддержки заградительной операции.

Оба заграждения, поставленные русскими миноносцами, остались в стороне от протраленного германцами фарватера, не причинили германцам никакого вреда и «никогда не были обнаружены» <3, стр. 72>.

Гопман узнал о появлении русских крейсеров лишь около 6 часов, когда все его соединенные силы находились на протраленном фарватере, в 5 милях западнее Либавы, в районе между аванпортом и заграждением, поставленным 2 августа 1914 г. Аугсбургом. Доверие к тральщикам было уже так велико, что Гопман решил, в случае необходимости, поддержать дозорные крейсеры IV разведывательной группы, не обходя опасный район далеко с S, а итти прямо на N, следуя за тралами вдоль берега. Помощи не потребовалось, и через час Гопман повернул к Либаве.

Вся операция по занятию Либавы, не встретившая серьезного противодействия, не должна была, в сущности сопровождаться никакими потерями для германских морских сил. Однако кап.-лейт. Герке, оставшийся после ухода Беринга в штабе Гопмана, жаждал случая проявить свои «боевые качества». Утром 7 мая он предложил свои услуги для производства разведки. Гопман предоставил в его распоряжение миноносцы S-138 и S-141. Подойдя к южным воротам аванпорта, миноносцы заметили несколько мин, стоявших близко к поверхности, и приступили к тралению со шлюпок. Вскоре приблизились остальные миноносцы X флотилии; шлюпки, вооружившись кошками и катерными тралами с подрывными патронами, занялись очисткой входа от боковых и сетевых заграждений. Неожиданно [310] на S-128, стоявшем с застопоренными машинами, раздался сильный взрыв. Кормовая часть была совершенно оторвана, но миноносец остался на плаву. 5 человек были убиты и 6 человек ранены. Миноносец отбуксировали в Мемель.

Не повезло и начальнику штаба Гопмана, Михельсону. Утром 8-го мая стоял туман, задержавший начало тральных работ до полудня. Нескольким тральщикам II дивизиона было приказано протралить фарватер от места стоянки крейсеров (в 2 1/2 милях на NW от северных ворот) до северного входа в аванпорт. Тем временем Герке на шлюпке прошел аванпорт и далее до торговой гавани. Промером, произведенным в воротах, он установил, что северный вход свободен, поэтому Гопман отправил Михельсона на миноносце V-107 в гавань для переговоров с сухопутным командованием. Миноносец прошел по протраленному фарватеру к северным воротам, откуда он должен был итти (в пределах аванпорта) под проводкой четырех тральщиков, прошедших уже ворота и ожидавших его в аванпорте. Тральщики пропустили при этом мину, стоявшую в аванпорте, и когда V-107, пройдя ворота, стал ворочать за тральщиками, у него под носом взорвалась мина. 1 человек погиб и 2 человека, в том числе Михельсон, были ранены. Бессмысленная потеря быстроходного миноносца явилась результатом или какого-то технического недостатка трала или некоторой неопытности тральщиков.

7 мая, когда выяснилось, что в воротах аванпорта поставлены мины, тотчас был вызван свинемюндский вспомогательный дивизион, работавший у банки Штольпе; он присоединился к отряду Гопмана вечером 8 мая. С утра 9 мая Индианола и Инкула спустили на воду катеры. При протраливании фарватера в аванпорте, от северных ворот к торговой гавани, было взорвано много мин. II дивизион протралил прямой фарватер от заграждения у Бернатена на N. Нейфарвассерский дивизион нес охранную службу против подводных лодок. С этого дня начались систематические работы по очистке рейда и гавани от мин и от прочих заграждений. Временно они были прерваны в связи с уходом отряда Гопмана в Нейфарвассер за углем; кроме того, некоторую роль сыграла первоначальная неуверенность, существовавшая в связи с разногласиями в среде германского верховного командования по вопросу о целях и планах войны на востоке.

11 мая отряд Гопмана ушел в Нейфарвассер. На походе II дивизион тральщиков охранял матки свинемюндского дивизиона; тем не менее в районе между Полангеном и Папензе Е-9 атаковала Инкулу, но командир парохода сумел отвернуть от двух торпед. К вечеру тральщики пришли в Нейфарвассер. II дивизион вскоре ушел в Киль. Старые миноносцы, из которых состоял дивизион, требовали срочного ремонта; «с начала войны они выдержали свыше 100 сильных минных взрывов и вследствие этого почти все имели течь».

Для работ в Либаве были оставлены нейфарвасеерские тральщики. Кроме того Гопман выслал половину свинемюндского дивизиона. Присутствие подводных лодок в районе между Либавой и [311] Брюстерортом представляло большую опасность для маток, поэтому 15 мая 6 катерных тральщиков самостоятельно прошли из Нейфарвассера в Пиллау. Пройдя Кенигсберг, 17-го, несмотря на большую волну, они через Куришгаф достигли Мемеля, а через сутки благополучно прибыли в Либаву. Затем, для ускорения работ были посланы остальные 6 катеров. «Индианола и Инкула в сопровождении двух сторожевых кораблей вышли вечером 22-го из Нейфарвассера и беспрепятственно пришли на Либавский рейд. Спустив катерные тральщики, они возвратились в Нейфарвассер, не заметив торпеды, выпущенной по ним с Е-9 на широте Папензе» <3, стр. 106>.

С помощью тральщиков и водолазной баржи в мае и в июне были выполнены самые разнообразные работы по уничтожению мин, обнаруженных в аванпорте и в его воротах, по уборке и отбуксированию затопленных барж и даже по подъему затопленной при мобилизации учебной подводной лодки Сиг.

Много трудов потребовалось для расчистки северных ворот. В конце мая здесь были подняты на поверхность бочки с динамитом; после обнаружения кабеля, проведенного по северному молу к посту, который был оборудован в кроне дерева, было высказано предположение о том, что V-107 взорвался на одной из подобных донных мин.

При очистке средних ворот, затянувшейся до конца июня, водолазная баржа взорвалась на мине; несколько человек было убито и ранено.

Из числа тральщиков нейфарвассерского дивизиона некоторые были заняты несением дозорной службы и поддержанием сообщения с Мемелем. Все еще ожидалось русское контрнаступление, поэтому Гопман считал необходимым поставить оборонительное заграждение у Стейнорта. В связи с этим нейфарвассерский дивизион в ночь с 18 на 19 мая, под прикрытием V-108, протралил прибрежный фарватер от Либавы до Стейнорта и далее на 10 миль на NW; мин обнаружено не было. Несмотря на скрытное выполнение работы, вскоре она была повторена после появления у Стейнорта русских миноносцев, производивших разведку. 21 мая, с наступлением темноты, 5 тральщиков нейфарвассерского дивизиона вышли на работу; их прикрывал Аугсбург, шедший за тралами под охраной двух миноносцев; 2 миноносца шли впереди тральщиков в дозоре. Это была уже вторая ночная работа нейфарвассерских тральщиков. С этого времени 2 тральщика ежедневно высылались в дозор на 6 миль к N от Либавы; с самого начала работ в порту утром и вечером производилась воздушная разведка миль на 50 в море.

Основные работы по восстановлению либавского порта продолжались в общей сложности более двух месяцев и на долгий срок отвлекли большое число тральщиков от выполнения прочих задач.

Между тем из числа 14 заграждений, поставленных зимой в германских водах, к 1 мая были обнаружены только 7, т. е. 50%, и из числа семи необнаруженных два заграждения послужили впоследствии причиной гибели трех пароходов с ценным грузом. [312]

IV. Проведение морских фарватеров в восточной Балтике

Проведением прибрежного фарватера далеко не решался вопрос об обеспечении морских сил безопасными путями. Это была лишь предварительная, первоочередная задача, позволившая восстановить торговое судоходство и оказать армии содействие при занятии Либавы; этим же путем вывозилась из Либавы так называемая «военная добыча» и на Дейчланде подвозился в Либаву подвижной железнодорожный состав. В дальнейшем для выполнения активных операций необходимо было проложить ряд морских фарватеров, по которым корабли могли бы выходить из баз в районы больших глубин. Базами этими являлись Киль, Свинемюнде и Нейфарвассер (Данциг).

Проще всего решался вопрос в отношении выходов из Киля (через Феммарн-Бельт) и из Свинемюнде. Двухкратное траление, произведенное в районе к W от меридиана Борнхольма, показало, что в западной Балтике не имелось никаких иных заграждений сверх арконского. Последнее, повидимому в мае — июне, было уничтожено.

Весь район между Борнхольмом и банкой Штольпе считался опасным от мин, но для выхода в Балтийское море из Киля и из Свинемюнде имелся свободный проход к W от Борнхольма. Здесь происходило очень оживленное судоходство, и по этой причине русское командование, при выполнении осенних и зимних заградительных операций, воздержалось от постановки здесь мин; не следовало вызывать осложнений со Швецией, и вообще «командование Балтийским флотом избегало постановки мин на заведомо коммерческих морских путях, но при принятых методах минной войны, конечно, нельзя было избегнуть гибели пароходов» <7, стр. 112>. Повидимому это обстоятельство было хорошо понято германским командованием, потому что отдельные соединения Флота Открытого моря, высылавшиеся для действия в Балтийское море, пользовались иногда проходом к W от Борнхольма; но у Ролльмана нигде не упоминается ни о предварительном тралении, ни о проводке здесь кораблей за тралами.

Значительно труднее было найти выход из положения, создавшегося в средней и в восточной Балтике. Что плавать здесь было возможно только по фарватерам, об этом стало ясно еще в январе, когда пароходам начали рекомендовать постоянные курсы и, в частности, курс N — S по меридиану Хелы. По результату апрельских работ нейфарвассерских тральщиков этот путь оказался опасным, и тогда же возникло намерение провести для выхода из Данцигского залива фарватер на N от Риксгефта. Но для этого не имелось свободных тральщиков, и при операции у Либавы все корабли прошли по прибрежному фарватеру; IV разведывательная группа и две флотилии миноносцев удлинили себе благодаря этому путь почти на 100 миль (в оба конца на 190 миль). Только 12 мая II дивизион тральщиков, шедший из Нейфарвассера в Киль для ремонта, обследовал по пути фарватер, проведенный от Риксгефта [313] на N до параллели 55°30'. «Мин обнаружено не было, и таким образом из Данцигского залива был проложен второй выход; он был лучше существовавшего до тех пор фарватера, проведенного мимо Брюстерорта и Мемеля» <3, стр. 87>. Однако работа была выполнена слишком узкой полосой, по соседству с которой могли оказаться необнаруженные заграждения; они представляли бы опасность для кораблей, возвращавшихся с моря с ошибками в счислении.

Повидимому германцы допускали, что предельная величина, ошибки в счислении кораблей могла достигать в Балтийском море ± 5 миль. И действительно, на основании нескольких отрывочных указаний можно предполагать, что в некоторых случаях штурманская часть была далеко не на высоте. Так например, 24 января 1915 г. Пр. Адальберт, имевший накануне обсервацию по маяку Форэ, прошел до Стейнорта всего 80 миль и сел на камни, имея ошибку в счислении около 4 миль; 1 июля две группы кораблей, вышедших для выполнения заградительной операции у Богшера, не могли соединиться в назначенном пункте, так как у Роона была ошибка в счислении на несколько миль к S. В конце сентября Аугсбург и V-100 не рискнули подойти к Тахконе для атаки сторожевого миноносца; счисление было недостаточно точным для прохода между действительными и воображаемыми минными заграждениями в районе к N от Даго.

По всей вероятности, на основе случая с Пр. Адальбертом, фарватер у Риксгефта решено было расширить до 10 миль. Но свободных тральщиков не было. Нейфарвассерский дивизион был занят в Либаве, а II дивизион находился в ремонте. Катерные тральщики были необходимы в Либаве и к тому же они не годились для выполнения разведывательного траления и применялись исключительно для работ на заграждениях.

Германцы стали пользоваться выходом у Риксгефта тотчас после его обследования, но при возвращении соблюдались особые меры предосторожности. Впервые, в ночь на 14 мая, по нему прошел отряд Гопмана, направлявшийся к устью Финского залива для постановки заграждения «А». Сразу же выяснились трудности, связанные с плаванием по морскому фарватеру кораблей, которые привыкли пользоваться широким, хорошо обставленным прибрежным фарватером. 15 мая с рассветом разразился шторм силою до 9 баллов. «Когда после полудня ветер зашел на NNW и ослабел до 7–8 баллов, было уже поздно входить на фарватер у Риксгефта. Гопман не хотел в темное время суток итти через загражденный русскими район, где после шторма можно было встретить большое количество сорванных мин. Он лег на курс к южной оконечности Эланда для получения точного места, откуда утром 16 мая при все еще свежем ветре он вошел на фарватер» <3, стр. 92>.

Действительно, при возвращении мимо Риксгефта германские корабли подвергались большой опасности, но не столько от плавающих мин, сколько со стороны заграждения, поставленного 14 декабря Рюриком в 22–26 милях на 7° — 15° от Риксгефта; западный его конец находился в расстоянии около 2 1/2 миль от оси протраленного [314] 12 мая фарватера и, как это вскоре выяснилось, оно на всем своем протяжении было еще в ту пору действительным. Русским кораблям также приходилось возвращаться с моря по фарватеру, ось которого проходила в 1–4 милях от германских заграждений «С» и «А», но оба эти заграждения были далеко не столь действительными, каковым оказалось заграждение Рюрика.

Наибольшие затруднения встретила при возвращении подводная лодка UА; 18 мая у нее перестал действовать гирокомпас, но она благополучно миновала неизвестное еще заграждение и 19-го пришла в Данциг.

Следующий поход мимо Риксгефта, совершенный отрядом Гопмана 23–26 мая для постановки заграждения V, также закончился благополучно. «По обыкновению по пути попадались плавающие русские мины, которые были расстреляны». Перед возвращением отряда миноносец S-141 был выслан вперед к Риксгефту с приказанием точно определиться и стать в роли маячного корабля у северного конца протраленного фарватера. «Это было особенно важно по той причине, что часть многочисленных русских заграждений еще не была точно установлена. Но в эту ночь предусмотрительность была напрасной, потому что огонь маяка Риксгефт, зажженный на 2-часовой срок по требованию S-141, был обнаружен флагманским кораблем с расстояния около 60 миль» <3, стр. 98>.

Кроме задачи по расширению фарватера у Риксгефта, в районе между Риксгефтом и Мемелем вообще предполагалось выполнить ряд крупных работ, для чего II дивизион тральщиков 29 мая должен был прибыть в Нейфарвассер. Однако дивизион вступил в строй по частям, и первоначальный план был изменен. Наличие заграждения, на котором 25 января подорвался Аугсбурт, еще не было установлено тралением; точно так же не было известно ничего определенного относительно заграждения, на котором в марте погибли пароходы Кенигсберг и Бавария. Когда вступили в строй 7 тральщиков II дивизиона, их выслали к месту взрыва Аугсбурга. Выйдя на работу 24 мая, они вскоре же установили границы и направление заграждения, поставленного 13 января Олегом и Богатырем; при этом было вытралено несколько мин. По пути в Данциг тральщики протралили часть прибрежного фарватера от Штольпемюнде до Стило и, не обнаружив здесь мин, 28 мая прибыли к Риксгефту.

Пожелание Гопмана о том, чтобы фарватер длиной 50 миль был протрален на ширину в 10 миль, не могло быть осуществлено в течение краткого срока, данного в распоряжение тральщиков, и они приступили к выполнению этой работы зигзагообразными курсами. Простой случайностью явилось то обстоятельство, что они обнаружили при этом заграждение, поставленное Рюриком. Тральщики Т-49 и Т-54 наткнулись на мелкопоставленные мины и получили тяжелые повреждения кормовых частей; их удалось удержать на плаву и довести на буксире в Данциг.

В тот же день вступили в строй еще 5 тральщиков II дивизиона. Их также выслали в Христиансэ, потому что по результату прежних работ, выполненных 9 апреля и 24 мая, выяснилось, что заграждение распространялось далеко к востоку. 29 мая тральщики сделали [315] много галсов в районе между заграждением Богатыря (восточная часть заграждения № 14) и заграждением, поставленным 19 ноября Амуром, но до конца дня мин не обнаружили. Вечером группа направилась в Данциг и вскоре после этого попала на северную часть заграждения Амура. «Оба тральщика первой пары, шедшие правее и левее ведущего, наткнулись на мины; Т-47 разломился по середине и тотчас затонул; Т-51 получил тяжелое повреждение в носовой части, и его также не удалось удержать на плаву. Пока Т-104 спасал команду с последнего, вместе с Т-47 погибло 20 человек во главе с командиром» <3, стр. 117>.

К весне 1915 г. вход в Нейфарвассер был углублен, и благодаря этому отпали основные неудобства, с которыми германцы сталкивались в 1914 г., когда броненосные крейсеры принуждены были выходить в море с неполным запасом угля. В связи с оборудованием Данцига и в особенности после занятия Либавы значение Свинемюнде, как опорного пункта, отошло на второй план, и первоначальное намерение проложить фарватер между Борнхольмом и банкой Штольпе было отложено на неопределенный срок. Из состава II дивизиона почти одновременно выбыла одна треть тральщиков, положение же в восточной Балтике после обнаружения заграждения у Риксгефта стало еще затруднительнее.

Ввиду важности проведения выходного фарватера у Риксгефта, Гопман тотчас по получении уведомления об обнаружении заграждения выслал в Либаву Индианолу за шестью катерами. «2 июня, с наступлением хорошей погоды, Индианола стала на якорь невдалеке от вновь обнаруженного заграждения; свободных кораблей для охраны от подводных лодок не было, и оставалось рассчитывать на то, что неприятельские подводные лодки не будут действовать так близко от собственного заграждения».

Уже через несколько часов было выяснено, что заграждение начиналось в пределах 6-мильной зоны фарватера, в 300 метрах западнее места взрыва Т-49 и Т-54, и шло отсюда на NO. Четкость в работе и искусство, проявленные катерными тральщиками в течение трехдневной работы на этом заграждении, хорошо видны из приведенных Ролльманом подробностей. «Мины были поставлены с очень короткими интервалами и с переменной глубиной постановки; их расположение в шахматном порядке свидетельствовало о том, что они были сброшены с бортовых скатов и, повидимому, незадолго до их обнаружения, о чем свидетельствовало хорошее состояние наружной окраски. Как это часто наблюдалось у русских мин, они стояли на очень легких якорях и имели приборы, делавшие их безопасными при сбрасывании», соседние мины не взрывались от детонации даже на самом близком расстоянии. «В общей сложности было уничтожено 23 мины. Заграждение имело в длину 5,6 мили и имело два перерыва, наводившие на мысль о том, что его ставили с нескольких кораблей» <3, стр. 117>.

Сопоставление с русскими данными показывает, что расположение мин было выяснено правильно. Рюрик поставил здесь 120 мин образца 1908 г. банками по 40 мин с промежутками полмили между банками и 150 фут (46 м) между минами; углубление мин было [316] смешанное — 10 фут и 16 фут (3 м и 5 м). Заграждение имело в длину 5 1/2 миль и было направлено по румбу NO — SW. Координаты крайних точек заграждения, определенные германцами, несколько отличались от координат, определенных Рюриком по счислению. Крейсер не имел обсервации со времени выхода из Ревеля, и к моменту начала постановки заграждения на крейсере считали себя мили на 3 к SO от истинного места. Только благодаря этой ошибке в счислении заграждение и оказалось в зоне риксгефтского фарватера; если бы оно было поставлено в назначенном Рюрику месте, то едва ли оно когда-либо было бы обнаружено германцами, так как оно начиналось бы на восточной кромке 10-мильной зоны риксгефтского фарватера.

При очередном походе, предпринятом 2 июня отрядом Гопмана для постановки заграждения у южного входа в Моонзунд, о существовании заграждения у Риксгефта было уже известно. «Севернее Риксгефта отряд прошел мимо Индианомы, катерные тральщики которой работали на западной части недавно обнаруженного заграждения. Для безопасности впереди отряда в этом районе шел II дивизион тральщиков с поставленными тралами» <3, стр. 121>. Утром 6 июня, при возвращении к Риксгефту, как и в прошлый раз, был выслан миноносец, обозначивший крейсерам вход на протраленный фарватер.

4 июня, перед тем как прервать начатые на заграждении работы, катерные тральщики поставили у западной границы заграждения несколько вех. Повидимому катеры, находившиеся в почти непрерывной работе в течение полутора месяцев, нуждались в ремонте; с 17 июня они находились в готовности выйти на совместную работу с II дивизионом. 11 июня II дивизион повторил зигзагообразное обследование, пройдя на этот раз всю зону фарватера и не обнаружив мин. «Индианола шла во время траления за дивизионом; при этом, с одной стороны, сам дивизион защищал ее от атак подводных лодок, а с другой стороны, работа тральщиков проверялась с большого корабля, обладавшего большими возможностями в смысле точности прокладки» <3, стр. 118>.

Работа 11 июня явилась предварительным обследованием в том смысле, как это понималось русскими, потому что в тот же день по риксгефтскому фарватеру вышел в крейсерство отряд Гопмана. 13-го он вернулся в Данциг, причем на этот раз при крейсерах было всего 4 миноносца и ни один из них не мог быть выслан вперед к Ригсгефту. Вехи, обозначавшие западный конец заграждения, были малоприметны, а ночью и совсем бесполезны, поэтому Гопман счел необходимым заменить их светящимся баканом или дозорным кораблем, поставленным на якорь в виде маяка у северного конца фарватера. Пр. Генрих отклонил это предложение, полагая, что подобное обозначение фарватера принесет пользу также и неприятелю, не говоря о трудности, с точки зрения морской практики, постановки на якорь судна на глубине 85 м. Гопман продолжал настаивать, и вскоре пр. Генрих согласился с целесообразностью наличия пловучего маяка, который выходил бы по требованию на короткий срок. [317]

Выходом у Риксгефта германские корабли особенно часто пользовались в июне, в начале июля и в августе, в период операций в Рижском заливе. 17 июня здесь прошли в море Аугсбург и Дейчланд с 4 миноносцами, в ночь на 21 июня — 3 броненосных крейсера и Альбатрос, 25-го — Пр. Адальберт, Пр. Генрих, Альбатрос и 4 миноносца и в ночь на 1 июля — Роон, Альбатрос и 5 миноносцев. Возвращение происходило частью через Либаву, а иногда мимо Риксгефта. Маячным судном была назначена Индианола; 22 июня, при возвращении броненосных крейсеров, она не могла выйти в море, поэтому миноносец G-135, находившийся при отряде Гопмана, для проверки счисления был выслан к Хоборгу; «точное определение места было очень необходимо, так как места, определенные астрономическим путем, были неверны из-за мглистого горизонта» <3, стр. 142>. Вечером 26 июня Индианола выходила навстречу Пр. Генриху. 2 июля, после боя у Эстергарна, Аугсбург, Роон и Любек, определившись по Хоборгу, самостоятельно подошли на 17 миль к Риксгефту, после чего пошли в Данциг зигзагообразными курсами, опасаясь подводной лодки, которая пятью часами ранее подорвала крейсер Пр. Адальберт. Пр. Генрих, шедший совместно с Пр. Адальбертом и вернувшийся после атаки в Нейфарвассер, также шел зигзагами насколько это позволяла ширина прибрежного фарватера. Аугсбург и 3 миноносца, вышедшие 4 июля из Нейфарвассера по риксгефтскому фарватеру, при возвращении, в ночь на 5 июля, вызвали маячное судно, которое открылось своевременно.

Германское командование всеми способами пыталось выяснить расположение русских минных заграждений. Учитывались все поступавшие сведения с тем, чтобы определять приближенное место постановки по образцу мин, по степени их обрастания и по направлению дрейфа. Обработка этих материалов производилась командующими морскими станциями, в штабе пр. Генриха и в морском генеральном штабе. Едва ли это мероприятие принесло существенную пользу; наблюдения следовало организовать с самого начала войны, но при существовавших в 1914 г. настроениях об этом никто не задумывался. Когда же стали взрываться корабли и пароходы и когда повсюду стали встречаться плавающие мины, было уже не так легко разобраться во всех материалах. Русские в разное время, в период с 31 октября 1914 г. по 14 февраля 1915 г., т. е. в течение 3 1/2 месяцев поставили в германских водах в общей сложности 1910 мин трех образцов (1906, 1908 и 1912 гг.). В апреле и в мае поздно было заниматься вычислениями среднего направления дрейфа, основанными к тому же на данных береговых метеорологических станций. Однако, в некоторых случаях, когда соседние заграждения стояли недалеко от берега, причем мины были различных образцов, нетрудно было сделать соответствующие выводы по результату осмотра мин, выброшенных на берег штормами.

Особое внимание привлекало померанское побережье. В мае, после сильного шторма, здесь было обнаружено на берегу 20 мин, поэтому пароходам, во избежание опасности от плавающих мин, [318] рекомендовалось проходить район банки Штольпе только в светлое время суток. В апреле возникли предположения о существовании еще одного заграждения сверх шольпинского; его «долго и тщетно искали весной». Эти догадки, основанные, очевидно, на изучении образцов сорванных мин, подтвердились только 9 июня: рыбаки обнаружили две мины, стоявшие на якорях в районе к NW от маяка Стило. «23 июня туда отправилась Индианола со своими катерами, и в течение следующих двух дней были затралены и уничтожены очень глубоко стоявшие и сильно обросшие мины. После некоторого перерыва, вызванного плохой погодой, в этом месте было найдено много мин, стоявших тремя линиями, которые были удалены одна от другой на 2 мили. Некоторые мины, находившиеся вне общего направления линий, вероятно были оттащены со своих мест рыбачьими сетями» <3, стр. 118>. Последнее предположение представляется весьма вероятным, потому что на заграждении у Риксгефта, где рыбной ловли не производилось, правильное расположение линий мин свидетельствовало о большой стойкости мин, несмотря на то, что они были поставлены «на очень легких якорях»; за промежуток времени в полгода, протекший от момента их постановки Рюриком, мины не были снесены в сторону ни ветрами, ни течениями.

Заграждение, обнаруженное у Стило, было поставлено 14 декабря Адм. Макаровым, причем проверка счисления, произведенная по маякам, которые горели в эту ночь на южной оконечности Готланда, показала, что заграждение было поставлено точно в заданном месте; но по германским данным <3, карты 1, 4 и 8> оно находилось милях в трех к SO от того места, где считал себя Адм. Макаров, и распространялось в пределах зоны прибрежного фарватера. Повидимому германские корабли и пароходы, много раз пользовавшиеся прибрежным фарватером, старались прижиматься к берегу, чтобы не попасть на шольпинское заграждение, чем и объясняется тот факт, что ни одно германское судно не взорвалось на заграждении Адм. Макарова (см. примечание 1 к Приложению 4). Надо еще заметить, что на карте был проложен фарватер шириной от 4 до 6 миль, а в действительности вплоть до середины сентября протраливалась лишь узкая полоска; сплошное же обследование всей зоны фарватера произведено было лишь в районах арконского и шольпинского заграждений. Прочие детали более или менее сходятся. Крейсер поставил 63 мины образца 1912 г. тремя банками, по 21 мине в каждой банке; углубление мин было смешанное, как и у Рюрика, но германцы обнаружили только глубокопоставленные мины, следовательно мины с меньшим углублением были к этому времени сорваны. Впрочем работы на этом заграждении не были доведены до конца, потому что 2 июля, когда мимо Инцианолы проходил Пр. Адальберт, подорванный торпедой у Риксгефта, Гопман приказал Индианоле поднять катеры и следовать за крейсером, так как ее помощь могла потребоваться до прихода вызванных из Свинемюнде буксиров и пароходов с водотливными средствами. Кроме того Индианолу, не имевшую охраны, нельзя было оставить одну в опасном районе. [319]

Выход из строя 4 тральщиков II дивизиона заставил перевести в состав дивизиона более крупные миноносцы из серии 60-х номеров; их взяли из состава кильского дивизиона охраны рейда и приступили к установке на них трального вооружения. Впредь до их готовности в строю, кроме ведущего Т-104, остались всего 7 миноносцев. После обследования риксгефтского фарватера (11 июня) Гопман выслал их на работу у Брюстерорта. Здесь был намечен еще один выход из Данцигского залива длиной в 50 миль и шириной 6 миль по направлению на NNW от маяка. После того как ряд кораблей подвергся атакам подводных лодок на прибрежном фарватере в районе между Папензе и Брюстерортом, решено была провести еще один фарватер к Либаве в расстоянии около 20 миль от берега; в южной части, до параллели 56°, его ось была намечена по меридиану 20°25', т. е. в свободном промежутке между двумя заграждениями, которые стояли в районе к W от Мемеля и координаты которых были определены II дивизионом в конце марта и в начале апреля.

Опасность, угрожавшая миноносцам II дивизиона при работе на русских заграждениях, из которых некоторые повидимому были мелкопоставленными, побудила Гопмана прийти к решению о совместном использовании II дивизиона с свинемюндским дивизионом катерных тральщиков. Мореходные, но сравнительно глубоко сидевшие тральщики должны были сначала обследовать фарватер «вообще», моторные же тральщики — определять и уничтожать минные заграждения, обнаруженные миноносцами.

В течение нескольких дней тралению препятствовала свежая: погода. 17 и 18 июня был обследован новый фарватер в Либаву, хотя сила ветра временами достигала 6 баллов. В следующие дни стояла хорошая погода, и новый фарватер от Брюстерорта в море был обследован без всяких затруднений. Ни в том, ни в другом случае помощь катерных тральщиков не потребовалась, так как ни на одном из новых фарватеров мин обнаружено не было. Таким образом половина свинемюндского дивизиона в течение 5 дней простояла без дела, хотя риксгефтское заграждение, в течение всей кампании доставлявшее германцам множество забот, было только определено, но еще далеко не уничтожено. В данном случае в простое катеров виновны были приведенные выше тактические соображения Гопмана, не слишком обоснованные, потому что не было никакой уверенности в том, что II дивизион обязательно обнаружит заграждения и при этом мелкопоставленные. Бывали и другие случаи неумелого использования тральных сил, о чем свидетельствовал приказ пр. Генриха от 8 июля, согласно которому «служба тральщиков в смысле порядка работ по тралению и уничтожению заграждений должна была быть более однообразно организована и обеспечена единым руководством» <3, стр. 179>.

Со дня издания этого приказа вплоть до середины сентября никаких тральных работ в германских водах не производилось, поэтому ничего нельзя сказать, каковы были бы здесь успехи при наличии «единого руководства», осуществленного в лице Гопмана. Что же касается тральных работ, выполненных в германских водах [320] до 8 июля, то главный их недостаток заключался в применении неправильных тактических приемов, и только благодаря счастливым случайностям германские корабли и пароходы до поры до времени перестали взрываться на русских минах.

Все три работы — на риксгефтском и брюстерортском фарватерах и на морском фарватере в Либаву — попрежнему были выполнены зигзагообразными галсами, и главная удача германцев заключалась в том, что большое заграждение Енисея оказалось в стороне от брюстерортского фарватера. Если счисление Енисея было правильным, то восточный конец поставленного им 15 декабря заграждения должен был находиться в 2 1/2 милях западнее 7-мильной зоны брюстерортского фарватера. Но при обследовании морского фарватера в Либаву было пропущено заграждение, поставленное 26 ноября четырьмя миноносцами I дивизиона в 28 милях на WNW от Мемеля; северная часть этого заграждения примерно на 1 милю заходила в пределы 6-мильной зоны фарватера, обследованной загзагами.

1 июля пароход Урсула Фишер, шедший по новому фарватеру из Либавы с грузом военной добычи и с двумя требовавшими ремонта самолетами, отклонился от оси фарватера к W и взорвался на пропущенном тральщиками заграждении; через 40 минут пароход погиб, а команда была спасена на шлюпках. Спущенные на воду самолеты достигли берега. По мнению летчиков, пароход попал на заграждение, но остальные участники катастрофы полагали, что виновата была торпеда. Последняя версия восторжествовала особенно после того, как на следующий день Пр. Адальберт был подорван подводной лодкой у Риксгефта. Если неправильный тактический прием, примененный II дивизионом тральщиков, послужил причиной гибели парохода с ценным грузом, то ошибочный вывод, сделанный относительно этой причины, в свою очередь вызвал ряд оперативных затруднений и неправильных действий командования. Гопман растерялся. Он был подавлен известием о гибели Альбатроса и последовавшей затем аварией его флагманского крейсера. Взрыв парохода произошел невдалеке от мест взрыва Фридриха Карла и Эльбинга, следовательно здесь прежде всего следовало заподозрить наличие неизвестного заграждения; тем не менее Гопман приказал усилить противолодочную охрану на обоих фарватерах, проведенных к Либаве, и особенно — в районе взрыва Урсулы Фишер. Как раз в это время Дейчланд совершал очередной рейс в Либаву, и его охрана от подводных лодок была поручена II дивизиону тральщиков.

Начиная с 28 июня, II дивизион в течение 4 дней произвел контрольное траление всей сети фарватеров и нигде не обнаружил мин. 2 июля работе помешал туман, а с 3 по 8 июля вместо того чтобы обследовать тралами район гибели Урсулы Фишер, дивизион был занят охотой за подводными лодками и сопровождением Дейчланда и других кораблей.

Заграждение, поставленное четырьмя миноносцами I дивизиона, так и осталось необнаруженным. «Лишь позже» (очевидно после войны), «при производстве расследования, пришли к заключению, что пароход взорвался все же на мине» <3, стр. 166>. [321]

В итоге полуторамесячного интенсивного траления в германских водах были обнаружены заграждения Олега и Богатыря, северная часть заграждения Амура и заграждения Адм. Макарова и Рюрика; при этом потеряно 4 тральщика. Сеть фарватеров получила значительное развитие.

Новый выход у Брюстерорта впервые был использован IV эскадрой, посланной в Балтийское море для производства демонстрации, но отставленной затем на неопределенный срок в распоряжении пр. Генриха. Эскадра в сопровождении VIII флотилии миноносцев 7 июля прошла по прибрежному фарватеру из Киля в Данциг. 11-го эскадра с 10 миноносцами вышла в море по брюстерортскому фарватеру; возвращение пришлось ускорить, и в.-адм. Шмидт, командовавший эскадрой, избрал путь на Риксгефт. 18 июля 5 линейных кораблей IV эскадры прошли по брюстерортскому фарватеру во второй раз.

Морским фарватером, проведенным с юга к Либаве, германские корабли пользовались неоднократно. На коротких переходах, совершавшихся частью вдоль берега, ошибки в счислении не могли быть слишком велики, и заграждение I дивизиона, однажды сыгравшее свою роль, в дальнейшем оказалось неопасным.

V. Траление у курляндского побережья и при прорыве в Рижский залив

1. Первая попытка прорыва в Рижский залив для постановки заграждения у южного выхода из Моонзунда

В период летних операций флота у курляндского побережья тральщики были уже настолько опытны, что германское командование свободно решало все вопросы, связанные с уничтожением минных заграждений в районе Либавы и с форсированием входа в Рижский залив. Однако трудности, которые предстояло встретить тральщикам, первоначально недооценивались, что и явилось главной причиной неуспеха, постигшего германцев в Рижском заливе.

Первая попытка проникнуть в Рижский залив с целью заградить южный вход в Моонзунд, предпринятая 3 июня, окончилась полной неудачей. В то время как Гопман с 3 броненосными крейсерами держался в море, Тетис с 4 миноносцами направился средним Ирбенским проходом на SSO, по направлению на Михайловский маяк (рис. 15). II дивизион тральщиков шел впереди с тралами. Авиаматка Глиндер, самолеты которой должны были произвести воздушный налет на Усть-Двинск, и охранявший ее миноносец V-108 держались в хвосте колонны.

В 10 милях от Михайловского маяка пришлось повернуть обратно, так как дальнейший путь был прегражден превосходными русскими силами. Неудачная атака Окуня оказала все же достаточное моральное воздействие, и на следующий день была сделана лишь очень слабая попытка прорыва, тотчас прекращенная после того как воздушная разведка выяснила присутствие русских морских сил. В инструкции, данной перед тем Тетису, говорилось, что [322] в случае обнаружения мелкопоставленных мин надлежало возвращаться. Эта тенденция к прекращению операции ясно чувствовалась во всех действиях. Гопман надеялся, что мины (в Ирбенском проливе) еще ранее (тральщиков) «будут обнаружены летчиками, благодаря чему II дивизион тральщиков будет избавлен от новых тяжелых потерь (имелись в виду потери, понесенные у банки Штольпе и у Риксгефта). Однако в Балтийском море в противоположность [323] Северному морю даже опытным наблюдателям не удавалось обнаружить мины с воздуха... Летчики, несмотря на неизменно тихую погоду и хорошую видимость, мин не обнаружили» <3, стр. 126>.

Особенностью германской системы траления являлось то обстоятельство, что германцы имели обыкновение тралить там, где, по их мнению, русским вообще было выгодно поставить мины, а не там, где мины могли быть поставлены по характеру глубин. Русские также строили иногда догадки о местах германских минных заграждений, но, не надеясь на это сомнительное средство, они выработали систему предварительного траления, гарантировавшую от всяких неожиданностей. Если потери, понесенные германцами на минах заграждения, в 1914 г. вызывались пренебрежением к противнику, вследствие чего в германских водах вовсе не производилось тральных работ, то в 1915 г., когда траление производилось почти непрерывно, эти потери объяснялись, главным образом, тактическими ошибками; одна из них была совершена и в данном случае.

Аугсбург и Любек, участвовавшие в операции, Глиндер и часть миноносцев 3 июня вышли к Ирбену из Либавы, воспользовавшись прибрежным фарватером до Стейнорта и фарватером, который был проведен от Стейнорта на NW и в последний раз обследован 21 мая. Это было неосторожно, но некоторым оправданием являлось несение дозорной службы в районе к N от Либавы; кроме того летчики 22 мая «осмотрели всю западную часть Рижского залива и не обнаружили присутствия военных кораблей» <3, стр. 124>. Менее простительным было второе упущение. В 1914 г. германцы неоднократно приближались к Виндаве и теперь, предпринимая операцию в Рижском заливе, они должны были учесть, что русские могли заградить подходы к Виндаве, подобно тому как это было сделано недавно на подходах к Либаве. Тем не менее Глиндер, днем 4 июня отпущенный со II дивизионом тральщиков в Либаву, для сокращения пути направился от Ирбена прямо на S, мимо Виндавы, вместо того чтобы прежним кружным путем выйти на протраленный фарватер у Стейнорта. Тетис должен был сопровождать Глиндер до Стейнорта. Глиндер был обыкновенным тихоходным пароходом, и ничто не препятствовало II дивизиону провести оба корабля за тралами. Но тральщики II дивизиона были использованы в роли охранных кораблей, и на широте Виндавы, в 11 милях от берега, Глиндер взорвался на заграждении, поставленном 8 октября 1914 г. полудивизионом миноносцев особого назначения. Пароход не затонул, и его удалось отбуксировать в Либаву. Как авиаматка, он был уже непригоден; его приспособили под минный блокшив и подготовили к затоплению в воротах аванпорта на случай оставления Либавы.

С этого времени, для усиления охраны стейнортского фарватера, по ночам в район к NW от Стейнорта высылались два тральщика нейфарвассерского дивизиона. Гопман вообще склонен был отказаться в дальнейшем от использования этого фарватера, проведенного в непосредственной близости к Ирбену, и приказал проложить [324] новый выход из Либавы прямо на W от начальной точки, находившейся в нескольких милях к SW от Либавы, в пределах опасного района; наличие здесь бернатенского заграждения, обнаруженного 30 апреля — 4 июня, представляло известного рода прикрытие для кораблей, выходивших и входивших в Либавский аванпорт. Обследование этого фарватера, проведенного до 100-метровых глубин примерно по параллели 56°27', было совмещено с выполнением очередной крейсерской разведки у устья Финского залива.

2. Траление в период занятия Виндавы

Вечером 8 июня Тетис с двумя миноносцами вышел из Либавы по новому фарватеру за тралами нейфарвассерского дивизиона. В 12 милях от гавани с крейсера невдалеке от курса было усмотрено 6 мин, стоявших близко к поверхности. Тральщики на возвратном пути сумели найти лишь одну мину. 9 июня, при возвращении из похода, Тетис заметил еще 5 мин, стоявших у поверхности; они были расстреляны после того как заграждение было достаточно точно определено со шлюпок.

Катерные тральщики были заняты в Либаве, и вновь обнаруженное заграждение уничтожать было некому. Новый фарватер оказался опасным, и при следующих походах крейсеров и заградителей (18, 19, 24, 25 и 26 июня) опять пришлось пользоваться стейнортским фарватером. 17 июня нейфарвассерский дивизион под прикрытием Беовульфа произвел предварительное обследование этого фарватера; миноносец V-108 находился в это время в дозоре у Люзерорта.

В ночь на 20 июня полудивизион миноносцев особого назначения, усиленный двумя миноносцами II дивизиона, под охраной Новика и 8 миноносцев поставил 160 мин в районе между Виндавой и Бакгофеном. Заграждение начиналось милях в 3 от берега; 28 июня оно было обнаружено нейфарвассерским дивизионом, проводившим за тралами Беовульф, который был выслан из Либавы для обстрела виндавской гавани и вокзала. Совместно с Беовульфом должен был итти Аугсбург, в дозор к Фильзанду был выслан Любек.

Тральщики, шедшие в 5 милях от берега, с тем чтобы оставить место взрыва Глиндера к W, в 13 ч. 30 м. увидели прямо по носу мины, стоявшие на поверхности. В ожидании Аугсбурга, вышедшего из Либавы с опозданием, отряд в течение 2 часов стоял у заграждения; тральщики определили за это время, что заграждение имело в длину 5 миль и было направлено на Ost — W. Начальник дивизиона решил «протралить фарватер поперек заграждения в том месте, где были расстреляны 4 мины, стоявшие рядом у поверхности. Но при проходе этого места трал сошелся; это указывало на то, что здесь стояли еще и другие мины либо в виде второй линии, либо в промежутках между расстрелянными минами, но на большей глубине».

Вспомогательные тральщики не могли работать на мелкопоставленном заграждении, «а Инкула с моторными тральщиками не [325] была взята с отрядом вследствие недостатка в сторожевых кораблях, поэтому 2-й флагман, находившийся на Аугсбурге, решил уклониться к Ost'y и попытаться пройти между заграждением и берегом. Для этого тральщикам, которые уже прошли через линию мин, пришлось еще раз пересечь заграждение. При выполнении этого маневра тральщик Бунте Ку наткнулся на мину и тотчас погрузился носом в воду до палубы. Из его команды 1 человек был убит и 6 человек были ранены. Попытки удержать корабль на плаву, продолжавшиеся в течение 2 часов, окончились неудачей» <3, стр. 146>.

«Аугсбург и Беовульф с помощью миноносцев и тральщиков по лоту вышли к линии 10-метровых глубин, обошли заграждение и, имея впереди тральщики с поставленными тралами, пошли на N. Ввиду того, что трал часто задевал за грунт и его очистка требовала много времени, отряд продвигался вперед очень медленно». Отряд еще не дошел до Виндавы, когда Любек вступил в перестрелку с русскими миноносцами у Люзерорта. Аугсбург немедленно, «несмотря на опасность от мин, самым полным ходом пошел на неприятеля» <3, стр. 149>. Но русские миноносцы уже скрылись, а у Виндавы Аугсбург был безрезультатно атакован подводной лодкой Окунь, поэтому Аугсбург и Любек на возвратном пути вышли от Люзерорта в море на W, обогнули опасный район и по стейнортскому фарватеру вернулись в Либаву. Беовульф и тральщики после обстрела Виндавы тем же путем, вплотную к берегу, вернулись в Либаву. Благодаря смелым действиям Любека германцам удалось выяснить место расположения и направления обоих фарватеров, которыми пользовались русские миноносцы для выхода из Ирбена (Новик ушел от Любека северным проходом, южнее Церельского рифа, а I и II дивизионы прошли под южным берегом, у Люзерорта).

29 июня Тетис, выходивший на разведку в дневное время, предпочел воспользоваться фарватером у Бернатена; 30-го он возвратился мимо Стейнорта. Пока он производил разведку в районе в 50 милях на WNW от Виндавы, русские миноносцы поставили еще одно заграждение, на этот раз на подходах к Виндаве с N. Положение на сухопутном фронте складывалось неблагоприятно, поэтому русское командование стремилось затруднить германцам действия против Виндавы, оставление которой являлось лишь вопросом времени. Заграждения умышленно ставились на малую глубину, чтобы воспрепятствовать тралению; о существовании у германцев катерных тральщиков достоверных сведений в то время еще не имелось.

В следующие дни Гопман приказал нести дозорную службу в районе Либавы лишь с помощью вспомогательных тральщиков, отклонив просьбу Карфа о присылке для этой цели миноносцев.

«Приведение в состояние полной негодности наших миноносцев и тральщиков», — писал Гопман, — «при теперешнем напряженном использовании этих легко изнашивающихся кораблей является лишь вопросом времени» <3, стр. 135>. Гопману постоянно нехватало миноносцев, повсюду они требовались для охраны от подводных [326] лодок, находились поэтому в почти непрерывных походах и часто требовали ремонта. К тому же и потери в миноносцах были очень велики. В 1915 г. общее число всякого рода аварий миноносцев было не менее 16; семь миноносцев погибли, девять получили различные повреждения.

Между тем миноносцы рассматривались также и как эскадренные тральщики. В 1914 г. миноносцы неоднократно проводили корабли за тралами; в июле 1915 г. в связи с некоторым усовершенствованием тралов, миноносцы X флотилии устанавливали тральные приспособления, причем и сама установка и обучение миноносцев тралению требовали еще много времени. 25 августа легкие крейсеры Регенсбург и Пиллау, подходя к Дагерорту для обстрела маяка, шли за тралами миноносцев 20-й полуфлотилии. «Новое тральное оборудование испытывалось впервые и в сравнительно тяжелых условиях; оно оказалось вполне пригодным, но ввиду недостаточной опытности личного состава миноносцев трал несколько раз выскальзывал из воды на поворотах и на волнении» <3, стр. 246>.

Начиная с конца июня, обстановка у курляндского побережья становилась все более напряженной. Возраставшая активность русских миноносцев заставляла считать выход у Стейнорта небезопасным в отношении мин, и корабли, которые базировались теперь на Либаву, при производстве частых разведок по большей части пользовались выходом у Бернатена; иногда они выходили самостоятельно, а иногда — за тралами нейфарвассерского дивизиона. Возвращение из операций производилось также мимо Бернатена, хотя наличие заграждения, обнаруженного Тетисом 8 июня, делало этот фарватер особенно опасным именно при возвращении кораблей с моря. В действительности русские не имели намерения заграждать район Стейнорта, потому что на основе некоторых ошибочных сведений они еще в 1914 г. вывели неправильное заключение о том, что район Стейнорта загражден самими германцами.

12 июля по фарватеру у Бернатена вместе с крейсерами впервые вошел в Либаву линейный корабль (Эльзас ); в тот же день сюда прибыли из Киля линейные корабли Бранденбург и Верт, совершившие весь поход по прибрежному фарватеру. Накануне, по распоряжению Гопмана, были предприняты тральные работы, цель которых заключалась в обеспечении большим кораблям более удобных путей для входа и выхода из Либавы.

К этому времени в Либаве сосредоточились все три дивизиона тральщиков — II, свинемюндский и нейфарвассерский. Индианола 11 июля пришла из Киля и вместе с Инкулой приготовилась выйти для уничтожения заграждения, если бы таковое было обнаружено II дивизионом. Последний получил распоряжение протралить фарватер прямо на W от средних ворот. Благодаря хорошей погоде, эта работа, начатая 11 июля под прикрытием выходившей в море эскадры, была закончена в течение трех дней. Фарватер был протрален в длину на 30 миль, до района больших глубин, причем помощи катерных тральщиков не потребовалось; заграждение Аугсбурга осталось к N, а русские, при выполнении операции по заграждению [327] подходов к Либаве (в декабре 1914 г.), умышленно оставили путь на W чистым, так как он мог понадобиться для новой встречи английских подводных лодок.

13 июля нейфарвассерский дивизион обследовал фарватер от Либавы до Стейнорта и отсюда в море; в прикрытие выходили Бремен и два миноносца. 15 июля, под прикрытием Любека, Аугсбурга и Тетиса, охранявшихся 6 миноносцами, II дивизион вышел на работу для определения границ заграждений у Бакгофена и Виндавы; вместе с ним вышла Индианола, которую охраняли 5 тральщиков нейфарвассерского дивизиона. Для поддержки легких сил один из броненосных крейсеров, остававшихся в Либаве, был переведен в одночасовую готовность — мероприятие, которое к этому времени было принято за правило. II дивизион поставил тралы у Стейнорта и направился к Бакгофену. Индианола, спустив катеры, стала на якорь близ Бакгофена. Катеры приступили к работе на южном заграждении, а II дивизион занялся определением границ. Повидимому заграждение, поставленное 8 октября параллельно берегу (милях в И от Виндавы), к этому времени уже сильно поредело, потому что II дивизион нашел лишь одну мину. Впрочем работа не была закончена, и в 17 часов, при первом известии о появлении русских миноносцев у Люзерорта, тральщикам тотчас было приказано уходить в Либаву. Любек, ходивший перед этим взад и вперед по обставленному буями фарватеру, в сопровождении двух миноносцев направился на N. Не найдя никого у Люзерорта, он вернулся в Либаву, придерживаясь побережья; благодаря этому он благополучно миновал северное заграждение, начинавшееся в 9 милях от берега. Аугсбург и Тетис обходили опасный район у Виндавы далеко с W.

В течение следующих двух дней продолжению работ у Виндавы помешал недостаток угля в Либаве — хроническое явление, вызывавшееся трудностью доставки и непомерно большой тратой угля всеми кораблями, которые находились в Балтийском море. Вместо траления 5 тральщиков II и нейфарвассерского дивизиона 17-го произвели налет на Павловскую гавань (к N от Стейнорта).

18 и 20 июля тральщики работали в районе Виндавы, в первый из этих дней занятой германцами. II дивизион приступил к прокладке фарватеров к N и к W от загражденного района. В прикрытии находились легкие крейсеры и миноносцы.

IV эскадра, после довольно бесцельного плавания по Балтийскому морю, 20 июля, пройдя западнее Готланда, легла на курс Ost, проложенный по параллели 56°, и в 18 часов «для пробы» зашла на одни сутки в Либаву; 21-го, повидимому по прибрежному фарватеру, эскадра вернулась в Данциг.

3. Прорыв в Ирбен 8 августа

22 июля 10 тральщиков II дивизиона перевозили в Виндаву десант, а катерные тральщики с 20 июля производили очистку гавани. Германцы опасались повторения либавских событий, но мин в гавани не оказалось. После этого наступил перерыв, вызванный [328] отчасти дурной погодой, препятствовавшей намеченному тралению до Люзерорта, а отчасти — неизвестностью относительно плана дальнейших совместных операций. Сперва предполагалось, что армия в скором времени предпримет наступление на Ригу, в соответствии с чем морские силы, подкрепленные соединениями из Флота Открытого моря, должны были прорваться в Рижский залив. В.-адм. Шмидт, командовавший соединенными силами Балтийского моря (отряд Гопмана и IV эскадра) еще 20 июля получил приказ подготовить для больших кораблей безопасные от мин фарватеры для подхода к Ирбену с S (к Люзерорту) и с NW (к среднему проходу). Но через несколько дней стало известно, что «наступление на Ригу, если таковое и состоится вообще, не может иметь места раньше середины августа». Вместе с тем пр. Генрих сообщил, что операции в Рижском заливе надлежит проводить независимо от действий армии и что силы, выделенные из Северного моря, прибудут в Киль к вечеру 31 июля.

28 июля в Либаву прибыла группа прорывателей минных заграждений, выделенная Флотом Открытого моря. 30-го группа была выслана в море с задачей в течение 3 дней «обследовать по заранее выработанному плану район между Готландом и курляндский побережьем с целью обнаружения неизвестных еще в этом районе неприятельских минных заграждений». Эта попытка использовать тихоходные пароходы для разведывательного траления в открытом море окончилась неудачей, и в первый же день прорыватель Аахен был утоплен подводной лодкой Е-1 в 15 милях на ONO от Эстергарна.

«Из-за шторма в тот же вечер подорвался на заграждении у Бернатена выделенный для лоцманской службы вспомогательный тральщик; у него был сильно поврежден нос, но он без посторонней помощи вошел в Либаву. Опасность от плавающих мин сильно возросла; временами в один день сообщали о нескольких минах. 31 июля подобная плавающая мина была занесена в аванпорт и прошла между стоявшими там на якоре кораблями. Поэтому командование стянуло все сторожевые корабли, разбросанные для противолодочной охраны вдоль побережья, и назначило их для наблюдения за подходами к гавани» <3, стр. 200>.

Рано утром 4 августа вышли на работы II дивизион тральщиков и вспомогательный дивизион тральщиков Нейфарвассера, первый — для прокладки фарватера между Виндавой и Люзерортом, а второй — для контрольного траления фарватера у Стейнорта. Вспомогательный дивизион тральщиков Свинемюнде оставался в Виндаве.

«Аугсбург и Бремен сопровождали II дивизион, тогда как броненосные крейсеры с остальными легкими крейсерами и с X флотилией находились в прикрытии в 20–30 милях северо-западнее Виндавы... Перед самым окончанием работы на траверзе Виндавы, в 3 милях от нее, тралы зацепили, и 6 мин всплыли на поверхность. Т-61 случайно избежал взрыва: его винт ударил по мине и даже повредил ее корпус, но она не взорвалась. Таким образом, была обнаружена восточная оконечность заграждения, поставленного русскими 29 июня» <3, стр. 205>. [329]

Соединенными силами, назначенными для прорыва в Рижский залив, командовал в.-адм. Шмидт. Из состава Флота Открытого моря были выделены 7 дредноутов I эскадры, 1 разведывательная группа (Зейдлиц, Мольтке и фон-дер-Танн), 4 легких крейсера, 28 миноносцев и I дивизион тральщиков в составе 13 миноносцев; силами этими командовал в.-адм. Хиппер, на время операции подчиненный Шмидту.

Несмотря на сложные приготовления, никто в точности не представлял себе цели операции. Освещение, которое впоследствии придавалось событиям различными военно-морскими исследователями, также было неоднородным. Одно лишь никогда не возбуждало сомнений, это невозможность для германского флота удержаться в Рижском заливе, поскольку германцы не располагал» там опорными базами и поскольку не имелось в виду захватить Эзель с помощью сильного десанта. Операция должна была носить характер короткого мощного удара в тылу армии, защищавшей подступы к Риге. Надежды выманить и уничтожить русский флот всегда были призрачными, и если кайзер и согласился перевести I эскадру в Балтийское море, то только по той причине, что при отсутствии этой поддержки опасность в первую очередь должна была угрожать германским силам, прорвавшимся в Рижский залив.

Конкретные цели, которые были поставлены перед кораблями, назначенными для прорыва, заключались в уничтожении Славы, которая никуда не могла скрыться от значительно превосходившего ее по силе противника, а также в постановке большого минного заграждения у южного выхода в Моонзунд, благодаря чему на долгий срок были бы парализованы действия русских миноносцев и подводных лодок, базировавшихся на Моонзунд. Второстепенными задачами являлись обстрел Усть-Двинска и заграждение входа в Пернов.

Всю операцию предполагалось выполнить в течение двух дней.. Силы в.-адм. Шмидта должны были войти в Рижский залив за тралами II дивизиона тральщиков; в случае обнаружения мелкопоставленных заграждений на помощь вызывались катерные тральщики. Силы в.-адм. Хиппера должны были прикрывать операцию со стороны «противника из Гельсингфорса».

Впервые делалось столь крупное отступление от основной стратегической и военно-политической линии. Лучшие корабли Флота Открытого моря по меньшей мере на 10 дней переводились на восток, и руководителям операции предстояло немало забот для того чтобы обеспечить корабли от опасностей со стороны подводных лодок и мин заграждения, осуществив этим приказ кайзера «не рисковать кораблями».

Английские и новейшие русские подводные лодки оперировали в то время преимущественно в юго-восточной части Балтийского моря. Хиппер не намерен был углубляться в эти воды, изобиловавшие к тому же русскими заграждениями и плавающими минами; да и на прибрежном фарватере, на пути к Риксгефту, надо было пересекать опасный район Леба, в котором постоянно встречались плавающие мины. Путь к W от Борнхольма с последующим выходом на параллель 56° считался в отношении мин безопасным, но проход у Борнхольма [330] был слишком оживленным; нельзя было в самом начале операции обнаружить здесь присутствие дредноутов, потому что при всех обстоятельствах следовало помнить о главном противнике, который в любой момент мог форсировать Бельты. Путь между Борнхольмом и банкой Штольпе со всех точек зрения был выгоднее, и Хиппер, при выборе этого пути, на практике испытал справедливость теоретических выкладок пр. Генриха, который в приказе от 8 июля говорил о необходимости «проложить новые фарватеры, по возможности, через неприятельские заграждения, чтобы затруднить действия подводных лодок противника» <3, стр. 179>.

Задача была несложна, потому что по результату работ, выполненных в конце мая II дивизионом тральщиков, выяснилось, что между заграждениями, стоявшими на линии Борнхольм — банка Штольпе, имелись широкие проходы, и I дивизион тральщиков, высланный 4 августа из Киля, без задержек проложил фарватер от Иерсгефта на N, западнее банки Штольпе. Фарватер был протрален и обвехован на протяжении 15 миль; у входа на фарватер, поворачивавший у банки Штольпе на NO, был оставлен на якоре один из тральщиков, а I дивизион ушел в Нейфарвассер за углем. Вечером € августа соединенные силы Хиппера вышли из Киля, в течение ночи прошли Феммарн-Бельт и узкость у Гиедзера, в 13 часов 7 августа подошли к банке Штольпе и 16-узловым ходом направились в район к Ost'y от Готланда.

В течение дня 7 августа либавские соединения совершили последние приготовления к операции. Оба прорывателя заграждений обследовали морской фарватер, проложенный от Стейнорта к Люзерортскому рифу в обход виндавского загражденного района с W. Нейфарвассерский дивизион присоединился в Виндаве к свинемюндскому дивизиону; для их охраны прибыли Тетис и S-141. Аугсбург, Пиллау, V-99 и V-100 днем вышли из Либавы и при заходе солнца поставили входной буй L (рис. 15) в 19Уз милях на 322° от Михайловского маяка, т. е. милях в двух севернее и немного западнее той точки, от которой началась первая попытка прорыва, предпринятая 3 июня.

Все расчеты Шмидта были построены на быстроте и четкости работы тральщиков. Он полагал, что уже к 7 часам заграждения будут форсированы и IV эскадра пройдет меридиан Цереля; при этих условиях Дейчланд успел бы засветло подойти к Вердеру и проверить счисление перед постановкой заграждения. Сопротивление слабых русских сил в расчет не принималось и, действительно, оно оказало лишь самое незначительное влияние на ход операции, проведенной далеко не с той настойчивостью, которая должна была соответствовать всему размаху предприятия и количеству выделенных морских сил.

Главные силы Шмидта, днем 7 августа вышедшие из Либавы, точно в назначенное время — в 4 часа 8 августа — подошли к среднему входу в Ирбенский пролив; однако в предрассветных сумерках не сразу удалось найти буй L, и II дивизион только в 4 ч. 50 м. окончил постановку тралов и приступил к работе, держа прямо на Михайловский маяк. В поддержке шли Бремен и Брауншвейг, охраняемые [331] миноносцами. Уже через час был протрален и обвехован узкий проход длиной 11 1/2 миль, и в точке F дивизион повернул на Ost. Вскоре после этого, в 6 ч. 10 м., было обнаружено первое заграждение. Тральщик Т-52 взорвался кормой и через ¼ часа затонул; в людях потерь не было. Наступил момент, когда потребовалась помощь катерных тральщиков, но они запоздали.

10 катеров вышли из Виндавы с рассветом, прошли через Люзерортский риф, поставили тралы в 5 ч. 45 м. в точке Е и пошли по направлению к точке F. Им предстояло пройти еще около 4 миль, когда II дивизион, и без того запоздавший на 3/4 часа, повернул уже на Ost. Тетис, всегда попадавший в самое невыгодное положение, решил соединиться с II дивизионом и вышел вперед под защитой тралов двух нейфарвассерских тральщиков. Не дойдя одной мили до точки F, крейсер в 6 ч. 38 м. подорвался носом на мине. «Пара тральщиков, за которыми шел Тетис, незаметно для себя прошла через заграждение. Одна из мин была захвачена вместо трала-искателя серединой тралящего тяжелого трала и буксировалась ею вместе с якорем; она и была причиной аварии. Пока крейсер становился на якорь, сопровождавший его S-141 вызвал катеры-тральщики для вывода крейсера из заграждения. Вследствие этого начальник дивизиона катерных тральщиков получил почти одновременно два требования о помощи; оба были одинаково важны, почему дивизион был разделен пополам. Одна его часть была оставлена тралить и обставлять буями фарватер для выхода Тетиса на 10-метровые глубины, другая часть пошла на помощь к II дивизиону для прокладки фарватера через заграждения» <3, стр. 213>.

Около 7 часов началось форсирование обнаруженного заграждения. Огонь русских миноносцев и канонерок и атака самолета не могли воспрепятствовать тралению, хотя «часть снарядов и бомб ложилась среди тральщиков». Бремен, Брауншвейг и вызванный к ним Эльзас несколько раз открывали огонь по большей части с расстояния более 82 кабельт. и каждый раз заставляя русских отходить. Но линейным кораблям приходилось для этого держаться поближе к своим тральщикам, и они маневрировали самым малым ходом курсами SO — NW близ точки F по узкому фарватеру, разворачиваясь машинами.

Между тем выяснилось, что по соседству с фарватером, протраленным между точками L и F, также стояли заграждения. Миноносцам, охранявшим линейные корабли от атак подводных лодок, было приказано маневрировать, не обращая внимания на границы протраленного фарватера, и расстреливать оказавшиеся поблизости мины. Сперва полагали, что они были плавающими, но в 8 ч. 7 м. S-144 подорвался на одной из таких мин, стоявшей по соседству с миной, которая также была на поверхности. Взрыв произошел в кормовой части и причинил тяжелые повреждения, однако руль и машины были в исправности, и миноносец мог самостоятельно выйти задним ходом на протраленный фарватер. Там к нему подошли S-147 и S-140, отбуксировавшие его в Либаву. После этого случая миноносцы, охранявшие корабли от подводных лодок, получили приказание [332] держаться в пределах обставленного буями протраленного фарватера.

За промежуток времени менее 3 1/2 часов, протекших от момента начала траления, это была уже третья авария на минах, а впереди предстояло еще немало испытаний. Истек также и срок, намеченный Шмидтом для прорыва в Рижский залив, но прошло еще долгих 4 часа времени прежде чем катерные тральщики проложили, наконец, проход через заграждение. Незадолго до этого, около полудня, с NO подходила Слава, но она берегла снаряды и не ответила на огонь Брауншвейга и Эльзаса, сделавших по ней 6 залпов из 280-мм (11'') орудий с расстояния около 88 кабельт.

Проход в заграждении пришлось сделать шириной в 500 м, так как линия мин пересекалась с направлением фарватера (Ost — W) под очень острым углом. «Это обстоятельство в связи с большим количеством мелкопоставленных мин затянуло работу: несмотря на тихую погоду она заняла в общей сложности 6 часов» <3, стр. 215>.

Шмидт, маневрировавший с IV эскадрой и с крейсерами Гопмана в районе к NW от входного бакана L, все время находился в курсе событий, под влиянием которых в штабе постепенно зародились сомнения в конечном успехе. Понесенные потери представлялись очень чувствительными, а срок, потребовавшийся для форсирования одной линии заграждения, оказался неожиданно долгим. Уже около десяти часов протекло в томительном бездействии у входа в Ирбен, в ежеминутном ожидании атак подводных лодок или получения сведений о дальнейших потерях, которые представлялись неизбежными.

Достаточно было малейшего толчка для того, чтобы заставить Шмидта отказаться от продолжения операции; к тому же его советчиком являлся начальник штаба пр. Генриха Прусского кап. 1 р. Генрих, командированный из кильского замка и впервые участвовавший в серьезной боевой операции. Около 14 часов пришло известие об обнаружении второго заграждения, и Шмидт, по совету своего начальника штаба, прервал операцию.

II дивизион тральщиков в 12 ч. 15м. смог продолжить движение на Ost. Вскоре после этого один из тралов снова задел, но после подробного осмотра выяснилось, что трал либо задел за грунт, либо запутался в обломках Т-52. Вслед затем в одной миле к W от меридиана Михайловского маяка тральщики пересекли заграждение, стоявшее по направлению N — S, и около 14 часов приступили к протраливанию прохода через это заграждение. При этом в 14 ч. 32 м. Т-58 наткнулся на мелкопоставленную мину и через 20 минут затонул. Тем временем уже подходили катеры, освободившиеся от работы на первом заграждении и вызванные на помощь тотчас после обнаружения второго заграждения. Вскоре налетел грозовой шквал, и катеры с трудом держались на волне; в 14 ч. 45 м. они присоединились к тральщикам и одновременно от Шмидта пришло приказание возвращаться.

«Приказ ... вызвал удивление и предположение о том, что он был дан ошибочно» <3, стр. 216>. На II дивизионе тральщиков надеялись, [333] что эта вторая линия мин окажется последней{57}, и им было обидно, что все их усилия оказались напрасными. Оба дивизиона пошли обратно южным фарватером и, во исполнение полученного приказания, сняли при этом все буи. II дивизион убрал вехи с главного фарватера и пошел в Виндаву; сюда уже прибыли нейфарвассерский дивизион и матки катерных тральщиков, поднявшие свои катеры у Люзерорта. Прорыватели заграждений, Дейчланд и пароходы, предназначавшиеся для затопления у входа в Пернов, в течение ночи вернулись в Либаву. Тетис к вечеру добрался до Либавы на буксире у вспомогательного тральщика 5, помогая ему своими машинами; второй тральщик и S-141 охраняли их от атак подводных лодок.

Вечером 8 августа Шмидт по радио сообщил пр. Генриху о всех событиях дня; причину отказа от основной цели операции он объяснял наличием «нескольких заграждений, следовавших одно за другим»{58}, невозможностью в тот же день заградить Моонзунд и неизбежным появлением английских и русских подводных лодок, которые прибыли бы 9 августа из Ревеля и из Гельсингфорса, если бы операция был отложена на утро; к тому же запасы угля не позволяли отложить операцию на сутки. «Пр. Генрих, после того как он предоставил командовавшему в море флагману полную самостоятельность и знавший тем более, что на Виттельсбахе находился начальник его штаба, был крайне удивлен» <3, стр. 221>. В его кратком ответе заключалось указание о необходимости проведения операции. Но буи с протраленного фарватера были убраны, и операцию приходилось начинать заново, для чего необходимо было пополнить запасы угля.

9 августа соединенные силы производили демонстрацию, цель которой заключалась в безнадежной попытке выманить русский флот из Финского залива.

На рассвете 10 августа отряд Гопмана подошел с W к Церелю и обстрелял русские миноносцы. С ним находились миноносцы X флотилии, которые, «в случае надобности», должны были итти впереди с тралами. Трудно сказать, что именно подразумевалось под выражением «в случае надобности»; так или иначе Роон и Пр. Генрих в течение двух часов маневрировали в сомнительном районе и использовали миноносцы только для охраны от подводных лодок. Ничего не говорилось и о тралении впереди линейных крейсеров Хиппера, утром 10 августа обстрелявших Утэ. Вероятность атак подводных лодок, конечно, не позволяла крейсерам маневрировать за тралами, но результат операции нисколько не изменился бы, если бы высланные вперед миноносцы проконтролировали тралами район маневрирования. Более чем сомнительный успех, который мог быть достигнут в результате бомбардировки скалистого острова, далеко не соответствовал риску, которому могли подвергнуться линейные [334] крейсеры в том случае, если бы на подходах к Утэ было поставлено оборонительное заграждение.

В течение 10 и утра 11 августа все соединения возвратились с моря в различные пункты, чтобы быстрее произвести погрузку угля. I эскадра с одной флотилией миноносцев по риксгефтскому и прибрежному фарватеру прошла в Свинемюнде, откуда 2 дредноута, из-за недостатка угля в этом порту, на двое суток посылались в Киль. Линейные крейсеры по риксгефтскому фарватеру прошли в Путцигскую бухту, а сопровождавшие их легкие крейсеры и миноносцы — в Нейфарвассер. Морские силы Шмидта вернулись, частью в Данциг, частью в Либаву.

При этом возвращении была использована почти вся сеть фарватеров, проведенных в районе от Киля до Люзерорта, за исключением брюстерортского и морского фарватера в Либаву. Ни на одном из этих фарватеров не было произведено предварительного траления (в том смысле, как это понималось русскими). Между тем I дивизион тральщиков после погрузки угля в Нейфарвассере 8 августа почему-то перешел в Мемель и до конца операции оставался там. в полном бездействии. Правда, по вопросу об использовании этого дивизиона произошло недоразумение, вызванное лаконичностью радио пр. Генриха <3, стр. 222>; но вероятнее всего, что Шмидт и Хиппер попросту забыли о существовании этих тральщиков, а если и помнили о них, то все равно, при существовавшей у германцев системе однократного тралени я, никто не позаботился бы о проверке фарватеров, по которым предстояло возвращаться сильнейшей части германского флота. В этом и заключалось основное различие между тактикой траления в германском и в русском флотах.

Русские не располагали таким большим количеством тральщиков, какое имелось у германцев, и должны были довольствоваться обследованием узкой полосы; но со времени установления системы предварительного траления это обследование производилось перед каждым выходом и возвращением кораблей, причем, по возможности, проверялась вся сеть фарватеров. Независимо от произведенного» недавно траления и независимо от обстановки, весь район, доступный для постановки мин, в каждый данный момент рассматривался как сомнительный район, в пределах которого не допускалось плавания больших кораблей без производства предварительного траления. Германцы же рассматривали под этим углом зрения лишь незначительную часть фарватеров, непосредственно соприкасавшуюся с зоной действия русских миноносцев; по этой-то причине и производилось частое обследование выхода у Стейнорта.

Иное положение существовало в германских водах. В 1914 г. германцы вовсе не заботились об организации траления в своих водах, которые они склонны были считать глубоким тылом, подобно тому как это делали русские в отношении района, расположенного к Ost'y от Центральной позиции. Разочарование, постигшее зимой германцев, было куплено дорогой ценой, но вслед затем в 1915 г. у германского командования опять-таки составилось предвзятое [335] мнение о неспособности русских поставить активные заграждения в течение весны и лета. Заграждения, обнаруженные у германского побережья, по мнению германцев, были поставлены в ноябре и декабре 1914 года, и следующей постановки мин в своих водах германцы ожидали не ранее осени 1915 г. По существу, они оказались правы, но это не являлось для них оправданием. Наоборот, существовали предпосылки, которые заставляли подумать об организации контрольного траления. Хорошо было известно о наличии Новика, которому могла удаться заградительная операция, несмотря на короткие ночи. Дважды произошла встреча с русскими крейсерами в районе к Ost'y от Готланда, причем 2 июля крейсеры появились с S, и это не могло не вызвать предположений о том, что они могли возвращаться из заградительной операции, выполненной у германского побережья. Наконец, наблюдение за выходами из Финского залива и из Або-Оландских шхер велось иногда с большими перерывами и не могло поэтому обеспечить германцев от всякого рода неожиданностей.

Было, однако, одно обстоятельство, которое оказывало некоторое влияние на ход мышления и на характер действий обоих противников и которое находилось, быть может, в связи с вопросом о непринятии германцами мер предосторожности в германских водах. Фирле и Ролльман неоднократно упоминают о хорошо организованной русской осведомительной службе, успешные действия которой не вызывали у германцев сомнений еще во время войны, т. е. до опубликования русских исторических материалов, подтвердивших догадки германцев. В частности, предполагалось, что русские агенты сообщали в Россию точные данные о присутствии в Киле крупных сил, которые в любой момент (если только они действительно там находились) могли бы выйти в Балтийское море, и обстоятельство это, по мнению германцев, должно было являться для русских сдерживающим началом при попытках предпринять операции против германского побережья. Во многих случаях эти предположения германцев были совершенно правильными.

Так или иначе, германцы предпочитали, думать, что новых заграждений в их водах не окажется. Отсюда и вытекала система проведения широких фарватеров, по которым корабли могли передвигаться зигзагами и возвращаться в порт даже при наличии крупных ошибок в счислении. Из-за ограниченного числа тральщиков подобные фарватеры можно было протралить лишь однажды, раз навсегда. Не могло быть и речи об установлении твердой системы предварительного обследования столь большой площади, и германцы и не видели в этом никакой надобности. Контрольное траление в германских водах в течение всей кампании 1915 г. было произведено только дважды и при этом не на всей сети фарватеров.

4. Прорыв в Рижский залив

Начиная с вечера 11 августа легкие крейсеры установили наблюдение за выходами из Рижского залива. По замеченным на поверхности минам, относительно которых нельзя было сказать [336] с уверенностью, что они плавающие, и по характеру действий подводных лодок крейсеры вывели заключение о том, что русские ожидали повторения прорыва с NW. И действительно усиление Ирбенской позиции новыми заграждениями производилось, главным образом, в среднем проходе, так как южный проход, по характеру глубин, допускал прорыв линейных кораблей только очень сложными ломаными курсами, в обход Люзерорского рифа и нескольких песчаных банок; к тому же здесь не было столь же удобных ориентиров, каковым являлся, при пользовании средним проходом, Михайловский маяк.

В ожидании возобновления операции никаких передвижений кораблей больше не производилось. 13-го, когда появилась подводная лодка у Полангена, для усиления охраны линейных крейсеров из Северного моря были вызваны в Путцигскую бухту 10 вспомогательных тральщиков.

Шмидт решил оставить в Либаве 7 линейных кораблей, имевших слишком слабую противоминную защиту, и прорываться в Рижский залив с двумя дредноутами, четырьмя легкими крейсерами и 32 миноносцами. При этом на траление отводилось значительно больше времени, и сверх трех дивизионов, принимавших участие в прорыве 8 августа, на этот раз привлекался также и I дивизион тральщиков. Кроме того в состав отряда, предназначавшегося для прорыва, вошли 2 прорывателя заграждений, Дейчланд, 8 сторожевых кораблей и 3 парохода для затопления. Прикрывающий отряд Хиппера состоял из 16 больших кораблей и 32 миноносцев. В общей сложности в операции должны были участвовать 22 больших корабля, 64 миноносца, 40 тральщиков и 14 вспомогательных судов, всего 140 вымпелов.

Дредноуты и линейные крейсеры между 9 и 12 часами 15 августа прошли в море по фарватеру у Риксгефта и вечером встретились с кораблями, вышедшими из Либавы на W по прямому 30-мильному фарватеру.

Первоначально Шмидт имел намерение прорываться через знакомый уже средний проход, но сведения, полученные от крейсеров, побудили его изменить решение. С вечера 15 августа Аугсбург поставил в 6 милях западнее Люзерорта входную бочку А (рис. 15). К 5 часам 16 августа сюда подошел курсом Ost весь отряд, назначенный для прорыва, и II дивизион тральщиков с поставленными тралами направился в обход Люзерортского рифа. За ним следовали нейфарвассерские тральщики с катерами на буксире; Пиллау, Бремен и несколько позади — I дивизион тральщиков и оба линейных корабля. Когда колонна приблизилась к Люзерортскому рифу, катерные тральщики были высланы вперед; им удалось найти проход между Люзерортским рифом и германским заграждением, поставленным 4 июня, причем была взорвана всего одна мина.

Обогнув риф и спустившись на SO, колонна в точке Е, в 3 милях на NNW от Люзерортского маяка, повернула на NO, по направлению на точку F. Решено было не доходить до этой точки на 2 мили и повернуть в точке G на OSO, чтобы пройти под самым берегом, оставить к S германское заграждение, поставленное [337] 18 июня, и обогнуть с S русские заграждения, обнаруженные 8 августа в районе точки F. Повидимому Шмидт решил обойтись на этот раз без потерь, хотя бы и ценой непомерной затраты времени. Вся работа от Люзерортского рифа до точки G была выполнена катерами без всякого участия II дивизиона, который мог бы закончить ее в течение часа, тогда как катерным тральщикам для проведения фарватера длиной 10 миль и шириной 400 м потребовалось целых 7 часов. Весь отряд простоял в это время на якоре в точке В, в 6 милях NW от Люзерорта. Шмидт понимал, что при отсутствии ясной цели ему трудно будет стяжать победные лавры, и с самого начала операции не слишком торопился прорываться в Рижский залив. В этом неприкрытом скептицизме, который не давал, однако, права совершать тактические ошибки, таился зародыш вторичного неуспеха, постигшего германского адмирала.

Только в 12 ч. 30 м. II дивизион приступил, наконец, к тралению от точки G на OSO. Через ¼ часа, находясь милях в 2 1/2 южнее точки F, дивизион обнаружил первое русское заграждение и начал тралить через него проход. «Во время этой работы наткнулся на мину Т-46; взрыв произошел под средней частью, тральщик переломился пополам и тотчас затонул. Из 25 человек команды удалось спасти только 8. В голову опять были поставлены катерные тральщики, а на смену II дивизиону вступил I дивизион тральщиков» <3, стр. 230>.

Около 13 часов на Ирбенскую позицию подошла Слава; она «дважды пыталась обстрелять тральщики, но оба раза безуспешно, так как линейные корабли уже с большого расстояния принуждали ее отходить. Даже путем увеличения дальности огня с помощью искусственного крена она не смогла достичь попаданий. К 17 часам катерные тральщики, в сопровождении одного из вспомогательных тральщиков, так далеко продвинулись на Ost, что попали под действительный огонь Славы на дистанции около 66 кабельт.; им пришлось отвернуть. Тотчас, несмотря на угрожавшую ему опасность, к ним подошел Бремен, чем отвлек на себя огонь до тех пор, пока Позен и Нассау не принудили противника к отступлению. Все суда остались невредимыми, и катеры снова приступили к работе» <3, стр. 232>. Однако надвигалась темнота, и в 18 часов работа была прекращена. Корабли стали на якорь в точке Е, а тральщики пошли к своим маткам к Люзерорту. Для охраны протраленного фарватера полуфлотилия миноносцев на ночь стала на якорь у Михайловского маяка.

Потери первого дня были невелики. Но германцев раздражали действия Славы. Катерным тральщикам приходилось выдвигаться далеко вперед, и не всегда Позен и Нассау могли своевременно подойти на помощь. Надеясь добиться дешевого успеха путем ночной минной атаки, Шмидт выслал два быстроходных миноносца, V-99 и V-100, которые прошли под самым берегом и после безуспешных поисков Славы под утро 17 августа были настигнуты Новиком. С третьего залпа Новик перешел на поражение, и после непродолжительного артиллерийского боя на V-99 из 80 человек команды 43 человека были убиты и ранены. [338]

В то время как погибал V-99, тральщики уже приступили к работе. Успехи второго дня выразились, главным образом, в удачном обстреле Славы; несмотря на большое расстояние (около 90 кабельт.) Позен и Нассау добились попаданий тяжелыми снарядами, и Слава принуждена была уйти в Куйвасто, но это спасло ее от гибели, которая была бы для нее неизбежной, если бы она и в следующие дни упорствовала в своем намерении противодействовать тралению, которое и без того подвигалось крайне медленно. Несмотря на обилие тральщиков в течение дня было пройдено всего 8 1/2 миль, Работа была начата I дивизионом, но как только он затралил мины (милях в 3 к N от Михайловского маяка), на смену ему вышли катеры. Конечно, эта умелая тактика гарантировала I и II дивизионы от крупных потерь, но о быстроте продвижения не могло быть в речи; между тем с каждым днем уменьшались запасы угля на дредноутах; к тому же и отличная погода, и на этот раз благоприятствовавшая тралению, рано или поздно должна была кончиться.

К вечеру 17 августа катерные тральщики в районе к N от Михайловского маяка форсировали 3 линии минных заграждений; в общей сложности здесь было вытралено 35 мин. «Там были перемешаны поставленные в разных направлениях мелко и глубоко стоявшие, большие и малые мины; они были разбросаны бессистемно, что сильно затрудняло работу» <3, стр. 235>.

Еще одну ночь отряд простоял на якоре.

К 8 часам 18 августа катерные тральщики достигли точки H, в 3 милях на NO от Михайловского маяка, и повернули отсюда на NNO. Вскоре было прорезано еще одно заграждение, оказавшееся последним. Но высланный вперед I дивизион в 5 1/2 милях северо-восточнее Михайловского маяка обнаружил сетевое заграждение. С помощью шлюпок, разбивавших стеклянные поплавки и взрывавших патроны натягиванием сети, к 16 ч. 30 м. был проложен проход шириною 300 м, но для дальнейшего продвижения к Моонзунду было уже поздно, и в третий раз отряд на ночь стал на якорь. В этот день видимость ухудшилась. Появлявшиеся утром русские миноносцы и канонерки «не причинили тральщикам затруднений».

19 августа наступил четвертый день операции. С самого утра не было в сущности, никаких препятствий для осуществления намеченных целей. Русские еще накануне убедились в том, что Ирбенская позиция прорвана. Упорство, с которым германцы в течение трех дней форсировали заграждения под прикрытием двух дредноутов и при наличии крупных сил в Балтийском море, заставляло предполагать наличие серьезных намерений, объем которых, в представлении русского командования, во много раз превышал истинный масштаб германской операции. В сознании своего бессилия русские отступили в Моонзунд. На Славе хорошо понимали, что корабль являлся одним из объектов атаки. Отступать дальше было некуда, а минное заграждение, которое Амур приготовился ставить у Кюбассара, по опыту предыдущих дней могло представить лишь кратковременное препятствие. Гибель Славы, высадка [339] германцев в Аренсбурге, потеря Эзеля с его радиопеленгаторной станцией в Кильконде и резкое ухудшение стратегической обстановки казались близкими и неизбежными, потому что русское командование не могло допустить мысли о том, что огромное напряжение, сделанное германцами, в конце концов окажется ударом по воздуху.

В.-адм. Шмидт вошел в Рижский залив в сознании своей силы и достаточной неуязвимости со стороны мин заграждения и подводных лодок. Но кайзер приказал не рисковать кораблями, а у Шмидта не было воли к победе, и эти два фактора явились лучшими союзниками русских. Ничтожная причина — неисправность холодильника на Пиллау - побудила германского адмирала отложить начало операции часа на три, хотя на пути к Моонзунду могли встретиться всякого рода непредвиденные задержки. Крейсер можно было оставить на якоре под охраной сторожевых кораблей, а разведку, которую он должен был произвести у южного побережья Эзеля, можно было поручить миноносцам.

Нейфарвассерский и свинемюндский дивизионы были оставлены в Ирбене для охраны и расширения протраленного фарватера, который по всей длине должен был быть не уже 400 м. Они усердно потрудились также на сетевом заграждении и за два дня, 18–19 августа, уничтожили там около 60 противолодочных мин и подрывных патронов.

II дивизион получил приказание итти впереди отряда с поставленными тралами. I дивизион был использован для усиления охраны от подводных лодок. Незадолго до начала операции (в 8 ч. 45 м.) пришло известие о подрыве Мольтке, а во II дивизионе, при разворачивании в узком месте в районе к N от Михайловского маяка, Т-77 вышел из пределов протраленного фарватера и наскочил кормой на мину. «Тотчас два отделения заполнились водой, но тральщик удалось удержать на плаву и доставить в порт; он потерял двух человек убитыми» <3, стр. 236>.

Начало не предвещало ничего хорошего. К тому же видимость, не превышавшая 10 миль, препятствовала воздушной разведке. В районе Цереля была замечена подводная лодка; вслед затем II дивизион поднял сигнал «вижу мину», вследствие чего отряд на некоторое время вынужден был повернуть на обратный курс. Подозрительный район был обойден с юга, причем I дивизион сменил II дивизион.

Линейные корабли продвигались к Моонзунду с медлительностью, едва ли соответствовавшей техническим возможностям. 8 1/2 узлов — такова была наибольшая средняя скорость, но и то лишь в течение короткого промежутка времени, с 13 часов до 14 1/2 часов, а в остальное время скорость была еще меньше. Только к 17 часам отряд подошел на видимость Кюбассара, но и здесь, вследствие задевания трала за грунт, был потерян еще один час светлого времени. Средняя скорость продвижения от Ирбена до точки, находившейся в 9 милях южнее Кюбассара, составила всего 7 узлов, хотя техническое устройство тралов позволяло итти со скоростью, по меньшей мере, 10–11 узлов. [340]

Оставалось не более полутора часов до наступления темноты, когда Шмидт выслал Дейчланд для. постановки заграждения у южного входа в Моонзунд, а также 3 миноносца — для постановки мин на рейде Куйвасто и в проливе между Эзелем и Мооном. II дивизион, под прикрытием Пиллау, пошел впереди с поставленными тралами. Вскоре на N появились русские миноносцы, но Пиллау вынудил их отойти на рейд Куйвасто.

Неизвестно, чем кончилась бы операция Дейчланда и какова была бы судьба миноносца, посланного в Куйвасто, если бы тральщики II дивизиона не обнаружили в 19 часов заграждения, поставленного незадолго перед тем Амуром. Сигнал гласил, что трал задел, повидимому, за грунт, но Шмидт тотчас приказал отложить операцию до утра. Отряд пошел на ночь в район к N от о. Руно и по пути, из-за оплошности русского командования, утопил канонерскую лодку Сивуч.

Около полуночи погиб миноносец S-31, взорвавшийся на заграждении в 4 милях западнее о. Руно. «Взрыв произошел позади мостика, и две кочегарки тотчас же наполнились водой; вспыхнувшая нефть произвела пожар на мостике, 3 человека были сброшены за борт, но их спасли шлюпки с V-184 и S-35. Последние не могли подойти к подорванному миноносцу, потому что около него стояли у поверхности мины. На S-31 были приняты все меры для удержания миноносца на плаву, но через 2 1/2 часа он переломился и затонул. Благодаря надлежащей помощи двух указанных миноносцев и взаимной поддержке экипажа пострадавшего корабля, в течение четырех часов был спасен весь личный состав, за исключением 11 человек, погибших при взрыве» <3, стр. 240>.

Заграждение, на котором погиб S-31, было поставлено еще в июле в расчете на то, что германцы, в случае проникновения в Рижский залив будут продвигаться на S, вдоль курляндского побережья, для оказания поддержки армии. Заграждение было поставлено несколькими банками на линии Домеснес — Руно. Днем 19 августа на этой же линии, при поддержке Грауденца, 7 миноносцев выстроили дозор. Повидимому эти миноносцы не один раз пересекли линию заграждения прежде чем подорвался S-31. По наблюдениям с о. Руно взорвались и погибли 2 миноносца, но у Ролльмана говорится лишь об одном. Впрочем у этого автора встречается много неточных и противоречивых указаний.

Так, на стр. 237 говорится о высылке X флотилии «на минную постановку для заграждения Моонзунда», тогда как эта задача была возложена на 3 миноносца VIII флотилии, а X флотилия была выслана в дозор.

На стр. 248 в числе причин, заставивших Шмидта отказаться от постановки заграждения, упоминается об обнаружении у входа в Моонзунд «второй позиции из минных заграждений и подводных лодок». На самом деле о наличии минного заграждения, поставленного Амуром, ничего определенного известно не было, так как на тральщиках полагали, что трал задел за грунт.

На стр. 249 число убитых и раненых германцев определяется в 65 человек, тогда как по цифрам, приведенным самим автором [341] для отдельных случаев, это количество составляло не менее 92 человек.

Приказание поставить мины у южного входа в Моонзунд, отданное Шмидтом в 18 ч. 30 м. 19 августа, заключало в себе полный отказ от достижения одной из важнейших целей операции — уничтожения Славы. Очевидно, что заграждение следовало поставить только после осуществления этой цели. По краткому и неверному объяснению Ролльмана <3, стр. 237>, «от предусматривавшегося планом операции набега на Моонзунд пришлось отказаться из-за пасмурной погоды и плохой видимости». В действительности видимость была не менее 9–10 миль, но уже по ходу дневного передвижения отряда для всех участников операции должно было быть ясно, что Шмидт не стремился прорываться на рейд Куйвасто. Он еще 11 августа в радиотелеграфной переписке с пр. Генрихом не скрывал своего отрицательного отношения ко всей идее, положенной в основу прорыва в Рижский залив на короткий срок, а не для окончательного овладения обоими берегами Ирбена. В представлении Шмидта объекты атаки не соответствовали риску, и он предпочел не рисковать.

Утром 20 августа еще не поздно было прорваться на рейд Куйвасто, но никаких предположений на этот счет в штабе Шмидта не делалось, и в 6 ч. 30 м. отряд направился на N, чтобы прикрывать постановку минных заграждений. Видимость была хуже, чем накануне, и на этот раз она действительно препятствовала активным действиям. В дневнике Шмидта было записано: «Видимость не превышает 4 миль. Полный штиль, море как зеркало. На свободной воде это значительно усложнило бы действия подводных лодок. В пределах же стесненного района, подозрительного в отношении мин, корабли не имеют возможности свободного маневрирования. Вход в Моонзунд с S при полной видимости является крайне неудобным фарватером... Для постановки мин необходимо хорошее определение места» <3, стр. 243>.

Вскоре с миноносца V-182 сообщили, что он ясно видел подводную лодку на пути линейных кораблей, и Шмидт отменил постановку мин, а также демонстрацию у Усть-Двинска. Выполнена была лишь операция по заграждению входа в Пернов. Одной из важнейших причин, побудивших Шмидта начать возвращение, явилось «сильное понижение дееспособности миноносцев и в особенности II дивизиона тральщиков», ослабленного взрывом Т-46 и Т-77 и аварией в машине одного из тральщиков, который на несколько часов пришлось взять на буксир.

Отряд Шмидта перешел в Ирбен, в пределы протраленного фарватера, где он чувствовал себя в сравнительной безопасности от атак подводных лодок. Предварительно I дивизион проконтролировал весь фарватер тралами. «Миноносцы, сопровождавшие крейсеры, снимали ограждение с протраленного фарватера, но не окончили своей задачи, потому что Шмидт хотел до наступления темноты пройти через заграждение, стоявшее у Михайловского маяка» <3, стр. 244>. Около 20 часов корабли стали на якорь у Михайловского маяка. [342]

С утра 21 августа «оба дивизиона тральщиков приступили к уборке буев, поставленных в районе заграждений. По приказанию командира соединенных сил в точках поворотов ограждение было оставлено на местах на случай, если бы при наступлении армии понадобилось повторить прорыв в Рижский залив» <3, стр. 244>. Повидимому были оставлены и некоторые промежуточные вехи, потому что 24 августа Новик совершенно самостоятельно прошел по протраленному германскими тральщиками фарватеру, пользуясь оставленными буями.

Днем и вечером 21 августа все корабли, принимавшие участие в операции, начали возвращение в германские порты. Зейдлиц и фон-дер-Тан ушли прямо в Киль. I эскадра пошла в Свинемюнде, а остальные корабли направились в Либаву. Все тральщики поступили в длительный ремонт, и до середины сентября никаких тральных работ в германских водах не производилось. Не выполнялось здесь траление и в период операции, продолжавшейся во второй раз около 8 суток (с 14 по 22 августа); за это время по риксгефтскому фарватеру много раз проходили корабли Хиппера, поочередно пополнявшие запасы угля; здесь же под конвоем Зейцлица и фон-дер-Танна прошел в Данциг поврежденный Мольтке. Много походов без предварительного траления было совершено и по фарватерам, проведенным из Либавы, и по прибрежному фарватеру, по которому из Данцига на W прошел только что законченный постройкой линейный крейсер Люцов.

Если 8 августа пр. Генрих был крайне удивлен, то на этот раз он «был изумлен, когда в полдень 21-го узнал о прекращении операции. Он сожалел, что Моонзунд не был нигде загражден; в действительности постановка даже небольшого числа мин была бы полезна». Адмирал-штаб с своей стороны дал неудовлетворительный отзыв; по его мнению не были выполнены именно те задачи, ради которых и давалось согласие на вторичный прорыв, а именно: действительное заграждение Моонзунда на долгий срок и уничтожение Славы. Кайзер согласился с мнением адмирал-штаба.

Впоследствии пр. Генрих согласился с доводами Шмидта о выяснившейся необходимости прекратить операцию вследствие того, что дееспособность II дивизиона тральщиков будто бы была почти исчерпана. Между тем именно эти доводы менее всего заслуживали внимания; по существу они были неправильными, потому что утром 20 августа во II дивизионе в строю находились 9 тральщиков из 14, не говоря о наличии 13 тральщиков I дивизиона. Доводы эти были несправедливы по отношению к личному составу II дивизиона. В роли стрелочников пришлось выступить именно тем кораблям, которые менее всего заслуживали каких бы то ни было упреков. С начала навигации дивизион потерял на минах 9 тральщиков, из которых 6 утонули и 3 были тяжело повреждены, причем погиб 41 человек; половина этих потерь была понесена при прорыве в Рижский залив.

Особого внимания заслуживает тот факт, что главная задача по протраливанию фарватера для линейных кораблей в боевой [343] обстановке, под неприятельским огнем, была выполнена маленькими катерами, представлявшими неблагодарную мишень для тяжелой артиллерии Славы. Да и во многих других отношениях операция была весьма поучительна. «Прорыв крупного соединения через широкий загражденный минами район, защищаемый неприятельскими морскими силами, представлял для тральщиков, миноносцев и крупных кораблей совершенно новую задачу. Не обращая внимания на всплески снарядов и на ежеминутную опасность подрыва на мелкопоставленных минах, тральщики несли свою ответственную службу, и нужно только удивляться тому, что ни один из наиболее глубоко сидевших ведущих тральщиков не подорвался на минах, несмотря на длительную работу на заграждениях и необходимость неоднократно пересекать одни и те же линии в различных направлениях» <3, стр. 251>.

VI. Заключительный период

1. Траление в германских водах. Опасность от плавающих мин

В некоторых случаях германское командование довольно успешно воспринимало уроки войны и на ходу вырабатывало правильные тактические приемы траления. В частности, Гопман еще в конце июня, после того как II дивизион обследовал зигзагами рихтсгефтский и брюстерортский фарватеры и морской фарватер в Либаву, и еще до взрыва парохода Урсула Фишер находил, что «при новом способе траления, при котором обследуемый фарватер покрывался сетью зигзагообразных курсов, ввиду обширности района оставались большие промежутки между галсами» <3, стр. 118>. Поэтому Гопман приказал II дивизиону обследовать рихтсгефтский фарватер еще несколькими галсами «параллельными его основному направлению» (по русской терминологии — параллельно оси фарватера).

Обстановка не позволила выполнить эту работу ни в июле, ни в августе; в начале июля дивизион, по распоряжению того же Гопмана, переключился на борьбу с подводными лодками, а в дальнейшем был занят тралением в районе Либавы и при прорыве в Рижский залив. Закончив в первой половине сентября ремонт, II дивизион, действуя по составленному Гопманом плану, обследовал рихтсгефтский и брюстерортский фарватеры. Ни на том, ни на другом фарватере мин не оказалось, хотя работа была выполнена по способу Гопмана (по русской терминологии — по способу подробного обследования районов, т. е. частыми параллельными галсами с узкими пропусками между галсами). Отсюда видно, что заграждение Енисея действительно не распространялось в пределах зоны брюстерортского фарватера. Что касается рихтсгефтского фарватера, то повидимому его ось была перенесена мили на две к W, так что заграждение Рюрика осталось после этого за пределами зоны фарватера.

Оба фарватера были очень удобны в навигационном отношении, особенно при системе зажигания маяков и высылке пловучего [344] маяка навстречу возвращавшимся кораблям. Но русские и английские подводные лодки досаждали германцам как у Риксгефта, так и у Брюстерорта; поэтому II дивизион по распоряжению Гопмана проложил для выхода из Данцигской бухты еще один фарватер непосредственно из конца брюстерортского фарватера курсом N — S, т. е. с осью, расположенной по меридиану 19°16'. И в этом случае заграждение Енисея не было обнаружено, хотя оно должно было мили на три перекрывать зону нового фарватера.

Из 240 мин, поставленных Енисеем, по крайней мере половина имела углубление 5 м; если даже допустить, что все мины, имевшие меньшее углубление (3 м), были сорваны, то часть мин с 5-метровым углублением должна была сохраниться на месте. Если бы эти мины стояли в пределах зоны нового фарватера, то при его обследовании по способу Гопмана они были бы обнаружены. Отсюда следует, что у Енисея, так же как и у Рюрика, была ошибка в счислении около 3 миль к W и при этом не более 3 миль, иначе заграждение было бы обнаружено в начале апреля нейфарвассерским дивизионом тральщиков. Таким образом, одно из самых крупных заграждений, поставленных русскими зимой 1914–1915 гг., не представило для германских тральщиков никакой нагрузки. Что касается двух заграждений, обнаруженных 5 и 8 апреля нейфарвассерскими тральщиками поблизости от зоны нового фарватера, то обстоятельство это, с точки зрения Гопмана, являлось положительным, а не отрицательным фактором, потому что в вопросе о проведении фарватеров через загражденные русскими районы он был вполне солидарен с пр. Генрихом.

Однако, в своем стремлении предохранить корабли от атак подводных лодок германцы преувеличивали значение этого мероприятия, которое при известных условиях могло оказаться опасным, так как оставшиеся поблизости от фарватеров заграждения являлись рассадниками плавающих мин. Русские также проводили фарватеры через загражденные германцами районы, но не иначе как после полного уничтожения данного заграждения.

15 сентября II дивизион безуспешно тралил в непосредственной близости от Стейнорта, где, по донесению сторожевого корабля, была обнаружена мелкостоявшая мина. В течение следующих 20 дней дивизион, несмотря на затяжную свежую погоду, выполнил все полученные от Гопмана задания. Были определены границы заграждения, находившегося на WSW от Либавы (и обнаруженного 8 июня Тетис), выходной фарватер на W был значительно расширен, и на подходах к Стейнорту был значительно увеличен маневренный район.

20 сентября вступил в строй нейфарвассерский вспомогательный дивизион. Половина дивизиона была вызвана на запад для усиления охраны Зунда, а остальным тральщикам было приказано обследовать тралами водный район к Ost'y от Хелы. Здесь, милях в 15 к W от Пиллау, произошли непонятные для Гопмана события: 6 сентября затонул от взрыва пароход Бреслау, шедший из Либавы с грузом военной добычи, а один из миноносцев повредил лопасть винта о какой-то металлический предмет — либо мину, либо затонувший [345] корабль. Причиной гибели Бреслау считалась плавающая или стоявшая на якоре мина, но, несмотря на самое тщательное траление, нейфарвассерские тральщики никаких мин не нашли. Они были посланы после этого в помощь II дивизиону для окончания работ на новом выходном фарватере, а относительно Бреслау было решено, что причиной гибели парохода явилась плавающая мина.

Опасность от плавающих мин в 1915 г. угрожала германцам на всем протяжении от датских проливов до курлянского побережья. Мины, поставленные в 1914 г. в Лангеланд-Бельте, плохо выдерживали свежие осенние погоды и в большом количестве срывались с якорей. В октябре два катерных тральщика фридрихсотрского дивизиона, стоявшие у борта дозорного корабля, погибли от взрыва одной из таких мин. Фридрихсортскому дивизиону приходилось от времени до времени проверять заграждение и убирать мины, всплывшие к поверхности.

В конце сентября, когда обсуждался вопрос о предложенной пр. Генрихом постановке оборонительного заграждения к N от Либавы, в.-адм. Шульц отнесся к этому проекту отрицательно. Он полагал, что «постановка заграждений на подходах к Либаве потребует предварительного траления всего прилегающего водного района, а кроме того и уничтожения обнаруженных заграждений; весьма сомнительно, что в наступившее осеннее время тралящие соединения смогут справиться с такой работой. Кроме того, после постановки значительно возрастет опасность появления плавающих мин; гибель парохода Бреслау была в этом смысле достаточным предупреждением».

До поры до времени все рассуждения об опасности от плавающих мин носили характер теоретических предположений. Но 10 ноября нефтеналивной пароход Бюргермейстер Петерсен (2800 т) действительно взорвался на плавающей мине у Гейстернеста, на половине пути между Хелой и Риксгефтом. Почти весь экипаж погиб, а потеря нефтеналивного судна была особенно тяжела ввиду недостатка в этого рода судах. Перед этим выяснилась, наконец, истинная причина гибели парохода Бреслау.

В первой половине октября, в результате энергичных действий Е-19, на западе прервалось судоходство; впервые с апреля на всем театре возникло сильнейшее беспокойство, и участились донесения о подводных лодках. Все наличные силы в том числе нейфарвассерский дивизион и половина II дивизиона тральщиков были распределены для противолодочной охраны на фарватерах от Киля до Либавы. В подобных условиях причина любого взрыва, где бы он ни произошел, была бы приписана торпеде.

12 октября в районе взрыва Бреслау «неожиданно затонул нефтеналивной транспорт Вилькоммен (3 100 т) с половиной команды (13 чел.),... а 14-го невдалеке от места гибели Вилькоммена миноносец S-149 получил тяжелое повреждение от взрыва в кормовой части, но был отведен на буксире в Данциг; при этом взрыве один человек погиб. Тотчас после гибели нефтеналивного транспорта миноносцы охотились за предполагавшейся подводной лодкой». Не хотелось думать, что русские возобновили уже заградительные [346] операции; к тому же нейфарвассерские тральщики в сентябре безрезультатно искали здесь мины. С другой стороны, три взрыва в одном и том же районе были достаточно показательными, поэтому пароходам дано было указание обходить опасный район далеко с S, проходя под берегом по линии Хела — Кольберг — Пиллау. После этого «был вызван на работу II дивизион тральщиков... Группа, состоявшая из 6 тральщиков,... через несколько дней обнаружила две сильно обросших мины: это были остатки заграждения, поставленного в ночь с 5 на 6 ноября 1914 г. с эскадренного миноносца Новик. Мимо этого места и через этот самый район в течение 10 месяцев происходило оживленнейшее судоходство, и только 6 сентября одна из мин явилась причиной гибели парохода Бреслау, причем только последующие потери повели к обнаружению истинной причины гибели судов в этом районе» :<3, стр. 290>.

Через несколько дней после сделанного II дивизионом открытия, заставившего вспомнить о ночной встрече Тетиса 6 ноября 1914 г., в 15 милях западнее Либавы погиб от торпеды Пр. Адальберт. Шедшие в охране «миноносцы не видели следа торпед, а с крейсера не было дано никаких тревожных сигналов, поэтому взрыв был приписан мине заграждения, и на место гибели был выслан II дивизион тральщиков. Даже когда было принято сообщение русской радиостанции о том, что подрыв был произведен подводной лодкой, не все сомнения рассеялись; считали, что причиной гибели могла быть мина, поставленная с подводной лодки» <3, стр. 292>. Половина II дивизиона, с начала октября откомандированная для охраны фарватера на участке Иерсгефт — Зассниц, была возвращена для этой работы в Либаву. Таким образом русские мины заставляли отвлекать тральщики для охоты за подводными лодками, а английская торпеда вынудила повторить траление на фарватере, который незадолго до этого был тщательно протрален на всем его протяжении. Между тем в тральщиках попрежнему испытывалась крайняя нужда, и пр. Генрих рекомендовал осторожнее подходить к вопросу об использовании тральщиков, так как «на их дальнейшее усиление не было никаких надежд».

Под произошедшим усилением подразумевались некоторые существенные перемены. Октябрьские операции русских и английских подводных лодок вынудили значительно усилить охрану фарватеров. Сделано это было за счет передачи нейфарвассерских вспомогательных тральщиков в полуфлотилию сторожевых кораблей восточной части Балтийского моря. Нейфарвассерский дивизион «получил вместо них, подобно вспомогательному дивизиону катерных тральщиков Свинемюнде, — 12 мореходных моторных катеров с транспортом-базой Фюрст Бюлов (8 000 т). В то же время, по настоянию пр. Генриха, был сформирован еще один дивизион такого же типа из 12 вновь построенных моторных катеров-тральщиков с пароходом-базой Аммон. Все три дивизиона катерных тральщиков получили однообразное название «дивизионов траления». Однако должно было пройти еще несколько месяцев, пока новые соединения могли быть приведены в полную готовность» <3, стр. 289>. [347]

Фридрихсортский дивизион, применявшийся, главным образом, для контрольных работ на заграждениях, поставленных в датских проливах, летом был использован также для работ на арконском заграждении. Заграждение это «с момента точного определения его границ почти не представляло препятствий для судоходства. Но, во избежание опасности от плавающих мин, это заграждение в 4-недельный срок было вытралено кильским вспомогательным дивизионом катерных тральщиков, переведенным на это время в Зассниц. Работа этих малых судов всегда вызывала одобрение, тем более что и в порту им было много неприятного дела... Осенью дивизион получил новые катеры, так как старые были сильно изношены» <3, стр. 273>.

Работы на арконском заграждении продолжались в общей сложности два месяца при участии трех дивизионов тральщиков. Данных о числе вытраленных мин Ролльманом не приводится, но повидимому это было одно из наиболее стойких русских заграждений. Из числа 100 мин, поставленных Россией, две мины послужили причиной взрыва Газелле и Грете Хемсот, следовательно «процент попадания» оказался равным двум. Заграждение было глубоко поставленным и не вызвало потерь среди работавших на нем тральщиков.

Вторым заграждением, полностью уничтоженным в 1915 г. германцами, было заграждение Новика. Ничтожное количество мин, обнаруженных во второй половине октября II дивизионом, не позволяло сделать никаких выводов о длине и направлении заграждения и заставило предполагать наличие небольших минных банок. Поэтому в первой половине ноября, после того как II дивизион освободился от траления в районе взрыва Пр. Адальберта, ему было приказано систематически протралить весь район между Хелой и Брюстерортом. После длительной безрезультатной работы, закончившейся только 22 декабря, заграждение было сочтено уничтоженным.

Начиная от обстоятельств его постановки и кончая моментом его обнаружения, судьба заграждения Новика была несколько необычной. Миноносцу было приказано поставить мины в районе к N от маяка Шольпин, но сильное волнение заставило командира повернуть в Данцигскую бухту, вследствие чего и произошла, после постановки, встреча с Тетисом, не вызвавшая со стороны германцев никаких мероприятий контрольного характера. Было поставлено 50 мин пятью банками по 10 мин с промежутками в 1 милю между банками. Общая длина заграждения была около 5 1/2 миль, и северная его часть распространялась в пределах прибрежного фарватера Хела — Брюстерорт. Фарватер этот ни разу не был обследован по способу Гопмана (по крайней мере об этом нигде не упоминается у Рольмана), но независимо от этого причина, по которой 90% поставленных мин не были обнаружены германцами, заключалась, повидимому, не столько в действии штормов, сколько в ненадежности и неверности карты, имевшейся в распоряжении Новика. Впадина с глубинами свыше 100 м, расположенная при входе в Данцигскую бухту, распространяется на несколько миль восточнее [348] и немного южнее, чем полагал командир Новика. Очень возможно, что северная часть заграждения оказалась глубоко под водой подобно тому, как это случилось с северо-западной частью заграждения «С», поставленного германцами севернее Даго. Эхолотов в то время не существовало, и у русских не было обыкновения проверять перед постановкой глубины механическими или гидростатическими лотами; к тому же эта проверка, в данном случае, была бы бесполезной, так как постановка была начата в южной точке, на глубинах около 95 м.

Из числа 50 мин две были вытралены, а на трех взорвались Бреслау, Вилькоммен и S-149, следовательно «процент попадания» был не менее шести (наивысший для всех русских активных заграждений). В точности установить этот процент невозможно, потому что заграждение стояло на одном из наиболее оживленных путей в Кенигсберг, и очень возможно, что оно послужило причиной взрыва нескольких пароходов из числа тех, которые пропали без вести в конце 1914 года и в начале 1915 года. Заграждение на долгий срок приковало к себе самый ценный дивизион тральщиков и послужило косвенной причиной потерь, понесенных германцами на минах, которые были поставлены в других районах.

Свинемюндский дивизион катерных тральщиков к середине сентября вышел из ремонта. Успешные действия катеров в Ирбене привлекли заслуженное внимание Флота Открытого моря, и вместо того, чтобы явиться в распоряжение Гопмана, дивизион «работал в Северном море, где ему явочным порядком было дано задание по уничтожению заграждений. После настойчивых требований старшего флагмана дивизион в октябре был возвращен в Балтийское море, когда и приступил к уничтожению заграждения, находившегося на WSW от Либавы» <3, стр. 261>.

«После атак подводных лодок на Брауншвейг у Либавы и на Аугсбург у Стейнорта, свинемюндский вспомогательный дивизион катерных тральщиков получил 13 октября задание проложить фарватер через минное заграждение у Бернатена по линии 10-метровых глубин, чтобы иметь более обеспеченный от атак подводных лодок подход к Либаве» <3, стр. 299>.

В октябре, в результате оборудования Эстергарн-Люзерортской позиции, значительно возрос общий объем тральных работ. До тех пор передовой базой легких сил и IV эскадры являлась Либава, но позиции сторожевых кораблей, расположенные к S от новых германских заграждений, были слишком удалены от этого порта. Сторожевым кораблям, миноносцам и дозорному крейсеру во многих отношениях удобнее было базироваться на Виндаву, однако подходы к этой гавани были затруднены тремя русскими заграждениями. Впрочем, по германской теории, наличие заграждений являлось довольно надежной защитой от атак подводных лодок, поэтому оставалось лишь точнее определить границы этих заграждений. За отсутствием свободных тральщиков работа эта до тех пор не была доведена до конца, и корабли довольствовались тем, что были известны общие границы загражденного района, расположенного в расстоянии от 3 до 11 миль от Виндавы. Вдоль берега [349] имелся свободный проход, которым германские корабли и пользовались для связи с эстергарн-люзерортскими постами.

В начале ноября в Виндаву был переведен свинемюндский дивизион, переименованный вскоре в I дивизион траления. Из Виндавы катеры выходили на среднее и восточное заграждения Эстергарн-Люзерортской позиции для уничтожения мелко стоявших мин; после этого приступлено было к определению границ упомянутых выше трех русских заграждений. Работы сильно затруднялись затяжными штормовыми погодами и наступившими ранними холодами. В начале декабря катеры, вследствие обмерзания, не смогли участвовать в предварительном тралении, выполненном перед постановкой дополнительного заграждения к W от Люзерорта. Траление было выполнено четырьмя миноносцами X флотилии; они обследовали намеченный для постановки курс, а также подходы к Виндаве и к банке Спон. Но это была единственная мера предосторожности, примененная в зоне новой позиции, главным образом, под впечатлением набега русских миноносцев, которые 21 ноября, несмотря на наличие среднего и восточного заграждений, утопили укрывавшийся за ними сторожевой корабль Норбург.

2. Потери на русских заграждениях, поставленных в ноябре и декабре 1915 года

Перейдя к оборонительной тактике и оттянув линию наблюдения за русским флотом далеко на S, германцы надеялись, что существование новой позиции останется в тайне от русских, и вся система наблюдения, организованного на позиции, окажется действительной мерой для предотвращения новых заградительных операций. Германцы не могли знать о русском умении расшифровывать радио и не слишком задумывались над обстоятельствами потопления Норбурга. 5 декабря они бесполезно затратили еще 350 мин, которые могли бы принести вред, если бы были поставлены в русских водах. Германцы не позаботились пересмотреть свои методы ведения войны, которые в прошедшем году привели их к весьма ощутительным потерям. Попрежнему не производилось ни предварительного, ни контрольного траления в германских водах, и никакой заботы не было проявлено по отношению к легким морским силам, обслуживавшим Эстергарн-Люзерортскую позицию.

24 ноября на заграждении, поставленном русскими крейсерами 11 ноября в 40 милях южнее Готланда, подорвался легкий крейсер Данциг, шедший из Киля в Либаву для подкрепления легких сил Гопмана. Крейсер удалось прибуксировать в Данциг.

Изо дня в день дозорные корабли выходили из Виндавы на свои позиции и благополучно возвращались в гавань, оставляя опасный район к S. Но германцы имели дело с настойчивым и искусным противником. Изучив германскую организацию дозорной службы, русское командование при первом удобном случае выполнило заградительную операцию. 16 декабря Новик, Победитель и Забияка поставили ряд минных банок, преграждавших выход из Виндавы на N и на NW. Миноносцы остались незамеченными; они удачно [350] разошлись с дозорным крейсером Бремен и не менее удачно прошли в проходе между средним и восточным германскими заграждениями.

Менее чем через сутки, вечером 17 декабря Бремен в сопровождении миноносцев V-186 и V-191 вышел из Виндавы на позицию. Милях в восьми от гавани «V-191 подорвался на мине и через полчаса затонул. Считая, что взрыв произошел на плавающей мине, крейсер и другой миноносец, V-186, спустили шлюпки, с помощью которых почти вся команда V-191 была спасена. В 19 часов, при подъеме шлюпок, Бремен коснулся носовой частью двух мин, взорвавшихся одна за другой. Корма поднялась круто кверху и крейсер в несколько минут скрылся под водой» <3, стр. 310>. Третий участник драмы, V-186, поспешил было к месту взрыва, но вскоре он отвлекся погоней за подводной лодкой, которой в действительности не было, открыл огонь и произвел несколько поворотов; впоследствии он донес, что одна торпеда прошла в 10 м по носу, а другая в 20 м за кормой; сам начальник полуфлотилии был уверен в том, что видел подводную лодку и причину гибели обоих кораблей приписывал ее атаке. Тем временем команда крейсера плавала в ледяной воде, и из 408 человек экипажа было спасено только 110, из которых некоторые уже окоченели, но были приведены в чувство; V-186 доставил спасенных в Либаву.

Два сторожевых корабля и два миноносца обследовали место гибели, но подводную лодку не обнаружили. «Несмотря на лунную ночь трудно было допустить, что подводная лодка могла так успешно выпустить столько торпед». К тому же и «противник не объявлял (по радио) о достигнутом им успехе»; оставалось, впрочем, «предположить, что атаковавшая лодка, возвращаясь домой, погибла на германских заграждениях. Определенные утверждения начальника полуфлотилии вынуждали верить этой маловероятной версии» <3, стр. 311>. Повторилась история, произошедшая с Фридрихом Карлом, Газзеле, Урсулой Фишер и Вилькомменом, но на этот раз она обошлась дороже.

I дивизион траления (свинемюндские катеры) в ноябре и декабре пользовался каждым тихим днем для работы на русских заграждениях; в свежую погоду, не позволявшую катерам выходить в море, разоружались многочисленные мины, прибитые к берегу, и производилась очистка виндавской гавани. К середине декабря удалось закончить уничтожение ближайшего к Виндаве заграждения, поставленного 29 июня; оставалось лишь сделать контрольные галсы. Милях в пяти севернее этого района находилось заграждение, поставленное 16 декабря. Несмотря на наличие 12 катеров, не было сделано ни одного контрольного галса в районе гибели Бремена и V-191, хотя в следующие дни бывали тихие погоды.

В течение 5 дней, последовавших за взрывом Бремена и V-191, сторожевые корабли и миноносцы случайно попадали в проходы между минными банками, или же проходили через заграждения, не взрываясь. Но «утром 23 декабря сторожевой корабль 15 (Фрея), расстреливая мину, которая казалась плавающей, взлетел на воздух. Сторожевой корабль б по радио вызвал на помощь миноносцы. [351]

Когда через 15 минут к месту гибели подошли S-176 и S-177, онк неожиданно увидели с обеих сторон от курса появившиеся вследствие волны (3 балла) мины, S-176 удалось все же, пройдя между минами, спасти четверых из 26 человек команды погибшего сторожевого корабля. Следовавший за ним S-177 также благополучно миновал мины. Оба миноносца и сторожевой корабль направились в Виндаву и уже прошли около 5 миль, когда под кормой S-177 произошел взрыв мины, и он начал тонуть. Быстро подошедший к его борту сторожевой корабль 6 успел принять 20 человек, а с помощью спущенных шлюпок была спасена остальная команда за исключением 7 человек, повидимому, убитых осколками».

Только теперь стало ясно, что 17 декабря произошла ошибка. «Ввиду того, что место гибели Бремена и V-191 отстояло лишь на несколько миль от места взрыва последних двух кораблей, пришли к выводу о том, что потери 17 декабря произошли также от мин. Район моря, прилегавший к Виндаве, был закрыт для плавания, и вход и выход из нее производились вдоль побережья мимо Бакгофена. I дивизион траления, высланный 26-го на место гибели S-177. тотчас обнаружил неприятельское заграждение; установление его границ было невозможно ввиду обмерзания моторов, вынудившего дивизион возвратиться в Либаву» <3, стр. 312>.

Существование Эстергарн-Люзерортской позиции, не принося никакой видимой пользы, начинало дорого обходиться германским морским силам, и пр. Генрих 23 декабря приказал отменить постоянное несение дозора между Готландом и Курляндией. В числе прочих мероприятий, вызванных создавшейся обстановкой, было приказано обратить внимание на организацию особенно тщательной охраны сторожевыми кораблями подходов к Либаве от подводных лодок и от заградителей.

Заботы о безопасности подходов к Либаве были тем более необходимы, что в скором времени предстоял уход из Либавы пяти линейных кораблей IV эскадры. I дивизион траления в январе и феврале 1916 г. контролировал выходные фарватеры из Либавы и совместно с пришедшим в Либаву III дивизионом траления (нейфарвассерские катеры) уничтожал минное поле, поставленное русскими у Бернатена. В течение этого периода положение на морских фарватерах крайне обострилось, между тем «количество тральщиков было недостаточным для того, чтобы одновременно удовлетворить потребности в работах по тралению в опасных от мин районах у Виндавы, а также между Готландом и Риксгефтом. Командующий морскими силами несколько раз безуспешно обращался к высшему командованию с требованием о предоставлении еще одного дивизиона тральщиков, просьба, обращенная к командующему Флотом Открытого моря, также осталась безрезультатной даже после того, как пр. Генрих предложил в обмен (на I дивизион тральщиков) один дивизион катерных тральщиков» <3, стр. 312>.

Две мины Новика, на полтора месяца оторвавшие II дивизион от работ на морских фарватерах, сделали этим свое дело. По распоряжению Шульца 23 декабря дивизион прибыл в Либаву. Он получил задание проложить для линейных кораблей новый фарватер по [352] направлению на WSW, через район минного заграждения, обнаруженного 8 июня Тетисом; от этого места фарватер был протрален в длину на 30 миль, до района больших глубин. По окончании этой работы половина дивизиона поступила в зимний ремонт, а вторая половина, впредь до готовности первой группы, осталась в Либаве. К середине февраля было закончено уничтожение заграждения Аугсбургя, очень затруднявшего до тех пор подход к Либаве. Насколько можно понять из кратких сведений, приведенных Ролльманом, за промежуток времени в полтора года, протекших с момента постановки этого заграждения, все мины с него были сорваны; во всяком случае II дивизион мин не нашел, и район был объявлен чистым от мин.

Кроме того, II дивизион производил систематическое контрольное траление прибрежного фарватера между Мемелем и Виндавой, так как на нем периодически подозревали появление новых заграждений. Таким образом в ограниченном, но наиболее угрожаемом районе, впервые с начала войны была установлена система периодического траления, применявшаяся русскими уже с весны 1915 года и замененная ими в августе того же года более совершенной системой предварительного обследования. Русские действительно имели намерение поставить заграждения на прибрежном фарватере у Стейнорта и у Папензе, но операция эта, намеченная на 6 января, не состоялась вследствие подрыва Забияки на мине у Дагерорта. Но независимо от того, что мера предосторожности, принятая германцами, не принесла в данном случае реальной пользы, она свидетельствовала все же о первом проблеске на пути к выработке системы траления; для этого потребовались, следовательно, 17 месяцев войны, полсотни аварий на минах и потеря 600 человеческих жизней. Таков внутренний смысл событий, изложенных в трудах Фирле и Ролльмана.

К концу 1915 г. общее количество всякого рода аварий, произошедших с начала войны от атак подводных лодок, от боевых столкновений, на минах, от посадок на камни и т. д., в военном и в торговом флотах составило в Балтийском море не менее 80. «Многочисленные потери вызвали в стране понятное беспокойство. Сам кайзер на докладе о гибели сторожевого корабля Фрея и миноносца S-177 высказал мнение о том, что война на Балтийском море очень богата потерями без соответствующих успехов» <3, стр. 317>. Смысл объяснений, данных по этому поводу пр. Генрихом, сводился, повидимому, к тому, что большие потери были неизбежны ради достижения поставленных ему целей. Впоследствии кайзер смягчил свой приговор: в изданном приказе говорилось, что если «невозможно будет совершенно избежать дальнейших потерь, то они все же допускают уменьшение своего числа путем предусмотрительного использования накопленного опыта» ... <3, стр. 318>.

Ролльман упоминает еще о произошедшей в течение зимы 1915–16 г. гибели нескольких малых пароходов, но, не указывая места и причин, ограничивается замечанием, согласно которому «эти несчастные случаи надо было отнести на счет обычных в море [353] аварий». Кроме того подорвался на мине крейсер Любек. Относительно причины взрыва Данцига одно время возникли легкие сомнения, но вскоре они рассеялись, и было решено считать, что взрыв произошел на мине. Новый путь, проложенный в конце декабря на WSW от Либавы для уходивших на W кораблей, проходил южнее банок Хоборгской и Средней, в расстоянии не менее 25 миль от места взрыва Данцига. «К несчастью это путь проходил как-раз через середину большого минного заграждения, поставленного русскими 6 декабря. Несмотря на это первая группа в составе Брауншвейга, Мекленбурга, Берлина и X флотилии прошла благополучно. Но Любек утром 13 января получил тяжелое повреждение от взрыва на мине» <3, стр. 313>. Несмотря на свежую погоду и сильное волнение миноносцу V-189 удалось взять крейсер на буксир и вести его со скоростью от 1 до 3 узлов. Ночью при волне в бакштаг корабль так сильно рыскал, что несколько раз оказывались на обратном курсе. С помощью буксира, вышедшего навстречу к Риксгефту, днем 14 января крейсер был приведен в Данциг.

На этот раз, не колеблясь, причину взрыва приписали мине заграждения; но с шестью тральщиками, имевшимися в распоряжении командования, трудно было организовать траление на всем пути, проведенном в открытом море от Либавы до Борнхольма. Дальнейшее сообщение с Либавой производилось по прибрежному фарватеру, удлинявшему путь на 80 миль, но не вызывавшему особых опасений благодаря раннему наступлению зимы, прервавшей деятельность русских заградителей.

Из данных, относящихся к кампании 1916 г., у Ролльмана имеется лишь краткое упоминание о том, что «летом 1916 г. германские тральщики нашли в 15 милях на WNW от Виндавы короткое заграждение», поставленное, повидимому, Акулой. Известно, кроме того, о гибели семи эскадренных миноносцев, форсировавших Передовую позицию, и, наконец, о совершенном в 1917 году прорыве в Рижский залив, еще раз подтвердившем хорошую техническую оснащенность германского траления и крупную роль, которая в будущей войне будет принадлежать катерным тральщикам.

Исторические материалы за 1916 и 1917 гг. германцами не опубликованы, поэтому ничего нельзя сказать о том, какое направление приняло траление в германских водах в течение последних двух лет войны на Балтийском море. Можно лишь предполагать, что у германцев не было достаточных предпосылок для того, чтобы установить, по русскому образцу, систему предварительного обследования.

В виде общего вывода, который основан на изучении траления, выполненного как германцами, так и русскими, можно заметить, что в военное время вовсе нет надобности обнаруживать решительно все неприятельские заграждения; вполне достаточно, если своевременно обнаруживаются заграждения, поставленные на операционных путях кораблей. Но если бессистемно разбрасывать эти пути, как поступало по крайней мере до начала 1916 г. германское командование, то ни одна система траления не окажется действительной. [354]