Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Глава 7.

Накануне большой войны

Непосредственную подготовку к нашествию на Россию Ахмед-хан начал, по мнению К. В. Базилевича, еще зимой 1480 г.{95} Вскоре о военных приготовлениях в Большой Орде стало известно Ивану III. В Московском летописном своде конца XV в. после записи от 13 февраля [80] о возвращении великого князя из Новгорода отмечалось: «В то же время слышашеся нахождение на Русь безбожного царя Ахмута Болшие Орды». В следующей записи, которая относилась к апрелю, об опасности большого ордынского похода говорилось уже более определенно, причем подчеркивались далеко идущие политические цели Ахмед-хана: «злоименитые царь Ахмат Болшия Орды по совету братьи великого князя, князя Андрея и князя Бориса, поиде на православное христьяньство на Русь, похваляся разорити святыя церкви и все православие пленити, и самого великого князя, яко же при Батыи беше»{96}.

Видимо, о неожиданном нападении со стороны Большой Орды речи быть не может. Великий князь Иван III имел время для организации обороны; причем первые мероприятия по укреплению южной границы были проведены им еще весной. По словам летописца, весной 1480 г., «славяще царя нашествие», Иван III «отпусти въевод своих к брегу (Оки. — В. К.) противу Татаром». Предосторожность оказалась не лишней. Вскоре на правом берегу Оки, в районе р. Беспуты, появился ордынский разведывательный отряд. Убедившись, что весь «берег» уже прикрыт московскими воеводами, ордынцы «поплениша Беспуту и отъидоша». Возможно, московское правительство приняло этот отряд за авангард ордынского войска, так как к Оке были немедленно посланы значительные силы. «Князь великий отпусти к брегу на Оку сына своего великого князя Ивана и брата своего меншего князя Андрея с всеми силами, да князя Василиа Михаиловича»{97}.

Быстрое выдвижение к берегу большого войска, причем в необычное для таких маневров весеннее время, свидетельствует о том, что Иван III заранее готовился к войне с Большой Ордой и поддерживал военные силы страны в состоянии мобилизационной готовности. В летописных рассказах о событиях 1480 г. нет упоминаний ни о рассылке им гонцов. перед походом Ахмед-хана, ни о сборе в Москве ратей из других русских земель и городов, как было, например, накануне Куликовской битвы 1380 г. Ахмед-хана ждали, и войска были уже собраны для отпора завоевателям.

Между тем разведывательный ордынский отряд отошел от Оки. Новых нападений не последовало, и воеводы с войсками были возвращены в столицу. [81]

В чем заключался стратегический план Ахмед-хана? Основные черты его прослеживаются по летописям с достаточной определенностью.

Прежде всего Ахмед-хан постарался выбрать для похода наиболее благоприятный момент, когда военные силы России казались ослабленными («мятежа время» братьев великого князя, удельных князей Андрея Большого и Бориса, мятежа, который грозил перерасти в феодальную войну). Об этом узнал Ахмед-хан и счел момент удобным для решающего удара.

Кроме того, Ахмед-хан рассчитывал на совместное выступление с королем Казимиром IV. Поэтому на первом этапе войны главной целью ордынцев было соединение с польско-литовским войском. На все эти обстоятельства достаточно определенно указывают летописцы. «Братья отступиша от великого князя, а король Польскыи Казимер с царем Ахматом съединися, и послы царевы у короля беша, и съвет учиниша прийти на великого князя, царю от себя полем, а королю от себя, и со царем вся Орда, и братаничь его царь Каисым, да шесть сынов царевых, и бесчисленое множество Татар с ними»{98}.

Планы Ахмед-хана полностью совпадали с планами короля Казимира. Вологодско-Пермская летопись отмечает: «А Казимир, король Литовской, слышав великих князей размирку, великого князя Ивана Васильевича с братьею своею не в миру, и слышав гнев великий Ахма-тов царев на великого же князя Ивана Васильевича, и порадовася тому король Литовский Казимир, служить ему тогда Ордынской князь Киреи Амуратович, а посылает его в Орду ко царю Ахмату, что князь великий немирен с братьею, что брат его князь Ондреи и з братом со князем з Борисом из земли вышли со всеми силами, ино земля ныне Московская пуста...» Король прямо призывал Ахмед-хана к немедленному походу на Россию: «ты б на него пошол, время твое, а яз нынече за свою обиду иду на него!»{99}.

Сговор Ахмед-хана с Казимиром, а также тот факт, что планы их совместного похода на Россию действительно существовали и начали реализовываться, подтверждает и более поздний источник. В 1517 г. московские послы, перечисляя прошлые «неисправления» «королей польских и великих князей литовских», прямо обвиняли их в том, что «король Казимир, не хотя докончания править, [82] начал под государем подискиваться, и учеа бесерменство наводить, и к Ординскому царю Ахмату посылать, и навел его на землю государя, и приходил Ахмат под Угру, в вожех (проводниках. — В. К.) у него были королевы люди, Сова Карпов и иные люди»{100}.

Главной стратегической целью первого этапа войны, т. е. соединением ордынского и польско-литовского войска, определялся и маршрут похода Ахмед-хана. Соединиться было удобнее всего где-нибудь возле «литовского рубежа». По данным В. Н. Татищева, Ахмед-хан «послал паки к королю, чтобы на межех соединитися»{101}. Вологодско-Пермская летопись уточняла место и время соединения ордынского и польско-литовского войск: «на осень на усть Угры»{102}.

Низовье р. Угры действительно было очень удобным местом для встречи противников Ивана III. Из Литвы сюда вела прямая дорога, прикрытая со стороны московских владений Угрой. Ахмед-хан имел возможность подойти сюда, минуя Рязанское княжество, по окраинам литовских владений, что и было им сделано. Для ордынцев это был безопасный и удобный путь, который позволял достигнуть русских рубежей без потерь.

Темпы похода ордынцев были поставлены в полную зависимость от степени готовности короля Казимира к войне с Россией. Московский летописец отметил, что «поиде злоименитыи царь Ахмат тихо велми, ожидая короля с собою»{103}.

Трудно сказать, когда Ахмед-хан окончательно решил нанести фланговый удар через Угру; но то, что этот маневр допускался ордынцами с самого начала, несомненно. Возможно, на его решение повлияли «вести», доставленные весной разведывательным отрядом, о том, что Московские полки уже стоят на оборонительной линии «берега» р. Оки. Но более вероятно, что Ахмед-хан решил повернуть к р. Угре после того, как на правый фланг «берега», в Тарусу и Серпухов, пришли главные силы русского войска. Именно так трактует поворот ордынцев к западу московский летописец: «Слышав же царь Ахмат, что на тех местех на всех, куда прити ему, стоят противу ему с великыми князи многыя люди, и царь поиде в Литовъскую землю, хоте обойти чрес Угру»{104}.

В свою очередь стратегический план великого князя Ивана III предусматривал одновременное решение нескольких сложных и различных по характеру военных [83] задач, которые в совокупности должны были обеспечить превосходство над Ахмед-ханом и его литовским союзником; дипломатические задачи, как уже говорилось, были в основном решены до начала ордынского похода.

Ивану III необходимо было прежде всего прикрыть войсками прямой путь к столице, для чего на традиционном оборонительном рубеже «берега» Оки были сосредоточены значительные силы. Эти меры были необходимы, так как Ахмед-хан двигался с Волги к Верховьям Дона, откуда одинаково легко было и идти прямо к Оке, и повернуть к «литовскому рубежу». Нужно было считаться с той и другой возможностями. Необходимо было также организовать оборону Москвы и других городов на случай неожиданного прорыва ордынцев: такого поворота событий тоже нельзя было, полностью исключать.

Наконец, нужно было ослабить главный удар Ахмед-хана, заставить его раздробить свои силы. Это могло быть достигнуто путем организации отвлекающих ударов по ордынцам на второстепенных направлениях — тактика, которой Иван III успешно пользовался в войне с Новгородской феодальной республикой.

Проводя эти неотложные мероприятия, необходимо было подумать и о том, как выиграть время, чтобы преодолеть внутриполитический кризис и успеть привлечь к военным действиям против Ахмед-хана полки мятежных братьев великого князя. Обстоятельства диктовали выжидательную тактику, и именно эта тактика в конечном итоге была принята Иваном III. Активные наступательные действия сыграли бы на руку Ахмед-хану.

Посмотрим, как практически решались эти задачи.

Планы войны обсуждались на большом совете в Москве, в котором принимали участие сам Иван III, его дядя князь Михаил Андреевич Верейский, мать великого князя «инока Марфа», митрополит Терентий и все бояре. О решениях совета подробно рассказывал В. Н. Татищев: «положиша тако: на Оку к берегу послать сына своего великого князя Ивана Ивановича да брата Андрея Ивановича Меньшего, и с ними князей и воевод с воинством, колико вскоре собрать можно; а низовые воинства с ханом Удовлетем да со князем Василием Звенигородским послати наспех плавное на град Болгары, зане тамо людей мало, и тако учиниша. А князь великий Иван Васильевич остался в Москве ожидати верховых воинств»{105}. [84]

Перед нами предстает развернутый план войны, предусматривавший и прикрытие «берега» р. Оки, и отвлекающий удар «судовой рати» по Волге на владения Большой Орды, и очередность выдвижения войск: сначала — полки, собранные в Москве, затем — «низовые воинства» («Низом» называли Владимиро-Суздальскую Русь) и, наконец, «верховые воинства» из северных городов, что означало завершение мобилизации всех военных сил страны. «Верховые воинства», вероятно, должны были составить стратегический резерв под командованием самого великого князя.

Летописцы не сообщают об этом совете, но данные о фактическом развертывании русского войска летом 1480 г. полностью подтверждают уникальное известие В. Н. Татищева. По свидетельству московского летописца, великий князь Иван III «начат отпускати к Оце на брег своих воевод с силою, а брата своего князя Андрея Васильевича Меньшого отпустил в его отчину в Торусу противу им же, и по том сына своего великого князя Ивана отпустил ко Оце же на берег в Серпухов месяца июня в 8 день, а с ним многы воеводы и воиньство бесчисленое»{106}.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что главные силы великокняжеского войска были поставлены на западном участке «берега», в районе Серпухов — Таруса. Отсюда их можно было легко передвинуть к Коломне, если бы Ахмед-хан решился нанести прямой удар на Москву, или к Алексину и Калуге, если бы он попытался обойти «берег» через литовские владения. Таким образом, группировка войска в Серпухове и Тарусе обеспечивала условия для решения сразу двух стратегических задач: и обороны «берега», и прикрытия «литовского рубежа».

Не следует, однако, думать, что лишь этой группировкой ограничивалась оборона «берега» Оки. Войска были поставлены вдоль всего «берега». При всей кажущейся трудности создания сплошной линии обороны вдоль Оки это было делом вполне возможным. Бродов и «перелазов» на глубокой и полноводной реке было сравнительно немного. Немного было и вообще удобных для форсирования мест, с легкими подходами, с пологими берегами. Если ехать на пароходе от Коломны до Серпухова, таких мест можно насчитать немногим более десятка, в основном возле впадения в Оку её малых [85] притоков. Большая же часть берега покрыта лесами, мешавшими проходить значительным массам конницы. На многие километры тянутся отвесные обрывы, не очень высокие, но непреодолимые со стороны реки. Такие участки «берега» достаточно было прикрыть сторожевыми разъездами, а полки сосредоточить на немногих, отлично известных русским воеводам бродах и «перелазах». Так и было сделано. По свидетельствам летописцев, «прочий же князи и воеводы по иным местом у Оки по брегу» встали со своими полками{107}.

Дальше события развивались так. В Москве были получены сведения о приближении ордынцев к Дону, «и князь великы Иван Васильевич, слышав то, поиде сам противу ему к Коломне месяца июня в 23 день, и тамо стояша и до покрова» (т. е. до 1 октября); другие летописцы называли другую дату — 23 июля; нет единого мнения по этому вопросу и у историков. Для нас важно одно: великий князь Иван III летом допускал возможность прямого удара Ахмед-хана на Москву и выдвинул стратегический резерв в Коломну, в традиционный пункт сбора русских ратей. Все происходит, таким образом, в полном соответствии со «сценарием», написанным В. Н. Татищевым в его рассказе о совете в Москве.

Сложнее обстоит дело с отвлекающим ударом «судовой рати». Кроме В. Н. Татищева, о нем сообщает только «Казанский летописец» — источник, в достоверности которого историки высказывали сомнения. Вот это интересное сообщение: великий князь Иван III «посылает, отаи, царя Златыя Орды пленити служивого своего царя Нурдовлета Городецкого, с ним же воеводу князя Василья Ноздреватого Звенигородцкаго, со многою силою, доколе царь стояше на Руси. Царь же того не ведающи, они же Волъгою в лодиях пришедши на Орду, и обретошаю пусту без людей, токмо в ней женеск пол, стар и млад, и тако ея поплениша, жен и детей варварских и скот весь: овех в полон взяша, овех же огню и воде и мечю предаша, и конечное хотеша юрты Батыевы разорити. И прибегоша вестницы ко царю Ахмату, яко Русь Орду его расплениша, и скоро, в том же часе, царь от реки Угры назад обретися бежати»{108}.

Н. С. Голицын считал это сообщение вполне достоверным. Возможность «тайной посылки Иваном III в Большую Орду войска» допускает и Л. В. Черепнин{109}. [86]

Тактика отвлекающих ударов была обычной для военного искусства Ивана III, и дерзкий рейд «под Орду» представляется возможным.

Выдвижение русского войска к «берегу» окончательно похоронило надежды Ахмед-хана сокрушить Россию фронтальным наступлением, и он повернул от верховьев Дона к литовским владениям. Об этом имеются прямые свидетельства летописцев: «Слышав же царь Ахмат, что на тех местех на всех, куды прити ему, стоят против ему с великыми князи многые люди, и царь поиде в Литовъскую землю, хотя обойти чрес Угру»; «поиде к Литовской земли, обходя реку Оку, а ожидая к себе короля на помочь или силы»{110}.

Война вступила в следующий этап, который потребовал перегруппировки русских войск. Это и было сделано Иваном III во время его пребывания в Коломне. Из Серпухова и Тарусы полки переводились еще западнее, к Калуге, и непосредственно на берег р. Угры. Великий князь велел «ити сыну своему великому князю Ивану Ивановичю и брату своему Андрею Васильевичю Меньшому к Колузе к Угре на берег». Вологодско-Пермская летопись уточняла, где располагались главные силы войска во главе с князем Иваном Ивановичем: «велел ему стояти на усть Угры»{111}. К р. Угре направлялись теперь и подкрепления из различных городов России. Так, Тверской летописец специально отмечал, что «на реце на Угро» тогда «сила была великаго князя Михаила Борисовича Тверскаго, а воеводи были князь Михайло Дмитриевич Холмьскый да князь Иосиф Андреевич Дорогобужской»{112}.

Опередить ордынцев, успеть раньше их выйти к Угре, занять и укрепить все удобные для переправы места, броды и «перелазы» — это больше всего заботило великого князя.

Фланговый маневр Ахмед-хана представлял серьезную опасность, но позволял Ивану III выиграть время. Непосредственное вторжение ордынцев в пределы России надолго отсрочивалось. После того как главные силы войска были передвинуты к Угре, «коломенское сиденье» великого князя утратило свой смысл. Передышку он использовал для того, чтобы уладить свои отношения с мятежными братьями, и возвратился в Москву. Летописцы единодушны в оценке цели возвращения великого князя: он прибыл в столицу «на совет и думу, к отцу [87] своему митрополиту Терентию и к матери своей великой княгини иноке Марфе, и к дяде своему князю Михаилу Андреевичу Верейскому, и к всем своим бояром, все бо тогда беша во осаде на Москве».

Главным вопросом теперь было примирение с братьями, и Ивану III удалось этого достигнуть. «В то время приидоша на Москву послы братьи его, княж Ондреевы и княж Борисовы, о миру, — повествует летописец. — Князь же великы жаловал братью свою, послов отпустил, а самим им велел прити к себе вборзе». Другой целью поездки была, по-видимому, организация обороны самой Москвы. Великий князь «град скрепив, а в осаде в граде Москве сел митрополит Геронтеи, да великая княгини инока Марфа, да князь Михаил Андреевич, да наместник Московской Иван Юрьевичь, и многое множество народа от многых градов».

В столице Иван III пробыл недолго: уже 3 октября он отправился к войску{113}.

Правда, существуют и другие летописные версии переговоров Ивана III с братьями. Софийская II летопись утверждает, что не братья послали послов к великому князю, а сам он «повеле послати по них, а рекся их пожаловати». Вологодско-Пермская летопись сообщала, что не только великий князь направил послов, но и его мать «послала своего боярина, а митрополит своего боярина с тем, что князь великий братью свою жалует и в докончание их принимает»{114}. Однако эти разночтения в летописях не меняют существа дела. Примирения с братьями великому князю удалось достигнуть, его возвращение в Москву для переговоров полностью оправдало себя. Именно так оценивают смысл и результаты поездки Ивана III из Коломны в Москву историки (Г. Карпов, Л. В. Черепнин, П. Н. Павлов). К. В. Базилевич писал: «Приезд Ивана в столицу вызывался, с одной стороны, необходимостью закончить переговоры о примирении с братьями, а с другой — привести Москву в состояние готовности к осаде. Этот кратковременный отъезд великого князя от войска никакого ущерба военному положению не наносил»{115}.

Прибыв к войску, Иван III остановился в г. Кременце (позднее — с. Кременецкое), между Медынью и Боровском, примерно в 50 километрах позади русских полков, стоявших вдоль берега р. Угры. По свидетельству летописца, он «ста на Кременце с малыми людми, а людеи [88] всех отпусти на Угру к сыну своему великому князю Ивану, а сын его князь великы Иван и брат его князь Андреи Меншои стояша на Угре противу царя со многим воиньством»{116}.

Военная целесообразность выбора Кременца для ставки великого князя не вызывает сомнений. Из Кременца было удобно руководить обороной всего берега, сюда подходили подкрепления из разных городов страны. «Приидоша же тогда братия к великому князю на Кременец, князь Андреи Васильевичь Большой и князь Борис Ва-сильевичь, своими силами на помощь великому князю противу царя Ахмута, князь же великы с любовью прия их»{117}.

На выгоды кременецкой позиции в свое время обращал внимание польский историк Ф. Папэ: «Позиция самого Ивана III под Кременецким селом была превосходна, ибо не только служила резервом для корпусов у Угры, но еще заслоняла Москву со стороны Литвы». Польского историка поддерживает К. В. Базилевич, который приводит дополнительные аргументы в пользу «кременецкой позиции» великого князя Ивана III. «Конная масса татар могла быстро передвигаться вдоль берега, выбирая наиболее удобные и хуже защищенные места для переправы. Узкая Угра не представляла сильного естественного препятствия для противника, поэтому со стороны тактических требований было бы неразумно держать все силы у самой реки. В этом случае прорыв на левый берег Угры поставил бы обороняющиеся войска в тяжелое положение. Кременецкая позиция давала возможность быстро перебрасывать войска к угрожаемому участку»{118}. Именно военной целесообразностью можно объяснить стоянку великого князя Ивана III позади р. Угры, в Кременце.

Как была организована оборона р. Угры?

Основная группировка русских войск во главе с сыном Ивана III князем Иваном Ивановичем Меньшим была сосредоточена в районе Калуги и прикрывала устье Угры. Дальнейшие события показали, что русские воеводы правильно оценили обстановку и прикрыли главными силами самое опасное место. Именно здесь произошло генеральное сражение.

Русские полки были расставлены также вдоль всего нижнего течения Угры, по которой проходила тогда русско-литовская граница. Как сообщала Вологодско-Пермская [89] летопись, русские войска «ста по Оке и по Угре на 60 веръстах»{119}, на участке от Калуги до района Юхнова, где русско-литовская граница переходила на левый берег Угры и тянулась дальше по суше на северо-запад; конечно, в пределы литовских владений русские «береговые полки» не заходили.

На этом 60--верстном пространстве и состоялось знаменитое «стояние на Угре-реке». Главной задачей «береговых» воевод было предотвращение прорыва ордынской конницы через Угру, для чего необходимо надежно защитить все удобные для переправы места. Это и было сделано. По словам летописцев, русские полки «пришед сташа на Угре, и броды и перелазы отняша»{120}.

Никаких подробностей организации обороны на Угре летописцы не сообщают. Однако имеется специальный «Наказ к угорским воеводам», который сохранился в. составе Разрядной книги под 1512 г. Несомненно, этот наказ составлялся с учетом опыта происходивших здесь ранее оборонительных сражений против ордынцев и в какой-то мере позволяет судить об общих принципах обороны.

Непосредственная оборона бродов и «перелазов» была поручена пехоте. «Угорским воеводам» предписывалось «пищальников и посошных розделити по полком, сколько где пригоже быти на берегу. А воевод им и людей розставить по берегу, вверх по Угре и вниз по Угре, и до устья, и по всем местам, где пригоже». Ясно, что «пригоже» было ставить полки на местах, удобных для переправы. Там возводились укрепления, занятые постоянными заставами из «пищальников» и «посошных людей». Несколько иная роль отводилась дворянской поместной коннице. Отряды дворян и «детей боярских» патрулировали берег между пехотными заставами, поддерживали связь между ними. Расположенные поблизости от берега конные полки, обладавшие большой маневренностью, спешили на помощь пехоте, когда определялось направление главного удара ордынцев. Конница предназначалась и для активных наступательных действий. «Угорским воеводам» разрешалось, «будет коли пригоже, несмотря по делу, отделив им воевод с людми от себя, послати за Угру» и даже в случае необходимости самим выдвинуться за реку с главными силами. Однако главной задачей и при таком наступательном варианте оставалась оборона берега. Воеводам строго указывалось на [90] оборонительной линии «оставити детей боярских не по многу, и пищальников, и посошных»{121}.

Вырисовывается картина жесткой обороны на широком фронте, с вылазками конных отрядов «за реку» — причем в качестве силы, удерживавшей позиции, называются пищальники, вооруженные ручным огнестрельным оружием (пищалями), и пехотинцы — «посошные», поддержанные действиями конных дворян и детей боярских.

Естественно возникает вопрос, в какой мере пищальники могли в то время выполнять возложенные на них ответственные задачи по обороне берега. Другими словами, стало ли в последней четверти XV в. огнестрельное оружие реальной силой в русской армии?

Предоставим слово исследователям военного дела на Руси.

По наблюдениям А. Н. Кирпичникова, первые пушки появились в Москве еще за сто лет до «стояния на Угре», накануне Куликовской битвы. Первоначально это было оружие чисто оборонительное, позиционное и использовалось при обороне городов. В середине XV в. уже известны случаи «огнестрельного взятия городов», так называемый «наряд» превращается в наступательное оружие. А в интересующее нас время пушки и пищали применяются и в «полевом бою». По свидетельствам иностранцев, у пушек были «станки на колесах», т. е. колесные лафеты. Введение их означало выделение полевой артиллерии, позволяло ей маневрировать в полевой войне.

О том, что ордынцев отбивали на Угре пищалями, т. е. длинноствольными орудиями, которые обладали прицельным и достаточно эффективным настильным огнем, существуют прямые указания летописцев. На миниатюре Лицевого свода, иллюстрирующей «стояние на Угре», были нарисованы пушки и ручные пищали, противопоставленные ордынским лукам. Вологодско-Пермская летопись называла в составе «наряда» на Угре также тюфяки. Тюфяки были разновидностью огнестрельного оружия, входившего в «походный наряд». Они представляли собой короткие, стрелявшие картечью («дробосечным железом») пушки, которые предназначались для стрельбы преимущественно по живой силе; часто имели коническую форму, приспособленную для веерного разлета картечи. Заблаговременно выставленные на бродах и «перелазах» через Угру, тюфяки являли собой грозное по тем временам оружие. [91]

Достаточное распространение получило в русском войске и ручное огнестрельное оружие. Легкие тюфяки, весом немногим более 4 килограммов, закрепленные на деревянном прикладе, так и назывались «ручницы». Еще более легкие «ручницы», весом всего в полкило, были на вооружении части «детей боярских», т. е. конницы.

Но главную силу, вероятно, все-таки составлял тяжелый «пищальный наряд», который и обслуживали пищальники. А. Н. Кирпичников специально подчеркивал, что эти пищальники, набиравшиеся из посадского населения, широко использовались для «береженья» бродов на пограничных реках.

Выбор оборонительной позиции на берегу Угры, кроме ее выгодного стратегического положения, определялся еще и желанием русских военачальников наиболее эффективно использовать принципиально новый род войск — пищальников и «огненных стрельцов», которые появились в составе русского войска. Учитывалось то, что «полевой наряд», еще не обладавший большой маневренностью, выгоднее было использовать в позиционной войне, поставить тяжелые пищали и тюфяки на заранее подготовленных позициях возле бродов через Угру, по которым ордынская конница могла бы прорваться в русские земли. Здесь она, лишенная свободы маневра, была бы вынуждена наступать прямо на пищали и пушки русского войска. Так Иван III, выбирая позицию на Угре, навязывал Ахмед-хану свою стратегическую инициативу, вынуждал его начинать бои в невыгодных для ордынцев условиях, максимально использовал превосходство русского войска в огнестрельном оружии.

Этими же соображениями диктовалась необходимость строго оборонительных действий. При наступательных операциях за Угрой (на чем так настаивали политические противники Ивана III, особенно архиепископ Вассиан) русское войско теряло свое важнейшее преимущество — «огненный бой». «Ручницы», которые были на вооружении части пехотинцев и «детей боярских», не компенсировали отсутствия тяжелого «наряда» в полевом сражении с ордынцами.

Организация обороны Угры показала, что Иван III был искусным военачальником, умевшим максимально использовать сильные стороны своего войска и создавать такие условия, при которых сильные стороны войска противника не могли бы проявить себя в полной мере. [92]

Иван III умело использовал также особенности вооружения и выучки русского войска. Во второй половине XV в. уменьшается роль копейщиков. В связи с развитием дворянской поместной конницы основным наступательным оружием становятся сабля и лук, однако копья еще остаются на вооружении многих пехотинцев. Наибольшее распространение получают единообразные копья с узколистными наконечниками, с пером удлиненно-треугольной формы, с массивной граненой втулкой. Широко применяются и дротики-«сулицы», которые называют «копье пешее, малое». Это универсальное оружие: и метательное, и ударного действия.

Массовым оружием «пеших воев» еще остаются рогатины и топоры. Новым же видом холодного оружия становятся длиннолезвийные топоры-бердыши, которые используются «огненными стрельцами» как подставки для «ручниц». Однако и сами бердыши — достаточно грозное оружие. Бердыш с длинным полулунным лезвием предназначается для размашистого удара двумя руками, им же можно наносить уколы. Более широкое распространение, чем раньше, получают сабли, которые в массовом масштабе находятся теперь на вооружении дворянской конницы. Саблями удобнее, чем мечами, биться с быстрыми, но легковооруженными ордынскими всадниками.

Улучшается и защитное вооружение русских воинов. Кольчуги заменяются панцирями, «дощаными бронями», в которых кольчужная сетка комбинируется с железными пластинками. Панцирь, или «наборная броня», лучше защищает от ордынских сабель и стрел. Щиты преимущественно небольшие, круглые, легкие; более надежная броня позволяет отказаться от тяжелых длинных щитов{122}.

Совершенное по тем временам защитное вооружение было важным преимуществом русского войска перед ордынским. Одетые в доспехи русские воины имели явное преимущество в «прямом бою». Организуя жесткую оборону на Угре, Иван III стремился максимально использовать и это преимущество. Для фланговых и обходных маневров у ордынцев не было достаточного простора. Они вынуждались к «прямому бою», к фронтальному наступлению на пищали и тюфяки, на сомкнутый строй тяжеловооруженных русских воинов.

Если верно ходячее выражение, что истинный полководец выигрывает сражение до его начала, то Иван III, [93] выбрав наиболее выгодный для русского войска; способ действий, заблаговременно заняв сильные позиции на Угре и вынудив ордынцев к фронтальному наступлению, к «прямому бою», в котором они не были сильны, подготовил благоприятные условия для победы.

Но победу эту еще предстояло добывать в жестоких сражениях: конные орды Ахмед-хана неумолимо надвигались на русские рубежи.

Дальше