Комиссары
История создания, боевого и политического становления планерных подразделений ВДВ связана с Военно-Воздушными Силами.
В 1931 году передислоцировался 22-й Отдельный корпусной авиаотряд. Он был оснащен самолетами Р-1, на фюзеляже которых красовались рисунки: рука, сжатая в кулак, с надписью «Наш ответ лорду Керзону».
В 1934 году отряд получил новые самолеты Р-5, и его местом базирования стал город Саратов. Комиссаром отряда назначили Николая Петровича Мамкина.
На базе 22-го Отдельного корпусного авиаотряда сформировалась летная школа, затем СВАПШ, и Мамкин так и остался в них комиссаром.
Николай Петрович Мамкин — участник гражданской войны. Юношей, политбойцом брал Перекоп. Впоследствии, как политрук, участвовал в создании авиационных частей Красной Армии. Приведем оценку, данную ему командиром — летчиком А. Э. Аугулем:
«Мамкин был партийной головой Саратовской военно-авиационной планерной школы, ее создателем, высоко эрудированным, любящим и знающим свое дело человеком.
Мимо его внимания не проходили даже малейшие упущения в деятельности отдельных людей или организаций. Имея большой опыт в партийно-воспитательной работе, умело и доходчиво передавал его всем, кто в этом нуждался. Его лекции и доклады, которые он читал всегда без бумажки, были пронизаны высоким патриотизмом и любовью к Родине, партии, народу, ведущим жестокую борьбу с коварным врагом — фашизмом.
Мамкин обладал высоким тактом в обращении с [57] людьми. Я не помню такого случая, чтобы собеседник комиссара был недоволен разговором, обижен.
Он был искусным оратором, обладал феноменальной памятью. Слушать его официальные выступления было одним удовольствием. Большинство употребляемых им цитат классиков марксизма-ленинизма и литературы произносились на память и всегда точно.
Часто приезжал Мамкин на периферийные аэродромы, значительно удаленные от Саратова, и все сложные вопросы быта, жизни, полетов решал оперативно и, я бы сказал, даже весело...»
Политическая работа в СВАПШ начиналась трудно, как и в любом вновь формируемом учебном заведении. Курсанты — -17–18-летние юноши прибывали со всех концов страны, и все с разными, порой не установившимися характерами и мировоззрением. В основном — русские, украинцы и белорусы, но немало училось и представителей других национальностей и народов, в том числе венгры и даже один испанец Исоиэс Альбистеги.
Даже сейчас, по прошествии многих лет, планеристы, забывшие многих, помнят испанца.
В 1936 году с очередной группой ребят из Испании через Францию прибыл Альбистеги в Советский Союз. Подрос. Выучился летать в подмосковном аэроклубе. Там проявил свой характер в первые дни Великой Отечественной войны. Как-то поставили его финишером к посадочному знаку «Т» зимой, в сильный мороз. Он, в плохой одежонке, в ботинках, начал коченеть. Обморозил ноги. Упал. Но замены не попросил. Когда его спросили: «Почему?», ответил — «Война!»
Позже, в Могилеве, где по аэродрому были разбросаны неразорвавшиеся немецкие бомбы, чтобы обезопасить товарищей, Альбистеги эти бомбы собрал в кучу на окраине аэродрома у оврага и решил подорвать. Поставил одну из бомб в ямку детонатором вверх. Смастерил хитрое устройство: доска на круглом обрубке, на одном конце доски дырявая банка с водой, на другом — кирпич. Рассчитал, что как только вода через отверстия выльется из банки, кирпич, упадет на взрыватель бомбы, он же, Альбистеги, в это время будет уже далеко. Когда сделал первый шаг от устройства, оглянулся, увидел, что банка падает с доски. Не медля, как в воду с вышки, Альбистеги прыгнул в овраг. Взрыв [58] был до того мощным, что юношу выбросило со дна оврага на склон. Там его и нашли, помятого,-оглушенного, но невредимого.
Высокий, красивый, с пушистыми ресницами парень, резкий в движениях, очень любил летать. А переносил полеты трудно. В болтанку его все время мутило, укачивало. Он это скрывал, чтобы не отлучили от неба. И еще — не переносил русских морозов.
Впоследствии в боевых полетах и на партизанской земле Исоиэс Альбистеги показал себя преданным товарищем, храбрости и честности беспредельной.
— Все достойные должны быть комсомольцами и коммунистами, — поставил задачу Мамкин.
И стали политработники не торопясь, но быстро изучать людей. Практически недостойных не оказалось, и в короткий срок создались мощные комсомольские и партийные организации.
— Помню, комиссар школы Мамкин придет на старт, соберет вокруг себя курсантов, вынет из кармана «Казбек» и говорит: «Закуривайте, товарищи!» — и пачки как не бывало, — рассказывает бывший курсант СВАПШ П. Тетерев. — Побудет с нами, обрисует обстановку на фронте, в стране, и на душе станет легче. А мы к нему со своими вопросами, думами. Слушать он умел. Что пообещает, обязательно сделает. Многих знал по именам, знал, как живут наши родители, и у кого их нет тоже знал. К этим ребятам относился особенно душевно и внимательно. Настоящий был коммунист, профессор человеческих душ... Людям верил...
Верил. Как-то из школы исчез молодой летчик-инструктор Королев. По закону военного времени его посчитали дезертиром. Командование решило принять самые суровые меры.
— Не торопитесь, — советовал Мамкин, — не из тех Королев, кто голову в кусты прячет.
И время подтвердило правоту комиссара: инструктор поехал к командующему ВВС и добился того, чего не мог достичь многочисленными рапортами — направления в действующую армию, на фронт. Королев в небе войны покрыл свое имя славой.
Методы воспитания подчиненных комиссар применял разные, часто оригинальные. Если курсант или младший по званию офицер пройдет около него, не поприветствовав, как положено по уставу, — ничего не скажет ему [59] Мамкин. Но запомнит крепко. И при следующей встрече, а она обычно случалась в тот же день, комиссар сам, первым, перейдет на строевой шаг и точно по уставу, четко и красиво, поприветствует нарушителя воинской этики. Это производило неизгладимое впечатление, курсанту от стыда глаза спрятать некуда, и он в будущем не позволял себе быть невнимательным при встречах ни с одним командиром.
Летом 1943 года вышло в свет первое издание книги писателя Степанова «Порт-Артур». Эту глубоко патриотическую книгу Мамкин достал только в одном экземпляре и принес ее на старт, когда производились дневные полеты. Читал сам, с выражением, комментируя отдельные события, изложенные в романе применительно к дням Великой Отечественной войны. На эту громкую читку приходили все, кто был свободен от полетов, а кто был занят, на другой день старались узнать о прочитанном. За несколько дней лично Мамкин познакомил курсантов с большей частью романа, потом назначил «чтецов с эмоциями и хорошим голосом» из среды курсантов.
С тех пор прошло более 40 лет, сколько за это время книг прочитано ветеранами, но при встречах они вспоминают эти «посиделки» на старте.
— Да, да, «Порт-Артур» тогда читали...
— Представляешь, до сих пор отлично помню содержание этого романа!
— А я года три назад купил новое издание и написал на нем: «В память о СВАПШе!»
Когда немецкие полчища подошли к Москве, в ленкомнате школы собрались все курсанты, и Мамкин выступил перед ними с такой зажигательной речью, что все 207 курсантов-москвичей записались добровольцами на защиту столицы в пехоту.
Их обмундировали по-солдатски. Дали винтовки. Привезли на железнодорожный вокзал Саратов-II. И тут нарочный из штаба ПриВО сообщил: пополнение из СВАПШ не требуется. Тому, что лучших комсомольцев удалось сохранить для авиации, Мамкин радовался больше всех. Впоследствии стало известно — сам комиссар [60] позаботился о своих питомцах и его правильно поняло вышестоящее командование.
По идее Николая Петровича Мамкина художник Борис Бобров создал серию плакатов о Великой Отечественной войне. Плакаты были так хороши и оригинальны, что Госполитиздат распространил их по всей стране несколькими массовыми тиражами.
— Память о Николае Петровиче — это память о лучших коммунистах тех дней. Именно они воспитали в нас высокое чувство долга перед Родиной и людьми. И фамилия-то у Николая Петровича под стать — Мамкин. Между собой мы иногда — говорили: «Вон к нам Мама идет...»
А «мамы» были очень нужны, особенно для курсантов со слишком эмоциональными характерами, склонных к излишнему самоанализу и посему рассеянных или теряющихся в сложных ситуациях полета.
Все планеристы помнят симпатичного курсанта Оберемок-Якубова, которому «всегда не везло». Если подавалась команда «налево», он четко поворачивался направо. Командир эскадрильи Ляпин в таких случаях говорил:
— Опять этот с двойной фамилией команду на два помножил!
При ночных полетах с инструктором Робулем — Оберемок-Якубов на взлете решил «досмотреть» картину «Ночь над Белградом». Планер бежит за самолетом, а курсант смотрит не вперед; как положено, а вбок, туда, где на открытой поляне показывают кино, где происходят интереснейшие события на огромном полотняном экране.
Рывок. Буксирный трос лопается как струна. Чуть не врубились в крутой берег реки Курдюм.
В одном из следующих полетов Оберемок-Якубов приземлился на трактор, или, как шутили, «притракторился».
Впоследствии курсант-неудачник стал хорошим пилотом, участвовал в параде над Москвой.
Партия не скупилась при подборе политработников для десантных войск, воины которых действовали в самых сложных и рискованных операциях. Приказы гитлеровского командования наставляли своих палачей: «Десантникам — смерть!» [61]
Первый командир 2-го Отдельного авиапланерного полка полковник Силантьев перед вылетом с аэродрома подскока в тыл врага выстраивал пилотов и говорил им:
— В случае чего — в плен не сдаваться, отстреливаться до последнего, а последнюю пулю в себя. Иначе немцы измучают, истерзают, а затем расстреляют, или повесят, потому что вы — десантники.
Никто сдаваться не помышлял, все знали о многочисленных примерах расправы фашистов над десантниками-парашютистами. Политработники рассказывали о делах фашистов подробно и правдиво. Комиссаром 1-го полка был майор Иванчихин, ранее работавший в аппарате ЦК КП(б) Молдавии, член ЦК и депутат Верховного Совета МССР. Опытный политработник очень много сделал для подготовки личного состава полка к боевой работе. В первую очередь им была создана действенная партийная организация во главе с парторгом Дмитрием Ананьевым, воспитанником Ленинского комсомола, бывшим секретарем РК ВЛКСМ в городе Грозном.
Тепло вспоминая о комиссарах, Петр Тетерев рассказал:
«...Под стать Н. П. Мамкину был наш молодой политрук Ананьев Дмитрий Александрович. Душа человек. Умел и слово сказать и делом помочь. До сих пор помню его пламенные речи, которые могли увлечь людей на выполнение любого задания... В июле 1942 года при тренировочном полете на планере мы грохнулись в лес, попали в госпиталь. После выписки из госпиталя подходит ко мне Дмитрий Александрович, спрашивает, как самочувствие, настроение, кто и как живут дома. Узнав, что моя родина недалеко, что дома остались больная мать с младшими братишкой и сестренкой (остальные мои пять братьев были на фронте, а отец умер еще до войны), сам предложил мне съездить на пару дней домой. И это в разгар войны!.. Трудно описать, какой праздник был у меня дома... Перед следующим вылетом в тыл врага я подал заявление о приеме в партию...»
— Но самым сложным и тяжелым оказывался для нас подбор экипажей летчиков и пилотов-планеристов для боевых вылетов в партизанские районы, на особые задания, — утверждает политком авиаэскадрильи того же полка Иван Иванович Стаднюк. — Ведь лететь желали [62] все, нет, не то слово «желали» — рвались, умоляли послать на задание, а посылать приходилось ограниченное количество людей.
Комиссары воспитывали политбойцов. Каждый пилот-планерист, находясь в партизанских отрядах, так или иначе вел действенную пропаганду и агитацию среди народных мстителей и населения.
Вместе с партизанскими художниками планеристы нарисовали столько плакатов и лозунгов, что их хватило для десятков освобожденных сел. Производило это огромное впечатление. Люди шли из дальних деревень, чтобы убедиться: Советская власть существует, оккупация — временная.
Особо следует отметить сатирические плакаты. Они били по врагу, как боевое оружие. Сначала рисовали их от руки, и потому тираж был небольшой — 10–15 экземпляров, позже в одной из операций в кабинете немецкого полковника партизаны сорвали с пола линолеум. На его обрезках стали делать линогравюры. Когда же планеристы привезли партизанам типографии, плакаты печатались тиражом более 300 экземпляров.
Юрий Соболев дважды летал в тыл врага, полтора года воевал вместе с партизанами, был комиссаром отряда в Ленинградской области. Вернулся в часть только в 1944 году после прорыва блокады Ленинграда.
Григорий Малиновский и Борис Комиссаров, находясь в тылу врага, занимались и политработой. Многие планеристы на ими же привезенных типографских станках выпускали листовки, прокламации, боевые листки. Писали статьи, очерки, стихи в газеты. Вели контрпропаганду в войсках РОА, и она была действенной.
Иногда, сразу же после посадки у партизан, пилоты попадали в окружение жителей, как первовестники Большой земли.
«На другой день после прилета новое задание — выступление перед жителями партизанской деревни, — пишет полковник Н. Беляев, бывший пилот-планерист. — Просторная изба полна народа. Страшно волнуюсь: что рассказать этим мужественным людям? Конечно, о столице. О том, как живут и трудятся москвичи. О работе метро, о Большом театре. О том, что столица и вся наша великая Родина всегда помнят о героях сопротивления и гордятся отважными народными мстителями, что день изгнания гитлеровских захватчиков недалек, [63] что скоро солнце свободы вновь взойдет над селами и городами Белоруссии.
Затаив дыхание, слушают люди рассказ комсомольца — посланца Большой земли. Глядя на открытые, молчаливые, суровые, и такие добрые лица этих людей, у меня еще больше крепнет вера в неотвратимость нашей победы. Хочется снова и снова летать, громить ненавистных оккупантов...»
Немцы вели усиленную контрпропаганду. Пилот-планерист Педченко после отцепки приземлился на ложную немецкую площадку. Фашисты сразу составили листовку с его рисованным портретом, расписали «райскую» жизнь пленного пилота и призывали других планеристов отдаваться в их «доброжелательные» руки, обещая высокую награду. Их потуги оказались напрасными. Политорганы с помощью разведки сумели узнать о трагической судьбе пилота и рассказали людям правду. Это еще выше подняло моральный и боевой дух пилотов, всколыхнуло новую волну ненависти к врагу.
На место приземления Педченко ходил пилот-планерист Нсоиэс Альбистеги, чтобы точно удостовериться в последствиях посадки. Путь был нелегким и опасным. Альбистеги, преодолев его, нашел ложную площадку. Она была оборудована немцами в 30 километрах от настоящей, партизанской. Площадка-ловушка оказалась маленькой, в густом лесу. Планер Педченко врезался в деревья.
Вернувшись, Альбистеги доложил командованию:
— Видел остатки планера. Весь груз разбросан. На борту у Педченко было много папирос. Все они поломаны около мундштука. По состоянию планера и груза ясно — планерист погиб. Кабина разбита всмятку.
Так уж получилось, что повествование о партийно-политической работе опять коснулось испанца Исоиэса Альбистеги, поэтому хочется досказать, каким интернационалистом стал этот человек.
После Великой Отечественной войны и поражения фашизма в Европе он вернулся на родину в Испанию и стал членом исполкома Компартии Испании, 'поселившись в городе Эйбар. Связи со своими боевыми товарищами в.нашей стране он не прекратил. Вот выдержка из его письма 1982 года, посланного другу, бывшему пилоту-планеристу Рафаилу Блюмкину:
«Здравствуйте мои вечные друзья Рафа и Нина! [64]
...Большое спасибо за ваши подарки — теперь хватит чуть ли не на весь год селедки, что заставляет крепко вспоминать нашу Россию, — как же можно послать четырнадцать штук банок и одну большую банку селедки, — наверное, разорились, теперь я смогу долгое время сберегать деньги на питание, уже идет шестнадцатый месяц заводского кризиса и моей болезни... да еще эти проклятые оппортунисты и авантюристы, называющие себя руководителями «левых» и даже «коммунистических сил», которые ищут третью ногу там, где ее нет, т. е. беспрерывно критикуют Советский Союз, его правительство и КПСС (то Афганистан, то Польшу, то внутреннюю жизнь), у которых я и спрашиваю: где вы были при Франко? — сколько жертв понесли при спасении человечества от фашизма? — и какие же вы к черту коммунисты, если плачете о том, что не победили реакционные силы в Чехословакии, в Венгрии, прочих социалистических странах? — нет, тяжелый год для меня (хотя временно из-за болезни я не участвую в работе исполкома Компартии страны Басков), не могу спокойно лежать, когда оскверняют Советский Союз...
Вспоминаю, как интересно мы провели 1 мая 1978 года — первый раз с 1939 года разрешенный законом праздник (хотя и до этого мы устраивали демонстрации и получали дубинками, а если арестовывали, то и хуже). Были организованы демонстрации всеми силами, силами партии и профсоюзов, в столицах областей.
В Сан-Себастьяне были тысячи красных флагов, среди них и наши, коммунисты с VII и IX съездов (хотя и в нелегальном положении). Мы шли с портретами В. И. Ленина, с лозунгами за марксизм-ленинизм, скандировали за интернациональноеть пролетариата, за диктатуру пролетариата, за не вход Испании в состав НАТО, а позади нас топали каррилисты (еврокоммунисты), и когда кто-нибудь из них подхватывал наши выкрики, то сразу подходили к ним «гориллы» и заставляли молчать...
Четвертого числа мы из г. Эйбора организовали экскурсию (на 2 автобусах) в Бильбао и смотрели ансамбль Красной Армии, всем очень понравилось, и все вернулись довольные.
День Победы, это уж тут не отмечается, но я лично по приглашению рабочих завода Иримо поехал в Сумарраи, [65] в воскресенье, т. е. 7 числа, и провел там беседу про Отечественную войну, про огромную заслугу комсомола и КПСС и о том, что героями тогда были все, от детей до стариков, до министров и прочее. 9 числа в скромном ресторане моего города, совместно с несколькими старшими партийцами, проведшими 10–15 и более лет в тюрьмах, отпраздновали День Победы...
Рафаэль, передай ребятам однополчанам по Великой Отечественной войне, что я остался навсегда верным данной мною присяге при РККА, и что не зря отдали свою молодую жизнь наши товарищи за Великую страну Советов, и что у нас, при наших трудностях, видно, кто в самом деле любит и ценит Советскую страну, и заодно передай поклон и привет от меня ребятам.
Ну пока, пишу более трех часов (устает рука) и не могу больше, как хотелось бы. С крепким поцелуем для всех!
Исоиэс».
Но возвратимся в годы войны. Правда, в любое время партийная и политическая работа трудно оценима. Ее нельзя показать предметно, как могут показать свои изделия мастера других, профессий — конструктор, доменщик, строитель, например. Но именно они, комиссары, больше других помогали становлению отважных воинов и созидателей, патриотов. Об одном из них Михаиле Григорьевиче Ильине, и хочется рассказать.