Часть I.

Кампания 1914 года

I. Состояние траления к началу войны

Обновление флота, предпринятое после русско-японской войны, в первые годы носило чисто случайный характер и сводилось, главным образом, к воссозданию погибших кораблей, так или иначе доказавших свою пригодность для выполнения боевых операций. Так были заказаны три крейсера давно устаревшего типа Баян, а также без всяких изменений вновь отстроены тихоходные заградители Амур и Енисей. Броненосный крейсер Рюрик с его смешанной артиллерией строился уже в то время, когда в Англии был спущен на воду первый дредноут. Эскадренные миноносцы, построенные за границей и на русских заводах, не обладали достаточной скоростью хода и имели ряд других недостатков. Типы подводных лодок совершенствовались крайне медленно. О подводных заградителях не упоминалось даже после утверждения малой судостроительной программы (1909 г.), положившей конец безобразному бессистемному строительству. Траление не избегло этой участи, хотя по опыту Порт-Артура мина заграждения оказалась весьма действенным средством обороны и нападения.

Руководители центральных учреждений морского ведомства не только не отличались широтой взглядов в тральном деле, но и проявляли иногда грубое невежество. Например, начальник минного отдела морского технического комитета Реммерт полагал, что для траления не требуется никаких особых приспособлений. Для того, чтобы вытралить мину, достаточно было, по его мнению, накинуть на нее веревку и тащить к берегу. Когда ему задали вопрос, как поступить, если до берега миль десять — двадцать, он заявил: «Кто же тралит в открытом море? Тралят только на рейдах!»

Находились и дальновидные люди, которые утверждали, что в будущей войне, не в пример положению, существовавшему во время русско-японской войны, придется не только тралить на рейдах, но и проводить эскадру за тралами в открытом море. Следовательно, надо было позаботиться об изобретении тралов, пригодных для работы вдали от побережья, и о выработке типов тральщиков, которые могли бы сопровождать корабли. [6]

Вместе с представлением о тралении, как о действии, выполняемом только на рейдах, с порт-артурских времен сложилось понятие о «тралящем караване». В Порт-Артуре не было специальных тральщиков, а для траления были приспособлены миноносцы, катеры и мелкие портовые суда. Передвижение их с тралами происходило крайне медленно, и если в море выводилась эскадра, то она самым малым ходом следовала за тралами. Впоследствии «тралящим караваном» стали называть и более подвижные соединения, состоявшие из специально построенных тральщиков. Полуофициальный термин «тралящий караван» вышел из употребления только в августе — сентябре 1914 г.

Реммерт и ему подобные остались в меньшинстве, и в 1907 г. было приступлено к планомерной организации дела траления, как особой отрасли минного дела. При минном отделе морского технического комитета была учреждена «Часть мин заграждения и тралов».

На организационный период к минному отделу был прикомандирован бывший начальник порт-артурского тралящего каравана, кап. 2 р. В. И. Иванов. По его мнению, в каждом море надлежало организовать «партию траления мин заграждения».

Штаб партии состоял из помощника начальника партии, штурмана, минера и инженер-механика. Первым начальником партии траления в Балтийском море был В. И. Иванов. Вначале на организацию трального дела не было отпущено специальных кредитов, и необходимые средства, явочным порядком, заимствовались из ассигнований на изготовление мин заграждения.

В первые годы партия состояла из двух непригодных к действию и двух устаревших номерных миноносцев. Базой для технического состава и для хранения трального имущества служила старая лайба Мечта, состоявшая ранее при отряде судов морского корпуса. Только в 1913 г. к партии в качестве базы была придана разоруженная и исключенная из списков канонерская лодка Грозящий.

В 1909 г., после выработки морским генеральным штабом малой судостроительной программы, впервые были заказаны суда, специально приспособленные для траления. В этом году на Ижорском заводе были заложены Минреп и Взрыв, а в 1910 г. — Запал, Проводник и Фугас; первые два вступили в строй осенью 1911 г., а остальные три — летом 1912 г. Они были зачислены в IV ранг с отнесением в разряд портовых судов, так как в морском министерстве все еще полагали, что траление будет производиться только на рейдах, следовательно, оно должно было обслуживаться портовыми средствами. Партия траления, наоборот, старалась внедрить термин «тралящие суда», а впоследствии — «тральщики».

В портовых управлениях установился обычай урезывать требования начальника партии под благовидным предлогом, что «тральщики все равно взорвутся». Инвентарь и снабжение тральщиков по шкиперской части носили убогий характер. Долгое время продолжались колебания по вопросу о снабжении тральщиков артиллерией. [7]

В течение ряда лет в центральных учреждениях господствовал взгляд на траление как на нечто в техническом отношении несложное и не требующее специального обучения личного состава. Доклады в специальных комиссиях о большом значении траления для действующего флота встречались ироническими улыбками. В канцелярии морского министра начальнику партии было обещано провести штаты партии в лучшем случае через год или через два.

В 1913 г. из Англии прибыли пароходы-тральщики Искра, Пламя и Патрон, построенные специально для Дальнего Востока. В противоположность мелкосидящим минрепам это были глубокосидящие и очень мореходные траулеры. Они были оставлены в Балтийском море для укомплектования и обучения.

Многим участникам русско-японской войны было ясно, что эскадре необходимо располагать быстроходными тральщиками для сопровождения ее с тралами в открытом море, поэтому в 1908 г. эскадренные миноносцы II дивизиона (типа Украйна) были снабжены только что выработанным щитовым тралом, допускавшим возможность траления на ходу до 12 узлов. Это мероприятие не потребовало больших расходов и не вызвало поэтому особых возражений со стороны центральных учреждений; во флоте оно было встречено равнодушно, так как от постановки тральных приспособлений значение миноносцев, как таковых, нисколько не умалялось. Но когда новый начальник партии, кап. 2 р. П. П. Киткин, назначенный на эту должность в январе 1912 г., возбудил вопрос о постройке быстроходных (эскадренных) тральщиков, то он встретил решительное сопротивление. Неоднократные доклады Киткина на специально собиравшихся по этому вопросу совещаниях имели лишь косвенный успех, выразившийся в том, что комиссия постановила специальных судов не заказывать, а передавать в партию траления устаревшие миноносцы.

Киткину пришлось долго добиваться передачи в партию траления VII дивизиона миноносцев типа Циклон. Несмотря на то, что эти миноносцы применялись, главным образом, лишь как отметчики стрельбы, Киткину не удалось добиться полного успеха. Циклоны дважды присылались на несколько дней в Биоркэ для ознакомления с тралением, но этого было слишком мало для приобретения должного навыка.

Небольшие, но довольно мореходные миноносцы типа Циклон действительно были весьма подходящими судами для траления и, по мобилизации 30 июля 1914 г., были зачислены в партию траления.

Командующий Балтийским флотом Эссен в принципе одобрял все планы, которые с 1912 г. представлялись Киткиным; [8] но он не оказывал энергичной поддержки, так как все его внимание было поглощено заботами об обучении боевых кораблей. По вопросу же об эскадренных тральщиках Эссен придерживался того мнения, что если предложение об их постройке не встречает сочувствия в недрах адмиралтейства, то необходимо, по крайней мере, приучать к тралению миноносцы, и поэтому, кроме II дивизиона, щитовыми тралами был снабжен также и IV дивизион эскадренных миноносцев, так называемые «французы» (строились в Тулоне и Гавре во Франции).

В первое время партия траления проходила летнее обучение в Лапвике, а с 1912 г. — в Биоркэ. С этого же года началась разработка технических и тактических инструкций, составивших особый раздел правил минной службы (ПМС). Тактические инструкции имели очень узкое значение; в них разбиралась тактика одной пары тральщиков, вернее, рассматривалось передвижение их, порядок обвеховывания и эволюции вне зависимости от цели, для которой выполнялось траление. Ни в стенах морской академии, ни в действующем флоте, ни в самой партии траления не изучались такие, например, вопросы, как порядок маневрирования при обследовании районов или при определении границ минных заграждений. В связи с крайней непопулярностью дела траления во флоте и в результате зачисления тральщиков в разряд портовых судов, командный состав тральщиков комплектовался ластовыми (выдвинутыми из кондукторов) офицерами по адмиралтейству, образовательный уровень которых был крайне невысок. Некоторые командиры имели самое смутное представление о прокладке и не могли самостоятельно плавать со своими кораблями в открытом море.

Несмотря на все затруднения, немногочисленные фанатики трального дела старались поддержать эту отрасль на должной высоте, если не в отношении числа тральщиков и количества подготовленных кадров, то в смысле технической оснащенности.

Видоизменения и усовершенствования, которые были постепенно введены в деле траления в период с 1891 по 1914 г., главным образом, в течение последних лет перед войной, имели последствием установление двух основных родов тралов: подсекающих и уничтожающих. Подсекающие тралы (змейковый и катерный) должны были разрежать заграждение, точно фиксируя его место, а окончательное очищение района от мин, пропущенных подсекающими тралами, должно было производиться уничтожающими тралами (Шульца и щитовым).

Техника траления непрерывно совершенствовалась, главным образом, по инициативе Киткина, с именем которого связана вся история развития трального дела в Балтийском море. С 1912 года и по сей день Киткин неутомимо работает над развитием и усовершенствованием трального дела, в которое он внес несколько ценных изобретений.

Мобилизационный период застал партию траления в Биоркэ, 27 июля 5 минрепов и единственный из оставшихся в партии миноносцев Чека прибыли с канонерской лодкой Грозящий в Гельсингфорс. [9]

Пароходы-тральщики Искра, Пламя и Патрон пришли в Гельсингфорс 1 августа. К ним был присоединен реквизированный финляндский ледокольный пароход Аура, переименованный в Якорь. Все 4 тральщика образовали II отделение 1 партии траления. Пять минрепов, миноносец Чека и два реквизированных парохода составили III отделение той же партии. Циклоны, 29 июля прибывшие в Гельсингфорс, кроме неисправного миноносца 222, вошли в состав I партии в виде I отделения тралящих судов.

В первые же дни войны приступили к формированию 2-й партии траления, в которую были зачислены 10–12 реквизированных германских и иных пароходов. В 1914 г. эта партия именовалась 2-й морской партией; командовал ею кап. 1 р. Ковалевский.

С 30 июля I и II отделения начали нести дежурства у входа на Свеаборгский рейд.

В Кронштадте была организована рейдовая партия траления, но в течение всей войны она выходила в море только для практических занятий.

II. Период применения проводки кораблей за тралами

1. Проверка Центральной позиции

Около 7 часов 31 июля, т. е. более чем за сутки до объявления войны Германией, отряд заградителей вышел из Поркалауда (небольшой рейд в шхерах, в 20 милях на SW от Гельсингфорса) для постановки главного заграждения. В точном соответствии с «Планом операций морских сил Балтийского моря на случай европейской войны» IV дивизион эскадренных миноносцев типа «французы» протралил предварительно выходной фарватер. Эта мера предосторожности объяснялась опытом боев под Порт-Артуром, где, как известно, благодаря беспечности погиб броненосец Петропавловск. Правда, могло случиться, что заграждение пришлось бы ставить уже после начала войны, причем германцы могли заградить выход из Поркалауда и до объявления войны{1}, между тем весь «План операций» был построен на основе беспрепятственного оборудования Центральной позиции.

Второй и последней тральной работой, предусматривавшейся «Планом операций», явилось контрольное протраливание Центральной позиции, т. е. маневренного пространства, находившегося к Ost от линии «вех ограждения», которыми была обозначена восточная граница главного заграждения. Целью первого протраливания явилось стремление убедиться в том, что заграждение было поставлено точно по плану. В дальнейшем позиция подлежала систематическому протраливанию, особенно после штормов, так как существовало [10] мнение, согласно которому мины могли быть перенесены штормами в район к Ost от линии вех ограждения.

Предположение это никакими реальными данными подкреплено не было и основывалось опять-таки на опыте Порт-Артура, где мины переносились с места на место приливо-отливными течениями. Этот последний фактор в вопросе о перетаскивании мин был неоспорим. Германцам также приходилось контролировать восточную границу оборонительного заграждения, поставленного в начале войны в Лангеланд-Бельте; при этом в 1915 г. было замечено, что мины, стоявшие на мелководье, постепенно уменьшали свое углубление, вследствие чего их пришлось вытралить <3, стр. 272>.

Русское командование предполагало также, что мины могли перетаскиваться дрейфующими льдами. В этом отношении бесспорное доказательство было получено только после войны, в 1921 г. При контролировании прибрежного фарватера, тщательно протраленного в 1920 г., в районе Шепелева была затралена мина, снесенная льдом на фарватер; несмотря на погнутые колпаки, она не взорвалась. Исправных мин на фарватере обнаружено не было, хотя рядом с ним стояло несколько заграждений, а торосы зимой достигали большой мощности. Очевидно, льдом могли переноситься только безопасные мины, а исправные мины должны были взрываться при соприкосновении с пловучими льдами.

Контрольное протраливание Центральной позиции по плану следовало произвести 1 августа, тотчас после установки вех ограждения. Однако, начало войны застало тральщики в Гельсингфорсе в состоянии неподготовленности. 3 августа II отделение 1-й партии практиковалось в тралении на внутреннем рейде, а III отделение протралило входной створ до Эрансгрунда.

4 августа в море вышли все наличные силы 1-й партии во главе с Киткиным, шедшим на Грозящем. Для циклонов Центральная позиция явилась учебным плацдармом; они поставили щитовые тралы, но непривычная для них работа упорно не налаживалась; несколько раз приходилось убирать тралы и ставить их заново. В первой работе участвовало 5 циклонов. Фактически позиция была протралена двумя тральщиками Пламя и Патрон, шедшими позади миноносцев с тралом Шульца; Грозящий шел за тралом, как это было принято еще в мирное время при практическом тралении.

5 тральщиков III отделения поставили тем временем дополнительное минное заграждение близ северной оконечности Наргена, так как 31 июля, при постановке главного заграждения, Енисей не довел до конца назначенную ему линию, поэтому в южной части заграждения образовался пробел, который и был теперь заполнен постановкой 161 мины.

По плану развертывания флота для боя на Центральной позиции, тральщики, протралив позицию, должны были занять места позади боевой линии для выполнения вспомогательных задач — отбуксировывания поврежденных кораблей, спасания людей и пр. Циклоны должны были держаться в Суропском проходе для производства минных атак против германских кораблей. Однако, боя на Центральной позиции не произошло, так как германцы видели развязку [11] войны в победе над Англией, а свою вынужденную слабость на Балтийском театре они старались замаскировать путем «стратегического озорства» легких крейсеров, быстроходность которых делала их почти неуловимыми для устаревших русских кораблей. Благодаря такому ходу операций, русские тральщики имели время усилить свою тренировку, которая в мирное время была недостаточной.

2. Обстановка, вызвавшая необходимость применения проводки кораблей за тралами

По точному смыслу «Плана операций» западная часть Финского залива представляла собой передовой театр, в пределах которого на линии Оденсхольм — банка Аякс была организована завеса (днем крейсеры, ночью миноносцы), а на меридиане Дагерорта находилась позиция подводных лодок. Весь район, расположенный к западу от Центральной позиции, долгое время оставался бы передовым театром, если бы германцы действительно имели намерение направить крупные силы для решительной борьбы с Россией.

Неуверенность, существовавшая в отношении стратегической обстановки, неизбежно должна была повлечь за собой ряд тактических промахов, к числу которых прежде всего следует отнести увлечение крейсерскими дозорами. Это была дань прежним теориям, тем более излишняя, что вход в Финский залив перекрывался сетью наблюдательных постов. Два — три крейсерских похода к неприятельским берегам, предпринятые, при наличии благоприятной обстановки, для борьбы против германской торговли, были бы, вероятно, полезнее для боевой тренировки, чем пассивное маневрирование в собственных водах. Последнее приучало личный состав крейсеров к мысли о неизбежности отступления, по крайней мере до тех пор, пока не выяснился истинный смысл германской стратегии. Несение крейсерских дозоров ни в одном случае не принесло реальной пользы и закончилось гибелью Паллады.

Второе упущение, не имевшее, впрочем, вредных последствий, заключалось в некотором пренебрежительном отношении к тралению. Правильнее будет сказать, что действия командования отличались в этом вопросе крайним непостоянством: либо вовсе не производилось траления, как например для дозорных крейсеров, либо почти весь флот выходил для прикрытия тральных работ, выполнявшихся без достаточных оснований.

Насколько удалось выяснить по имеющимся материалам, в штабе флота в первое время полагали, что германцы не будут ставить активных минных заграждений, которые для них же самих явились бы помехой при нападении на русский флот. Но предположения о том, будут или нет германцы ставить мины в русских водах, не освобождали от необходимости учитывать худшее и прибегать к помощи траления. Однако район, расположенный к W от Ревеля, по понятиям того времени был слишком выдвинутым для того, чтобы можно было посылать туда тральщики для самостоятельного траления; отсюда само собой установилось обыкновение [12] проводить корабли за тралами. Никогда в течение всей войны не применялась так часто проводка за тралами, как в этот первоначальный период, продолжавшийся около 2 1/2 месяцев, вплоть до появления в русских водах германских подводных лодок.

3. Траление во время «шведского» похода

По имевшимся сведениям, в период разрешения «шведского вопроса» часть флота Швеции находилась у Готланда, а германцы после демонстрации у Либавы (2 августа) нигде не показывались. Эссен решил выйти с флотом к устью Финского залива и ожидать там условного радио верховного командования («гроза» — «разрешается атаковать шведский флот»).

В связи с этим планом, принятым на совещании 5 августа, командующий флотом в ночь на 7 августа выслал 2 крейсера в район Дагерорта для поддержки миноносцев, которые должны были выполнить «трально-стратегическую разведку». Ввиду наличия завесы, командование не опасалось постановки мин в районе к Ost'y от Оденсхольма, но все же (как этого требовал опыт Порт-Артура) перед выходом Богатыря и Олега был протрален Суропский проход. II отделение, высланное для этого в 6 часов 6 августа из Гельсингфорса, по неопытности провозилось с тралом более 10 часов, хотя работа могла быть выполнена в пять раз быстрее. Тральщик Пламя на повороте не подобрал буксир-трала и намотал его на винт; водолаз, вызванный с Петра Великого, очистил винт, после чего работа продолжалась.

Около 5 часов 7 августа на меридиане Оденсхольма 4 циклона поставили тралы впереди крейсеров и сопровождавшего их полудивизиона миноносцев особого назначения. В 20 милях впереди шел Новик. II дивизион эскадренных миноносцев, вышедший совместно с отрядом, также поставил тралы и в дальнейшем по назначенным ему курсам обследовал путь в бухту Тагалахта, где во время похода флота предстояло ночевать минной дивизии.

Проводка крейсеров за тралами производилась 10-узловым ходом. На меридиане Дагерорта отряд повернул на SW, но вскоре тралы были убраны, так как с Олега заметили подводную лодку; эта тревога оказалась напрасной. Циклоны и миноносцы полудивизиона образовали охрану крейсеров, полным ходом направившихся в назначенный им квадрат № 63. Здесь они крейсеровали курсами Ost — W до возвращения миноносцев из Тагалахты. В 17 часов крейсеры и миноносцы уже без тралов направились в Ревель, а циклоны были отпущены в Лапвик. По плану операции 9 августа им предстояло образовать у Оденсхольма завесу, встретить здесь эскадру и поставить впереди нее тралы.

В 3 ч. 30 м. 9 августа Киткин с 5-ю циклонами вышел из Лапвика к Оденсхольму.

В 6 ч. 10 м. циклоны в строе фронта легли в завесе на W, но вскоре они были вызваны в Ревель, так как поход эскадры был отложен на 10-е.

7 августа II и III отделения протралили Центральную позицию, после чего вернулись в Гельсингфорс. 8-го эта же работа для [13] практики была повторена II отделением. В 4 часа 9-го оба отделения вышли из Гельсингфорса; III отделение протралило Центральную позицию, а II отделение, ввиду предстоявшего выхода эскадры, протралило Суропский проход; работа была выполнена тралом Шульца с оттяжками 40 фут (12,2 м), что явилось в то же время гидрографическим тралением. На следующий день к 9 часам был протрален Суропский проход.

Эскадра вышла в море 10 августа. В 9 ч. 15 м. циклоны поставили тралы на меридиане Суропа; за ними шли крейсеры, которые в дальнейшем держались в 6–12 милях впереди главных сил. В 15 ч. 35 м. на меридиане Дагерорта циклоны начали убирать тралы и в 16 часов ушли в Лапвик: у них был слишком небольшой район действия для того чтобы итти на ночь в Тагалахту, как это сделала минная дивизия, и для того чтобы сопровождать корабли с тралами на следующий день.

Линейные корабли от меридиана Оденсхольма шли за тралами II дивизиона эскадренных миноносцев. Скорость хода была доведена до 12 узлов.

II отделение в 6 часов 11 августа вышло из Ревеля, в 8 часов на траверзе Суропа поставило щитовые тралы и встречным курсом 258° пошло в море. В 10 часов на меридиане острова Б. Роггэ тральщики разошлись с эскадрой, после чего они были отпущены в Ревель.

13-го, в связи с полученными накануне вечером тревожными известиями, флот готовился к походу. II отделение протралило Суропский проход.

С 14-го по 18 августа ежедневно одна пара тральщиков II отделения протраливала Центральную позицию вдоль вех ограждений. 22 августа позиция в последний раз была протралена II отделением; в дальнейшем эта работа выполнялась вошедшими в строй тральщиками 2-й партии.

В связи с возникшими 17 августа подозрениями относительно постановки заграждения в устье Финского залива, 18 августа циклоны были вызваны в Ревель. С этого дня, по распоряжению Эссена, им надлежало ежедневно протраливать Суропский проход, который являлся в то время единственным выходом для больших кораблей на W.

Работа циклонов упорно не налаживалась. В первый же выход, 19 августа 216 и 222 порвали тралы. После того как 21-го, 214 и 216 также порвали тралы, было решено, что виноваты в этом не столько неопытность тральщиков, сколько малые глубины, затруднявшие постановку щитового трала. Работу приказано было выполнить змейковым тралом. 22-го все 6 циклонов, находившихся в строю, для практики, дважды протралили створ Екатеринентальских маяков.

4. Постановка минного заграждения в квадрате № 39

После обстрела германскими крейсерами Бенгшера и Дагерорта линия дозора русских крейсеров была выдвинута к Дагерорту. [14]

17 августа в 15 ч. 15 м. дозорные крейсеры Громобой и Адм. Макаров, находясь в 12 милях на NW от Дагерорта, заметили по направлению на W дымы, а затем силуэты кораблей. Замеченные ими корабли были Аугсбург, Магдебург, заградитель Дейчланд и 3 миноносца. Они шли на N с тем, чтобы незаметно войти в Финский залив и выполнить полученное 15 августа задание, согласно которому Дейчланду надлежало поставить 200 мин в районе к W от Наргена, примерно на меридиане Пакерорта (рис. 1){2}.

31 июля 1914 г. пр. Генрих получил от начальника морского генерального штаба, адм. Поль, оперативный приказ, состоявший всего из 4 пунктов, а именно:

«1. Главная задача командования — насколько возможно мешать наступательным операциям русских. Вместе с тем» (следует) «охранять Кильскую бухту от английских и русских морских сил и подрывать неприятельскую торговлю на Балтийском море.

2. Минные заграждения начать ставить у русского побережья как можно скорее после начала войны.

3. Временная посылка частей Флота Открытого Моря для нанесения удара русскому флоту остается в зависимости от хода военных событий.

4. Война против торговли должна вестись по призовому праву». Около 15 августа пр. Генрих получил от морского генерального штаба сообщение, что русскими от Наргена поставлено заграждение поперек Финского залива; проход через заграждение оставлен южнее Наргена. Пр. Генрих решил заградить этот проход, чтобы задержать русских в Финском заливе, «нанести им урон и предупредить их наступательные операции, если таковые предполагаются.

Пр. Генрих предполагал наличие завесы миноносцев между Гангэ и Оденсхольмом. Через эту завесу, которую, судя по обстановке, можно было предполагать очень сильной, германские крейсеры должны были провести тихоходный, необычный по наружному виду корабль Дейчланд - прежний пароход-паром. Заградитель должен был быть проведен на 30 миль вглубь Финского залива, причем все предприятие надлежало выполнить незаметно для противника. Как видно, в самом задании крылось противоречие, которое не могло не сказаться при выполнении операции» <2, стр. 89>.

По выражению адм. Тирпица, операция явилась плодом кабинетной стратегии. Но секрет ее хотя и неполного успеха заключался в том, что обе стороны опасались друг друга. Германский к.-адм. Мишке, командовавший операцией, отлично понимал всю рискованность предприятия, особенно после того как от встреченных пароходов стало известно о присутствии в районе Оденсхольм — Нарген четырех русских крейсеров; повидимому Мишке шел вперед просто наудачу, полагая, что крейсерам и миноносцам удастся незадолго до начала постановки всеми мерами отжать неприятельские корабли. Со своей стороны русские не допускали мысли о том, что [15] германцы проникнут в Финский залив иначе, как в составе крупного соединения, перед которым дозорным крейсерам придется поспешно отступать. Предвзятая мысль о неизбежности боя на Центральной позиции красной нитью проходила через все действия командования и подчиненных ему разнотипных и необстрелянных кораблей. К тому же неизжитым еще последствием цензовой системы, сыгравшей свою губительную роль при Цусиме, являлась неполноценность и даже негодность командиров некоторых кораблей и соединений.

В 15 ч. 15 м. оба противника заметили друг друга. К.-адм. Мишке повернул на 2 румба влево, чтобы уклониться от разведчиков.

Для русских это был самый благоприятный момент для выяснения сил противника, потому что германский отряд шел в это время со скоростью 12 узлов, так как Дейчлан д должен был чистить топки и не мог поэтому поддерживать 16-узловой ход.

В 16 часов отряд Мишке повернул на старый курс (12°), «так как шедшие полным ходом русские корабли постепенно исчезли в направлении к Финскому заливу.{3}» Начавшиеся усиленные радиопереговоры заставили Мишке предположить, что русские корабли заметили подход германцев и доносили об этом. Преждевременная встреча с противником должна была убедить к.-адм. Мишке в невозможности выполнить приказание пр. Генриха. Мишке понял это при первой же встрече с русскими крейсерами и в 15 ч. 30 м. послал на миноносце приказание командиру Дейчланда, в случае невозможности выполнить первоначальное задание, поставить заграждение либо в 14 милях южнее Руссарэ, либо в 7 1/2 милях севернее Оденсхольма. Около 17 часов к Ost несколько раз показывались одиночные дымы. Не обращая на это внимания, Мишке продолжал вести корабли в Финский залив.

В 19 ч. 4 м. Громобой и Адм. Макаров, находясь в 6 милях на NW от Оденсхольма, повернули на курс 4° с намерением крейсеровать в течение ночи в завесе, но через час вновь были обнаружены дымы на W. В 20 ч. 15 м. были опознаны Роон, Пр. Генрих, 4 легких крейсера и миноносцы. В 20 ч. 30 м. дозорные крейсеры, по приказанию начальника бригады крейсеров, повернули на Ost и 18-узловым ходом направились в Ревель.

Тем временем Дейчланд, шедший милях в четырех позади крейсеров, исполняя приказание к.-адм. Мишке, повернул вправо на курс 196° и в 20 ч. 47 м. приступил к постановке мин. Крейсеры и миноносцы в 20 ч. 35 м. повернули на SSW, постепенно сближаясь с Дейчландом и прикрывая его со стороны русских крейсеров. Последние, убедившись в отсутствии преследования, в 20 ч. 47 м. на некоторое время повернули обратно и пошли на сближение, так что германцы почти безошибочно опознали Россию и один крейсер типа Баян; но около 21 ч. русские легли сперва на S, а затем вновь на Ost. Начальник бригады крейсеров, из-за присутствия в море германских [16] миноносцев, не считал возможным оставаться на ночь в дозоре и около полуночи пришел с крейсерами в Ревель. Эссен, выслушав его доклад о нерешительных действиях дозорных крейсеров, которые показали полное непонимание своей задачи, тут же решил про себя вопрос о необходимости сменить трусливого флагмана.

Дейчланд без всякого прикрытия вернулся в Данциг, а отряд Мишке 18-го произвел разведку в районе к NO от заграждения и еще раз встретился с Громобоем и Адм. Макаровым. Осторожность, которую проявили русские крейсеры, уклонившиеся от минной атаки, на этот раз оказалась полезной, потому что никаких реальных подозрений о постановке мин в 39-м квадрате в то время еще ни у кого не возникало. Причиной тому были противоречивые донесения наблюдательных постов и сбивчивые объяснения командиров крейсеров; да и некогда было предаваться размышлениям, потому что и 18 и 19-го со всех сторон сыпались донесения о дымах, прожекторах, крейсерах и т. д. Впрочем характер маневрирования германских миноносцев, производивших вечером 18 августа разведку, вызвал у начальника бригады крейсеров догадки о постановке ими мин в районе к S от Гангэ, и он по радио просил обследовать этот район тралами.

У начальника службы связи Непенина также возникла догадка о постановке германцами мин. 18 августа из Ревеля были выпущены на W голландские пароходы Алисон и Гоферин;, об этом были предупреждены посты службы связи, расположенные в устье Финского залива, и им было приказано тщательно следить за морем ночью, когда должны были проходить пароходы. Вскоре после полуночи пароходы взорвались, и места их гибели были запеленгованы постами в 39-м квадрате. Всякие сомнения исчезли после того как днем 20-го к северному берегу о. Даго подошла шлюпка со спасшейся частью команды взорвавшихся пароходов. Стало ясно, что заграждение было поставлено 17 августа, так как места, в которых маневрировали в тот день германские корабли, довольно близко совпадали с местами гибели пароходов.

Постановка заграждения в 39-м квадрате была вынужденной, потому что к.-адм. Мишке не видел никакой возможности продолжать движение на Ost и не хотел в то же время возвращаться с неиспользованными минами, поэтому заграждение было поставлено там, где это оказалось возможным благодаря исключительной пассивности русских дозорных крейсеров. Но, по мнению русского командования, факт постановки мин в устье Финского залива свидетельствовал о полном отказе германцев от ведения активных операций в русских водах.

Эссен безуспешно пытался использовать это соображение в своем стремлении расширить объем задач Балтийского флота и добиться от Ставки разрешения на переход к активным действиям, которые в это время были необходимы для подъема настроения в русском флоте.

Тем временем донесения о появлениях германских кораблей постепенно прекратились, и 23-го партия траления получила приказание перейти в Лапвик для предстоявшего на следующий день [17] выхода на работу в 39-й квадрат. Вследствие тумана и извещения о тревоге у Оденсхольма, 1-я партия смогла выйти на работу только к утру 27-го августа. Туман постепенно рассеялся, и в 6 часов партия траления вышла на работу.

5. Начало работ на германском заграждении

Из сопоставления всех данных, полученных в результате наблюдений 17–19 августа, можно было полагать, что германское заграждение находилось в пределах района, ограниченного параллелями 59°32' и 59°20' и меридианами 22°30' и 23°. Это было все, что можно было сообщить Киткину перед походом.

Партия траления должна была определить границы заграждения, но это была совершенно новая для нее задача. Можно было предполагать, что заграждение поставлено поперек входа в залив, поэтому выгоднее всего было бы начать работу в северной части района и курсами Ost — W постепенно приближаться к заграждению, благодаря чему была бы определена его северная граница; подобным же образом была бы определена и южная граница. Но партия траления начала работу на восточной границе заданного ей района, так как поблизости находилась линия завесы, которую следовало обеспечить в первую очередь.

В работе приняла участие вся партия, за исключением двух миноносцев типа Циклон и тральщика Фугас, находившихся в ремонте. Основная задача была возложена на II и III отделения, а глубокосидящие циклоны, которые еще не рассматривались в полной мере как тральщики, были направлены в заведомо безопасную зону лишь для контролирования итогов работы II и III отделений.

Постановка тралов, начатая в 8 ч. 30 м., сильно затянулась. Только в 9 ч. 25 м. II и III отделения, лежа на курсе S, приступили к работе в строе двойного фронта. В первой линии шли мелкосидящие тральщики: Проводник со змейковым тралом и Запал, Минреп и Взрыв с катерными тралами; в кильватер в расстоянии 2 кабельт. держалась вторая линия, составившая две пары с тралом Шульца (Искра - Пламя, Патрон - Якорь). Для связи был прикомандирован миноносец Прочный, шедший правее тральщика Проводник.

Идея строя двойного фронта заключалась в том, что с помощью подсекающих тралов точно замечался момент затраливания мин, а тяжелыми тралами захватывались мины, не захваченные узкими тралами первой линии, которая являлась в то же время прикрытием для глубокосидящих тральщиков второй линии. Строго говоря, наличие тральщиков второй линии являлось излишним, так как не существовало намерения уничтожать заграждение; но начальник партии заодно хотел испытать новый строй, выработанный специально для работ на заграждениях.

Начальная точка была определена в шир. 59°37',3 и долг. 22°55'. В одной миле от начальной точки с Ott начало работу I отделение, находившееся в строе уступа со змейковыми тралами (рис. 2).

Вследствие применения катерного трала работа подвигалась крайне медленно. Средняя скорость хода была немногим больше [18] 3 узлов, и тральщикам потребовалось бы при этих условиях несколько дней работы для того, чтобы подойти к заграждению. Но то, чего не позволяла сделать техника, было достигнуто благодаря NO ветру, которым тральщики были снесены к W еще во время постановки тралов. В 13 ч. 35 м., когда обе линии начали последовательно поворачивать вправо, по пеленгам на Тахкону и Оденсхольм было определено, что тральщики были снесены еще на 2 1/2 мили к W. Описав большую циркуляцию, они легли на обратный курс и при усилившемся ветре, благодаря которому угол дрейфа достигал 20°, тральщики хотя и медленно, но верно стали приближаться к заграждению.

Около 15 часов с Ost подошел на эскадренном миноносце Войсковой флаг-капитан по оперативной части. Он осведомился у Киткина о ходе работ и о местонахождении дозорных крейсеров Адм. Макаров и Баян, которым поручено было охранять партию траления с W. Крейсеров не было видно, и Киткин послал им радио «приблизиться». Вскоре после этого, в 15 ч. 20 м., тральщики под острым углом врезались в толщу заграждения.

Проводник подсек одну за другой 3 мины. Одновременно одну мину подсек Запал, после чего его трал перестал служить надежным прикрытием для шедшего в кильватер Якоря{4}. Впрочем это прикрытие вообще было только кажущимся, потому что благодаря дрейфу протраленная полоса располагалась под углом к линии курса, и левофланговый тральщик второй линии шел, в сущности, без всякого прикрытия. Несмотря на большую осадку тральщики второй линии благополучно прорезали две линии мин.

Дейчланд ставил мины с бортовых скатов и, торопясь закончить постановку, сокращал интервалы примерно до 70 м (вместо назначенных 80 м). Мины стояли, следовательно, в шахматном порядке и у неопытных тральщиков создалось впечатление о том, что заграждение было поставлено двумя или тремя линиями.

Каждая пара захватила тралами Шульца по нескольку мин. Искра и Пламя, несмотря на самый полный ход, не смогли сдвинуться с места; в то же время были усмотрены мелкопоставленные мины, оголявшиеся на зыби. Буксир трала у Пламя лопнул, и тральщик стало разворачивать ветром на мины; ему осталось лишь обрубить трал и лавировать между подсеченными и полуподводными минами (рис. 3).

Вторая пара с трудом подвигалась вперед, буксируя затраленные мины. Со всех сторон раздавались резкие короткие свистки, которыми тральщики доносили о затраливании мин. Киткин, находившийся на Искре, приказал Проводнику приблизиться, чтобы подсечь мины, захваченные первой парой; вместе с тем он решил прервать траление и выйти с тральщиками на чистую воду. На Искре создалось ложное впечатление о том, что заграждение имело направление NW — SO, поэтому, вместо того чтобы сделать захождение влево, обе линии стали, по сигналу, последовательно [19] поворачивать вправо, не зная, что при этом придется пересечь линию заграждения.

При выполнении этого маневра Проводник в 15 ч. 45 м. на циркуляции наткнулся на мину правым бортом, против кочегарки. Взрыв причинил тральщику тяжелые повреждения: мостик был разрушен, труба и грот-мачта слетели, в борту зияла огромная пробоина. Потери в людях были очень велики: из 30 человек экипажа 11 человек были убиты и 7 ранены. Тральщик после взрыва продержался на воде 15 минут; сперва он накренился на правый борт, затем выпрямился, осел серединой и переломился пополам. [20] Запал, Минреп, Якорь и Прочный выслали шлюпки для спасения команды.

Тем временем с W на горизонте появился корабль, оказавшийся дозорным миноносцем Видный. В 15 ч. 10 м., находясь на меридиане Н. Дагерорта милях в 20 севернее маяка, он заметил на западе германские корабли, шедшие полным ходом на Ost. Вскоре он опознал в них 3 крейсера типа Кольберг и, не надеясь на радио, тотчас направился полным ходом к тральщикам, чтобы предупредить их о появлении неприятеля. Поднятый им сигнал «вижу неприятеля на W» за дальностью расстояния был разобран на тральщиках только в 16 ч. 20 м. Подойдя ближе, Видный сообщил по семафору, что его преследовали 3 крейсера типа Кольберг, о чем было дано радио дозорным крейсерам. Вслед за этим на горизонте показались сперва один, потом еще 2 дыма, быстро приближавшиеся с W.

Дозорные крейсеры Адм. Макаров и Баян были высланы из Ревеля в ночь на 27 августа. Эссен лично дал командирам устное распоряжение держаться в пределах видимости тральщиков и охранять их от нападения с W.

Крейсеры должны были маневрировать в районе между Гангэ и заграждением, не переходя к W от меридиана 23°. Если бы обстоятельства заставили итти на W, следовало обогнуть опасный район по параллели 59°35'; дойдя до меридиана Бенгшера, можно было поворачивать на S. Предварительно следовало вызвать пару тральщиков для прохода опасной зоны за тралами, но в крайнем случае крейсерам разрешалось итти без тралов.

Крейсеры подошли утром на видимость Гангэ; тральщики сперва были видны на горизонте, но вскоре скрылись. Командир Адм. Макарова решил заблаговременно вызвать пару тральщиков, но Киткин не получил посланной об этом радиограммы. Около полудня Прочный доставил крейсерам записку Киткина, в которой излагался план действия тральщиков. В то время, как крейсеры малым ходом маневрировали милях в 10–15 на SO от Гангэ, командир Баяна дважды сообщал по семафору, что, по его мнению, следовало приблизиться к тральщикам. С Адм. Макарова ответили, что распоряжение об этом в свое время будет сделано. Звук, донесшийся от взрыва мины, на которой погиб Проводник, был принят за выстрел, и командир Баяна, видя нерешительность старшего командира, увеличил ход и пошел в море; вслед за ним направился Адм. Макаров, приказав Баяну стать в кильватер. Через час далеко на S показался германский крейсер (Аугсбург), о котором поступило уже несколько радио от наблюдательных постов и от Видного. Вслед затем далеко за кормой прошли циклоны, а потом и тральщики, о произошедшем обстреле которых на крейсерах ничего не было известно. В случае дальнейшего продвижения германцев на Ost представлялась возможность их отрезать, и Адм. Макаров большим ходом пошел на SSW.

К.-адм. Беринг, потерявший накануне Магдебург, 27 августа решил осуществить задуманную им совместную операцию с подводной лодкой U-3. Он хотел проникнуть в Финский залив в районе [21] к S от заграждения и заманить русские крейсеры либо на заграждение, либо на позицию подводной лодки. Но устаревшая лодка с очень малым районом действий крайне связывала Беринга, и вся m затея оказалась неудачной.

В 15 ч, 15 м., находясь милях в 20 на NNW от Дагерорта и лежа на курсе 84°, Аугсбург заметил впереди 2 миноносца (один из них был Видный, который принял миноносцы V-25 и V-186 за крейсеры). Вскоре после этого были замечены многочисленные дымы; это и были тральщики, поглощенные заботами об очистке тралов от мин. Позднее в направлении 75° (более вероятно, что пеленг был близок к 65°) германцы увидели взрыв мины на очень большом расстоянии{5}. Севернее места взрыва они различили несколько небольших кораблей; тип их не мог быть установлен, V-186 получил приказание быть в дозоре у выхода из Моонзунда, чтобы при дальнейшем продвижении крейсера на Ost он не мог быть отрезан стоящими в Моонзунде русскими кораблями.

В 16 ч. 30 м. при приближении к замеченным ранее кораблям германцы распознали в них маленькие серые пароходы. Они решили, что это были заградители, ставившие мины восточнее заграждения Дейчланда. Так показалось к.-адм. Мишке, судившему по поведению крайнего восточного парохода, который, будучи обстрелянным Аугсбургом, направился сначала на S, обогнул красную вешку, а затем пошел самым полным ходом на Ost (речь идет о тральщике Якорь).

Из этого описания видно, что германцы считали место заграждения Дейчланда немного западнее, чем оно стояло в действительности. Но и русские определения были весьма ненадежными, и вообще до конца войны вполне достоверных координат на этом заграждении получено не было.

«В 17 ч. 7 м. на севере показались два больших неприятельских корабля; повидимому, это были крейсеры, которые могли отрезать Аугсбург. Поэтому в 17 ч. 16 м. Аугсбург повернул на обратный курс, сделав подводной лодке U-3 сигнал следовать за ним» <2, 134>.

Связь в этот день, как и вообще в первый период войны, работала крайне неудовлетворительно. С момента появления Аугсбурга и миноносцев донесения сыпались во множестве, но из них нельзя было сделать сколько-нибудь верного вывода. Но и до этого две попытки Киткина связаться с дозорными крейсерами окончились неудачей. Получив сообщение с Видного и наблюдая уже приближение неприятеля, Киткин в 16 ч. 30 м. приказал тральщикам рубить тралы и уходить в Лапвик. Маневр был выполнен с большой поспешностью. Шесть тральщиков и миноносцы Видный и Прочный благополучно пересекли заграждение, пройдя около тральной вешки, которая была поставлена на месте гибели Проводника.

Одному лишь Якорю не сразу удалось освободиться от трала с несколькими захваченными им минами. Когда подошедший Аугсбург [22] открыл огонь, Видный и Прочный тотчас направились к Якорю, полагая, что тральщик будет потоплен и придется спасать людей. Но в течение 20-минутного обстрела в Якорь попал лишь один снаряд; он повредил вельбот, пробил верхнюю палубу и разорвался в угольной яме, не причинив вреда. Тральщик обрубил, наконец, трал, подобрал брошенные Минрепом и Запалом шлюпки с командой и вышел из сферы огня, обогнув с S вешку, которая и была усмотрена с Аугсбурга с расстояния около 6 миль.

Циклоны, работавшие восточнее и делавшие очень крутые повороты, почти не приближались к заграждению. Путь, показанный на рис. 3 по донесению начальника отделения, в действительности расположился восточнее, потому что на циклонах ничего не знали о происходивших событиях, и только миноносец 214, посылавшийся к тральщикам для связи, в предположительной форме сообщил о гибели одного из них. В 17 ч. 20 м. циклоны убрали тралы и пошли в Лапвик.

В это время Аугсбург предпринял свой маневр. На нем успели уже опознать 2 русских крейсера типа Баян, и U-3 пошла им навстречу. Надеясь на успех подводной лодки, Беринг в 17 ч. 46 м. повернул на сближение, и в 18 ч. 10 м. обе стороны открыли огонь. Русские самым полным ходом гнали Аугсбург, который вскоре был накрыт высокими всплесками 203-мм снарядов русских крейсеров. Вскоре Аугсбургу пришлось прекратить огонь, чтобы не повредить подводную лодку, шедшую в направлении стрельбы крейсера. «Снаряды русских ложились вплотную, впереди и за Аугсбургом и шедшим у него в кильватере миноносцем V-25. Осколки русских снарядов покрывали палубу легкого крейсера; одного только прямого попадания было достаточно, чтобы вывести Аугсбург из строя. Беринг рисковал своим флагманским кораблем в надежде дать U-3 возможность атаковать неприятеля наверняка» <2, стр. 135>.

Адм. Макаров и Баян в увлечении боем не заметили подводную лодку, которая с трудом держалась на глубине и несколько раз показывалась на поверхности. В 18 ч. 26 м. она еще раз всплыла в расстоянии окол 9 кабельт. от Адм. Макарова и приготовилась выпустить торпеду наверняка, но в ту же минуту русские повернули на Ost. Командир Адм. Макарова полагал, что ему не удастся догнать быстроходный крейсер, и под конец хотел открыть огонь всем бортом с обоих крейсеров. Это неожиданное решение лишило лодку успеха, и ей так и не удалось больше выйти на позицию.

Симуляция повреждения, предпринятая Аугсбургом в надежде на атаку U-3, вызвала со стороны русских новое преследование, и на этот раз Аугсбург, стесненный близостью банки Глотова, ускользнул только благодаря грубой ошибке, совершенной командиром Адм. Макарова. Подобно тому как Беринг строил расчеты на удаче U-3, так и командир Адм. Макарова надеялся без всяких потерь уничтожить легкий крейсер с помощью дальнобойной артиллерии и не попытался пойти на быстрое сближение. Но все старания артиллеристов, вынужденных вести пристрелку на большой дистанции, оказались напрасными. Русские залпы ложились хорошо, [23] редко дальше чем в 150 м от корабля. Тем не менее не было достигнуто ни одного попадания, и в 19 часов, когда Аугсбург, пройдя банку Глотова, стал уходить из-под обстрела, огонь был прекращен. В.-адм. Эссен сменил впоследствии командира Адм.. Макарова за то, что крейсеры слишком долго не шли для оказания поддержки тральщикам. Командир крейсера между прочим заявил, что он намерен был пожертвовать тральщиками с тем, чтобы завлечь германский крейсер и вернее его уничтожить.

6. Продолжение тральных работ в устье Финского залива

28 августа тральщики пополняли запасы тралов, а 29 вновь вышли на работу. Командующий флотом не надеялся больше на возможность быстрого определения границ заграждения и приказал в первую очередь обеспечить кораблям выход на W в районе к N от заграждения. Для осторожности решено было придерживаться параллели 59°38',5, и этот путь, получивший вскоре наименование «северного прохода», был обследован циклонами, а затем II и III отделениями. 31 августа работа была повторена на полмили южнее тральщиками Искра и Пламя под прикрытием Грозящего, шедшего за тралом с начальником партии. В обоих случаях крейсеры находились в готовности выйти на поддержку.

Некоторые из циклонов были попрежнему недостаточно опытны в тралении. 29 августа миноносцы 219 и 222 дважды растянули трал, после чего 222 завел трал в паре с 214 ; при уборке трала они его порвали.

Эссен считал германское заграждение большой помехой для активных действий крейсеров, но он понимал, что с теми тральными силами, которые имелись в его распоряжении, нечего было и думать об уничтожении этого заграждения, и он с большой неохотой приказал ограничиться определением его границ. На первое время пришлось довольствоваться обследованием северного прохода, повторенным еще раз утром 1 сентября, перед выходом крейсеров в море для действий против завесы, предполагавшейся на линии между Готландом и курляндский побережьем. Четыре циклона вышли из Лапвика и в 9 ч. 15 м., находясь в 15 милях на SO от Гангэ, приступили к тралению на курсе W, проложенном по параллели 59°37', т. е. на милю южнее пути, пройденного тральщиками 31 августа. Несмотря на свежую погоду, циклоны выполнили задачу до конца. На меридиане Бенгшера они легли на курс 261° и, дойдя до банки Олег, на возвратном пути прорезали квадраты №№ 55, 46, 40 и 34 по параллели 59°33',5. Так постепенно расширялся северный проход и вместе с тем сокращались размеры сомнительного района, северная граница которого постепенно перемещалась к S.

Работа циклонов явилась первым примером предварительного обследования фарватеров, которое впоследствии было узаконено, неоднократно применялось в 1914 г., было позабыто с весны 1915 г. и вновь было установлено в августе 3915 г. Но в этом случае у командования еще не установился [24] твердый взгляд, и польза обследования, при котором тралами захватывалась лишь узкая полоса шириной в 1–2 кабельт., по справедливости вызывала сомнения; впоследствии на больших кораблях говорили, что им приходится плавать «по ниточке».

Независимо от произведенного обследования, крейсеры от Оденсхольма до меридиана Бенгшера и далее по курсу SW примерно до меридиана 22° прошли за тралами II дивизиона эскадренных миноносцев; около 15 часов на меридиане Руссарэ крейсеры разошлись на контр-курсах с циклонами. В море сильно засвежело; около 19 часов II дивизион был отпущен в Утэ, и весь остальной поход был совершен без сопровождения с тралами.

2 сентября, под прикрытием находившихся в море крейсеров, без всяких затруднений удалось определить северную границу заграждения. В сущности тральщикам оставалось лишь проверить справедливость сведений, полученных к тому времени с Магдебурга. Было известно, что заграждение, имевшее в длину около 9 миль, поставлено по направлению 197° от начальной точки, находившейся на северной кромке 39 квадрата, примерно в долготе 22°45'.

Со времени обнаружения заграждения командующий флотом уделял тралению большое внимание. На случай необходимости для крейсеров зайти на рейд Гангэ, утром 1 сентября тральщики III отделения протралили входной створ от Гангэ до банки Аякс (по курсу 140°), а на следующий день II и III отделения вышли в район заграждения.

В том же строю, что и 27 августа, тральщики курсом W прошли по северной кромке 39 квадрата, протралив полосу шириной в 3 1/2 кабельт. к N от параллели 59°30' (рис. 4). Не обнаружив мин, тральщики повернули влево, так что на курсе Ost протраленная полоса расположилась к S от параллели 59°30'. При этом в шир. 59°29',5 и долг. 22°47' Запал и Фугас подсекли по одной мине; рядом с двумя подсеченными минами самостоятельно всплыла третья. Перед этим Грозящий, шедший с Киткиным за тралами II отделения, уклонился немного в сторону от протраленной полосы и ударился о мину; по счастью она оказалась неисправной и не взорвалась.

Две мины были уничтожены, а третья поднята для изучения; в минном отделе выяснили, что она была снаряжена пироксилином, Из всех работ, выполненных на этом заграждении, работа 2 сентября была наиболее точной; этому способствовали хорошая погода и аккуратное счисление. Но не сразу командование поняло, что на тральщиках должны были быть опытные квалифицированные штурманы. Условия работы на судах, подверженных качке и сильному ветровому дрейфу, были очень невыгодными для кораблевождения, между тем от степени надежности результатов, полученных тральщиками, зависела безопасность плавания больших, кораблей. По штату укомплектования портовых судов, как именовались в мирное время тральщики, на всю партию траления полагался одни штурман, но и эта вакансия была замещена весьма посредственным офицером по адмиралтейству. Несколько лучше обстояло дело на циклонах и на 2-й партии траления; там не было [25] штатных штурманов, но зато все командиры были кадровыми морскими офицерами. Положение заметно улучшилось только в 1915 г., после сформирования дивизии траления и назначения флагманского штурмана дивизии.

Возвращение крейсеров с моря ожидалось 3 сентября. В соответствии с полученными заранее инструкциями, утром в этот день 4 циклона, еще раз обследовали северный проход, пройдя по параллели 59°38', 5 до меридиана 22°20'; отсюда они прошли с тралами еще 20 миль по курсу SW, имея за кормой маяк Бенгшер. Примерно по этому пути и предполагали возвращаться крейсеры. Таким образом, понятие о северном проходе распространилось и на морской путь, проложенный на SW от Бенгшера. Этот маяк был удобным приметным пунктом, облегчавшим подход к северному берегу. Пользоваться при возвращении районом Дагерорта признали неудобным, так как южная граница заграждения тральщиками определена не была; по данным, полученным с Магдебурга, она находилась примерно в шир. 59°21',5 и долг. 22°41',5, но доверять этим сведениям не следовало, поэтому «южного прохода», как такового, в то время еще не существовало.

Обследование пути для крейсеров было выполнено уже post factum, потому что они вернулись раньше намеченного срока{6} и уже около 9 ч. Рюрик и Россия разошлись на контр-курсах с циклонами в районе к S от Гангэ; несколько позднее прошли Богатырь и Омег. Обе группы прошли в нескольких милях южнее циклонов.

По заведенному правилу, перед возвращением крейсеров был протрален Суропский проход, для чего Пламя и Якорь в 6 часов 3 сентября были высланы из Лапвика. В тот же день эти тральщики проконтролировали Центральную позицию, пройдя с тралом вдоль вех ограждения. Вехи эти для меньшей приметности были лоцманского типа и возвышались над водой менее чем на 2 м; но буйреп намокал, и вехи часто тонули. Наблюдение за вехами ограждения было также возложено на партию траления; о замеченных неисправностях тральщики сообщали в охрану Ревельского рейда,. и случалось это довольно часто. Лишь в 1917 г. решено было поставить большие вехи лоцмейстерского типа.

7. «Тральные походы» эскадры

Очередной задачей тральщиков являлось определение южной границы заграждения, после чего предполагалось обследовать «южный проход» с тем, чтобы дозорные крейсеры, которые теперь регулярно высылались на меридиан Дагерорта, располагали большей свободой действий. Впредь до выполнения этой работы плавание в районе к S от заграждения считалось небезопасным, и дозорные крейсеры должны были совершать длинный путь. [26] Пройдя северным проходом, они на курсе SW приводили Бенгшер за корму и шли затем на S, примерно по меридиану 22°5'.

6 сентября днем на практике выяснилось неудобство положения, ори котором для входа и выхода из Финского залива имелся лишь один проконтролированный тралами путь. Находившиеся в дозоре Паллада и Баян при появлении германских разведчиков маневрировали с таким расчетом, чтобы иметь возможность уйти в случае надобности северным проходом. Но путь этот был отрезан броненосным крейсером Блюхер, и дозорным крейсерам пришлось уходить южным проходом, хотя со времени «шведского похода» никакого траления здесь не производилось. Таким образом, дозорные крейсеры никогда не бывали в достаточной мере обеспеченными тралением, ни до обнаружения заграждения, ни в последующий период.

7 сентября германские главные силы под командой пр. Генриха находились в районе Хуввудшера, крейсеры Беринга были в Ботническом заливе, а миноносцы производили поиск в районе Логшера. У Фирле не упоминается ни о каких иных действиях германских кораблей, и наблюдательные посты, расположенные к Ost от Утэ, никого в море не видели. Тем не менее около полудня с дозорных крейсеров были усмотрены в 55 квадрате (в 10–12 милях на SSW от Эре) 2 парохода, охранявшихся военным кораблем, тип которого не удалось установить. При этом было высказано предположение, что замеченные суда производили постановку минного заграждения. В действительности этого не было и по имеющимся материалам нет возможности установить, какие именно суда были усмотрены с крейсеров, но для Эссена это сообщение пришло как нельзя более кстати.

За два дня до этого верховное командование еще раз напомнило, что единственной задачей флота является защита подступов к столице. Несение дозорной службы было предусмотрено «Планом операций», между тем наличие минных заграждений представляло опасность для дозорных крейсеров. С другой стороны, появление крупных сил, обнаруженных 6 сентября, свидетельствовало о том, что наличие слабых дозорных крейсеров не являлось достаточным прикрытием для тральщиков. Нормальный ход тральных работ в устье Финского залива не должен был прерываться, и это обстоятельство служило оправдательным мотивом на случай запроса Ставки о причинах выхода флота, назначенного на утро 8 сентября. Шаткость всех этих доводов была очевидна, но Эссен пользовался каждым удобным случаем для того, чтобы встретиться в бою с противником.

В 4 часа 8 сентября броненосный крейсер Рюрик, бригада линейных кораблей и крейсеры Паллада и Баян вышли Суропским проходом в море и легли на курс 278°, проложенный к северному проходу. Около 8 часов к эскадре присоединилась 1-я партия траления, вышедшая в 5 ч. 40 м. из Лапвика; партию сопровождал Грозящий.

Эскадра за тралами II и VII дивизионов миноносцев прошла северным проходом и на меридиане Бенгшера легла на курс 192°, [27] которым 27 августа шли Адм. Макаров и Баян. Циклоны вместе с тральщиками отделились от эскадры и в сопровождении Паллады, Баяна и дозорных крейсеров Россия и Олег направились в 55 квадрат. Тральщики II и III отделений прорезали его двумя галсами по диагонали, а циклоны сделали несколько коротких галсов в средней части квадрата. Мин нигде не оказалось, но для верности решено было на следующий день пройти по сторонам квадрата. По окончании работы тральщики пришли на рейд Пипшер, а сопровождавшие их крейсеры (кроме Олега, вернувшегося на рейд Гангэ) стали на якорь у о. Венэ. Эскадра в 13 ч. 40 м. легла на обратный курс и в 18 часов стала на якорь на рейде Гангэ. Германцы в этот день показались и у Виндавы и у Либавы, но только не у Дагерорта. Кратковременная и вялая операция пр. Генриха закончилась, и выход Эссена опять превратился в удар по воздуху; впрочем оставалась еще надежда встретиться с германцами на следующий день.

С рассветом 9 сентября действия повторились в том же порядке. Тральщики, охранявшиеся четырьмя крейсерами, закончили обследование подозрительного района и прошли, кроме того, по курсу в море; на возвратном пути II и III отделения, для большей уверенности в итогах работы 2 сентября, прошли с тралами по параллели 59°30', не найдя при этом мин. Эскадра шла с принятием тех же мер предосторожности; в голове эскадры с каждой стороны держались по 4 миноносца V дивизиона, а впереди с тралами шли миноносцы II дивизиона, причем две пары выстроились в строй фронта, а вперекрыш им в кильватерной колонне были поставлены остальные две пары. Обогнув заграждение с W, эскадра легла на курс Ost и по параллели 59°15' вошла в Финский залив южным проходом, который и был таким образом проконтролирован тралами.

В районе Оденсхольма справа и слева от курса было расстреляно несколько плавающих германских мин; весьма вероятно, что это были мины, подсеченные 27 августа тральщиками и в возникшей тогда суматохе оставшиеся не расстрелянными. От Оденсхольма до Ревеля корабли шли без тралов и без охранных миноносцев. С начала войны не было обнаружено достоверных признаков появления германских подводных лодок, и в вопросе о мерах против атак подводных лодок проявлялась исключительная беспечность.

Германская операция, предпринятая 6 сентября для подрыва у русских стремления к активности, достигла обратного результата. База I минной дивизии и подводных лодок была перенесена в Моонзунд, а база II минной дивизии — в Эре; крейсерская завеса была выдвинута на линию Дагерорта, причем на ночь крейсеры уходили сперва в Лапвик, а впоследствии в Эре. Благодаря этому облегчались действия против германских крейсеров в случае их прорыва в Финский залив и вместе с тем затруднялись попытки выполнить новые заградительные операции, если бы таковые намерения возникли у германцев. [28]

8. Контрольное траление

Наступивший период затишья был использован I и III отделениями для чистки котлов. II отделение, выйдя 12 сентября в 5 ч. 30 м. из Лапвика, в 9 часов поставило тралы на меридиане Бенгшера, прошло 22 мили курсом S и по параллели 59°15' обследовало южный проход. 15 сентября те же тральщики обследовали выходной курс SW, проложенный 3 сентября по направлению от маяка Бенгшер.

17-го вступили в строй и перешли из Гельсингфорса в Лапвик 5 циклонов; они были использованы для выполнения контрольных работ поблизости от заграждения. Из-за свежей погоды на работу вышли только 21 сентября. Циклоны (кроме миноносца 214) прошли с тралами на S по западной границе 39 квадрата и в шир. 59°17' повернули на NO, прорезав затем 39 квадрат почти по диагонали. Мин обнаружено не было, однако у Киткина возникли подозрения аналогичные тем, которые существовали в отношении Центральной позиции. В течение нескольких дней дули свежие W ветры, и мины могли быть снесены в район к Ost от заграждения. 15-го для усиления 1-й партии в Лапвик прибыли 4 тральщика 2-й партии, и 21-го им было приказано прорезать 39 квадрат по меридиану 22°50'. т. е. пройти примерно на полторы мили восточнее крайней восточной точки, в которой до тех пор были затралены мины (2 сентября, при определении северной границы).

Помощник начальника 2-й партии кап. 2 р. Глазенапов в 5 ч. 30 м. 22 сентября с тральщиками 5, 6, 7 и 8 вышел из Лапвика на работу, которая представлялась весьма несложной. В 8 ч. 35 м. тральщики в шир. 59°38',5 и долг. 22°50' легли на курс S и, поставив тралы Шульца, приступили к тралению, находясь в строе фронта. Ближайшим к заграждению в паре с тральщиком 7 шел 8; восточнее второй пары, державшейся на траверзе 7 -го, шел прикомандированный для связи миноносец Прочный, за месяц до того бывший свидетелем гибели Проводника.

Определяясь через каждые ¼ часа по маякам Бенгшер и Руссарэ, тральщики в 9 ч. 35 м. в долг. 22°51',5 пересекли северную кромку 39 квадрата. Ветром силою 3–4 балла их дрейфовало на Ost, и линия их пути располагалась по направлению 175° (рис. 4).

В 10 ч. 6 м., когда тральщики находились милях в трех восточнее линии заграждения, в трале второй пары неожиданно взорвалась мина. В то время, как тральщики 5 и 6 застопорили машины, чтобы поставить веху, под носом 7 -го произошел взрыв. Тральщик продержался на воде около двух минут и затонул. Тральщик 8 тотчас спустил шлюпки для спасения команды, но в 10 ч. 14 м. под его кормой взорвалась третья мина, и он стал быстро погружаться в воду. Шлюпки, спущенные с 5 и 6-го, бросились спасать команду обоих тральщиков. Многих людей не досчитывались, поэтому поиски продолжались в течение двух часов, и лишь после того как всякая надежда найти еще кого-либо исчезла, тральщики 5 и 6 в 12ч. 10 м. ушли в Лапвик, выйдя из опасного района курсом Ost. [29]

Из 75 человек команды погибло 12; 14 раненых к вечеру были доставлены на Прочном в Гельсингфорс.

Прочный подошел к месту взрыва тральщика 7 и стал спасать людей прямо из воды. Под впечатлением взрыва второго тральщика он дал открытую радиограмму без позывных: «знак о бедствии — взорвались два тральщика». В 10 ч. 45 м. Прочный вызвал на помощь миноносцы, так как в итоге запутанных и противоречивых данных о месте заграждения могло случиться, что не уцелел бы ни один из оставшихся трех кораблей. На призыв Прочного прибыли 4 миноносца II дивизиона, встретившиеся с тральщиками около 13 часов, что дало возможность оказать первую помощь раненым, так как ни на Прочном, ни на тральщиках 5 и 6 не было медицинского персонала. [30]

Место взрывов было определено по счислению в шир. 59°27' и долг. 22°52'. Отсюда возникло предположение о том, что в районе к востоку от главной линии находились отдельные минные банки, которые могли быть поставлены замеченными 18 августа германскими кораблями. Допускалось также, что Дейчланд поставил заграждение ломаной линией, но это противоречило наблюдениям с крейсеров и наблюдательных постов. Более или менее достоверные выводы удалось сделать лишь много позднее, весной 1916 г., а по результату работ, выполненных к концу сентября 1914 г., решено было перенести восточную границу опасного района на меридиан 23°, и по флоту было объявлено, что не следует заходить к W от этого меридиана между параллелями 59°35' и 59°18'.

Западной границей опасного района решено было считать западную кромку 39 квадрата.

Командующий флотом донес высшему командованию «о примерном поведении и распорядительности всех чинов тралящих судов 5, 6, 7 и 8 и о крайне серьезной работе, выполненной тралящими партиями, суда которых ежедневно рискуют быть взорванными на неприятельских минах, так как сделать эту работу сколько-нибудь безопасной не представляется возможным». Последнее замечание было не совсем правильным, потому что некоторая доля опасности заключалась в неопытности личного состава. Желая осветить более широкую полосу, тральщики шли в строе фронта, и при этом все четыре тральщика и прикомандированный к ним миноносец, которому следовало бы итти за тралом, подвергались одинаковой опасности взорваться на минах, относительно которых было уже известно, что многие из них стояли близко к поверхности. При применении строя уступа, по крайней мере один из тральщиков шел бы под прикрытием трала впереди идущей пары. Тральщик 8 застопорил машину на линии заграждения и был сдрейфовав кормой на мину, стоявшую в стороне от курса. 27 августа тральщики начали работу в неверном направлении и только благодаря исключительной удаче без всяких потерь пересекли заграждение под острым углом.

Заграждение Дейчланда в равной мере стесняло действия русских и германских кораблей; на нем погибли три русских тральщика, но вместе с тем оно явилось учебным полем, на котором тральщики испытали свои силы и, до некоторой степени, приучились к действительной работе на минах. В дальнейшем решили не возобновлять работ на этом заграждении и ограничиться периодическим контролированием северного и южного проходов. 23 сентября южный проход обследовали всего лишь одной парой циклонов (216 и 218), так как остальные были неисправны. Работу выполнили под прикрытием крейсеров, выходивших на разведку в связи с началом германской демонстрации у Виндавы.

В конце сентября в связи с начатыми работами по оборудованию флангово-шхерной позиции приступлено было к уборке заграждений, поставленных по «Плану операций» на шхерном фарватере Гангэ — Лапвик и в районе к N от Гангэ-уддэ. Стратегия [31] германцев к тому времени была уже безошибочно расшифрована. Было ясно, что никакой высадки в Финляндии не предвиделось, и заграждения, сильно стеснявшие свободу передвижения собственных кораблей, потеряли всякое значение. Места мин были точно известны, и это облегчало работу, порученную отряду заградителей и выполненную в обстановке мирного времени; мины обозначались со шлюпок, затраливались кошками и разоружались. Уборка заграждений производилась, главным образом, в октябре, а 13 и 18 ноября тральщики проконтролировали фарватер Гангэ — Лапвик тралом Шульца. Проверка фарватеров к северу от Гангэ-уддэ задерживалась отсутствием свободных тральщиков и затяжными: штормами.

1 октября свирепствовавший перед тем шторм начал стихать, и тральщикам было приказано в первую очередь проверить состояние северного прохода, по которому крейсеры выходили в дозор и на котором могли оказаться мины, снесенные штормом из 39 квадрата. Работа упорно не налаживалась; либо мешала волна, либо в пути случались повреждения в машинах. В период с 2 по 10 октября тральщики выходили в море несколько раз, но только один раз, 4 октября, северный проход был обследован II отделением; кроме того 4-го и 6-го миноносцы 214 и 216 протралили выходной створ из Лапвика.

I1 октября 216 и 219, выйдя в 8 часов из Лапвика, без тралов прошли в конец выходного фарватера у Бенгшера, в 11 часов легли на курс 45° (на маяк Бенгшер), поставили трал и приступили к обследованию северного прохода. SW-й курс контролировался лишь до середины 55-го квадрата, поэтому циклоны не видели Аугсбург, подходивший в это время к району маневрирования дозорных крейсеров. В 12 ч. 5 м. циклоны на курсе Ost прошли траверз Бенгшера и в 12 ч. 14 м. заметили взрыв Паллады, произошедший в шир. 59°36' и долг. 22°47'{7}. Циклонам следовало продолжать работу, чтобы убедиться, по крайней мере, в том, что взрыв произошел не на мине заграждения, но они убрали трал и подошли, как они полагали, к месту взрыва, ходили переменными курсами, но ничего не обнаружили. На самом деле они прошли слишком далеко на Ost, в 14 часов встретили миноносец Резвый и, вступив ему в кильватер, подошли через полчаса к месту взрыва, видели плававшие койки, пробковые пояса и деревянные обломки, но людей не нашли.

Походив по разным направлениям, в 15 ч. 20 м. они прекратили поиски и через 2 часа пришли в Лапвик. Хотя они не довели до конца порученную им задачу, но их маневрирование в районе нахождения U-26 принесло все же некоторую пользу в том отношении, что лодка, ввиду прибытия большого числа миноносцев, а также тральщиков, отказалась от дальнейших атак и ушла на W. [32]

III. Переход к системе разведывательного траления

1. Тактические последствия гибели Паллады. Систематическое траление

Появление германских подводных лодок, доказанное событиями 10 и 11 октября, не было неожиданностью для командования, располагавшего агентурными сведениями, согласно которым 30 сентября 4 германских подводных лодки вышли из Данцига на N. На самом деле, лодки выходили для практического обучения, но, по существу, это не меняло дела, и в Финском заливе были приняты соответствующие меры предосторожности.

Существовало не проверенное на опыте мнение о недействительности торпед при скорости хода атакуемого корабля свыше 15 узлов. Мнение это оказалось ложным, и тотчас после гибели Паллады несение дозорной службы крейсерами было прекращено, и вместо них в дозор стали высылаться миноносцы. Вместе с тем прекратились всякого рода походы, предпринимавшиеся ранее в расчете на случайную встречу с неприятелем, и, как непосредственное следствие этого, — без всякого особого распоряжения перестала применяться проводка за тралами; в дневное время она стала невозможной, а к ночному тралению ни тральщики, ни миноносцы приучены не были.

Охрана рейдов была усилена, хотя и до появления подводных лодок она не могла считаться особенно слабой. В частности, неслось постоянное дежурство у входа в Лапвик, к чему привлекались также и циклоны. В самом начале войны два циклона, 215 и 220, были откомандированы от 1-й партии в охрану Свеаборгского рейда. Это значительно ослабило I отделение, и, в связи с очередным ремонтом и авариями, в сентябре установилось обыкновение выполнять работы одной парой. Впрочем командование не усматривало в этом особого зла, поскольку германцы ставили заграждения с очень короткими интервалами между минами, благодаря чему всякая возможность пропуска заграждения считалась исключенной, так как ширина захвата одного трала не менее чем в два раза превышала ширину интервала между минами. Никому не приходила в голову мысль о том, что одна пара легко могла пропустить заграждение, сильно разреженное штормами, так как трал случайно мог пройти в широком интервале, образовавшемся на месте сорванных мин.

В течение всей кампании 1914 г. было обращено большое внимание на организацию систематического траления у выходов из главных баз. Подобно тому как периодически протраливался Суропский проход, циклоны 215 и 220 помимо несения дежурства должны были регулярно протраливать у Грохару выход из Свеаборга. Наличие мелких глубин вынудило установить на эти миноносцы громоздкий трал Шульца, к обращению с которым они не были приучены. В первый раз створ был протрален 25 августа миноносцем 215 в паре с 213. На следующий день они порвали трал у Эрансгрунда. В дальнейшем вплоть до конца октября работа [33] шла без перебоев и выполнялась во все дни, когда позволяла погода. 21 октября 215, а 28 октября 220 поступили в распоряжение Киткина, и с этого времени траление у Грохару было поручено тральщикам 2-й партии. После гибели 7 и 8 Эссен счел нецелесообразным применять тральщики 2-й партии для работ в заведомо опасных районах и приказал использовать их лишь для обслуживания Центральной позиции и выходов из Гельсингфорса и Ревеля. Тральщики, дежурившие на Центральной позиции, не заметили U-25, форсировавшую главное заграждение на глубине 30 м.

В эти дни, 23–25 ноября, как обычно, протраливался створ Грохару и неслось дежурство у входов в Гельсингфорс и на Ревельский рейд. Появление U-25 на Ревельском рейде было замечено. Автор, временно командовавший Воеводой, принимал участие в безрезультатных поисках лодки; но эти поиски производились на рейде и в Суропском проходе, потому что не считалось возможным для лодки пройти через главное заграждение.

Огни, замеченные U-25, включались на Ревельском рейде всеми судами в случае ночного передвижения и независимо от его цели; делалось это для того, чтобы не ввести в заблуждение береговые батареи в случае прорыва на Ревельский рейд германских миноносцев. Но сторожевые корабли Бобр, Воевода и др., стоявшие к N от о. Карлус у начала Суропского прохода, по приходе на место дежурства огни выключали.

В конце октября, в числе других средств борьбы против подводных лодок, были установлены боны у входа на внешний Свеаборгский рейд, а также минные заграждения в Суропском проходе.

Во второй половине октября производились опыты с недавно выработанными носовыми тралами или так называемыми «фортралами», которые в первую очередь устанавливались на тральщиках 2-й партии. Для мелких тральщиков 1-й партии эти приспособления были слишком громоздкими. Впоследствии фортралы, явившиеся прототипом современных параванов, были установлены также на некоторых крейсерах. Вообще, поскольку период проводки кораблей за тралами для случаев плавания в открытом море отошел уже в область истории, изменились взгляды и на систему траления, которое при всяких условиях должно было теперь выполняться заблаговременно. Отсюда до некоторой степени укрепилась мысль о необходимости проведения «постоянных курсов», которые явились прототипом будущих «тральных фарватеров».

Предварительное обследование постоянных курсов производилось и до появления германских подводных лодок, но, во-первых, далеко не всегда и не везде, а, во-вторых, большие корабли и не привыкли в точности придерживаться пройденных тральщиками путей; к тому же они не без основания не доверяли точности счисления тральщиков. До середины октября в районе к W от меридиана 21°50' не производилось никакого траления, и крейсеры неоднократно ходили здесь по различным направлениям без сопровождения с тралами. Между тем район, прилегавший с S к Або-Оландскому архипелагу, на большом протяжении был доступен [34] для постановки мин; к тому же он не находился под наблюдением и в наступившую осеннюю пору легко мог быть загражден.

В течение всей войны и вплоть до выхода в свет записок адм. Тирпица существовало установившееся вскоре после гибели Паллады твердое мнение относительно преднамеренности постановки заграждения в 39 квадрате с целью создать позиции для подводных лодок в районах к N и к S от заграждения. Справедливость этого мнения находила себе подтверждение в фактах атак, произведенных 10 и 11 октября. Никакого иного объяснения и нельзя было дать, особенно ввиду слабости сил, принимавших участие в операции 17 августа, о чем было известно из показаний пленных с Магдебурга ; и так как никто из этих пленных не выдал истинной цели операции, то и высказанное выше мнение ничем не могло быть опровергнуто. Что касается дальнейших планов, которые могли существовать у германцев, то считалось весьма вероятным, что в темные осенние ночи они поставят несколько минных заграждений как внутри Финского залива, так и на подходах к нему с W.

Опасность со стороны мин заграждения, по мнению командования, должна была неуклонно возрастать; предположение это в действительности не оправдалось, и мнение командования до некоторой степени было предвзятым, потому что русские сами готовились в это время к постановке активных минных заграждений.

2. Контрольное траление в устье Финского залива. Встреча английских подводных лодок

К числу многих неблагоприятных последствий, вызванных сдерживающими директивами верховного командования, относилось значительное опоздание в вопросе об оборудовании Або-Оландской шхерной укрепленной позиции. Исключительное значение Або-Оландского района, занимавшего фланговое положение по отношению ко входу в Финский залив, учитывалось задолго до начала войны; но, с одной стороны, постановление Парижского трактата, а с другой стороны, «План операций» препятствовали более широкому использованию этого района, чем это имело место в 1914 г. В частности, к наступлению осени не имелось еще сквозной сети гидрографических протраленных фарватеров, и наиболее удобные шхерные базы, Эре, Утэ и Люм, не были еще между собою связаны.

Входы с моря в Эре и в Утэ были обеспечены, и дозорные крейсеры неоднократно пользовались стоянками на рейде Севастополь (к W от о. Эре) и на рейде Пипшер (к N от о. Эре). Но если бы это стало известным германской разведке и германцы поставили бы заграждение на входном створе, то крейсеры оказались бы запертыми в ловушке. Подобное предположение было высказано 13 октября начальниками обеих бригад крейсеров.

Поскольку Эре являлось базой, то по аналогии с положением, существовавшим у входов в Гельсингфорс и в Ревель, следовало бы и здесь организовать систематическое траление, тем более что [35] поставить заграждение у входа в Эре было несравненно легче, чем проникнуть в районы Ревеля или Гельсингфорса. Но так далеко еще не распространялись в то время организаторские способности командования, и дело ограничилось контрольным тралением, произведенным 4 циклонами 16 октября. Для связи и для охраны от подводных лодок их сопровождал Резвый. По характеру глубин створ не мог быть на всем протяжении обследован щитовыми тралами, поэтому работа была выполнена змейковыми тралами. Протралив створ до шир. 59°38', циклоны повернули на курс Ost. В море было свежо, и миноносцы сильно качало, поэтому, пройдя 10 миль северным проходом, они убрали тралы и к вечеру вернулись в Лапвик.

Справедливость опасений, высказанных начальниками бригад крейсеров, с того времени не стала менее обоснованной, но крейсеры перестали высылаться в, дозор, и обследование входа в Эре ни разу не было повторено, а ранней весной 1915 г. в Эре были высланы без предварительного траления два линейных корабля с ледоколами.

Подобное контрольное траление, носившее чисто случайный характер и выполнявшееся в результате высказанных кем-либо предположений или опасений, нужно рассматривать как вредное явление и в смысле бессистемности и в отношении напрасной траты угля и изнашивания механизмов тральщиков. Тем не менее оно многократно находило себе применение не только в 1914 г., но и в последующие годы и, как это ни странно, оно приводило иногда к положительным результатам; впрочем заграждения, которые при этом обнаруживались, все равно были бы своевременно найдены путем планомерного траления, и выигрыш во времени не имел значения по сравнению со всеми отрицательными последствиями, свойственными всякого рода случайным операциям.

Хотя никто не сомневался в том, что Палладу взорвала подводная лодка, тем не менее Киткину было приказано протралить место взрыва, которое, по странному совпадению, находилось почти на продолжении линии германского заграждения.

Работа была выполнена в течение 20, 22, 24 и 25 октября при участии всех исправных циклонов и III отделения тральщиков. Для верности выставлялись автоматические вешки, которые после работы убирались циклонами. В первые три дня для охраны прикомандировывался один из миноносцев, а в последний день дозор в 46 квадрате несли циклоны. Сплошными галсами, которые делались курсами Ost — W, была надежно протралена вся северная часть квадрата 40 между параллелями 59°40' и 59°34',5. Киткин выходил на работу на Запале, чтобы лично удостовериться в том, что выполненные в сентябре тральные работы действительно дали хорошие результаты. Как и следовало ожидать, ни одной мины найдено не было.

Английское адмиралтейство, выславшее три подводных лодки, не было осведомлено о постановке германцами заграждения на подходе к Либаве. В свою очередь, оно не предупредило русское командование о своем намерении послать лодки в Балтийское море; [36] если бы этот вопрос был заранее согласован, то лодкам было бы назначено рандеву в Тагалахте.

Лодки находились уже в пути, и предупредить их было невозможно; оставалось лишь принять экстренные меры для организации их встречи и проводки по безопасному фарватеру. Таковым являлся, в сущности, главный вход в Либаву с W, потому что тральными работами, выполненными к тому времени довольно примитивными средствами порта, было выяснено, что германское заграждение стояло в районе к N от входного створа. Оно начиналось в расстоянии 12 1/2 миль на NW от Либавского маяка и кончалось в том же направлении в расстоянии 24 миль от маяка. Данные эти считались приближенными, но, по всей вероятности, положение заграждения было выяснено точнее, чем оно было известно самим германцам.

Средний и южный входы в аванпорт были заграждены затопленными пароходами; свободный проход был оставлен лишь через северные ворота. 8 октября здесь прошла подводная лодка Крокодил, посланная для выполнения операций в Данцигской бухте; здесь же прошел в порт миноносец Поражающий, с немалым риском высланный 18 октября для организации встречи английских лодок. Дежурство было организовано в расстоянии 12–20 миль от порта. 21-го была встречена подводная лодка Е-1, а на следующий день с тем же успехом была проведена в порт Е-9. Третья лодка E-11, вследствие неисправности машины, вернулась в Англию, но извещение об этом было получено лишь 25 октября. Оно было передано в Либаву с запозданием, и 26-го портовый пароход Вормс, находившийся в дежурстве, по неосторожности наткнулся на мину и затонул. Команда, за исключением одного погибшего матроса, спаслась на шлюпке.

Тральные работы, выполнявшиеся, при благоприятной обстановке, перед входом в Либаву, ничем не были обеспечены с моря, откуда могли появиться легкие силы германцев, неоднократно приближавшиеся к району Либава — Стейнорт — Виндава. Портовые суда, катеры и шлюпки выходили на расстояние до 25 миль от берега при отсутствии разведки и без всякого прикрытия, если не считать подводной лодки Крокодил, совершившей в конце сентября и в октябре несколько безрезультатных походов в районе Мемеля и Данцигской бухты. Экипаж флотилии, выполнявшей очень ценную работу, рассчитывал, главным образом, на малую приметность применявшихся пловучих средств и отчасти на само заграждение, которое до некоторой степени служило прикрытием; но он и не подозревал, что это прикрытие было гораздо надежнее, чем можно было предполагать.

Командир Аугсбурга не мог представить удовлетворительного отчета о месте поставленного им заграждения. Цель постановки заключалась в том, чтобы воспрепятствовать русским миноносцам, базировавшимся, по германским сведениям, на Либаву, выходить из порта для активных действий у германского побережья. Но на крейсере приняли трубы и мачты затопленных в воротах аванпорта пароходов за крейсеры и, спасаясь от их преследования и [37] позабыв при этом о своем преимуществе в скорости хода, Аугсбург приступил к спешной постановке мин, начав ее в той точке, где он в этот момент находился и не имея при этом точной обсервации. Заграждение оказалось далеко в стороне от входа и, если не считать потери маленького портового судна Вормс, не причинило русским никакого вреда, так как в августе русские корабли к Либаве не приближались, а в конце августа о постановке заграждения перед входом в Либаву стало известно по документам, обнаруженным на Магдебурге.

Говоря о неточном, в навигационном отношении, месте заграждения, Фирле <стр. 64> приходит к неутешительным выводам: «Наша неуверенность в этом отношении пошла на пользу русским». В этих словах заключается гораздо больше истины, чем предполагал их автор. Германцы принуждены были далеко обходить опасный район, и тральные работы, выполнявшиеся на заграждении, остались незамеченными.

Благодаря этому английские лодки благополучно прибыли в Либаву, несмотря на отсутствие предварительной договоренности между английским и русским штабами. Русские крейсеры, миноносцы и подводные лодки и английские подводные лодки в дальнейшем, при всех операциях, выполненных до конца войны, уверенно подходили к району Либавы.

Прибытие английских подводных лодок и их последующие действия сыграли крупную роль в деле успешного выполнения осенних заградительных операций, причем германские тральщики вместо траления занимались ловлей подводных лодок, благодаря чему германцы понесли крупные потери на русских минах.

Тральные работы на Либавском заграждении не прекращались и после прибытия английских подводных лодок. По распоряжению верховного главнокомандующего, для прикрытия Либавы от бомбардировки со стороны моря предстояло выставить на подходах к порту несколько минных заграждений. Постановку предполагалось произвести с миноносцев IV дивизиона, но предварительно средствами порта должно было быть выполнено контрольное траление как для уточнения границ германского заграждения, так и в районах предстоявшей постановки. Работы попрежнему выполнялись с помощью рыбачьих моторных шлюпок и мелких портовых судов.

В конце октября германские подводные лодки организовали наблюдение за выходами из Либавы, надеясь атаковать английские лодки при выходе их из порта. Но заграждение Аугсбурга сильно мешало наблюдению, которое не могло быть поэтому действительным. «U-23 и U-26 вернулись в Данциг 2 ноября. Никаких признаков неприятеля они не обнаружили. Правда, днем 30 октября командир U-23 видел дым вблизи буя, имевшего на верхушке русское обозначение W-го ограждения.

Однако, предполагая, что буй обозначает границу минного заграждения, командир воздержался от приближения к месту дыма для выяснения типа судна». Это было портовое судно, производившее тральные работы. [38]

3. Траление в период осенних заградительных операций

Известие о предстоявшем прибытии английских подводных лодок заставило командование отложить на некоторое время начало заградительных операций, намечавшееся на двадцатые числа октября. План действий английских лодок не был известен, и нельзя было ставить мины у германских берегов впредь до прибытия лодок в русский порт. После безрезультатного крейсерства в Данцигской бухте Е-1 и Е-9 прибыли в Лапвик, и на следующий же день Новик и полудивизион миноносцев особого назначения вышли в море для постановки заграждений у маяка Шольпин и в районе Meмеля.

Полоса активной деятельности, в которую вступил флот в конце октября 1914 г. и которая продолжалась до середины февраля 1915 г., привела к результатам, которыми и должны были увенчаться операции, проведенные с большой настойчивостью и умением. Правда, эти результаты были бы во много раз ощутительнее, если бы ставка не наложила 7 октября запрет на проведение первоначального плана, утвержденного Эссеном 26 сентября. Но и в том сокращенном объеме и в той сильно измененной форме, в которых были проведены заградительные операции, русские корабли видели перед собой вполне ясную и определенную цель, соответствовавшую общей военно-политической обстановке, и обстоятельство это и явилось залогом достигнутых успехов.

Как уже упоминалось, штаб флота считал несомненным, что в русских водах осенью появятся новые германские заграждения. Уверенность эта укрепилась после того как 6 ноября, почти в самом начале заградительных операций, Новик был обнаружен германцами при выходе его из Данцигского залива. За несколько часов до этого полудивизион миноносцев особого назначения также встретился с неизвестным германским кораблем (крейсер Тетис ); но на миноносцах полагали, что они остались незамеченными германцами.

К тому же и агентурные сведения, которые во многих случаях можно было считать вполне достоверными, рисовали на этот раз неправильную картину о будто бы производившихся германцами тральных работах, о выходе на N заградителей, о заминировании германцами своего побережья, о производившейся в Киле подготовке к заградительной операции в русских водах и т. п. С другой стороны, имелись также и правильные сведения о гибели Фридриха Карла и многих пароходов и о нарушении нормального сообщения между германскими портами.

По всем этим данным следовало ожидать со стороны германцев проведения ответных мероприятий, из числа которых наиболее действительным явилась бы постановка минных заграждений у выходов из Финского залива. Эти соображения и нашли себе отражение в характере действий командования. Не представлялось возможным вынести завесу куда-либо на линию Дагерорт — Богшер, и оставалось лишь положиться на траление. Однако, в этом вопросе не было проявлено особого искусства, и если заградительные операции [39] и закончились вполне благополучно, то вероятно лишь благодаря тому, что германцы не поставили на путях русских кораблей ни одного минного заграждения. В частности, не производилось предварительного траления специально для миноносцев, выполнивших в общей сложности 5 заградительных операций.

К числу благоприятных факторов, способствовавших успеху выполненных миноносцами заградительных операций, надо отнести еще одно последствие все той же растерянности командира Аугсбурга. Стремясь поскорее избавиться от неприятного груза, он поставил все свои мины перед Либавой, хотя по плану часть мин следовало поставить перед выходом из Рижского залива. Возможно, что если бы это предписание было выполнено, то русские могли узнать об этом по материалам, полученным на Магдебурге. Во всяком случае мины эти не были бы обнаружены тралением, которого не производилось в Ирбене вплоть до июня 1915 г., и они могли бы принести русским вред не только при проходе миноносцев, направлявшихся в районы постановок через Моонзунд, но и при ряде других операций, выполненных впоследствии миноносцами и подводными лодками.

В Финском заливе после обследования 40 квадрата предпринята была аналогичная работа в соседних с заграждением 45 и 33 квадратах. Киткин все еще находился под впечатлением результата работы, выполненной тральщиками 2-й партии 22 сентября; результат этот для него лично был сомнительным в том отношении, что мины, на которых взорвались тральщики 7 и 8, могли быть снесены с своего места штормами. Вообще было желательно раз навсегда убедиться в том, что заграждение не распространялось за пределами 39 квадрата.

Траление было поручено III отделению, а циклоны применялись преимущественно для охраны и для несения дозоров впереди тральщиков. Киткин перешел с Грозящего на Запал для личного руководства работами.

28 октября, в то время как германские подводные лодки U-25 и U-26 держались на позициях в районе к N от Дагерорта (на меридиане 22°), партия вышла на работу, но вследствие сильного волнения возвратилась в Лапвик. На следующий день 4 циклона занимались у входа в Лапвик эволюциями; на работу было приказано не выходить ввиду появления в районе Дагерорта германского крейсера Фридрих Карл. 30-го, в то время как III отделение начало работу в 33 квадрате, 4 циклона обследовали северный проход по параллели 59°38' между меридианами Руссарэ и Эре, после чего, до возвращения III отделения, занимались эволюциями. 31 октября те же циклоны, находясь в районе Бенгшера, охраняли III отделение, закончившее в этот день обследование 33 квадрата. 1 ноября был обследован 45 квадрат; циклоны крейсеровали в это время в районах к N, к W и к S от тральщиков III отделения. Мин нигде не оказалось.

Новый флаг-капитан по оперативной части, кап. 2 р. Черкасский по вопросу о системе траления придерживался особого мнения. Он считал, что большие корабли должны были располагать в своих [40] водах широкой свободой маневрирования. Для этого недостаточно было периодически контролировать тралами северный и южный проходы, и Черкасский предпочитал, чтобы тральщики освещали тралами всю площадь, в пределах которой постановка мин была возможной по характеру глубин. Задача эта была явно непосильной для малочисленной по судовому составу партии траления и к тому же подобная работа имела бы лишь кратковременное значение, потому что обследованный сегодня район завтра мог бы оказаться загражденным. Оставалось, следовательно, ограничиться производством контрольного траления в наиболее сомнительных районах.

Ход рассуждения был таков. Если германцы действительно отказались и на будущее время от намерения форсировать Центральную позицию и если они стремились запереть русских в Финском заливе, то им следовало бы поставить минные заграждения на линии банка Олег — Тахкона. В соответствии с этим 5 ноября Киткину было приказано обследовать квадраты №№ 64, 55, 54, 53 и 44. В этом передовом районе легко могла произойти встреча с германскими разведчиками, поэтому Киткин поручил работу циклонам, обладавшим все же достаточной скоростью, чтобы после предупреждения дозорных миноносцев скрыться в шхерах или в Моонзунде.

Из-за штормовых погод работать было невозможно, но 11-го Киткин приказал начальнику I отделения выполнить работу «во что бы то ни стало», так как готовились к походу к германским берегам: Рюрик, Богатырь, Олег и заградитель Амур.

К этому времени в строю находились все циклоны кроме 218, и впервые представилась возможность выполнить работу сравнительно широкой полосой (около 3 кабельт.). Для сплошного обследования шести квадратов потребовалось бы много дней работы и, по предложению Черкасского, циклонам приказано было сделать столько зигзагообразных галсов, сколько позволяло время. До тех пор обследование районов всегда производилось параллельными галсами, но в данном случае предполагалось, что большое заграждение — а только большие заграждения и имелись в виду — обязательно было бы обнаружено даже путем зигзагообразного траления.

Надежды на улучшение погоды было мало, но, во исполнение полученного категорического приказания, начальник I отделения в 7 ч. 30 м. 12 ноября с семью циклонами вышел из Лапвика в море, предполагая начать работу от банки Олег. Миноносец 219 вследствие повреждения в машине в скором времени возвратился, в Лапвик.

Вскоре после того как отделение повернуло от Аякса на обычный курс 240°, выяснилось, что итти далее на W не представлялось возможным. Огромная зыбь от SW не позволяла держаться на курсе, мостики уходили в воду, крен достигал 52°, корпуса на одну четверть оголялись, и миноносцы, имея большие перебои в машинах, не слушались руля. Начальник отделения решил спуститься на S, так как под берегом волна должна была быть меньше. И в самом деле, милях в восьми к северу от Тахконы, в 12 ч. 30 м., [41] явилась возможность, хотя и с огромным трудом, завести тралы и начать работу.

Настойчивость была вознаграждена. Около 15 часов ветер стал заметно ослабевать, и волнение уменьшилось. Сделав с тралами по направлению от банки Глотова к банке Олег ряд зигзагов общим протяжением около 50 миль, циклоны в 16 ч. 20 м. убрали тралы и в 20 часов возвратились в Лапвик. В районе банки Олег у одной пары щитовой трал задел за грунт и оборвался. Полученные повреждения (сломанные бушприты, леерные стойки и мостики и порванные обвесы) были исправлены судовыми средствами. На циклонах в то время еще не было вахтенных начальников, и командиры должны были весь поход неотлучно отстоять на мостике. Как это наблюдалось на всех тральщиках в течение всей войны, команда проявила замечательную выносливость.

13 ноября 2 тральщика III отделения пробовали протралить входы в Лапвик и в Гангэ, но из-за неблагоприятной погоды возвратились в Лапвик. 15-го циклоны на 20 дней ушли в Гельсингфорс в ремонт.

Эссен в приказе по флоту благодарил личный состав циклонов за выполненную 12 ноября работу, оперативное значение которой в штабе флота расценивалось довольно высоко. Оставалось лишь проконтролировать тралами южный проход, которым в дальнейшем предполагали пользоваться большие корабли. Он имел некоторые преимущества по сравнению с северным проходом, так как при возвращении из дальних походов определяться по Дагерортским маякам было удобнее, чем по Бенгшеру. Работа была поручена II отделению 1-й партии, вступившему в строй 8 ноября. Вследствие штормовых погод отделение только 13 ноября выполнило часть порученной ему работы, обследовав южный проход в районе между банками Апполон и Винкова. Вялый ход работ заставил командование вспомнить о более мореходных тральщиках 2-й партии; прежние соображения об их большой осадке уже не имели теперь значения, поскольку новых заграждений не обнаружили, а крейсеры были готовы к походу.

С рассветом 17 ноября начальник 2-й партии с 1, 2, 9 и 10 вышел из Ревеля, имея приказание обследовать пути от банки Апполон на W (по параллели 59°15') и от той же банки к проходу между банками Глотова и Некмангрунд и далее к району Дагерорта, Этот последний путь должен был явиться запасным на случай обнаружения мин в южном проходе. К вечеру южный проход был обследован, и вскоре по нему прошел в море отряд особого назначения.

Несколько неосторожно крейсеры и заградитель Амур, поставивший третью (фальшивую) трубу, пересекли свои воды в светлое время суток; все же они очень удачно вышли 17-го, а не на следующий день, когда U-23 находилась на позиции перед Ревелем. Накануне, тотчас по приходе к устью Финского залива, U-23 безуспешно пыталась атаковать отряд броненосных крейсеров, занимавшийся эволюциями в районе банки Аякс. В залив прибыла к этому времени и вторая лодка U-25, но и она не заметила отряд. [42] особого назначения, в 17 ч. 15 м. находившийся на траверзе Оденсхольма. Не менее удачно произошло возвращение отряда, подошедшего к устью Финского залива с рассветом 20 ноября. Командиры обеих подводных лодок не поставили перед собой твердой цели и вместо того чтобы вести одной лодкой непрерывное наблюдение за выходом из Ревеля, распылили свои действия в различных районах.

18 и 19 ноября в Финском заливе было очень свежо, и Ковалевский с четырьмя тральщиками оставался в бездействии. С большими затруднениями работа была доведена до конца в течение 20, 23 и 24 ноября. Большая часть работ была выполнена в свежую погоду, причем, вследствие краткости светлого времени и отдаленности порученного тральщикам района, ночевать приходилось в море, стоя на якоре под северным берегом о. Даго. Лишь незадолго до этого все тральщики 2-й партии были снабжены, наконец, якорями, а до тех пор многие из них якорей не имели и могли лишь швартоваться у пристаней.

Условия работы осложнялись трудностью снабжения провизией и пресной водой; прикомандированное госпитальное судно Наутилус не могло быть в этом отношении особенно полезным. Наутилус решено было посылать с тральщиками на работу после случая, произошедшего 22 сентября, когда 14 раненых в течение нескольких часов оставались без медицинской помощи.

Во всем сказывалось влияние «Плана операций», так как в Моонзунде в это время еще не было оборудовано никакой базы, а в Гапсале, куда тральщики заходили в промежутки времени между походами, нельзя было пополнить запасы пресной воды Ковалевский вынужден был вызвать из Ревеля тральщик 3 специально для снабжения отделения углем и водой.

С 20 до 26 ноября были выполнены еще три заградительных операции, осуществленных с помощью миноносцев. Командование, окрыленное, кроме того, успехом Амура, ждало лишь возвращения миноносцев из последней операции, чтобы вторично выслать в море крейсеры. Группа Ковалевского оставалась поэтому в Моонзунде в готовности проконтролировать тралами южный проход по первому требованию.

Между тем, в ночь на 26 ноября путем радиопеленгования было установлено присутствие неизвестных германских судов в районе к N от Даго, примерно в зоне южного прохода. Повидимому, это была ошибка, вызванная новизной этого способа разведки. Надводных германских кораблей в заливе не было, а подводная лодка U-23 уже 24 ноября возвратилась в Нейфарфассер. В русских водах оставалась лишь подводная лодка U-25, но она до вечера 25-го держалась у входа в Гельсингфорс. Судя по тому, что она начала возвращение 26 ноября и только 28-го прибыла в Данциг, надо полагать, что в ночь на 26 ноября она находилась где-либо в районе Наргена.

Командование не имело оснований не доверять новым приборам, действие которых было уже несколько раз проверено. Считалось несомненным, что германским заградителям удалось пройти сквозь [43] завесу миноносцев и поставить минное заграждение в южном проходе. Таким образом, все результаты тральных работ, выполненных с 16 по 24 ноября, становились недействительными, и тральщикам 2-й партии предстояло выполнить работу заново. Однако бурная погода, перешедшая к утру 29 ноября в шторм, препятствовала тралению. Даже линейные корабли принуждены были перейти из Гельсингфорса в Папонвик, где они отстаивались вплоть до 3 декабря.

Располагая единственным выходом из Финского залива (северным проходом), командование сочло неосторожным высылать крейсеры в море и отменило операцию. Это был единственный случай, когда в 1914 г. ход операций был нарушен вследствие невозможности произвести контрольное траление. Вскоре после этого подозрения командования, казалось, нашли себе подтверждение в факте обнаружения заграждения перед входом в Ментелуотто. Если германцы сумели поставить мины в Ботническом заливе, то тем легче они могли это сделать у входа в Финский залив. Между тем, в состоянии погоды заметного улучшения не наступало. Лишь в шхерах III отделению удалось с 6 по 10 декабря окончательно протралить фарватеры в районе к N от Гангэ-уддэ. Вступившие 8 декабря в строй циклоны 215; 216, 217 и 222 10-го вышли на работу, но в тумане растерялись и возвратились в Лапвик. На следующий день, 11 декабря, они широкой полосой обследовали входы в Лапвик и в Гангэ, а также сделали несколько галсов в южной части 35-го квадрата, к S от банки Аякс. Им предстояло после этого обследовать северный проход, но 12 декабря они получили распоряжение обследовать район гибели миноносцев Исполнительный и Летучий.

В первой половине декабря у подходов к Либаве с S и с SW было закончено контрольное траление, и 12 декабря IV дивизион эскадренных миноносцев был выслан с минами для постановки намеченных заграждений. Примерно по середине Финского залива, в квадратах №№ 20 и 27 (в 20 милях на NO и в 15 милях на NNO от Оденсхольма) в 12 ч. 45 м. взорвался и погиб Исполнительный, а через час внезапно накренился и затонул Летучий. Спасен был только один человек, показания которого не позволили установить загадочную причину несчастий. С других миноносцев видели рубку подводной лодки, показавшуюся на несколько секунд на месте гибели Летучего, и по этому поводу высказывалось предположение о том, что Летучий таранил подводную лодку и погиб от полученных при этом повреждений. Но у Фирле об этом ничего не упоминается. Вероятнее всего, что у Летучего была неисправность в трюмах, и он опрокинулся на волнении; и без того малая остойчивость у миноносцев этого типа была в данном случае уменьшена наличием мин на палубе. Что касается причины гибели Исполнительного, при взрыве которого была видна масса пламени и дыма, то не подлежит сомнению, что у него произошел взрыв мины на палубе либо от неосторожности, либо в результате плохого закрепления мин, сорвавшихся на волнении; сахарный предохранитель мог растаять в результате захлестывания кормы волной.

14-го циклоны безуспешно пробовали начать работу. 15-го они сделали 3 галса, причем открыли огонь по подозрительному предмету, [44] оказавшемуся пустой бочкой. 16-го 3 циклона и Резвый, сопровождавший их при всех этих походах, вышли в море, но часа через два принуждены были возвратиться. В следующие дни лишь 17-го удалось сделать 2 галса, а пять выходов 20, 22 и 25 декабря каждый раз заканчивались скорым возвращением. Наконец, 26 декабря были сделаны последние два галса в южной части 20 и 27 квадратов. Все обследование было произведено параллельными галсами курсами Ost — W. Мин не оказалось.

В связи с наступившими в ноябре затяжными штормовыми погодами, крайне затруднявшими несение дозорной службы миноносцами, в штабе флота возникло намерение оттянуть линию завесы на прежнее ее место к Оденсхольму и заменить миноносцы тральщиками 2-й партии, мореходность и выносливость которых была доказана походами, совершенными 17–24 ноября в очень трудных условиях. На всех этих тральщиках был уже установлен радиотелеграф, и они были вооружены 75-мм пушками, снятыми с крейсеров.

28 ноября группа Ковалевского была отозвана в Ревель для подготовки к несению дозорной службы, а контрольное траление в южном проходе вновь было поручено II отделению 1-й партии. 29 ноября, 9 и 10 декабря эти тральщики пробовали выйти на работу, но каждый раз принуждены были возвращаться в Лапвик. Таким образом, упорно не удавалось разрешить сомнения, возникшие 26 ноября в отношении безопасности южного прохода. Между тем, командующий флотом торопился осуществить очередную заградительную операцию, предпринятую по его личной инициативе. Отменять операцию во второй раз из опасения перед предполагаемыми минами ни у кого нехватило бы духу, и 12 декабря Олег, Богатырь и Енисей перешли из Ревеля в Утэ.

К.-адм. Керберу, командовавшему всем отрядом и находившемуся с Рюриком, Адм. Макаровым и Баяном в Папонвике, Эссен предложил использовать пароход Митава, имевший скорость хода 14 узлов. Наподобие германских минопрорывателей этот пароход должен был итти впереди крейсеров в роли парохода-трала. Но по расчету времени и во избежание атак подводных лодок крейсерам, принявшим на палубы мины, необходимо было итти 16-узловым ходом, поэтому Кербер отказался от применения этого нового средства борьбы с минами заграждения и вышел 13 декабря в море по курсам, по которым накануне прошли Олег, Богатырь и Енисей и которые были сообщены на Рюрик по радио.

Так была осуществлена эта операция, совершенно не обеспеченная тралением не только в пределах Финского залива, куда германским заградителям было бы все же довольно трудно проникнуть незамеченными, но и в пределах открытого района, прилегавшего с юга к Або-Оландским шхерам. Единственная принятая там мера предосторожности была навеяна опять-таки предположениями, а не результатами отсутствовавшего траления. Начиная с 30 октября, германцы перестали показываться в излюбленном ими районе Дагерорта, почему было сделано заключение о произведенной там постановке минного заграждения. На этом основании отряд Кербера и при выходе и при возвращении обогнул район Дагерорта далеко [45] с W. Из конца выходного створа Утэ (в 9 1/2 милях на 188° от маяка) курс был проложен в точку, находившуюся в 7 милях на SSO от маяка Богшер и отсюда прямо к месту рандеву, назначенному в районе в 40 милях от Ost'y от Хоборга. Этот путь на протяжении около 40 миль был доступен для постановки мин, но он не был обследован тралами, и отряд, как и при всех прочих походах, связанных с выполнением заградительных операций, не был проведен за тралами.

Большая часть миноносцев поступила уже к этому времени в ремонт, и в строю оставалось в течение зимы не более двух групп из разных дивизионов (всего 8 миноносцев). Тральщики 2-й партии приступили к несению дозорной службы на линии Оденсхольм — банка Аякс. Обычно из состава 2-й партии в строю насчитывалось от 6 до 10 тральщиков, из которых не менее двух постоянно находилось в районе Ревель — Гельсингфорс для систематического протраливания выходов из баз и для контролирования Центральной позиции. Тральщики, назначенные для несения дозорной службы, базировались на Балтийский порт. Они несли суточное дежурство, в которое назначалось по одному тральщику.

По ходу предстоявших зимой заградительных операций для крейсеров могла встретиться надобность в заходе в Балтийский порт, поэтому тральщики 1 и 2, высланные 25 декабря из Ревеля, обследовали курс 238°, проложенный из Суропского прохода к Пакерорту. На следующий день был обследован путь от точки, находившейся в 4 ¼ милях на 322° от Пакерорта до траверза Оденсхольма и отсюда — на Пакерорт. 27-го, обследовав путь от Пакерорта до Суропа, тральщики вернулись в Ревель.

После перенесения линии завесы к Оденсхольму, для германцев облегчились условия для незаметной постановки мин в устье Финского залива. Агентурные донесения о выходе из германских портов заградителей участились, а радиопеленгование периодически указывало на присутствие германских кораблей в северной части Балтийского моря. 17 декабря, на следующий день после ухода из Утэ крейсеров, вернувшихся из похода в район Риксгефта, у входа в Утэ, а также в пределах видимости Мариенхамна и Дагерорта, появились германские крейсеры (Любек, Аугсбург и Тетис). Теперь уже нельзя было выходить в новую операцию из Утэ, не произведя предварительного траления.

Факт появления германского крейсера у Дагерорта еще не являлся доказательством безопасности этого района, потому что крейсер маневрировал в районе к NW от Дагерорта; между тем преимущества, которые представлял Дагерорт для русских крейсеров, возвращавшихся из дальнего похода, имели значение лишь в том случае, если бы крейсеры имели возможность спокойно подходить к Дагерорту также и с W и с SW. Прежние сомнения относительно района Дагерорта остались поэтому в силе, тем более что для проверки счисления Богшер был гораздо более удобным приметным пунктом. К тому же в начале декабря было закончено оборудование шхерного стратегического фарватера, проложенного от рейда Пипшер к Утэ. Это давало возможность сократить на 30 миль [46] длину пути, в пределах которого можно было подвергнуться атакам подводных лодок и попасть на неизвестные минные заграждения. Путь от Ревеля до Оденсхольма был проконтролирован тралами, дальнейший путь до Эре не вызывал особых опасений, и весь вопрос заключался в состоянии пути от Утэ к Богшеру, так как, начиная с 17 декабря, здесь могли произойти изменения, связанные с появлением германских крейсеров.

В обстановке, существовавшей в 1914 г., посылка тральщиков в районы, расположенные к W от меридиана Дагерорта, считалась крайне рискованной. В начале войны чуть ли не весь флот выходил для прикрытия тральных работ, производившихся и в менее удаленных районах. Но с течением времени изменилась обстановка и вместе с тем постепенно менялись и взгляды командования. То, что в первое время казалось невыполнимым, к началу января 1915 г. стало насущной необходимостью. В первой половине января, при благоприятной обстановке, о которой можно было судить, главным образом, по данным радиоразведки и по агентурным сведениям, в море должны были выйти 6 крейсеров для постановки минного заграждения в районе Арконы и Борнхольма. Находившиеся в строю циклоны, закончив работы в 20 и 27 квадратах, перешли в Гельсингфорс с намерением приступить в скором времени к зимнему ремонту. Но это были единственные более или менее быстроходные тральщики, которые можно было с известным риском послать на работу к Богшеру.

4 января было Получено распоряжение штаба о походе, и в 13 ч. 30 м. 4 циклона, приняв усиленные запасы угля, вышли в море. Заночевав в Поркалауде, они на следующий день пришли в Балтийский порт, где и должны были ждать распоряжений.

Киткин, вернувшийся незадолго до этого из Ботнического залива, убедил штаб флота в непригодности циклонов для работ в зимних условиях. Действительно, уже после короткого перехода, совершенного при сравнительно благоприятной погоде, корпуса маленьких миноносцев сильно обледенели, и в течение нескольких часов пришлось скалывать лед с верхней палубы и с такелажа. Кроме того, у всех циклонов были разбиты механизмы после продолжительных и частых походов, совершавшихся с короткими перерывами уже в течение пяти месяцев. В любой момент в море могла произойти авария в машине, и это подвергло бы серьезному риску всю операцию, выполняемую в отдаленном районе.

Штаб флота 8 января разрешил вернуть циклоны, и работа была поручена II отделению 1-й партии. Циклоны, при продолжавшейся свежей погоде, вышли через Суроп в Гельсингфорс. В пути у миноносца 218 произошла крупная поломка в машине. Миноносец 222 пробовал его буксировать, но на волне буксир лопнул. В конце концов миноносец самостоятельно добрался до Гельсингфорса, куда к вечеру 8-го прибыли все четыре циклона; у Эрансгрунда им пришлось пробиваться сквозь сплоченный лед.

В этот день в штабе флота были получены от английского адмиралтейства сведения, которые обычно бывали весьма достоверными. На этот раз с некоторым запозданием сообщалось о том, что [47] рано утром 8 января германцы предполагали провести в Балтийском море операции подводными лодками и эскадренными миноносцами. И действительно, на рассвете германские миноносцы и крейсер Тетис приближались к Утэ. Они вскоре ушли, и наблюдательный пост их не заметил, хотя миноносцы, находясь в 5 милях от маяка, проверили по нему свое счисление. Неаккуратное наблюдение, которым характеризовалась работа постов Утэ и Эре, в 1915 г. имело свои последствия, а в данном случае оно пошло на пользу, избавив командование от новых сомнений и подозрений. Подводная лодка U-26, с 7 по 9 января находившаяся на позиции у Бенгшера, также ничем себя не обнаружила, и если бы не довольно частые донесения о мнимых подводных лодках, замеченных миноносцами и. тральщиками, то командование имело бы основания полагать, что германские подводные лодки с конца декабря вовсе перестали ходить в русские воды.

Искра, Пламя, Патрон и Якорь утром 9 января вышли из Гельсингфорса в Ревель, куда прибыли после 9-часового перехода во льду. Получив в штабе флота инструкции, тральщики в 3 часа 10 января вышли в море и к 11 часам прибыли в Гангэ. Предстоял переход в Утэ по шхерным фарватерам, с которыми в мирное время эти тральщики не ознакомились, а во время войны попали туда в первый раз. Полагая, что лойяльность финских лоцманов не вызывала сомнений, начальник отделения предпочел взять лоцмана, тем более что шхеры покрылись тонким льдом и не все вехи могли стоять на местах.

Переход в Утэ был совершен 11 января во время пурги. Тральщики поспели обследовать в тот же день выходной створ. 12 января отделение выполнило наиболее трудную часть работы, обследовав щитовыми тралами в строе фронта выходной курс, проложенный к маяку Богшер. Ценность работы была снижена, потому что тральщики прошли по этому курсу только 20 миль, не дойдя до поворотной точки у Богшера и не обследовав южный курс (193°) до выхода на большие глубины. Чтобы успеть выполнить эту работу засветло, тральщикам следовало выйти из Утэ до рассвета. Но начальник отделения поступил в точном соответствии с полученной из штаба флота инструкцией.

9 января, через несколько часов после ухода U-26 с позиции у Бенгшера, Амур пришел с запасом мин на рейд Севастополь; сюда же в ночь на 10-ое перешли Россия, Богатырь и Олег и в ночь на 11-ое — Рюрик, Адм. Макаров и Баян. Первые три крейсера приняли с Амура мины, и 12-го все крейсеры перешли шхерами в Утэ. Фарватер был уже предварительно изучен; для этого еще 6 декабря были высланы в Або-Оландский район Богатырь, Олег, Аврора и Диана; с ними же посылались для тренировки штурманы с Цесаревича и Славы.

Тральщики, вернувшиеся с моря в 16 часов, получили от к.-адм. Канина, руководившего операцией и находившегося на России, дополнительные указания, согласно которым надлежало обследовать морской путь от южного конца выходного створа курсом 114° до шир. 59°30' и долг. 22° и отсюда курсом Ost до меридиана [48] о. Эре; после этого тральщикам надлежало через Эре возвратиться в Гельсингфорс. Давая это задание, Канин учитывал, что за время пребывания крейсеров в море лед в шхерах мог окрепнуть до такой степени, что крейсерам пришлось бы возвращаться от Утэ морем.

В тот же день с наступлением темноты отряд крейсеров вышел в море, без промедления использовав результат работы тральщиков. Последние, выйдя 13 января из Утэ, выполнили порученную им работу и через Эре прибыли в Гангэ. Ввиду замерзания шхер начальник отделения решил возвращаться в Гельсингфорс через Суроп. Выйдя 14-го в море, тральщики в 22 милях на OSO от Гангэ встретили подводную лодку. Впоследствии начальник отделения во всех подробностях рассказывал о попытке таранить рубку, всплывшую за кормой концевого тральщика. Немного позже воображаемая лодка показалась вторично, и Искра еще раз пытались ее таранить. Тральщики II отделения 1-й партии чаще других встречали несуществовавшие германские лодки; впрочем на этот раз игре воображения помогла радиограмма поста Хесте-Бюсэ (у входа в Лапвик), предупреждавшая тральщики о замеченной им на их пути подводной лодке. В действительности германские лодки находились уже в зимнем ремонте.

15 января II отделение возвратилось в Гельсингфорс. Февральская заградительная операция была выполнена без предварительного траления. В процессе операции ледокол и миноносцы заходили в Балтийский порт по курсам, по которым производилось траление в конце декабря. Миноносцы и крейсеры и при выходе и при возвращении прошли вдоль южного берега Финского залива.

4. Поход в Ботнический залив

В разгар русских заградительных операций, когда германцы понесли уже первые потери на минах под Мемелем, они со своей стороны выполнили заградительную операцию в Ботническом заливе. Двести мин, поставленных 6 декабря на подходах к Раумо и Ментелуотто, могли бы найти себе лучшее применение на подходах к Финскому заливу. Русское командование именно здесь и ожидало встретить новые германские заграждения и в одном случае принуждено было даже отменить намеченную операцию из-за невозможности проконтролировать операционные пути тралами. Со своими скромными тральными ресурсами и при той неопытности, которую тральщики проявили в 1914 г. при решении тактических задач, русское командование оказалось бы в крайне тяжелом положении, если бы германцы быстрее освоили принципы ведения минной войны.

Но германцы не сознавали размеров грозившей им опасности и вместо создания угрозы для русского военного флота предпочли вызвать затруднения на экономическом фронте. Германское верховное командование в конце ноября сообщило адмирал-штабу об усиленном подвозе военных материалов через финляндские порты, и поскольку кратковременные крейсерские операции не могли вызвать [49] срыва торговли в Ботническом заливе, адмирал-штаб предложил пр. Генриху выполнить заградительную операцию. Ввоз в Россию направлялся, главным образом, через Раумо и Ментелуотто (гавань Бьернеборга), и командиру Дейчланда дано было задание поставить заграждение перед входами в эти порты.

Командир Дейчланда считался опытным судоводителем, но все же ему в помощь, при посредстве адмирал-штаба, были даны три знакомых с местными условиями лоцмана, которые действительно принесли при проведении операции большую пользу. Надо полагать, что это могли быть только финляндские лоцманы, завербованные германской разведкой. Указания на содействие, которое финляндские лоцманы оказывали германцам, имеются и в других местах и в иных источниках. Так например, 7 сентября 1914 г., во время похода Аугсбурга и U-25 к Ментелуотто, предполагалось уничтожить нефтехранилища, расположение которых было известно по указанию лоцманов. По агентурным сведениям, полученным русским командованием 9 февраля 1915 г., германцы искали посредников для завербования финляндских лоцманов. Неизвестно, насколько справедливо было это сообщение; во всяком случае германцы были хорошо осведомлены о русских планах в Або-Оландском районе. В начале декабря 1914 г. в адмирал-штабе были получены достоверные сведения о намерении русских оборудовать на Оландских островах зимнюю базу. Об этом намерении прежде всего было известно лоцманам, на глазах у которых производилось гидрографическое траление шхерных фарватеров. В июне 1915 г. германцы предполагали заградить проход к N от банки Олег, так как имелись достоверные сведения о том, что в Фегле-фиорде в начале июня были Цесаревич и Слава. Поход подводного заградителя UC-4 в ноябре 1915 г. несомненно был совершен на основе материалов, полученных от финляндских лоцманов, так как только им одним было известно расположение не показанных на картах фарватеров и узких проходов между камнями и банками.

Заграждение было поставлено 6 декабря перед рассветом, и через несколько часов перед входом в Ментелуотто взорвались шведские пароходы Луна и Эверильда. С одного из них вся команда спаслась на шлюпках, а с другого был спасен лишь один человек. На следующий день там же взорвался третий пароход, Норра-Сверие; он не обратил внимания на энергичные предупредительные сигналы с маяка и с портовых моторных катеров, вышедших ему навстречу, упрямо шел на заграждение, взорвался и через 2 минуты погиб со всем экипажем. Катеры не рискнули подойти для спасения людей, так как мины стояли почти у поверхности.

Пароходное сообщение со Швецией было немедленно прервано, и это вызвало сильное беспокойство в Петрограде. Командующий флотом тотчас приказал Киткину снарядить экспедицию на N, обследовать фарватеры в Раумо, на которых также могло оказаться заграждение, определить границы заграждения у Ментелуотто и, если представится возможным, — поднять несколько мин, чтобы убедить капитанов шведских пароходов в том, что мины были поставлены германцами. [50]

Не сразу удалось подготовить к походу 2 тральщика, и только 15 декабря Минреп и Взрыв вышли из Лапвика на N. Их сопровождал Грозящий как для охраны, так и для снабжения углем, так как ни в Раумо, ни в Ментелуотто не имелось запасов кардифа, которым отоплялись эти тральщики. Ограждение имелось лишь в пределах Або-Оландского района, а в дальнейшем, начиная от Эншера (маяк у входа в Ботнический залив), пришлось итти по необставленному фарватеру. 18 декабря, подойдя, наконец, к району Раумо, тральщики поставили щитовой трал и обследовали фарватер от Мелландгрунда до Реландерсгрунда и отсюда в море по курсу 264°. Мин обнаружено не было, и южный вход в Раумо оказался, таким образом, свободным для плавания.

По окончании работы тральщики с Грозящим прибыли в Раумо.

В следующие дни, из-за свежего ветра, Киткин, находившийся на Грозящем, на работу не выходил, а прибывшего накануне начальника III отделения тральщиков он командировал в Ментелуотто для более подробного ознакомления с обстановкой и для переговоров с местными лоцманами относительно уборки заграждения с помощью шлюпок.

Вернувшись 21-го из Ментелуотто, начальник отделения доложил, что лоцманы за особую плату (25 рублей в день за каждую шлюпку с лоцманом) берутся обозначить поплавками все мины при условии командирования им в помощь военных моряков. Киткин счел эти требования неприемлемыми и решил отложить решение вопроса до прихода в Ментелуотто. Тем временем запасы угля на Грозящем стали подходить к концу, и 22-го Киткин с тральщиками ушел за углем в Або. В пути было принято радио штаба флота с приказанием протралить выход в море у Эншера. Не выполнив предписания вследствие недостачи угля, Грозящий 23 декабря прибыл с тральщиками в Або, встретив по пути Баян и Адм. Макаров.

Крейсеры эти, лишь недавно возвратившиеся из заградительной операции, были высланы 20 декабря для охраны морской торговли в Ботническом заливе; вместе с тем они должны были явиться охраной для тральщиков. Крейсеры вышли из Ревеля в штормовую погоду и, пройдя испытанным уже южным проходом, при SW-ом шторме со снегом, безуспешно пытались разыскать створные огни Эре. До утра 21-го им пришлось крейсеровать в море. Зная, что тральщики не проконтролировали выход у Эншера, старший командир приказал двум миноносцам II дивизиона, Украйне и Донскому Казаку, провести крейсеры за тралом, что и было выполнено утром 24 декабря; проводка ограничилась районом выходного фарватера у Эншера и закончилась через 2 часа. После запоздалого и безуспешного крейсерства, Баян и Адм. Макаров 28 декабря возвратились в Люм, оставаясь здесь в готовности поддержать тральщики; 6 января крейсеры были отозваны в Ревель.

25 декабря Минреп и Взрыв пришли к Ментелуотто, а сопровождавший их Грозящий остался у Бергшера, так как дальнейшее плавание по необставленному фарватеру было слишком рискованным; огибая о. Бергшер, Грозящий успел уже коснуться камня и получил небольшую течь. В штабе флота высказывалось недовольство [51] по поводу медленного хода работ, а из столицы приходили запросы, вызванные беспокойством заинтересованных ведомств. Скорейшему восстановлению торговых сношений со Швецией придавалось весьма существенное значение, и штаб флота поручил начальнику отделения ведение тральных работ и перевел в его распоряжение 10 000 рублей для найма лоцманов.

26-го на смену Грозящему, которому разрешалось итти в Гельсингфорс, прибыл эскадренный миноносец Ген. Кондратенко. Подходя к Себшеру на соединение с Грозящим, он также коснулся камня и погнул лопасть винта. Грозящий остался все же на месте работ для снабжения тральщиков углем.

Расположение мин перед входом в Ментелуотто было уже в общих чертах выяснено лоцманами, и тральщики 27 декабря без труда протралили северный выход мимо острова Кайакари в обход заграждения, стоявшего несколько южнее. Тотчас было приступлено к постановке лоцмейстерского ограждения, и путь в Ментелуотто был объявлен свободным для плавания, однако лишь по вновь проложенному фарватеру. На следующий день тральщики с конвоирами прибыли в Раумо, чтобы обследовать главный фарватер.

У личного состава тральщиков еще с довоенных времен установилось понятие о тралении, как о действии, выполнимом лишь в тихую погоду. Пример циклонов, 12 ноября выполнивших работу в очень свежую погоду, в данном случае был неубедительным, потому что циклоны были мореходнее минрепов и к тому же они не затралили в тот раз мин; здесь почти наверное предстояло встретиться с минами, затруднения же, связанные с очисткой трала от мин в свежую погоду, по общему мнению, были непреодолимыми.

Тем не менее 29-го тральщики вышли на работу и в соответствии с решением, принятым накануне после совещания с лоцманами, протралили фарватер по курсу 295° от башни Нурмис. Ген. Кондратенко шел за тралом и определял места вешек, которые выставлялись тральщиками. При ветре в 6 баллов палуба Ген. Кондратенко уходила в воду, а при постановке трала буйки и грузы колотились о борта, и команда, обливаемая холодной волной, напрягала все усилия, чтобы справиться с такой небывалой до тех пор задачей, как работа тралом Шульца на качке, при которой крен достигал 40°.

Тральщики прошли уже 6 миль по курсу, когда ветер стал усиливаться, и на Ген. Кондратенко подняли сигнал с советом возвратиться. Одновременно выяснилось, что трал нечист. При уборке трала в нем оказалась мина; Минреп отбуксировал ее на мелкое место для последующего разоружения, но она ударилась о буек и взорвалась. Миноносец держался в это время с застопоренными машинами, а затем, руководствуясь выставленными вешками, вернулся с тральщиками в Раумо. Место затраленной мины было определено в шир. 61°13',2 и долг. 21°6', т. е. в расстоянии около 13 миль от гавани Раумо. Киткин посоветовал еще раз протралить и обвеховать южный фарватер; к тому же и лоцманы, припоминая путь, по которому неизвестный корабль утром 6 декабря подходил [52] к району Реландерсгрунда, полагали, что если именно этот корабль и поставил обнаруженное теперь заграждение, то едва ли он заходил в зону южного фарватера. Наконец, и по результату работы, выполненной 18 декабря, было видно, что на южном фар-, ватере, по всей вероятности, мин не было.

В тот же день Грозящий ушел в Гельсингфорс, куда и прибыл 1 января, а тральщики, воспользовавшись некоторым улучшением погоды, 31 декабря протралили выход в море от башни Ниеми по продолжению 18-футового фарватера курсом 259°. Мин не оказалось. После этого личный состав в течение трех дней, борясь с холодом и непогодой, пытался сделать все возможное, чтобы поднять хотя бы одну мину с заграждения, стоявшего у Ментелуотто. Но тральщики настоятельно нуждались в ремонте, а Ген. Кондратенко до появления льда надлежало ремонтировать в доке. Главной же причиной, побудившей начальника отделения прекратить работы, явилось отсутствие теплой одежды у команды, которая уже в течение 20 дней работала в самых тяжелых условиях.

4 января тральщики и миноносец Ген. Кондратенко ушли в Гельсингфорс на зимовку, а работы на подходах к Раумо и Ментелуотто были доведены до конца местными средствами. Протраленные фарватеры были обвехованы, и сообщение со Швецией было восстановлено. Но заграждения остались неубранными, между тем они перекрывали главные входы; пользование же обходными фарватерами было сопряжено с навигационными затруднениями. С появлением льда навигация все равно должна была прекратиться, и по всем этим причинам движение пароходов организовали через Оландсгаф. То, чего нельзя было сделать с помощью тральщиков, безболезненно выполнила стихия; к весне 1915 г. все мины были уничтожены льдом, и в следующую зиму навигация в Ботническом заливе почти без перерывов поддерживалась с помощью ледокола Сашто, зимовавшего в Ментелуотто. [53]