С аэродрома подскока
Основным прифронтовым аэродромом, или, как называли авиаторы, аэродромом подскока для воздушных аэропоездов, уходящих к белорусским пар?изанам и на другие задания, было обширное поле в Старой Торопе. Боевыми операциями руководил инженер-подполковник Цыбин Павел Владимирович.
Летчики, штурманы, радисты, технический состав размещались поэкипажно в избах у колхозников.
В сельском клубе, переоборудованном под столовую, проводилась и предполетная подготовка. В нее входило: доведение приказа на выполнение боевого задания, [46] знакомство с плановой таблицей, маршрутом полета, с обозначением запасных партизанских площадок, сообщалось время работы светомаяков. Перед каждым вылетом уточнялась линия фронта, и командиры рассказывали о противовоздушной обороне противника в районе полетов.
Из села до аэродрома ехали на автомашинах, большую часть пути лесом.
Волновался перед полетом каждый, но проявлялись эмоции по-разному. Одни уж очень пространно восхищались красотами природы, белым инеем, окутавшим деревья, голубоватым месяцем, ныряющим в облаках,, другие обретали задумчивость или необычайную зоркость.
— Смотрите, заяц, заяц! — закричал как-то Коля Ципеньков.
— Не трепещи, — ответили ему, — заяц не «мессершмитт», не собьет!
Все засмеялись.
На летном поле самолеты и планеры, словно на параде, выстроены в ряды на линии предварительного старта. Стальные тросы-шнуры, длиной 95–110 метров, примкнуты концами к замкам на хвостах самолетов и к носам планеров. Замки запломбированы. Если буксировщик не привезет из полета на аэродром подскока трос или прилетит с нарушенной пломбой, он может попасть под военно-полевой суд «за преднамеренную отцепку планера».
Последние напутствия руководителей и команда:
— По кабинам!
Некоторые из пилотов-планеристов уже знают партизанский район, многие, и их большинство, летят к народным мстителям впервые.
Отмашка фонарем... выбрана слабина троса. Разрешающий сигнал стартера... аэросцепка стартует...
Восьмым взлетает воздушный поезд СБ-А-7 Михаила Агапова.
Самолет отрывается от земли вместе с планером. Только пучки пламени из выхлопных патрубков моторов. служат ориентиром для планериста. Связи между крылатыми аппаратами нет, и экипаж буксировщика «общается» с пилотом планера условными световыми сигналами и знаками.
Заданную высоту 3000 метров не набрали, помешала [47] облачность. Облака лижут крылья, туманят яркость выхлопов. Михаил Агапов почувствовал легкие рывки, будто планерист то придерживает, то отпускает самолет, — «значит, пилот полуслеп!» — и Агапов теряет 50 метров высоты. Рывки прекратились.
— Планер летит на нашей высоте нормально! — доложил стрелок-радист.
— Как идем? Сколько осталось до линии фронта? — спросил Агапов штурмана Николая Белвва.
— Строго по маршруту. До линии час десять минут. Вдалеке, справа и слева видны зарева пожарищ — это враг бомбит наши прифронтовые города и села.
Штурман Белов тщательно изучил район полета и особенно территорию, занятую партизанами, их площадки приема грузов и планеров. Контуры леса, железные и шоссейные дороги, изгибы рек — все требовалось знать на память и уметь опознавать ночью с высоты. Ночной полет невозможен и без грамотного использования радиотехнических средств самолетовождения, точной прокладки по карте пеленгов, уточнения меняющегося с высотой и временем ветра. В общем, немало работы у штурмана Белова. К тому же он еще и разведчик: все увиденное в стане врага нужно нанести на карту, записать в бортжурнал. Немалая ответственность за безопасность «полета тоже лежит на штурмане: следить за воздухом, за зенитными батареями врага на земле, помогать летчику в совершении противозенитного маневра.
— До линии фронта пять минут.
Михаил Агапов не один раз уже буксировал планеры и сбрасывал парашютно-десантные мешки со снаряжением к партизанам. Каждый полет — огромное напряжение, настороженность до возможного предела и внимание, внимание...
Михаил Агапов участвовал в воздушной операции «Антифриз», летал в Бологое под Ленинград, несколько буксировок сделал в Полоцко-Лепельскую партизанскую зону и все равно считал себя пилотом молодым, не мог поставить себя в ряд с такими «воздушными волками», как летчики Астапенко, Пипа, Сугрин, и с другими мастерами буксировочного полета.
— Лево десять градусов. Так держать!
— Есть, так держать! — ответил Агапов штурману.
Огненными стежками обозначился шов фронта на темной земле. Внимательно следит летчик за приборами [48] слепого полета. Аэропоезд пролетает невдалеке от Витебска, Полоцка. Там базируются истребители противовоздушной обороны противника. Немцы охотятся на этом участке маршрута за самолетами и в ночное время суток.
Агапов переводит взгляд на приборы, контролирующие работу моторов, и не верит своим глазам: температура охлаждающей жидкости правого двигателя беспредельно высока, давление масла падает.
— Сколько до цели?
— Скоро, — ответил штурман.
Пусть «задохнутся» оба мотора, даже в таком случае планер отцепить нельзя. Планерист должен сам оценить ситуацию и принять решение на отцепку. Агапов и думать об этом не желает, не бросит он товарища на штыки немцев. Он «подбирает» газ аварийному мотору и, не меняя курса, постепенно снижается.
Очень медленно тянется время. На сколько хватит сил у мотора и человека? И вдруг радостное:
— Цель вижу!.. Лево двадцать градусов. Так держать!.. На курсе. Снижаемся.
Агапов приглушает моторы. Аэропоезд проваливается к земле. Вот отчетливо вспыхнуло «Т» из пяти костров. Трехкратным миганием аэронавигационных огней летчики предлагают планеристу отцепиться. И тотчас чувствуют легкий рывок троса.
— За хвостом чисто, планер пошел на. посадку! — доложил стрелок-радист.
Еще одно мигание огней: «До скорой встречи!» Теперь нужно еще сбросить парашютно-десантные мешки, подвешенные под брюхом самолета. Правый мотор окончательно «дохнет». Но полегоньку тянет, еще тянет.
Самолет делает широкий круг.
— На боевом!
— Есть, на боевом! — ответил Агапов и все внимание уделил пилотажным приборам, чтобы до градуса выдержать боевой курс.
Стучат секунды, в самолетно-переговорном устройстве тишина, не шелохнутся члены экипажа.
— Сбросил! — выдыхает штурман. Самолет качнуло, освободившись от груза, он вздрогнул.
— Что будем делать? — обратился Агапов к членам экипажа, имея в виду аварийное состояние мотора. [49]
Можно было сесть к партизанам, но их площадки небезопасны для приземления тяжелого самолета. Да и в Старой Торопе каждый буксир на боевом счету.
— Наберем высоту над площадкой, если двигун продержится до трех тысяч метров, пойдем домой на одном, — принял окончательное решение Агапов.
С пологим разворотом — в набор высоты. Видно, как под белыми куполами парашютов груз точно падает в центр партизанской площадки. Торжественное «ура!» прозвучало в радионаушниках. Это своей работе порадовался каждый член экипажа.
Три тысячи метров... Курс на прифронтовую базу.
«Дотянем ли до аэродрома?»
Без груза, с малым количеством бензина в баках самолет на «полутора» моторах шел с незначительным снижением.
— Командир, неисправный двигатель выбрасывает языки пламени почти до стабилизатора! — нарочито спокойно доложил стрелок-радист.
— Вырубаю.
Теперь тяжелую крылатую машину тянет один винт. Внизу темный бескрайний лес с редкими сероватыми пятнами полян и короткими лентами прогалин.
«Ночью хорошую площадку для вынужденной посадки не подберешь... Она и не понадобится», — успокаивает себя Агапов.
— Прошли фронт...
— Ладненько!
— Аэродром вижу. Право тридцать! — это уже довольный голос штурмана Николая Белова.
— Буду садиться с ходу, — ответил Агапов и включил все электрическое освещение самолета, предупреждая землю: «На борту не все в порядке. Прошу немедленной, внеочередной посадки!»
Земля включила для аварийного самолета прожекторы. Они ярким белым светом залили поле. Мягко журча двигателем, крылатая машина коснулась грунта аэродрома Старая Торопа.
Так закончился один из многих полетов летчиков-буксировщиков планеров. Технический состав тут же, в предутренних сумерках, приступил к замене двигателя. Трубопровод к масляному радиатору оказался пробитым шальным осколком. А к полудню машина была исправна, [50] облетана, и экипаж Михаила Яковлевича Агапова с наступлением темноты ушел на новое боевое задание.
После взятия нашими войсками Великих Лук на этом участке фронта установилось относительное затишье. Гитлеровцы, используя его в своих интересах, передислоцировали несколько частей боевого резерва и бросили их с жандармерией, власовцами, полицаями против белорусских партизан в районах Невеля, Полоцка, Городачи, Витебска. Немцам было жизненно необходимо любыми средствами разобщить боевые соединения партизанского края и уничтожить их, чтобы подготовить эти районы для долговременной обороны против наступающих частей Красной Армии.
Каратели имели превосходящие силы и вооружение. Боевые действия партизан не могли быть высокоэффективными не только из-за острого недостатка боеприпасов, но отряды еще и сковывали обозы, в которых находились мирные жители и сотни раненых бойцов.
В сложившейся обстановке партизанам и помогала авиация, доставляющая грузы. Действовали полки ГВФ и планерная группа под общим руководством генерал-майора А. Н. Щербакова и непосредственным — инженер-подполковника П. В. Цыбина.
Как мы уже знаем, базировалась планерная группа на аэродроме подскока Старая Торопа, связь с партизанами осуществлялась по радио через Центральный и Белорусский штабы партизанского движения, народные мстители подготовили в районах Бегомля и Селявщины посадочные площадки.
Операция, названная «Первой планерной операцией в интересах партизан Белоруссии», началась в ночь с 6 на 7 марта 1943 года и продолжалась беспрерывно до 20 марта. Было «израсходовано» 65 планеров А-7 и Г-11. Перевезено партизанам боевого груза 60 тонн, 5 типографий и 10 радиостанций, доставлено руководящего состава 106 человек, высажен десант гвардейцев-подрывников 150 человек, в тыл десантировались отдельные диверсионные группы. Из партизанского района вывезено: пилотов-планеристов — 65, партизан — 19, ценного груза 800 килограммов, денежных средств 2 миллиона рублей, собранных населением и партизанами на постройку самолетов. Партизаны районов Селявщина и Бегомль в результате операции получили оружия и боеприпасов больше, чем за весь предыдущий год. [51]
21 марта руководитель планерной группы, он же инженер, он же главный распорядитель хозяйства, Павел Владимирович Цыбин получил от партизан радиограмму:
«...Карателям всыпали по заслугам подбито и подорвано 12 танков выведено из строя более 400 карателей наши люди в безопасности слава советским летчикам-планеристам!
Командир бригады «Железняк».
В первой планерной операции отличились многие летчики и планеристы. Необыкновенное мужество проявили командир корабля Григорий Чепик и штурман Николай Чиженков.
Николай Чиженков сбежал из госпиталя с еще как следует не зажившими после ранения ногами. Прибыв в часть, он уже на второй день поднялся с Чепиком в воздух на самолете Р-6. Направлялись на аэродром подскока. Сзади летел планер.
Пришли в Старую Торопу. Дали сигнал планеристу на отцепку. Но он почему-то не отцепился.
Сделали еще два захода над летным полем — планерист не отцеплялся и подавал знаки, что сделать этого не может по техническим причинам.
Тогда летчики решили отцепить трос от самолета. Но первая же попытка привела к тому, что тоненький тросик, при помощи которого летчик открывает буксировочный замок из кабины, порвался.
— Ну вот, связаны с планеристом на век! — горько пошутил Чепик.
— Не на век, а примерно минут на сорок, — в том же тоне ответил ему Чиженков. — Горючего в баках на донышках... потом загремим в лес.
— Думай, штурман. Я руки со штурвала снять не могу.
И Николай Чиженков придумал. Он снял парашют и перелез по фюзеляжу из передней штурманской кабины в хвостовую кабину отсутствующего в этом полете стрелка.
— Парашют мне мешал, — уточняет Чиженков. — Он был нагрудный. Снял я его и, привязав себя ремнями к поручню самолета, который проходил от кабины штурмана к кабине летчика, по верхней части фюзеляжа самолета полез. Расстояние два метра. Перчатки снял, перебираю голыми руками по поручню — в перчатках [52] не удержаться! — руки занемели от холода, куртку струей воздуха задрало на голову, но я все-таки добрался до летчика... Сбоку от сиденья Чепика было окно в заднюю кабину, так называемую Ф-3. Через него я пролез в кабину стрелка, а там выпускались такие «штаны», где сидел обычно нижний стрелок и защищал нижнюю заднюю полусферу самолета. Никого в том полете там не было. И вот только я наступил на эти «штаны», как они под моим весом выпустились, и я подумал: «Все! Падаю!..» Но нет, удержался и... увидел буксировочный замок в хвосте. Он весь был забит замерзшей грязью. Я отколупал грязь и открыл замок. Мы отцепили трос и на последних литрах горючего произвели посадку. Планер тоже.
На другой день экипаж потащил планер ночью в тыл врага. Над кострами отцепили. Тяжелый тихоходный Р-6 развернулся на обратный курс, но тут сверху навалился «мессер». Пулеметные очереди застучали по фюзеляжу и плоскостям. Самолет вспыхнул. В ночи он так ярко горел, что, видимо, немецкий летчик посчитал экипаж обреченным и удалился в сторону.
Самолет горел. В кабине нестерпимо жарко. Запахло горелой шерстью унтов. Чепик приказал Чиженкову прыгать с парашютом. Проследив, как тот покинул самолет, пошел на посадку к партизанам.
Приземлившись, он едва успел выскочить из кабины, как самолет взорвался.
Партизаны разыскали Николая Чиженкова, обгоревшего, опять с поломанными ногами, без сознания. Заботливые руки врачей восстановили его здоровье...
Гитлеровцы вынужденно дали белорусским партизанам небольшую передышку. Накапливали силы. Понимая, что находятся между двух половинок гигантского пресса — с тыла партизаны, с фронта наступающие части Красной Армии, — они решили покончить с бригадами народных мстителей раз и навсегда. В помощь карателям гитлеровское командование подвело новые кадровые части, в том числе танковые, и сосредоточило большое количество бомбардировочной авиации. Партизанский край зажали в блокадное кольцо и, ведя непрерывные, изнуряющие бои, сужали его.
Руководители Центрального и Белорусского штабов партизанского движения попросили командование ВДВ [53] активизировать деятельность планеристов-десантников в районе Полоцко-Лепельской партизанской зоны.
Вторая планерная операция началась в конце апреля 1943 года и проводилась до весны 1944-го.
Вместе с планерами А-7 и Г-11 использовались тяжелые двадцатиместные планеры КЦ-20, самолеты-буксировщики СБ и Ил-4.
Из Москвы и с других аэродромов скрытно сотни Планеристов перелетели на аэродромы подскока в Старую Торопу, Лужки, Адреаполь.
К партизанам вылетали большими группами. Стартовали примерно за полчаса до наступления сумерек, линию фронта пересекали уже в темноте, на цель выходили ночью; самолеты, отцепив планеры, возвращались на базы перед рассветом. Летчики проводили в воздухе по 6–7 часов. Спали днем, урывками, избегали выходить на солнце, чтобы не нарушалась аккомодация глаз в темноте.
В тыл врага были отбуксированы сотни планеров, загруженных самым необходимым боевым снаряжением. Десятки воздушных барж перебрасывали в тыл врага руководящий состав, диверсионные группы, медикаменты, а также продукты питания, в которых партизаны очень нуждались.
Вот выдержка из докладной записки инженер-подполковника Цыбина генерал-майору Щербакову, в которой указывается груз, полученный народными мстителями за одну ночь:
«...Винтовок — 420 шт.; пулеметов ДП — 21, дисков — 84; автоматов — 240; минометов 50-мм — 7; патронов винтовочных, ТТ, браунингов, наганов — 1433940; гранат Ф-1, РГД, ПГ — 3820; мин 50-мм — 1288; ПМК-40–1900; ружей ПТР — 50, патронов к ним — 7760; тола — 450 кг; приборов Брамит — 450; соли — 480 кг; мыла — 690 кусков; медикаментов — 15 тюков; табаку — 65 кг; МУВ — 320 шт.; питания к рациям — 5; бикфордова шнура — 200 м; посылок детям — 700 кг; литературы — 1337 кг...»
Тяжело давались эти полеты пилотам-планеристам. Темными ночами, ориентируясь только по огонькам моторных выхлопов, они пересекали линию фронта, подчас нарываясь на огонь неприятельских зенитных батарей или на патрульные пары немецких «сов» — истребителей «Мессершмитт-110». Их ждали ловушки и на земле: [54] немцы раскладывали костры на ложных площадках, по конфигурации похожие на партизанские. И если не повезло аэропоезду или планеристу, штаб планерной группы принимал от партизан зашифрованные сигналы: 32751: — что означало «самолет не прилетел», или 55 427 — «пилот убит».
Были случаи и самопроизвольных отцепок планера от самолета, обрывов тросов, блуждания из-за очень плохой погоды. В большинстве, хотя средний возраст их был 18–20 лет, планеристы с честью выходили из тяжелых положений.
Однажды планер комсомольца сержанта Юрия Соболева без вмешательства пилота из-за неисправности буксировочного замка отцепился от самолета за 60 километров от партизанской площадки на небольшой высоте.
Внизу лес, и в густой темноте еще просматриваются светлые пятна озер. Юра не растерялся. Вспомнив, что в прибрежьях озер крупных деревьев почти не бывает, он направил планер к воде. Посадочная фара выхватила из ночи пологий берег, поросший невысоким кустарником. Вот и земля... Треск, глухие удары и — планер остановился. Он сел на территории, занятой врагом.
Юра разгрузил планер и спрятал военное снаряжение в глубокую вырытую им за ночь яму. Пока заваливал ее землей и маскировал, силы иссякли. Заполз в мелкий ельник, положил под голову автомат и мгновенно уснул.
Счастье, что бесшумно планирующий А-7 враги не засекли. Не потревожили они и сон Юры, хотя деревни вокруг были забиты немцами и полицаями.
Проснувшись, молодой планерист сориентировался, пошел искать партизан. Он наткнулся на их дозоры и попал в расположения бригады Героя Советского Союза Владимира Лобанка.
Через ночь группа партизан, используя конную тягу, вывезла в бригаду весь груз, спрятанный пилотом. Комсомольца Юрия Соболева наградили боевым орденом.
— Да, нелегко было подчас, — подтверждает и — летчик Григорий Андреевич Усов. — Буксировал я как-то два планера А-7 на большой высоте. Вывел в заданную точку. Отцеп. Летательные аппараты начали планировать к цели — малоразмерной площадке, затерявшейся в глубоком тылу немцев. [55]
Возвращался на свой аэродром за очередной партией десанта. Идем со снижением, высота три тысячи метров. И вдруг замечаем пару «мессеров». Немцы, видимо, уже предвкушали победу над нашим тихоходным бомбардировщиком... «Только не паниковать», — -говорю себе. Мгновенно созревает решение: применить неожиданный для истребителей тактический прием. Тут же перевожу самолет в крутое пикирование, да еще в сторону подвернувшегося фашистского аэродрома. Не будут же немцы обстреливать» своих. А летим «к черту в пасть».. Земля стремительно несется навстречу. Мигает предупредительная сигнальная лампочка: опасная перегрузка! Самолет может развалиться в воздухе. С трудом вывожу его в горизонтальный полет и беру курс на свою территорию. Так и ушли на бреющем от преследователей... Прилетели благополучно. Выключили двигатели, а в ушах сплошной гул. Техник самолета что-то мне говорит, ничего не слышу, только вижу шевеление губ да недоуменный взгляд. Постепенно слух в основном восстановился. Но «зарубка» о том полете осталась на всю жизнь...
Полет Григория Усова окончился благополучно — он ускользнул от преследователей. Но бывало иначе. Однажды скоростной бомбардировщик вылетел по маршруту планерных поездов на разведку погоды. Через положенное время он возвращался. Ему тоже включили прожекторы. Но едва он приземлился, как на летном поле стали рваться бомбы. Оказалось, что в непроглядной ночи, где-то за линией фронта, за ним увязался вражеский бомбер. Он следовал за нашим самолетом вплоть до аэродрома и, когда тот обозначил себя огнями, открыл бомбовые люки. «Держи глаза на хвосте!» — сурово звучало с тех пор на предполетных подготовках.
Пришлось обострить бдительность при выполнении заданий, улучшать не только боевую, но и политическую подготовку, — в этом большую роль сыграли политработники. [56]