Генеральное сражение на реках Висла и Вкра
Совершая свой марш-маневр к линии р. Вислы, армии Западного фронта вышли к этому рубежу в той группировке, которая сложилась в результате предшествующих боев на линии pp. Нарев и Зап. Буг, в силу чего и форма марш-маневра приняла вид движения из уступов справа не только отдельных армий, но и дивизий в армиях. Так, правофланговая дивизия 16-й армии — 27-я стрелковая — оказалась на уступе вперед на расстояние суточного перехода от прочих дивизий своей армии. Уравнение походного движения требовало времени, которого при соблюдении необходимости форсировать р. Вислу 14 августа могло не хватить (схема 19).
Противник к этому времени успел оторваться от наших войск и на значительной части фронта совершал свою перегруппировку. 12 августа в непосредственном боевом [529] соприкосновении и ведя друг с другом упорный бой на фронте Голендково — Винница и Хмелево находились только заслоны 5-й польской армии и авангарды 15-й и 3-й красных армий. Но с 4-й красной армией и двигавшимся на ее правом фланге III конным корпусом в этот день противник боевого соприкосновения не имел, и наши части беспрепятственно [530] продолжали свое продвижение на Запад. Вот почему генеральное сражение на Висле начало складываться из отдельных боев, которые возникали по мере последовательного подхода наших дивизий к новой линии польского фронта. Далее к ним прибавились те новые очаги боя, которые возникли уже вследствие перехода противника в наступление. Отметив, что боевое соприкосновение 15-й и правого фланга 3-й армий с противником не прерывалось, можно считать, что генеральное сражение развилось на основе борьбы за линию р. Вкры с постепенным распространением фронта сражения к югу. Одним из таких вновь образовавшихся эпизодов сражения и явился бой за Радимин. К концу дня 12 августа на ближайших подступах к Варшаве в районе г. Радимина в соприкосновении с 11-й пехотной польской дивизией оказалась 21-я стрелковая дивизия 3-й красной армии, переброшенная на южный берег р. Зап. Буг от Залубице согласно директиве командзапа от 10 августа для того, чтобы отбросить от Варшавы противника, отступающего перед фронтом 16-й армии. Сюда же подошла и правофланговая дивизия 16-й армии — 27-я стрелковая. Остальные дивизии этой армии находились еще примерно в расстоянии одного перехода от Варшавского предмостья{303}. Вследствие этого командование 16-й армии предполагало атаковать Варшавское предмостье всеми своими силами, только 14 августа намереваясь выйти на фронт Яблонна — Марки — Воломин — Вавер — Окунев — Карчев — Осецск и Колбель.
Однако 13 августа 21-я и 27-я стрелковые дивизии по инициативе своих командиров завязали сами упорный бой за Радимин, причем, несмотря на отсутствие согласованного руководства обеими дивизиями на поле сражения, так как каждая из них действовала по приказам своих командиров, наступательный порыв и воля к победе войсковых масс и отдельных начальников оказались настолько велики, что фронт первой оборонительной линии противника был прорван, и линия боя начала быстро приближаться к предместьям [531] Варшавы — Праге и Яблонне. Между тем, вынося свою линию обороны к востоку от Радимина на совершенно случайный и плохо подготовленный для обороны рубеж, польское командование руководствовалось не тактическими, а скорее психологическими мотивами. Оно всемерно стремилось удалить население Варшавы от переживаний впечатления близкого боя, быть может опасаясь взрыва изнутри тех революционных сил, которые пока в скрытом виде пребывали в стенах самой столицы. Угроза крушения всех этих расчетов и непосредственная опасность, возникшая для самой столицы, чуть было не сорвали всего польского контрманевра.
В то время как кипел упорный бой за Радимин и начинал колебаться наиболее ответственный участок Польского фронта на предмостьи, так как путь от Радимина к Варшаве был кратчайшим и не превышал 23 км{304}, в это самое время польской радиостанцией был перехвачен приказ по 16-й красной армии, назначавший общую ее атаку на Варшавское предместье на 14 августа. По словам ген. Сикорского, этот приказ произвел на Варшаву впечатление громового удара{305}. Он утвердил ген. Галлера в мысли, что с утра 14 августа Варшава будет концентрически атакована тремя советскими армиями, т. е. 15-й, 3-й и 16-й. Поэтому ген. Галлер поспешил распорядиться о переходе в наступление 5-й польской армии с рассветом 14 августа, чтобы этим наступлением оттянуть от Варшавы часть красных сил, и распорядился о введении в дело с утра же 14 августа для ликвидации Радиминского прорыва всех свободных еще резервов фронта и 1-й армии в общем количестве двух дивизий (1-я Литовско-белорусская и 10-я пехотная). [532]
Галлер особенно настаивал на скорейшем вступлении в дело 5-й польской армии, опасаясь, что 3-я красная армия успеет вся переправиться на южный берег Буга до того времени, как обозначатся результаты наступления 5-й армии. Сикорский иначе расценивал обстановку. Он не забывал, что «войска 4-й красной армии и 3-го конного корпуса, подобно градовой туче, нависли над 5-й армией (польской), грозя ей окружением, а в случае быстрого удара по нашим (польским) тылам, грозя и полным разгромом северного польского крыла»{306}. По расчетам Сикорского, все это могло произойти в течение трех суток времени{307}. Его армия была еще не готова к наступлению. После долгих споров ему удалось добиться отсрочки начала наступления до полудня 14 августа{308}.
Так, генеральное сражение завязывалось в благоприятных для нас условиях. Прорыв двух красных дивизий под Радиминым дал не только крупный тактический успех, обещавший развиться в оперативный, но дал и несравненно больший моральный успех. Он явился очередным громовым ударом по психике польского высшего командования. Забывая о «градовой туче» в виде охватывающего крыла красного Западного фронта, это командование вновь стремится всеми мерами спасти только Варшаву от нависшей над нею грозы. Это сказывается на торопливости введения в дело 5-й польской армии, действия которой, в представлении ген. Галлера, должны иметь не самодовлеющий характер, а лишь содействие благополучному разрешению Радиминского кризиса. [533]
В такой обстановке, нам кажется, красному командованию надлежало стремиться использовать Радиминский успех до размеров частной победы. Возможности к этому были. Можно было с 13 августа начать сближать оси движения прочих дивизий 16-й армии к Радиминскому узлу боя. Эта концентрация привела бы к последовательному до конца претворению в жизнь идеи командзапа о нанесении удара 16-й армией своим сильным правым флангом севернее Варшавы. Характер Радиминского сражения диктовал особую необходимость установления единства управления на поле боя. Это можно было сделать, включив 21-ю стрелковую дивизию в состав 16-й армии. Между тем наши силы не получили дальнейшего приращения на этом весьма важном для противника участке сражения. Последовательно подходившие к Варшавскому предместью дивизии 16-й армии также последовательно вступали в дело, каждая на своем участке, без надлежащего сосредоточения усилий на каком-либо определенном участке поля сражения, что являлось следствием, на наш взгляд, чрезвычайно удаленного от места боя расположения командования 16-й армии, штаб которой находился в Высоко-Литовске, в 120 км от линии фронта{309}.
Повинуясь настоятельным требованиям ген. Галлера, ген. Сикорский к полудню 14 августа развернул на 25-километровом фронте Борково — Завады — Сахоцин 1-й эшелон своей атаки в составе 18-й и добровольческой пехотных дивизий, 18-й пехотной бригады, Сибирской бригады и 8-й кавалерийской бригады. В резерве оставалась 17-я пехотная дивизия. На марше из Варшавы в Модлин были 17-я пехотная бригада (9-й пехотной дивизии) и 9-я кавалерийская бригада. Правый фланг всей группировки опирался на форты Модлина. Все эти силы должны были перейти в наступление в полдень 14 августа в северо-восточном направлении, имея ближайшим объектом своих действий Насельск. Здесь мы видим проявление инициативы Сикорского, который шире истолковал свою задачу, чем ему [534] ставил Галлер. Последний мыслил, что удар 5-й польской армии в Восточном направлении будет грозить флангу 3-й красной армии, якобы переправляющейся через Буг; Сикорский же, исходя из соображений, что ось движения 15-й красной армии нацелена на Плонск, а 3-й армии — на Насельск, рассчитывал облическим ударом бить по стыку 15-й и 3-й красных армий, угрожая затем фланговым ударом сильной группировке красных в районе Цеханова{310}.
Это решение ген. Сикорского придало сражению на р. Вкре встречный характер. Такой же характер, начиная с этого дня, примет и борьба под Радиминым, благодаря введению в дело здесь сильных польских резервов. Лишь на участке центра 3-й красной армии сражение будет носить формы наступательного боя с нашей стороны. Здесь 3-й красной армии 14 августа удается взять Сероцк, но ее наступательный порыв будет остановлен укреплениями Зегржа.
14 августа можно уже считать днем завязки генерального сражения на всем фронте. На крайнем левом фланге вступила в дело Мозырская группа. Она атаковала охраняющие части польской «центральной группы армий» на фронте Желехов — Коцк — Любартов и даже овладела переправой у Коцка. Но центр тяжести событий в этот день продолжал лежать на северном польском крыле. На нем оперативно свободной оставалась только наша 4-я армия, продолжавшая свой бег к Висле, причем штаб 4-й армии поместился в г. Цеханове, лежавшем в свободном промежутке между флангами 15-й и 4-й красных армий. Командарм 4-й Шуваев, обеспокоенный задержкой, встреченной 15-й армией при попытке некоторых ее частей переправиться через р. Вкру в ночь с 13 на 14 августа, на этот раз сделал попытку проявить собственную инициативу. Задерживая на месте свой правый фланг на линии Лаутенбург — Бежунь — Серпец и выдвигая III конный корпус на фронт Липно — Влоцлавск, командарм 4-й решил для содействия 15-й армии две свои дивизии (54-ю и 18-ю) повернуть на направление Рационж — Плонск. Для этого обе дивизии должны были повернуться на 180° обратно и наступать на восток, имея противника между собой и штабом армии. [535]
Энергичное выполнение этого маневра сулило грозные последствия для 5-й польской армии. Ее главные силы могли оказаться зажатыми с фронта и тыла между нашими 4-й и 15-й армиями. Чтобы оценить всю трудность положения 5-й польской армии из-за этого маневра, если бы он осуществился, обратимся к событиям, имевшим место на ее участке в день 14 августа. Здесь ее наступление не развилось в полной мере и решительных результатов не дало. Как это часто встречается в развитии крупного встречного столкновения, местные успехи чередовались с местными неудачами. Левофланговая группа 5-й польской армии (18-я пехотная дивизия ген. Крайовского) переправилась через р. Вкру, заняла с. Ржевин и начала развивать движение на Млоцк в разрез внутренних флангов 4-й и 15-й красных армий, но ее правый фланг, остававшийся на р. Вкре на участке Сохоцин — Ионец, в свою очередь был сильно атакован двумя правофланговыми дивизиями 15-й красной армии (4-й и 16-й стрелковыми). Это заставило ген. Крайовского сосредоточить все свои силы против этих дивизий. Остальные дивизии 15-й армии в связи с правым флангом 3-й армии сами вели упорные атаки на расположение 5-й польской армии по р. Вкре. Они не только не пресекли попытки Сибирской бригады 5-й польской армии, успевшей было тоже переправиться через р. Вкру, развить ее дальнейшее наступление, но под вечер 14 августа контратакой 11-й стрелковой дивизии Сибирская бригады поляков была опрокинута, и на ее плечах 11-я стрелковая дивизия ворвалась в с. Борково, захватив там много пленных и батарею{311}. Сибирская бригада с большими потерями отошла в район Вронска — Юзефово. Южнее части 3-й красной армии имели местный успех, захватив два форта внутренней ограды крепости: Менкоцин и Торун. Падение этих фортов вызвало сильное замешательство в крепости. Не менее упорный характер имел бой и в районе Радимина. Противнику удалось отбить его обратно, но после полудня он перешел вновь в руки красных. Контратаки 1-й Литовско-белорусской дивизии — резерва 1-й польской армии — успеха не имели, а фронтовой резерв (10-я пехотная дивизия) в это [536] время еще не успел вступить в дело. Таким образом, 14 августа нашими усилиями был взломан Польский фронт как раз на тех рубежах, твердое удержание которых ген. Вейганд считал необходимым условием для развертывания контрманевра «центральной группы армий». 15-я красная армия форсировала р. Вкру на значительной части ее протяжения на участке 5-й польской армии. Под Радиминым мы продолжали глубоким клином вторгаться вглубь Польского фронта. Уже на северном крыле Польского фронта начинали иссякать резервы, а в нашем распоряжении оставалась еще не введенная в дело 4-я красная армия, к этому времени чрезвычайно выгодно выигравшая наружный фланг северного польского крыла.
В такой обстановке ген. Розвадовский обращался с просьбой к Пилсудскому ускорить его наступление, начав таковое 15 августа. Но Пилсудский оставил в силе прежний срок начала наступления — 16 августа{312}.
Не будет ошибкой сказать, что к концу 14 августа назревал кризис на всем северном крыле польского фронта и в центре (Радимин). С нашей стороны необходимо было еще одно усилие, какие-то новые силы, чтобы всю совокупность частных успехов превратить в один общий успех и тем достигнуть частной победы на севере прежде, чем скажутся опасные для нас следствия контрманевра Пилсудского с юга. Вот почему в этих условиях особенно важное для нас условие приобретал поворот двух дивизий 4-й красной армии на Плонск, что означало втягивание ее в фокус общего сражения на р. Вкре, от которого, как теперь читателю ясно, в сущности, зависела судьба всего польского фронта. Положение 5-й польской армии еще более осложнялось неблагоприятным пока для противника течением сражения под Радиминым. Этот узел борьбы привлек уже на себя из Яблонны последний фронтовой резерв — 10-ю пехотную дивизию. Между тем нахождение 10-й пехотной дивизии в Яблонне обеспечивало и фланг, и тыл 5-й польской армии во время ее наступления на Насельск{313}. [537]
На 15 августа ген. Сикорский ставил себе две цели: восстановить положение на р. Вкре, введя в дело все свои резервы, и продолжать развивать удар своим левым флангом (18-я пехотная дивизия, 8-я кавалерийская бригада) из района Сохоцин на Голымин Старый и Пжеводово, т. е. по-прежнему действуя вразрез между внутренними флангами 4-й и 15-й красных армий. Всю конницу при поддержке одного пехотного полка он приказывал выбросить на Цеханов. Для обеспечения Плонска Сикорский мог выделить только один пехотный полк (4-й Поморский) и морской батальон. В дальнейшем предполагалось направить на Плонск следовавшую в распоряжение Сикорского 9-ю кавалерийскую бригаду, первые эшелоны которой к вечеру 15 августа ожидались в Модлине. Ген. Сикорский, вводя в дело все свои дивизии на р. Вкре, спешил любой ценой выиграть сражение, пока на его тылы не успела обрушиться 5-я красная армия{314}. Действительно, днем 15 августа конница противника прорвалась в Цеханов. Спасаясь от нее, командование 4-й армии начало скитаться по различным своим дивизиям, потеряв и без того ненадежную связь с фронтовым командованием. Вследствие этого, с одной стороны, распоряжения фронтового командования стали доходить до 4-й армии с большим запозданием, и выполнение их являлось запоздалым по обстановке, а с другой стороны усилилось тяготение еще свободных резервов фронта к северу, так как армейский резерв 15-й армии — 33-я стрелковая дивизия — получил задачу выбить противника из Цеханова.
15 августа бои на р. Вкре стали принимать неблагоприятное для 15-й армии течение противник потеснил ее на всем фронте в целом ряде чрезвычайно упорных и кровопролитных боев. К концу 15 августа фронт 5-й польской армии проходил по линии железной дороги Млава — Модлин, на участке Сонек, Сверже, затем он круто заворачивал на юго-запад и восточнее Боркова перекидывался на линию Менкоцин — Студзянка — Цегельня. В результате боевого дня дивизии 15-й и 3-й красных армий были отброшены на левый берег р. Вкры. Только 6-я стрелковая дивизия [538] (3-я армия) продолжала еще упорный бой на линии северных фортов Модлина. 4-я красная армия в этот день группировалась следующим образом: 12-я стрелковая дивизия вела частные бои с небольшой группой подполковника Габихта в окрестностях Лаутенбурга. Главные силы III конного корпуса занимали район Серпец, выдвинув сильные отряды на Бобровники, Влоцлавск и Липно. В тылу за ним находилась 53-я стрелковая дивизия. 18-я и 54-я стрелковые дивизии сосредоточились в районе Рационжа. Таким образом неоспоримо, что 15 августа противник на р. Вкре добился частного успеха, но он был непрочен, пока на фланге и в тылах 5-й польской армии продолжала висеть 4-я красная армия. Вторично счастливый случай раскрыл в этот день наши намерения противнику. Под вечер его радиостанция перехватила приказ командарма Шуваева 18-й и 54-й стрелковым дивизиям о наступлении на Плонск, согласуя свои действия с фронтальным наступлением 15-й красной армии. Далее Шуваев приказывал 53-й стрелковой дивизии остаться в районе Бежунь, Серпец, чтобы обеспечить наступление на Плонск с севера, а на III конный корпус возлагалась та же задача в районе Липно — Влоцлавск на случай активных действий противника со стороны Торна, т. е. это были те самые распоряжения, которые, как мы знаем, были отданы Шуваевым еще 14 августа.
Эти сведения ставили 5-ю польскую армию в чрезвычайно трудное положение, так как она на р. Вкре ввела в дело все свои резервы. Самый Плонск не представлял решительно никаких выгод для обороны. Правда, Сикорскому было обещано новое подкрепление в виде 8-й пехотной бригады (из состава 2-й армии), но этот резерв мог прибыть в Модлин не ранее рассвета 17 августа. Ген. Сикорский по этому поводу пишет: «Быстрое и последовательное использование нашей тогдашней слабости на левом крыле армии даже двумя вышеуказанными красными дивизиями повело бы к уничтожению слабого нашего заслона в Плонске и привело бы в начале завязки нового боя сначала две, а позднее, в случае точного исполнения приказа командования Западным фронтом, шесть неприятельских дивизий на тылы польских войск, связанных фронтальным боем с 15-й и 3-й красными армиями. Наступление [539] 4-й красной армии и III конного корпуса, согласованное с действиями 15-й и 3-й красных армий и связанное с фронтальным наступлением 16-й красной армии на Варшавское предместье, могло дать поистине решающие результаты для сражения на Висле»{315}.
При известии об опасности, грозящей 5-й польской армии, командование Северным польским фронтом (ген. Галлер) предполагало ограничиться успехами, достигнутыми на р. Вкре, оставить там заслон, а главные силы 5-й польской армии повернуть в сторону Плонска. Но командование 5-й польской армии стремилось к развитию своего успеха, который оно хотело закрепить взятием Насельска, невзирая на опасность, грозившую ему со стороны Плонска. Это решение Сикорского было поддержано ген. Вейгандом и повело к чрезвычайно оригинальному положению на участке 5-й польской армии 16 августа, к которому мы и вернемся дальше, а теперь обратимся к событиям на прочих участках обширного поля сражения.
В районе Радиминского участка по-прежнему неблагоприятно для нас продолжало сказываться отсутствие общего руководства на поле сражения. Здесь 15 августа была предпринята сложная перегруппировка, имевшая целью освободить 21-ю стрелковую дивизию, которую командование 3-й армии пыталось притянуть опять на северный берег р. Зап. Буг для действий против Згержа, причем эта дивизия должна была на 90° переменить свой фронт на поле сражения. Этот маневр не удался, так как в момент перегруппировки последовала контратака двух польских дивизий (1-й Литовско-белорусской и 10-й пехотной) на основание нашего клина, голова которого глубоко вдалась в сторону Яблонны. В результате упорного боя наши части потеряли Радимин и отошли за р. Ржондску. Последующие попытки их опять взять инициативу в свои руки на этом участке повели лишь к нескольким упорным, но безрезультатным боям.
Такой же неудачей окончились в этот день попытки 17-й и 10-й стрелковых красных дивизий атаковать наиболее сильный участок Варшавского предместья. Энергичная атака 10-й стрелковой дивизии на центральный участок польского [540] предместья против численно сильнейшей 15-й польской дивизии имела своим следствием временный захват красными с. Вянзовна, для отбития которого обратно понадобилось ввести в дело все резервы 15-й пехотной польской дивизии. Эта атака{316}, очевидно, настолько повлияла на психологию ее командования, что в последующие дни, перейдя уже в наступление, эта дивизия действовала вяло и нерешительно. Частный успех на своем участке имела и левофланговая дивизия 16-й армии — 8-я стрелковая. Она на фронте от Карчева до Магнушева вышла на линию р. Вислы, заняла предмостное укрепление противника у Гуры-Кальварии и повела энергичную разведку переправ через р. Вислу (см. приложение, схема XV).
15 августа на участке 12-й армии произошли события, которые явились прологом контрманевра Пилсудского. В этот день правофланговые части 3-й польской армии отбросили за р. Буг в районе Грубешова переправившиеся через него части 12-й красной армии, чем обеспечили начало развития контрманевра «центральной группы армий». Приказ о начале его выполнения последовал в ночь с 15 на 16 августа. Первоначально Пилсудский направлял на фронт Седлец — Ново-Минек три дивизии 4-й польской армии и обеспечивал этот удар справа направлением ударного кулака 3-й армии (две пехотные дивизии и одна кавалерийская бригада) на фронт Брест — Бела из уступов слева. 1-я польская армия 17 августа должна была поддержать этот маневр наступлением значительных сил на Ново-Минек. В исполнении командования 1-й польской армии эта задача вылилась в направлении нескольких батальонов 15-й польской дивизии с бронечастями для наступления на Ново-Минек. Вместе с тем Пилсудский приступил к постепенному упразднению 2-й польской армии за Вислой, направляя часть ее сил на усиление 1-й и 5-й польских армий.
Несмотря на неопределенную и, в общем, неблагоприятно начинавшую слагаться для нас обстановку на всем боевом фронте, командование Западным фронтом 15 августа и в ночь с 15 на 16 августа еще не отказывалось от инициативы [541] и стремилось к активным задачам на своих флангах. Считая, что польская «центральная группа армий» сосредоточилась восточнее действительного места ее расположения, а именно в районе Седлище — Дубенки — Красностав, командзап приказал командарму 12-й, сосредоточив в районе Дубенки — Корытница — Грубешов свои главные силы, атаковать противника в общем направлении на Седлище. Мозырская группа должна была помочь этому маневру атакой силами не менее 1,5 дивизий с севера и направляла для этой цели 58-ю стрелковую дивизию, которой было приказано развить наступление от Влодавы на Холм. Бои здесь приняли чисто местное значение, не отразившись непосредственно на ходе всей операции, почему мы их коснемся отдельно.
Обнаружение на восточных подступах к Варшаве сильного предмостья, подтверждение данных о сосредоточении крупных сил противника за р. Вепрж{317} заставили командзапа внести в действия 16-й армии решительные изменения. Ей было приказано центр тяжести приложения своих усилий перенести в сторону своего левого фланга и вывести в район Лукова, во фронтовой резерв, 8-ю стрелковую дивизию и оказать содействие Мозырской группе. Этими распоряжениями командование Западным фронтом усиливало обеспечение своего левого фланга, после того как убедилось в запоздании выхода на Люблинское направление 1-й конной армии. Вместе с тем, видя в наступлении 5-й польской армии как бы выполнение его желаний о возможности нанести решительное поражение противнику восточнее р. Вислы, командзап решил «окружить и уничтожить зарвавшуюся группу противника». Поэтому 16 августа командзап требовал усиления группировки правого фланга 3-й армии и давал указания о повороте на фронт Сахоцин — Закрочим (в районе Модлина) главных сил 4-й армии. Этим приказом на левый фланг главных польских сил концентрически направлялся удар трех наших армий (4, 3-й и 15-й). Последнего не удалось осуществить своевременно в связи с налетом противника на Цеханов, и правофланговые части 4-й армии продолжали [542] выполнять ранее полученные приказания и усиленно стремились к выходу на р. Вислу. В то же время 15-я красная армия должна была перейти в наступление в общем направлении на Плонск (см. приложение, схема XVI).
16 августа является днем назревания кризиса всего сражения на обоих его флангах. В этот день на севере заканчивается не в нашу пользу борьба за окончательное утверждение противника на рубеже р. Вкры, а на юге успешно начинает развиваться контрманевр «центральной группы армий» Пилсудского.
16 августа все усилия главных сил 5-й польской армии были направлены на взятие Насельска. В то же время 33-я стрелковая дивизия 15-й армии успешно выбила 8-ю польскую кавалерийскую бригаду из Цеханова, причем эта бригада на целые сутки потеряла связь со своей армией. Затем 33-я стрелковая дивизия начала развивать наступление на Сонек в охват левого фланга группы ген. Крайовского. Здесь она сбила и почти уничтожила 42-й пехотный полк белополяков{318}. В то же самое время обнаружилось и наступление 18-й стрелковой красной дивизии на Плонск. Таким образом, еще утром 16 августа левый фланг 5-й польской армии находился в чрезвычайно тяжелом положении, и еще в этот день не исключена была возможность нашей частной победы.
Благодаря случайному совпадению к Плонску почти одновременно с авангардом 18-й стрелковой дивизии красных подошел авангард 9-й кавалерийской бригады противника от Модлина. Он вступил в город в тот момент, когда его гарнизон (4-й Поморский полк и морской батальон) уже приготовился бежать из города при известии о приближении красных войск. Прибытие авангарда 9-й кавалерийской бригады внесло успокоение, и оборона Плонска была организована{319}. В то же время рокировкой влево частям 18-й польской пехотной дивизии удалось задержать развитие наступления 33-й стрелковой дивизии красных. Этими мероприятиями было спасено положение на левом фланге 5-й [543] польской армии, что дало возможность противнику под конец дня 16 августа овладеть Насельском. Взятие Насельска означало прорыв противником стыка между 15-й и 3-й красными армиями{320}.
С вводом в дело 33-й стрелковой дивизии в нашем распоряжении не оставалось уже больше свободных резервов, чтобы противодействовать нарастающему напряжению усилий противника, и обеим нашим армиям пришлось отойти восточнее железнодорожной линии Млава — Модлин на 10 км. Утрата Насельска в малой степени вознаграждалась обратным занятием 12-й армией Грубешова, что составляло чисто местный наш успех в этот день.
В день 16 августа, очевидно, в силу тех же причин, которые господствовали и на Радиминском поле сражения, был упущен последний случай нанести отдельное поражение 5-й польской армии при условии развития энергичного удара на Плонск, что требовало объединенного руководства на поле сражения 18-й и 54-й стрелковыми дивизиями. Но командование 4-й красной армией, еще не получившее указаний командзапа от 16 августа, после некоторых колебаний вновь решило продолжать свой бег к Нижней Висле и двинуло к ней III конный корпус. Это привело к действиям в расходящихся направлениях всей 4-й красной армии и окончательной утрате управления ею. А между тем Плонский заслон противника все усиливался. 17 августа к Плонску подошли вся 9-я кавалерийская бригада и значительная часть 8-й пехотной бригады (из состава 2-й польской армии). Поэтому рассчитывать на успех разрозненных атак 18-й и 54-й стрелковых дивизий становилось довольно трудно. Успокоившись за судьбу Плонска, командование 5-й польской армией решило и 17 августа сосредоточить все свое внимание и силы на развитие успеха, одержанного под Насельском. Это решение как нельзя более соответствовало обстановке. 15-я красная армия к этому времени еще не утратила своей [544] боеспособности и частыми контратаками продолжала оспаривать у противника каждую пядь земли, которому пришлось затратить много усилий, чтобы окончательно сломить ее сопротивление. Начатое наступление «центральной группы армий» противника сразу начало развиваться с непредвиденным для противника успехом{321}.
Мозырская группа была отброшена к востоку, и противник выходил на фронт Луков — Бела, заняв в то же время на участке 16-й армии Гарволин. Размеры и значение этого наступления были первоначально недооценены командованием 16-й армии, которое считало, что «пока действуют лишь небольшие силы» противника, и отход Мозырской группы объясняло истощением и переутомлением ее частей. Поэтому командование 16-й армии на 17 августа намечало продолжение перегруппировки на своем левом фланге с обратным занятием Гарволина.
Тогда же командзап приказывал командарму 12-й главными силами его армии овладеть районом Холм — Любартов. Эту задачу командование 12-й армии решило выполнить, направив две свои дивизии на фронт Влодава — Савин — Рейовец, а две другие дивизии направляло по-прежнему на фронт Томашев — Рава-Русска. Таким образом, фронт 12-й армии растягивался до 180 км, последняя начинала действовать [545] двумя равносильными группами в расходящихся направлениях. Ввиду этого польскому заслону на Люблинском направлении удалось до конца выполнить свое назначение. В то же время 1-я конная армия была прикована ко Львовскому направлению.
В течение дня 17 августа наступление 5-й польской армии на Пултуск развивалось медленно, встречая ожесточенные контратаки 15-й красной армии. Тем не менее белополякам под конец дня удалось овладеть Пултуском.
В этот же день «центральная группа польских армий» смяла левый фланг 16-й армии. К концу дня 17 августа части 4-й и 1-й польских армий соединились в Ново-Минске. В ночь с 17 на 18 августа командование Западным фронтом, впервые осведомленное о наступлении «центральной группы» командармом 16-й по проводу, уже сознавало, что на Демблинском направлении развиваются события, своим масштабом превосходящие те, которые двумя днями раньше выявились на р. Вкре, почему и поставило себе целью прекратить наступление, оторваться от противника и, перегруппировавшись на марше назад, изготовиться для контрманевра, рассчитывая создать на своем левом фланге на стыке с 12-й армией значительное сосредоточение сил.
Директива командзапа № 406/оп от 17 августа, по существу, указывала группировку, обеспечивающую наш отход [546] от линии р. Вислы. 16-я армия отводилась за р. Ливец, выделяя две дивизии в резерв на левый фланг, для того чтобы, сблизив ее таким образом с отставшей 12-й армией, достигнуть взаимодействия между ними.
В то же время 4-я армия должна была сосредоточиться в районе Прасныш — Цеханов — Млава для удара по тылам противника, действовавшего против 15-й и 3-й армий. 15-я армия для обеспечения перегруппировки 4-й армии должна была нанести удар на Плонск, 3-я армия должна была обороняться на Нареве и Буге, а Мозырская группа должна была вновь перейти в наступление на Белу. Сложный маневр перегруппировки на марше назад, с рокировкой дивизий в сторону левого фланга, осуществить не удалось, так как оперативная свобода большинства наших армий в это время была уже связана непрерывно развивающимся наступлением противника, который раньше наших дивизий оказался в районе Дрогчина, где командование Западным фронтом предполагало образовать новый ударный кулак.
Главное командование, учитывая общую обстановку, предполагало собрать направляемые им на Западный фронт подкрепления в районе Бреста, но падение этого пункта помешало выполнению и этого плана. Общую, невыгодную для нас обстановку еще более осложняли частные успехи III конного корпуса 4-й армии, который овладел мостом через р. Вислу у г. Влоцлавска и, заняв м. Бобровники, перебросил свои разведывательные части на левый берег Вислы. Отсюда он был направлен на г. Плоцк и в ночь с 18 на 19 августа вел успешный бой за обладание им, но не успел завершить его, так как на рассвете 19 августа получил новое приказание от своего командарма о движении на Плонск в связи с вышеупомянутой директивой командзапа от 17 августа о новом сосредоточении всей 4-й армии в районе Прасныш — Цеханов — Млава.
Двухдневная задержка оказалась роковой для 4-й армии, так как она из-за этого оказалась оторванной от прочих наших армий в момент, когда противник перешел к энергичному использованию своего успеха. 18 августа противником была произведена новая перегруппировка своих сил, причем из частей прежних 3, 4-й и 2-й армий были образованы 2-я и 4-я армии; 2-я армия получала направление через Межиречье [547] на Белосток; 4-я — через Калушин — Мазовецк на Граево; 1-я — через Вышков на Остров и Ломжу. В задачу этих трех армий, менявших фронт своего наступления прямо на север, входило окружение возможно большей части сил Западного фронта. 5-я армия получала задачу уничтожения 4-й красной армии путем захождения круто на север в направлении на Цеханов — Млаву, и, наконец, 3-я армия направлялась против 12-й красной армии. Исчерпавшие свои усилия в предшествующих боях, 3-я и 15-я красные армии не могли успешно сопротивляться новому нажиму противника и начали выходить в восточном направлении из-под занесенного на них удара. А так как 4-я армия находилась по отношению к ним на уступе вперед, то все удары противника обрушились на последнюю, которая уклонялась от них и, прижимаясь к восточно-прусской границе, дважды прорвавшись сквозь кольцо противника, в конце концов вынуждена была перейти главной массой своих сил 26 августа 1920 г. на территорию Восточной Пруссии{322}.
Можно считать, что этим эпизодом закончилась наша операция на Средней Висле, вылившаяся в обширное генеральное сражение. В этом сражении обе стороны поставили своей целью уничтожение живой силы противника.
Остается открытым вопрос, почему же наши частные успехи над северным крылом польских армий не вылились в один решающий общий успех? Чтобы ответить на этот вопрос, нам надо подвести только итог нашим частным выводам. Причинами, препятствовавшими нам использовать наши частные успехи, были: отсутствие объединенного руководства [548] на поле Радиминского сражения и под Плонском; продолжавшееся до конца уклонение 4-й красной армии своими главными силами от Модлинского сражения (р. Вкра), что еще более увеличило не в нашу пользу неблагоприятное соотношение сил; ряд благоприятных случайностей для противника в форме своевременного перехватывания им приказов 16-й и 4-й красных армий{323}; наконец, отсутствие быстрого реагирования некоторых армейских штабов на галопирующее изменение обстановки в условиях маневренной войны и недопустимое удаление штаба Западного фронта от боевой линии, о чем упоминалось уже ранее. Это влекло за собой известную медленность нашего оперативного руководства, которая усиливалась из-за удаления наших полевых штабов от мест наиболее решительных боев. Не будем также забывать и закона числа, позволившего противнику дольше нас развивать последовательное напряжение своих усилий на наиболее решительных участках сражения. Все эти промахи свидетельствовали о еще слабом нашем тогда знакомстве с техникой управления значительными массами войск. С какой точки зрения и с каким мерилом ни подходить к операции на Висле, неоспоримо будет одно: красное командование всех степеней чрезвычайно искусно и умело использовало моральное превосходство своих войск. С этой точки зрения сражение на Висле явится одним из классических примеров военной истории. Но основной стратегической причиной нашего поражения на Висле остается расхождение двух фронтов по эксцентрическим направлениям, в то время как противник усиливался и новыми формированиями и за счет сосредоточения сил на решающем направлении. Правильно намеченное Главным командованием сосредоточение фронтов к сражению на Висле еще до начала операций, а также после ряда отклонений, принятое и изложенное им в директиве от 11 августа, несмотря на его осуществимость по времени и пространству, в силу целого ряда трений осуществлено не было. Эта кампания, проигранная нами, лучше всего учит нас, как надо управлять на войне и как готовить армию в мирное время. [549]
Наконец, нельзя обойти молчанием и того влияния, которое на операцию на Висле оказало расстройство наших тылов.
Вот урок, который мы должны извлечь на будущее из истории операции на Висле. Сохраняя в полной мере дерзания нашей революционной военной мысли, уметь сочетать ее с усвоением техники военного дела во всех его мелочах{324}. Это тот путь, который указывает нам история.
Крутое уклонение главной массы сил противника к северу заставило его в дальнейшем потратить значительное время на новую перегруппировку. Это дало возможность главным силам Западного фронта устроиться на р. Неман и на линии Волковыск — Пружаны — Кобрин.
В момент, когда Варшавская операция приходила к своему концу, обозначилось наконец, долгожданное наступление 1-й конной армии, предпринятое по настоянию главкома. Конная армия только 19 августа вышла из упорных боев за обладание Львовом и получила задачу, действуя в направлении Красностав — Люблин, в четырехдневный срок овладеть районом Красностава. К 25 августа конная армия вышла в район Сокаля и 27 августа завязала бои с частями 3-й польской армии, но не была поддержана 12-й армией. В течение 28, 29 и 30 августа 1-я конная армия старалась овладеть г. Замостье, но, будучи атакована превосходящими силами противника с юга и с севера и не будучи поддержана 12-й армией, она начала свой отход за р. Зап. Буг. 1 сентября противник, сосредоточив значительные силы, продолжал свое наступление из района Грубешова, причем бои распространились и на участке 12-й армии, и после шестидневных упорных боев 1-я конная армия 6 сентября вновь отошла в район Владимира-Волынского (схема 20).
Пока на берегах Вислы назревал кризис кампании, 14-я армия Юго-Западного фронта в пределах Галиции вела [550] упорные бои с Украинской и 6-й польской армиями, стремясь овладеть Львовом. Бои на подступах к последнему отличались особым упорством. Однако благоприятный для противника исход варшавской операции отразился и на положении и усилении активности противника в пределах Галиции, что вынудило 14-ю армию к частичному сокращению своего фронта и переходу к активной обороне на фронте Буск — Рогатин — Гнилая Липа — Днестр, где борьба с частичными колебаниями фронта не затихала в течение всей первой половины сентября.
Когда начались неудачи Красной Армии под Варшавой, то 22 августа 1920 г. Бюро Петербургского комитета РКП опубликовало сообщение. В нем говорилось о том, что «наши доблестные, но уставшие от непрерывных боев красноармейские части принуждены были несколько отступить». Петербургский комитет партии и президиум Петроградского исполкома постановили в течение 72 часов произвести мобилизацию самых лучших членов питерской организации в количестве 1500 чел.
25 августа состоялись первые проводы мобилизованных, а центральный орган партии «Правда» писал: «Петербург, этот застрельщик революции, был всегда городом героев. Он остается таким и до сих пор. Когда до питерских рабочих дошла весть о поражении Красной Армии под Варшавой и об ее отступлении, питерские рабочие не растерялись и не стали медлить».
Всероссийский центральный совет профсоюзов объявил новую мобилизацию. Московский совет профессиональных союзов постановил мобилизовать 600 чел. наиболее стойких и самоотверженных членов профсоюзов, завкомов, месткомов и т. д. 26 августа началась мобилизация через профессиональные союзы и в Петербурге. Провинция делала то же самое: в маленькой Новой Ладоге партийная организация мобилизовала 16 ответственных работников, в Новгороде организовали кавалерийский отряд коммунистов, Ярославль мобилизовал 52 чел., затем дополнительно 100 и, кроме этого, 140 ответственных работников профсоюзов.
23 сентября 1920 г. открыла в Москве свои заседания Всероссийская конференция РКП(б). Доклад ЦК привел цифры последних мобилизаций. [551]
Первая партийная мобилизация на транспорте дала 5905 чел., вторая мобилизация на Украину и Западный фронт — 4537, третья для запасных частей — 5060, на Врангелевский фронт — 1100, на туркестанский — 148, поляков, литовцев, белоруссов — 109, галичан — 37, мусульман — 102 и, наконец, последняя мобилизация на Западный фронт выполнена полностью и дала 5000 чел. Всего было мобилизовано 23 420 чел. Это свидетельствует о том, что темп партийной мобилизации во время польской кампании был еще более напряженным, нежели во все предыдущие кампании. Между тем в печати почти не приходится встречать указаний о том, что коммунисты «переломили» на фронте настроение, создали перелом и т. п.
Причина этого заключается в том, что в польской войне дело было не в «переломе» настроения красноармейцев. Из множества корреспонденции того времени можно взять для примера письмо мобилизованного питерского ответственного работника. Письмо было написано уже после варшавского поражения: «...какое прекрасное отношение красноармейцев к коммунистам. Мы как в пути, в эшелонах, а потом в частях не видели ни одного недоброго взгляда, не слышали ни одного недружелюбного слова. Отступлением красноармейцы очень недовольны. Многие из них на вопрос о причинах отступления только и отвечают: «Не понять, как это случилось ведь в восьми верстах были от Варшавы». Другие добавляли: «Ничего, исправимся, все равно Варшаву-то возьмем». Когда приходилось драться — дрались отчаянно. Приходилось отступать — отступали, кое-что потеряли, но опять-таки не потеряли уверенности в победу».
Эта картина существенно отличается от того, что было первоначально при наступлениях Юденича или Деникина. По отношению к фронтовым частям речь, очевидно, шла не в плоскости необходимости переломить настроение.
Само направление деятельности партийных и профессиональных организаций во время отступления Красной Армии от Варшавы показывает, куда надо теперь направить силы, чтобы партия и профсоюзы помогли фронту. И в Москве, и в Ленинграде проводятся недели, когда различные союзы отчисляют на фронт продукты своего производства: [552] химики — мыло, пищевики — сухари, металлисты — пуговицы, алюминиевые ложки, гвозди для подметок, походные судки, швейники — тысячи и тысячи комплектов белья и пр.
На 3-м Всероссийском съезде кожевников т. Ленин говорил: «Потребуется гигантская энергия и самодеятельность — и именно рабочих, именно профсоюзов и в первую голову — тех рабочих, которые близко стоят к отраслям промышленности, связанным с обороной. Главная наша трудность в настоящей войне — не в недостатке человеческого материала, а в недостатке снабжения.». Ленин предлагал «подражать примеру наших питерских рабочих, которые недавно развили снова и снова гигантскую энергию, начиная со снабжения и обеспечения красноармейцев. Главным предметом наших бесед, собраний, докладов должно быть: все на помощь Красной Армии».
Организационная работа коммунистов на фронте сохранила всю силу и значение, но новые обстоятельства — «людей у нас достаточно, а снабжения нет» — ставили перед партией по-новому задачи помощи фронту, дополняли новое к лозунгу: все для Красной Армии. То обстоятельство, что партийные организации и профсоюзы вступили на этот путь, имело огромное влияние на вторую половину кампании вместе с целым рядом факторов, речь о которых идет ниже.
Одним из первых политических результатов нашей варшавской операции явился затяжной характер, который стали принимать переговоры о мире, начатые в Минске. Польская мирная делегация старалась свалить всю вину за происходящую войну на Советскую Россию и 23 августа 1920 г. заявила о неприемлемости наших мирных условий. В то же время под влиянием военных успехов изменилась и политическая физиономия польского правительства, пополнившегося реакционными элементами, что также обусловливало несговорчивость польской делегации. Русская и украинская советские делегации, выставив свои условия мира, предлагали сделать то же польской делегации, однако последняя, выжидая, очевидно, исхода завязавшихся боев, от этого уклонялась. При таком положении дел 30 августа, с согласия обоих правительств, заседания мирной конференции были перенесены в Ригу. [553]
Перелом кампании, на этот раз благоприятный для польского оружия, определил и новые цели, которые поставила себе стратегия обеих сторон до конца кампании. Они заключались для противника в стремлении обеспечить за [554] собой ко времени подписания предварительного мира возможно больший выигрыш в пространстве, а для нас — в стремлении сохранить за собою ту часть территории, которая мыслилась советским правительством как нераздельная часть братских союзных республик Белоруссии и Украины.
Под знаком затягивающихся переговоров о мире армии Западного фронта, сильно расстроившиеся во время отступления, устраивались на фронте Липск — Крынки — Пружаны — Кобрин — Владимир-Волынский. На этой линии командование Западным фронтом предполагало восстановить организационные соединения, пополнить их и вновь перейти в наступление. Командзап рассчитывал, что к 15 сентября вверенный ему фронт станет опять вполне боеспособным, и даже предполагал «предварительно разыграть подготовительную операцию на левом фланге» посредством 12-й и 1-й конной армий. Однако эти предположения не встретили одобрения главкома, да и не могли осуществиться, потому что противник сам упредил нас в инициативе на южном участке Западного фронта. Здесь 3-я польская армия, усилившаяся вновь в результате общей перегруппировки польских сил, имевшей место 18 августа, удачно для себя ликвидировала обособленную операцию 1-й конной армии на Замостье. Отбросив 1-ю конную армию за р. Зап. Буг, она не ограничилась этим успехом, а продолжала развивать его, тесня к востоку нашу слабую 12-ю армию. Таким образом, 3-я польская армия вклинивалась между внутренними флангами 12-й армии и новой 4-й армии. Это название получила бывшая Мозырская группа, прикрывавшая Кобринское направление.
Так, с начала сентября стало обозначаться наступление противника на Ровненском направлении. В свою очередь командование Западным фронтом замышляло новый контрманевр на Брестском направлении; 12 сентября командзап приказал усилить левый фланг 16-й армии переброской ее армейского резерва на Пружанское направление (17-я стрелковая дивизия). 4-я армия усиливалась 55-й стрелковой дивизией, которая шла в распоряжение командзапа из Петрограда. Эту дивизию надлежало выдвинуть на Кобринское направление. Вслед за тем 4-я армия должна перейти в наступление на Кобрин — Влодава, а 12-я армия должна была отбросить противника в направлении на Брест-Литовск. Однако в день отдачи [555] этой директивы противник прорвался сквозь жидкий фронт частей 12-й армии и овладел в тылу их г. Ковелём, после чего энергично начал расширять разрыв между внутренними флангами 4-й и 12-й армий, заставляя последнюю все время откатываться на восток. 4-я армия после упорных, но безрезультатных боев под Кобрином, оказываясь сильно на уступе вперед по отношению к 12-й армии, также постепенно осаживала к востоку. Наконец неустойка на фронте 12-й армии отразилась и на положении правого фланга 14-й армии, который вынужден был осаживать назад со Львовского направления. 14 сентября противник овладел Владимиром-Волынским.
Оценивая обстановку на участке 12-й армии как начало новой серьезной операции противника, Главное командование стремилось поскорее вывести в резерв в район Ровно 1-ю конную армию. Оно считало, что только ударом резерва, сосредоточенного в глубине, удастся не пустить противника на Украину. Решение командзапа, также стремившегося вытянуть 1-ю конную армию в район Ровно, упредило эту мысль главкома и было одобрено им.
Вместе с тем, 15 сентября главком установил новую разграничительную линию между обоими нашими фронтами: Сокаль — Торговица — Ровно — Дубровка (на железной дороге Новоград — Волынск — Шепетовка) — ст. Копня (железная дорога Житомир — Бердичев). В случае перехода в наступление поляков против армий Западного фронта до окончания ее готовности главком указывал на необходимость постепенно отводить назад резервные дивизии фронта, не вводя в бой до полной их готовности.
Продолжающийся быстрый откат 12-й армии делал сомнительной возможность организации контрманевра из района Ровно. 16 сентября 12-я армия начала уже отход за р. Стырь, в связи с чем сосредоточение 1-й конной армии относилось в район Бердичева и Житомира, а 18 сентября Ровно было уже оставлено нашими частями.
Непосредственным результатом Ровненской операции противника было отвлечение внимания и сил командования Западным фронтом в сторону его левого фланга. Операция, проведенная силами одной 3-й польской армии, дала такие значительные результаты потому, что ей пришлось иметь дело почти исключительно с малобоеспособной и притом [556] занимавшей широкий фронт 12-й армией. Ни командование Западным фронтом, ни Главное командование не были заинтересованы в введении в дело 1-й конной армии, а наоборот, прилагали все усилия для вывода ее в резерв. Поскольку противник существенно не изменил той сгущенной к его левому флангу группировки, которая явилась результатом организации им преследования наших армий после кризиса варшавской операции, то теперь он ставил себе ближайшей задачей «разбить советские силы, сосредоточенные в четырехугольнике Гродно — Лида — Слоним — Волковыск».
В 20-х числах сентября общая линия армий Западного фронта шла следующим образом. Правый фланг 3-й красной армии начинался севернее Липска, где он входил в связь с левым флангом Литовской армии. Далее линия фронта шла через м. Крынки, по р. Свислочь до местечка того же названия, перекидываясь отсюда на Пружаны — Кобрин (искл.); затем линия фронта на участке 4-й армии, упершись в р. Припять, круто ломалась вдоль ее течения на восток до г. Пинска, перекидываясь отсюда через м. Гродно и м. Высоцк на левый берег р. Горынь, где уже начинался участок 12-й армии. На протяжении от Липска до Кобрина противник почти всюду находился в непосредственном боевом соприкосновении с нашими частями. Южнее Ковеля его силы сосредоточивались главным образом по обе стороны шоссе Ровно — Новоград — Волынск. Таким образом, лесисто-болотистый участок к северу от этого шоссе до линии р. Припяти и такой же промежуток между pp. Стырь и Горынь были почти свободны от войск противника.
Главная роль в неманской операции выпадала на долю 2-й польской армии. Она должна была связать противостоящие ей силы наших 3-й и 15-й армий атакой на фронте Гродно — Мосты и сильной маневренной группой обойти через м. Друскеники правый фланг нашего Западного фронта, овладеть Лидой, разбить находящиеся там резервы командования Западным фронтом и вместе с тем отрезать путь отступления нашим частям, расположенным в районе Гродно, на левом берегу Немана. 4-я польская армия, действовавшая на Кобринском направлении, должна была своим левым флангом содействовать этой операции. [557]
В свою очередь командование Западным фронтом, полагая, что противник перебросил часть своих сил против южного крыла фронта, считало обстановку подходящей для нанесения противнику «решающего поражения» и постановки польской армии в очень тяжелое положение. Осуществить это решение командзап мыслил следующим образом. Разбив Белостокско-Бельскую группу противника, главные силы фронта должны были переменить направление на юго-запад примерно на Люблин. Таким образом и эта операция должна была развиться под знаком решающего удара правым флангом.
Стремление противников к выполнению поставленных ими себе целей и положило начало неманской операции — последней крупной операции на главном театре войны. Противник упредил нас своей атакой, так как директива Пилсудского о переходе в наступление последовала 19 сентября. Сущность плана противника, как видно из вышеизложенного, свелась к охвату правого фланга нашего Западного фронта с одновременным прорывом его фронта в направлении на Мосты. Но так как командование Западным фронтом, готовясь к своему удару, по-прежнему сохраняло «таранное» значение за 15-й армией, держа ее на более сокращенном фронте и группируя в ее тылу резервы в количестве двух дивизий, удар противника пришелся по линии наибольшего сопротивления и не только не дал ожидаемых результатов, но даже привел после ряда упорных боев, из которых многие развились под знаком встречных столкновений за обладание линией р. Свислочи, к истощению усилий польского ударного кулака. В районе Волковыска 24 сентября мы даже имели значительный местный тактический успех, который доказал достаточную боеспособность наших новых укомплектований.
Так же нерешительны для противника оказались и бои на фронте нашей 3-й армии, удерживавшей за собой линию р. Неман. Судьбу операции решил глубокий обход по литовской территории обходной группы в составе двух польских пехотных дивизий и двух кавалерийских бригад, после того как литовская армия была разбита и отошла на Вильно. Хотя наша 3-я армия и могла бы противопоставить этому обходу силы до трех стрелковых дивизий, но они могли быть лишь последовательно подтянуты и введены в дело на правом фланге армии, так как одна из них — [558] армейский резерв 3-й армии — располагалась за ее левым флангом, а другая, переданная в распоряжение командарма{325} 3-й и 5-й армий, подтягивалась усиленными переходами на новое направление. Наличными силами 3-й армии путем их перегруппировки в сторону правого фланга на марше назад ликвидировать охвата противника не удалось. 3-я армия, а за ней и Западный фронт должны были 25 сентября начать свой отход на линию старых германских окопов.
В самый разгар Неманской операции последовало принципиальное решение нашего главного командования, совершенно изменявшее относительное значение Польского и Врангелевского фронтов в оценке нашей стратегии. 24 сентября в своей директиве на имя всех командующих фронтами главком основной задачей настоящего времени ставил «окончательную ликвидацию Врангеля в возможно короткий срок». В связи с этим главой задачей Западного фронта теперь являлось восстановление его боевых сил и подготовка к решительному удару против поляков совместно с Юго-Западным фронтом. Этот удар предвиделся не ранее середины ноября. Юго-Западному фронту ставилась задача — выигрыш времени до подхода крупных подкреплений, которые будут даны после ликвидации Врангеля.
Одновременно с Неманской операцией противник, пользуясь выдвинутым вперед положением 4-й армии, предпринял частную операцию и против нее. К 25 сентября фронт этой армии представлялся вытянутым по направлению к Кобрину уступом и шел по линии с. Пешки — Антополь; отсюда он круто сворачивал на восток вдоль Днепро-Бугского канала и далее перекидывался на р. Припять у с. Лахвичи. По р. Припяти линия фронта 4-й армии продолжалась до устья р. Яссльды. Для активного обеспечения Лунинецкого железнодорожного узла на правый берег р. Припяти была выдвинута 10-я стрелковая дивизия в составе двух бригад (28-й и 29-й); ища соприкосновения с противником, дивизия [559] главными своими силами выдвинулась в район мм. Гродно — Высоцк.
26 сентября сильный партизанский отряд Булак-Балаховича, двигаясь от г. Ковеля лесами и болотами вдоль р. Стыри, переправился через р. Припять у м. Невель и неожиданно ворвался в г. Пинск, где находился штаб 4-й армии. Управление армией на несколько дней было нарушено. Командарм 4-й т. Шуваев с начальником штаба т. Межаниновым направились к своим главным силам в район Антополя и начали отводить свою армию (65, 57-я стрелковые дивизии, 30-я стрелковая бригада, 17-я кавалерийская дивизия) за р. Ясельду в Северо-Восточном направлении на м. Логишин. Командование 10-й стрелковой дивизии предполагало развить удар на Ковель, но не имея возможности по условиям местности действовать прямо на Пинск, получило задачу от командования фронтом перебросить одну бригаду для непосредственной обороны Лунинца с запада, а другую оттянуть в район Столин — Видибор.
Отряд Булак-Балаховича (около 1000 штыков и сабель) несколько дней бездействовал в Пинске. 30 сентября он был сменен там бригадой 18-й пехотной польской дивизии, после чего начал развивать наступление в общем направлении на Видибор. Налет противника на Пинск имел своим следствием сильный разрыв между внутренними флангами наших Западного и Юго-Западного фронтов. Несколько ранее противнику удалось окончательно оттеснить наши части из пределов Восточной Галиции. Сильное стратегическое изнурение наших армий предшествующими боями, невозможность по недостатку времени и плохому состоянию железнодорожных сообщений в их тылу{326} своевременно усилить их комплектованиями, а также перенос центра тяжести приложения наших усилий на Врангелевский фронт определили дальнейший отступательный характер кампании на обоих наших участках Польского фронта вплоть до заключения перемирия, а затем и мира с Польшей.
Еще 23 сентября чрезвычайная сессия Всероссийского центрального исполнительного комитета в целях предотвращения зимней кампании, которая тяжким бременем легла [560] бы на трудящиеся массы России и Польши, признала возможным смягчить первоначально выставленные условия мира. Согласно новым условиями устанавливалась независимость Литвы, Украины, Белоруссии и Восточной Галиции, причем в отношении последней советское правительство признавало плебисцит по буржуазно-демократическому, а не по советскому принципу. Далее советское правительство отказывалось от всех своих требований в отношении польской армии и ее вооружения, а также от железнодорожного участка Волковыск — Граево. Государственная граница согласно нашему новому предложению намечалась восточнее линии, установленной Верховным союзным советом 3 декабря 1919 г., причем Восточная Галиция оставалась к западу от нее.
В свою очередь новое польское правительство начинало испытывать на себе давление поддерживавших его партий в отношении скорейшего заключения мира. Польские национал-демократы громко требовали прекращения «украинской затеи», основываясь на том, что советское правительство имеет неисчерпаемый людской материал; польская партия социалистов (ППС) высказывалась за признание этнографической границы Польши и за дружеское сожительство с РСФСР; английская и французская печать рекомендовали Польше умеренность в ее требованиях. Наконец, 12 октября в Риге были подписаны договоры о перемирии и предварительных условиях мира между РСФСР с одной стороны и Польшей — с другой. Согласно этим условиям признавалась независимость Советской Украины и Белоруссии, устанавливалась государственная граница примерно в ее нынешнем начертании, и признавался взаимный суверенитет. Польша обязалась на основе равноправия всех национальностей предоставить лицам русской, украинской и белорусской национальностей, находящимся на территории Польши, все права, обеспечивающие свободное развитие их культуры. Обе стороны отказывались от взаимного вмешательства во внутренние дела договаривающихся государств и от возмещения военных расходов и убытков. Кроме того, польское правительство отказывалось от поддержки контрреволюционных организаций Врангеля, Петлюры и Савинкова. Устанавливалась обязательная взаимная выдача заложников, взаимная [561] амнистия и вознаграждение для Польши за имущество, вывезенное из нее начиная с 1 августа 1914 г. по 23 октября 1920 г. Этот договор был утвержден Всероссийским центральным исполнительным комитетом, 24 октября — Украинским центральным исполнительным комитетом, а 26 октября — Польским сеймом.
После заключения перемирия Красной Армии пришлось еще ликвидировать те белогвардейские организации, которые, действуя совместно с польской армией, оказывались теперь в пределах нашей демаркационной полосы. Таковыми организациями явились: в Белоруссии — отряд Булак-Балаховича, а на Украине — отряды Петлюры. Те и другие были успешно ликвидированы красными войсками в течение ноября 1920 г.
В заключение следует отметить, что польское правительство в результате кампании 1920 г. не достигло своих основных целей, которые клонились к выходу польской государственности на востоке на линию польских политических границ 1772 г. Согласно условиям предварительного мира Польша получила территорию на 59 650 кв. км. с 4 477 000 населения меньше той, которую ей предлагало советское правительство в январе 1920 г.
Мы тем более считаем необходимым подчеркнуть это обстоятельство, что в военной печати встречаются не совсем правильные оценки результатов Русско-польской войны как войны якобы нами проигранной.
Разумеется, никто не станет отрицать того, что Красная Армия в варшавской операции потерпела поражение, но это был проигрыш лишь чисто оперативный. Итог войны самым решительным образом разнится от итогов и условий января 1920 г., что в свою очередь дает нам право оценивать исход Русско-польской войны как значительную победу советской стратегии и политики. Война была прекращена в тот момент, когда силы польского милитаризма были несравненно ближе к истощению, нежели силы Красной Армии. На новую кампанию без еще большего риска, чем в апреле, Польша идти не могла. [562]